Маншетт Жан-Патрик. Прикованный к красному ядру

   Ля Трим внезапно споткнулся на красной тропе, запутался в своих цепях и рухнул на большого черного Флаша, который упал на идущего перед ним. Как домино, четверо первых в колонне с проклятиями обрушились в пыль, спутавшись цепями и ногами. В ярости Болт ударил кулаком в живот Васо. Флаш встал между ними.
   — Это не он! — сказал высокий негр и показал на Ля Трима, который все еще лежал на земле. — Он!
   С непроницаемым лицом Болт приблизился к вонючему старику, который хныкал, тщетно пытаясь ползти. Болт схватил красное ядро, к которому тот был прикован, и протащил его на живот старика.
   — Не двигаться. Всем стоять на месте, куча дерьма! — приказал страж, наводя на людей ружье.
   Красные ядра застыли. Стражник разглядывал заключенных. Начавшаяся среди них склока заинтересовала его. Глаза его остановились на Грине.
   — Держу пари, ты рад возвращению.
   Грин удивленно взглянул на него.
   — Ты меня не узнаешь? А должен бы. Ведь это я тот ублюдок, который имел несчастье пустить тебя к Поттсу и в которого ты стрелял.
   Грин не реагировал. Улыбнувшись, стражник резко пришпорил мула, тот вздрогнул и лягнул Грина, который опрокинулся в красную пыль. Всадник сделал полукруг, вернулся к Грину. На этот раз удар был очень сильным. Грина подбросило в воздух, и он головой ударился об землю. Он уже не поднимался. Стражник повернул мула и остановился, направив ружье на Болта.
   — Подберите его.
   Болт и Ле Васо подняли Грина и отправились дальше, за ними Флаш, Ля Трим и Толливер. Стражник, довольный собой, поехал следом.
   — Говорят, — пробормотал Толливер, — Грину дали пятьдесят лет, из них тридцать за побеги.
   — Черт побери, — с горечью сказал Ля Трим, — у меня шестьдесят пять лет, и без единого побега.
   — Потому что ты кретин, — миролюбиво заметил Флаш. — Надо быть последним идиотом, чтобы изнасиловать жену судьи.
   — Кто бы мог знать! — возразил Ля Трим со вздохом.
   Небольшая группа людей продолжила свой путь. Вскоре арестанты прибыли по назначению и выстроились в большой комнате, служившей Поттсу конторой. Владелец осмотрел их, сделал гримасу и потряс головой.
   — Честное слово, не понимаю, зачем Этот болван, начальник стражи, послал вас сюда. У него просто безмозглая башка!
   Все, кроме Грина, улыбнулись и даже начали смеяться.
   — Ничего смешного! — крикнул Поттс, и смех прекратился. — Черт возьми! Что касается Грина, то мы обязаны его вновь взять, но вы не сможете работать как надо. Не сможете, таская за собой эти ядра…
   Поттс зажег одну из своих черных сигар.
   — Короче, — заявил он, — я жду, что вы оправдаете мои расходы на вас, ребята. Я обстряпал здесь неплохое дельце и, делая деньги, хочу, чтобы это продолжалось.
   Выпустив дым, владелец оглядел аудиторию, ожидая реакции. Ее не было.
   — Вы теряете время, — произнес кто-то за спиной Поттса.
   Грин поднял брови. В полутьме конторы только что показался Прюитт. За это время он изменился, лицо было изрыто морщинами, горькая складка пролегла у рта, веки сморщились от усталости или от алкоголя.
   — Может, я и теряю время, но никому не завлечь меня в охоту за сокровищами, — едко пробормотал хозяин.
   Не ответив, Прюитт прошелся вдоль шеренги арестантов. Он прихрамывал, волоча ногу. Надсмотрщик остановился перед Грином. Он ничего не говорил. Грин тем более. Поттс приблизился к первому в строю — мощному Болту.
   — Я, как говорят некоторые, любопытен, — заявил он. — Почему тебя осудили? Только не ври, ваши досье у меня в конторе.
   — Удар ножом, — сказал Болт.
   — Однако… И кого же?
   — Своего хозяина. Он увеличил мне плату за жилье.
   Покачав головой, Поттс перешел к следующему.
   — А ты?
   — Я задушил одного, — заявил Ле Васо.
   Он колебался. Поттс ждал подробностей.
   — Он спер у меня мои башмаки…
   — Но это, однако, не преступление! — воскликнул хозяин.
   — Я их у него взял накануне, — объяснил чурбан.
   Его приятели покатились со смеху. Поттс с отвращением пробормотал что-то сквозь зубы и двинулся дальше. Вопросительно поглядел на Толливера.
   — Умышленный поджог, — четко ответил пятидесятилетний человек.
   — И что же именно сгорело?
   — Моя жена.
   Теперь Поттс был перед Грином. Прюитт отодвинулся, оперся на бюро и глотнул виски. Поттс вытащил изо рта сигару и выпустил в лицо Грину облако дыма.
   — Ага, это ты. Я знаю все, что надо знать, и мы с тобой еще приятно побеседуем на эту тему, когда Прюитт кончит распивать.
   Грин не отвечал.
   — Смотри-ка, — сказал хозяин. — Что это с тобой случилось? Прошлый раз, когда ты приходил в мою контору, то говорил без умолку. Политиканствующий янки не смог бы лучше!
   Пожав плечами, Поттс сделал еще шаг. Зрачки его расширились, когда он уставился на Ля Трима.
   — Насилие, — сказал старик.
   — Она была красивой? — спросил Поттс.
   В строю засмеялись. Ля Трим отвел взгляд.
   — Я тебе задал вопрос.
   — Темно было, — захныкал старик.
   — Какая банда кретинов! — заключил Поттс. — Насилует женщину и не знает даже, как она выглядит.
   Он повернулся к последнему в очереди.
   — Ну ты хоть сотворил что-нибудь оригинальное?
   — Двоеженство, — сказал Флаш.
   — И за это тебе приклеили ядро?
   Сверкающая улыбка озарила на мгновение черты негра.
   — У меня было восемь жен.
   — Восемь? Ого, — повторил Поттс. На него это произвело впечатление. — Красивые?
   Вновь ослепительная улыбка.
   — Роскошные!
   — Белые, вся куча?
   Улыбка погасла.
   — Я не идиот, начальник.
   — Месье Поттс, мой мальчик! — поправил хозяин. — С двумя «т». — Он снова уставился на высокого негра. — Держу пари, ты совсем истощен.
   — Только не по этой части.
   — «Не по этой части»! — колко повторил Поттс, поворачиваясь к остальным арестантам. — Вы отличная банда подонков! В то время как честные люди, вроде меня, надрываются на работе, эти спят двадцать четыре часа в сутки или творят зло повсюду. Все, кроме Грина, конечно. Он — то, что я называю — особый случай…
   Хозяин отвернулся, ему было тошно.
   — Черт, — вздохнул он, — этот начальник стражи в самом деле полный нуль, когда речь идет о торговле!

2

   Лачуга была крохотной. Это было дощатое сооружение в ограде плантации, и на первый взгляд его можно было принять за конуру большой собаки, но оно предназначалось для человека. На этот раз для Грина. Там нельзя было ни стоять, ни лежать. Грин вынужден был все время находиться на коленях или на корточках. Здесь не было ни мебели, ни окна, ни света. Грин не знал, сколько ему придется здесь пробыть. Иногда дверца открывалась, и Прюитт избивал Грина. Наконец она отворилась в последний раз. Прюитт схватил Грина и выволок наружу.
   У арестанта была многодневная щетина, лицо испещрено следами от ударов. Под носом запеклась кровь, глаза налиты кровью. Он был очень грязным. Его подбитые глаза зажмурились от резкого света.
   — Тебе надо было меня прикончить, когда ты мог это сделать, — заметил надсмотрщик и ударил Грина. Его здоровенный кулак несколько раз опустился на лицо арестанта. Тот был слишком слаб, чтобы как-то реагировать. Он отупел от побоев, голода и бессонницы. Голова его болталась из стороны в сторону. Звук ударов ласкал слух Прюитта, и он с наслаждением продолжал избивать чуть живого Грина. Молодой человек рухнул на землю, не в силах больше шевельнуться. Губы его распухли и посинели, язык ощупывал разбитые зубы.
   — Дерьмо! — с ненавистью сказал Прюитт. — Наколол меня с этим золотом.
   Он пнул Грина ногой в бок, но тот уже почти не реагировал. Прюитт схватил его, поднял на ноги и толкнул вперед. Грин сделал несколько шагов, запутался в цепях и упал. Надсмотрщик опять поднял его.
   — Тебе надо преподать урок. Другие с красными ядрами быстро поняли…
   — Как и ты, хромоногий? — пробормотал Грин.
   Рот Прюитта судорожно сжался. Он отвесил Грину сокрушительный удар по почкам. Каторжник издал вопль и упал на колени. Прюитт хлестнул его хлыстом по лицу. У Грина открылся рот, кровавая слюна закапала с губы и окрасила красноватую пыль. Прюитт усмехнулся. Он снова схватил Грина и потащил его к конторе.

3

   — Теперь, — мягко сказал Поттс, — я полагаю, ты отдаешь себе отчет в том, что некий хромоногий предпочел бы видеть тебя мертвым…
   Поттс удобно устроился в своем вертящемся кресле. Он был мокрым от пота и, казалось, в хорошем расположении духа.
   Грин пошатываясь стоял перед конторкой. Он оперся о край стола, чтобы не рухнуть.
   Прюитт прислонился к стене и молчал. Он не отреагировал и тогда, когда Поттс намекнул на его ногу.
   — Но, — продолжал Поттс, — приказывает здесь не он. И убивать арестантов, если хочешь знать, не в моих интересах. Тебе остается покориться и делать то, что от тебя требуется. И может быть… может быть, все образуется.
   — Идите вы… — выругался Грин.
   Прюитт хотел было наброситься на него, но Поттс стукнул кулаком по столу, и надсмотрщик остановился.
   — Да, это нечто! — вздохнул Поттс. — За все время, что я руковожу, не видел большего идиота. Ты, наверное, самая дубовая башка, из всех что я когда-либо встречал на плантаций!
   Хозяин порылся в бумагах, громоздившихся на его рабочем столе, и вытащил толстое досье.
   — Грин, я все про тебя знаю. Черта с два ты участвовал в ограблении Фловердаля. Ты всего лишь непокорный разгильдяй, из тех, что уклоняются от призыва государства!
   — Вы хотите сказать, что я трус, как остальные подонки, не так ли?
   — Нет, конечно. Ты — штучка похуже, чем просто трус, — заметил Поттс.
   — Если вы так прекрасно знаете все, что происходит у меня в голове…
   — Я хочу знать! — отрезал хозяин.
   — В таком случае, — холодно сказал Грин, — вы знаете, что я собираюсь тикать отсюда, как только смогу.
   — Дубина, — сказал Поттс. — Дубовая голова, ты еще не понял, да? Ну ладно, кое-что я тебе сейчас покажу!
   Хозяин встал и пошел к двери. Грин повернулся и с трудом последовал за ним. Прюитт остался в конторе и, как только фермер вышел, потянулся к бутылке.
   Поттс шел впереди Грина через двор. Они приблизились к краю хлопкового поля. Вдали работали каторжники. Длинные повозки, запряженные мулами, перевозили то, что собрали люди. Поттс с удовлетворением осматривал свои владения.
   — Грин, — сказал Поттс, — ты мне стоил породистой кобылы, четырех дней работы моих стражников, которые они провели в поисках тебя, и тридцати восьми долларов семидесяти двух центов, которые я должен был заплатить государству, — моя часть расходов за твою поимку…
   Хозяин порылся в кармане, вытащил одну из своих сигар, закурил.
   — Может, вы хотите, чтоб я возместил издержки? — сказал Грин.
   — Не пытайся со мной шутить, малыш!
   — Дайте мне смыться отсюда. Вы не имеете права…
   — Права! — воскликнул Поттс. — Бог ты мой! У меня есть все права, какие только можно пожелать. Прекрати свои шутки, Грин. Тебе бы стоило как следует задуматься.
   Хозяин наклонился, схватил несколько цветков хлопка и бросил их в лицо Грину.
   — Этот хлопок сделает меня богатым! Богатым, да-да, — серьезно сказал он. — И я намерен этим воспользоваться.
   Затем он нагнулся, сгреб пригоршню красной земли и с яростью бросил ее в лицо молодому человеку. Красные комочки прилипли к потной коже Грина.
   — Даже эти чертовы фермеры янки, — все больше горячась, продолжил Поттс, — ничего бы не смогли вырастить в этой пыли. А я смог. Я! Я приехал сюда совершенно один, и никто не протянул мне руку помощи. Теперь я скажу тебе одну вещь. Ты сейчас же отправишься в поле и будешь собирать мне хлопок.
   Губы его дрожали, глаза сверкали. Он придвинул лицо совсем близко к грязному, испещренному синяками и кровоподтеками лицу своего пленника.
   — В этом грязном мире, — сказал он, — и люди, и вещи прогнили. Надо биться, чтобы завоевать себе место. И у меня нет времени нянчиться с уродом, который не желает следовать тем правилам, которые это общество установило.
   Он ощупывал взглядом лицо Грина, но тот ничего не отвечал.

4

   Поля были обширны и сплошь покрыты хлопком. Часть его уже была собрана. Бригады арестантов работали быстро. Прикованные к ядрам трудились наравне с остальными, и Грин был среди них. Люди уже действовали механически. Они быстро срывали хлопковые волокна из коробочек и отправляли их в висевшие через плечо мешки. Вооруженная охрана дремала на своих мулах.
   Прикованным к ядрам было не угнаться за другими бригадами — мешали цепи на ногах. Работа от этого замедлялась, производительность была низкой. Однако Поттса это не волновало.
   Подошло время отдыха. Почуяв запах бекона и свиного бока, которые поджаривал под навесом черный повар, люди оживились. Первым из красных ядер подошел Болт и протянул свой котелок. Повар погрузил куда-то половник и положил в его котелок порцию фасоли и патоки.
   — Следующий! — скомандовал повар.
   — Как это следующий? — воскликнул Болт. — У меня нет ни свиного бока, ни бекона!
   — Следующий!
   Болт не понял. Флаш потеснил его, заставив уступить место. Он улыбался повару, сверкая всеми своими белыми зубами.
   — Двойную порцию свинины для меня, дорогой, — заискивающе попросил он. — И не забудь бекон!
   Два негра глядели друг на друга. Повар покачал головой и, посмеиваясь, обслужил Флаша: фасоль и патока.
   — Какого черта! — воскликнул Флаш. — Я не буду жрать это! У других царская еда!
   — Проходи, наглая рожа, — отрезал повар. — Ты будешь есть, как другие, если соберешь столько же хлопка, сколько и они. Если будете продолжать бить баклуши, останетесь на бобах. Пошел!
   Резким движением Флаш поставил свой котелок перед поваром.
   — Негр, — сказал высокий чернокожий, — я надеюсь, скоро, где-нибудь на днях, тебя потянет на Перл-стрит, в Гальвестон.
   — И что тогда?
   — Все будет отлично, все будет нормально. Я устрою, что ты такое подцепишь у одной из моих девиц, что век не забудешь! Негр, у тебя вся ряшка будет зеленая!
   Повар проворно схватил котелок Флаша, опрокинул его, потом поставил перед разъяренным сутенером.
   — Так, — сказал он, — это будет стоить тебе обеда.
   Флаш в гневе удалился. Во дворе арестанты покатывались от хохота.

5

   Стояла ночь. Керосиновая лампа слабо освещала палатку, где растянулись на соломенных матрасах люди с ядрами на ногах. Било жарко, на всех одно рваное покрывало, негнущееся от грязи. Насекомые роились вокруг лампы в спертом от вони потных тел и сигаретного дыма воздухе.
   Грин лежал с тонкой сигаретой в зубах, повернувшись спиной к товарищам. Возле него примостился высокий чернокожий Флаш.
   — Ты поднял бунт и за Союз?
   — Я тебе уже три раза говорил.
   — Да, — прошептал Флаш, — но это кажется таким…
   — Здесь нечего понимать, — отрезал Грин. — Эти типы с Юга меня призвали, и я помчался на всех парах. Когда меня остановили на бегу, то Север захотел меня перехватить.
   — Чего я не могу понять, — вмешался прислушивавшийся Толливер, — так это почему ты не защищался. Все на свете дерутся!
   — Я — не все на свете, — сухо сказал Грин. — Север, Юг, Восток, Запад. Плевал я на все эти дерьмовые правительства.
   — Ты в самом деле странный, — заметил старый Ля Трим своим хныкающим голосом.
   — Точно, странный!
   Это сказал Болт, простодушно качая курчавой головой.
   — Тип, который не верит в правительство! — добавил он. — Никогда такого не видал. Это ненормально.
   — Ты опять за свою чушь, — заметил Флаш.
   Болт убежденно потряс головой:
   — Это не чушь, то, что я говорю. Это жизнь так устроена.
   И Болт громко пукнул.
   — Прекрати! — приказал Флаш. — И так осточертело собирать целый день хлопок и жрать всякую гадость, а тут ты еще воняешь.
   — Это не я. Это фасоль, — заявил Болт.
   — Слушай, прекрати, а то я сбегу…
   — Сбежать! — воскликнул Ля Трим, ухватившись за новую возможность принять участие в разговоре. — Сбежать! Я знал одного парня в Канзасе, ему оставалось тянуть всего неделю. Проклятый кретин выдержал в этой дыре девять лет, и надо же было, чтоб он утек! Он сказал, что не может больше выдержать даже минуты. Они его поймали на следующий день и пришили еще десять дет!
   — Вот это да, это свинство, — убежденно заявил Болт.
   — Все время болтаешь, — сказал Ле Васо. — Ты не знаешь, что это такое.
   Толливер холодно взглянул на Васо. Тот замолк.
   — Что ты хочешь этим сказать, будто я не знаю, что это такое? — раздраженно воскликнул Болт. — Я здесь такой же, как и ты. Разве нет?
   Васо не поднимал глаз.
   — Ты что-то хотел спросить у Грина, — пробормотал он.
   Грин все еще лежал спиной к своим компаньонам. Он смотрел невидящими глазами на полотняную стенку палатки. Потухшая сигарета висела на губах, вполуха он прислушивался к арестантам. Он начинал в них разбираться. Что до Ля Трима, от него толку не будет. У старика никогда и не было достоинства. Толливер и Ле Васо, кажется, вместе, еще старая команда. С этих двоих тоже мало проку.
   Оставались двое черных. Болт дурак. Никогда б он никого не зарезал и не оказался здесь, если бы его кожа была белой. Но раз уж он здесь, то отсюда не выберется. Что до Флаша…
   Флаш интересен. Умный, хотя не сказать чтобы сговорчивый. Но какого черта! Он никогда ни на кого не рассчитывал, не будет и теперь. Он уйдет отсюда один. Скоро, По крайней мере…
   — Здесь не о чем говорить, — сказал он громко.

6

   От шеи до щиколоток человек был облачен в полотняную, побелевшую и потертую на швах одежду и сапоги. Мятая шляпа защищала от солнца его плоское лицо с ясными глазами. Поперек седла на ремне висел «винчестер». И хотя оружие было недавнего образца, видно было, что оно много послужило. Блестящий смазанный ствол содержался в чистоте, приклад был отполирован как частым употреблением, так и заботливым уходом.
   Всадник медленно ехал вдоль бригады красных ядер, которые прекратили собирать хлопок, чтобы лучше разглядеть его. Он тоже смотрел на них. Только Грин продолжал работу.
   — Я его когда-то видел, — пробормотал Ля Трим.
   — Кто это может быть? — спросил Болт.
   — Это Длиннорукий, — сказал Грин, не прерывая работы.
   Ле Васо сделал большие глаза:
   — Не верю, это невозможно! Почему они наняли этого типа? Всего лишь шесть рецидивистов…
   Грин продолжал работать, он уже обходил своих компаньонов. Подобие улыбки промелькнуло на его полных губах.
   — Если это тебя так интересует, спроси у Поттса. Я уверен, он не откажет себе в удовольствии объяснить тебе.

7

   Вечером в дыру, которая служила входом в Палатку красных ядер, вошли двое обыкновенных арестантов, тех самых, которые когда-то сооружали позорный столб для Грина. Они принесли виск.
   — Пришло времечко, — сказал Ле Васо, поднимаясь и облизывая губы.
   — Тариф — один доллар за глоток.
   Среди красных ядер послышалось ворчание. Только Грин и Флаш молчали.
   — Доллар — глоток, — повторил человек, державший виски.
   Ле Васо выругался, пожал плечами, вытащил из башмака скомканную бумажку, протянул ее разносчику, схватил бутылку и жадно глотнул.
   — Вы видели Длиннорукого? — спросил Толливер с деланной беспечностью.
   Пришедшие кивнули:
   — Т. С. Банше… Он дорого стоит.
   Ле Васо воспользовался тем, что те отвлеклись, и сделал украдкой еще глоток. Разносчики смерили его ледяным взглядом.
   — Ты должен нам еще доллар.
   — Идите в задницу, вот еще! — воскликнул Ле Васо — Оно вообще из мочи, ваше пойло, она не стоит и цента!
   Один из разносчиков схватил ядро Ле Васо и с силой потянул за цепь. Ле Васо потерял равновесие. Двое мужчин бросились на него, пиная ногами в бока и в лицо.
   Болт и Толливер поднялись. Флаш взглядом остановил Болта, который намеревался броситься на разносчиков. Огромный негр сел обратно. Толливер увидел, что он один. На губах его показалась жалкая улыбка. Он остановился и тоже сел, теребя рукой небритый подбородок, будто желая стереть эту улыбку.
   Ле Васо свернулся в комок. Разносчики ногами вколачивали его лицо в землю. Потом повернулись к остальным. Никто не двигался. Ле Васо тяжко дышал, лицо было прижато к земле. Ля Трим наконец зашевелился. С кривой улыбкой старик извлек из своего тряпья разные мелкие монеты, приятели глядели на него. Ля Трим замер в колебании.
   — Давай! — скомандовал тот разносчик, что был повыше.
   Никто ничего не говорил. Помимо всего прочего, им хотелось того же.
   Все молчали.
   — Вы что, туги на ухо? — спросил второй разносчик.
   — Нет, — сказал Грин.
   — Тогда поторапливайтесь. Идите сюда!
   Грин не отвечал и не двигался. Разносчики уставились на Флаша.
   — Я — пас, ребята, — мирно заявил сутенер. — У меня понос. Спасибо, однако… Что касается Болта, то он поклялся своей несчастной матушке, чтобы она покоилась с миром… Он ей еще в детстве поклялся, что не притронется к виски. Не правда ли, брат мой?
   Болт усмехнулся и покачал головой, не сводя глаз с разносчиков. Те поколебались минуту и вышли.

8

   Грин ждал своего часа. Он молча работал, не ввязывался в разговоры. Он не верил в солидарность среди негодяев, так же как и среди честных людей. Он ждал. Это не было терпением, или скорее это было терпением зверя. Он ждал.
   Другие не ждали. Толливер сделал выбор — он решил уйти отсюда. Но только не в одиночку. Ему уже было пятьдесят, и своих сил на такую операцию явно не хватало. Ему нужен был даже не столько компаньон, сколько человек, который бы служил ему и у которого было бы много силы и не слишком много ума. И в этом плане он тоже сделал выбор.
   Собирая неспешно хлопок, Толливер приблизился к Васо.
   — Ты можешь обстряпать это дельце? — зашептал Ле Васо.
   — Кобб требует слишком много денег…
   Ле Васо нервно облизал губы и почувствовал привкус пыли во рту. Краем глаза он следил за остальными красными ядрами, работавшими молча. Ему и Толливеру нужно было достать денег, чтобы подкупить охранника Кобба.
   — Мы возьмем в долю негров…
   — Ля Трим никуда не годится, — шепнул Толливер, — а Грин рванет сам по себе.
   — А если обратиться к другим арестантам?
   — К кому это? И когда выбирать?
   — Это верно, — вздохнул Ле Васо. — Ты можешь сказать Коббу, что мы согласны.
   Стражник верхом на муле приблизился к заговорщикам. Ле Васо сразу же принялся за работу. Руки замелькали быстрее, мешок стал наполняться хлопком. Он отодвинулся от Толливера.
   А в это время Поттс стоял возле своей хижины и, опершись о ящик, обозревал свои владения. Он был недоволен красными ядрами, которые двигались как черепахи, не осознавая своей выгоды. Они не любили хлопок.
   — Сегодня что-то очень жарко, — заметил появившийся с бутылкой в руках Прюитт. Его лицо было покрыто капельками пота.
   — С каких это пор я должен тебе платить за рассказы о погоде? — презрительно спросил Поттс, — Я хочу, чтобы ты, хромоногий, работал в поле. А не таскался здесь с барометром в заднице…
   — Я только что с полей, — запротестовал Прюитт. — Там все в порядке, кроме красных ядер. Если бы вы мне позволили обращаться с ними, как они того заслуживают…
   Поттс резко повернулся к нему. Прюитт застыл неподвижно с открытым ртом. Слегка покраснев, он тяжело вздохнул и опустил голову. Он понял, что лучше заткнуться, и поднес к губам горлышко бутылки.
   Поттс продолжал осматривать свои поля. Прюитт удобно устроился в тени под повозками, где были набросаны мешки… Поттс сжал губы. Красные ядра почти совсем прекратили работать. Ле Васо и Толливер опять принялись преспокойно болтать. Поттс стукнул ногой по ящику и повернулся с перекошенным от злобы лицом к своему надсмотрщику.
   — Ты мне можешь сказать, чем занимается стража? Позволь тебе напомнить, что эта не дом отдыха.
   — Не слишком ли вы суровы со стражниками? — пробормотал Прюитт. — Все это потому, что вы не даете им шанса…
   — Шанса! — воскликнул хозяин. — Бог мой, да эта банда болванов не способна найти постоянной нормальной работенки, даже если их жизнь зависит от этого. Это относится и к тебе.
   Прюитт ухмыльнулся:
   — Мне плевать, что вы обо мне думаете. Я доволен всем, кроме денег.
   — А что тут удивительного? — воскликнул Поттс. — Ты получаешь только за то, что подгоняешь банду дебилов! Больше ты ни на что не годишься.
   Быстрым движением хозяин выбил бутылку из рук надсмотрщика и направился к своей конторе. Прюитт бросил ему вслед взгляд, полный ненависти, и опустился на колени, чтобы подобрать осколки.

9

   Вечером Флаш, Болт, Ле Васо и Толливер, передвинув соломенные тюфяки в своей палатке, рыли землю руками. Они торопились, лица их были напряжены, губы стиснуты.
   — Я все-таки видел, как Кобб сюда входил, — злился Ле Васо.
   — Что ты рассказываешь сказки? Если бы заходил он, мы бы нашли эту штуку…
   Ле Васо поднялся, остальные продолжали копать.
   — Этой проклятой пилы здесь нет!
   — Кто-то мог зайти вслед за Коббом и утащить ее, — сказал Флаш.
   — Пусть он только мне попадется, этот ублюдок! Честное слово, я отдал Коббу все припрятанные деньги. Я отдал ему даже свой золотой зуб!