Ле Васо открыл рот и показал зияющую дыру в челюсти. Он в ярости потряс головой. Все глядели друг на друга.
   Другие арестанты, сидя на земле, болтали, курили, играли в карты. Грин держался чуть поодаль. Он сидел, опершись спиной о стенку навеса, потухшая сигарета прилипла к губе.
   Кто-то чиркнул спичкой и протянул ему огня. Грин собрался прикурить и поднял глаза. Перед ним полукругом стояли Толливер, Ле Васо и оба негра. Флаш задул огонек спички.
   — Ты нас разочаровываешь, Грин, — тихо сказал Толливер.
   Грин поднял брови:
   — Чем?
   — Ты прекрасно знаешь! — в ярости пробормотал Ле Васо.
   — Грин, — прервал Флаш, — наша пила у тебя?
   — У меня ее нет.
   — Грин, — сказал Ле Васо, — ты больше всех нас хочешь выбраться из этой дыры!
   — Это ты сам додумался?
   Ле Васо издал звериный рык и схватил Грина за глотку. Коротким ударом молодой человек высвободился. Второй удар — и Ле Васо рухнул на колени. Остальные бросились на Грина и прижали его к стенке навеса.
   Раздался стук лошадиных копыт. В сумерках блеснул хорошо смазанный «винчестер», висевший поперек седла. Красные ядра нехотя оставили Грина, отодвинулись и, поддерживая Ле Васо, удалились вместе с ним. Т. С. Банше медленно проехал в двух шагах от Грина. Его взгляд на мгновение задержался на молодом человеке, и почти неуловимая улыбка пробежала по лицу. Затем темнота поглотила Длиннорукого. Грин подобрал сигарету и вновь уселся у навеса.

10

   Красные ядра спали в темной палатке.
   Флаш вытянулся на животе. Он открыл один глаз и легонько потряс Болта. Рослый чернокожий проснулся. Выскользнув из-под дырявого покрывала, он похлопал по плечу Толливера, потом Васо.
   Теперь все четверо были на ногах. Они направились в глубину палатки. Когда они проходили мимо спящего Грина, Ле Васо внезапно повернулся и наклонился к молодому человеку. Тот открыл глаза, и рука его поднялась над головой. В кулаке была зажата узловатая дубинка.
   — Сволочь! — пробормотал Ле Васо.
   — Ты что-то сказал?
   — А, — выдохнул Ле Васо, — иди ты…
   Он отвернулся и присоединился к остальным троим, которые стояли на коленях около Ля Трима. Огромный Болт заткнул своей ручищей грязный рот старика. Ля Трим вытаращил глаза, ерзал, тщетно пытаясь сопротивляться, но другая рука Болта прижимала его к убогому ложу. Толливер склонился над стариком.
   — Больше не пытайся морочить нам голову. Куда ты дел пилу?
   Сообразительный Болт убрал руку от рта Ля Трима, чтобы тот мог ответить, и осторожно схватил его за горло.
   — Я не знаю, о чем вы говорите! — икнул несчастный.
   Движением головы Толливер показал Болту, что тот может немного потрясти жертву. Огромный негр пнул Ля Трима в живот, тот скрючился от боли.
   — Я ничего не делал! Я клянусь! Толли, имей жалость…
   Болт пнул еще, и старик стал корчиться, глаза его наполнились слезами, от страха он покрылся потом.
   — Имейте жалость!
   — Мы хотим правды, Ля Трим…
   Старик безобразно зарыдал:
   — Но я говорю правду… Я никогда…
   Толливер с презрением отвернулся. Ля Трим с ужасом глядел на огромную черную фигуру, склонившуюся над ним. Гигантский кулак просвистел во тьме и обрушился на лицо старика. Нос был проломлен, кровь хлынула в гноящиеся глаза, старые зубы, редкие и гнилые, наполнили осколками зловонный рот, и Ля Трим опрокинулся, потеряв сознание.

11

   На следующий день красные ядра медленно продвигались среди зеленых кустиков с белыми верхушками. Охранник Кобб, как всегда, верхом на муле держался возле Толливера, чуть наклонясь вперед. Голос его был угрожающим.
   — Уж не воображаешь ли ты, что я не сдержал слова, а, Толливер?
   — Я сказал только, что мы не получили того, что ждали…
   Говоря это, Толливер продолжал работать, продвигаясь вдоль хлопковых растений. Кобб слегка пришпорил мула, чтобы не остаться позади. В эту минуту кто-то зарычал. Болт опрокинулся назад, завертелся на земле. Рука его была сжата, он корчился, крича от боли. Ля Трим, который находился рядом, прыгал от радости.
   — Негритоса укусила крыса! — ликующе горланил он. — Негритоса укусила крыса!
   Все бросились туда. Флаш тщетно пытался удержать Болта, который продолжал биться в исступлении. Грин схватил руку раненого и повернулся к Ля Триму:
   — Дай свой клинок!
   Ля Трим попытался вывернуться. Флаш прыгнул к нему, вырвал небольшой нож, который старик прятал у себя за поясом, и дал его Грину. Молодой человек тут же надрезал ранку от укуса и, прижав рот к руке огромного негра, стал отсасывать густую кровь, которая хлестала из раны.
   Стоя в нескольких метрах, Толливер не двигался. Он холодно наблюдал эту сцену, не прекращая говорить с Коббом.
   — Мы перерыли всю палатку, сантиметр за сантиметром…
   — Честное слово, — сказал стражник, — в следующий раз будете осторожнее.
   — В следующий раз! — ухмыльнулся Толливер. — За ту цену, что ты нам назначил, следующего раза не будет,
   — Тебе нечего жаловаться. Я рисковал.
   — Мы на тебя рассчитывали, — сказал Толливер.
   Кобб почти потерял терпение.
   — Пошевеливайся! — приказал он. — He забывай, с кем разговариваешь, или ты еще увидишь, где раки зимуют… А если ты не согласен…
   — Все в порядке, — сказал Толливер.
   — Постарайся не забывать этого, — бросил Кобб, пришпоривая мула и удаляясь от Толливера.
   С мрачным видом тот присоединился к приятелям, которые столпились вокруг раненого. Ле Васо повернулся к своему товарищу.
   — Что сказал Кобб?
   — Это он, нет сомнения.
   — Ублюдок, — пробормотал Ле Васо сквозь сжатые зубы.
   Тем временем Флаш перевязал тряпкой руку Болта, поднялся и с ножиком в руке направился к Ля Триму.
   — Надо бы всадить его тебе в брюхо!
   Ля Трим боязливо отвернулся. Флаш сунул нож под его рубаху из серого полотна.
   — Если бы Болт разбил рожу мне, — спокойно заметил Грин, — я бы выпустил ему кишки, как только он упал.
   Молодой человек выпрямился, тряхнул головой и отвернулся. Флаш помог Болту подняться. Огромный негр морщился от боли, Флаш поддерживал его. Вдвоем они направились к ферме. Остальные возобновили работу. Было еще очень жарко.

12

   Равнодушная к человеческим судьбам экономика развивалась по известным только ей законам. Тысячами нитей были связаны торговля, промышленность, сельское хозяйство. И Поттс, не сознавая всех масштабов этого процесса, нашел, однако, здесь свою удачу и участвовал в нем. Поэтому лицо плантатора сияло, когда он, стоят в огромном амбаре, полном хлопка, созерцал все это богатство. Большая машина обмолачивала хлопок-сырец и затем формировала из него огромные тюки, которых накопилось уже довольно много. В дальнейшем все они отправятся в разные концы света, принося немалые доходы.
   Поттс чувствовал себя причастным к этому важному делу и потому сиял все больше. Кроме того, он испытывал необыкновенную потребность в общении. Он окликнул Грина, который переносил мешки хлопка-сырца в глубину амбара.
   — Ты сегодня спас Болта и сохранил мне работника. Это хорошо.
   Грин не ответил и положил свой груз возле Поттса. Плантатор любовно ударил ногой по мешку.
   — С самой войны я не выращивал его. Все это время я растил чужое. В самом деле, видеть весь этот хлопок, мой хлопок… это здорово.
   Плантатор посмотрел в лицо Грину, желая знать, понимает ли он его чувства. Молодой человек, казалось, был несколько смущен.
   — Возможно, тебе этого не понять, — сказал Поттс. — Конечно, ишачить на хлопке…
   — Есть люди, которые ишачат в местах и похуже, — сказал Грин.
   Поттсу казалось, что он понял, по крайней мере частично.
   — Ты знаешь, Грин, — сказал он добродушно, — может, в конце концов ты станешь славным малым после всего этого.
   — Возможно, — сухо произнес Грин. — Но я предпочел бы стать свободным малым.
   Поттс снисходительно засмеялся:
   — Свободным? Что ты хочешь этим сказать? Для этой банды болванов, которая нас окружает, по правде говоря, свобода означает надираться, трахать баб и нарушать тот или иной закон!
   — Я не такой, как они…
   — Но ты, однако, в той же дыре. И все из-за какой-то бляди если хочешь знать мое мнение!
   — Днем раньше, днем позже, — сказал Грин, — но я все равно буду свободен.
   Поттс покачал головой. Его хорошее настроение стало проходить.
   — Грин, ты в самом деле с большим приветом! Тебя приговорили к пятидесяти годам, а ты говоришь о свободе…
   Удрученный хозяин прочистил горло и мрачно сплюнул в пыль своего замечательного амбара.

13

   На следующий день красные ядра решили передохнуть возле цистерны на колесах, которая привезла им воды.
   Толливер и Ле Васо держались поодаль.
   — Может быть, Длиннорукого нет на участке? — с надеждой шепнул Ле Васо.
   Толливер скорчил гримасу:
   — Черта с два! Он выезжает каждое утро и возвращается каждый вечер, совсем как мы. Он где-нибудь за углом, можешь рассчитывать на это.
   Ле Васо пожал плечами. Он направился к цистерне и взял ковш воды. Выпив, медленно вытер рукавом рот. Его грустные маленькие глазки изучали долину в поисках всадника.

14

   Утром арестанты выстроились в центре плантации, чтобы идти на работу.
   Под надзором Кобба Грин направился к конторе Поттса, вошел внутрь. Кобб вернулся к своим делам.
   Поттс с курткой, перекинутой через плечо, столкнулся с только что вошедшим Грином.
   — Ладно, — сказал хозяин, — в твоем распоряжении четверть часа, не больше. Даже если это полиция.
   Грин не понял, он знал только, что его вызвали в контору. Из глубины помещения раздался голос:
   — Привет…
   Человек сидел возле рабочего стола Поттса, его мощный зад крепко покоился на сиденье, зубы пожевывали кончик сигары. Он разглядывал Грина. Взгляд его задержался на красном ядре, прикованном к щиколотке молодого человека. Тот быстро приблизился к полицейскому.
   — Честное слово! Начальник полиции Артур С. Доббс!
   Грин, улыбаясь, облокотился на бюро Поттса.
   — Что же вас привело в мои края? Уборка или поставка? — спросил молодой человек.
   — Все еще болтаешь? Да, Грин? — сказал полицейский беззлобно.
   Он оглядывал каторжника, его цепи, лицо с печатью усталости и следами ударов.
   — У меня и в мыслях не было приезжать, — сказал он медленно, — особенно после того, как по моей милости…
   — Бросьте, — отрезал Грин, — я мог бы нарваться на кого-нибудь другого. В мире много честных людей.
   Он наклонился и вытащил сигару из кармана Артура, спички взял со стола Поттса. Закурил и поморщился.
   — Я приехал сказать тебе, что Калли передумала, — внезапно сказал Артур.
   Грин поднял брови. Лицо полицейского было спокойно.
   — Это вряд ли вас устроит, — сказал Грин, — но она уже больше не в этом… доме.
   — Нет, — с жаром сказал Артур, — она давала мне что-то такое, чего не давали другие.
   Грин задумчиво смотрел на полицейского:
   — Делаете мне внушения?
   — Не по этой части. Выйти из этого сада удовольствий можно только самому.
   Грин не был удивлен. Он покачал головой:
   — Ну ладно, мы еще увидимся, Артур. Спасибо за визит.
   Он повернулся и пошел к двери.
   — На въезде, — сказал Артур, — я видел Длиннорукого.
   Грин замер:
   — Этот маленький стрелок…
   — Ну да, — сказал Артур улыбаясь. — Т. С. Банше, из Абилен.
   Грин повернулся:
   — Вы пустое место, Артур, но у вас верный глаз, не так ли?
   — Вот благодарный человек, — равнодушно сказал полицейский.
   — Не стоит портить себе кровь из-за этого, старина.
   Грин снова приготовился выйти, но Артур вновь остановил его:
   — Да не из-за себя я порчу себе кровь!
   — Дела Калли вас не касаются, — сухо сказал Грин. — По крайней мере, больше не касаются.
   — Почему ты такой злой? — спросил Артур.
   Грин криво улыбнулся. Полицейский покачал головой.
   — Серьезно! — сказал он. — Можно подумать, что передо мной генерал Грант собственной персоной. А всего лишь — грязный каторжник с ядром на ноге.
   Грин продолжал улыбаться.
   — Это интересная тема, Артур. Я бы вам объяснил, если б у меня было пиво в брюхе и хорошая сигара. Но сейчас немного не тот случай.
   Грин взглянул на свою сигару, наполовину выкуренную, и поморщился.
   — И это тоже не тот случай! И поля хлопка ждут меня. Итак, я предлагаю этим ограничиться.
   Молодой человек вновь пошел к выходу.
   — Скажите Калли, — бросил он, — что я буду в Гальвестоне до конца месяца.
   — Скажи ей это сам! Она за дверью.
   Грин застыл от неожиданности. Сжав зубы, Артур бросил сигару на пол и раздавил ее сапогом. Затем направился к выходу.
   Грин еще какое-то мгновение не мог двинуться с места. Потом широким шагом пересек контору и осторожно отворил дверь. Калли не слышала его. Она опиралась об угол стола, глаза были опущены в землю, выражение лица печальное. У Грина сжало горло.
   Калли подняла глаза, увидела Грина. Она бросилась в его объятия, и Грин поразился, как можно обнимать его, — таким он ощущал себя грязным, вонючим, оборванным, — и в то же время он чувствовал запах Калли, округлость ее груди, ее бархатистые щеки, которыми она терлась о его колючую щетину. Разум оставил его, лицо казалось опустошенным.
   — Ты не сердишься? — спросила Калли.
   — Черт побери, нет, — прошептал Грин.
   Тут в помещение вошел Прюитт.

15

   Хромоногий поначалу остолбенел, увидев Грина в обществе женщины. Он приблизился к парочке. Любовники отодвинулись друг от друга. В темных глазах Калли мелькнуло беспокойство, когда она увидела, как сжались челюсти Грина и жилка забилась на его виске. Комнату заполнила ненависть.
   — Поттс сказал, что все о'кей, — сказал Грин Прюитту.
   Надсмотрщик не реагировал. Глаза его вперились в Калли, оценивая тонкую талию, длину ног, округлость бедер и упругость груди, трепетавшей от прерывистого дыхания. Взгляд его задержался на полных губах женщины. Хромоногий был в восторге.
   — Что вы на это скажете! — пробормотал он с вожделением.
   Грин отступил на шаг и оперся рукой о спинку стула. Прюитт бросил на него взгляд и схватился за рукоятку своего хлыста. Калли закусила губу.
   Вдруг во входную дверь влетела медная пепельница, с металлическим звуком проскользнула по полу и остановилась между Грином и Прюиттом.
   Артур стоял в дверях. Его огромная туша добродушно заполнила весь проем. Он улыбнулся и, отодвинув полу, показал свою полицейскую бляху.
   — Они никому не мешают, — сказал он.
   — Они мне мешают, мне, — сказал Прюитт.
   Глаза его настойчиво возвращались к соблазнительным формам Калли.
   — Вы плохо смотрите. Взгляните сюда еще раз.
   Полицейский раздвинул обе полы своей куртки. На его правом бедре висел «кольт» с длинным стволом. Прюитт уставился на него, сжав губы, и издал короткий вздох. Плечи его опустились, он отступил.
   — Хромоногий, — сказал Грин. — Скажи «здравствуйте» начальнику полиции С. Доббсу. И вали отсюда, покуда задница цела.
   — Грин! — укоризненно сказала Калли.
   — Все в порядке, малышка. Артур и я, мы понимаем друг друга. Хромоногий не в счет, правда, хромоногий?
   Прюитт молчал. Он пристально посмотрел на Грина, наконец повернулся и вышел.
   — Грин! — вздохнул полицейский с раздражением.
   Он не договорил и вышел, покачивая головой.

16

   Спустя несколько минут повозка тронулась, увозя Калли и полицейского. Когда Поттс вышел из амбара, она остановилась возле него. Слегка откинув голову, хозяин прищурил глаза от солнца, чтобы лучше разглядеть Калли.
   — Вы здесь ведь всего на пару часов? — спросил он. — Уже уезжаете?
   — Полный вперед, на запад, — подал голос Артур.
   Поттс поскреб щетинистый, будто покрытый колючками подбородок.
   — Так… Пожалуй… Может быть, я через некоторое время заеду вас поприветствовать, если только буду желанным гостем.
   Артур молчал, глядя в пространство. Поттс смотрел на Калли. Молодая женщина не улыбнулась, и голос ее был холоден.
   — Если у вас достаточно денег, вы будете желанным гостем.
   — Душенька, — воскликнул Поттс, — без денег я никуда и не отправляюсь! Ясное дело, из-за этого я все здесь и затеял!
   Артур сплюнул в пыль и прикрикнул на лошадей. Повозка начала быстро удаляться, плантатор смотрел ей вслед. Игривая улыбка обнажила оставшиеся зубы.

17

   Сегодня Ле Васо работал с необычным рвением. Он уже метров на двадцать ушел вперед от своих компаньонов и от охранника Кобба, лениво надзиравшего за ними.
   — Честное слово, — вздохнул Болт, все еще носивший на руке грязную повязку, — на свет родился новый сборщик хлопка, этот белый.
   Флаш вздохнул:
   — Плевать я хотел на него. До чего же я выдохся!
   — Устал? Нет, Флаш, только не ты. Ты для этого слишком себе на уме. Вечно какие-то делишки обделываешь, ни дня, чтобы целиком честно проработать! Вот ты какой. Я видел в Гальвестоне, как ты подкапывался, строил тайком, исподтишка, свои козни. Но ты меня не видел. Я всего-навсего убирался в твоем гнилом притоне.
   Болт раздраженно фыркнул. Флаш улыбнулся, глаза его мечтательно затуманились.
   — Да, — прошептал он, — он знал хорошие деньки, человек из Гальвестона! И вот теперь стал сборщиком хлопка, без будущего… Бог мой, как я ненавижу все. это хлопковое скотство!
   На некотором расстоянии от двух чернокожих Ле Васо решил, что уже достаточно ушел уперед. Он прервал свою успешную деятельность и, подхватив ядро, пустился бежать.
   — Вот каналья! — с завистью пробормотал Болт.
   Стражник Кобб выругался и пришпорил мула. Животное фыркнуло и нехотя тронулось с места. Ле Васо был уже в сотне метров впереди. Он бежал между рядов хлопковых посадок к расстилавшейся до горизонта красной равнине. Старое, страдающее одышкой животное, на котором сидел Кобб, казалось, не способно было догнать бегущего человека. Несмотря на сковывающее движения ядро, Ле Васо продвигался быстро, его мощная грудь мерно вздымалась. Вдруг рядом с ним раздался короткий пронзительный звук. Земля фонтанчиком брызнула перед ним. Выстрел «винчестера» узнали на плантации все.
   — Банше! — воскликнул Болт.
   — О боже! — вытаращил глаза Ля Трим. — Он промазал!
   Раздался голос Грина, и красные ядра живо обернулись к нему.
   — Ну ты скажешь… — Грин грустно усмехался.
   Щелкнули два новых выстрела.
   Ле Васо повернул, чуть не упал, лихорадочно пересек ряд хлопка, опять повернул…
   Глухое оживление охватило прикованных к ядрам. За исключением Грина, они подпрыгивали на месте, подбадривая криками бегущего.
   Ле Васо споткнулся, упал, тут же поднялся. Теперь его дыхание стало коротким, редкие волосы прилипли к голове, пот струился ручьями. Он продолжал бежать изо всех сил.
   Из узкой ложбины, шедшей вдоль поля, показался Длиннорукий верхом на лошади. «Винчестер», блестя на солнце, упирался в его колено. Он не спешил.
   Выкрики арестантов подбодрили беглеца. Ле Васо вновь свернул и вдруг пропал из виду в цветущем хлопке. Здесь урожай еще не был собран, на много сотен квадратных метров кустики были густыми, покрытыми цветами.
   — Надо, чтоб он дождался ночи, — сказал Толливер.
   — Твой приятель — кретин, — сухо бросил Грин.
   Молодой человек опустился на землю и вытянулся, опираясь на локти. Его компаньоны враждебно поглядывали на него.
   — Почему ты так говоришь? — воскликнул Болт. — Ле Васо выдержит! Правда, ребята?
   — Сейчас он пустится наутек, — заявил Грин.
   Болт был в ярости. Говорить что-либо против бежавшего — все равно что лишать надежды всех, а это недопустимо. Огромный негр вытащил из-за пояса крохотный мешочек, содержавший весь его запас табака, и бросил на землю возле Грина.
   — Я говорю, что Ле Васо удерет.
   Ля Трим и Толливер в свою очередь злобно швырнули свои кисеты с табаком около Грина и, ворча, отвернулись. Флаш растянул рот в довольной улыбке, обнажив белые зубы. Он не заключал пари, он, никогда не позволял чувствам владеть собой.
   — Грин, — усмехнулся он, — ну ты и штучка!
   Тем временем под прикрытием хлопка Ле Васо быстро передвигался на четвереньках, втянув живот, — лицо в земле, грудь в огне.
   Он достиг кромки поля. Перед ним простиралась красная равнина, бесконечный откос…
   Ле Васо вытянул шею и вытаращил глаза, чтобы увидеть сквозь листья своих преследователей.
   Длиннорукий оставался неподвижен. Он ждал, сидя верхом на лошади, приклад «винчестера» на бедре, ствол высоко поднят. Отсюда Ле Васо не различал черт его лица, но ему представлялось, что оно было бесстрастным, и это заставляло его трепетать и еще сильнее обливаться потом.
   Кобб, следуя за другими стражниками, ехавшими на мулах, медленно продвигался через хлопок, изучая каждый метр покрытой кустиками земли.
   Красные ядра оставались на том же месте. Радостное возбуждение покинуло их. Они стояли как вкопанные, напряжение сковало их по рукам и ногам, кулаки непроизвольно сжимались.
   — Бог мой! — прошептал Толливер. — Чем бы ему помочь!
   Флаш холодно посмотрел на него:
   — Ты теряешь голову.
   — Это невыносимо! — зарычал Толливер, повернувшись к ферме. — Ты дождешься, Поттс!
   — Спокойно, Коко, — мягко сказал Флаш. — Не распаляйся.

18

   Ле Васо лежал, втянув живот. Лицо его блестело от пота, руки тряслись. Он глядел на солнце, склонявшееся к горизонту. Сколько еще минут до сумерек? Десять, двадцать… Может, и больше.
   Метр за метром приближались стражники.
   Т. С. Банше по-прежнему оставался без движения.

19

   С веранды фермы Поттс и Прюитт обозревали все происходящее. Прюитт наблюдал в бинокль.
   — Что там? — спросил Поттс.
   — Банше все еще ждет.
   — Он никогда не выходит из себя, это точно, — сказал Поттс с удовлетворением. — А кто это вообще?
   — Один из красных ядер.
   — Не Грин, полагаю?
   — Нет. Грин расположился, как будто спектакль в кабаке смотрит.
   Поттс взглянул на часы. Прюитт воспользовался этим, чтобы схватить стоявшую на ящике бутыль и отхлебнуть глоток.
   — Хоть бы эта дубовая башка пошевелилась, — раздраженно пробормотал Поттс.
   Прюитт улыбнулся уголками губ:
   — Готов поспорить на полдюжины сигар, что Банше уложит его следующим выстрелом.
   — Ты уверен?
   — Еще бы. У этого болвана нет ни малейшего шанса!
   Поттс вытащил из кармана пухлый бумажник, извлек оттуда хрустящую бумажку в двадцать долларов и швырнул ее на ящик.
   — Двадцать долларов, не уложит.
   Улыбка Прюитта испарилась. Он с колебанием глядел на купюру:
   — Двадцать долларов…
   — Ты споришь или дурака валяешь, Колченогий?
   У надсмотрщика сжались челюсти. Он вытащил из кармана пачку смятых бумажек, все купюры по одному доллару, аккуратно отсчитал двадцать штук и положил на ящик. У него оставалась только одна бумажка. Какое-то время он колебался, не решаясь оторвать руку от тех, что положил на ящик.
   — Ты получишь много виски, если выиграешь, — посмеивался Поттс.
   — Я уверен, что выиграю.
   Прюитт оставил деньги на ящике и со злостью повернулся к полям.
   В этот момент Ле Васо потерял выдержку.

20

   Беглец рванул с поля в краснеющую долину. Длиннорукий тут же прицелился, палец его уже лежал на курке. Последовали четыре выстрела, и так быстро один за другим, что можно было подумать, что стреляли из револьвера. Гильзы упали, и не успела первая коснуться земли, как вылетели остальные.
   Четыре выстрела легли с двух сторон от ног Ле Васо. С яростным воплем он покатился кубарем, но тут же поднялся и бросился вперед. Два выстрела справа, два — слева. Ле Васо опрокинулся, растянулся, подхватил свои цепи, вновь упал, ударившись челюстью о землю. Он обливался потом, глаза выкатились из орбит, губы дергались от тика. Он обтер рукавом пот, перед тем как вновь подняться.
   Т. С. Банше быстро перезарядил винтовку. Черты его лица не выражали никаких эмоций. Он опять прицелился, выстрелил раз, другой, третий… Земля дрожала вокруг Ле Васо. Беглец уже не владел собой, он неудержимо мочился, пытаясь выдернуть из железа щиколотку, бился и дергался.
   На этот раз он не поднялся. Стрелок не оставил ему на то времени, пули визжали над Ле Васо. С гнусным воем они впивались в землю совсем рядом с его корчащимся телом. Каторжник свернулся в клубок, пытаясь укрыться от стрельбы.
   Стражники устремились к Ле Васо. Тот перестал двигаться и лежал распростертый, прикусив нижнюю губу. Рот его побелел от высохшей слюны. Слезы ярости струились из глаз.
   Все было кончено. Приблизился Кобб, слез с мула, привязал Ле Васо за ноги. Вновь поднялся в седло и направился к ферме, волоча за собой плачущего каторжника. Его лицо билось об землю.

21

   — Ле Васо надо было подождать, — сказал Толливер, — скоро должно было стемнеть…
   — Ему не хватило сообразительности, — сказал Флаш.
   — Что вы имеете в виду? — сухо спросил Грин. — Его могло спасти разве что какое-нибудь чудо.
   Он бросил спорившим их табак и отвернулся.
   Возле фермы Поттс спокойно собрал доллары и сунул в карман. Он улыбнулся Прюитту.
   — Все обернулось, Колченогий, не так, как тебе хотелось, но в конце концов… Ты был вправе хоть немного развлечься. Однако за это надо платить… Это кой-чего стоит…