Маншетт Жан-Патрик. Сумасшедшие убийцы

   В салоне третьего этажа стояло несколько огромных кресел, обитых коричневой кожей.
   – Наверное, вам не терпится узнать, почему этот тип напал на меня, – сказал Хартог.
   – Андре мне объяснил.
   – Ах так! Фуэнтес просто неудачник, но мне пока не хочется сдавать его полиции. Вы дрожите?
   – Дело в том, что у меня аллергия на слово "п... п..."
   Жюли еле смогла преодолеть себя.
   – Извините, – проговорила она, – у меня аллергия на слово "полиция".
   – Чем это вызвано? Травмой?
   – Я не знаю. Когда мне было шесть лет, фермерша, у которой я жила, уговорила полицейских запереть меня на целый час в комиссариате, чтобы внушить мне уважение к властям. После этого у меня начались судороги.
   – Я знаю. Читал вашу историю.
   Они замолчали.
   – Хорошо, – сказал Хартог. – Что касается Фуэнтеса, то я пока не принимаю никаких решительных мер против него. Как-никак он друг моей молодости. Нос с ним многое связывало. Даже сейчас он вызывает у меня восхищение.
   Хартог хихикнул.
   – Это случается, – заметила Жюли. – Вы тоже легко могли оказаться в его положении: архитектор-неудачник.
   Хартог нервно дернул левым плечом и снова рассмеялся.
   – Да, но он больше не архитектор. Плюнул на архитектуру. Работает мастером, рабочим... Неизвестно, где живет.
   – Мне показалось, что я только что видела его на тротуаре.
   – Возможно. Он слоняется...
   – Это звучит утешительно...
   Хартог рассмеялся, на этот раз более естественно. Он предложил Жюли сигарету и протянул ей большую настольную зажигалку из нефрита. В камне была инкрустирована золотом фигуру обнаженной женщины с сосками из рубинов. Рыжий поднялся.
   – Я познакомлю вас с Петером. Ужином его покормит кухарка, а вы попытайтесь уложить спать.
   Жюли поставила на стол стакан и вышла вслед за Хартогом. Они поднялись на лифте на последний этаж.
   – Андре сказал мне, что вы нанимаете только калек, – сказала Жюли. – Это все объясняет.
   – Что объясняет?
   – Почему вы наняли меня.
   – Но вы – другое дело.
   – Почему?
   – Вы нуждаетесь в любви, – спокойно ответил Хартог, – как Петер.
   Лифт остановился, они вышли в темный коридор с ковровым покрытием. Одна дверь была открыта, из нее струился сероватый свет. Петер смотрел телевизор.
   Наследнику Хартога было на вид лет шесть – семь. Полный и рыхлый, он был таким же рыжим и веснушчатым, как его дядя. Петер завороженно смотрел на экран. Передавали репортаж о голоде в Азии.
   – Входите смело, – сказал Хартог. – Он знает о вашем приезде и о том, что вы замените Марсель.
   Жюли вошла в комнату.
   – Меня зовут Жюли.
   Петер смерил ее взглядом, затем снова уставился на экран.
   – Укладывайте его, – произнес Хартог. Жюли сделала шаг вперед.
   – Довольно, довольно, – проговорила она неуверенным голосом. – Пора ложиться баиньки.
   Петер был в махровой красной пижаме. Жюли подошла к нему и взяла его за руку. Он резко вырвал ее, но Жюли снова взяла его руку.
   – Пойдем, малыш! Петер развалился в кресле.
   – Давай вставай!
   Петер не двигался. Жюли потянула его за руку, и он неохотно поднялся. Другой рукой он схватил на ходу деревянную собачонку.
   – Давай, Петер! Идем же!
   Ребенок выпрямился и, размахнувшись, ударил деревянной игрушкой по носу Жюли. Глаза девушки наполнились слезами. Она пошатнулась и отпустила руку мальчугана, схватившись за нос обеими руками. По ее щекам ручьем текли слезы.
   Петер в отчаянии молча смотрел на нее, затем обхватил за талию, взял за руку и поцеловал.
   – Все в порядке, – сказала Жюли.
   Из носа у нее текла кровь. Она смотрела на Петера. В этом доме все было с изъяном, и она как будто была удивлена, что у него не оказалось перепончатых ног.
   – Ты сделал мне больно, – заговорила она. – Очень больно. Но давай начнем все с нуля. Я хочу быть твоим другом. Завтра мы познакомимся, а сейчас уже поздно, и ты должен идти спать. Согласен?
   – А телевизор?
   – К черту телевизор. Иди спать. Телевизор будешь смотреть завтра.
   Петер схватил деревянную собачку и запустил ее в экран телевизора. Горячее стекло, лампы, транзисторы, железные и пластиковые части с грохотом рассыпались:
   – Ура! – заорал Петер во все горло.
   Жюли с размаху ударила его по щеке. Ребенок отлетел к стене, но тут же вскочил на ноги и застыл в позе боксера со сжатыми кулаками. Жюли украдкой посмотрела на Хартога, собиравшегося выключить разбитый телевизор. Он оставался совершенно невозмутимым.
   – Ладно, – сказала Жюли. – Ты ударил меня, я ударила тебя. Мы квиты. Завтра начинаем новую жизнь. Идет?
   – Идет, идет! – закричал Петер. – Перестань все время спрашивать меня, согласен я или нет.
   Он забрался в постель и натянул на себя одеяло. Хартог положил руку на плечо Жюли.
   – Идемте ужинать.

Глава 7

   Жюли проснулась от телефонного звонка. Снимая трубку, она взглянула на часы. У нее болела голова, во рту была горечь.
   – Я вас разбудил? – спросил голос Хартога.
   – Да.
   – Прошу вас спуститься в мой кабинет.
   – В какой?
   – На первом этаже, дверь К. Я жду. Угощу вас кофе.
   – Хорошо.
   – У вас есть десять минут, – добавила трубка.
   Жюли вылезла из-под одеяла и присела на край кровати, протирая глаза кулаками. Ее подташнивало, голова кружилась.
   Лампочка освещала ванную сероватым светом, напоминающим устрицу. Жюли почистила зубы, расчесала волосы, проглотила две таблетки тофранила. У нее не было даже времени, чтобы принять душ. Она быстро подкрасилась и вернулась в комнату. На столе стояла ее маленькая пишущая машинка "Гермес Бэби", в которую был вставлен лист бумаги. Жюли наклонилась и прочла:
   Нейи, 5 июня
   Господину доктору Розенфельду
   Замок Бож 78 – Гузи
   Доктор,
   должна вам признаться, что я долго колебалась, так как...
   – О-ля-ля! – произнесла Жюли. – Ну и накачалась же я вчера!
   Она вырвала лист, смяла его и бросила в алюминиевую корзину для бумаг. Девушка открыла шкаф и достала черные брюки и желтую блузу-тунику.
   – Так можно и вылететь отсюда, – пробурчала она.
   Она вызвала лифт. На первом этаже нашла дверь К (буква К была позолоченной и бросалась в глаза). Жюли постучала и услышала голос Хартога:
   – Войдите!
   Девушка вошла и закрыла за собой дверь.
   Кабинет был квадратным, с белым столом, заваленным бумагой и папками, белым стулом, двумя большими креслами, обитыми белой кожей, и таким же диваном. Хартог сидел на краю дивана и разговаривал по сверхсовременному телефону. Рыжий был небрит. Из-под белого нейлонового халата выглядывала черно-синяя пижама. Он курил сигарету, стряхивая пепел в пепельницу, стоявшую у него на колене.
   – Мне плевать на проект Гужона! – кричал он в трубку. – Я вам уже сказал, что мне нужно. Я отправил вам человека. Вам этого мало, черт побери?!
   Жюли остановилась посредине светло-серого ковра. Хартог жестом предложил ей сесть. Он уронил пепел на пол.
   – Пусть подотрется этим! – кричал Хартог в трубку. – Пешеходные дорожки между домами рабочих, автостраду до родильного дома. Расходы? Какие расходы? Все расходы я беру на себя. Хорошо. Позвоните мне послезавтра в Мюнхен.
   Он повесил трубку, не попрощавшись, и повернулся к Жюли. Его лицо блестело. Вспотели даже корни очень тонких волос. Он прикурил сигарету от окурка предыдущей.
   – Сейчас подадут кофе. Где этот чертов кофе?
   В дверь постучали.
   – Войдите!
   Лакей принес кофе на белом подносе.
   – Ты заставляешь себя ждать, Жорж, – проворчал рыжий.
   – Мне пришлось варить его самому, – сказал Жорж с возмущением.
   – Это почему же? Я плачу кухарке.
   – Мадам Будью очень плохо себя чувствует, – сообщил Жорж. – У нее приступ эпилепсии. Она чуть не проглотила свой язык.
   – Поставь поднос и уходи.
   – Да, месье.
   Жорж вышел. Хартог встал и вытер лицо черным носовым платком. Он открыл дверь в смежную комнату и скрылся за ней, продолжая говорить:
   – Вчера вечером вы здорово опьянели.
   – Возможно, – устало сказала Жюли. – Я ничего не помню.
   – Алкоголь и транквилизаторы, да? – спросил он неожиданно игривым тоном. – Не стоит к этому привыкать. Особенно во время работы.
   – Это было не во время работы.
   – О'кей. Налейте себе кофе, прошу вас.
   Жюли налила себе кофе. Хартог вернулся в комнату в брюках, но с обнаженным торсом и босыми ногами. Его грудная клетка была перевязана. В руке он держал бритву на батарейках. Рыжий сел за письменный стол и щелкнул пальцем по телефону.
   – Эти идиоты! – с раздражением воскликнул он.
   Он стал рыться в бумагах, лежавших на столе, разыскал большой рисунок, сделанный акварелью, и бросил его на стол перед Жюли.
   – Смотрите. Это мой проект. Вы разбираетесь в архитектурных чертежах?
   – Нет.
   Рыжий казался разочарованным.
   – Ладно, черт с ним. Я знаю, что он хорош, – вздохнул он.
   – Вы разбудили меня в половине седьмого утра, чтобы показать ваши рисунки?
   Хартог отпил глоток кофе и с интересом посмотрел на Жюли.
   – Вы строптивая, – заметил он. – Мне о вас все известно. Воровка. Пироманка. Поздравляю.
   – Разумеется, – сказала Жюли. – Все это есть в моей истории.
   – Бедняки сами виноваты в том, что они бедны. Они бедные, потому что дураки.
   – Не все получают наследство.
   Хартог пожал плечами.
   – Но я использую свое наследство с умом. А вы бы не знали, что с ним делать. Я имею в виду вас, Фуэнтеса и других вам подобных. Я же делаю дело.
   – Деньги, – возразила Жюли. – Вы делаете деньги и рисунки.
   Он поморщился, достал из письменного стола папку и вытряхнул из нее множество больших фотографий.
   – Дело, черт возьми, дело!
   Он чертыхался, ударил себя кулаком в грудь, но казался спокойным. Пот ручьем стекал по его гладкому и белому телу. Рыжий вскочил и включил бритву. Жюли рассеянно рассматривала фотографии. Дома. Здания. Мосты. На обратной стороне снимков было написано название места и стояла дата. Жюли допила кофе. Хартог выключил бритву.
   – Вам нравится то, что я делаю?
   – Когда есть деньги, можно делать все, что хочешь.
   – Я создаю красоту.
   Жюли ничего не ответила. Рыжий убрал бритву, не почистив ее.
   – Мне необходимо дать вам некоторые распоряжения, – сказал Хартог неожиданно изменившимся голосом. – В восемь часов я должен улететь, меня не будет три дня. Вам придется обойтись без меня. Если понадобятся деньги, обратитесь к мисс Бойд, моей секретарше.
   Жюли рассеянно кивнула. Она рассматривала один снимок.
   – Вот это мне нравится, – прошептала она. – Да, очень нравится.
   Хартог взял в руки фотографию и взглянул на нее. На склоне горы виднелись беспорядочно нагроможденные низкие строения. Это было похоже на древние руины с пристройками более позднего времени. Высохшие камни и шиферные плиты соединялись между собой нелепыми мостиками. Во внутренних двориках были посажены деревья, а крыши домов покрывали растения.
   Лицо Хартога, а также шея и узкая грудная клетка покрылись красными пятнами до самого бандажа. Рыжий стал нервно чесать голову.
   – Очень странный снимок, очень необычный, – сказала Жюли с восхищением. – Это ваша работа?
   Хартог кивнул.
   – Это мои грезы...
   – Простите?
   – Грезы, – повторил рыжий. – Место для увеселений и капризов. Орлиное гнездо...
   По мере того как он говорил, к нему возвращался апломб.
   – ...Здесь я действительно дал волю своему воображению. В чем-то я, безусловно, наивен, но каждому человеку необходимо иметь такое место, где бы он мог уединиться, остаться наедине с самим собой. Здесь я отдыхаю душой.
   Капля пота скатилась со лба Хартога на снимок. Он бросил его на письменный стол и отвернулся. Фото, не долетев до стола, опустилось на колени Жюли.
   – Хотите выпить? – спросил Хартог, повернувшись спиной к девушке.
   – В такую рань?
   – Как хотите. Я, пожалуй, выпью.
   Он подошел к бару и открыл его. В этом доме повсюду были бары. Мечта алкоголика.
   – До свидания, – сказал Хартог, не оборачиваясь.
   Со стаканом в руке он скрылся за дверью смежной комнаты. Жюли, оставшись одна, подошла к бару и налила себе немного коньяка, который выпила стоя, одним залпом. Это напомнило ей время, когда она, вся дрожа, стояла на рассвете перед стойкой бара и запивала черный кофе кальвадосом, перед тем как встретить новый день, полный сомнений, слез, усталости и отчаяния.

Глава 8

   После отъезда Хартога Жюли пошла на кухню за завтраком для Петера. На кухне она застала Жоржа, сидевшего на краю стола и уминавшего недожаренную яичницу. На нем были брюки с подтяжками. У него были красные глаза. При виде Жюли он встал.
   – Мадам Будью чувствует себя лучше, – сообщил он с полным ртом. – Я сейчас приготовлю что-нибудь для этого паршивца.
   По его подбородку стекал яичный желток.
   – Не беспокойтесь, – сказала Жюли. – Я сама что-нибудь приготовлю.
   Она поставила на поднос пакет с кукурузными хлопьями, напоминавший пакет со стиральным порошком. Жорж спросил ее:
   – Не могли бы вы мне открыть бутылку "Гиннесс"?
   Жюли молча открыла пиво и поставила перед Жоржем стакан. Лакей с наслаждением отпил пива и явно почувствовал себя лучше. Его бледное лицо порозовело.
   – Это правда, что вы из приюта для умалишенных?
   – Правда.
   Жорж смутился.
   – А раньше вы работали прислугой? – спросил он.
   – Раньше я была малолетней преступницей.
   Жорж смутился еще больше.
   – Извините меня, – сказала Жюли.
   Девушка вышла из кухни с подносом. Под мышкой она держала фотографию, которую машинально прихватила с собой.
   Петер сидел на полу и играл с маленькими машинками. Когда Жюли вошла, он посмотрел на свои электронные часы.
   – Ты опоздала.
   – Привет, – сказала Жюли.
   – Где Марсель? Где старая Полно?
   – Она уехала. Я заменяю ее.
   Петер пожал, плечами.
   – Ты опоздала, – повторил он.
   – Твой дядя уехал. Мне нужно было с ним попрощаться.
   – Он никогда не приходит ко мне.
   Жюли поставила поднос на стол и налила горячего молока в растворимое какао и холодного молока в глубокую тарелку.
   – Должно быть, он очень занят.
   – Нет, он просто не любит меня. Никто не любит меня, кроме Марсель. Она сама мне это сказала.
   – Она ошиблась, – заметила Жюли.
   Петер ничего не ответил и сел за стол. Он высыпал в тарелку хлопья и с аппетитом принялся за еду. В дверь постучали. Жюли открыла. В коридоре стоял очень высокий белобрысый розовощекий мужчина в синем суконном костюме.
   – Мадемуазель, я принес телевизор, – сообщил он.
   Он указал на большую картонную коробку, стоявшую рядом с ним.
   – Кто вы? – с удивлением спросила Жюли.
   – Я принес телевизор. Это сюда?
   Он посмотрел в свои записи.
   – Я спросил внизу и меня отправили наверх.
   – Телек! Телек! – закричал Петер и радостно запрыгал на месте.
   – Да, – сказала Жюли, – это, по всей вероятности, сюда. Меня не предупредили о вашем приходе.
   Белобрысый поставил огромную коробку в комнату. Жюли, охваченная внезапным беспокойством, подошла к окну и подняла металлическую штору.
   – Куда мне его поставить?
   Жюли, застыв от ужаса, смотрела вниз, на тротуар, где стоял человек в белом плаще с погончиками.
   – Мадемуазель?
   Проехал автобус. Белый плащ скрылся. Жюли обернулась.
   – Мадемуазель, куда мне его поставить?
   – Куда хотите. На пол. Вон туда, там антенна.
   Жюли дрожала. Белобрысый гигант не спеша разрывал картон. Жюли гладила шелковистые волосы Петера.
   – Ты видишь, твой дядя любит тебя, он думает о тебе, – рассеянно говорила она. – Он позаботился о новом телевизоре для тебя.
   – Он всегда заменяет все, что я бью.

Глава 9

   После завтрака Жюли решила отвезти Петера в Люксембургский сад.
   – Я не хочу, – сказал Петер.
   – Делай, что тебе говорят. Одевайся.
   Жюли топнула ногой. Петер пожал плечами.
   – Марсель была права: ты ненормальная.
   Бледное лицо Жюли стало еще бледнее. Ее глаза сверкнули молнией. Она сделала шаг к Петеру. Мальчик попятился назад, испуганно глядя на девушку. Жюли повернулась и вышла из комнаты. К горлу подступили спазмы. В лифте она стала бить кулаком по стене кабины. Девушка вошла в свою комнату, спотыкаясь и обливаясь слезами. В ее руке по-прежнему была фотография. Она бросила ее на стол и стукнула по ней кулаком. Стянула с себя брюки и желтую тунику. Оставшись в трусиках и бюстгальтере, подошла к стене и ударилась о нее головой. Слезы застилали ей глаза. Она открыла дверцу шкафа и снова стала одеваться.
   Жюли натянула дымчатые колготки, фисташковые шорты, оранжевую футболку. Направилась в ванную, чтобы посмотреть на себя в зеркало.
   – Катитесь все к чертям! – заявила она.
   Потом проглотила четыре таблетки тофранила, запив их скотчем. Ее бил озноб.
   Жюли подошла к столу, чтобы взять свою желтую замшевую сумочку, и снова увидела фотографию. Какой красивый снимок... Настоящий лабиринт, в котором легко заблудиться. Жюли перевернула снимок. На обратной стороне было написано: "Башня Мор. Кантон д'Олльерг. Центральный массив. 1967..."
   Девушка сунула фотографию в сумочку. Зубы у нее стучали. Неизбежный кризис адаптации. Надо расслабиться. Написать доктору Розенфельду. Жюли искала глазами свою пишущую машинку "Гермес Бэби". Она никак не могла ее найти и даже не могла вспомнить, куда ее подевала. К черту! Широким шагом Жюли направилась к двери. Надо проветриться.

Глава 10

   Когда Жюли с Петером вышли из такси у Люксембургского сада, было десять часов утра. Девушка казалась спокойной.
   – Я никогда еще не был здесь, – сказал Петер.
   – Ты наверняка приходил сюда.
   – Нет, никогда. Марсель водила меня в Булонский лес.
   Ребенок, ссутулившись, сунул руки в карманы вельветовых брюк и разглядывал камни на аллее сада. Затем он стал пинать камни ногой. Он походил на маленького сердитого старичка.
   – Что ты хочешь делать? – спросил он.
   – Гулять. Разговаривать.
   – Скучища!
   Жюли вздохнула.
   – Я не нравлюсь тебе?
   – Марсель мне нравилась больше.
   – Здесь есть разные игры, пойдем посмотрим.
   Девушка повела его в западную часть сада, где были расположены теннисные корты, площадки для игры в шары, парк развлечений для детей, карусель. Жюли и Петер проходили мимо сидевших на скамейках студентов, мамаш с детьми и стариков. Девушка, опьяневшая от воздуха, аромата цветов и оглушенная различными звуками, смотрела вокруг широко раскрытыми глазами.
   – Я покажу тебе столько интересных вещей! – сказала Жюли примирительным тоном.
   Петеру было наплевать. Он неохотно взобрался на огромного карусельного льва и дал пристегнуть себя ремнем. Он рассеянно ощупывал пальцами клыки зверя. Карусель завертелась. Петер смотрел в пустоту.
   – Черт с тобой! – выругалась Жюли.
   Она присела на ближайшую скамью. Прежде чем взять такси, она купила журнал "Мода". Теперь, листая журнал, с восхищением глядела на удлиненные воздушные силуэты женщин, парящих в немыслимых туалетах. Какие ноги! Какие волосы! Какие губы! Вот если бы она была манекенщицей! Со страниц веяло роскошью и изобилием. Девушка высморкалась в бумажный носовой платок.
   – Ап! – услышала она над своим ухом.
   Жюли подскочила. Она смерила надменным взглядом молодого длинноволосого человека с газетой "Монд" в руке, в куртке с капюшоном, джинсах и парусиновых туфлях на веревочной подошве. Он походил на вечного студента. Жюли не слышала, как он подошел. Он оперся о спинку скамьи и наклонился над ней.
   – Спокойно. Не кричите. Посмотрите сюда.
   Он раздвинул газету, и Жюли увидела пистолет.
   – Он игрушечный? – спросила Жюли.
   – Настоящий. Только без глупостей. Мы заберем мальчишку. Со мной еще двое. Если будете дурить, вас пристрелят. Предупреждаю, пули разрывные. В ваших интересах не устраивать паники.
   – Я вижу, вы человек серьезный.
   – Можете не сомневаться. Это – похищение. Как только карусель остановится, вы позовете. Петера. Не тяните резину.
   Жюли быстро посмотрела по сторонам. Вокруг она видела только безобидных отдыхающих.
   – Даже не пытайтесь, – сказал брюнет спокойным тоном. – Что вы выиграете? Мы не причиним вам вреда. Мы отвезем вас обратно и передадим письмо. Хартог уплатит выкуп. Мы вернем мальчика. Смотрите, карусель останавливается. Зовите его!
   Над верхней губой молодого человека выступили капли пота. Его веко дергалось.
   – Не нервничайте, – сказала Жюли. – Я буду послушной.
   Карусель остановилась.
   – Петер! – позвала девушка. – Петер! Иди сюда!
   Петер покачал головой и вцепился в львиную гриву.
   – Он не слушается меня, – сказала Жюли. – Пойдемте за ним.
   – Хорошо.
   Она встала. Молодой человек взял ее под руку, они вошли в огороженное решеткой пространство.
   – Я хочу еще кататься! – крикнул Петер.
   – Не спорь.
   Жюли расстегнула ремень. Ребенок неохотно спустился на землю.
   – Пойдем погуляем, – предложил ему молодой человек. – Меня зовут Биби, как Биби Фрикотена, легко запомнить.
   – А кто такой Биби Фрикотен?
   – Пойдем-ка, я расскажу тебе.
   – Чепуха. Куда идем?
   Биби схватил Петера за руку и подтолкнул Жюли. Они направились прямо к выходу Вавен. Когда они выходили из сада, возле тротуара остановился "рено-16" синего цвета. Биби открыл заднюю дверцу и сел первым, увлекая за собой Петера. Жюли на секунду замешкалась, но кто-то ее подтолкнул сзади, и она оказалась на сиденье автомобиля. Рядом с ней сидел белобрысый гигант, который утром доставил в дом телевизор.
   – Вы... вы... – начала Жюли, заикаясь.
   Она наполовину съехала на пол. Гигант схватил ее за руку и усадил на сиденье. У него были огромные голубые глаза почти без ресниц. "Рено" проехал вдоль решетки сада и повернул налево, затем по узким улочкам выехал на бульвар Распай и взял направление к Данфер-Рошро. От страха у Жюли стало бурчать в животе, и девушка согнулась от судорог. Биби и белобрысый закурили сигареты.
   – Дайте мне сигарету, – промолвила Жюли.
   Биби протянул ей свою сигарету. Салон заполнился дымом, и белобрысый опустил стекло.
   – Закрой, – приказал шофер, не оборачиваясь.
   Белобрысый закрыл окно. Жюли видела только бритый красноватый затылок шофера, выглядывающий из-под зеленой тирольской шляпы.
   – У вас ничего не выйдет, – сказала девушка. – Еще не поздно отвезти нас домой.
   – Заткнись!
   Петер с тревогой смотрел на Жюли. Он боялся открыть рот. В его глазах стояли слезы, слезы ужаса. Девушка погладила его по голове.
   "Рено" проехал Бельфор и повернул к Орлеанским воротам. Авеню генерала Леклерка была забита транспортом. Машина остановилась в пяти метрах от светофора. На перекрестке стояли регулировщики. Биби и белобрысый с беспокойством озирались по сторонам. На коленях Биби лежал пистолет. Биби придерживал его рукой. Водитель включил радиоприёмник, передававший джазовую музыку. "Рено" миновал Орлеанские ворота и выехал на южную автостраду, нырнул в туннель и снова вынырнул, увеличив скорость до ста двадцати километров.
   – Спокойно, Ненэсс, – посоветовал белобрысый.
   – Обойдусь без твоих советов.
   – Во время оплаты дорожной пошлины, – тихо сказал Биби на ухо Жюли, – не делайте глупостей, а то мальчуган схлопочет.
   – Да, да, конечно, – ответила Жюли. – Не волнуйтесь.
   Она тяжело дышала, хотя внешне казалась спокойной.
   Ей не верилось в реальность происходящего.

Глава 11

   Дом, стоявший в долине, казался не настоящим: он напоминал скорее финский домик. Бревенчатые стены фасада были покрыты лаком. Перегородка единственной комнаты, обшитая дранкой, была окрашена эмалевой краской. В одном углу комнаты размещалась кухонная утварь, в другом – душ и туалет, отделенные от остальной части перегородкой, которая начиналась в десяти сантиметрах от пола и настолько же не доходила до потолка.
   Долину окружали песчаные холмы с крутыми склонами, поросшими соснами, березами и вереском. Место было труднодоступным, уединенным. Оно находилось не более чем в ста километрах от Парижа.
   С юга долина заканчивалась тупиком, с севера – узким проходом с песчаными обнажениями.
   Сидя на крыльце домика, Томпсон смотрел на выход из долины.
   Это был высокий и нескладный пятидесятилетний мужчина англосаксонского типа. Черты его смуглого лица были непропорциональны. Волосы напоминали небрежно приклеенную соломенную паклю. То же можно было сказать и о его небольших взъерошенных усах. Глаза были голубыми. На коленях Томпсона лежал карабин "зауэр" с девятизарядным магазином. На Томпсоне были спортивный костюм табачного цвета и бежевая сорочка. Он прислушивался к приближавшемуся гудению мотора.
   В песчаном проходе появился "рено". Прибавив скорость, чтобы не увязнуть в песке, он быстро выехал на более твердую почву долины, усеянную сосновыми иглами. Машина остановилась перед домиком, среди деревьев. Дверцы открылись, и пассажиры один за другим вышли из машины.
   – Где Фуэнтес? – спросила Жюли.
   – А кто такой Фуэнтес?
   – Это ее идея, – сказал Биби. – Она уверена, что нас прислал некий Фуэнтес.