Вот давеча привязалась: мол, не знает, что ей делать с поклонником. Встречаться ей с ним или не встречаться? И если встречаться, то где?
   Как уж там этой невыразительной безмозглой клуше удалось заполучить себе ухажера, Алик сказать затрудняется. Самое начало разговора он пропустил. Поздно спохватился. Не может же он все телефонные звонки контролировать.
   Своих дел хватает!
   Пока сообразил, с кем хозяйка по телефону беседует, да подошел поближе — Анна Владимировна уже на повышенные тона перешла.
   — О-бал-деть! — потеряв терпение, вопила она, надрывая и без того натруженные голосовые связки. — Я тебе еще раз повторяю, тебе самой это надо?! Он тебе нужен? Ты сама хочешь пойти на это свидание?
   — Не-ет, — проблеяла Короткова, прикидываясь овечкой.
   «Притвора, блин!»
   — Тогда не ходи!
   — Не могу.
   — Почему?!
   — Я уже обещала, что приду.
   — Ну и что?
   — Неудобно.
   — Кому?!
   — Мне.
   — О-бал-деть!
   И так в течение всего разговора.
   Целый час терзала она его хозяйку, прежде чем согласилась, что да, мол, пожалуй, ты, Анечка, права: делать всегда надо только так, как это нужно тебе самой.
   А в результате?
   В результате полубезумная Короткова сделала все по-своему и на свидание все-таки пошла, а потом, как ни в чем не бывало, позвонила им и, заливаясь слезами, опять попросила совета.
   Она расстроена. Молодой человек серьезно болен. У него эпилепсия. Она это видела собственными глазами. Припадок случился с ним прямо на свидании.
   Алик не смог удержать улыбку, представив, как струхнула тогда Наташка. Она ведь трусиха, каких свет не видывал. Трусиха и дура. Небось сначала решила, что это от ее неземной красоты у него крышу снесло.
   Сидели они, говорит, спокойно в чайном клубе, чай пили, беседовали. Вдруг ухажер ее ни с того ни с сего потерял сознание и завалился на бок, придавив ей ноги. Еле, говорит, откачали. Хорошо еще, у него лекарство было с собой. Парень, видно, почувствовал, что на него накатывает, таблеточки из кармана вынул, а принять-то не успел.
   Представляете, говорит, что бы со мной было, если бы он умер у меня на руках?
   Я бы сама, говорит, умерла от страха, да и Славка бы меня никогда не простил, если б догадался, что свидание было не деловым, а любовным.
   Теперь Короткова терзается угрызениями совести. Ума, бедняжка, не приложит, как же ей быть дальше. С одной стороны, ей поклонника жалко. Несчастный влюбился без памяти, страдает ужасно и настаивает на продолжении отношений.
   А Наташка сама встречаться с ним больше не хочет. Ей это ни к чему. Она, мол, мужа любит.
   Казалось бы, скажи ты парню обо всем откровенно, и дело с концом. Нет, она помалкивает. Не хочет огорчать. Боится, вдруг ему хуже станет. Болезнь у него, что ни говори, серьезная.
   Вот Короткова и лопочет в ответ на его приглашения что-то невразумительное:
   — Ой, нет, не сейчас. Сейчас не могу. Плохо себя чувствую. Может быть, когда-нибудь потом…
   Потом! После дождичка в четверг!
   Вполне естественно, влюбленный молодой человек, не зная настоящей причины отказа, решил, что она кокетничает.
   Влюбленные мужики умом не блещут! Нет, есть, конечно, исключения. Но очень, очень редкие.
   Короче, от бесконечных Наташкиных отнекиваний мужик пуще прежнего вошел в раж и заваливает ее цветами. Завоевывает!
   Алик даже грешным делом подумал: может, он поспорил с кем? На Наташку! Как в кинофильме «Девчата»? Показывали тут недавно по телевизору. В прошлую пятницу, кажется. Алик смотрел. Там тоже двое поспорили — влюбится главная героиня в одного из них или не влюбится? На шапку спорили.
   Так и этот! Поспорил с кем-нибудь, вот и дарит теперь цветы. Бросает деньги на ветер!
   Короче, своими недомолвками Короткова только всем хуже делает.
   И поклонник зря тратится, и сама ночами не спит. Все думает: вдруг Славка узнает?
   И ему, Алику, от всей этой истории одно беспокойство!
   «Скверная история. Я, блин, нутром чувствую — скверная. Дурно-с, блин, пахнет!»
   И дело даже не в том, что какой-то любитель добродетельных матрон и подержанных прелестей настучит Наташкиному мужу о ее похождениях. Вовсе нет. Семейному счастью Коротковой ничего не грозит.
   Вячеслав — мужик нормальный. Таких поискать! Он все поймет правильно. Не поймет сам, так Анна Владимировна подскажет. Здесь Алик спокоен.
   Страшит другое.
   Звериное чутье на неприятности подсказывает, что лучшей подруге его хозяйки грозит смертельная опасность.
   Силы зла подступают со всех сторон!
   Он физически ощущает черные сгустки негативной энергии, окружающие эфирное тело Коротковой. Чакры ее пробиты, биополе деформировано, а подпитка из космоса сведена на нет.
   Беспечность людей поражает!!!
   Никакого чувства опасности! Упала на кладбище, попала в парке под велосипед — остановись! Подумай! Почему? Почему жизнь подает тебе сигналы? Что ты делаешь не так?
   «Нет, блин, прет напролом, а мне беспокойство!»
   Случись что с Коротковой непоправимое — Анна Владимировна ведь не переживет. Так она к своей подружке детства привязана.
   Правду сказать, он и сам не желает Наташе зла.
   Безобидное существо. Вредит только по недомыслию. Обделила природа умом!
   Идиоты — они ведь трех категорий бывают: идиоты от рождения, идиоты по определению и идиоты на генетическом уровне.
   Короткова из тех, что на генетическом! Больной человек! Она себя не контролирует.
   Алик до такой степени от мыслей этих разжалобился, что даже всплакнул. Так, слегка, но в голове просветлело, и хаотичные обрывки размышлений оформились в четкое, единственно правильное решение — Коротковой надо помочь!
   Сделать это, конечно, будет непросто. Возможности крокодила в мегаполисе весьма ограничены. И все-таки один способ у Алика есть.
   Телепатия!
   Передача мыслей и чувств на расстоянии — вот выход в сложившейся ситуации.
   Он должен использовать экстрасенсорные способности Анны Владимировны и дать ей возможность прочитать свои мысли об опасности, грозящей Коротковой.
   А там уж хозяйка сама разберется, что, чего и как! Баба она боевая. Ей палец в рот не клади!
   Прав был Антуан де Сент-Экзюпери, когда сказал, что мы в ответе за тех, кого приручили. Анна Владимировна полюбила его как сына, значит, он за нее в ответе, и вытащить ее лучшую подругу из передряги — его прямая обязанность!
   Да что там говорить, ради спокойствия и счастья хозяйки он и живота не пощадит!
   Алик удовлетворенно хмыкнул:
   «Нет, блин, предела креативу!» — и, аккуратно расправив завернувшийся угол ковра, отправился искать хозяйку.

Глава 20

   Нет, это невозможно! Я, наверное, скоро сойду с ума. И сведу с ума Славочку!
   Битый час мыла одну сковородку. Никак не могла отмыть. Пока не сообразила, что вместо Fairy поливала губку оливковым маслом.
   Перепутать на самом деле сложно. И бутылочки разные: моющее средство в маленькой круглой пластмассовой, а оливковое масло — в большой стеклянной граненой, и стоят они на разных столах: Fairy по правую руку от мойки, а масло по левую, а вот, поди ж ты, перепутала.
   Полный отвал башки, как сказала бы Верочка.
   Все потому, что мыслями своими я очень далека от кухни и сковородок. Все мои мысли — о Люсином муже.
   Ума не приложу, куда он мог подеваться?
   Вчера полдня звонила по больницам. Узнавала, не лежит у них случайно некий Будин Александр Сергеевич?
   Не лежит?! Ах, как жаль. Так, может, лежал и уже выписался? Нет?! Странно. Он должен был поступить на прошлой неделе, в среду, пострадал в дорожно-транспортном происшествии. Не поступал? Спасибо большое.
   И так в каждом справочном отделении каждой больницы.
   А больниц в Питере много, более полусотни (не считая детских и психиатрических), и ни в одну я не дозвонилась с первого раза.
   Вечно занято, занято, занято!
   Представляете, сколько у меня времени на это ушло? И все впустую. Люсиного мужа в больницах не было. Во всяком случае, в тех, которые указаны в телефонном справочнике.
   Больницы обзвонила, принялась названивать в морги.
   Неприятно, конечно, но что поделаешь. Я должна была отработать и эту версию.
   Вполне вероятно, что Люсиного мужа уже нет в живых. Авария, которую подстроил лощеный администратор кафе, могла оказаться очень серьезной, и господина Будина отвезли прямиком в морг.
   Бедная Люська! Сама на больничной койке, и муж неизвестно где.
   Слава богу, в моргах Люсиного мужа тоже не оказалось.
   В одном морге меня, правда, пригласили приехать и убедиться самой, дескать, по документам у них Будина нет, а там — кто его знает, есть тут парочка неопознанных трупов, приезжайте, посмотрите.
   Я поблагодарила и отказалась. Категорически!
   Какой смысл мне ехать на опознание, если я этого Будина никогда раньше не видела? Как я могу его опознать?
   И вообще, я боюсь покойников.
   На морги у меня ушла вся вторая половина рабочего дня.
   На часы глянула — кошмар какой! Я ведь еще в адресное бюро собиралась зайти. На Литейный, дом 6.
   Митрофанова сказала, что у них там самые новые данные обо всех жителях города. Гораздо более свежие, чем на пиратском диске «Адресная база данных жителей Петербурга», который я проутюжила вдоль и поперек.
   Нет, это невозможно! Не понимаю, как люди, работающие с полной нагрузкой, умудряются справляться с бытовыми неурядицами? Как они все успевают?
   Как я сама, еще до недавнего времени работавшая по восемь часов в день в Публичке и тратившая уйму времени на дорогу туда и обратно, ухитрялась воспитывать двоих сыновей, заниматься хозяйством, часами стоять в очередях за продуктами и вязать вечерами носки?
   Не понимаю!!!
   Или в сутках было больше, чем 24 часа, или я начала стареть!
   Сейчас я не успеваю ничего. При том что на работе бываю далеко не каждый день. Некогда!
   Но даже при таком вольготном рабочем режиме я постоянно зашиваюсь с домашними делами и посему неизменно недовольна собой.
   Сколько раз я твердила себе: «Наташенька, детка, возьми себя в руки и прекрати, наконец, планировать день на завтра?»
   Бесполезно! Каждый вечер я заканчиваю фантазиями на тему: «Что мне надо успеть сделать».
   Запланирую всегда столько, что засыпаю с чистой совестью.
   Приятно, знаете ли, сознавать, что с завтрашнего дня начинаешь новую жизнь. Не когда-нибудь, не с понедельника, который будет на следующей неделе, а именно завтра.
   Уже завтра ты будешь сильной, выносливой и организованной, сумеешь управиться со всеми проблемами и делами не только на работе, но и по хозяйству, и твои близкие наконец-то будут жить, словно в раю. Чего они, кстати сказать, очень даже заслуживают. Благими намерениями вымощена дорога в ад!
   Из запланированного я успеваю сделать разве что половину и ем потом себя поедом: «Ах, какая я плохая! Какая неорганизованная и ленивая!»
   Поем, поем, потом составлю новый план на завтра и, успокоившись, засыпаю. Завтра начнется новая жизнь!
   Казалось бы, за столько лет пора приспособиться и не загонять себя в угол бесконечными понуканиями: «Надо, надо, надо!»
   Существуют же маленькие хитрости, несложные приемы, как жить в согласии с собой. Их знает каждый!
   Зачем планировать (если уж ты без плана никак не можешь обойтись) много дел? Наметь себе заведомо меньше, чем сможешь сделать, и у тебя не будет повода для недовольства собой.
   Прополола клумбу — и радуйся!
   Ты молодец, ты все успела, ты быстро справилась с делами. Ты просто супер!!! И можешь теперь спокойно почитать книжку, а можешь и вторую клумбу прополоть, ту, что за домом. Вольному воля!
   Только не забывайте себя хвалить. Не ругать и понукать, а хвалить!!! Положительные эмоции на дороге не валяются.
   В теории все понимаю, а на практике сделать ничего не могу. Горбатого могила исправит!
   Вчера вечером уже спать легла, глаза слипались, а я все никак не могла успокоиться — планировала. И то я должна успеть, и это, и пятое, и десятое! А в результате? В результате все мое планирование пошло насмарку.
   Ни свет ни заря позвонил дядюшка. Ночью тетку Женю увезли с сердечным приступом в больницу. Дядька напуган, расстроен, растерян.
   Успокоила, как могла, посулила, что навещу тетушку в больнице сегодня же.
   Хорошо хоть, больница та же, где Люся лежит, — Михайловская. Во-первых, там Евгения Федоровна, во-вторых, я все равно планировала подъехать туда в первой половине дня. Хотела Люсю проведать.
   Не успела почистить зубы — опять звонок. На этот раз соседка Миши по подъезду. В ее почтовый ящик по ошибке опустили грозное послание на имя моего ребенка.
   Отправители грозятся подать на Мишку в суд за незаконное подключение к кабельному телевидению, если он в течение пяти дней не явится по указанному адресу и не заключит с ними договор об услугах.
   Милейшая, добрейшая Людмила Васильевна встревожена. Срок, указанный в повестке, давно прошел. Она переживает, что у Миши будут неприятности. Винит себя, мол, была последние две недели на даче, поэтому вытащила повестку из ящика так поздно.
   — Что будет, Наталия Николаевна? Они грозят судебными санкциями.
   — Какие санкции, Людмила Васильевна, я вас умоляю! Ни к какому кабельному телевидению Миша не подключался. Уверена на сто процентов. Он вообще телевизор не смотрит. Ему некогда. Только новости. Не расстраивайтесь. Это они на испуг берут. Шантажисты! Никто с ними по-хорошему договор заключать не хочет, вот они и придумали для себя лазейку. Шарашкина контора!
   Успокаиваю Людмилу Васильевну, а у самой на душе кошки скребут. Кто его, думаю, этого Мишу, знает? Вдруг и правда подключился? Не он, так приятель его какой-нибудь. Из технически продвинутых. Зашел в гости и подключил телевизор к какому-нибудь не тому проводу, а Мише сказать забыл.
   Молодые все такие легкомысленные!
   Нет, это невозможно! Мишка из командировки вернется не скоро, значит, разбираться со всей этой историей придется мне.
   Как оно, интересно, выглядит, это подключение? В повестке сказано, мол, выявлен факт подключения. А как выявлен, поди, разберись!
   Я так себя накрутила, что чуть было к Мише домой не кинулась — выявлять сей вопиющий, позорный, возмутительный факт незаконного подключения. Если честно признаться, не побежала лишь потому, что ключи от его квартиры не нашла. Искала, искала — бесполезно! Так и не вспомнила, куда запихнула! Вот до чего распереживалась.
   Потом спохватилась — можно же ребенку позвонить! Позвонить и спросить.
   Дозванивалась ровно час. Занято, занято, занято!..
   — Мишенька!
   — Да, мама. У вас все нормально? У меня все нормально. Позже перезвоню! — И хлоп трубку!
   Меня не так-то легко сбить с толку. Я позвонила еще раз.
   — Миша, не вешай трубку! Ты к кабельному телевидению свой телевизор не подключал?
   — Я?! Нет!
   — Миша, не вешай трубку! Они повестку…
   — Не подключался я, мама, ни к какому кабельному. Все, я на работе. Целую.
   — Мишенька!
   Но он уже снова повесил трубку.
   Я не обиделась. Работа есть работа. Главное, что она сыну нравится.
   А наговориться можно и потом, когда он сам позвонит. Выберет время и позвонит. Когда будет посвободнее.
   К тому же все, что хотела, я выяснила — ребенок перед законом чист. Ну, аферисты из шарашкиной конторы, держитесь!
   До аферистов дозванивалась еще два часа. Быстрее было бы туда съездить! Сто раз пожалела, что не взяла у Людмилы Васильевны адрес.
   Нет, улицу я знала! Людмила Васильевна успела сказать мне ее название, а вот номер дома я и слушать не стала. Перебила старушку, заверещала, как резаная:
   — Нет, нет, Людмила Васильевна, спасибо! Не надо! Я вас умоляю. Все равно я туда не поеду. Это у черта на куличках, а мне некогда! Я им лучше позвоню!
   Вот и названивала полдня.
   — Алле! — наконец-то откликнулись на том конце провода.
   — Добрый день! Это кабельное?
   — Закрытое акционерное общество, — бодро начала некая особа женского пола, а потом скисла, конец фразы пробормотала так неразборчиво, будто у нее горячая картофелина во рту.
   Переспрашивать я не стала. Зачем цепляться по пустякам? Сделала вид, что все расслышала. Какая мне разница, как они называются!
   — Девушка, — проникновенно мурлыкнула я, пытаясь завоевать расположение невидимой сотрудницы «непойми-какой фирмы», — мне тут повестка пришла из вашего закрытого акционерного общества.
   — Адрес?! — оглушительно рявкнула дива.
   — Мой? — кротко уточнила я, не теряя надежды навязать собеседнице свой стиль разговора.
   — Да!
   Я промурлыкала Мишкин адрес. Меня не так-то легко сбить с толку.
   — Ждите!
   — Спасибо большое, — не выходя из образа, пропела я и отправилась в ванную красить ресницы.
   Накрасила один глаз, переложила трубку в другую руку, накрасила второй глаз и только тогда услышала:
   — Все верно. По нашей базе данных ваша квартира подключена к антенне кабельного телевидения. Вам нужно подъехать к нам и заключить договор.
   — Да, но…
   — В течение трех дней!
   — Девушка!
   — По адресу…
   — Девушка, но я не подключалась ни к какому кабельному телевидению. Я вообще телевизор не смотрю.
   — То есть вы не согласны?!
   — Нет! — твердо сказала я.
   — Тогда вам нужно подъехать к нам и написать жалобу на имя нашего генерального директора. Возьмите ручку и запишите фамилию! — приказным тоном распорядилась она.
   — Какую жалобу?! Девушка, мне некогда писать жалобы и развозить их по всему городу. Я точно знаю, что никуда не подключалась. Почему же я должна тратить свое время, чтобы выяснить то, в чем я и так уверена?
   — Если вы так уверены, пишите жалобу.
   — Но…
   — Если вы будете меня перебивать, я повешу трубку.
   — Ой, нет! — заверещала я, вспомнив про судебные санкции. — Не вешайте, пожалуйста! Я позвонила совсем не для того, чтобы поскандалить. Я не поругаться хочу, а разобраться!
   — А я вам и объясняю, как надо сделать, чтобы все было по правилам, а вы меня все время перебиваете. Будете записывать?
   — Буду, — смирилась я.
   — Пяткин, Петр Гургенович. Записали?
   — Записала.
   — Ну вот, — повеселела она, — очень хорошо. Пишите жалобу и привозите сюда. Петр Гургенович в течение месяца с вашим заявлением разберется и даст ему ход.
   — А на что мне пожаловаться? — совершенно искренне спросила я, так как ничего из объяснений строгой сотрудницы не поняла. — На то, что мне кабельное не нужно?
   — Нет, конечно. При чем здесь — нужно или не нужно? Вы ведь сказали, что не согласны с мнением ревизии, вот и напишите, что не согласны. Тогда Петр Гургенович вторую ревизию назначит. Если сочтет нужным.
   Едва сдержавшись, чтобы не вспылить, я смиренно уточнила:
   — Ревизию назначают для того, чтобы выявить факт подключения?
   — Да.
   — И ревизоры придут прямо ко мне в квартиру?
   — Ну не ко мне же! Ясное дело, к вам.
   — А каким-нибудь другим способом этот факт выявить можно?
   — Нельзя, — с видимым удовольствием сообщила она.
   — То есть вы хотите сказать, что…
   — Вот именно, — строго подтвердила она, даже не дослушав вопроса. — Вам нужно быть в это время дома!
   — Но…
   — Вам позвонят заранее. Договорятся о времени.
   — Но в прошлый раз мне не звонили, и никто ко мне не приходил, я вообще все это время жила на даче (вдохновенно врала я), как же тогда ваши ревизоры смогли установить факт подключения? Взломали квартиру?
   — Адрес?
   Предвкушая победу, я безропотно продиктовала Мишин адрес во второй раз.
   — Ждите!
   Я нанесла на веки тени и подкрасила губы.
   — Вы слушаете?
   — Да.
   — Корпус какой?
   — Второй.
   — Второй?! Вы уверены?
   — Ну да.
   — Можете не приезжать.
   — В смысле?
   — Ошибка.
   — Спасибо большое, — с чувством поблагодарила я.
   Все-таки хорошо, что я не поехала туда сама, а позвонила. Разбирать дрязги по телефону гораздо проще, чем при личной встрече. Не так нервничаешь.
   Я посмотрела на часы. Полдня псу под хвост! Вот тебе и планирование! Собиралась с утра, до того как идти в больницу, приготовить на ужин буженину (Славочка любит) и забежать в химчистку за галстуками. Теперь уже ничего не успеваю!
   Нет, это, конечно, не смертельно! Галстуки подождут, а на ужин можно приготовить рыбу. Я вынула из морозилки форель. И возни меньше, и готовится она быстрее, чем буженина.
   В Михайловскую больницу я попала только после обеда. В самый тихий час!
   Естественно, в кардиологическое отделение, куда сегодня ночью положили тетушку, меня не пустили.
   Сказали:
   — Нельзя! Ни в коем случае! Только после четырех.
   — Ну, пожалуйста, в виде исключения, — заныла я. — Я не могу после четырех. Никак не могу. Я только на одну минутку. Я дядюшке обещала!
   Ныла я скорее по инерции. Так, на всякий случай. Ни на что особо не рассчитывая.
   Вдруг пропустят? Чем черт не шутит! А не пропустят, тоже ничего страшного. Поднимусь к главврачу. Она-то уж точно разрешит. Евгения Федоровна почему-то все еще хорошо ко мне относится. Несмотря ни на что!
   — Проходите! — неожиданно смилостивилась медсестра. — Палату знаете?
   — Нет. Не знаю. Я еще не была ни разу. Ее только сегодня ночью положили.
   — Кого ее? — недоверчиво переспросила она. — Вы же только что сами сейчас сказали, что идете к дядюшке?
   — Нет. Вы меня не правильно поняли. Я не говорила вам, что пришла к дядюшке. — Меня не так-то легко сбить с толку. — Я сказала, что обещала дядюшке, что схожу к тетушке.
   — Фамилия?
   — Короткова.
   — Девушка! — вызверилась сестричка. — Что вы мне здесь голову морочите?! Выписалась ваша Короткова.
   — То есть как это выписалась?! Вы уверены?! Короткова Евгения Семеновна выписалась?! Ее же только что положили!
   — А вот так и выписалась. Под расписку! А то вы свою тетушку не знаете? Очень беспокойная дама. Сокрушалась, что собачку ей не с кем оставить. Никого, говорит, собачка не слушается, кроме нее. Доктор кардиограмму ей сделал — и выписал. Час назад как уехала. Сын увез. На машине. Очень неспокойная дамочка.
   — Спасибо вам большое! — искренне обрадовалась я.
   Я свою тетушку знаю. Если выписалась (пусть даже и под расписку), ей действительно стало легче.
   Рассыпавшись в извинениях, я поспешила в реанимацию.
   Слава богу, там никому и ничего объяснять не придется. В отделении интенсивной терапии меня уже знают и пропускают к Люсеньке беспрепятственно. В любое время дня и ночи.
   Вот только толку от моих посещений — чуть!
   Приду, постою, поплачу и отправляюсь восвояси. Сказать мне Люсеньке нечего. Нет у меня для нее новостей.
   А ведь именно они, хорошие новости, могут вывести человека из комы. Я это точно знаю. Столько коматозных больных за свою жизнь повидала, столько раз наблюдала за тем, как они возвращаются к жизни, — не сосчитать!
   И причина выздоровления была всегда одна и та же — стресс от положительных эмоций.
   Видела я это, правда, по телевизору. В бразильских сериалах.
   Но, согласитесь, какая разница? Кома, она и в Африке кома!
   Почувствует Люсенька присутствие мужа, услышит его голос, обрадуется, и сердце ее забьется сильнее, кровь быстрее побежит по жилам, а там, глядишь, и выйдет болезная из небытия. Очнется, придет в себя и пойдет на поправку.
   Я вытерла слезы и тихонечко вышла из палаты.
   Конечно, муж — это хорошо. Но если его нету?! Не могу я его разыскать, хоть ты тресни!
   Что ж мне теперь, сесть, сложа ручки, и дожидаться, когда Люси не станет? Чтобы потом всю жизнь корить себя за то, что могла помочь — и не помогла?
   Нет, это невозможно! Лучше сделать и жалеть, чем не сделать и жалеть.
   Да, я знаю, Люся не хотела пока встречаться с семьей сына. Она сказала мне об этом сама, в нашу прошлую встречу. Считала, что время еще не пришло. Люся ждала получения каких-то больших денег, хотела купить Клеопатре норковую шубу, подарки внучкам и только тогда собиралась пойти на Греческий. На поклон. Надеялась, что сумеет восстановить отношения.
   Но ведь тогда она была здорова и не помышляла, что попадет в такой переплет.
   Я не стала звонить Ивану и предупреждать его о своем приезде. Что я могла ему сказать? Как объяснить свое внезапное желание встретиться и поговорить?
   Пугать Ваньку по телефону страшным известием о том, что его мать при смерти, я не хотела. Это не телефонный разговор. О таком говорят, глядя человеку в глаза.
   Звонить и объяснять свое желание встретиться с ним несуществующей, надуманной причиной тоже не стала.
   Поехала в картинную галерею без предупреждения. И всю дорогу, пока ехала в метро, изводилась, что не застану Ваню на работе.
   Нет, надо было мне все-таки позвонить. Позвонить и предупредить о своем приезде. Можно ведь и не подзывать к телефону Ивана. Передать сообщение через секретаршу или любого другого сотрудника, того, кто возьмет трубку.
   Глядишь, ехала бы себе сейчас спокойно и не переживала.
   К тому же точный адрес Ванькиной картинной галереи я представляла себе слабо. Ведь была там всего один раз, на открытии. И то сто лет назад!
   Помнила только, что находится она на углу Старо-Невского проспекта и какой-то улицы, то ли Исполкомской, то ли Харьковской, в общем, где-то недалеко от площади Александра Невского.
   Но я уже и Полтавскую улицу прошла, дошла почти до Суворовского проспекта, а художественной галереи Ивана все еще не было видно.
   Может, они вообще переехали в другое место? Или закрылись совсем?