Марк Эдвина. Юная грешница

   Через несколько минут мне попалась тропа, которую Джо, видимо, отыскал при помощи фонарика. Идти стало легче. Я шла и плакала от боли.
   Вдруг я споткнулась обо что-то высокое, острое и упала на колени. Пришлось приложить немало сил, чтобы заставить себя не закричать. Когда я пришла в себя от боли, пятно света остановилось.
   Я схватила палку, побежала, но почти сразу замерла. Джо стоял на маленькой поляне, а Тед смотрел на него. Луч фонарика освещал лицо парня, который беззвучно плакал. Слезы катились по его щекам, капали с подбородка и исчезали в темной тени внизу. Распустившееся, плачущее лицо с моргающими от света глазами.
   Джо пошевелился, и я увидела, как его рука полезла в карман.
   Он вытащил пистолет, и тот блеснул в тусклом свете.
   Я прикинула расстояние. Около десяти футов, Я глубоко вздохнула Джо поднял пистолет.
   Я кралась на цыпочках.
   Потом он начал качать головой. Это маленькое "нет" становилось все шире и шире, пока Джо не задвигал плечами, выражая сильнейшее возражение. Луч фонарика метался из стороны в сторону, мимолетно освещая лицо Теда.
   Я услышала голос Джо, высокий, надтреснутый, почти гнусавый:
   - О, нет. Нет, сэр! Нет, сэр!
   Он произносил слова с удовлетворением, живым восхищением в каждом слоге, затем зажал фонарик между ног и разрядил пистолет. Я видела всю сцену смутно, обрывками. Гильзы летели в сторону.
   - Нет, сэр, - продолжал повторять Джо со странным акцентом.
   Он отшвырнул пистолет как можно дальше, и я услышала, как тот ударился о ствол дерева.
   Джо подошел к Теду, почти потерявшему сознание от страха и по-прежнему плачущему, снял свой ремень, связал парню ноги и осторожно толкнул его. Тед с рыданиями упал на землю.
   Джо повернулся и побежал назад к машине.
   Я едва успела раньше его и встала у дверцы. Он примчался с фонариком в руках. Я взяла его у Джо, который выглядел словно разбуженным во время ночного кошмара и обнаружившим себя в безопасности, дома, в своей постели. Он плакал, и смеялся сквозь слезы.
   - Я не сделал этого, - сказал Джо. - Не сделал. Не смог, Джоан. Мне плевать, но я не смог.
   Мне передалось его облегчение. Сложилось такое впечатление, будто мы нашли миллион долларов и теперь отмечали это событие шампанским. Облегчение, радость были почти невыносимыми. Джо весело толкнул меня, и я улыбнулась ему.
   - Я знала, что ты не станешь этого делать, - проговорила я. - Ты никогда не стал бы это делать.
   Я таким образом поздравила Джо. Он поступил прекрасно. Мы оба обезумели от радости.
   - Мы сумасшедшие, - сказала я. - Абсолютно ненормальные.
   - Хорошо, - согласился Джо. - Я связал его своим ремнем.
   - Тогда поехали, ради Бога, - я взглянула на него. - Это самое прекрасное, что когда-либо со мной случалось. Хочу, чтобы ты знал это. Я никогда этого не забуду. Если даже нас поймают, все равно не забуду.
   Джо вдруг рассмеялся лающим смешком, и мы сели в машину. Я была сильно растрепана, но он отнес это к мокрой траве и тому, что произошло. Джо не заметил пропажи палки, которую я бросила, торопясь назад.
   Он развернул машину, и мы выехали на шоссе. Было двадцать пять минут первого.
   Мы молчали. Джо гнал очень быстро, слишком быстро, но патрули здесь встречались очень редко. Мы намеренно отклонились от маршрута и теперь опять оказались на дороге.
   Я чувствовала себя опустошенной и грустной. Мои ноги горели, но я не обращала на них внимания. Вернее, пыталась не обращать, но боль не переставала. И осталось ощущение. Ощущение, что что-то кончилось, что-то, чего я не знала, но отчаянно стремилась выяснить.
   Я никогда в жизни еще так не уставала, однако, положив голову на спинку сидения, уснуть не смогла.
   Я думала о Теде в лесу и почти видела его, вертящегося, наконец сумевшего освободиться, слышала, как он, спотыкаясь, пробирается через кустарник и выходит на дорогу. Я мысленно ждала вместе с ним попутную машину и разделила его радость, когда та затормозила рядом.
   Я очнулась от толчка. Оказывается, дремота все же сморила меня.
   - Тед свободен, - вдруг заявила я. - Я знаю это.
   - Возможно, - Джо посмотрел на меня, снизил скорость и свернул на одну из боковых площадок, которые встречались вдоль шоссе через равные промежутки и предназначались для ремонта автомобилей. Он нажал на тормоз и откинулся на спинку сидения.
   - Плохо, верно? - спросил Джо. Я кивнула.
   Он достал пачку сигарет, зажег две, и одну протянул мне.
   - Первый признак твоего взросления. Мы молча курили, а внутри нас что-то происходило. Наконец Джо выбросил сигарету в окно и повернулся ко мне. Я не видела его лица в темноте, но голос звучал нежно.
   - Извини за то, что я рассказал. Но ты знаешь, что в моем сердце.
   Одно мгновение я действительно знала; я была Джо, а он мной, и какое бы зло мы не сделали, оно поглощалось добром нашего единства.
   Потом он вздохнул, поцеловал меня в лоб и включил зажигание.
   Мотор кашлянул и нерешительно заработал. Старая машина испытала серьезные нагрузки. Просто чудо, что она еще двигалась.
   - Я везу тебя домой, - произнес Джо и развернул машину. Я была сонной, и смысл фразы не сразу дошел до меня. Затем я резко выпрямилась.
   - Что значит, "везу тебя домой"?
   - Гонки закончены, - отозвался Джо. - Мы были чуть глупее других людей, гоняли дольше и быстрее, но теперь все закончилось.
   - Ты не можешь отвезти меня домой.
   - Почему нет? Они ждут тебя. Они заплатили выкуп, не так ли?
   - Но я не хочу домой.
   Джо ничего не сказал. Он продолжал ехать, и наш разговор стих. Я на самом деле не хотела домой, не могла больше жить там.
   - Знаешь, - сказал через некоторое время Джо, - Может быть, я выберусь из этого.
   - Не выберешься, если отвезешь меня домой, - заметила я. - Это все равно что совать голову в пасть льва.
   - Нет. Я везу тебя домой. Если там нет полиции, я выберусь.
   Я попыталась понять его. Опять, как когда-то давно, что-то непредставимое, странное и не правильное распушило свои перья на поверхности моего мозга.
   - Это не имеет смысла, - сказала я.
   - Слушай, я отпущу тебя. Сам поеду в Лос-Анджелес. Я понял одну штуку.
   - Какую?
   - В плохую или хорошую сторону, но ты можешь изменить ситуацию. Ты не должна оставаться в дерьме. Я поеду в Лос-Анджелес, сменю имя и начну все сначала. Ты принесла мне удачу. Я воспользуюсь ею.
   Джо улыбнулся мне. Я откинулась на спинку сидения и вдохнула прохладный ночной воздух. Говорить было больше нечего. Мы неслись вперед, летели навстречу чему?
   Конец, умирание, побег домой, поджав хвост...
   Лгать, лгать и лгать, чтобы дать Джо шанс...
   И все же я ничего не могла поделать. Хотя бы у него будут деньги. Может, они позволят ему начать новую жизнь. Я надеялась на это.
   А потом, хотите верьте, хотите нет, я заснула.
   Глава 10
   - Мы почти на месте, - сказал Джо. Я сразу проснулась и посмотрела на часы. Десять минут третьего. Я хорошо поспала и чувствовала себя неплохо. Однако колени и ступни чертовски горели при движениях. Я была вся в синяках. Я взглянула на руки Джо, лежавшие на руле - один из грязных бинтов развязался и болтался на ветру.
   - Я уснула, - сказала я. - Ты заметил - Ты даже похрапывала. У нас есть всего десять минут, если ты хочешь поговорить.
   - Я хочу знать одну вещь, - произнесла я, высунув руку из окна и ощущая, как свежий ветер бьется в мою ладонь.
   - Все, что хочешь, дорогая.
   - В этом... - я заколебалась потому что не хотела выразиться грубо. Ты...
   Я замолчала и глубоко вздохнула, не в состоянии подобрать нужные слова.
   - Говори же, - подбодрил меня Джо. Я взглянула на него и увидела спокойное, почти веселое лицо. Он выглядел счастливым.
   - Ладно, - сказала я. - Если ты освободишься.., а тебе это удастся.., ты приедешь за мной? Я имею в виду, мы будем вместе, как хотели?
   Я должна была спросить об этом. Даже тогда, когда я осознавала, что Джо уезжает с деньгами. Я больше никогда не увижу его. И я не хотела этого.
   Наступила длинная пауза. Освещенные фарами окрестности были уже знакомыми. Мы подъезжали к Ширфул Вистас.
   - Милая моя, - произнес Джо. Его голос звучал мягко и нежно в темноте. Ты этого хочешь? Ты точно знаешь, чего ты хочешь?
   Я открыла рот, чтобы ответить, и закрыла снова. Чего я хотела? Я задумалась, и это оказалось все равно что чистить лук: слой за слоем смущения. Мой рот открывался и закрывался, как у рыбы.
   - Не знаю, - ответила я наконец. - Думаю, да.
   - А как насчет того, чего ты не хочешь, дорогая?
   Машина астматически кашлянула, затем усталые цилиндры заработали снова. Мы ехали со скоростью тридцать пять миль в час. Старая телега уже начала жаловаться и могла позволить нам лишь тридцать пять миль.
   Я не ответила Джо на вопрос, который, думаю, сам и являлся ответом. Я попыталась вспомнить последний уикэнд, себя на Элм-стрит, ожидание машины Джо; затем мне вспомнился тот вечер, когда возник мой план, без предупреждения вырвался из того, что происходило у меня в голове. Но это напоминало, будто я пытаюсь восстановить в памяти события годичной давности. Казалось, все происходило даже много лет назад, а не пять дней.
   Ничего с тех пор не изменилось. Я попрежнему ненавидела Эллиота, все еще любила Джо (хотя уже по-другому) и была теперь более несчастной, меньше уверенной в себе, потеряла часть своей личности...
   Но главным отличием являлось то, что я теперь боялась. Мне стало немного больше известно о жизни. Я посмотрела в темноте на Джо, попыталась вспомнить его лицо, когда он набросился на Теда, попыталась вспомнить его слова, но смогла увидеть лишь прекрасный жест и летящий в сторону пистолет. И еще как Джо отпустил Теда, позволил своей жизни продолжаться, возможно, позволил себе остаться на свободе и в некотором смысле позволил жить дальше мне: и все это благодаря одному благородному, одновременно глупому и мудрому жесту.
   Я кое-что поняла. Кое-что о добре, зле и терпении. Кое-что о себе и о своем месте в нашем мире.
   Но это было слишком много; этого Джо не понимал. Слишком много всего и сразу, и я знала, мне понадобится несколько лет, чтобы во всем разобраться, классифицировать информацию, отделить эмоции от истинных впечатлений и получить пользу. А сейчас все навалилось мне на плечи, словно слишком обильный обед на желудок.
   Мне нужно было руководствоваться чувствами, а не разумом. Они являлись единственной шкалой, которую я потеряла, которой пользовалась в течение пяти дней, но та разлетелась на кусочки, и никто не дал мне новую.., пока.
   - Я ничего не знаю, - медленно произнесла я. - Думаю.., мне лучше вернуться домой.
   - Если хочешь, - тихо отозвался Джо, - я приеду за тобой.., если выберусь.
   Я промолчала. Он продолжил, но уже немного быстрее:
   - Это не твоя вина, Джоан. Я хочу, чтобы ты запомнила. Ты ничего не сделала.., ты была для меня ключом от замка, и никто, запомни, никто не заставил меня повернуть его. Так или иначе, но это все равно случилось бы со мной. Ты подвернулась случайно детка.
   Я по-прежнему молчала, но понимала, что Джо говорил правду.
   Доктор Сара этого не понимает (она настаивает на множестве вещей, кроме самой важной). Мне пришлось вынести всю тяжесть своей вины, поскольку Джо был тем, кем он был. Немного сумасшедший - ровно настолько, чтобы считаться безумным - достаточно, чтобы навсегда сбить его с пути. Я сыграла на ненормальности Джо и теперь с горечью понимала, что до моего появления, долги или нет, счастье или несчастье, он старался изо всех сил. Мария была для него серьезной обузой. Джо упорно работал. Конечно, он носил на себе тяжелый груз страхов и ненависти, но теперь я поняла, что ношу точно такой же, и Тед, и, думаю, Эллиот, и мама. Каждый, кого я знала, понемногу умирал внутри каждый день.
   Умные, сильные, не жалующиеся, как я.
   Если бы я не оказалась на глазах у Жозефа Вито, если бы не втянула его в ситуацию, являвшуюся для него совершенно непреодолимой, он по-прежнему работал бы в Ширфул Вистас, жил со своей женой, несчастный, мучающийся, но все же настоящий человек.
   Не позволяйте никому дурачить вас! Совсем не весело видеть вещи такими, какие они есть. Ведь я теперь поняла: даже если Джо уедет, его жизнь, вся его внутренняя целостность уничтожены. Они и так были слабыми. Оказалось достаточно одного толчка. Этот толчок сделала я, и вся вина возлагалась на меня. Навеки.
   Я сидела в машине, съежившись, чувствуя себя с каждой милей все более грязной, погружаясь в свою беду, в свой страшный, пожирающий эгоизм.
   Надеюсь, никогда больше я не буду испытывать этого. Но при возвращении домой меня мучила злоба.
   Джо свернул на боковую дорогу, и я узнала начало Элм-стрит.
   Он совсем снизил скорость, и мы теперь еле ползли. До моего дома оставались три мили.
   Было четыре часа утра. Темнота постепенно рассеивалась.
   - Неважно, что происходит, - сказал Джо. - Я любил тебя. Люблю и сейчас. В этой стране они не позволяют мужчине моего возраста любить девушек твоих лет. Даже хоть это и не принято, стандарт сам по себе искусственный. В другой стране, в другое время мы могли бы быть счастливы... Я мог бы быть счастлив. Мир полон таких мужчин, как я, прячущих свои желания под шляпой респектабельности, больших, хвастливых, приветливых ребят, ласкающих девочек на своих коленях. А когда они краснеют и начинают потеть, все думают, будто это усталость от игры, а на девочек никто не обращает внимания, - его голос перешел на шепот. - Даже моложе, Джоан. Запомни это. Я видел испытывающих желание даже к более молоденьким, чем ты. Сам я никогда ничего подобного не делал, не имел смелости.
   - В Мексике все будет по-другому, - отозвалась я.
   - Возможно. Не действие, не желание действия искривляет все и извращает. Это постоянное чувство вины и страха. Они проникают в кости, в кровь. Ты всегда носишь их с собой. На Кубе, в Мексике, во Франции. Какая разница?
   Машина едва ползла.
   - Я не хочу оставлять тебя, - выкрикнул Джо в темноту. - Не хочу опять оставаться в одиночестве!
   Я промолчала. Если бы я была женщиной, личностью, я ответила бы. Но в машине сидела лишь перепуганная девочка, потрясенная тем, что натворила, в ужасе перед сложившимися обстоятельствами. И молчала.
   Значит, я унесу стыд с собой в могилу тоже.
   Джо немного увеличил скорость и издал лишь один звук: свой короткий, злой, лающий смешок. Мотор взревел. Так можно было разбудить и чертей. Я схватила Джо за руку.
   - Ты с ума сошел? Ты хочешь, чтобы тебя поймали?
   Он странно посмотрел на меня краем) глаза (опять в темноте я это только предположила) и притормозил. Мы ехали в тишине. Джо резко повернул руль и направил машину прямо. Впереди был мой дом... Не больше чем в пятистах футах от нас.
   - Я выйду здесь, - сказала я. Джо нажал на тормоз. Мы сидели молча. Говорить было больше не о чем.
   - До свидания, - прошептал он.
   Я смогла только кивнуть головой. По моим щекам катились слезы.
   А потом вспыхнул дневной свет, даже стало светлее, чем днем.
   Многочисленные прожекторы били в нас, и улица оказалась полна полицейских. Казалось, они выпрыгнули из-под земли. Громовой голос загрохотал в ночи, вдруг сгустившейся за пределами круга света, в котором мы сидели, словно две бабочки, наколотые на булавки.
   - Джоан, - прогрохотал голос. - Выходи из машины. Ты, Вито, не усугубляй свое положение. Отпусти ее. Ты окружен.
   Голос ударил по нам, мгновенно лишив нас чувств, мыслей. Потом Джо в ярком свете зашевелился. Его лицо было бледным, но спокойным.
   - Я так и знал, что мы не выберемся. Вот, - он протянул мне два конверта с деньгами. - Делай, как они говорят. Выходи.
   - Нет. Я остаюсь с тобой, - сказав это, я знала, что приняла решение. Мне стало легче. Я вновь немного ощутила себя человеком.
   - Джоан, - грохотал голос. - Мы идем за тобой.
   - Они ненормальные, - сказал Джо. - Если бы я был тем, за кого они меня принимают, я использовал бы тебя как щит. Они сильно рискуют. Выходи, детка.
   - Нет... - мой голос напоминал голос пятилетней девочки. Я плакала, но не хотела никого слушаться, и была готова сразиться с полисменами. Только бы прожекторы не светили так ярко.
   - Разве ты не видишь, - страшным шепотом произнес Джо, - это самый лучший выход? Не видишь? Ведь я все равно как-нибудь выдал бы себя.
   Я сидела окаменев. За границами света чувствовалось организованное движение, но мы, конечно, были ослеплены. Я ничего не видела.
   - Я поехал бы в отделение полиции, - сказал Джо. - Выходи, дорогая.
   Я открыла дверцу, взяла деньги, вышла на белый свет и сделала пару шагов. Чьи-то крепкие руки подхватили меня. Я вдруг взглянула в лицо спокойного молодого человека в штатском, на его могучий подбородок.
   - Все в порядке? - спросил он.
   Я кивнула. Мне было наплевать. Просто наплевать, потому что я кое-что поняла. Темная птица, тревожившая меня раньше, села мне на плечо и стала клевать мое сердце. Теперь я знала ее имя - смерть.
   Джо любил ее, а не меня.
   Джо хотел умереть. Хотел покончить с собой. Эта мысль сложилась четко и ужасно в моем мозгу. Все части страшной головоломки сложились аккуратно и понятно.
   Он всю свою жизнь хотел умереть и наконец добился успеха. Я помогла ему покончить с собой.
   Слезы катились по моим щекам, и полисмен принял это за истерическую реакцию.
   - Твои родные ждут тебя, - сказал он. - Он не причинил тебе вреда. Мы сильно рисковали.
   Значит, они тоже понимали это. Я даже не стала качать головой, повернулась к нему спиной и посмотрела на машину, на старого жука, неподвижного в ярком свете.
   Джо вышел из машины, просто, сам, положил руки на крышу и стал ждать, повернувшись спиной к прожекторам. Казалось, он знал, что делать.
   Три полисмена с пистолетами осторожно подошли к нему. Двое сразу повисли на нем, а третий отважно подошел к арестованному на расстояние вытянутой руки, и обыскал его (на предмет оружия, я думаю) и только потом убрал в кобуру свой револьвер. Подошли еще трое. Джо повернулся и вытянул руки. Один из полисменов надел на него наручники (сталь блеснула в белом свете) и затем осторожно, словно провинившегося ребенка, ударил по лицу. В тишине звук пощечины эхом разнесся по улице.
   Я почувствовала ее всем своим телом, рванулась вперед, но моя рука была зажата железной хваткой.
   И тогда я крикнула ему:
   - Джо, Джо!
   Казалось, он не услышал меня, прошел пару ярдов к полицейской машине и забрался на заднее сиденье. Помню, я подумала, что его зарождающаяся лысинка должна была заблестеть в ярком свете.
   Хлопнула дверца, полицейская машина медленно тронулась с места, и через несколько секунд свет погас.
   А потом я поняла, что улица совсем не темная и не тихая. В каждом доме горел свет. Все хотели увидеть арест.
   Справа до меня донеслись причитания, разговоры, а затем я увидела Марию. Ее лицо тонуло в тенях при обычном освещении, она по-прежнему сжимала в руках свою новую книжечку в красном переплете и плакала.., с серьезностью покинутого ребенка.
   Женщину тоже окружали полисмены. Затем державший меня мужчина тихо сказал:
   - Твои родные ждут.
   Я повернулась к своему дому, из которого выбежала мама. Она выглядела, как живой труп, но через несколько мгновений ее руки обняли меня и крепко сжали.
   - Слава Богу, - словно себе прошептала мама. - Боже милостивый, спасибо тебе, спасибо!
   Я почувствовала на своих глазах слезы и зарыдала. Мама взяла меня у полисмена (который сам слегка шмыгал носом), и мы прошли в дом, закрыв за собой дверь. В холле стоял Эллиот. Он обнял меня (впервые в жизни) и грубовато спросил:
   - С тобой все в порядке, Джоан? Я кивнула, не в состоянии ответить словами. Слезы катились по моим щекам, и я ощущала головокружение.
   Родители провели меня в гостиную. В доме оказалось полно посторонних (позже я узнала, что это были репортеры), но Эллиот выпроводил всех и закрыл дверь.
   - Получите всю информацию потом, - повторял он, подгоняя газетчиков к выходу. - Дайте нам отдохнуть. Получите свою информацию. Дайте нам успокоиться, ребята.
   (Ребята!) Я безмолвно сидела на кушетке в гостиной, все еще сжимая в руках конверты. От усталости у меня кружилась голова. Я едва могла сосредоточиться. Все произошло так быстро, так жестоко. Сквозь туман я начала понимать, что мама что-то говорит высоким, взволнованным голосом.
   - Что он сделал с тобой, милая? - она с ужасом смотрела на мои ноги. Свежие царапины на них кровоточили, испачкав ковер, и я представила, какой у меня сейчас вид - с прилипшими ветками и травинками. Лицо бедной мамы двигалось под серой кожей, глаза едва не вылетали из орбит.
   - Со мной все в порядке, - сказала я. - Он ничего не сделал. Ничего вообще. Ничего, о чем вы думаете.
   - Джоан? - Эллиот стоял надо мной. - Он не...
   - Нет, - ответила я. - Нет.
   - Мы вышибем из него правду, - мрачно произнес Эллиот, и я протянула ему конверты.
   - Вот, - сказала я. - К ним, кажется, не прикасались.
   - Наверное, он забыл их, когда загорелся свет, - проговорил Эллиот, взяв конверты. Он держал их осторожно, - Ты не хочешь пересчитать деньги? спросила я.
   - Посмотри на свои руки.
   Я опустила глаза. Мои пальцы были покрыты ярко красными пятнышками, выделявшимися на коже четко, словно родинки.
   - Они были помечены, - с удовлетворением сказал Эллиот. - Он не смог бы потравить и цента.
   По какой-то причине это показалось мне окончательной мерзостью. Я разрыдалась, закрыв лицо ладонями и вздрагивая.
   - Они никогда не смоются, - услышала я свой голос. - Никогда не смоются. Мне никогда от них не избавиться.
   - Есть средство, - сказал Эллиот. - Все хорошо, Джоан. Есть крем, уничтожающий пятна чернил для множительных аппаратов на руках операторов. Завтра я возьму немного в банке. Все отчистится, - в его голосе слышалось смущение. - Не плачь так. Все сойдет.
   Но я продолжала рыдать, и через некоторое время мама повела меня наверх. Она раздела меня в моей комнате и уложила в постель, не произнося ни слова. Я сразу же уснула, погрузилась в темноту, настолько уставшая, что даже короткий спуск в забытье вызвал во мне слабость и головокружение. Если бы не мгновенный сон, я скатилась бы с кровати.
   Глава 11
   Пробуждение было неприятным. Я проснулась с натянутыми нервами и сжатыми под одеялом кулаками. Мне сразу стало понятно, где я нахожусь, и мозг начал с трудом шевелиться от потока воспоминаний.
   Каждая косточка моего тела ныла. Я чувствовала себя так, будто меня били тяжелой доской. Слегка пошевелив под одеялом ногами, я мгновенно покрылась холодным потом от вспыхнувшей боли.
   Затем передо мной возникло лицо Джо. Оно появилось почти мгновенно, четкое, в том белом свете, смирившееся, вялое, почти лишенное сознания, безнадежное. Слезы навернулись мне на глаза, но задержались на ресницах. Плакать больше было не о чем.
   Сильный, сочный солнечный свет падал на мою кровать. Это был дневной свет, и я поняла, что спала долго.
   Я встала, постанывая от боли, наполнила ванну очень горячей водой и погрузилась в нее. Мне хотелось расслабиться часок.
   Увидев под зеленоватой водой пятнышки на своей правой руке, я выскочила из ванны, словно пойманная на крючок рыба, подошла к шкафу и впервые за несколько дней, казавшихся неделями, надела свежую одежду. Я очень аккуратно причесалась, подкрасила губы, напудрилась и минут через пятнадцать стала выглядеть более или менее прилично.
   Посмотрев на себя в зеркало, я увидела чужое лицо. Последние дни изменили меня. Я потеряла фунтов пять, и мои щеки немного ввалились. Но внешние изменения никак не могли сравниться внутренними. Из зеркала на меня смотрела меланхоличная девушка. Грусть являлась самим ее существом, запятнала душу. Я знала, что никогда не смогу избавиться от этих пятен, даже с помощью самого лучшего крема в мире.
   Я быстро спустилась вниз. Была половина третьего. Завтрак, словно по волшебству, ждал меня на столе.
   Я видела все новыми глазами, словно отсутствовала дома многие годы. Белла, однако, не чувствовала этого.
   Когда я взяла апельсиновый сок, она вошла с яичницей и оказалась первым встретившимся мне человеком с блеском сильнейшего любопытства в глазах, любопытства, которое никогда не удовлетворить даже мельчайшими подробностями. Хотя потом мне пришлось сталкиваться с подобным. Каждый, кого я встречала на протяжении нескольких последующих недель, имел такой блеск во взгляде.
   А сейчас я просто стояла, выпила апельсиновый сок, потом сказала: "Привет" и принялась за яичницу, просто умирая от голода.
   Я всегда ненавидела Беллу. Теперь мое отношение к ней нисколько не улучшилось.
   - Твоя мама наверху, - сообщила Белла. - Мадам неважно себя чувствует.
   То же самое презрение в голосе. Она умела любое, даже самое простое заявление сделать многозначительным и отвратительным. Они с Эллиотом очень подходили друг другу.
   - О, - вздохнула я. - Как жаль.
   - Она очень расстроена, - сказала Белла. - Мистер Палма сейчас придет. Вы должны зайти в полицейский участок.
   В животе у меня похолодело.
   - Зачем? - секунду спустя мне, захотелось треснуть себя посильнее. Белла именно этого и ждала. Я угодила в подлую ловушку.
   - Не знаю, - невинно ответила горничная. - Я ни разу в жизни не была в участке.
   И, счастливая, она ушла. Итак, я была дома. Белла даже не поинтересовалась, все ли со мной в порядке, не проявила ни малейшего участия, ни симпатии. Я задумалась, зачем я вообще вернулась сюда. Почему я не заставила Джо уехать со мной согласно нашему плану? Почему? Почему?
   Через пять минут пришел Эллиот. Он был сама активность. Пока он с плохо скрываемым нетерпением ждал, когда я допью кофе, я следила за ним и поняла, что для отчима случившееся одинаково тревожно и приятно. Ему было абсолютно наплевать на похищение. Оно интересовало Эллиота постольку, поскольку показывало его превосходство над другими.., даже над таким раздавленным червяком, как Жозеф Вито, мой незадачливый похититель.