Сенклер встал и растроганно пожал руку мистера Кемпбеля; Альфред подошел к матери и нежно поцеловал ее.
   — Поезжай с Богом, Альфред! Я это от души тебе говорю, — сказала миссис Кемпбель и, взяв Мэри за талию, увела ее в соседнюю комнату, куда за ними последовал и капитан Сенклер.
   Все казались счастливыми и довольными, только Эмми была печальна и сосредоточенна, как никогда.
   — Я вижу, Эмми, что тебя очень огорчает предстоящая разлука с Мэри, — проговорил Альфред, подойдя к ней. — Но ты можешь утешиться тем, что уезжаю и я, который постоянно мучил и дразнил тебя, как ты уверяла!
   — Я никогда этого не думала! — воскликнула Эмми почти сердито. — Но ты, действительно, злой и всегда дразнишь меня — и она вскочила и убежала в другую комнату, чтобы никто не видел ее слез.
   Решено было, что свадьба Мэри состоится через месяц в капелле форта, куда только что возвратился капеллан, а затем капитан Сенклер с супругой и Альфред покинут ферму в конце сентября, чтобы прибыть в Квебек вовремя и захватить суда, отправляющиеся в Европу до наступления зимы.
   Спустя неделю из Монреаля пришли баркасы, и вслед затем полковник Форстер в сопровождении капитана Сенклера явились на ферму, привезя корреспонденцию и газеты.
   После первых приветствий и поздравлений мистер Кемпбель попросил у своих гостей разрешения просмотреть полученные письма, и первое вскрытое им письмо из Англии вызвало в нем столь разительную перемену в лице, что все это сразу заметили.
   — Надеюсь, ничего неприятного? — спросила встревоженная жена.
   — Как тебе сказать, — ответил мистер Кемпбель, — не то, что приятное, но очень непредвиденное: мистер Дуглас Кемпбель скончался, и Векстон-Холл опять переходит к нам, так как у него не осталось наследника! Вот что мне пишет наш бывший поверенный.
   — Позвольте мне первому поздравить вас! — сказал полковник.
   — Я, право, не знаю, счастливее ли я буду там в Векстон-Холле, чем здесь, — сказала миссис Кемпбель, — но ради детей, пожалуй, должна была бы радоваться!
   — Да, пожалуй, — заметил ее муж, — но мы с тобой стареем, а наши дети, я вижу, другого мнения: у них целая жизнь впереди!
   — Я не поеду в Англию! — решительно заявил Джон. — Там меня станут посылать в школу, и какой-нибудь учитель станет пороть меня; я этого не хочу, я уже мужчина!
   — Я тоже не хочу! — сказал Персиваль.
   — Ни того, ни другого мы с матерью не отдадим в школу; но вам все-таки придется получить соответствующее вашему положению образование от людей, которым оно будет поручено!
   — Я всему, что нужно, обучился уже у Малачи! — решительно заявил Джон.
   Собственно, очень довольна этой переменой в жизни семьи Кемпбель была Мэри, которой теперь не надо было оставлять дядю и тетю так далеко; Эмми также рада была переселению в Англию; по известным причинам рад был еще и Генри, которому предстояло впоследствии стать владельцем обширного и богатого поместья в Англии. Но Джон упорно стоял на своем, Персиваль также был одного с ним мнения, хотя и не решался так открыто высказывать его.
   — Я, право, не знаю, что делать с Джоном! — сказал мистер Кемпбель, оставшись один с женой. — Он, по-видимому, так твердо решил не ехать в Англию, что я опасаюсь, что он уйдет в леса, когда мы будем уезжать отсюда; он уже и теперь постоянно с Малачи и Мартыном и как будто чуждается своей семьи!
   — Ты прав, и, мне кажется, лучше будет оставить его здесь! Он у нас младший сын в семье; поместье впоследствии перейдет к Генри! Альфред на хорошей дороге, Персиваль очень способен и охотно учится, а Джон слышать не хочет об учении, и обеспечить его впоследствии мы тоже не можем: у нас нет сбережений, тогда как, передав ему впоследствии эту ферму, мы сделаем его счастливым и богатым человеком.
   — Да, здесь его смело можно оставить на попечение Малачи и Мартына! Но ты, Эмилия, должна решить, примирится ли твое материнское сердце с этой разлукой.
   — Надо на нее решиться, — сказала миссис Кемпбель. — Это для его счастья! Мартын будет управлять фермой и хозяйством; старик Гревс будет хозяином на мельнице, а добрый полковник Форстер будет наблюдать за всем, что происходит на ферме, как он обещал.
   Спустя месяц после получения письма вся семья Кемпбель, за исключением Джона, села на баркасы, пришедшие из форта, и отплыла в Монреаль, где пробыла несколько дней, затем отправилась дальше в Квебек.
   В Квебеке их агент уже озаботился занять для них каюты на лучшем из судов, отправляющихся в Англию, и после шестинедельного плавания они снова благополучно прибыли в Ливерпул и уже оттуда проследовали в Векстон-Холл, где все ожидали их приезда, а миссис Дуглас-Кемпбель переселилась в свое личное поместье в Шотландии.
   На этом кончается наша повесть, но мы хотим еще сообщить читателю, как сложилась дальнейшая судьба наших героев.
   Генри не поступил вновь в колледж, а остался при отце и матери, приняв на себя управление поместьем; Альфред был назначен на судно, которым командовал капитан Лемлей, очень быстро выдвинулся и спустя четыре года по возвращении из Канады женился на своей шаловливой кузине Эмми, как этого и следовало ожидать.
   Мэри Сенклер поселилась со своим мужем в его обширном поместье, после того как ее супруг бросил службу и зажил помещиком.
   Персиваль поступил в колледж и стал блестящим юристом, а Джон оставался в Канаде до своего 20-летнего возраста, затем приехал в Англию повидать своих родителей.
   Ферма процветала и давала теперь прекрасный доход; все переселенцы добросовестно исполняли свои обязательства и являлись очень приятными соседями. У Мартына было теперь трое папуусов (папуус у индейцев значит ребенок).
   Цвет Земляники, как всегда, была весела и добра; индианка племени Злой Змеи жила на ферме и нянчила детей Мартына, помогая в хозяйстве, а Малачи теперь уже настолько состарился, что не часто уходил на охоту, а больше сидел зимой у очага, а летом грелся на крыльце на солнышке.
   Мистер Кемпбель вручил Джону дарственную, по которой все его канадское поместье безраздельно переходило в собственность младшему его сыну, и Джон, вернувшись в Канаду, вскоре нашел себе прекрасную жену, с которой был очень счастлив.
   Мистер и миссис Кемпбель дожили до глубокой старости, всеми любимые и всеми уважаемые, и когда они умерли, то все сожалели о них, вспоминая, как они достойно жили и в избытке, и в бедности, и никогда не забывали заповедей Божиих.