— Как мы слышали, Понтиак теперь уже умер, — заметила г-жа Кемпбель. — Не можете ли вы сказать, как он умер?
— Он был убит одним из своих; но трудно сказать, что подвинуло этого индейца на убийство великого вождя, личная ли месть или опасение новых кровопролитных войн с англичанами. Во всяком случае, жгучее чувство ненависти к англичанам схоронено вместе с этим непримиримым борцом за свободу и независимость родных племен!
— Несомненно, что этот Понтиак был удивительный человек, и все, что в нем было дурного, коварного и жестокого с нашей точки зрения, с точки зрения индейца было хорошо и похвально и вполне сообразно характеру индейцев! — сказал Альфред.
— Остается только пожалеть, что он не был христианином! Если бы индейцы были христианами, это внесло бы много доброго в их взгляды и понятия! — отозвалась г-жа Кемпбель.
— Может быть, но их вера так ясна, так проста, что обратить их в новую веру чрезвычайно трудно! — возразил Сенклер — Я однажды беседовал по этому поводу с одним старым индейцем, и в заключение он сказал мне: «Вы верите в Единого Бога, и мы также; вы называете его одним именем, а мы другим; но это происходит оттого, что мы говорим на различных языках; вы говорите, что кто поступает в своей жизни хорошо, тот идет в страну блаженства, в страну Великого Духа, после своей смерти; то же самое говорим и мы. Значит, и индейцы, и янки (так они зовут англичан) стремятся к одной и той же цели, но только и те, и другие стараются по-своему достигнуть ее. И потому я думаю, что так как мы все плывем по одному пути, то всего лучше, чтобы каждый человек плыл сам по себе; вот что я вам скажу! «
За два часа до заката наши путешественники прибыли на то место, где предполагался ночлег. Солдаты разбили палатку для дам на небольшом песчаном пригорке, а Мартын Сепер принес туда постели. Затем разведены были два громадных костра, и на них готовили ужин и чай. Поужинав и напившись чаю, дамы удалились в палатку, у которой были расставлены часовые, а все остальные разлеглись вокруг костров под охраной других часовых, сменявшихся каждые два часа.
На другой день рано утром тронулись в путь и к вечеру прибыли в Монреаль, где решено было провести целые сутки. Имея рекомендательные письма к губернатору и властям, мистер Кемпбель и его семья были приняты здесь с распростертыми объятиями; для них было отведено прекрасное помещение в губернаторском доме, и все местное общество, почти сплошь французское, было чрезвычайно мило и любезно к ним. После парадного, веселого и оживленного ужина семейство Кемпбель рассталось с капитаном Сенклером, который предложил, если они пожелают, пробыть здесь еще одни сутки; но наши путешественники отказались, спеша скорее прибыть к месту своего назначения. Итак, поутру все снова разместились по своим баркасам и тронулись в путь. Теперь им оставалось еще проплыть вверх по реке против течения 360 миль; местами встречались стремнины и пороги, представлявшие большие затруднения. Однако после 16 дней трудного пути все баркасы с их пассажирами прибыли благополучно в форт Фронтиньяк, где поселенцы были очень ласково и сердечно встречены комендантом полковником Форстером, успевшим, благодаря заблаговременно полученному им письму губернатора Квебека, приготовить все для приема гостей.
Оставшись одни в отведенных им комнатах, семейство Кемпбель от всей души возблагодарило Бога за свое благополучное путешествие и просило Его благословения на предстоящую новую жизнь, которая отныне должна была начаться для них.
ГЛАВА ix
Поутру все встали и вышли на вал, чтобы полюбоваться открывающимся оттуда видом. Солнце светило ярко и приветливо; птицы пели, на душе становилось легко и приятно.
— Право, как посмотришь на все это, не хочется верить, что жизнь в этой стране так тяжела и неприятна! — заметила г-жа Кемпбель.
— Да, — сказал подошедший к ним полковник Форстер, — если бы погода всегда была так хороша, как сегодня! Но в Канаде долгие, скучные зимы и короткое жаркое лето, и я должен сказать, что вам надо очень спешить с постройкой дома, чтобы устроиться в нем до наступления зимы. Между тем силы ваши очень невелики; я хотел предложить вам двенадцать человек рабочей нестроевой команды на несколько недель для производства необходимых работ на постройке, а капитан Сенклер вызвался принять над ними командование; это будет для вас весьма существенной подмогой и будет стоить очень немного; я же легко могу обойтись без этих людей некоторое время!
Понятно, что это предложение было принято с радостью, и так как нельзя было терять времени, то решено было ехать на приобретенный участок на другой же день.
— Хотя я и надеялся, что вы подольше побалуете меня своим приятным обществом, — говорил полковник, — но удерживать не смею! Как вам, конечно, известно, я по распоряжению губернатора должен снабдить вас скотом, предоставляя выбрать лучших из наших коров; сделайте это теперь же, потому что тогда я буду иметь возможность отправить их вам денька через два круговым путем, а если хотите, предоставьте сделать этот выбор мне и, будьте покойны, останетесь им вполне довольны. Но я должен сообщить один местный секрет: здесь в изобилии растет дикий лук, и для скота он очень лаком, но эта пища придает молоку чрезвычайно неприятный привкус; чтобы избавиться от него, необходимо только что выдоенное молоко вскипятить, и тогда его можно будет пить с удовольствием.
— Очень вам благодарны за ваше предостережение, полковник: ведь никто из нас в семье не питает пристрастия к молоку с привкусом лука!
В этот момент их позвали завтракать; после завтрака все занялись нагрузкой двух баркасов и комендантского катера, предназначенного для доставки семейства Кемпбель к месту их поселения. Утомившись работой за день, все рано отошли ко сну, чтобы на следующий день поутру снова пуститься в путь.
После раннего завтрака, простившись с комендантом и его офицерами, мистер Кемпбель и его семья спустились к берегу озера и сели в ожидавшие их комендантский катер и два баркаса, на которых в качестве гребцов были посажены двенадцать человек солдат нестроевой команды.
Погода была великолепная, и все были в прекрасном расположении духа. Расстояние по озеру было не более трех с половиною миль, а сухим путем вдвое больше.
Когда они въехали в маленькую бухточку, к которой прилегали владения мистера Кемпбеля, капитан Сенклер сказал:
— Вот ваша будущая резиденция, миссис Кемпбель, видите этот широкий ручей, впадающий в озеро? Это как раз ваша восточная граница, а по ту сторону ручья лежит земля охотника Малачи Бонэ. Видите там бревенчатую избу немногим больше индейской хижины и этот клочок маисового поля? Это его владения, а прилегающие к нему луга пропадают у него совсем даром: он не держит скота, а живет исключительно охотой, как индейцы. Да у него, говорят, и жена индианка.
— Вот прекрасно! — засмеялась Эмми. — Мы будем очень рады дамскому обществу.
— Вы, вероятно, предполагаете, что миссис Бонэ первая сделает вам визит? — заметил Сенклер.
— Если ей знаком обычай высшего света, то она должна была бы это сделать, но если она этого не сделает, то я первая явлюсь к ней: мне очень интересно познакомиться с дамой-индианкой!
— Надо вам сказать, что женщины индианки все удивительно воспитаны, сдержанны, деликатны и скромны.
Спустя несколько минут комендантский катер пристал к берегу у небольшого пригорочка; все высадились и. стали осматривать свои новые владения. Пространство приблизительно в тридцать акров тянулось вдоль озера и представляло собою сплошной зеленый луг, то что называется здесь природной прерией. За ним виднелась площадь в 300 метров шириною, поросшая мелким кустарником, а за ним высился величавый строевой лес, совершенно скрывавший горизонт. Участок старого охотника ничем не отличался от этого участка и являлся как бы его продолжением.
— Ну, мистер Кемпбель, — сказал Мартын Сепер, появляясь на пригорке, — можно сказать, что вам посчастливилось! Ведь, подумайте только, сколько бы нам пришлось поработать здесь топором в этом лесу прежде, чем бы мы расчистили вам такой луг! Эта прерия — настоящее богатство, сударь, для поселенца! Однако надо приниматься за работу, каждый день стоит денег, нельзя тратить время даром. Я сейчас заберу топоры да человек шесть солдат, и пока остальные станут разбивать палатки и выгружать кладь из баркасов, мы поработаем в лесу, а вы тут с капитаном и барынями решите, где стоять дому.
Когда Сепер с солдатами и в сопровождении Генри и Альфреда ушел в лес, а мистер Кемпбель с супругой и капитаном стали обсуждать, на каком месте поставить дом, обе барышни в сопровождении маленького Джона, не будучи ничем заняты, пошли вверх вдоль ручья по направлению к лесу.
— Жаль, что у меня нет моего сундучка! — промолвил Джон, важно шагая по берегу ручья с заложенными за спину руками.
— А зачем тебе твой сундучок? — спросила Мэри.
— Мои крючки в сундуке!
— Так ты вздумал удить? Разве ты видишь рыб в этом ручье?
— Да! — сказал Джон и зашагал вперед, по-видимому, не желая продолжать разговора.
Мэри и Эмми следовали за ним не спеша, и когда нагнали Джона, то увидели его стоящим на берегу ручья неподвижно и молча, уставившись глазами в человека, стоящего против него по другую сторону ручья, столь же безмолвного и неподвижного, как и он.
Обе девушки в первую минуту остановились в недоумении, увидя высокого сухощавого человека, одетого в платье из оленьей кожи и стоявшего опершись на длинноствольное ружье, смотря в упор на них и Джона. Лицо его было до того смугло и загорело, что трудно было сказать, какой он расы, краснокожий или белый.
— Это, вероятно, охотник, Эмми, и одет он не как индейцы, которых мы видели в Квебеке! — сказала Мэри.
— Я заговорю с ним, Мэри, — проговорила Эмми. — Скажите, добрый человек, вас зовут Малачи Бонэ? Не правда ли?
— Малачи Бонэ — мое имя, — отозвался глухим, грудным голосом охотник, — а вы кто такие и что здесь делаете? Что это увеселительная прогулка с форта, что ли? — Нет, мы приехали сюда с намерением поселиться здесь и будем отныне вашими соседями!
— Поселиться здесь? Да что это вы говорите, девушка, уж не вы же поселитесь здесь?!
— Именно мы? Разве вы не знаете Мартына Сепера? Он приехал сюда вместе с нами и теперь пошел в лес рубить деревья, чтобы построить нам здесь дом!.. Знаешь, Мэри, я говорю с ним, а сама боюсь! — обратилась Эмми к сестре.
— Мартына Сепера, траппера, я знаю, — промолвил охотник, и, вскинув на плечо свое ружье, без дальнейших околичностей повернулся и пошел по направлению к своему дому.
— Ну, скажу тебе, Мэри, этот старый джентльмен не особенно вежлив и любезен; пойдем-ка мы к Альфреду и Мартыну Сеперу и расскажем им об этой встрече.
Сказано — сделано.
— Он недоволен, мисс, я его знаю, — сказал Мартын, выслушав рассказ девушек. — Я так и думал! Ну, да если ему не нравится, так пусть он токует на другом месте, т. е. пусть перебирается и переносит свой вигвам куда-нибудь подальше.
— Но отчего бы ему не нравилось наше соседство? Мне кажется, что иметь соседей скорее приятно, чем неприятно!
— Это, мисс, не для всех! Малачи Бонэ — человек, который прожил всю свою жизнь в лесу один, вечно прислушиваясь к малейшему шороху, вечно выглядывая малейшее явление, падение листа, колыхание травы, привыкший жить только с самим собой и с природой; ему неприятно присутствие посторонних лиц; человек, который в течение многих месяцев не говорил ни слова, и если ему приходится говорить, чувствует досадное утомление; слушать, когда говорят другие, тоже утомительно; ведь это дело привычки, мисс! Вот почему Малачи недоволен. Я пойду, повидаю его, когда мы кончим работать.
— Но ведь у него, говорят, есть жена!
— Да, но его жена — индианка, мисс, а их женщины никогда не говорят, если их не спрашивают!
— Какое прекрасное качество! — воскликнул Альфред смеясь. — Право, я думаю поискать себе жену среди индейских женщин, Эмми!
— Я думаю, ты прекрасно сделаешь, — отозвалась Эмми, — ты, по крайней мере, будешь уверен в спокойствии и тишине в твоем доме, когда тебя в нем не будет, а когда ты будешь дома, то говорить будешь ты один, а именно это ты и любишь. Пойдем, Мэри, оставим его мечтать о безмолвной индейской сквау!
И обе девушки удалились.
Люди, посланные комендантом для работ, оказались прекрасными, усердными и ловкими рабочими. К вечеру было срублено немало деревьев и подготовлено для перевозки на место постройки. Палатки были раскинуты, одна для семьи Кемпбель на пригорке, другая для капитана Сенклера и солдат в ста саженях от пригорка. Когда работавшие в лесу вернулись, разложили костры и приготовили горячий ужин, так как обед был холодный, а после ужина все поспешили лечь спать. Капитан Сенклер расставил двух часовых на всякий случай и в разных местах привязал тех пятерых собак, которых он захватил с форта в подарок семье Кемпбель, зная, что без собак жить в лесу совершенно невозможно. Впрочем, в последнее время индейцы по соседству с фортом Фронтиньяк были совершенно спокойны и миролюбивы.
ГЛАВА X
Утром за завтраком Мэри спросила:
— Слышали вы ночью странный шум, который так удивил меня? Я не знала, чему его приписать? Но все молчали, и потому я тоже ничего не сказала.
— Все спали, — сказал Альфред, — я ничего решительно не слыхал.
— Это было точно отдаленный скрип телег с примесью какого-то свистящего звука.
— Мне кажется, я могу сказать вам, мисс, что это было; я несколько раз вставал ночью и слышал. Это были лягушки, — сказал капитан Сенклер, — а тот свистящий звук издавали ящерицы; каждую ночь в течение всего лета вы будете слышать этот шум. Но вы скоро к нему привыкнете и перестанете его замечать.
— Неужели возможно, чтобы такие маленькие существа производили такой шум?
— Да, но когда этих существ тысячи, может быть миллионы, сливают свои голоса в один общий концерт, тогда это начинает становиться понятным!
— Конечно! Благодарю вас, капитан, за это сведение: оно много будет способствовать моему спокойствию! — сказала Мэри.
После раннего завтрака Мартын сообщил мистеру Кемпбелю, что он виделся с Малачи Бонэ; старый охотник выразил свое неудовольствие по поводу их приезда и навязанного ему соседства, затем сообщил и свое решение покинуть насиженное место в случае, если новые поселенцы намерены будут остаться здесь.
— Не думает же он, что мы откажемся от своего участка только из желания сделать ему приятное? С другой стороны, мы вовсе не хотим его выживать; мы оставим его совершенно в покое! — сказала г-жа Кемпбель.
— Да, но он говорит, что не желает жить в тесноте, не желает, чтобы у него на глазах постоянно вертелись люди; я сказал ему, что если он вздумает бросить свой участок, то мистер Кемпбель охотно откупит его, и он, по-видимому, не имеет ничего против этого.
— Вы были правы, Мартын, я с величайшей охотой куплю его участок!
— В таком случае я еще переговорю с ним об этом! Весь этот день в лесу кипела работа; на лугу также не теряли времени. Здесь плотники готовили двери и оконные рамы, стекла для которых были привезены из Квебека. На третий день прибыла лодка с форта с провиантом для солдат и двумя превосходными быками, присланными в подарок семье Кемпбель комендантом. По прошествии недели было навезено и заготовлено очень много бревен и досок; работа кипела весь день, а по вечерам Мартын не раз виделся со старым охотником, который соглашался продать свою землю мистеру Кемпбелю, но денег брать за нее не желал. «Что он будет делать с деньгами? Ему нужны не деньги, а хороший порох, свинец, одеяла, табак». За это время старый охотник очень сошелся с маленьким Джоном. Как это произошло, трудно сказать, так как и тот и другой были не речисты, но так или иначе, мальчуган ухитрился перебраться через ручей и теперь постоянно пропадал у старика Малачи Бонэ; он даже не являлся домой ни к ужину, ни к обеду. Мартын доносил, что маленький мистер Джон в хижине охотника и там ему не грозит никакой опасности, и потому миссис Кемпбель не беспокоилась.
— Но что он там делает? — спрашивала она.
— Да ничего, сидит и глядит то на сквау, то на охотника, когда тот чистит свое ружье, и все время молчит! Это-то и нравится в нем старику Малачи.
— Он сегодня принес нам целую корзину молодых форелей! — сказала Мэри. — Значит, он уж не вовсе бездельничает!
— Нет, он преусердно ловит рыбу и половину отдает старику, а половину несет сюда. Вы увидите, из него скоро выйдет заправский охотник, как говорит Малачи. Он уже теперь как следует взводит курок и вскидывает к плечу ружье старика, только оно для него очень тяжело, ему бы следовало иметь ружьецо полегче!
— Но ведь он еще слишком молод, чтобы давать ему в руки ружье! — заметила миссис Кемпбель.
— Нет, сударыня, — возразил Сепер, — здесь, в этих местах, никто не бывает слишком молод, чтобы управляться с ружьем. Вот и мистеру Персивалю надо будет обучиться стрелять, как только у меня будет больше свободного времени! — добавил траппер.
— Что же, Мэри?! Мне думается, что и нам с тобой следует записаться в стрелки; да и тетя хотела обучаться стрельбе. Право, это будет прекрасно! — засмеялась Эмми. — У нас будет женская стрелковая бригада, и тогда я не стану выносить ни малейшей дерзости, помни это, Альфред! Возбуди только мое неудовольствие, и я сейчас же возьмусь за свой карабин!
— Я полагаю, что ты и без карабина будешь казнить гораздо чаще своими глазами! — отозвался Альфред.
— Ах, смотрите, дядя! — воскликнула девушка. — Ведь это старый охотник идет сюда, а позади его трусит наш маленький Джон! Я уверена, что его визит относится ко мне: ведь, когда он впервые увидел меня, то онемел от удивления.
— Тут нет ничего удивительного, — заметил капитан Сенклер, — ему здесь не часто случалось видеть такие экземпляры, как вы и ваша сестрица!
— Ну, конечно, английская сквау должна быть здесь редкостью.
Едва успела она договорить эти слова, как Малачи Бонэ подошел и сел на первый свободный стул, не дожидаясь приглашения и поставив ружье между колен.
— Я к вашим услугам, — сказал мистер Кемпбель, — чем могу служить? Надеюсь, вы здоровы?
— Кой черт вас занесло сюда? — проговорил Бонэ, оглядываясь вокруг. — Вы совсем не годитесь здесь, в этой глуши! Скоро придет зима, и тогда вы уедете отсюда туда, откуда приехали, я уверен!
— Нет, — сказал Альфред, — нам некуда уехать, и потому мы останемся; кроме того, там, где мы раньше жили, и без нас тесно!
— Ну, а теперь мне от вас тесно! — сказал старик. — И потому я уйду дальше.
— И господин согласен уплатить тебе за твою землю и поле!
— Да, все это хорошо. Но лучше бы я не видал ни его, ни его товаров!
— Это вы нас подразумеваете под словом «товары»? — спросила шаловливая Эмми.
— Нет, девушка, я подразумеваю порох и тому подобное!
— Я думаю, что под последними словами он подразумевает именно тебя! — сказал Альфред.
— Во всяком случае, скажите, какие ваши условия, и я сегодня же покончу с вами.
— Ну, это я предоставлю вам — составить условия и оценку, вам и Мартыну. А я пришел сказать вам, что завтра я очищу свой участок, т. е. уйду отсюда!
— Завтра? А куда же вы уходите? Малачи Бонэ указал рукой на запад.
— Туда, и вы не услышите больше звука моего ружья. Но я уверен, что вы здесь не останетесь. Вы не знаете, какая здесь жизнь: это совсем не для таких, как вы! Нет, ни один из вас, кроме, разве, этого мальчика, не годится в этих местах! — и он любовно положил руку на голову Джона. — Вот этот годится в лесу. Отпустите его со мной! Я сделаю из него охотника! Не так ли, Мартын?
— Без сомнения, если только они отдадут его вам!
— Отдать его мы не можем, но мы будем отпускать его к вам погостить, если вы этого желаете!
— Так, значит, вы обещаете? Ну так я уйду не так далеко, как сперва думал. У него верный глаз! Я приду за ним!
Старик встал и ушел, не добавив ни слова. Джон пошел за ним, не обменявшись ни словом ни с кем из присутствующих.
— Как ты думаешь быть с Джоном? Ведь не думаешь же ты отпустить его с охотником совсем? — спросила г-жа Кемпбель своего мужа.
— Нет, душа моя! — отвечал ее муж. — Но я думаю, что ему можно будет позволить при случае навестить старика и погостить у него несколько дней.
— Это будет весьма полезно для мальчика, — вставил Мартын. — Если я смею вам дать совет, разрешите ему уходить и приходить, когда ему вздумается. Старик полюбил его; он обучит его своему промыслу, и вы приобретете через него расположение Малачи Бонэ, а его дружба может вам очень пригодиться. Старик ушел отсюда на запад, и если будет вам грозить опасность с той стороны, мы узнаем об этом заблаговременно от него; ради мальчика он нас предупредит и в случае нужды не откажется нам помочь.
— Мартын Сепер говорит справедливо, — заметил капитан Сенклер. — Малачи Бонэ будет для вас как бы аванпостом в случае опасности с запада или фортом в случае надобности отступления.
— Отпустите его с ним, сэр, — сказал Мартын, — мальчик приучится к делу.
— Я ничего не хочу обещать, Мартын, — проговорил мистер Кемпбель, — но во всяком случае разрешу моему сыну посещать старика: в этом нет ничего дурного.
ГЛАВА XI
Прошло шесть недель, и за это время поставили дом, покрыли крышей, приладили окна и двери. Дом состоял из большой столовой, кухни, гостиной и трех спален; одной, очень большой, с шестью постелями, наподобие дортуара или, вернее, общей спальной каюты, предназначенной для молодых людей, и двух менее больших для двух барышень и для супругов Кемпбель.
Прежде окончания дома к нему была сделана громадная добавочная пристройка в виде сарая, для припасов и всякого рода имущества, а над ним нечто вроде амбара и чердак. Бывшее жилище старого охотника было обращено в коровник, и Мэри и Эмми вступили в исполнение обязанностей коровниц или скотниц: доили коров, выгоняли на луг, приглядывали за ними, чтобы они не ушли в лес, и т. д. Паслись коровы на лугу за ручьем, через который теперь был перекинут красивый мостик.
За домом был уже расчищен небольшой клочок земли и превращен в огород. За огородом был выстроен хлев для свиней и птичник для дворовой птицы. Комендант форта приезжал несколько раз на своем катере посмотреть, как подвигается устройство семьи Кемпбель, и всякий раз привозил им то птицу, то молодых поросят, словом, что-нибудь полезное в хозяйстве.
Возвратимся, однако, к Малачи Бонэ.
На другой день после его посещения Эмми увидела, как старик, взяв ружье, направился в лес в сопровождении Джона, и так как ей ужасно хотелось познакомиться с индианкой, женой охотника, то она уговорила Мери, Альфреда и капитана Сенклера перейти на ту сторону ручья и. пойти к хижине Малачи Бонэ. После непродолжительных поисков они нашли то место ручья, где можно было перебраться через него по стволу упавшего поперек ручья дерева. Подойдя к самому дому, они увидели сидевшую на пороге молодую индианку, занятую изготовлением мокасин. При виде Альфреда, шедшего впереди остальных, она в первый момент как будто испугалась, но заметив, что с ним были две молодые девушки, видимо, успокоилась и, приветствовав своих незваных гостей легким наклоном головы, молча продолжала работать.
— Как она молода! — заметила Мэри. — Ей едва ли есть восемнадцать лет. А охотник ведь уже совсем старик!
— Это здесь принято: старик-вождь берет себе в жены трех-четырех самых молоденьких девушек, которые у него, в сущности состоят скорее в роли прислужниц! — заметил Сенклер.
— Я думаю, она не понимает по-английски. Как нам объясниться с ней? — спросила Мери.
— Я могу говорить с ней на ее родном языке, если она из племени чиппевайев или какого-либо из соседних племен: ведь все они здесь говорят на одном наречии. Что вы желаете сказать ей?
— Скажите, что мы пришли сообщить ей, что будем жить здесь и готовы будем поделиться с ней всем, что у вас есть.
Капитан перевел слова Мэри ей и ее ответ своим спутницам.
— Она говорит, что вы обе роскошные цветки, но не местные дикие лесные цветы, и что холодная зима убьет вас.
— Скажите ей, что она увидит нас живыми и веселыми будущей весной, — проговорила Эмми, — и отдайте ей эту брошку с просьбой, чтобы она носила ее на память обо мне.
Молодая индианка подняла свой взгляд на Эмми и, улыбаясь, ласково и мило ответила, что она и без этой красивой безделушки никогда не забыла бы прекрасную лилию, которая была так добра к маленькому цветку лесной земляники.
— Какой поэтичный и образный ее язык, — заметила Мери, — а мне нечего дать ей! Ах, да, вот мой костяной игольник, и в нем несколько иголок; отдайте ей, показав, что в нем иголки; это пригодится ей, когда она будет шить мокасины!
Сенклер сделал, как ему сказано, и затем перевел слова индианки.
— Индианка ответила, что теперь ей лучше и быстрее работать; кроме того, ей хочется взглянуть на вашу ногу, чтобы доказать вам свою благодарность, изготовить вам пару мокасин!
— Он был убит одним из своих; но трудно сказать, что подвинуло этого индейца на убийство великого вождя, личная ли месть или опасение новых кровопролитных войн с англичанами. Во всяком случае, жгучее чувство ненависти к англичанам схоронено вместе с этим непримиримым борцом за свободу и независимость родных племен!
— Несомненно, что этот Понтиак был удивительный человек, и все, что в нем было дурного, коварного и жестокого с нашей точки зрения, с точки зрения индейца было хорошо и похвально и вполне сообразно характеру индейцев! — сказал Альфред.
— Остается только пожалеть, что он не был христианином! Если бы индейцы были христианами, это внесло бы много доброго в их взгляды и понятия! — отозвалась г-жа Кемпбель.
— Может быть, но их вера так ясна, так проста, что обратить их в новую веру чрезвычайно трудно! — возразил Сенклер — Я однажды беседовал по этому поводу с одним старым индейцем, и в заключение он сказал мне: «Вы верите в Единого Бога, и мы также; вы называете его одним именем, а мы другим; но это происходит оттого, что мы говорим на различных языках; вы говорите, что кто поступает в своей жизни хорошо, тот идет в страну блаженства, в страну Великого Духа, после своей смерти; то же самое говорим и мы. Значит, и индейцы, и янки (так они зовут англичан) стремятся к одной и той же цели, но только и те, и другие стараются по-своему достигнуть ее. И потому я думаю, что так как мы все плывем по одному пути, то всего лучше, чтобы каждый человек плыл сам по себе; вот что я вам скажу! «
За два часа до заката наши путешественники прибыли на то место, где предполагался ночлег. Солдаты разбили палатку для дам на небольшом песчаном пригорке, а Мартын Сепер принес туда постели. Затем разведены были два громадных костра, и на них готовили ужин и чай. Поужинав и напившись чаю, дамы удалились в палатку, у которой были расставлены часовые, а все остальные разлеглись вокруг костров под охраной других часовых, сменявшихся каждые два часа.
На другой день рано утром тронулись в путь и к вечеру прибыли в Монреаль, где решено было провести целые сутки. Имея рекомендательные письма к губернатору и властям, мистер Кемпбель и его семья были приняты здесь с распростертыми объятиями; для них было отведено прекрасное помещение в губернаторском доме, и все местное общество, почти сплошь французское, было чрезвычайно мило и любезно к ним. После парадного, веселого и оживленного ужина семейство Кемпбель рассталось с капитаном Сенклером, который предложил, если они пожелают, пробыть здесь еще одни сутки; но наши путешественники отказались, спеша скорее прибыть к месту своего назначения. Итак, поутру все снова разместились по своим баркасам и тронулись в путь. Теперь им оставалось еще проплыть вверх по реке против течения 360 миль; местами встречались стремнины и пороги, представлявшие большие затруднения. Однако после 16 дней трудного пути все баркасы с их пассажирами прибыли благополучно в форт Фронтиньяк, где поселенцы были очень ласково и сердечно встречены комендантом полковником Форстером, успевшим, благодаря заблаговременно полученному им письму губернатора Квебека, приготовить все для приема гостей.
Оставшись одни в отведенных им комнатах, семейство Кемпбель от всей души возблагодарило Бога за свое благополучное путешествие и просило Его благословения на предстоящую новую жизнь, которая отныне должна была начаться для них.
ГЛАВА ix
Поутру все встали и вышли на вал, чтобы полюбоваться открывающимся оттуда видом. Солнце светило ярко и приветливо; птицы пели, на душе становилось легко и приятно.
— Право, как посмотришь на все это, не хочется верить, что жизнь в этой стране так тяжела и неприятна! — заметила г-жа Кемпбель.
— Да, — сказал подошедший к ним полковник Форстер, — если бы погода всегда была так хороша, как сегодня! Но в Канаде долгие, скучные зимы и короткое жаркое лето, и я должен сказать, что вам надо очень спешить с постройкой дома, чтобы устроиться в нем до наступления зимы. Между тем силы ваши очень невелики; я хотел предложить вам двенадцать человек рабочей нестроевой команды на несколько недель для производства необходимых работ на постройке, а капитан Сенклер вызвался принять над ними командование; это будет для вас весьма существенной подмогой и будет стоить очень немного; я же легко могу обойтись без этих людей некоторое время!
Понятно, что это предложение было принято с радостью, и так как нельзя было терять времени, то решено было ехать на приобретенный участок на другой же день.
— Хотя я и надеялся, что вы подольше побалуете меня своим приятным обществом, — говорил полковник, — но удерживать не смею! Как вам, конечно, известно, я по распоряжению губернатора должен снабдить вас скотом, предоставляя выбрать лучших из наших коров; сделайте это теперь же, потому что тогда я буду иметь возможность отправить их вам денька через два круговым путем, а если хотите, предоставьте сделать этот выбор мне и, будьте покойны, останетесь им вполне довольны. Но я должен сообщить один местный секрет: здесь в изобилии растет дикий лук, и для скота он очень лаком, но эта пища придает молоку чрезвычайно неприятный привкус; чтобы избавиться от него, необходимо только что выдоенное молоко вскипятить, и тогда его можно будет пить с удовольствием.
— Очень вам благодарны за ваше предостережение, полковник: ведь никто из нас в семье не питает пристрастия к молоку с привкусом лука!
В этот момент их позвали завтракать; после завтрака все занялись нагрузкой двух баркасов и комендантского катера, предназначенного для доставки семейства Кемпбель к месту их поселения. Утомившись работой за день, все рано отошли ко сну, чтобы на следующий день поутру снова пуститься в путь.
После раннего завтрака, простившись с комендантом и его офицерами, мистер Кемпбель и его семья спустились к берегу озера и сели в ожидавшие их комендантский катер и два баркаса, на которых в качестве гребцов были посажены двенадцать человек солдат нестроевой команды.
Погода была великолепная, и все были в прекрасном расположении духа. Расстояние по озеру было не более трех с половиною миль, а сухим путем вдвое больше.
Когда они въехали в маленькую бухточку, к которой прилегали владения мистера Кемпбеля, капитан Сенклер сказал:
— Вот ваша будущая резиденция, миссис Кемпбель, видите этот широкий ручей, впадающий в озеро? Это как раз ваша восточная граница, а по ту сторону ручья лежит земля охотника Малачи Бонэ. Видите там бревенчатую избу немногим больше индейской хижины и этот клочок маисового поля? Это его владения, а прилегающие к нему луга пропадают у него совсем даром: он не держит скота, а живет исключительно охотой, как индейцы. Да у него, говорят, и жена индианка.
— Вот прекрасно! — засмеялась Эмми. — Мы будем очень рады дамскому обществу.
— Вы, вероятно, предполагаете, что миссис Бонэ первая сделает вам визит? — заметил Сенклер.
— Если ей знаком обычай высшего света, то она должна была бы это сделать, но если она этого не сделает, то я первая явлюсь к ней: мне очень интересно познакомиться с дамой-индианкой!
— Надо вам сказать, что женщины индианки все удивительно воспитаны, сдержанны, деликатны и скромны.
Спустя несколько минут комендантский катер пристал к берегу у небольшого пригорочка; все высадились и. стали осматривать свои новые владения. Пространство приблизительно в тридцать акров тянулось вдоль озера и представляло собою сплошной зеленый луг, то что называется здесь природной прерией. За ним виднелась площадь в 300 метров шириною, поросшая мелким кустарником, а за ним высился величавый строевой лес, совершенно скрывавший горизонт. Участок старого охотника ничем не отличался от этого участка и являлся как бы его продолжением.
— Ну, мистер Кемпбель, — сказал Мартын Сепер, появляясь на пригорке, — можно сказать, что вам посчастливилось! Ведь, подумайте только, сколько бы нам пришлось поработать здесь топором в этом лесу прежде, чем бы мы расчистили вам такой луг! Эта прерия — настоящее богатство, сударь, для поселенца! Однако надо приниматься за работу, каждый день стоит денег, нельзя тратить время даром. Я сейчас заберу топоры да человек шесть солдат, и пока остальные станут разбивать палатки и выгружать кладь из баркасов, мы поработаем в лесу, а вы тут с капитаном и барынями решите, где стоять дому.
Когда Сепер с солдатами и в сопровождении Генри и Альфреда ушел в лес, а мистер Кемпбель с супругой и капитаном стали обсуждать, на каком месте поставить дом, обе барышни в сопровождении маленького Джона, не будучи ничем заняты, пошли вверх вдоль ручья по направлению к лесу.
— Жаль, что у меня нет моего сундучка! — промолвил Джон, важно шагая по берегу ручья с заложенными за спину руками.
— А зачем тебе твой сундучок? — спросила Мэри.
— Мои крючки в сундуке!
— Так ты вздумал удить? Разве ты видишь рыб в этом ручье?
— Да! — сказал Джон и зашагал вперед, по-видимому, не желая продолжать разговора.
Мэри и Эмми следовали за ним не спеша, и когда нагнали Джона, то увидели его стоящим на берегу ручья неподвижно и молча, уставившись глазами в человека, стоящего против него по другую сторону ручья, столь же безмолвного и неподвижного, как и он.
Обе девушки в первую минуту остановились в недоумении, увидя высокого сухощавого человека, одетого в платье из оленьей кожи и стоявшего опершись на длинноствольное ружье, смотря в упор на них и Джона. Лицо его было до того смугло и загорело, что трудно было сказать, какой он расы, краснокожий или белый.
— Это, вероятно, охотник, Эмми, и одет он не как индейцы, которых мы видели в Квебеке! — сказала Мэри.
— Я заговорю с ним, Мэри, — проговорила Эмми. — Скажите, добрый человек, вас зовут Малачи Бонэ? Не правда ли?
— Малачи Бонэ — мое имя, — отозвался глухим, грудным голосом охотник, — а вы кто такие и что здесь делаете? Что это увеселительная прогулка с форта, что ли? — Нет, мы приехали сюда с намерением поселиться здесь и будем отныне вашими соседями!
— Именно мы? Разве вы не знаете Мартына Сепера? Он приехал сюда вместе с нами и теперь пошел в лес рубить деревья, чтобы построить нам здесь дом!.. Знаешь, Мэри, я говорю с ним, а сама боюсь! — обратилась Эмми к сестре.
— Мартына Сепера, траппера, я знаю, — промолвил охотник, и, вскинув на плечо свое ружье, без дальнейших околичностей повернулся и пошел по направлению к своему дому.
— Ну, скажу тебе, Мэри, этот старый джентльмен не особенно вежлив и любезен; пойдем-ка мы к Альфреду и Мартыну Сеперу и расскажем им об этой встрече.
Сказано — сделано.
— Он недоволен, мисс, я его знаю, — сказал Мартын, выслушав рассказ девушек. — Я так и думал! Ну, да если ему не нравится, так пусть он токует на другом месте, т. е. пусть перебирается и переносит свой вигвам куда-нибудь подальше.
— Но отчего бы ему не нравилось наше соседство? Мне кажется, что иметь соседей скорее приятно, чем неприятно!
— Это, мисс, не для всех! Малачи Бонэ — человек, который прожил всю свою жизнь в лесу один, вечно прислушиваясь к малейшему шороху, вечно выглядывая малейшее явление, падение листа, колыхание травы, привыкший жить только с самим собой и с природой; ему неприятно присутствие посторонних лиц; человек, который в течение многих месяцев не говорил ни слова, и если ему приходится говорить, чувствует досадное утомление; слушать, когда говорят другие, тоже утомительно; ведь это дело привычки, мисс! Вот почему Малачи недоволен. Я пойду, повидаю его, когда мы кончим работать.
— Но ведь у него, говорят, есть жена!
— Да, но его жена — индианка, мисс, а их женщины никогда не говорят, если их не спрашивают!
— Какое прекрасное качество! — воскликнул Альфред смеясь. — Право, я думаю поискать себе жену среди индейских женщин, Эмми!
— Я думаю, ты прекрасно сделаешь, — отозвалась Эмми, — ты, по крайней мере, будешь уверен в спокойствии и тишине в твоем доме, когда тебя в нем не будет, а когда ты будешь дома, то говорить будешь ты один, а именно это ты и любишь. Пойдем, Мэри, оставим его мечтать о безмолвной индейской сквау!
И обе девушки удалились.
Люди, посланные комендантом для работ, оказались прекрасными, усердными и ловкими рабочими. К вечеру было срублено немало деревьев и подготовлено для перевозки на место постройки. Палатки были раскинуты, одна для семьи Кемпбель на пригорке, другая для капитана Сенклера и солдат в ста саженях от пригорка. Когда работавшие в лесу вернулись, разложили костры и приготовили горячий ужин, так как обед был холодный, а после ужина все поспешили лечь спать. Капитан Сенклер расставил двух часовых на всякий случай и в разных местах привязал тех пятерых собак, которых он захватил с форта в подарок семье Кемпбель, зная, что без собак жить в лесу совершенно невозможно. Впрочем, в последнее время индейцы по соседству с фортом Фронтиньяк были совершенно спокойны и миролюбивы.
ГЛАВА X
Утром за завтраком Мэри спросила:
— Слышали вы ночью странный шум, который так удивил меня? Я не знала, чему его приписать? Но все молчали, и потому я тоже ничего не сказала.
— Все спали, — сказал Альфред, — я ничего решительно не слыхал.
— Это было точно отдаленный скрип телег с примесью какого-то свистящего звука.
— Мне кажется, я могу сказать вам, мисс, что это было; я несколько раз вставал ночью и слышал. Это были лягушки, — сказал капитан Сенклер, — а тот свистящий звук издавали ящерицы; каждую ночь в течение всего лета вы будете слышать этот шум. Но вы скоро к нему привыкнете и перестанете его замечать.
— Неужели возможно, чтобы такие маленькие существа производили такой шум?
— Да, но когда этих существ тысячи, может быть миллионы, сливают свои голоса в один общий концерт, тогда это начинает становиться понятным!
— Конечно! Благодарю вас, капитан, за это сведение: оно много будет способствовать моему спокойствию! — сказала Мэри.
После раннего завтрака Мартын сообщил мистеру Кемпбелю, что он виделся с Малачи Бонэ; старый охотник выразил свое неудовольствие по поводу их приезда и навязанного ему соседства, затем сообщил и свое решение покинуть насиженное место в случае, если новые поселенцы намерены будут остаться здесь.
— Не думает же он, что мы откажемся от своего участка только из желания сделать ему приятное? С другой стороны, мы вовсе не хотим его выживать; мы оставим его совершенно в покое! — сказала г-жа Кемпбель.
— Да, но он говорит, что не желает жить в тесноте, не желает, чтобы у него на глазах постоянно вертелись люди; я сказал ему, что если он вздумает бросить свой участок, то мистер Кемпбель охотно откупит его, и он, по-видимому, не имеет ничего против этого.
— Вы были правы, Мартын, я с величайшей охотой куплю его участок!
— В таком случае я еще переговорю с ним об этом! Весь этот день в лесу кипела работа; на лугу также не теряли времени. Здесь плотники готовили двери и оконные рамы, стекла для которых были привезены из Квебека. На третий день прибыла лодка с форта с провиантом для солдат и двумя превосходными быками, присланными в подарок семье Кемпбель комендантом. По прошествии недели было навезено и заготовлено очень много бревен и досок; работа кипела весь день, а по вечерам Мартын не раз виделся со старым охотником, который соглашался продать свою землю мистеру Кемпбелю, но денег брать за нее не желал. «Что он будет делать с деньгами? Ему нужны не деньги, а хороший порох, свинец, одеяла, табак». За это время старый охотник очень сошелся с маленьким Джоном. Как это произошло, трудно сказать, так как и тот и другой были не речисты, но так или иначе, мальчуган ухитрился перебраться через ручей и теперь постоянно пропадал у старика Малачи Бонэ; он даже не являлся домой ни к ужину, ни к обеду. Мартын доносил, что маленький мистер Джон в хижине охотника и там ему не грозит никакой опасности, и потому миссис Кемпбель не беспокоилась.
— Но что он там делает? — спрашивала она.
— Да ничего, сидит и глядит то на сквау, то на охотника, когда тот чистит свое ружье, и все время молчит! Это-то и нравится в нем старику Малачи.
— Он сегодня принес нам целую корзину молодых форелей! — сказала Мэри. — Значит, он уж не вовсе бездельничает!
— Нет, он преусердно ловит рыбу и половину отдает старику, а половину несет сюда. Вы увидите, из него скоро выйдет заправский охотник, как говорит Малачи. Он уже теперь как следует взводит курок и вскидывает к плечу ружье старика, только оно для него очень тяжело, ему бы следовало иметь ружьецо полегче!
— Но ведь он еще слишком молод, чтобы давать ему в руки ружье! — заметила миссис Кемпбель.
— Нет, сударыня, — возразил Сепер, — здесь, в этих местах, никто не бывает слишком молод, чтобы управляться с ружьем. Вот и мистеру Персивалю надо будет обучиться стрелять, как только у меня будет больше свободного времени! — добавил траппер.
— Что же, Мэри?! Мне думается, что и нам с тобой следует записаться в стрелки; да и тетя хотела обучаться стрельбе. Право, это будет прекрасно! — засмеялась Эмми. — У нас будет женская стрелковая бригада, и тогда я не стану выносить ни малейшей дерзости, помни это, Альфред! Возбуди только мое неудовольствие, и я сейчас же возьмусь за свой карабин!
— Я полагаю, что ты и без карабина будешь казнить гораздо чаще своими глазами! — отозвался Альфред.
— Ах, смотрите, дядя! — воскликнула девушка. — Ведь это старый охотник идет сюда, а позади его трусит наш маленький Джон! Я уверена, что его визит относится ко мне: ведь, когда он впервые увидел меня, то онемел от удивления.
— Тут нет ничего удивительного, — заметил капитан Сенклер, — ему здесь не часто случалось видеть такие экземпляры, как вы и ваша сестрица!
— Ну, конечно, английская сквау должна быть здесь редкостью.
Едва успела она договорить эти слова, как Малачи Бонэ подошел и сел на первый свободный стул, не дожидаясь приглашения и поставив ружье между колен.
— Я к вашим услугам, — сказал мистер Кемпбель, — чем могу служить? Надеюсь, вы здоровы?
— Кой черт вас занесло сюда? — проговорил Бонэ, оглядываясь вокруг. — Вы совсем не годитесь здесь, в этой глуши! Скоро придет зима, и тогда вы уедете отсюда туда, откуда приехали, я уверен!
— Нет, — сказал Альфред, — нам некуда уехать, и потому мы останемся; кроме того, там, где мы раньше жили, и без нас тесно!
— Ну, а теперь мне от вас тесно! — сказал старик. — И потому я уйду дальше.
— И господин согласен уплатить тебе за твою землю и поле!
— Да, все это хорошо. Но лучше бы я не видал ни его, ни его товаров!
— Это вы нас подразумеваете под словом «товары»? — спросила шаловливая Эмми.
— Нет, девушка, я подразумеваю порох и тому подобное!
— Я думаю, что под последними словами он подразумевает именно тебя! — сказал Альфред.
— Во всяком случае, скажите, какие ваши условия, и я сегодня же покончу с вами.
— Ну, это я предоставлю вам — составить условия и оценку, вам и Мартыну. А я пришел сказать вам, что завтра я очищу свой участок, т. е. уйду отсюда!
— Завтра? А куда же вы уходите? Малачи Бонэ указал рукой на запад.
— Туда, и вы не услышите больше звука моего ружья. Но я уверен, что вы здесь не останетесь. Вы не знаете, какая здесь жизнь: это совсем не для таких, как вы! Нет, ни один из вас, кроме, разве, этого мальчика, не годится в этих местах! — и он любовно положил руку на голову Джона. — Вот этот годится в лесу. Отпустите его со мной! Я сделаю из него охотника! Не так ли, Мартын?
— Без сомнения, если только они отдадут его вам!
— Отдать его мы не можем, но мы будем отпускать его к вам погостить, если вы этого желаете!
— Так, значит, вы обещаете? Ну так я уйду не так далеко, как сперва думал. У него верный глаз! Я приду за ним!
Старик встал и ушел, не добавив ни слова. Джон пошел за ним, не обменявшись ни словом ни с кем из присутствующих.
— Как ты думаешь быть с Джоном? Ведь не думаешь же ты отпустить его с охотником совсем? — спросила г-жа Кемпбель своего мужа.
— Нет, душа моя! — отвечал ее муж. — Но я думаю, что ему можно будет позволить при случае навестить старика и погостить у него несколько дней.
— Это будет весьма полезно для мальчика, — вставил Мартын. — Если я смею вам дать совет, разрешите ему уходить и приходить, когда ему вздумается. Старик полюбил его; он обучит его своему промыслу, и вы приобретете через него расположение Малачи Бонэ, а его дружба может вам очень пригодиться. Старик ушел отсюда на запад, и если будет вам грозить опасность с той стороны, мы узнаем об этом заблаговременно от него; ради мальчика он нас предупредит и в случае нужды не откажется нам помочь.
— Мартын Сепер говорит справедливо, — заметил капитан Сенклер. — Малачи Бонэ будет для вас как бы аванпостом в случае опасности с запада или фортом в случае надобности отступления.
— Отпустите его с ним, сэр, — сказал Мартын, — мальчик приучится к делу.
— Я ничего не хочу обещать, Мартын, — проговорил мистер Кемпбель, — но во всяком случае разрешу моему сыну посещать старика: в этом нет ничего дурного.
ГЛАВА XI
Прошло шесть недель, и за это время поставили дом, покрыли крышей, приладили окна и двери. Дом состоял из большой столовой, кухни, гостиной и трех спален; одной, очень большой, с шестью постелями, наподобие дортуара или, вернее, общей спальной каюты, предназначенной для молодых людей, и двух менее больших для двух барышень и для супругов Кемпбель.
Прежде окончания дома к нему была сделана громадная добавочная пристройка в виде сарая, для припасов и всякого рода имущества, а над ним нечто вроде амбара и чердак. Бывшее жилище старого охотника было обращено в коровник, и Мэри и Эмми вступили в исполнение обязанностей коровниц или скотниц: доили коров, выгоняли на луг, приглядывали за ними, чтобы они не ушли в лес, и т. д. Паслись коровы на лугу за ручьем, через который теперь был перекинут красивый мостик.
За домом был уже расчищен небольшой клочок земли и превращен в огород. За огородом был выстроен хлев для свиней и птичник для дворовой птицы. Комендант форта приезжал несколько раз на своем катере посмотреть, как подвигается устройство семьи Кемпбель, и всякий раз привозил им то птицу, то молодых поросят, словом, что-нибудь полезное в хозяйстве.
Возвратимся, однако, к Малачи Бонэ.
На другой день после его посещения Эмми увидела, как старик, взяв ружье, направился в лес в сопровождении Джона, и так как ей ужасно хотелось познакомиться с индианкой, женой охотника, то она уговорила Мери, Альфреда и капитана Сенклера перейти на ту сторону ручья и. пойти к хижине Малачи Бонэ. После непродолжительных поисков они нашли то место ручья, где можно было перебраться через него по стволу упавшего поперек ручья дерева. Подойдя к самому дому, они увидели сидевшую на пороге молодую индианку, занятую изготовлением мокасин. При виде Альфреда, шедшего впереди остальных, она в первый момент как будто испугалась, но заметив, что с ним были две молодые девушки, видимо, успокоилась и, приветствовав своих незваных гостей легким наклоном головы, молча продолжала работать.
— Как она молода! — заметила Мэри. — Ей едва ли есть восемнадцать лет. А охотник ведь уже совсем старик!
— Это здесь принято: старик-вождь берет себе в жены трех-четырех самых молоденьких девушек, которые у него, в сущности состоят скорее в роли прислужниц! — заметил Сенклер.
— Я думаю, она не понимает по-английски. Как нам объясниться с ней? — спросила Мери.
— Я могу говорить с ней на ее родном языке, если она из племени чиппевайев или какого-либо из соседних племен: ведь все они здесь говорят на одном наречии. Что вы желаете сказать ей?
— Скажите, что мы пришли сообщить ей, что будем жить здесь и готовы будем поделиться с ней всем, что у вас есть.
Капитан перевел слова Мэри ей и ее ответ своим спутницам.
— Она говорит, что вы обе роскошные цветки, но не местные дикие лесные цветы, и что холодная зима убьет вас.
— Скажите ей, что она увидит нас живыми и веселыми будущей весной, — проговорила Эмми, — и отдайте ей эту брошку с просьбой, чтобы она носила ее на память обо мне.
Молодая индианка подняла свой взгляд на Эмми и, улыбаясь, ласково и мило ответила, что она и без этой красивой безделушки никогда не забыла бы прекрасную лилию, которая была так добра к маленькому цветку лесной земляники.
— Какой поэтичный и образный ее язык, — заметила Мери, — а мне нечего дать ей! Ах, да, вот мой костяной игольник, и в нем несколько иголок; отдайте ей, показав, что в нем иголки; это пригодится ей, когда она будет шить мокасины!
Сенклер сделал, как ему сказано, и затем перевел слова индианки.
— Индианка ответила, что теперь ей лучше и быстрее работать; кроме того, ей хочется взглянуть на вашу ногу, чтобы доказать вам свою благодарность, изготовить вам пару мокасин!