- Возьми же его, - отвечала матушка, судорожно прижимая меня к сердцу, возьми его. Бог да благословит тебя, Персиваль.
   Я снова поцеловал мою бедную матушку; она передала меня уряднику и, взяв со стола несколько серебряных монет, положила ему в руку.
   - Благодарю вас, сударыня. Великодушно думать о других, когда сами расстроены, и я никогда этого не забуду. Я буду немного присматривать за вашим сыном, и это так же верно, как мое имя Боб Кросс.
   Матушка упала на софу и закрыла лицо платком.
   Боб Кросс взял узелок и увел меня. Я был грустен, потому что любил матушку, и несколько времени мы шли, не говоря ни слова.
   Урядник первый прервал молчание:
   - Как ваше имя, малютка? - сказал он.
   - Псрсиваль Кин.
   - А я думал, по вашему кливеру, не родня ли вы нашему капитану. Как бы то ни было, умное дитя то, которое знает своего отца.
   - Отец мой умер, - отвечал я.
   - Умер? Что ж! Отцы часто умирают; должно уметь жить без отца. Мой отец ничего для меня не сделал, а только помогал матушке сечь меня, когда я шалил.
   Читатель из того, что он знает о Бене, легко может отгадать, что я был одного мнения с Бобом Кроссом.
   - Я думаю, вы никого не знаете на фрегате?
   - Я знаю мичмана Дотта; я знал его, когда фрегат стоял в Чатамс.
   - О, вас парочка с мистером Доттом. Он, как говорят, великий человек на малые дела; в нем одном больше хитрости, чем в двух женских головах. Ну, вот мы и пришли, и я доложу о вашем приходе.
   Боб Кросс послал вестового к капитанскому камердинеру, который доложил капитану Дельмару. Меня позвали, и я опять очутился в присутствии благородного капитана и еще какого-то старика в белокуром парике.
   - Вот мальчик, - сказал капитан Дельмар, когда я вошел в комнату. - Вы знаете, что ему нужно; прошу вас хорошенько обмундировать его и потом прислать ко мне счет.
   - Ваши приказания будут исполнены, капитан, - сказал старичок, низко кланяясь.
   - Вы лучше немного для него шейте, он скоро растет.
   - Ваши приказания будут в точности исполнены, капитан, - отвечал старичок с новым поклоном.
   - Я не знаю, что мне делать с ним сегодня и завтра, пока не готов его мундир, - продолжал капитан. - Я думаю отослать его на фрегат.
   - Если позволите, капитан Дельмар, - сказал старичок, опять кланяясь, - то я уверен, что жена моя за счастье почтет позаботиться о вашем protege. Молодой джентльмен может остаться у нас, пока не будет готов его мундир.
   - Пусть так, мистер Кольпеппер; ваша супруга возьмет его на свое попечение. Вы обяжете меня также, если позаботитесь о его столе.
   - Ваши желания будут строжайше исполнены, капитан Дельмар, - отвечал мистер Кольпеппер, опять кланяясь, между тем как я едва удерживался от смеха.
   - Если вам не угодно будет отдать более никаких приказаний, капитан, то я возьму теперь маленького джентльмена с собою.
   - Никаких более, мистер Кольпеппер, прощайте, - отвечал капитан Дельмар, не сказав мне ни "здравствуй", когда я пришел, ни "прощай", когда я уходил с мистером Кольпеппером.
   Я сошел вниз за мистером Кольпеппером, который оставил меня с урядником, а сам стал разговаривать с капитанским камердинером.
   - Ну, - сказал Боб Кросс, - вы едете со мною на фрегат?
   - Нет, - отвечал я, - я остаюсь на берегу с этим, старым филином, который умеет только качать головою вверх и вниз. Кто он?
   - Это наша фрегатская мышь.
   - Как мышь? - спросил я.
   - Да, мышь значит корабельный комиссар; вы все это со временем узнаете; постарайтесь с ним поладить, потому что он порядком подъехал к капитану.
   Видя, что я не понимаю его. Боб Кросс продолжал:
   - Я хочу сказать вам, что капитан наш очень любит, чтобы офицеры оказывали ему больше уважения, и, любит все, что кланяется и ползает.
   Мистер Кольпеппер подошел к нам, и, взяв меня за руку, повел к своему дому. Он не сказал ни слова во всю дорогу, но казалось, о чем-то думал. Наконец, мы пришли к дверям.
   ГЛАВА XIV
   Зачем утомлять читателя описанием семейства мистера Кольпеппера? Не знаю, но я намерен рассказывать свою жизнь со всеми подробностями.
   Дверь отворили, и я очутился в присутствии миссис Кольпеппер и ее дочери, наследницы мистера Кольпеппера, который, будучи уже тридцать лет комиссаром на разных военных судах, не обижал своего кармана.
   Миссис Кольпеппер была огромная женщина. Щеки ее были велики, как блюдо, глаза узки, как щелки, нос едва заметен, рот, как буква О. Говорили, что прежде она славилась красотою в Девоншире. Время, которое называют Edax rerum, конечно, до сих пор еще не тронуло ее, сберегая кому-нибудь pour la bonne bouche.
   Она сидела в огромном кресле; и то правда, что обыкновенное кресло не могло бы вместить ее персоны. Она не встала, когда мы вошли, и после я узнал, что в продолжение суток она только два раза делала усилие, чтобы встать; один раз, выходя из своей спальни в залу, и другой, снова входя в нее.
   Мисс Кольпеппер была почти так же сложена, как ее мать. Ей было около двадцати лет, но для своего возраста она казалась слишком полною; однако у нее был прекрасный цвет лица, так что многие считали ее хорошенькою. Со временем она обещала даже перерасти мать.
   - Кого это вы привели? - спросила миссис Кольпеппер, квакая как лягушка. Она была так толста, что не могла говорить человеческим голосом.
   - Я еще сам не знаю, - отвечал коммисар, потирая лоб, - но у меня есть свои догадки.
   - Боже мой, какое сходство! - вскричала мисс Кольпеппер, смотря на меня и потом на своего отца. - Не хочешь ли ты погулять по саду, малютка? продолжала она. - Вот калитка, из двери налево.
   Считая это приказанием, я повиновался; но войдя в сад, который был не что иное, как клочок земли возле дома, я подошел к отворенному окну и, прижавшись к стене, стал подслушивать.
   - Совершенный портрет! - продолжала дочь.
   - Да, да, большое сходство, - квакнула старуха.
   - Я знаю только, что капитан Дельмар велел мне обмундировать его и сказал, что платит за все издержки - заметил мистер Кольпеппер.
   - Какого же доказательства вы еще хотите? - сказала дочь, - Он не стал бы платить за чужих детей.
   - Его привела прекрасная собою дама, лет тридцати.
   - Значит, она была очень хороша собою, когда этот мальчик родился, отвечала дочь, - Я считаю это новым доказательством. Где же она?
   - Уехала сегодня поутру, оставя мальчика у капитана, - Тут кроется какая-то тайна, - заметила дочь, и потому я считаю это третьим доказательством.
   - Да, - сказал мистер Кольпеппер, - и доказательством сильным. Капитан Дельмар так горд, что, верна, не хочет открыть своей связи с этою женщиною и потому отослал ее отсюда.
   - Именно; и будь я не женщина, если этот мальчик не сын капитана Дельмара.
   - Я тоже думал, - отвечал отец, - и потому сам вызвался позаботиться о нем; капитан не знал, что делать с ним, пока еще не готов его мундир.
   - Хорошо, - сказала мисс Кольпеппер, - а скоро открою еще более, я повыспрошу все, что он знает о нем, прежде чем мы с ним расстанемся; я умею сводить концы.
   - Да, - заквакала толстая маменька. - Медея мастерица сводить концы и все, что угодно.
   - Будьте с ним ласковы, - заметил мистер Кольпеппер, - потому что самое то обстоятельство, что капитан должен будет отдалить от себя мальчика, еще более увеличит его привязанность к нему.
   - В подобном случае я не могу принудить себя, - заметила дочь, - и не понимаю, как люди знатных фамилий так ведут себя; не удивительно, что после они стыдятся своих поступков и не хотят признавать своих собственных детей.
   - Правда, правда, - проквакала старуха.
   - Если женщина бывает так несчастна, что увлекается страстью, они пользуются ее заблуждением! - вскричала мисс Медея.
   - Правда, правда, - заквакала мать.
   - Мужчины создают законы и сами нарушают их, - продолжала мисс Кольпеппер, - пользуясь своею силою даже в образованнейших обществах. Если бы все женщины имели хоть столько ума, как я, то многое бы изменилось, и на свете было бы больше справедливости.
   - Я не совсем согласен с тобою, Медея, - отвечал мистер Кольпеппер, - я люблю свет, каков он есть, и не хотел бы, чтоб он изменялся. Но мне пора идти в провиантские магазины. Почисти немного мою шляпу, Медея, и я сейчас уйду.
   Я тихонько отошел от окна. Передо мною разлился новый свет. Как молод я ни был, но также умел сводить концы. Я вспомнил обхождение матушки с ее мужем Беном; ненависть бабушки к капитану Дельмару; разные подслушанные мною разговоры; слова матушки: "Если бы ты знал, с кем сыграл штуку"; посещения матушки капитаном Дельмаром, который для других был так горд и надменен; обещание его заботиться обо мне и наставления матушки быть ему послушным и считать его за второго отца; наконец; замечание урядника, не родня ли я капитану, - все это, вместе с тем, что я теперь слышал, удостоверило меня, что они не ошибались в своих догадках, и что я точно был сын благородного капитана.
   Матушка уехала; я бы отдал все на свете, чтобы собрать эти догадки прежде и узнать от нее истину; но теперь это было уже невозможно, и я понимал, что письма будут бесполезны. Я вспомнил ее разговор с капитаном, когда она обещала ему хранить тайну, и ответ, который она дала мне на мои вопросы; но я знал, что только мои слезы и просьбы могут склонить матушку высказать мне правду. Я не хотел спрашивать тетушку Милли, зная, что она не захочет открыть матушкиной тайны, и пока решился молчать. Я не забыл, что мистер Кольпеппер говорил, как неприятно будет капитану Дельмару, если узнают, что я его сын, и потому решился не подавать ему вида, что знаю зто обстоятельство.
   Более часа я оставался в задумчивости, и странно, какое чувство родилось в моем сердце при этом открытии; я хорошо понимал свое положение и при всем том был доволен. Я чувствовал себя выше и теперь как будто считал себя более способным мыслить и действовать, чем прежде.
   Мои размышления прерваны были мисс Медеею, которая, войдя в калитку, спросила меня, не устал ли я и не хочу ли войти в комнату.
   - Не голодны ли вы, мистер Кин? Не удодно ли вам кусок пирога и рюмку вина перед обедом? Мы обедаем не ранее трех часов.
   - Позвольте, - сказал я, не думая ни от чего отказываться, хотя знал, с какою целью меня потчевали.
   Мисс Медея принесла кусок пирога и вина. Едва я кончил свой завтрак, она начала у меня выведывать, как я и ожидал, но, к счастью, я твердо знал свою роль.
   - Грустно было расстаться с маменькою, мистер Кин?
   - Да, очень грустно, мисс.
   - Где ваш папенька, мой друг? Не правда ли, маменька, какой он прекрасный мальчик? - продолжала она, играя моими каштановыми кудрями.
   - Да, хорошенький мальчик, - проквакала старуха.
   - Папенька умер.
   - Умер! Я так и думала, - заметила мисс Медея, мигая своей матери.
   - Видели ли вы когда-нибудь своего папеньку, мой друг?
   - О, да, он ушел в море полтора года назад и был убит в сражении.
   После того пошли новые вопросы и ответы. Я так отвечал ей, чтобы она думала, что Бен был моим отцом, хотя сам был противного мнения. Я решился не дать им ничего от меня выпытать и сбил их с толку, рассказав, что моя тетка замужем за капитаном Бриджменом. Тогда только мисс Медея спросила, кто был мой отец. Я отвечал, что он также служил в морских полках, и, конечно, они сочли его за такого же офицера, как и капитан Бриджмен.
   Это столько возвысило родных моих в глазах мисс Медеи, что она не знала, что подумать, и нашла, что не так легко сводить концы, как она думала.
   Утомясь расспросами, она спросила меня, не хочу ли я еще прогуляться по саду, на что я согласился, и, став по-прежнему у окна, услышал, как мисс Медея говорила матери:
   - Папенька всегда что-нибудь выдумает. Найдя в мальчике какое-то сходство с капитаном, он тотчас вообразил, что сделал важное открытие. Теперь нет никакого сомнения, что он, по обыкновению, ошибся. Невероятно, чтобы капитан Дельмар имел интригу с женою офицера, которой сестра также замужем за капитаном. Правда, что вдова сама привезла его, но это еще ничего не доказывает: кому же было привезти его, как не матери? И самый поспешный отъезд ее показывает, что она считала неприличным долее здесь оставаться. По моему мнению, она скромна, прекрасная дама, в которой капитан Дельмар принял участие. Не знаю, отчего папенька всегда что-нибудь выдумает и теперь наговорил нам вздор о мальчике.
   - Правда твоя, Медея, - отвечала мать. - Ты бы сберегла и пирог и вино.
   - Что взяли, друзья! - подумал я и никогда еще не был в таком восхищении, как теперь. Однако я тихонько отошел от окна.
   Вскоре потом возвратился мистер Кольпеппер с одним из бесчисленных портсмутских портных, который представил длинный список вещей, необходимых, по его мнению, для обмундировки джентльмена.
   Мистер Кольпеппер вымарал две трети и сказал, чтобы остальное было готово через три дня. Портной обещал, и мистер Кольпеппер обещал также, что если платье не будет готово, то он не заплатит денег.
   Едва портной успел выйти, мисс Медея спросила меня, не хочу ли я еще походить по саду. Я понял, что она хотела говорить с отцом, и потому решился рассердить ее и отвечал, что почти целый день провел в саду и больше не хочу туда идти.
   - Я не спрашиваю, хочешь ты или нет; я хочу, чтобы ты шел, - отвечала с досадою мисс Медея.
   - Медея, что значит такое обращение? - вскричал мистер Кольпеппер. Конечно, мистер Кин может делать, что ему угодно. Я удивляюсь тебе, Медея.
   - А я удивляюсь, папенька, что вы находите тайны там, где их вовсе нет, резко отвечала Медея. - Все, что вы говорили поутру, и все ваши предположения сущий бред.
   - Что за пустяки ты говоришь, Медея, - заметил Кольпеппер.
   - Медея права, - заквакала старуха, - все сущий бред.
   - Так не будьте слишком заботливы, папенька, - продолжала мисс Медея, шепнув отцу на ухо, - ничего подобного; простой офицер морского полка.
   - Пустое, - отвечал комиссар тихо, - мальчика научили так отвечать тебе; он перехитрил тебя, Медея.
   При этом справедливом замечании отца Медея вышла из себя. Все лицо ее, шея и плечи вспыхнули и побагровели. Я никогда никого не видел в таком бешенстве. Она так бросилась на меня, что я должен был отскочить от нее, и потом выбежала из комнаты.
   - Медея умна только по ее мнению, а ты просто старая дура, - с досадою сказал мистер Кольпеппер, - одна слишком много знает, а другая не понимает ничего. Мистер Кин, я боюсь, что вы будете голодны, потому что у нас самый простой обед. Любите вы утку и зеленый горох?
   - Очень люблю, - отвечал я.
   - Вы родились в Чатаме, мистер Кин?
   - Нет, я родился в поместье, близ Соутгемптона. Матушка была воспитана старою мисс Дельмар, теткою капитана.
   Я сказал это нарочно, потому что знал, как это взбесит мисс Медею, возвращавшуюся из кухни.
   Мистер Кольпеппер покачал головой на жену и дочь, которые онемели, как пораженные громом, при этом известии.
   Наконец, мисс Медея обратилась ко мне:
   - Я хочу задать вам один вопрос, мистер Кин.
   - Я не хочу более отвечать на ваши вопросы, мисс, - сказал я. - Вы расспрашиваете меня целое утро и даже теперь были так грубы, что едва не сшибли меня с ног. Если вам угодно знать еще что-нибудь, спросите капитана Дельмара, или если вам угодно, я спрошу капитана Дельмара, прикажет ли он отвечать вам, и если прикажет, то я отвечу.
   Это был решительный удар с моей стороны. Старуха и мисс Медея струсили не на шутку, а мистер Кольпеппер испугался еще более их обеих. Я показал им, что знаю, зачем они расспрашивают меня, и также дал почувствовать, что знаю, кто я. Ссылка моя на капитана Дельмара заставила их понять, что я уверен в его покровительстве, и они знали, как он будет рассержен, если я скажу ему, о чем они меня расспрашивали.
   - Вы совершенно правы, мистер Кин, отказываясь отвечать на вопросы, которые вам не нравятся, - сказал мистер Кольпеппер, покраснев, как рак. - Я удивляюсь тебе, Медея, и прошу вперед не беспокоить мистера Кина своим неуместным любопытством.
   - Да, да, - заквакала старуха, - молчи, Медея, молчи.
   Мисс Медея, которая, кажется, рада была бы выцарапать мне глаза, скрыла, как могла, свою досаду. Она была рассержена тем, что ошиблась, взбешена моими смелыми ответами и боялась гнева отца, потому что старик любил решительные меры и больно надрал бы ей уши.
   К счастью, обед был готов и дал новый оборот разговору. Мистер Кольпеппер весь превратился во внимание, а мисс Медея, постепенно приходя в себя, также сделалась ласковою и внимательною.
   ГЛАВА XV
   Хотя отвращение, питаемое мною ко всему семейству Кольпепперов, было так велико, что я мог решиться на все, чтобы только вредить им, однако мысли мои совершенно заняты были известием о моем рождении и родных, и шалости не шли более на ум.
   Весь следующий день я гулял по саду, погрузясь в глубокую задумчивость, а ночью не мог заснуть до зари. В продолжение этих двух дней я думал и размышлял, быть может, более, чем со дня моего рождения.
   Я чувствовал, что настоящее положение нравилось мне более, чем быть сыном простого солдата; однако я понимал, что могу быть предметом насмешек, и что родство капитана, если он не захочет признать его, не принесет мне никакой пользы. Но как же мне вести себя в отношении к нему? Я и прежде не слишком любил его, и это новое открытие не увеличило к нему моей любви. Однако я все еще не мог забыть слов матушки в Чатаме: "Знаешь ли ты, кто это был?" и пр. Я убедился, что он мой отец, и чувствовал, что обязан почитать его.
   Такие мысли были слишком мучительны для четырнадцатилетнего мальчика, и мистер Кольпеппер заметил, что я не только побледнел, но и похудел в продолжение этих двух дней. Я был молчалив и осторожен после первого дня, так что все были очень рады, когда принесли мое платье, и я сказал, что готов ехать на фрегат. Мне хотелось скорее увидеться с моим приятелем Томушкой Доттом и посоветоваться с ним или с капитанским урядником Бобом Кроссом о том, что мне делать и как вести себя в отношении к капитану.
   Я составил план, как действовать с матушкою. Я знал, что она никогда не откроет мне истины, после того, что происходило при мне между ею и капитаном; но я решился дать ей понять, что знаю ее тайну, в полной уверенности, что ответ ее может подтвердить мои догадки.
   В тот день, когда мне нужно было ехать на фрегат, я просил мисс Кольпеппер дать мне листок бумаги, чтобы написать письмо к матушке. Она тотчас принесла мне бумаги, сказав: "Вы лучше дайте мне после поправить ошибки; вашей маменьке, верно, будет приятно, если вы хорошо напишите к ней письмо". Потом она вышла на кухню.
   Не имея ни малейшего желания давать ей читать мое письмо и торопясь отдать его на почту прежде, чем она возвратится, я написал только следующее:
   "Любезная матушка!
   Я все открыл: я сын капитана Дельмара, и здесь все знают то, что вы хотели от меня скрыть. Сегодня я еду на фрегат.
   Преданный вам П. Кин".
   Письмо было коротко, но вело прямо к цели; я был уверен, что никакое другое послание так не обеспокоило бы матушку.
   Кончив писать, я сложил письмо и зажег свечу, чтобы его запечатать. Старая миссис Кольпеппер, бывшая в той же комнате, заквакала: "Нет, нет, прежде покажите Медее". Но я не обратил на нее внимания и, запечатав письмо, надел шляпу и отправился на почту. Отдав письмо, я шел назад и встретил мистера Кольпеппера с Бобом Кроссом, капитанским урядником, и двумя гребцами.
   Я догадался, что они присланы за мною. Я подошел к ним, и Боб спросил меня:
   - Ну, мистер Кип, готовы ли вы ехать на фрегат? Мы пришли за вами.
   - Готов, - отвечал я, - и очень рад идти с вами; мне уже надоело жить на берегу.
   Скоро мы пришли к дому. Гребцы унесли мои веши, я Боб Кросс дожидался, пока я прощался с дамами.
   Мы расстались без сожаления. Мисс Кольпеппер не могла не спросить, почему я не показал ей письма, а я отвечал, что в нем были секреты, что нисколько не было для нее приятно. Поэтому наше прощание было не слишком нежно, и мы с Бобом Кроссом вышли из дому почти вслед за гребцами.
   - Ну, мистер Кин, - сказал Боб, - как вам нравятся наши комиссарши?
   - Совсем не нравятся, - отвечал я. - Во все время, которое я пробыл у них, они старались меня расспрашивать; но немногое от меня узнали.
   - Женщины любопытны, мистер Кин; но скажите, о чем же они расспрашивали?
   Я не знал, что отвечать, и колебался; я полюбил Боба Кросса и хотел все открыть ему; но я все еще не мог решиться и не отвечал ни слова, когда Боб Кросс ответил за меня;
   - Знаете что, дитя - потому что хоть ваше место и в кают-компании, а мое на баке, с матросами, вы все-таки дитя передо мною, - я могу сказать вам, что они хотели узнать от вас, точно так же, как вы бы могли сказать мне, если б хотели. Мне кажется, на нашем фрегате нет ни одного мичмана, которому бы так нужны были советы, как вам. Боб Кросс не дурак и иногда видит сквозь туман; я полюбил вас за вас самих и не забыл доброту вашей матушки, когда у ней было свое горе; не потому, чтобы я нуждался в деньгах; дороги не деньги, но то, когда и как предлагают их. Я сказал ей, что буду немного за вами присматривать, - немного по-моему значит очень много, - и я буду, если вы хотите; если же нет, я сниму перед вами шляпу, как перед моим офицером, что вам не принесет никакой пользы. Теперь решите, хотите ли вы иметь во мне друга или нет?
   Эти слова рассеяли мою недоверчивость.
   - Боб Кросс, - отвечал я, - я хочу, чтобы ты был моим другом; я прежде об этом думал, но не знал, к кому обратиться: к тебе или к Дотту.
   - К мистеру Дотту! Ну, мистер Кин, не слишком лестно ставить меня на одну доску с Доттом; не удивляюсь, что вы предпочли меня. Если вы захотите сделать какую-нибудь шалость, то не найдете лучшего помощника, как мистера Дотта; но мистер Дотт не столько может давать вам совет, как вы ему; и потому сделайте его своим товарищем в играх и шалостях, но никогда не спрашивайте его советов. Но как вы отдали мне предпочтение, я теперь скажу вам, что семейство Кольпеппера старалось выведать, кто ваш отец. Не правда ла?
   - Правда, - отвечал я.
   - Ну, теперь не время об этом говорить; мы сейчас будем на шлюпке; но помните, если на фрегате станут назначать человека для связывания вашей койки, скажите, что это будет делать Боб Кросс, капитанский урядник. Я многое скажу вам, когда нам будет время болтать; и если кто-нибудь из ваших товарищей сделает вам тот же вопрос, который вы слышали в семействе Кольпеппера, то не отвечайте ни слова. Ну, вот мы и у пристани.
   Мои вещи перенесены были на шлюпку, и, войдя в нее, мы через полчаса приехали к фрегату, который стоял у Спитгеда, только что выкрашенный, гордо распустив свой флаг.
   - Идите за мною и не забудьте приложить руку к шляпе, когда с вами будет говорить офицер, - сказал Боб Кросс, влезая по трапу. Я также влез и очутился на шканцах перед старшим лейтенантом и несколькими офицерами.
   - Что скажешь, Кросс? - спросил старший лейтенант.
   - Я привез нового мичмана на фрегат. Капитан Дельмар уже отдал о нем приказания.
   - Вы мистер Кин? - сказал старший лейтенант, осматривая меня с головы до ног.
   - Да-с, - отвечал я, прикладывая руку к шляпе.
   - Долго ли вы были в Портсмуте?
   - Три дня; я жил у мистера Кольпеппера.
   - Что ж, не влюбились ли вы в мисс Кольпеппер?
   - Нет-с, - отвечал я, - я ненавижу ее.
   При этом ответе старший лейтенант и офицеры захохотали.
   - Ну, вы сегодня обедаете с нами в кают-компании. А где мистер Дотт?
   - Здесь, - сказал Дотт, подходя.
   - Мистер Дотт, сведите его вниз и покажите ему мичманскую каюту. Надо назначить кого-нибудь к его койке.
   - Боб Кросс будет смотреть за нею, - сказал я.
   - Капитанский урядник, гм! Ну, хорошо; мы увидимся за обедом, мистер Кин. Но вы, как будто, знакомы с мистером Доттом?
   - Кажется, знакомы, - сказал я смеясь.
   - Вас, я вижу, пара, - сказал старший лейтенант, отходя от нас.
   Мы же с Томом спустились в каюту и уселись на одном сундуке, заведя самый откровенный разговор.
   Мое необыкновенное сходство с капитаном не избегло внимания офицеров, и доктор посылал Боба Кросса на берег разведывать обо мне. Какие были причины нижеследующих ответов Боба Кросса, я не мог понять, но после он объяснил их мне.
   - Кто привез его, Кросс? - спросил доктор.
   - Мать его, сударь; я слышал, что у него нет отца.
   - Видел ли ты ее? Какова она?
   - Ну, сударь, - отвечал Боб Кросс, - я много видел знатных дам, но такой красавицы еще не видывал!
   - Как они приехали в Портсмут?
   - Она приехала в карете четверней, но остановилась в гостинице, как будто простая дама.
   - Она дала тебе что-нибудь, Кросс?
   - Да; такой щедрой дамы я еще никогда не видел.
   На все вопросы Боб Кросс отвечал таким образом, что все могли принять матушку за знатную даму. Правда, что Томушка Дотт мог бы доказать противное; но, во-первых, невероятно, чтобы офицеры стали его расспрашивать; а, во-вторых, я просил его не рассказывать о том, что он знает, и он, будучи действительно ко мне привязан, верно исполнил бы мою просьбу; так что Боб Кросс совсем сбил с толку доктора, который рассказал все офицерам.
   Мистер Кольпеппер рассказывал не совсем то же, что Боб Кросс. Он говорил, что моя тетка замужем за офицером, но это я сам же сказал ему; говорил, что матушка жила у тетки капитана Дельмара; но во всем рассказе была какая-то таинственность и сомнение. Кончилось тем, что все стали считать матушку гораздо выше того, чем она была в самом деле.
   Но какие заключения ни делали о матушке, все согласны были в одном, что я сын капитана Дельмара, и в этом я и сам был убежден. Я с беспокойством ожидал ответа от матушки и получил его через два дня после переезда моего на фрегат. Он состоял в следующем: