Марриэт Фредерик
Персиваль Кин
Капитан Мэрриет
Персиваль Кин
Пер. с англ. А. Горкавенко
Герой романа "Персиваль Кин" - молодой человек, который из-за жизненных обстоятельств не может носить имя своего настоящего отца. Озорной и независимый по натуре юноша поступает служить на флот. Морская жизнь закалила его, выявила и укрепила лучшие черты его характера. В годы службы Персиваль встретил верных друзей, заслужил любовь очаровательной девушки и получил принадлежащие ему по праву титул и имение своего отца.
Книга представляет интерес для широкого круга читателей, особенно для детей среднего и старшего школьного возраста.
ГЛАВА I
В нескольких милях от города Соутгемптоиа находится древний замок, принадлежащий фамилии лордоз де Версли и уже несколько столетий известный под именем Медлин-галла. Это - великолепное здание, окруженное обширным парком и 12,000 акров принадлежащей к нему земли.
В то время, с которого я начинаю рассказ, в замке жила старушка мисс Дельмар, сестра покойного лорда и тетка его наследника, графа де-Версли и также капитана Дельмара, второго сына покойного лорда. Замок принадлежал мисс Дельмар и был в полном ее распоряжении до ее смерти.
Капитан Дельмар в то время, о котором я говорю, командовал фрегатом, употреблявшимся для прибрежной службы, что в то время значило, что капитан имел кресло в парламенте, и так как он иногда должен был подавать свой голос, то фрегат никогда не ходил в море, исключая то время, когда распускали парламент. Тогда фрегат его величества "Эндимион" снимался с якоря и крейсировал в виду берега два или три дня до тех пор, пока метрдотель доносил, что сливки, взятые для капитанского стола, скисли; при таком важном известии руль тотчас клали на борт, и фрегат спускался в ближайший порт. Теперь "Эндимион" стоял постоянно в Спитгеде, и капитан Дельмар часто посещал тетку, жившую в Медлине, потому, как утверждали злые языки, что она имела прекрасное состояние. Как бы то ни было, он жил там по нескольку недель к большой радости старушки, которая любила своего племянника, любила внимание и даже была так странна, что любила моряков. Но должно заметить, что в замке была еще другая особа, которая также любила капитана, любила внимание и любила моряков. То была мисс Арабелла Мезон, прекрасная восемнадцатилетняя девушка, которая часто смотрелась в зеркало для того, чтобы удостовериться, есть ли на свете особа прекраснее ее, и которая никогда не читала романов без того, чтобы не открыть сходства между героинею и своею собственною особою.
Мисс Арабелла Мезон была старшая дочь метрдотеля покойного лорда де Версли, брата мисс Дельмар. Старый лорд уважал своего слугу за его верность и привязанность к их дому до самой его смерти. Мезон оставил после себя вдову и двух дочерей, и говорят, что миссис Мезон нечего было тужить о потере мужа, потому что он успел кое-что ей оставить. Однако миссис Мезон не была того мнения и, напротив, всегда жаловалась на свою бедность, так что мисс Дельмар, по смерти лорда де Версли, посылала обеих дочерей ее в школу, где они получили некоторое воспитание. Мисс Дельмар часто приглашала миссис Мезон в свой замок, и последняя обыкновенно привозила с собою старшую дочь, уже вышедшую из пансиона. Впоследствии эта дочь постоянно оставалась в замке, а мать иногда только получала приглашения. Может быть, спросят, какую роль играла в замке мисс Арабелла Мезон? Ее не считали служанкой, потому что она была выше этого звания; она не являлась в гостиной, потому что ее положение в свете не позволяло ей смешивать себя с аристократией; но она занимала место между первыми и последними: она была бедной компаньонкой для чужих, немного выше ключницы для домашних, исполнительницей желаний своей покровительницы, цепью между старой аристократкой и ее слугами, к которым последняя чувствовала отвращение, свойственное большей части старых дев. Присутствие мисс Арабеллы сделалось почти необходимым для ее покровительницы, но должно, однако, заметить, что это было самое несчастное положение для молодой, резвой, прекрасной девушки, которой так хотелось нравиться.
Очень естественно, что капитан Дельмар часто посещая тетку, иногда обращал внимание и на бедную компаньонку. Постепенно короткость между ними увеличивалась, так что, наконец, стали говорить в людской, что капитан и мисс Белла Мезон вместе прогуливаются в парке; и так как посещения капитана в продолжение двух лет сделались довольно частыми, то соблазн еще более увеличился, и злые языки сделались смелее. Уже часто заставали мисс Беллу в слезах, и старый слуга и старая ключница, смотря друг на друга, качали головою, как два почтенных мандарина. Единственная особа, ничего не знавшая и не видевшая, была старушка мисс Дельмар.
Теперь я должен ввести новое лицо. Капитан Дельмар никогда не приезжал без слуги, который выбран был из морских солдат, находившихся на его фрегате. Бенжамен Кин, как он назывался, имел все качества, необходимые для хорошего слуги. Он всегда был опрятен, всегда почтителен и, после короля Великобритании и Ирландии, считал капитана Дельмара первою особою в свете. Кроме того, Бенжамен Кин, простой солдат, был одним из красивейших людей на свете и служил предметом удивления для всех женщин. Но природа, которая иногда любит подшутить, не дала ему даже искры ума; он был совершенно необразован и не мог учиться - по недостатку способностей.
Бен [уменьшительное от Бенжамена] всегда сопровождал своего господина в замок и там был предметом удивления и насмешек всех слуг. Нечего и говорить, что прекрасная мисс Арабелла Мезон считала Бена гораздо ниже себя - с первого приезда его в замок; но странно сказать, что через два года, именно в то время, когда разнеслись слухи, что ее часто застают в слезах, в обращении ее с Беном произошла странная перемена. Некоторые говорили даже, что она имела особенные виды на красивого солдата. Люди, которые предвидят вещи тогда, когда они уже совершатся, говорили, что Бен никогда не смел бы и думать о таком счастье, если бы капитан не предложил ему сам жениться на мисс Белле; и Бен, считавший желание капитана приказанием, вытянулся перед ним и приложил руку к шляпе в знак повиновения. Вскоре потом капитан опять приехал в Медлин-галл с Беном, и на другой день объявлено было всем, кому знать надлежало, что мисс Арабелла Мезон тайно обвенчана с Бенжаменом Кином.
Как обыкновенно, последняя особа, до которой достигло это известие, была мисс Дельмар, и ее племянник взял на себя объявить ей о свадьбе. Сначала превосходительная старушка запылала негодованием, удивлялась нескромности Арабеллы и еще более ее выбору. Капитан Дельмар отвечал, что хотя Бен и солдат, но что каждый солдат есть джентльмен по службе; что хотя Белла Мезон могла найти лучшую партию, но она все-таки была служанкою его тетки, а Кин его слуга, так что разница между ними невелика. Потом он говорил, что давно уже заметил их взаимную привязанность, говорил о том, как опасно, когда молодые люди часто бывают вместе, намекнул о последствиях и распространился о приличиях и морали. Почтенная мисс Дельмар смягчилась убеждениями своего племянника; она была в восхищении, найдя столько добродетелей в моряке, простила молодых и сделала им прекрасный подарок. Но не так легко было сладить с матерью миссис Кин. Едва достигло это известие до старой миссис Мезон, она немедленно явилась в замок. Сначала она имела тайный разговор с дочерью, потом с капитаном Дельмаром и тотчас уехала из замка, не видя хозяйки, не сказав ни слова слугам. Это подало повод ко многим догадкам. Некоторые приписывали такой поступок досаде на замужество дочери; но другие обменивались только значительными взглядами.
Через три недели после свадьбы парламент был распущен, и начальник порта счел за нужное послать фрегат в крейсерство. Бен Кин, по обыкновению, сопровождал своего капитана, и фрегат не прежде, как через три месяца, возвратился в порт. Капитан Дельмар, явясь к адмиралу, поехал к тетке вместе со слугою, но в замке они нашли всех в большом смятении. В самом деле, то, что случилось, удивило всех домашних. Старый слуга отвесил низкий поклон капитану, и лица всех вытянулись длиннее обыкновенного. Капитан Дельмар, не говоря ни слова, вошел в гостиную, где его холодно встретила тетка, сложив перед собою руки на белом кисейном переднике.
- Что с вами, любезная тетушка? - спросил капитан Дельмар, между тем, как она как будто нехотя протянула ему руку.
- Дело в том, мой милый, - отвечала старушка, - что свадьбу твоего солдата и Беллы Мезон нужно бы было сыграть шестью месяцами ранее. Мы живем в развращенном свете, племянник, и моряки, я боюсь...
- В этом случае вы хотите верно сказать - морские солдаты, - отвечал капитан Дельмар. - Я должен сознаться, что ни те, ни другие не ведут себя так, как бы должно было. Впрочем, Бен женился на ней. Перестаньте сердиться, любезная тетушка, и позвольте мне просить за них, хотя я в отчаянии, что такое происшествие случилось у вас в доме. Мне кажется, - прибавил он, помолчав, что возвратясь на фрегат, я должен буду строго наказать Кина.
- Это не поможет беде, племянник, - отвечала мисс Дельмар, - я выгоню ее из дома, как только она в состоянии будет ходить.
- А я накажу его, как только приеду на фрегат, - прибавил капитан, - Я не хочу, чтобы мои люди оскорбляли ваши чувства, так бесчестно - бесстыдно ужасно - непростительно, - повторял капитан, ходя взад и вперед по комнате.
Благородная мисс Дельмар продолжала говорить, по крайней мере, с час, и благородный капитан продолжал соглашаться с нею. Когда люди изливают свое негодование, не встречая ни малейшего противоречия, они скоро затихают; то же случилось и с мисс Дельмар. Когда пришли сказать, что Белла Кин произвела на свет прекрасного мальчика, обиженная старушка с ужасом отвернулась; когда горничная заметила, что это было в самом деле прекрасное дитя, ей велели молчать. Она не хотела видеть бедной матери, и солдату ведено было оставаться в кухне, чтобы не встретиться с ним на лестнице. Но с каждым днем ее негодование утихало, и скоро мисс Дельмар могла не только смотреть на ребенка, но и ласкать его, и, наконец, решилась навестить мать, которая уже довольно оправилась, чтобы выслушать двухчасовую речь, в которой благородная девица распространилась о ее нескромности, необдуманности, неисправимости, непристойности, замечая, что ее поведение было непростительно, непонятно, невыносимо. Мисс Дельмар, насказав столько не, замолчала, потому что не могла более говорить. Белла, терпеливо ожидавшая своей очереди, будучи сметливою девушкою, объявила с пролитием многих слез, что она сознается, что ее поведение было непростительным, ее проступок невольным, что ее неопытность и незнание одни только могут ее оправдывать; что гнев ее покровительницы необходимо должен увеличить ее страдания; уверяла, что она не неисправима; что если только мисс Дельмар не будет более негодовать на нее, то она никогда более не сделает такого проступка. Довольная этим обещанием, добрая мисс Дельмар смягчилась и не только простила ее, но еще взяла дитя к себе на колени и подарила матери Библию. Читатель! Ребенок, удостоившийся чести лежать на девственных коленах девственной мисс Дельмар, был не кто иной, как рассказчик этой истории - или, если вам угодно, герой этого романа.
Дело моей матери тем и кончилось; но из этого нельзя еще заключать, чтобы ее муж был доволен таким непредвиденным случаем, тем более, что в насмешках слуг не было недостатка. По-видимому, вскоре после моего рождения капитан Дельмар имел свидание с Беном; но когда солдат возвратился в кухню, один из грумов, осмелившийся шутить над ним, получил такой толчок от Бена, что с тех пор все шутки замолкли. После того как Бен так горячо за себя вступился, стали делать заключения, что если супружеские права и были нарушены, то он сам поторопился и теперь, женясь, уже не хочет слышать никаких дерзких замечаний.
В свое время меня окрестили, и мать моя до такой степени примирилась со своею покровительницею, что капитан Дельмар был моим крестным отцом, а благородная мисс Дельмар крестною матерью. По особенной просьбе матушки, капитан согласился, чтобы мне дали его имя, и меня записали в церковные книги под именем Персиваля Кина.
ГЛАВА II
На свете нет ничего постоянного. В парламенте при избрании членов люди, подававшие свои голоса в пользу капитана Дельмара, будучи недовольны невниманием его к их выгодам, решились избрать на место его другого члена, который, как прежде капитан Дельмар, обещал им все, и по всей вероятности, подражая капитану, ничего не думал исполнить. С потерею этого места капитан Дельмар потерял и фрегат, потому что правительство не сочло необходимым оставить его командиром. Итак, фрегат был отдан другому капитану, который имел друзей в парламенте.
Бен, принадлежавший к морскому полку, не мог оставаться при капитане Дельмаре, но помещен был вместе с другими в Чатамских казармах. Матушка, хотя не располагавшая жить в казармах, без сожаления оставила замок, где ей не трудно было заметить, что с ней обращаются уже не с прежним уважением. Она даже рада была расстаться с местом, где проступок ее был всем известен, и капитан Дельмар, дав ей прекрасные советы и богатый подарок, обеспечивавший ее на несколько лет, уехал из замка. Матушка возвратилась в свою комнату, когда затих стук колес отъезжавшей кареты, и облила горькими слезами свое бедное дитя.
На другой день мисс Дельмар прислала за нею; начала, как обыкновенно, поучительною речью и кончила богатым подарком и советом - ехать. Через день матушка, собрав, что у нее было, и взяв меня на руки, отправилась в Чатам, куда мы скоро прибыли и наняли себе квартиру. Матушка была живая, деятельная женщина, и подарки, полученные ею в разное время, составляли значительную сумму, на которую ее муж никогда не объявлял никаких прав.
В самом деле, должно отдать справедливость Бену, что он имел добродетель смирения. Он чувствовал, что жена во всех отношениях выше его, и что только особенный случай мог свести их. Поэтому он во всем был ей покорен, соглашался на все ее предложения и действовал по ее воле. Когда по приезде в Чатам она объяснила ему невозможность жить вместе с другими женщинами в казармах и объявила, что она хочет заняться каким-нибудь ремеслом, которое могло бы доставить ей выгоды, Бен, хотя и чувствуя, что это будет добродетельное разделение a mensa et thoro, не делал никаких возражений. Получив, таким образом, согласие мужа, который не смел ее оспаривать, матушка решилась завести книжную лавку; она рассудила, что вместе с тем, продавая бумагу, перья и сургуч, она всегда будет иметь покупателей лучшего класса. Она наняла дом возле казарм, с прекрасною лавкою в нижнем этаже, и хотя первоначальные издержки значительно уменьшили ее капитал, последствия показали, что она не ошиблась в расчете, и у ее лавки постоянно толпились офицеры, которых занимала приветливость и живость хорошенькой женщины.
В самое короткое время ее лавка сделалась самою модною, и для всех непостижимою загадкою было то, каким образом такая прекрасная и ловкая женщина могла сделаться женою простого солдата.
Наконец, это стали приписывать тому, что она была обворожена красотою лица и вышла замуж по страсти. Дамы приняли под свое покровительство ее маленькую библиотеку; офицеры и джентльмены раскупали у нее книги. Матушка накупила перчаток, духов, тростей, сигар и через год нашли, что ее доход и число покупателей значительно увеличились. Матушка была умная женщина; с мужчинами она шутила и любезничала, с дамами принимала степенный вид, и дела ее процветали в полном смысле слова. Если бы муж ее и захотел вступить в свои права, то настоящее положение ее уже достаточно было для того, чтобы заставить его покориться. Она возвысила себя без посторонней помощи высоко над ним; он видел, как она смеется и шутит с его офицерами, которым он должен был отдавать честь, проходя мимо: он не решался говорить с нею и даже войти в лавку, когда там были его офицеры, чтобы они не сочли это неуважением; и так как он не мог ночевать вне казарм, то все свидания его с матушкою ограничивались минутным приходом к обеду, где он находил лучший кусок, чем в своей артели, а иногда получал еще шиллинг на пиво. Бен удостоверился, наконец, что тем или другим образом жена выскользнула у него из рук, что он был не более, как ее покорнейшим слугою, и без ропота покорился своей судьбе.
ГЛАВА III
Мне кажется, читатель согласится со мною, что матушка во всем показывала необыкновенную твердость характера. Она принуждена была сделаться женою человека, которого презирала и над которым во всем чувствовала свое превосходство, но сделала это, чтобы спасти свое доброе имя. Правда, она была виновна; но ее положение и случай были против нее, и когда она нашла одну только гордость и эгоизм в человеке, которому была предана и для которого всем пожертвовала; когда он глубоко оскорбил ее предложением сделать этот шаг для избежания огласки; когда в минуту такого предложения спала завеса и открыла ей сердце человека во всем его эгоизме, - не удивительно, что с горькими слезами, выжатыми обиженною любовью и отчаянием, она должна была согласиться. Потеряв все, что было для нее дорого, чего ей было бояться в будущем? Ей предстояло только принести новую жертву, новое доказательство ее привязанности.
Но мало найдется женщин, которые бы на месте моей матери не упали духом.
В таком положении были дела, когда мне минуло шесть лет. Я был забавный, веселый шалун, ласкаемый офицерами и столько же полный проказ, как дерево, полное обезьян. У матушки явилось столько занятий, что она нашла необходимым иметь помощницу и решилась просить сестру свою Эмилию переехать к ней жить. Но для этого необходимо было получить согласие ее матери; а бабушка не виделась с матушкою с приезда своего в Медлин-галл. После они стали вести переписку; матушка молчала, будучи сначала не более как женою простого солдата; но когда дела ее приняли счастливый оборот, она первая протянула оливковую ветвь, которую бабушка приняла, узнав, что она мирно отделилась от мужа. Так как бабушке уже надоело жить в опустелом доме, и Эмилия объявила, что она умирает с тоски, то решено было, что они обе приедут жить с матушкою, что вскоре и последовало. Тетушка моя Милли, прекрасная собою, живая и веселая, была тремя годами моложе матушки. Бабушка была сердитая, капризная старушка, огромного роста, но весьма почтенной наружности. Лишним считаю заметить, что с приездом мисс Эмилии число посетителей не только не уменьшилось, но еще значительно увеличилось.
Тетушка Милли скоро столько же полюбила меня, сколько я любил проказы; этому нечего удивляться, потому что я был типом проказника. Матушка была серьезна и иногда бранила меня; бабушка крепко била и вечно бранила, между тем как тетушка, задумав какую-нибудь шалость, которую сама не смела выполнить, всегда употребляла меня своим агентом, так что мне всегда приписывали ее выдумки, и я редко оставался ненаказанным; но об этом я мало думал. Ее ласки, пряники и сахарные сливы вознаграждали меня за брань матушки и за оплеухи, которые я получал с длинных пальцев моей почтенной бабушки. Кроме того, офицеры принимали во мне большое участие, и должно заметить, что хотя я решительно отказался учить азбуку, зато успел во многом другом. Моим большим покровителем был капитан морского полка Бриджмен, невысокий, но красивый мужчина. С ним я часто убегал из дому и ходил обедать с офицерами, пил тосты, и стоя у стола, пел две или три забавные песни, которым он меня выучил. Иногда я возвращался домой немного навеселе, что очень сердило матушку; бабушка поднимала руки кверху и смотрела сквозь очки на потолок, а тетушка Милли смеялась вместе со мною. Восьми лет я уже приобрел такую известность, что всякая шалость, сделанная в соседстве, непременно приписывалась мне, и к матушке доходили беспрестанные жалобы на разбитые стекла и другие проказы, хотя очень часто я бывал совершенно невинен. Наконец, все, кроме моей матушки и тетушки Милли, объявили, что мне давно пора ходить в школу.
Однажды вечером все наше семейство сидело в зале, за чаем. Я притаился в углу: верный признак, что готовил какую-нибудь шалость (а я действительно насыпал в то время пороху в бабушкину табакерку), когда старушка сказала матушке:
- Белла, неужели мальчишка никогда не будет ходить в школу? Он совсем пропадет.
- Отчего же он пропадет? - спросила тетушка Милли. - Неужели от того, что не пойдет в школу?
- Молчи, Милли; ты так же избалована, как он, - отвечала бабушка. Мальчики никогда не пропадают от воспитания, а девушки очень часто.
Думала ли матушка, что это относилось к ней, - не знаю; но она поспешно отвечала:
- Вы, кажется, не можете жаловаться на мое воспитание, матушка; иначе вы не были бы здесь.
- Правда, Белла, - отвечала бабушка, - но вспомни, что ты никогда бы и не подумала выйти за солдата, - за простого солдата, когда твоя сестра метит на офицера. Да, - продолжала старушка, перестав вязать чулок и смотря на дочь, и подхватить одного, если сумеет: поручика Флета не выживешь из лавки. (Бабушка в эту минуту дала мне случай положить на место ее табакерку; и заметив, что она уронила на пол вязальную иголку, я поднял ее и воткнул сзади в ее платье, так что она не могла видеть).
- Я слышала, что мистер Флет очень хорошей фамилии, - продолжала бабушка.
- И большой дурак, - прервала матушка. - Я уверена, что Милли не обращает на него внимания.
- Он офицер, - отвечала бабушка, - не простой солдат.
- Право, матушка, для меня лучше мой простой солдат, потому что я делаю из него, что хочу; если он солдат, то я его командир и буду им, пока жива.
- Полно, полно, Белла, зачем вспоминать старое; но мальчика надо отдать в школу. Ах, я уронила иголку!
Бабушка встала и вертелась кругом, ища иголку, которую, странно сказать, никак не могла найти. Она открыла табакерку и понюхала табаку, чтобы прочистить зрение.
- Что это сделалось с моим табаком, и где иголка? Персиваль, что ты сидишь в углу; поищи мою иголку.
Я счел нужным повиноваться и очень прилежно начал искать. Встретив взгляд тетушки Милли, я показал ей на иголку, торчавшую из бабушкиного платья, и потом опять стал на колени, между тем как тетушка зажимала рот платком, чтобы не смеяться.
Через минуту Бен сначала тихо постучал в дверь и потом отворил ее и вошел. В это время все офицеры обедали, и лавка была пуста.
- Тебе нужно будет взять три связки книг, - сказала матушка, - но еще будет время; возьми чай и пей в кухне.
- Нет ли у тебя шиллинга, Белла? - сказал Бен со своим обыкновенным спокойствием.
- Возьми вот шиллинг, Бен, - отвечала матушка, - но не пей так много пива.
- Боже мой, что сделалось с моей иголкой? - вскричала бабушка, оборачиваясь.
- Вот она, - сказал Бен, заметя ее в бабушкином платье. - Я уверен, что это работа Персиваля.
Бабушка взяла иголку от Бена и потом обратилась ко мне:
- Негодный мальчишка, так это ты воткнул сюда иголку? А сам как будто ищет ее. Ты пойдешь в школу, сударь, пойдешь непременно!
- Вы сказали иголка, бабушка, я и искал иголку. Вы не говорили о вязальной спице; я бы мог сказать вам, где она была.
- Да, конечно, кто спрятал, тот может найти; ты идешь в школу, или я не остаюсь здесь в доме.
Бен взял свой чай и вышел из комнаты. Он хорошо знал дисциплину и вне казарм.
- Я пойду в кухню к отцу, - вскричал я.
- Нет, не пойдешь, негодный мальчик, - сказала матушка. - В кухне не твое место, и если я езде услышу, что ты куришь трубку...
- Капитан Бриджмен курит, - отвечал я.
- Да, он курит, а ты не должен курить.
- Поди, поди сюда, дружок, - сказала бабушка, открыв табакерку и держа ее в одной руке. - Что ты сделал с моим табаком?
- Помилуйте, бабушка, трогал ли я сегодня вашу табакерку?
- Почему мне знать? У тебя руки, как крючки, верно, ты трогал; мне бы только хотелось поймать тебя. Я насыпала поутру свежего табаку.
- Может быть, в лавке ошиблись, - сказала тетушка Милли, - это часто случается.
- Не знаю, надо переменить; я не могу этого нюхать.
- Бросьте в огонь, бабушка, - сказал я, - а я сбегаю с табакеркой в лавку и снова насыплю полную.
- Да, больше нечего делать, - отвечала старуха и, подойдя к камину, высыпала табак на уголья. Вдруг последовал взрыв, и масса дыма хлынула ей в лицо; чепчик вспыхнул, очки упали с носа, и лицо почернело, как у трубочиста. Старушка вскрикнула и отскочила назад; но, наткнувшись на стул, на котором сидела, поймала меня и всею своею тяжестью упала на меня. Я только что собирался ускользнуть во время тревоги, потому что матушка и Милли также испугались, как увидел себя почти задушенным тяжестью своей бесчувственной бабушки, а она, как я уже говорил, была огромная и тучная женщина. Будь я в другом положении, я не столько бы страдал, но, к несчастью, я упал прямо на спину и лежал кверху лицом, которое давила широчайшая часть тела старушки; она приплюснула мой нос, и дыхание мое остановилось. Не знаю, долго ли осталась бы бабушка в таком положении; быть может, она бы и совсем задушила меня, если бы я не употребил в дело свои зубы. Я укусил ее сквозь платье, почти задыхаясь, стиснув зубы с судорожным усилием. Бабушка, чувствуя ужасную боль, скатилась на бок, и тогда матушка и тетушка, думавшие, что я убежал из комнаты, нашли меня без чувств, с посиневшим лицом. Они подбежали ко мне, но я все еще не мог разжать зубов; чистый воздух и холодная вода привели меня в чувство, и меня положили на софу в совершенном изнеможении. Бабушка не так счастливо отделалась; она несколько дней не могла сидеть на кресле без подушек, и хотя меня бранили немного, но старушка получила явное ко мне отвращение, матушка молчала, а тетушка сделалась не так весела, как прежде. Все это предвещало что-то недоброе. Через несколько дней я узнал свою судьбу. В одно прекрасное утро, в понедельник, Бен пришел необыкновенно рано; мне надели на голову шапку, на плечи накинули плащ, Бен схватил меня за руку, в другую взял закрытую корзину и повел меня, как овцу на заклание. Когда я уходил, в глазах тетушки Милли были слезы, матушка была печальна, а бабушка даже сквозь очки не могла скрыть своей радости. Дело в том, что бабушка восторжествовала, и меня вели в школу.
Персиваль Кин
Пер. с англ. А. Горкавенко
Герой романа "Персиваль Кин" - молодой человек, который из-за жизненных обстоятельств не может носить имя своего настоящего отца. Озорной и независимый по натуре юноша поступает служить на флот. Морская жизнь закалила его, выявила и укрепила лучшие черты его характера. В годы службы Персиваль встретил верных друзей, заслужил любовь очаровательной девушки и получил принадлежащие ему по праву титул и имение своего отца.
Книга представляет интерес для широкого круга читателей, особенно для детей среднего и старшего школьного возраста.
ГЛАВА I
В нескольких милях от города Соутгемптоиа находится древний замок, принадлежащий фамилии лордоз де Версли и уже несколько столетий известный под именем Медлин-галла. Это - великолепное здание, окруженное обширным парком и 12,000 акров принадлежащей к нему земли.
В то время, с которого я начинаю рассказ, в замке жила старушка мисс Дельмар, сестра покойного лорда и тетка его наследника, графа де-Версли и также капитана Дельмара, второго сына покойного лорда. Замок принадлежал мисс Дельмар и был в полном ее распоряжении до ее смерти.
Капитан Дельмар в то время, о котором я говорю, командовал фрегатом, употреблявшимся для прибрежной службы, что в то время значило, что капитан имел кресло в парламенте, и так как он иногда должен был подавать свой голос, то фрегат никогда не ходил в море, исключая то время, когда распускали парламент. Тогда фрегат его величества "Эндимион" снимался с якоря и крейсировал в виду берега два или три дня до тех пор, пока метрдотель доносил, что сливки, взятые для капитанского стола, скисли; при таком важном известии руль тотчас клали на борт, и фрегат спускался в ближайший порт. Теперь "Эндимион" стоял постоянно в Спитгеде, и капитан Дельмар часто посещал тетку, жившую в Медлине, потому, как утверждали злые языки, что она имела прекрасное состояние. Как бы то ни было, он жил там по нескольку недель к большой радости старушки, которая любила своего племянника, любила внимание и даже была так странна, что любила моряков. Но должно заметить, что в замке была еще другая особа, которая также любила капитана, любила внимание и любила моряков. То была мисс Арабелла Мезон, прекрасная восемнадцатилетняя девушка, которая часто смотрелась в зеркало для того, чтобы удостовериться, есть ли на свете особа прекраснее ее, и которая никогда не читала романов без того, чтобы не открыть сходства между героинею и своею собственною особою.
Мисс Арабелла Мезон была старшая дочь метрдотеля покойного лорда де Версли, брата мисс Дельмар. Старый лорд уважал своего слугу за его верность и привязанность к их дому до самой его смерти. Мезон оставил после себя вдову и двух дочерей, и говорят, что миссис Мезон нечего было тужить о потере мужа, потому что он успел кое-что ей оставить. Однако миссис Мезон не была того мнения и, напротив, всегда жаловалась на свою бедность, так что мисс Дельмар, по смерти лорда де Версли, посылала обеих дочерей ее в школу, где они получили некоторое воспитание. Мисс Дельмар часто приглашала миссис Мезон в свой замок, и последняя обыкновенно привозила с собою старшую дочь, уже вышедшую из пансиона. Впоследствии эта дочь постоянно оставалась в замке, а мать иногда только получала приглашения. Может быть, спросят, какую роль играла в замке мисс Арабелла Мезон? Ее не считали служанкой, потому что она была выше этого звания; она не являлась в гостиной, потому что ее положение в свете не позволяло ей смешивать себя с аристократией; но она занимала место между первыми и последними: она была бедной компаньонкой для чужих, немного выше ключницы для домашних, исполнительницей желаний своей покровительницы, цепью между старой аристократкой и ее слугами, к которым последняя чувствовала отвращение, свойственное большей части старых дев. Присутствие мисс Арабеллы сделалось почти необходимым для ее покровительницы, но должно, однако, заметить, что это было самое несчастное положение для молодой, резвой, прекрасной девушки, которой так хотелось нравиться.
Очень естественно, что капитан Дельмар часто посещая тетку, иногда обращал внимание и на бедную компаньонку. Постепенно короткость между ними увеличивалась, так что, наконец, стали говорить в людской, что капитан и мисс Белла Мезон вместе прогуливаются в парке; и так как посещения капитана в продолжение двух лет сделались довольно частыми, то соблазн еще более увеличился, и злые языки сделались смелее. Уже часто заставали мисс Беллу в слезах, и старый слуга и старая ключница, смотря друг на друга, качали головою, как два почтенных мандарина. Единственная особа, ничего не знавшая и не видевшая, была старушка мисс Дельмар.
Теперь я должен ввести новое лицо. Капитан Дельмар никогда не приезжал без слуги, который выбран был из морских солдат, находившихся на его фрегате. Бенжамен Кин, как он назывался, имел все качества, необходимые для хорошего слуги. Он всегда был опрятен, всегда почтителен и, после короля Великобритании и Ирландии, считал капитана Дельмара первою особою в свете. Кроме того, Бенжамен Кин, простой солдат, был одним из красивейших людей на свете и служил предметом удивления для всех женщин. Но природа, которая иногда любит подшутить, не дала ему даже искры ума; он был совершенно необразован и не мог учиться - по недостатку способностей.
Бен [уменьшительное от Бенжамена] всегда сопровождал своего господина в замок и там был предметом удивления и насмешек всех слуг. Нечего и говорить, что прекрасная мисс Арабелла Мезон считала Бена гораздо ниже себя - с первого приезда его в замок; но странно сказать, что через два года, именно в то время, когда разнеслись слухи, что ее часто застают в слезах, в обращении ее с Беном произошла странная перемена. Некоторые говорили даже, что она имела особенные виды на красивого солдата. Люди, которые предвидят вещи тогда, когда они уже совершатся, говорили, что Бен никогда не смел бы и думать о таком счастье, если бы капитан не предложил ему сам жениться на мисс Белле; и Бен, считавший желание капитана приказанием, вытянулся перед ним и приложил руку к шляпе в знак повиновения. Вскоре потом капитан опять приехал в Медлин-галл с Беном, и на другой день объявлено было всем, кому знать надлежало, что мисс Арабелла Мезон тайно обвенчана с Бенжаменом Кином.
Как обыкновенно, последняя особа, до которой достигло это известие, была мисс Дельмар, и ее племянник взял на себя объявить ей о свадьбе. Сначала превосходительная старушка запылала негодованием, удивлялась нескромности Арабеллы и еще более ее выбору. Капитан Дельмар отвечал, что хотя Бен и солдат, но что каждый солдат есть джентльмен по службе; что хотя Белла Мезон могла найти лучшую партию, но она все-таки была служанкою его тетки, а Кин его слуга, так что разница между ними невелика. Потом он говорил, что давно уже заметил их взаимную привязанность, говорил о том, как опасно, когда молодые люди часто бывают вместе, намекнул о последствиях и распространился о приличиях и морали. Почтенная мисс Дельмар смягчилась убеждениями своего племянника; она была в восхищении, найдя столько добродетелей в моряке, простила молодых и сделала им прекрасный подарок. Но не так легко было сладить с матерью миссис Кин. Едва достигло это известие до старой миссис Мезон, она немедленно явилась в замок. Сначала она имела тайный разговор с дочерью, потом с капитаном Дельмаром и тотчас уехала из замка, не видя хозяйки, не сказав ни слова слугам. Это подало повод ко многим догадкам. Некоторые приписывали такой поступок досаде на замужество дочери; но другие обменивались только значительными взглядами.
Через три недели после свадьбы парламент был распущен, и начальник порта счел за нужное послать фрегат в крейсерство. Бен Кин, по обыкновению, сопровождал своего капитана, и фрегат не прежде, как через три месяца, возвратился в порт. Капитан Дельмар, явясь к адмиралу, поехал к тетке вместе со слугою, но в замке они нашли всех в большом смятении. В самом деле, то, что случилось, удивило всех домашних. Старый слуга отвесил низкий поклон капитану, и лица всех вытянулись длиннее обыкновенного. Капитан Дельмар, не говоря ни слова, вошел в гостиную, где его холодно встретила тетка, сложив перед собою руки на белом кисейном переднике.
- Что с вами, любезная тетушка? - спросил капитан Дельмар, между тем, как она как будто нехотя протянула ему руку.
- Дело в том, мой милый, - отвечала старушка, - что свадьбу твоего солдата и Беллы Мезон нужно бы было сыграть шестью месяцами ранее. Мы живем в развращенном свете, племянник, и моряки, я боюсь...
- В этом случае вы хотите верно сказать - морские солдаты, - отвечал капитан Дельмар. - Я должен сознаться, что ни те, ни другие не ведут себя так, как бы должно было. Впрочем, Бен женился на ней. Перестаньте сердиться, любезная тетушка, и позвольте мне просить за них, хотя я в отчаянии, что такое происшествие случилось у вас в доме. Мне кажется, - прибавил он, помолчав, что возвратясь на фрегат, я должен буду строго наказать Кина.
- Это не поможет беде, племянник, - отвечала мисс Дельмар, - я выгоню ее из дома, как только она в состоянии будет ходить.
- А я накажу его, как только приеду на фрегат, - прибавил капитан, - Я не хочу, чтобы мои люди оскорбляли ваши чувства, так бесчестно - бесстыдно ужасно - непростительно, - повторял капитан, ходя взад и вперед по комнате.
Благородная мисс Дельмар продолжала говорить, по крайней мере, с час, и благородный капитан продолжал соглашаться с нею. Когда люди изливают свое негодование, не встречая ни малейшего противоречия, они скоро затихают; то же случилось и с мисс Дельмар. Когда пришли сказать, что Белла Кин произвела на свет прекрасного мальчика, обиженная старушка с ужасом отвернулась; когда горничная заметила, что это было в самом деле прекрасное дитя, ей велели молчать. Она не хотела видеть бедной матери, и солдату ведено было оставаться в кухне, чтобы не встретиться с ним на лестнице. Но с каждым днем ее негодование утихало, и скоро мисс Дельмар могла не только смотреть на ребенка, но и ласкать его, и, наконец, решилась навестить мать, которая уже довольно оправилась, чтобы выслушать двухчасовую речь, в которой благородная девица распространилась о ее нескромности, необдуманности, неисправимости, непристойности, замечая, что ее поведение было непростительно, непонятно, невыносимо. Мисс Дельмар, насказав столько не, замолчала, потому что не могла более говорить. Белла, терпеливо ожидавшая своей очереди, будучи сметливою девушкою, объявила с пролитием многих слез, что она сознается, что ее поведение было непростительным, ее проступок невольным, что ее неопытность и незнание одни только могут ее оправдывать; что гнев ее покровительницы необходимо должен увеличить ее страдания; уверяла, что она не неисправима; что если только мисс Дельмар не будет более негодовать на нее, то она никогда более не сделает такого проступка. Довольная этим обещанием, добрая мисс Дельмар смягчилась и не только простила ее, но еще взяла дитя к себе на колени и подарила матери Библию. Читатель! Ребенок, удостоившийся чести лежать на девственных коленах девственной мисс Дельмар, был не кто иной, как рассказчик этой истории - или, если вам угодно, герой этого романа.
Дело моей матери тем и кончилось; но из этого нельзя еще заключать, чтобы ее муж был доволен таким непредвиденным случаем, тем более, что в насмешках слуг не было недостатка. По-видимому, вскоре после моего рождения капитан Дельмар имел свидание с Беном; но когда солдат возвратился в кухню, один из грумов, осмелившийся шутить над ним, получил такой толчок от Бена, что с тех пор все шутки замолкли. После того как Бен так горячо за себя вступился, стали делать заключения, что если супружеские права и были нарушены, то он сам поторопился и теперь, женясь, уже не хочет слышать никаких дерзких замечаний.
В свое время меня окрестили, и мать моя до такой степени примирилась со своею покровительницею, что капитан Дельмар был моим крестным отцом, а благородная мисс Дельмар крестною матерью. По особенной просьбе матушки, капитан согласился, чтобы мне дали его имя, и меня записали в церковные книги под именем Персиваля Кина.
ГЛАВА II
На свете нет ничего постоянного. В парламенте при избрании членов люди, подававшие свои голоса в пользу капитана Дельмара, будучи недовольны невниманием его к их выгодам, решились избрать на место его другого члена, который, как прежде капитан Дельмар, обещал им все, и по всей вероятности, подражая капитану, ничего не думал исполнить. С потерею этого места капитан Дельмар потерял и фрегат, потому что правительство не сочло необходимым оставить его командиром. Итак, фрегат был отдан другому капитану, который имел друзей в парламенте.
Бен, принадлежавший к морскому полку, не мог оставаться при капитане Дельмаре, но помещен был вместе с другими в Чатамских казармах. Матушка, хотя не располагавшая жить в казармах, без сожаления оставила замок, где ей не трудно было заметить, что с ней обращаются уже не с прежним уважением. Она даже рада была расстаться с местом, где проступок ее был всем известен, и капитан Дельмар, дав ей прекрасные советы и богатый подарок, обеспечивавший ее на несколько лет, уехал из замка. Матушка возвратилась в свою комнату, когда затих стук колес отъезжавшей кареты, и облила горькими слезами свое бедное дитя.
На другой день мисс Дельмар прислала за нею; начала, как обыкновенно, поучительною речью и кончила богатым подарком и советом - ехать. Через день матушка, собрав, что у нее было, и взяв меня на руки, отправилась в Чатам, куда мы скоро прибыли и наняли себе квартиру. Матушка была живая, деятельная женщина, и подарки, полученные ею в разное время, составляли значительную сумму, на которую ее муж никогда не объявлял никаких прав.
В самом деле, должно отдать справедливость Бену, что он имел добродетель смирения. Он чувствовал, что жена во всех отношениях выше его, и что только особенный случай мог свести их. Поэтому он во всем был ей покорен, соглашался на все ее предложения и действовал по ее воле. Когда по приезде в Чатам она объяснила ему невозможность жить вместе с другими женщинами в казармах и объявила, что она хочет заняться каким-нибудь ремеслом, которое могло бы доставить ей выгоды, Бен, хотя и чувствуя, что это будет добродетельное разделение a mensa et thoro, не делал никаких возражений. Получив, таким образом, согласие мужа, который не смел ее оспаривать, матушка решилась завести книжную лавку; она рассудила, что вместе с тем, продавая бумагу, перья и сургуч, она всегда будет иметь покупателей лучшего класса. Она наняла дом возле казарм, с прекрасною лавкою в нижнем этаже, и хотя первоначальные издержки значительно уменьшили ее капитал, последствия показали, что она не ошиблась в расчете, и у ее лавки постоянно толпились офицеры, которых занимала приветливость и живость хорошенькой женщины.
В самое короткое время ее лавка сделалась самою модною, и для всех непостижимою загадкою было то, каким образом такая прекрасная и ловкая женщина могла сделаться женою простого солдата.
Наконец, это стали приписывать тому, что она была обворожена красотою лица и вышла замуж по страсти. Дамы приняли под свое покровительство ее маленькую библиотеку; офицеры и джентльмены раскупали у нее книги. Матушка накупила перчаток, духов, тростей, сигар и через год нашли, что ее доход и число покупателей значительно увеличились. Матушка была умная женщина; с мужчинами она шутила и любезничала, с дамами принимала степенный вид, и дела ее процветали в полном смысле слова. Если бы муж ее и захотел вступить в свои права, то настоящее положение ее уже достаточно было для того, чтобы заставить его покориться. Она возвысила себя без посторонней помощи высоко над ним; он видел, как она смеется и шутит с его офицерами, которым он должен был отдавать честь, проходя мимо: он не решался говорить с нею и даже войти в лавку, когда там были его офицеры, чтобы они не сочли это неуважением; и так как он не мог ночевать вне казарм, то все свидания его с матушкою ограничивались минутным приходом к обеду, где он находил лучший кусок, чем в своей артели, а иногда получал еще шиллинг на пиво. Бен удостоверился, наконец, что тем или другим образом жена выскользнула у него из рук, что он был не более, как ее покорнейшим слугою, и без ропота покорился своей судьбе.
ГЛАВА III
Мне кажется, читатель согласится со мною, что матушка во всем показывала необыкновенную твердость характера. Она принуждена была сделаться женою человека, которого презирала и над которым во всем чувствовала свое превосходство, но сделала это, чтобы спасти свое доброе имя. Правда, она была виновна; но ее положение и случай были против нее, и когда она нашла одну только гордость и эгоизм в человеке, которому была предана и для которого всем пожертвовала; когда он глубоко оскорбил ее предложением сделать этот шаг для избежания огласки; когда в минуту такого предложения спала завеса и открыла ей сердце человека во всем его эгоизме, - не удивительно, что с горькими слезами, выжатыми обиженною любовью и отчаянием, она должна была согласиться. Потеряв все, что было для нее дорого, чего ей было бояться в будущем? Ей предстояло только принести новую жертву, новое доказательство ее привязанности.
Но мало найдется женщин, которые бы на месте моей матери не упали духом.
В таком положении были дела, когда мне минуло шесть лет. Я был забавный, веселый шалун, ласкаемый офицерами и столько же полный проказ, как дерево, полное обезьян. У матушки явилось столько занятий, что она нашла необходимым иметь помощницу и решилась просить сестру свою Эмилию переехать к ней жить. Но для этого необходимо было получить согласие ее матери; а бабушка не виделась с матушкою с приезда своего в Медлин-галл. После они стали вести переписку; матушка молчала, будучи сначала не более как женою простого солдата; но когда дела ее приняли счастливый оборот, она первая протянула оливковую ветвь, которую бабушка приняла, узнав, что она мирно отделилась от мужа. Так как бабушке уже надоело жить в опустелом доме, и Эмилия объявила, что она умирает с тоски, то решено было, что они обе приедут жить с матушкою, что вскоре и последовало. Тетушка моя Милли, прекрасная собою, живая и веселая, была тремя годами моложе матушки. Бабушка была сердитая, капризная старушка, огромного роста, но весьма почтенной наружности. Лишним считаю заметить, что с приездом мисс Эмилии число посетителей не только не уменьшилось, но еще значительно увеличилось.
Тетушка Милли скоро столько же полюбила меня, сколько я любил проказы; этому нечего удивляться, потому что я был типом проказника. Матушка была серьезна и иногда бранила меня; бабушка крепко била и вечно бранила, между тем как тетушка, задумав какую-нибудь шалость, которую сама не смела выполнить, всегда употребляла меня своим агентом, так что мне всегда приписывали ее выдумки, и я редко оставался ненаказанным; но об этом я мало думал. Ее ласки, пряники и сахарные сливы вознаграждали меня за брань матушки и за оплеухи, которые я получал с длинных пальцев моей почтенной бабушки. Кроме того, офицеры принимали во мне большое участие, и должно заметить, что хотя я решительно отказался учить азбуку, зато успел во многом другом. Моим большим покровителем был капитан морского полка Бриджмен, невысокий, но красивый мужчина. С ним я часто убегал из дому и ходил обедать с офицерами, пил тосты, и стоя у стола, пел две или три забавные песни, которым он меня выучил. Иногда я возвращался домой немного навеселе, что очень сердило матушку; бабушка поднимала руки кверху и смотрела сквозь очки на потолок, а тетушка Милли смеялась вместе со мною. Восьми лет я уже приобрел такую известность, что всякая шалость, сделанная в соседстве, непременно приписывалась мне, и к матушке доходили беспрестанные жалобы на разбитые стекла и другие проказы, хотя очень часто я бывал совершенно невинен. Наконец, все, кроме моей матушки и тетушки Милли, объявили, что мне давно пора ходить в школу.
Однажды вечером все наше семейство сидело в зале, за чаем. Я притаился в углу: верный признак, что готовил какую-нибудь шалость (а я действительно насыпал в то время пороху в бабушкину табакерку), когда старушка сказала матушке:
- Белла, неужели мальчишка никогда не будет ходить в школу? Он совсем пропадет.
- Отчего же он пропадет? - спросила тетушка Милли. - Неужели от того, что не пойдет в школу?
- Молчи, Милли; ты так же избалована, как он, - отвечала бабушка. Мальчики никогда не пропадают от воспитания, а девушки очень часто.
Думала ли матушка, что это относилось к ней, - не знаю; но она поспешно отвечала:
- Вы, кажется, не можете жаловаться на мое воспитание, матушка; иначе вы не были бы здесь.
- Правда, Белла, - отвечала бабушка, - но вспомни, что ты никогда бы и не подумала выйти за солдата, - за простого солдата, когда твоя сестра метит на офицера. Да, - продолжала старушка, перестав вязать чулок и смотря на дочь, и подхватить одного, если сумеет: поручика Флета не выживешь из лавки. (Бабушка в эту минуту дала мне случай положить на место ее табакерку; и заметив, что она уронила на пол вязальную иголку, я поднял ее и воткнул сзади в ее платье, так что она не могла видеть).
- Я слышала, что мистер Флет очень хорошей фамилии, - продолжала бабушка.
- И большой дурак, - прервала матушка. - Я уверена, что Милли не обращает на него внимания.
- Он офицер, - отвечала бабушка, - не простой солдат.
- Право, матушка, для меня лучше мой простой солдат, потому что я делаю из него, что хочу; если он солдат, то я его командир и буду им, пока жива.
- Полно, полно, Белла, зачем вспоминать старое; но мальчика надо отдать в школу. Ах, я уронила иголку!
Бабушка встала и вертелась кругом, ища иголку, которую, странно сказать, никак не могла найти. Она открыла табакерку и понюхала табаку, чтобы прочистить зрение.
- Что это сделалось с моим табаком, и где иголка? Персиваль, что ты сидишь в углу; поищи мою иголку.
Я счел нужным повиноваться и очень прилежно начал искать. Встретив взгляд тетушки Милли, я показал ей на иголку, торчавшую из бабушкиного платья, и потом опять стал на колени, между тем как тетушка зажимала рот платком, чтобы не смеяться.
Через минуту Бен сначала тихо постучал в дверь и потом отворил ее и вошел. В это время все офицеры обедали, и лавка была пуста.
- Тебе нужно будет взять три связки книг, - сказала матушка, - но еще будет время; возьми чай и пей в кухне.
- Нет ли у тебя шиллинга, Белла? - сказал Бен со своим обыкновенным спокойствием.
- Возьми вот шиллинг, Бен, - отвечала матушка, - но не пей так много пива.
- Боже мой, что сделалось с моей иголкой? - вскричала бабушка, оборачиваясь.
- Вот она, - сказал Бен, заметя ее в бабушкином платье. - Я уверен, что это работа Персиваля.
Бабушка взяла иголку от Бена и потом обратилась ко мне:
- Негодный мальчишка, так это ты воткнул сюда иголку? А сам как будто ищет ее. Ты пойдешь в школу, сударь, пойдешь непременно!
- Вы сказали иголка, бабушка, я и искал иголку. Вы не говорили о вязальной спице; я бы мог сказать вам, где она была.
- Да, конечно, кто спрятал, тот может найти; ты идешь в школу, или я не остаюсь здесь в доме.
Бен взял свой чай и вышел из комнаты. Он хорошо знал дисциплину и вне казарм.
- Я пойду в кухню к отцу, - вскричал я.
- Нет, не пойдешь, негодный мальчик, - сказала матушка. - В кухне не твое место, и если я езде услышу, что ты куришь трубку...
- Капитан Бриджмен курит, - отвечал я.
- Да, он курит, а ты не должен курить.
- Поди, поди сюда, дружок, - сказала бабушка, открыв табакерку и держа ее в одной руке. - Что ты сделал с моим табаком?
- Помилуйте, бабушка, трогал ли я сегодня вашу табакерку?
- Почему мне знать? У тебя руки, как крючки, верно, ты трогал; мне бы только хотелось поймать тебя. Я насыпала поутру свежего табаку.
- Может быть, в лавке ошиблись, - сказала тетушка Милли, - это часто случается.
- Не знаю, надо переменить; я не могу этого нюхать.
- Бросьте в огонь, бабушка, - сказал я, - а я сбегаю с табакеркой в лавку и снова насыплю полную.
- Да, больше нечего делать, - отвечала старуха и, подойдя к камину, высыпала табак на уголья. Вдруг последовал взрыв, и масса дыма хлынула ей в лицо; чепчик вспыхнул, очки упали с носа, и лицо почернело, как у трубочиста. Старушка вскрикнула и отскочила назад; но, наткнувшись на стул, на котором сидела, поймала меня и всею своею тяжестью упала на меня. Я только что собирался ускользнуть во время тревоги, потому что матушка и Милли также испугались, как увидел себя почти задушенным тяжестью своей бесчувственной бабушки, а она, как я уже говорил, была огромная и тучная женщина. Будь я в другом положении, я не столько бы страдал, но, к несчастью, я упал прямо на спину и лежал кверху лицом, которое давила широчайшая часть тела старушки; она приплюснула мой нос, и дыхание мое остановилось. Не знаю, долго ли осталась бы бабушка в таком положении; быть может, она бы и совсем задушила меня, если бы я не употребил в дело свои зубы. Я укусил ее сквозь платье, почти задыхаясь, стиснув зубы с судорожным усилием. Бабушка, чувствуя ужасную боль, скатилась на бок, и тогда матушка и тетушка, думавшие, что я убежал из комнаты, нашли меня без чувств, с посиневшим лицом. Они подбежали ко мне, но я все еще не мог разжать зубов; чистый воздух и холодная вода привели меня в чувство, и меня положили на софу в совершенном изнеможении. Бабушка не так счастливо отделалась; она несколько дней не могла сидеть на кресле без подушек, и хотя меня бранили немного, но старушка получила явное ко мне отвращение, матушка молчала, а тетушка сделалась не так весела, как прежде. Все это предвещало что-то недоброе. Через несколько дней я узнал свою судьбу. В одно прекрасное утро, в понедельник, Бен пришел необыкновенно рано; мне надели на голову шапку, на плечи накинули плащ, Бен схватил меня за руку, в другую взял закрытую корзину и повел меня, как овцу на заклание. Когда я уходил, в глазах тетушки Милли были слезы, матушка была печальна, а бабушка даже сквозь очки не могла скрыть своей радости. Дело в том, что бабушка восторжествовала, и меня вели в школу.