Рассказ, который услышал от своих друзей Ньютон, можно вкратце передать для читателя в следующем виде. Маркиза де Фонтанжа назначили губернатором острова Бурбон, что считалось повышением. Его брат и госпожа де Фонтанж отправились с ним; на Бурбоне они пробыли два года. В это время правительственная власть безо всякого повода, кроме того, что маркиз был назначен предшествующим правительством, нашла нужным заместить его другим губернатором. Фрегатов оказалось мало, и не стали отправлять одно из этих судов для обратного плавания губернатора; он, пользуясь отплытием в Европу одного из гамбургских «купцов», отправился на нем.
Два дня стояла отличная погода, трое Фонтанжей часто переправлялись на палубу «Виндзорского замка» и познакомились с миссис Эндербай и Изабеллой. Ньютон шел легким ходом, ежедневно посылая на нейтральное судно все, что только подсказывала ему благодарность.
Однако он стремился закончить плавание, и было решено, что на третье утро суда расстанутся.
В конце вечера показалось чужое судно, но оно, по-видимому, держало такой же курс, как и «Виндзорский замок», а потому не привлекло к себе большого внимания. Предполагалось, что это нейтральный корабль, шедший в Европу, или же отбившийся от другой флотилии «купец». Во время безлунной ночи вахтенный офицер потерял из виду охраняемое судно; однако было решено, что оно просто не зажгло огней. Перед утром ветер удал, и когда встало солнце, наступило полное затишье. На рассвете утренний вахтенный поднялся на высокую корму, чтобы отыскать голландца, и усидел его милях в семи от «Замка» рядом с тем самым чужим судном, которое показалось накануне. Оба так же, как и «Виндзорский замок», не двигались.
Офицер немедленно сошел в каюту к Ньютону и рассказал ему о том, что видел. Ньютон выбежал на палубу и в подзорную трубу ясно рассмотрел, что чужое судно принадлежит к самому неблагородному типу судов; что оно, очевидно, не «купец» и выстроено для быстрого хода; понял он также, что это, по всем вероятиям, капер. Матрос с высокой реи доложил, что между обоими судами то и дело снуют лодки. Ньютон, встревоженный за своих друзей, согласился на предложение второго помощника отпустить его в гиге, чтобы узнать, что там происходит. Через час было замечено, что гиг очутился на расстоянии полумили от судов; вскоре после того показался дым и послышался звук пушечного выстрела. Гиг повернул и пошел обратно к «Виндзорскому замку». С тревогой ждал Ньютон его возвращения. Второй помощник рассказал Форстеру, что чужое судно имело четырнадцать пушек, было выкрашено в черный цвет и, очевидно, хорошо вооружено. По всем вероятиям, оно принадлежало к числу пиратствующих судов и, завидев гиг, дало по нему выстрел, но, к счастью, промахнулось. Судно не показало цветов, и по его наружному виду и поступкам (потому что каперы не трогают нейтральных судов) помощник счел его пиратским судном, о котором упоминали на острове Святой Елены. Ньютон держался того же мнения и с тяжелым сердцем пошел сообщить неприятное известие Изабелла и миссис Эндербай.
Самое ужасное в нашем мире — желать чего-либо, не имея силы исполнить своей воли. Поэтому легко представить себе чувство Ньютона, судно которого стояло на воде в вынужденном бездействии, в то время как его друзей грабила, может быть, убивала, шайка злодеев; и это на его глазах! С каким напряженным вниманием вглядывался он в горизонт, поджидая дыхания ветра. Его надежды оживали при малейшей ряби на воде, и все было напрасно.
Наконец на закате поднялся ветер, сначала неверный, неопределенный. Корабль стал слушаться руля; все паруса распустились, и «Виндзорский замок» пошел по направлению к нейтральному судну и пирату, стоявшим в спокойной воде. Но вот ветер посвежел, поверхность моря потемнела от его дыхания. В это время одно из судов, именно то, которое хотел захватить Ньютон, распустило все свои паруса и скоро начало отдаляться. Когда «Виндзорский замок» подошел к нейтральному судну, пират уже отошел на расстояние миль двух. Нужно было остановиться на короткое время с целью узнать, что произошло. Ньютон, заметивший Фонтанжа, закричал, махая рукой, велел спустить шлюпку и через минуту был на палубе нейтрального судна. Тут он узнал печальные вести.
Пиратское судно ограбило нейтральный корабль и увезло госпожу де Фонтанж и двух ее служанок, Мими и Шарлотту. Капитан пирата ранил защищавшего жену Фонтанжа; потом разбойники перерубили все снасти и мачты и, в конце концов, пробуравили киль; таким образом, если бы Ньютон не пришел на помощь, все они погибли бы к ночи.
Нельзя было терять ни минуты. Маркиза де Фонтанжа л весь экипаж быстро переправили на палубу «Виндзорского замка», и Ньютон, вернувшись на свое судно, и велев поднять шлюпку, решил гнаться за пиратом, который в это время уже отошел мили на четыре. Но хотя ветер мало-помалу крепчал и был попутным для «Замка», Форстер не мог воспользоваться им: солнце село, с ним вместе угасли и надежды.
К ночи пират уже был на расстоянии семи миль от судна Ньютона. Ньютон гнался за разбойником, наблюдая за ним в подзорную трубу; наконец он скрылся в темноте. В эту ночь никто не ложился спать на палубе «Виндзорского замка». Когда же стало светло, пират совершенно исчез, и его нельзя было рассмотреть даже с верхних рей.
Глава XLIII
Глава XLIV
Два дня стояла отличная погода, трое Фонтанжей часто переправлялись на палубу «Виндзорского замка» и познакомились с миссис Эндербай и Изабеллой. Ньютон шел легким ходом, ежедневно посылая на нейтральное судно все, что только подсказывала ему благодарность.
Однако он стремился закончить плавание, и было решено, что на третье утро суда расстанутся.
В конце вечера показалось чужое судно, но оно, по-видимому, держало такой же курс, как и «Виндзорский замок», а потому не привлекло к себе большого внимания. Предполагалось, что это нейтральный корабль, шедший в Европу, или же отбившийся от другой флотилии «купец». Во время безлунной ночи вахтенный офицер потерял из виду охраняемое судно; однако было решено, что оно просто не зажгло огней. Перед утром ветер удал, и когда встало солнце, наступило полное затишье. На рассвете утренний вахтенный поднялся на высокую корму, чтобы отыскать голландца, и усидел его милях в семи от «Замка» рядом с тем самым чужим судном, которое показалось накануне. Оба так же, как и «Виндзорский замок», не двигались.
Офицер немедленно сошел в каюту к Ньютону и рассказал ему о том, что видел. Ньютон выбежал на палубу и в подзорную трубу ясно рассмотрел, что чужое судно принадлежит к самому неблагородному типу судов; что оно, очевидно, не «купец» и выстроено для быстрого хода; понял он также, что это, по всем вероятиям, капер. Матрос с высокой реи доложил, что между обоими судами то и дело снуют лодки. Ньютон, встревоженный за своих друзей, согласился на предложение второго помощника отпустить его в гиге, чтобы узнать, что там происходит. Через час было замечено, что гиг очутился на расстоянии полумили от судов; вскоре после того показался дым и послышался звук пушечного выстрела. Гиг повернул и пошел обратно к «Виндзорскому замку». С тревогой ждал Ньютон его возвращения. Второй помощник рассказал Форстеру, что чужое судно имело четырнадцать пушек, было выкрашено в черный цвет и, очевидно, хорошо вооружено. По всем вероятиям, оно принадлежало к числу пиратствующих судов и, завидев гиг, дало по нему выстрел, но, к счастью, промахнулось. Судно не показало цветов, и по его наружному виду и поступкам (потому что каперы не трогают нейтральных судов) помощник счел его пиратским судном, о котором упоминали на острове Святой Елены. Ньютон держался того же мнения и с тяжелым сердцем пошел сообщить неприятное известие Изабелла и миссис Эндербай.
Самое ужасное в нашем мире — желать чего-либо, не имея силы исполнить своей воли. Поэтому легко представить себе чувство Ньютона, судно которого стояло на воде в вынужденном бездействии, в то время как его друзей грабила, может быть, убивала, шайка злодеев; и это на его глазах! С каким напряженным вниманием вглядывался он в горизонт, поджидая дыхания ветра. Его надежды оживали при малейшей ряби на воде, и все было напрасно.
Наконец на закате поднялся ветер, сначала неверный, неопределенный. Корабль стал слушаться руля; все паруса распустились, и «Виндзорский замок» пошел по направлению к нейтральному судну и пирату, стоявшим в спокойной воде. Но вот ветер посвежел, поверхность моря потемнела от его дыхания. В это время одно из судов, именно то, которое хотел захватить Ньютон, распустило все свои паруса и скоро начало отдаляться. Когда «Виндзорский замок» подошел к нейтральному судну, пират уже отошел на расстояние миль двух. Нужно было остановиться на короткое время с целью узнать, что произошло. Ньютон, заметивший Фонтанжа, закричал, махая рукой, велел спустить шлюпку и через минуту был на палубе нейтрального судна. Тут он узнал печальные вести.
Пиратское судно ограбило нейтральный корабль и увезло госпожу де Фонтанж и двух ее служанок, Мими и Шарлотту. Капитан пирата ранил защищавшего жену Фонтанжа; потом разбойники перерубили все снасти и мачты и, в конце концов, пробуравили киль; таким образом, если бы Ньютон не пришел на помощь, все они погибли бы к ночи.
Нельзя было терять ни минуты. Маркиза де Фонтанжа л весь экипаж быстро переправили на палубу «Виндзорского замка», и Ньютон, вернувшись на свое судно, и велев поднять шлюпку, решил гнаться за пиратом, который в это время уже отошел мили на четыре. Но хотя ветер мало-помалу крепчал и был попутным для «Замка», Форстер не мог воспользоваться им: солнце село, с ним вместе угасли и надежды.
К ночи пират уже был на расстоянии семи миль от судна Ньютона. Ньютон гнался за разбойником, наблюдая за ним в подзорную трубу; наконец он скрылся в темноте. В эту ночь никто не ложился спать на палубе «Виндзорского замка». Когда же стало светло, пират совершенно исчез, и его нельзя было рассмотреть даже с верхних рей.
Глава XLIII
С печалью Ньютон велел рулевому снова держать курс на Англию; вверенная его судну собственность была слишком драгоценна, и он не смел подвергать ее опасности попасть в руки крейсировавшего пиратского судна. Все общество печалилось о судьбе госпожи де Фонтанж, и печаль сообщалась даже матросам.
Четыре дня шли легким ходом вследствие недостаточной силы ветра. Вдруг «Замок» попал в жестокую пелену тумана, свойственного широтам Зеленого мыса; положение ухудшал мелкий несносный дождь.
На шестой день, около полудня, горизонт очистился на севере, и сильный ветер разорвал туман. От порыва судно сильно накренилось, паруса полетели в сторону. Туман, до тех пор еще густой с противоположной стороны, теперь начал рассеиваться, и маркиз де Фонтанж, стоявший на корме рядом с Ньютоном, крикнул по-французски:
— Вот судно!
Ньютон посмотрел по направлению его руки и увидел в четверти мили от «Виндзорского замка» абрис судна в тумане. Он пригляделся и понял, что это пират, который не справился с парусами вовремя и теперь «попал в затвор». В это время «Замок» шел со скоростью четырех миль в час.
— Все на палубу. Тише! Держаться крепче, дети! Немного левее! Так, ура, ребята! Не зевать — и он наш. Квартермейстер, шпагу, живее!
Матросы, высыпавшие на палубу, схватили свои кортики и раньше, чем пират успел выйти из затруднений, были готовы к бою. К ним присоединились и фламандцы с нейтрального судна , которые вытащили ножи.
Кипевшие нетерпением Фонтанж вместе с Ньютоном стояли во главе отряда. Когда суда сошлись, «Виндзорский замок» нанес толчок пирату в бульверки и снес грот-марс; верхняя мачта упала в сторону «Виндзорского замка», запуталась своими снастями о его мачты; благодаря этому суда уже не могли разойтись.
— Не щадить, друзья! — крикнул Фонтанж, который бросился на палубу пирата во главе кучки людей и очутился подле грот-мачты, в то время как Ньютон и остальные ринулись на квартердек.
Пираты, хотя и более многочисленные, благодаря быстроте атаки не успели вооружиться, и теперь силы тех и других были почти равны. Началась отчаянная борьба. Удар отвечал на удар, раной платили за рану, смертью за смерть. Каждый дюйм судна отстаивали; ни один фут не переходил в руки нападающих, пока его на поливали кровью Голосам Ньютона и Фонтанжа, которые кричали, ободряя своих воинов, отвечал голос капитана пиратов, вливавший мужество в своих разбойников. И даже в разгаре битвы Ньютон невольно говорил себе, что он прежде где-то слышал этот голос. Англичане подвинулись мало. Пираты падали, но даже лежа на палубе, они или поднимали свои истощенные руки, чтобы нанести перед смертью последний удар, или в агонии хватали зубами своих противников. Фламандские моряки до сих пор оставались почти нейтральными. Наконец они вступили в бой со своими длинными складными ножами, действуя ими с бесстрастностью работающих мясников. Они дошли до средней главной мачты, поднялись по вантам и со спокойствием медведей очутились с другой ее стороны, ударив на пиратов с фланга. Англичане встретили фламандцев радостными криками и сомкнули ряды Ньютон пронзил шпагой высокого полного человека, который с самого начала схватки стоял не раненый во главе отряда. Теперь он упал, и Ньютон увидел пиратского капитана, голос которого так часто слышался позади атлетической, только что повергнутой Ньютоном фигуры. С каким изумлением, с каким негодованием Форстер очутился лицом к лицу со своим старинным недругом Джексоном
По-видимому, и Джексон изумился не меньше его. Оба невольно назвали друг друга по именам, оба кинулись вперед. Злодей парировал удар шпаги Ньютона. В ту же минуту де Фонтанж погрузил в его тело свое лезвие.
Ньютон успел только увидеть, как упал Джексон, потому что топор опустился на его собственную голову; Форстер потерял сознание и упал среди тел, лежавших на палубе.
Раздался пронзительный крик. Он вырвался из уст Изабеллы, которая в неописуемой тревоге следила за боем. Когда послышался треск от столкновения двух судов, она вышла из своей каюты и осталась на корме. Никто не стрелял: на заряжание огнестрельного оружия не было времени. Безмолвно стояла девушка и наблюдала за боем, но ее губы раскрывались от прилива сильных чувств, а глаза не отрывались от Ньютона. Как статуя, стояла она, точно изваянная из мрамора. Когда же Ньютон упал, все ее надежды погибли, она вскрикнула и потеряла сознание.
После падения Джексона мужество пиратов ослабело, сила их сопротивления уменьшилась. Де Фонтанж убивал всех встречных. Вскоре наиболее потерявшиеся побежали в трюм, и британский экипаж овладел палубой. Без всяких промедлений Фонтанж бросился к жене. Запертая дверь в каюту уступила его усилиям, и он увидел ее в обмороке на руках Мими и Шарлотты. Он вынес ее на палубу и с помощью матросов доставил на «Виндзорский замок». Там она скоро очнулась.
Мы оставили Ньютона на палубе пиратского судна, а Изабеллу в обмороке на высокой корме «Виндзорского замка». Их обоих подняли, отнесли в каюту, и, по всем правилам романов и действительной жизни, оба пришли в себя. Изабелла очнулась первая, я думаю потому, что удар в сердце не так серьезен, как удар по голове. К счастью для Ньютона, топор только скользнул вдоль его виска, не повредив черепа, хотя и оглушил молодого человека и снес значительную часть его скальпа, который пришлось поместить па место. Ланцет привел Форстера в себя, и хирург заявил, что его рана не опасна и что ему нужно только спокойствие.
Сперва Форстер согласился с мнением врача, но вскоре одно событие имело на него такое оживляющее действие, что он, несмотря на слабость от потери крови, не пожелал отказаться от командования и стал раздавать приказания относительно захваченного в плен судна и его экипажа, точно ни в чем не бывало.
Дело в том, что миссис Эндербай оставила Ньютона наедине с Изабеллой Ревель, и в течение коротких минут произошла интересная сцена, которую мне некогда описывать. Удар топора послужил только прелюдией для проявления любви, несущей на своих крыльях исцеление.
«Виндзорский замок» потерял пятерых убитых и одиннадцать раненых. Трое фламандцев тоже получили раны. Пираты пострадали серьезнее. Из семидесяти пяти человек у них осталось только двадцать шесть. Их заковали в цепи и поместили в трюм. Чтобы покончить с ними, скажу теперь же, что всем им вынесли смертный приговор и большую часть из них повесили на берегах Темзы.
Нужно объяснить появление Джексона. Читатель может вспомнить, как он бежал, покинув Ньютона. Увидев перевернувшуюся лодку, Ньютон был убежден, что Джексон утонул; между тем, его выловила шхуна, бросив лодку вместе с ее большим парусом, гротом; вода же прибила ее к песчаной отмели Ньютона.
Джексон не захотел вернуться в Англию. Он поступил на одно португальское невольничье судно и некоторое время служил на нем. После нескольких рейсов он поднял мятеж, убил капитана и людей экипажа, не хотевших воевать, и сделался пиратом. Его дела шли хорошо благодаря прекрасным качествам судна и закоренелости людей, которых он набрал себе.
Четыре дня шли легким ходом вследствие недостаточной силы ветра. Вдруг «Замок» попал в жестокую пелену тумана, свойственного широтам Зеленого мыса; положение ухудшал мелкий несносный дождь.
На шестой день, около полудня, горизонт очистился на севере, и сильный ветер разорвал туман. От порыва судно сильно накренилось, паруса полетели в сторону. Туман, до тех пор еще густой с противоположной стороны, теперь начал рассеиваться, и маркиз де Фонтанж, стоявший на корме рядом с Ньютоном, крикнул по-французски:
— Вот судно!
Ньютон посмотрел по направлению его руки и увидел в четверти мили от «Виндзорского замка» абрис судна в тумане. Он пригляделся и понял, что это пират, который не справился с парусами вовремя и теперь «попал в затвор». В это время «Замок» шел со скоростью четырех миль в час.
— Все на палубу. Тише! Держаться крепче, дети! Немного левее! Так, ура, ребята! Не зевать — и он наш. Квартермейстер, шпагу, живее!
Матросы, высыпавшие на палубу, схватили свои кортики и раньше, чем пират успел выйти из затруднений, были готовы к бою. К ним присоединились и фламандцы с нейтрального судна , которые вытащили ножи.
Кипевшие нетерпением Фонтанж вместе с Ньютоном стояли во главе отряда. Когда суда сошлись, «Виндзорский замок» нанес толчок пирату в бульверки и снес грот-марс; верхняя мачта упала в сторону «Виндзорского замка», запуталась своими снастями о его мачты; благодаря этому суда уже не могли разойтись.
— Не щадить, друзья! — крикнул Фонтанж, который бросился на палубу пирата во главе кучки людей и очутился подле грот-мачты, в то время как Ньютон и остальные ринулись на квартердек.
Пираты, хотя и более многочисленные, благодаря быстроте атаки не успели вооружиться, и теперь силы тех и других были почти равны. Началась отчаянная борьба. Удар отвечал на удар, раной платили за рану, смертью за смерть. Каждый дюйм судна отстаивали; ни один фут не переходил в руки нападающих, пока его на поливали кровью Голосам Ньютона и Фонтанжа, которые кричали, ободряя своих воинов, отвечал голос капитана пиратов, вливавший мужество в своих разбойников. И даже в разгаре битвы Ньютон невольно говорил себе, что он прежде где-то слышал этот голос. Англичане подвинулись мало. Пираты падали, но даже лежа на палубе, они или поднимали свои истощенные руки, чтобы нанести перед смертью последний удар, или в агонии хватали зубами своих противников. Фламандские моряки до сих пор оставались почти нейтральными. Наконец они вступили в бой со своими длинными складными ножами, действуя ими с бесстрастностью работающих мясников. Они дошли до средней главной мачты, поднялись по вантам и со спокойствием медведей очутились с другой ее стороны, ударив на пиратов с фланга. Англичане встретили фламандцев радостными криками и сомкнули ряды Ньютон пронзил шпагой высокого полного человека, который с самого начала схватки стоял не раненый во главе отряда. Теперь он упал, и Ньютон увидел пиратского капитана, голос которого так часто слышался позади атлетической, только что повергнутой Ньютоном фигуры. С каким изумлением, с каким негодованием Форстер очутился лицом к лицу со своим старинным недругом Джексоном
По-видимому, и Джексон изумился не меньше его. Оба невольно назвали друг друга по именам, оба кинулись вперед. Злодей парировал удар шпаги Ньютона. В ту же минуту де Фонтанж погрузил в его тело свое лезвие.
Ньютон успел только увидеть, как упал Джексон, потому что топор опустился на его собственную голову; Форстер потерял сознание и упал среди тел, лежавших на палубе.
Раздался пронзительный крик. Он вырвался из уст Изабеллы, которая в неописуемой тревоге следила за боем. Когда послышался треск от столкновения двух судов, она вышла из своей каюты и осталась на корме. Никто не стрелял: на заряжание огнестрельного оружия не было времени. Безмолвно стояла девушка и наблюдала за боем, но ее губы раскрывались от прилива сильных чувств, а глаза не отрывались от Ньютона. Как статуя, стояла она, точно изваянная из мрамора. Когда же Ньютон упал, все ее надежды погибли, она вскрикнула и потеряла сознание.
После падения Джексона мужество пиратов ослабело, сила их сопротивления уменьшилась. Де Фонтанж убивал всех встречных. Вскоре наиболее потерявшиеся побежали в трюм, и британский экипаж овладел палубой. Без всяких промедлений Фонтанж бросился к жене. Запертая дверь в каюту уступила его усилиям, и он увидел ее в обмороке на руках Мими и Шарлотты. Он вынес ее на палубу и с помощью матросов доставил на «Виндзорский замок». Там она скоро очнулась.
Мы оставили Ньютона на палубе пиратского судна, а Изабеллу в обмороке на высокой корме «Виндзорского замка». Их обоих подняли, отнесли в каюту, и, по всем правилам романов и действительной жизни, оба пришли в себя. Изабелла очнулась первая, я думаю потому, что удар в сердце не так серьезен, как удар по голове. К счастью для Ньютона, топор только скользнул вдоль его виска, не повредив черепа, хотя и оглушил молодого человека и снес значительную часть его скальпа, который пришлось поместить па место. Ланцет привел Форстера в себя, и хирург заявил, что его рана не опасна и что ему нужно только спокойствие.
Сперва Форстер согласился с мнением врача, но вскоре одно событие имело на него такое оживляющее действие, что он, несмотря на слабость от потери крови, не пожелал отказаться от командования и стал раздавать приказания относительно захваченного в плен судна и его экипажа, точно ни в чем не бывало.
Дело в том, что миссис Эндербай оставила Ньютона наедине с Изабеллой Ревель, и в течение коротких минут произошла интересная сцена, которую мне некогда описывать. Удар топора послужил только прелюдией для проявления любви, несущей на своих крыльях исцеление.
«Виндзорский замок» потерял пятерых убитых и одиннадцать раненых. Трое фламандцев тоже получили раны. Пираты пострадали серьезнее. Из семидесяти пяти человек у них осталось только двадцать шесть. Их заковали в цепи и поместили в трюм. Чтобы покончить с ними, скажу теперь же, что всем им вынесли смертный приговор и большую часть из них повесили на берегах Темзы.
Нужно объяснить появление Джексона. Читатель может вспомнить, как он бежал, покинув Ньютона. Увидев перевернувшуюся лодку, Ньютон был убежден, что Джексон утонул; между тем, его выловила шхуна, бросив лодку вместе с ее большим парусом, гротом; вода же прибила ее к песчаной отмели Ньютона.
Джексон не захотел вернуться в Англию. Он поступил на одно португальское невольничье судно и некоторое время служил на нем. После нескольких рейсов он поднял мятеж, убил капитана и людей экипажа, не хотевших воевать, и сделался пиратом. Его дела шли хорошо благодаря прекрасным качествам судна и закоренелости людей, которых он набрал себе.
Глава XLIV
С чувством восторга Ньютон Форстер расхаживал по палубе «Виндзорского замка», который быстро рассекал Бискайский залив. Он был полон таких радостных надежд, что по временам боялся, чтобы кубок не оторвался от его губ, и в то же время благодарил Бога за свое счастье.
Пиратское судно, наполненное экипажем нейтрального корабля и частью экипажа «Виндзорского замка», шло под управлением четвертого помощника. Наконец под отличным благоприятным ветром суда вошли в Ла-Манш, и вскоре и «Виндзорский замок», и его добыча бросили якорь в Даунсе. Тут Изабелла и миссис Эндербай сошли с палубы, чтобы двинуться по реке.
Раньше чем «Виндзорский замок» опустил якорь, все газеты наполнились отчетами о двух боях.
Ньютон явился на совет директоров компании; там за ним утвердили чин капитана и обещали дать ему командование первым же выдающимся судном, осыпав его при том самыми лестными комплиментами за храбрость и уменье охранять чужую собственность. После этого Ньютон отправился в дом дяди. Дверь ему открыла незнакомая служанка. Молодой Форстер кинулся наверх и в гостиной застал Амбру и Уильяма Эвелайна, который читал ей последние известия о битве с Сюркуфом.
Амбра упала в его объятия. Ей уже было почти пятнадцать лет, она стала красива и обещала превратиться в совершенную красавицу.
— Где матушка? — спросил ее Ньютон.
— Ее нет дома, милый Ньютон, она ушла гулять с вашим отцом. Они оба здоровы.
— А дядя?
— Тоже здоров и очень беспокоится о вас. Он только и говорит о ваших подвигах; мы гоже читали о них. Скажите, капитан Ньютон, что стало с вашими друзьями французами?
— Они в отеле «Саблоньер», мисс Амбра, — сказал он. — Министерство иностранных дел отпустило их под честное слово.
Разговор прервало появление родителей Ньютона; вскоре пришел и мистер Джон Форс rep.
После первых приветствий и поздравлений Никлас заметил:
— Да, Ньютон, говорят, ты отбил нападение пирата?
— Нет, дорогой отец, мы совершили абордаж.
— Правда, помню; и ты убил Сюркуфа?
— Нет, отец, мы только прогнали его.
— Да, да. Теперь вспоминаю. Брат Джон, а не пора ли обедать?
— Да, брат Никлас, и я этим доволен. Мистер Уильям Эвелайн, не угодно ли вам вымыть руки? Лапы мальчика никогда не вредно почистить.
Эвелайн вспыхнул. Он был оскорблен в своем достоинстве. Но он свыкся с мистером Форстером, а потому пошел исполнять его совет.
— Ну, что ты делал сегодня, брат Никлас, целый день? — спросил Джон.
— Что делал? Право, не знаю хорошенько. Дорогая, — обратился он к жене, — что я сегодня делал целый день?
— Насколько я помню, — с улыбкой ответила миссис Форстер, — ты все спрашивал, скоро ли будет готов обед.
— Дядя Никлас, — заметила Амбра, — вы обещали мне купить моток синего шелка.
— Обещал, дорогая. Да, да, помню. Мне очень жаль, я забыл, что купил. Я проходил мимо окна, и там было много шелка; это мне напомнило о твоем поручении, и я купил. Он стоил… Что он стоил?
— О, я помню; я дала вам три пенса, — ответила Амбра. — Ну, где шелк?
— Насколько я помню, он стоил семь шиллингов и шесть пенсов — ответил Никлас и вынул не моток шелка, а целый ярд шелковой материи.
— Ну, посмотрите, папа! Дядя Никлас, я никогда не буду давать вам поручений! Ну, не досадно ли. Теперь мне придется заплатить семь шиллингов и шесть пенсов за материю, которая мне не нужна. Какой вы глупый, дядя Никлас.
— Да может быть, дорогая. То же самое сказал Уильям Эвелайн, когда я сегодня утром вошел в комнату, потому что я… Погоди-ка!
— Он ничего не сказал, дядя, — покраснев, сказала Амбра.
— Да, помню. Он сказал, что глупо с моей стороны входить, когда этого не нужно.
— Гм! — произнес Джон Форстер. Доложили, что подано на стол.
Теперь миссис Форстер всегда сидела во главе стола брата своего мужа. Подали превосходный обед, и все отдали ему надлежащую честь, в особенности Никлас, аппетит которого, казалось, возрастал от праздности. Со времени отплытия Ньютона он жил у брата и, благодаря усиленным стараниям миссис Форстер, наконец отвык трогать часы и очки Джона. А Джон Форстер только этого и требовал от него. Никлас расхаживал по всему дому, как смирная кошка, ни на кого не обращая внимания и не привлекая к себе внимания остальных домочадцев.
После обеда миссис Форстер и Амбра ушли из столовой, а вскоре ушел и Уильям Эвелайн.
Ньютон нашел, что это отличный случай рассказать дяде о своей привязанности к мисс Ревель и о благоприятном исходе своего чувства. Джон Форстер слушал его, не прерывая.
— Славная девушка, племянничек, только вам рано жениться. Нельзя жениться и уйти в море. Продолжайте вашу профессию, Ньютон, занимайтесь спекуляциями, я найду средства для этого.
— Надеюсь, сэр, я никогда не сделаю из брака спекуляции, но если я бы решился на это, мой брак был бы наиболее удачным предприятием: у мисс Ревель большое состояние.
— Тем хуже; мужчина никогда не должен зависеть от средств жены; женщины того не забывают. Лучше было бы, если бы вы, племянничек, влюбились в девушку без единого шиллинга в кармане.
— Когда я полюбил ее, у нее не было даже и шести пенсов в кармане!
— Гм. Ну, племянник, может быть, это все верно, но, как я вам уже говорил, продолжайте вашу карьеру.
— Брак не помешает мне, дядя. Многие капитаны судов ост-индской компании женаты.
— Безумцы. За их женами будут без них ухаживать. Раз и навсегда, племянничек: я не одобряю немедленного брака, поймите это. Я желаю, чтобы вы продолжали карьеру. Скажу откровенно: я завещаю вам большую часть моего богатства, но могу изменить мою волю. Если вы женитесь на этой девушке, я изменю духовную.
— Изменишь духовную, брат? — сказал Никлас, внимательно слушавший разговор. — Да кому же ты можешь оставить деньги, кроме Ньютона?
— Могу пожертвовать их на больницы, на уплату национального долга. Мало ли на что! Может быть, я оставлю все девочке, которой уделяю часть средств.
— Но, брат, — сказал Никлас, — разве справедливо оставить деньги не семье?
— Справедливо ли? Да, брат Никлас, вполне справедливо. Завещание человека — его воля. Если он делает духовную, чтобы удовлетворить желания или ожидания других, это уже не его воля, а их. Племянник, повторяю, если вы женитесь против моего согласия, я изменю завещание.
— Мне очень, очень жаль сердить вас. Но я жених этой леди, и никакие денежные соображения не заставят меня нарушить слова, от которого зависит все мое будущее счастье. Я не заявляю на вас никаких прав, сэр, напротив, я и так уже сильно в долгу перед вами и помню ваше доброе покровительство. Если вы потребуете от меня чего-нибудь другого…
— Гм, так всегда бывает. Все, кроме того, что именно нужно. Брат Никлас, будь добр, пойди наверх; я хочу поговорить с племянником наедине.
— Конечно, брат Джон, если хочешь… и если у вас с Ньютоном секреты…
— Конечно, сэр, — ответил Ньютон, недовольный тем, что его отца так резко отсылали прочь, — у вас не может быть тайн, при которых не имел бы права присутствовать мой отец.
— У меня они есть, племянник. Ваш отец — мой брат. Я не церемонюсь с моим братом, если это вам больше нравится, а не с вашим отцом.
Никлас ушел.
— Племянник, — продолжал Джон Форстер, когда за Никласом закрылась дверь, — я сказал, что мне не хочется, чтобы вы женились на этой молодой девушке, и теперь объяснюсь вполне. Девочка, оставленная мне братом Эдуардом, стала для меня дочерью. Я желаю, чтобы вы сделали два или три рейса в качестве капитана судна ост-индской компании, потом вы женитесь на ней и наследуете все мое состояние. Теперь вы поняли меня? Могу ли я спросить, что вы возразите?
— Ничего, кроме того, что я уже сказал: я люблю другую и дал ей слово.
— И это все?
— Этого достаточно. — Очевидно, молодая особа сделалась невестой на палубе корабля, не спросив совета у своих друзей.
— У нее нет отца, сэр; она совершеннолетняя и пользуется независимым состоянием.
— Вы тоже не посоветовались ни с кем!
— Согласен, сэр; но даже если бы мне хотелось спросить совета, мог ли бы я по чести отказаться от нее?
— Гм!
— Может быть, если бы вы познакомились с него, вы не противились бы этому браку.
— Может быть, если бы я смотрел на нее вашими глазами, но это невероятно. Старики слеповаты и немного упрямы. Собрав в течение жизни работой состояние, все желают по-своему распоряжаться им; только таким образом и могут они получить некоторую награду за свои труды. Однако, племянник, поступайте, как вам угодно. Как я уже сказал, я изменю завещание, если вы женитесь без моего согласия. Теперь докончим бутылку и пойдем наверх.
Отплытие Изабеллы на «Виндзорском замке» в таком скором времени после смерти дяди помешало девушке своевременно сообщить матери о переменах в своей судьбе и о своем намерении вернуться в Англию.
Первые известия миссис Ревель получила в виде записки, посланной с лоцманским вельботом из Фальмута. Там Изабелла говорила о своем прибытии в канал и о надежде в скором времени обнять мать. Изабелла не сообщала никаких подробностей, не зная, дойдет это письмо по назначению или нет.
Между тем письмо попало в руки миссис Ревель за два дня до приезда Изабеллы и миссис Эндербай в Лондон. Миссис Ревель огорчилась; ей представилось, что ее дочь вернулась без одного пенни и будет жить на ее жалкий доход. Она пожаловалась на это Хевесайду, старому другу их семьи, ежедневно посещавшему ее.
Впрочем, надо сказать, что он являлся к ней не из уважения; просто, не имея никакого дела, старый холостяк таким путем убивал ничем не занятое время.
— Только подумайте, Хевесайд, — сказала ему миссис Ревель, лежавшая на диване среди множества подушек, — Изабелла вернулась из Индии! Я только что получила от нее письмо, подписанное ее девичьей фамилией. Ее сестры так хорошо вышли замуж. Она отлично могла поселиться у одной из них. Откуда взяла она денег на возвращение в Лондон? Боже мой, Боже мой, что я буду с ней делать?
— Вы позволите мне прочесть письмо, миссис Ревель? — сказал старик.
— О, конечно. Это просто записка. Хевесайд прочитал ее.
— Да, в ней немного сказано, миссис Ревель; и ни слова о полковнике, ничего не говорится также, почему она возвращается. Может быть, полковник умер?
— Тогда она могла бы переехать к одной из сестер.
— А может быть, он ей оставил что-нибудь?
— И вы, человек разумный, думаете, что Изабелла не упомянула бы об этом в записке? Немыслимо, мистер Хевесайд!
— Может быть, она хотела удивить вас неожиданностью, миссис Ревель?
— Она и удивила меня, — проговорила мать Изабеллы и откинулась на подушки.
— Ну, миссис Ревель, вы скоро узнаете все, — сказал старик. — Теперь же я прощусь с вами и дня через два прийду засвидетельствовать вам почтение, узнать о вашем здоровье и услышать, что случилось.
Чтобы заплатить за переезд трех мисс Ревель в Индию, их матери пришлось занять денег и для обеспечения уплаты долга застраховать свою жизнь. Беспринципный мистер Ревель воспользовался этим и занял сумму, которая превосходила половину ее приданого, а миссис Ревель подписала бумагу, не прочитав ее. Когда ее доходы с капитала сильно уменьшились, она узнала о предательстве мужа. Миссис Ревель стала получать самые маленькие проценты, а муж совершенно бросил ее, зная, что теперь он никоим образом не получит от нее ни пенни. Его смерть на дуэли последовала вскоре после этого; почти в то же время миссис Ревель заболела ужасной болезнью — раком, внедрившимся в нее так глубоко, что излечить несчастную от этого недуга было невозможно. Но она осталась прежним легкомысленным, бессердечным существом; по-прежнему вздыхала о развлечениях и сожалела о том обществе, в котором вращалась до своего замужества. Между тем, со времени уменьшения ее доходов знакомые стали покидать ее, и в период возвращения Изабеллы она почти все время страдала в одиночестве, так как у нее бывал только Хевесайд, да еще двое-трое старых друзей.
Мать встретила Изабеллу равнодушно; через десять минут, услышав, что дочь сделалась богатой и собиралась окружить ее удобствами, миссис Ревель очень обрадовалась и осыпала ее поздравлениями. Неизлечимая болезнь была на время забыта, и хотя страдания по временам заставляли мускулы лица несчастной сжиматься, едва приступ проходил, она забывала о своем отчаянном положении.
Худая, изнуренная, она опять мечтала о возвращении в пышное общество, о том, что будет вывозить Изабеллу на частые вечера и сопровождать в театры и собрания, хотя стояла на пороге вечности. Изабелла вздыхала, слушая мать и глядя на ее изменившееся лицо и фигуру. Иногда она упоминала о состоянии ее здоровья, старалась внушить ей ту серьезность, которой требовало ее ужасное положение, но все было напрасно: миссис Ревель уклонялась от этого разговора.
Пиратское судно, наполненное экипажем нейтрального корабля и частью экипажа «Виндзорского замка», шло под управлением четвертого помощника. Наконец под отличным благоприятным ветром суда вошли в Ла-Манш, и вскоре и «Виндзорский замок», и его добыча бросили якорь в Даунсе. Тут Изабелла и миссис Эндербай сошли с палубы, чтобы двинуться по реке.
Раньше чем «Виндзорский замок» опустил якорь, все газеты наполнились отчетами о двух боях.
Ньютон явился на совет директоров компании; там за ним утвердили чин капитана и обещали дать ему командование первым же выдающимся судном, осыпав его при том самыми лестными комплиментами за храбрость и уменье охранять чужую собственность. После этого Ньютон отправился в дом дяди. Дверь ему открыла незнакомая служанка. Молодой Форстер кинулся наверх и в гостиной застал Амбру и Уильяма Эвелайна, который читал ей последние известия о битве с Сюркуфом.
Амбра упала в его объятия. Ей уже было почти пятнадцать лет, она стала красива и обещала превратиться в совершенную красавицу.
— Где матушка? — спросил ее Ньютон.
— Ее нет дома, милый Ньютон, она ушла гулять с вашим отцом. Они оба здоровы.
— А дядя?
— Тоже здоров и очень беспокоится о вас. Он только и говорит о ваших подвигах; мы гоже читали о них. Скажите, капитан Ньютон, что стало с вашими друзьями французами?
— Они в отеле «Саблоньер», мисс Амбра, — сказал он. — Министерство иностранных дел отпустило их под честное слово.
Разговор прервало появление родителей Ньютона; вскоре пришел и мистер Джон Форс rep.
После первых приветствий и поздравлений Никлас заметил:
— Да, Ньютон, говорят, ты отбил нападение пирата?
— Нет, дорогой отец, мы совершили абордаж.
— Правда, помню; и ты убил Сюркуфа?
— Нет, отец, мы только прогнали его.
— Да, да. Теперь вспоминаю. Брат Джон, а не пора ли обедать?
— Да, брат Никлас, и я этим доволен. Мистер Уильям Эвелайн, не угодно ли вам вымыть руки? Лапы мальчика никогда не вредно почистить.
Эвелайн вспыхнул. Он был оскорблен в своем достоинстве. Но он свыкся с мистером Форстером, а потому пошел исполнять его совет.
— Ну, что ты делал сегодня, брат Никлас, целый день? — спросил Джон.
— Что делал? Право, не знаю хорошенько. Дорогая, — обратился он к жене, — что я сегодня делал целый день?
— Насколько я помню, — с улыбкой ответила миссис Форстер, — ты все спрашивал, скоро ли будет готов обед.
— Дядя Никлас, — заметила Амбра, — вы обещали мне купить моток синего шелка.
— Обещал, дорогая. Да, да, помню. Мне очень жаль, я забыл, что купил. Я проходил мимо окна, и там было много шелка; это мне напомнило о твоем поручении, и я купил. Он стоил… Что он стоил?
— О, я помню; я дала вам три пенса, — ответила Амбра. — Ну, где шелк?
— Насколько я помню, он стоил семь шиллингов и шесть пенсов — ответил Никлас и вынул не моток шелка, а целый ярд шелковой материи.
— Ну, посмотрите, папа! Дядя Никлас, я никогда не буду давать вам поручений! Ну, не досадно ли. Теперь мне придется заплатить семь шиллингов и шесть пенсов за материю, которая мне не нужна. Какой вы глупый, дядя Никлас.
— Да может быть, дорогая. То же самое сказал Уильям Эвелайн, когда я сегодня утром вошел в комнату, потому что я… Погоди-ка!
— Он ничего не сказал, дядя, — покраснев, сказала Амбра.
— Да, помню. Он сказал, что глупо с моей стороны входить, когда этого не нужно.
— Гм! — произнес Джон Форстер. Доложили, что подано на стол.
Теперь миссис Форстер всегда сидела во главе стола брата своего мужа. Подали превосходный обед, и все отдали ему надлежащую честь, в особенности Никлас, аппетит которого, казалось, возрастал от праздности. Со времени отплытия Ньютона он жил у брата и, благодаря усиленным стараниям миссис Форстер, наконец отвык трогать часы и очки Джона. А Джон Форстер только этого и требовал от него. Никлас расхаживал по всему дому, как смирная кошка, ни на кого не обращая внимания и не привлекая к себе внимания остальных домочадцев.
После обеда миссис Форстер и Амбра ушли из столовой, а вскоре ушел и Уильям Эвелайн.
Ньютон нашел, что это отличный случай рассказать дяде о своей привязанности к мисс Ревель и о благоприятном исходе своего чувства. Джон Форстер слушал его, не прерывая.
— Славная девушка, племянничек, только вам рано жениться. Нельзя жениться и уйти в море. Продолжайте вашу профессию, Ньютон, занимайтесь спекуляциями, я найду средства для этого.
— Надеюсь, сэр, я никогда не сделаю из брака спекуляции, но если я бы решился на это, мой брак был бы наиболее удачным предприятием: у мисс Ревель большое состояние.
— Тем хуже; мужчина никогда не должен зависеть от средств жены; женщины того не забывают. Лучше было бы, если бы вы, племянничек, влюбились в девушку без единого шиллинга в кармане.
— Когда я полюбил ее, у нее не было даже и шести пенсов в кармане!
— Гм. Ну, племянник, может быть, это все верно, но, как я вам уже говорил, продолжайте вашу карьеру.
— Брак не помешает мне, дядя. Многие капитаны судов ост-индской компании женаты.
— Безумцы. За их женами будут без них ухаживать. Раз и навсегда, племянничек: я не одобряю немедленного брака, поймите это. Я желаю, чтобы вы продолжали карьеру. Скажу откровенно: я завещаю вам большую часть моего богатства, но могу изменить мою волю. Если вы женитесь на этой девушке, я изменю духовную.
— Изменишь духовную, брат? — сказал Никлас, внимательно слушавший разговор. — Да кому же ты можешь оставить деньги, кроме Ньютона?
— Могу пожертвовать их на больницы, на уплату национального долга. Мало ли на что! Может быть, я оставлю все девочке, которой уделяю часть средств.
— Но, брат, — сказал Никлас, — разве справедливо оставить деньги не семье?
— Справедливо ли? Да, брат Никлас, вполне справедливо. Завещание человека — его воля. Если он делает духовную, чтобы удовлетворить желания или ожидания других, это уже не его воля, а их. Племянник, повторяю, если вы женитесь против моего согласия, я изменю завещание.
— Мне очень, очень жаль сердить вас. Но я жених этой леди, и никакие денежные соображения не заставят меня нарушить слова, от которого зависит все мое будущее счастье. Я не заявляю на вас никаких прав, сэр, напротив, я и так уже сильно в долгу перед вами и помню ваше доброе покровительство. Если вы потребуете от меня чего-нибудь другого…
— Гм, так всегда бывает. Все, кроме того, что именно нужно. Брат Никлас, будь добр, пойди наверх; я хочу поговорить с племянником наедине.
— Конечно, брат Джон, если хочешь… и если у вас с Ньютоном секреты…
— Конечно, сэр, — ответил Ньютон, недовольный тем, что его отца так резко отсылали прочь, — у вас не может быть тайн, при которых не имел бы права присутствовать мой отец.
— У меня они есть, племянник. Ваш отец — мой брат. Я не церемонюсь с моим братом, если это вам больше нравится, а не с вашим отцом.
Никлас ушел.
— Племянник, — продолжал Джон Форстер, когда за Никласом закрылась дверь, — я сказал, что мне не хочется, чтобы вы женились на этой молодой девушке, и теперь объяснюсь вполне. Девочка, оставленная мне братом Эдуардом, стала для меня дочерью. Я желаю, чтобы вы сделали два или три рейса в качестве капитана судна ост-индской компании, потом вы женитесь на ней и наследуете все мое состояние. Теперь вы поняли меня? Могу ли я спросить, что вы возразите?
— Ничего, кроме того, что я уже сказал: я люблю другую и дал ей слово.
— И это все?
— Этого достаточно. — Очевидно, молодая особа сделалась невестой на палубе корабля, не спросив совета у своих друзей.
— У нее нет отца, сэр; она совершеннолетняя и пользуется независимым состоянием.
— Вы тоже не посоветовались ни с кем!
— Согласен, сэр; но даже если бы мне хотелось спросить совета, мог ли бы я по чести отказаться от нее?
— Гм!
— Может быть, если бы вы познакомились с него, вы не противились бы этому браку.
— Может быть, если бы я смотрел на нее вашими глазами, но это невероятно. Старики слеповаты и немного упрямы. Собрав в течение жизни работой состояние, все желают по-своему распоряжаться им; только таким образом и могут они получить некоторую награду за свои труды. Однако, племянник, поступайте, как вам угодно. Как я уже сказал, я изменю завещание, если вы женитесь без моего согласия. Теперь докончим бутылку и пойдем наверх.
Отплытие Изабеллы на «Виндзорском замке» в таком скором времени после смерти дяди помешало девушке своевременно сообщить матери о переменах в своей судьбе и о своем намерении вернуться в Англию.
Первые известия миссис Ревель получила в виде записки, посланной с лоцманским вельботом из Фальмута. Там Изабелла говорила о своем прибытии в канал и о надежде в скором времени обнять мать. Изабелла не сообщала никаких подробностей, не зная, дойдет это письмо по назначению или нет.
Между тем письмо попало в руки миссис Ревель за два дня до приезда Изабеллы и миссис Эндербай в Лондон. Миссис Ревель огорчилась; ей представилось, что ее дочь вернулась без одного пенни и будет жить на ее жалкий доход. Она пожаловалась на это Хевесайду, старому другу их семьи, ежедневно посещавшему ее.
Впрочем, надо сказать, что он являлся к ней не из уважения; просто, не имея никакого дела, старый холостяк таким путем убивал ничем не занятое время.
— Только подумайте, Хевесайд, — сказала ему миссис Ревель, лежавшая на диване среди множества подушек, — Изабелла вернулась из Индии! Я только что получила от нее письмо, подписанное ее девичьей фамилией. Ее сестры так хорошо вышли замуж. Она отлично могла поселиться у одной из них. Откуда взяла она денег на возвращение в Лондон? Боже мой, Боже мой, что я буду с ней делать?
— Вы позволите мне прочесть письмо, миссис Ревель? — сказал старик.
— О, конечно. Это просто записка. Хевесайд прочитал ее.
— Да, в ней немного сказано, миссис Ревель; и ни слова о полковнике, ничего не говорится также, почему она возвращается. Может быть, полковник умер?
— Тогда она могла бы переехать к одной из сестер.
— А может быть, он ей оставил что-нибудь?
— И вы, человек разумный, думаете, что Изабелла не упомянула бы об этом в записке? Немыслимо, мистер Хевесайд!
— Может быть, она хотела удивить вас неожиданностью, миссис Ревель?
— Она и удивила меня, — проговорила мать Изабеллы и откинулась на подушки.
— Ну, миссис Ревель, вы скоро узнаете все, — сказал старик. — Теперь же я прощусь с вами и дня через два прийду засвидетельствовать вам почтение, узнать о вашем здоровье и услышать, что случилось.
Чтобы заплатить за переезд трех мисс Ревель в Индию, их матери пришлось занять денег и для обеспечения уплаты долга застраховать свою жизнь. Беспринципный мистер Ревель воспользовался этим и занял сумму, которая превосходила половину ее приданого, а миссис Ревель подписала бумагу, не прочитав ее. Когда ее доходы с капитала сильно уменьшились, она узнала о предательстве мужа. Миссис Ревель стала получать самые маленькие проценты, а муж совершенно бросил ее, зная, что теперь он никоим образом не получит от нее ни пенни. Его смерть на дуэли последовала вскоре после этого; почти в то же время миссис Ревель заболела ужасной болезнью — раком, внедрившимся в нее так глубоко, что излечить несчастную от этого недуга было невозможно. Но она осталась прежним легкомысленным, бессердечным существом; по-прежнему вздыхала о развлечениях и сожалела о том обществе, в котором вращалась до своего замужества. Между тем, со времени уменьшения ее доходов знакомые стали покидать ее, и в период возвращения Изабеллы она почти все время страдала в одиночестве, так как у нее бывал только Хевесайд, да еще двое-трое старых друзей.
Мать встретила Изабеллу равнодушно; через десять минут, услышав, что дочь сделалась богатой и собиралась окружить ее удобствами, миссис Ревель очень обрадовалась и осыпала ее поздравлениями. Неизлечимая болезнь была на время забыта, и хотя страдания по временам заставляли мускулы лица несчастной сжиматься, едва приступ проходил, она забывала о своем отчаянном положении.
Худая, изнуренная, она опять мечтала о возвращении в пышное общество, о том, что будет вывозить Изабеллу на частые вечера и сопровождать в театры и собрания, хотя стояла на пороге вечности. Изабелла вздыхала, слушая мать и глядя на ее изменившееся лицо и фигуру. Иногда она упоминала о состоянии ее здоровья, старалась внушить ей ту серьезность, которой требовало ее ужасное положение, но все было напрасно: миссис Ревель уклонялась от этого разговора.