Мартин Дебора. Креольские ночи

   Элине хотелось швырнуть в него углем, который она все еще держала в руке. Следовало признать, что он отлично подготовился. Решил сделать ее своей должницей.
   Девушка посмотрела на мадам Лаплант, спокойно стоявшую с пышным темно-зеленым платьем для прогулок в руках, ожидая, когда Элина его примерит, и тут ее осенило.
   Одного Рене не предусмотрел, злорадно подумала Элина.
   – Боюсь, вам придется уйти отсюда ни с чем, мадам, – сказала она. – Я не стану их примерять, так что вам нет смысла здесь оставаться.
   Лицо мадам Лаплант вытянулось, и она повернулась к Рене.
   – Тогда мадам оставит их здесь, – возразил Рене, – и тебе придется носить их независимо от того, годятся они тебе.
   – Прекрасно, – заключила Элина и повернулась к мольберту. Она знала, что Рене не согласится. Ведь он заказал эти платья, чтобы наряжать ее для собственного удовольствия, как безмозглую улыбающуюся куклу.
   – Прошу вас, месье… – запротестовала мадам Лаплант. Элина с трудом сдержала улыбку. Портниха не собиралась рисковать своей репутацией.
   – Извините нас, мадам, мы на минутку, – твердо сказал Рене и потащил Элину в соседнюю комнату.
   – Я ни за что не приму от тебя платья, Рене, – сказала девушка, когда они оказались за дверью, тщетно пытаясь вырваться от него. – Все будут думать, что я твоя содержанка… или как там это называется, а мне это не нужно! Ты не можешь заставить меня взять их!
   – Странно, – проговорил он спокойно, с трудом скрывая бушующую в нем злость. – Любая женщина была бы рада, наконец, расстаться со своим поношенным платьем и надеть что-нибудь приличное.
   Уловив нотки обиды в его тоне, Элина почувствовала укол совести.
   – Мне очень жаль, но я не могу принять от тебя эти подарки.
   – Они тебе не нравятся? Поколебавшись, Элина ответила:
   – Конечно же, нравятся. Ни одна женщина не смогла бы сдержать своего восхищения, увидев столь изысканные, изящные наряды. Но это лишь осложнит дело. Платья стоят целое состояние.
   – Значит, у тебя нет никаких причин не брать их. Считай их платой за портрет, если хочешь.
   Элина была не так глупа, чтобы думать, будто ее портрет стоит таких огромных денег. И она тут же нашла причину для отказа:
   – Мне следовало бы носить траур при сложившихся обстоятельствах.
   Рене помрачнел, и Элина поняла, что допустила промах. Бонанж резко повернул ее спиной к себе и, придерживая одной рукой за талию, другой стал расстегивать пуговицы на ее платье. Задыхаясь от возмущения, она попыталась выскользнуть из его рук.
   – Вот так-то, – прошипел он. – Ты все еще скорбишь по Уоллесу. Видимо, твоя история требует, чтобы ты оплакивала также своих родителей. Ну что ж, моя маленькая актриса. Я не собираюсь тебе подыгрывать, я просто хочу убедиться, что ты выглядишь как соблазнительная женщина, а не как убитая горем мисс, которую изображаешь из себя. Как только ты поймешь, что можно купить на мои деньги, возможно, ты согласишься взять их и убраться из города! Так что ты обязательно примеришь эти платья, даже если для этого мне самому придется тебя раздеть.
   Элина тщетно пыталась вырваться из его рук. Мысль, что он может ее раздеть, была невыносима. Она знала, как действуют на нее его прикосновения, тем более, если он разденет ее…
   – Ты ведь не станешь меня унижать перед этой женщиной, правда? – в отчаянии спросила девушка.
   Его пальцы замерли.
   – Если понадобится, я раздену тебя догола не только перед мадам, но еще и перед Луи.
   – Луи тебе этого не позволит, он джентльмен.
   – Не будь так уверена, крошка. Этот «джентльмен» повидал столько обнаженных леди, что нам с тобой и не снилось. Не заблуждайся относительно его возраста. Если я прикажу ему стоять и смотреть, как я раздеваю тебя, он с удовольствием выполнит мой приказ.
   Элина не верила, однако не собиралась проверять это на собственном опыте. Рене снова стал расстегивать пуговицы, и Элине ничего не оставалось, как согласиться.
   – Я надену эти проклятые платья, – поспешно сказала она.
   – Ты примеришь всю одежду, которую принесла мадам Лаплант? – спросил он жестко. – И без всяких фокусов.
   – Да, но мне это неприятно.
   – Не имеет значения, – сказал он, отпуская ее.
   И он повел ее в комнату, где находилась мадам Лаплант.

Глава 13

   Есть три вещи, которые, как ни старайся, в секрете не удержишь, – это любовь, боль и деньги. Рано или поздно они обязательно заявят о себе.

Испанская пословица.

   Рене беспокойно поглядывал в сторону лестницы, ожидая, когда спустится Элина. Кто-то вошел в комнату, но он даже не потрудился повернуть голову.
   – Итак, месье, что вы сказали мадемуазель? Она шарахается от меня, словно норовистая лошадка.
   Рене повернулся к своему слуге и другу. Лицо у Луи было суровым, но в глазах прыгали озорные огоньки.
   – Что ты имеешь в виду? – спросил Рене, скользнув взглядом по лестнице.
   – Мадемуазель избегает меня, словно я прокаженный.
   Прежде она так себя не вела. Это началось после того, как сюда приходила портниха. Сегодня она споткнулась, и я хотел поддержать ее. Видели бы вы, как она на меня посмотрела! Глазам бы своим не поверили.
   – Я бы поверил всему, что бы ты ни сказал об этой женщине, – со вздохом заметил Рене.
   – Мадемуазель, судя по всему, уверена, что я тоже негодяй. Какую же сказку вы про меня сочинили, месье?
   Тут Рене вспомнил, что наговорил Элине про Луи, и это раздосадовало его.
   – Мадемуазель, – сообщил он, – долго находилась в плену ошибочных представлений, что ты на ее стороне, и она может полностью тебе доверять. Я счел необходимым вывести ее из этого нелепого заблуждения, прежде чем она постарается вызвать твое сочувствие в надежде, что ты ей поможешь бежать.
   – Но, месье, – прикинувшись разгневанным, запротестовал Луи, – не стали же вы порочить мое доброе имя? Что именно вы сказали мадемуазель, чтобы «вывести» ее из этого «нелепого заблуждения»?
   Рене раздраженно пожал плечами:
   – Я сказал, что ты… э-э… лихой повеса и… находишь ее весьма привлекательной. Видимо, это и испугало ее.
   Луи выпрямился с видом оскорбленного достоинства.
   – Значит, вы все-таки опорочили мое доброе имя, – с обидой произнес он, хотя в глазах его продолжали плясать огоньки.
   – Черт побери, Луи, в этом же есть доля истины. Для мужчины в пятьдесят пять ты еще достаточно привлекателен.
   – Так вы сомневались во мне? Думали, я мог подвести своего старого друга и хозяина?
   – Нет! – отрезал Рене. – Твоя верность вне всяких сомнений. Но у тебя доброе сердце. Я не могу позволить, чтобы эта девочка затерялась в Новом Орлеане, распространяя свою ложь, из-за того лишь, что ты посчитаешь нужным следить за ней менее тщательно, чем должен. Сейчас, когда я обучаю ее верховой езде, особенно важно, чтобы ты следил за каждым ее шагом.
   Веселые огоньки исчезли из глаз Луи, и он с ужасом взглянул на Рене.
   – Учите ее ездить верхом? Но, месье, она боится лошадей, вы сами это сказали. Вам не следует заставлять ее ездить верхом.
   Рене сжал зубы.
   – Она просит, чтобы я ее учил. Хочет преодолеть страх, чтобы однажды ускакать глубокой ночью.
   – Вы это знаете и все же учите ее? Почему?
   Рене помолчал. В самом деле, почему он собирался дать ей еще одно средство убежать от него, чтобы она смогла добраться до Нового Орлеана и распространять там свои сказки?
   Одна из причин заключалась в том, что он тяготился необходимостью держать ее в заточении.
   Но была и еще одна, самая важная причина обучать ее верховой езде.
   – Я не могу видеть ее испуганной, – сказал он. И это была чистая правда.
   – Но это не помешало вам заставить ее бояться меня, – тихо сказал Луи. – Может, вы ревнуете ее ко мне? Или же опасаетесь, что я помогу ей убежать?
   – Нет! – процедил Рене сквозь зубы. – Я просто не хотел, чтобы она обращалась к тебе за моей спиной.
   – Должен признать, что у мадемуазель есть свой особый подход. Ей трудно отказать в любой ее просьбе.
   – Но ты откажешь, не так ли? – требовательно спросил Рене.
   Луи пожал плечами:
   – Все зависит от самой просьбы.
   – Она околдовала и тебя тоже, правда? – резко спросил Рене, несмотря на шутливый тон слуги.
   Луи перестал улыбаться.
   – Нет. Будь это так, я поверил бы во все дурное, что думаете о ней вы.
   Рене тихо выругался.
   – Ты и вправду думаешь, что она дочь Филиппа? И что я убил ее драгоценного любовника Уоллеса?
   – Я думаю, вы ошибаетесь в ней, вот и все. О ее отношениях с месье Ванье и этим Уоллесом я ничего не знаю. Но готов голову дать на отсечение, что ей не знаком тот грязный образ жизни, который, по вашему мнению, она вела. И я знаю, что она действительно скорбит о своей матери и Уоллесе.
   – Так она скорбит? – пробормотал Рене, и в его глазах промелькнула боль. – Тогда я, правда, ничего не понимаю.
   Луи оставил его слова без ответа, и Рене снова посмотрел в сторону лестницы.
   Пятью минутами позже Элина спустилась с лестницы в своем новом костюме для верховой езды. Она была так зла на Рене из-за платьев, что едва ли заметила, как странно смотрели на нее мужчины. Шелестя юбками, она резво преодолела последние несколько ступенек и с притворным безразличием обратилась к Рене:
   – Ну что, идем? Я сгораю от нетерпения сломать шею на этой твоей лошадке.
   Луи с тревогой взглянул ей в глаза.
   – Мадемуазель, если вы не хотите ехать верхом…
   – Что за глупости! Если месье готов учить меня, я не упущу такой шанс.
   – Я весь день с нетерпением ожидал этого урока, – сказал Рене, подавая ей руку.
   Прежде чем неохотно протянуть ему свою, она перевела взгляд с лица Луи на лицо Рене. Луи извинился, произнеся несколько вежливых слов и испытующе глядя на Элину. Как только они вышли из комнаты, Элина решительно перешла к вопросу, который не давал ей покоя с раннего утра, с того самого момента, как она проснулась.
   – Зачем ты украл мои старые платья? – спросила она, выдернув руку из руки Рене.
   – А ты бы стала носить новые, если бы я их оставил?
   – Конечно, нет.
   – Вот тебе и ответ на твой вопрос.
   Она остановилась, твердо уперев руки в бока.
   – Ты не имеешь права брать то, что принадлежит мне. Он пытливо посмотрел на нее.
   – Согласен. Но я не видел иного пути заменить твой жалкий гардероб более достойным. Согласись, тебе нужна одежда. Даже для уроков верховой езды, о которых ты так настойчиво просила.
   – Кажется, тебя не слишком волновало, как я одета, когда мы последний раз ездили верхом! – сказала она, вспомнив ту безумную скачку через поля.
   – Зато сейчас меня это волнует.
   Он посмотрел на нее, и взгляд его смягчился.
   – Мы напрасно спорим, дорогая. Я уже отдал твои платья слугам и нисколько об этом не жалею. Согласись, что ты восхищаешься новыми платьями, хотя виду не подаешь.
   В гневе она воздела к небу руки и направилась к двери. Рене, самодовольно ухмыляясь, последовал за ней.
   – Ты совсем не слушаешь, что я тебе говорю, верно? – заявила она. – Конечно же, я нахожу эти одежды прекрасными, великолепными. Но это не имеет ни малейшего значения, потому что я знаю, зачем ты мне их купил. И я вовсе не собираюсь наряжаться, как кукла, для того лишь, чтобы услаждать твой взор.
   Он схватил ее за руку и повернул лицом к себе, осмотрел со всех сторон ее наряд – плотно облегающий жакет с глубоким вырезом поверх отделанной кружевами блузки, юбку для верховой езды из хлопчатобумажной ткани с великолепным зеленым рисунком и серые полусапожки.
   Затем, пока она не успела опомниться, он ухватил подол ее юбки вместе с нижней юбкой и задрал их кверху, открыв шелковые панталоны, сшитые, по словам мадам Лаплант, по последней парижской моде. Элина задохнулась от возмущения и, покраснев, одернула юбку.
   Рене рассмеялся:
   – Ты прекрасно выглядишь, милые глазки. Но когда ты одета соответствующим образом, это меня вовсе не развлекает. Во всяком случае, не в том смысле, который ты подразумеваешь. – Он улыбнулся, отпустил ее локоть и провел ладонью по ее руке. – Должен признать, мне приятно видеть тебя в новой одежде, хотя тебя и раздражает необходимость ее носить.
   Прикосновение его пальцев к ее запястьям заставило ее затрепетать.
   – У меня есть право сердиться, – запротестовала она, задыхаясь, пытаясь побороть беспокойство, всегда охватывающее ее при его близости.
   Он взял в руки ее ладони.
   – Ну, не злись на меня, пожалуйста! – Глядя ей в глаза, он ласково поглаживал большим пальцем нежную кожу ее руки.
   – Не надо, – еле слышно произнесла она, – прошу тебя! К ее удивлению, он поднес ее руку к губам и принялся целовать кончики пальцев.
   – Мне очень не хочется, чтобы ты на меня сердилась. Элина высвободила руку.
   – Я… я не буду сердиться, – пробормотала она, – если только ты научишь меня ездить верхом.
   Он улыбнулся:
   – Прекрасно, это доставит мне удовольствие.
   В молчании они направились к выходу. Как только они вышли за дверь, Элина увидела, что оседлана только Моника. Девушка вопросительно взглянула на Рене.
   – Я решил, что на первом уроке мы поедем вместе, – заявил он. – По крайней мере, мне не придется гоняться за сбежавшей лошадью.
   Элина подумала, что у него совсем другие мотивы, однако испытала огромное облегчение. Она боялась этого первого урока, боялась оказаться одна на лошади. Она понимала, что эти уроки необходимы, иначе ей никогда не убежать из ненавистного дома Рене. Тем не менее, прошло два или три дня в сомнениях и колебаниях, прежде чем она решилась попросить Рене учить ее верховой езде.
   К этому решению она пришла, работая над его портретом. С каждым часом, проведенным ею за изучением его черт, она все больше и больше, попадала под опасное воздействие его обаяния. И хуже того, комната, которую он отвел ей под мастерскую с другой стороны примыкала к его спальне. Во время сеансов рисования она не могла избавиться от навязчивых воспоминаний о том, как он ласкает ее, лежащую в его постели.
   Иногда ей даже казалось, что он читает ее мысли, потому что часто ловила его улыбку, когда вроде бы нечему было улыбаться. Она должна бежать прежде, чем уступит его домогательствам.
   Рене с готовностью согласился обучать ее, что показалось ей удивительным.
   Когда Рене показал ей, как надо садиться на лошадь, она закусила губу.
   – Вообще-то ты будешь ездить в дамском седле, – сказал он, спускаясь, – так что сегодня я посажу тебя поперек седла.
   Она хотела сказать, что предпочитает ехать верхом по-мужски. Девушке казалось, что так гораздо легче удержаться на лошади, обхватив животное ногами, вместо того чтобы свесить их на одну сторону. Однако не стала этого говорить. Ведь он и так сомневается в том, что она леди.
   Рене поднял ее и посадил на лошадь. Она тут же вцепилась в луку седла.
   – Руки должны быть свободны, чтобы управлять поводьями, – сказал он.
   – Но я же свалюсь! – завопила она.
   Он засмеялся, вскочив в седло позади нее. Затем обхватил ее за талию.
   – Ты не свалишься, доверься мне.
   Ее сердце тревожно забилось, когда по его знаку Моника тронулась вперед. Сначала он сам держал поводья, затем передал их Элине.
   – Не позволяй лошади думать, что ты не полностью контролируешь ситуацию. Если будешь уверенно держать поводья и слегка их тянуть, а не дергать, лошадь будет тебе послушна.
   Страх Элины все возрастал, даже руки вспотели.
   – Лучше ты возьми поводья.
   – Ты все делаешь правильно, – прошептал он ей в затылок. – Только расслабься.
   Она так крепко сжимала поводья, что побелели костяшки пальцев.
   – Ты и лошадь должны составлять одно целое, – сказал он, крепче сжимая ее талию. – Если правильно обращаться с лошадью, она не сбросит тебя.
   Элина чуть-чуть расслабилась.
   – Постарайся представить себе, что ты едешь в экипаже и смотришь в окно на окружающий мир.
   – Окружающий мир не может меня затоптать, так что нет необходимости наблюдать за ним.
   – Забудь про лошадь! Представь, что ты едешь в карете, и кто-то другой правит поводьями. Мы с тобой пассажиры, ведущие разговор. Смотри, дорогая, – сказал он, изображая джентльмена, ведущего легкую беседу, и указал на кипарисовую аллею, по которой они проезжали. – Разве это не восхитительные деревья, дорогая? О чем они напоминают тебе, с их возвышающимися над землей кронами?
   – На мгновение Элина оторвала взгляд от лошадиной головы и взглянула на деревья.
   – Они ничего мне не напоминают, – резко ответила она, цепляясь за луку седла.
   Он снова убрал ее руки, положив их ей на колени.
   – Правда? Я всегда думал, что они похожи на коленопреклоненных мужчин. Это из-за них мой отец назвал имение Кур-де-Сипре – дословно «двор кипарисов».
   Он говорил, что они выглядят точь-в-точь как придворные, прислуживающие королеве.
   Она снова оторвала взгляд от лошади и еще раз взглянула на кипарисы. Они и в самом деле напоминали придворных. Разглядывая деревья, она не заметила, как ослабила поводья.
   – Представь себе, что мох – это их пышные наряды, – тихо сказал Рене.
   Легкая улыбка скользнула по ее лицу.
   – А ты и есть их королева, – продолжал Рене шепотом, склонив голову, чтобы прижаться к ее шее. – Они воздают тебе почести.
   Его губы коснулись ее волос, вызвав в ней легкий трепет. Она натянула поводья, но уже не от страха.
   – Ты… ты собирался учить меня верховой езде – сказала она с дрожью в голосе.
   – Именно это я и делаю. Но кто сказал, что я не могу слегка развлечься во время урока?
   Элина промолчала, когда он вытащил шпильки из ее прически и волосы свободно рассыпались по плечам.
   – Так-то лучше, – пробормотал он. – Теперь, с этими свободно распущенными волосами, ты и вправду похожа на королеву леса.
   Она ухватилась за слово «свободно».
   – Я предпочла бы быть свободной, это правда.
   – Нет, любимая. Ты не желаешь быть свободной, иначе взяла бы у меня деньги и уехала. Мы оба в этой ловушке – ты и я. И я наслаждаюсь этим уединением. Но мне хотелось бы, что бы все было несколько по-другому.
   Дыхание Рене шевелило ей волосы, и она поняла, чего он хочет. У нее перехватило дыхание. Он назвал ее «любимой».
   Его рука скользнула вверх, обхватив ее выше талии так, что при каждом шаге лошади ее груди касались его руки. Элина отчаянно боролась с приятной истомой, охватившей все ее существо. У нее не было ни малейшего желания сопротивляться.
   Моника медленно шла по аллее, но Элина не прикасалась к поводьям. Рядом с Рене она чувствовала себя в полной безопасности. И совершенно не боялась лошади. Элина наслаждалась каждым прикосновением Рене и жаждала его ласк. Рене был прав, когда сказал, что, рисуя его портрет, она изменит к нему отношение в лучшую сторону. Так оно и случилось.
   – Мы не могли бы двигаться немного быстрее? – спросила она, пытаясь высвободиться из его рук.
   – Не стоит, – сказал он, касаясь своим теплым дыханием ее щеки. – Ты снова можешь испугаться.
   – Нет. Страх почти прошел.
   – Посмотри на меня. Я хочу убедиться, что это действительно так.
   Элина повернула голову и взглянула Рене в глаза. В них было торжество, и она поняла, что совершила промах. В тот же момент он запечатлел на ее губах поцелуй.
   Девушка отпрянула от него.
   – Осторожно! Ты ведь не хочешь свалиться с лошади?
   Элина, затрепетав от страха, обеими руками вцепилась в рубашку Рене. Он снова поцеловал ее, а она в порыве страсти прижалась к нему. Они долго целовались, изнемогая от желания. Рене издал стон, и Элина, опомнившись, отстранилась от него.
   – Я думаю, нам следует вернуться и продолжить в более подходящей обстановке.
   Этих слов оказалось достаточно, чтобы девушка окончательно пришла в себя. Как она могла ему позволить такие вольности?
   – А я думаю, что не следует, – залившись румянцем, ответила она с напускной беспечностью. – Ты не забыл, что обещал обучить меня верховой езде?
   Рене не возражал, поскольку был уверен, что выиграет эту битву.
   – Конечно, забыл, – произнес он хриплым шепотом.
   Следующий час показался пыткой, потому что Рене чередовал свои инструкции со случайными ласками, так что Элина потеряла всякую надежду научиться ездить верхом, если все уроки будут такими, как этот.
   Внезапно тишину аллеи нарушил громкий крик:
   – Дядюшка Рене! Дядюшка Рене!
   Элина быстро обернулась, и сердце ее едва не выпрыгнуло из груди. Незнакомец был как две капли воды похож на ее отца. Когда он подъехал ближе, она уставилась на него, охваченная противоречивыми чувствами. Он назвал Рене дядей, так что это, должно быть…
   – Франсуа, – выдохнул Рене, как будто прочитав ее мысли. – Проклятый мальчишка!
   Франсуа осадил коня, и Элина заставила себя улыбнуться. Но внутри ее все сжалось от боли. Итак, это ее сводный брат. Он с любопытством посмотрел на нее.
   И на губах его промелькнула сальная ухмылка, которая заставила Элину почувствовать к нему неприязнь, в особенности, когда он подмигнул Рене:
   – Значит, ты нашел себе подружку в нашем дивном городе, не так ли, дядюшка Рене?
   – Что ты здесь делаешь? – спросил Рене холодным, почти враждебным тоном.
   – Погоди, дорогой дядя, – ответил Франсуа, переходя на французский. – Разве ты не собираешься представить меня своей американской девице?
   Элина выпрямилась, напрягшись всем телом.
   – Меня зовут… – начала она на превосходном французском, но Бонанж не дал ей договорить.
   – Мадемуазель Уоллес, – закончил Рене за нее. – Но тебя это совершенно не касается.
   Франсуа пристально рассматривал девушку.
   – Уоллес? – переспросил он. – Знакомое имя. Оно звучит не по-французски. Ты здешняя?
   – Я из Миссури, – с вызовом заявила она, несмотря на предостережение, и осторожно добавила: – А здесь у меня родственники.
   – В самом деле? – небрежным тоном произнес Франсуа, прищурившись. – А также друзья, как я вижу.
   Элина расправила плечи, приготовившись дать своему наглому сводному братцу достойный отпор, но Рене быстро сказал:
   – Франсуа, отправляйся-ка ты прямо в дом. Я скоро вернусь, и мы спокойно обсудим твои дела.
   Выражение, мгновенно промелькнувшее на лице Франсуа, привело Элину в замешательство: словно внезапно его осенила какая-то мысль. Переведя взгляд с Рене на Элину, он снова сально ухмыльнулся.
   – Мое дело к тебе не займет много времени, – сказал Франсуа. – Я только хотел спросить, что мне следует говорить маман о твоей дуэли с этим подонком, карточным шулером, две недели назад. Маман очень обеспокоена.
   Сердце Элины бешено забилось. Дуэль… Конечно же, это Рене убил ее брата. Но он заверил ее, что это ложные слухи, и она почти перестала сомневаться в его невиновности.
   Как она могла оказаться такой легковерной? Конечно же, он лгал. У нее нет оснований думать иначе.
   – Я не дрался на дуэли, – вымученно произнес Рене, напрягшись всем телом.
   – Конечно, нет, – сказал Франсуа, подмигивая дяде. – Никто из нас никогда не дрался, не правда ли? Как бы то ни было, до маман дошли слухи, и она без конца задает мне вопросы. Должен ли я сказать ей правду, или лучше вообще ничего не говорить?
   Пальцы Рене прямо-таки вонзились в тонкую талию Элины, когда она отстранилась от него.
   – Скажи Джулии правду, Франсуа. Объясни, что слухи – это всего лишь слухи. Я действительно ни с кем не дрался на дуэли, так что нет оснований для тревоги.
   Франсуа пожал плечами:
   – Ее не слишком-то волнует, что ты убил человека, так что нет необходимости скрывать это от нее. Но она беспокоится, что ты можешь попасть в тюрьму.
   – Я хочу вернуться домой, – вмешалась Элина, прежде чем Рене успел ответить, и попыталась разомкнуть железное кольцо рук, удерживающих ее. – Пожалуйста, не беспокойтесь, не надо возвращаться со мной. Я просто прогуляюсь. Вам с вашим племянником необходимо о многом поговорить, и свидетели вам не нужны.
   Ей следует бежать прочь от обоих. Она не может больше оставаться здесь и слушать, каким небрежным тоном они говорят о ее брате. Не рассказать ли ей Франсуа свою историю, мелькнула мысль. Но она не доверяла ему. Тем более что имела право получить часть наследства, которое Франсуа считал своим.
   – Я отвезу тебя домой, – настаивал Рене.
   – Нет! – в отчаянии воскликнула Элина и уже спокойнее сказала: – В этом нет необходимости.
   – Да ну, дядюшка, – вмешался Франсуа, – можно подумать, ты держишь бедную девочку в заточении. Не настолько же ты увлечен ею, что боишься отпустить ее от себя ненадолго?
   Элина почувствовала, как напряглось бедро Рене, касающееся ее ноги.
   – Увы, дорогой племянничек, но ты точно подметил. Она так сильно меня очаровала, что я просто обязан выполнять любое ее желание. Встретимся в доме.
   Затем Рене одним быстрым движением выхватил у Элины поводья, повернул коня и галопом помчался к дому. Элина изо всех сил цеплялась за луку седла.
   Никогда больше она не поверит ему! Подлец! Пусть только тронет ее хотя бы пальцем, она ему покажет. Ни за что больше не поддастся его чарам. Ведь он убил ее брата!
   Когда Рене осадил коня возле дома, Элина оглянулась и увидела, что ее сводный брат неторопливо следует за ними. Рене спешился, затем снял Элину с седла и поставил рядом. Его лицо пылало от еле сдерживаемого гнева, и, взглянув на него, девушка содрогнулась. Она попыталась вырваться из его рук, удерживающих ее запястья, но он не отпускал ее.