Мартин Кэт. Цыганский барон

   Дядя пожал плечами.
   — Может, ты и права. Грэвенвольд чертовски упрям. Жить с ним было бы пыткой.
   — Точно, — не удержалась Кэтрин.
   — Мы найдем тебе другую партию. Что ты думаешь о Джайлсе?
   — Ты о Джереми?
   — Он второй сын, и поэтому не наследник, но его отец все же герцог. Он умен и настойчив. Кроме того, он к тебе явно неравнодушен. Я думаю, что ты сможешь сделать так, что он простит тебе, что угодно.
   Кэтрин задумалась. Джереми был добрым, умным и сердечным юношей.
   — Нет, — тихо сказала она. — Джереми заслуживает женщину, которая бы его любила. А я не смогу.
   — Но…
   — Как насчет Литчфилда? Он без гроша и, конечно же, мечтает о невесте с приданым. Как ты думаешь, он сгодится?
   — Не шути так. Вы едва ли подходите друг другу.
   — Подходим мы друг другу или нет, это другой разговор. Честно говоря, у меня вообще нет к мужчинам интереса. Литчфилд кажется мне ничем не хуже любого другого.
   Герцог молчал.
   — Ну так что? — не унималась Кэтрин. Гил неодобрительно крякнул.
   — Литчфилд тебе не пара. Он привлекателен, да, но, Кэтрин, не пройдет и двух недель, как он тебе прискучит.
   «Гораздо быстрее», — подумала Кэтрин. Ричардом нетрудно будет управлять. Он выполнит свой супружеский долг, но после этого, вероятно, захочет оставить жену в покое — до тех пор, пока не прискучат любовницы или не понадобятся деньги жены.
   — Я подумаю, дядя. Мне кажется, что барон как раз то, что мне нужно.
   — А мне кажется, что ты разыгрываешь передо мной несчастную возлюбленную. Впрочем, — вздохнул дядя, — у нас еще есть время подыскать что-то получше.
   Кэтрин опустила голову. Доминик! Домини! Ну почему?!
   — Да, но мне бы хотелось уладить все побыстрее. Больше всего мне хочется побыстрее вернуться в Арундейл. Я беспокоюсь о том, как там идут дела, да и о школе тоже. Я страшно скучаю по детям.
   — Я хотел поговорить с тобой об этой школе. Что это такое?
   — Мы назвали ее Благотворительной христианской школой Баррингтонов. Раньше она называлась Арундейлской школой для бедноты, но после смерти отца мы с Эдмундом решили переименовать ее, чтобы «не дразнить гусей». Когда я уезжала в Лондон, ребята успели многому научиться, и я сгораю от нетерпения узнать, как там идут дела.
   Арундейл… Стоило произнести вслух это милое имя, как на душе у Кэтрин стало спокойнее. Если бы только можно было оказаться там прямо сейчас, подальше от Доминика.
   — Знаешь, я хочу открыть у себя такую же школу, — признался Гил. — Я бы вполне нашел время для занятий с детьми, Мыс твоим отцом много раз говорили об этом, но, когда его не стало, я решил, что это были лишь разговоры.
   — Чудесная мысль, дядя, — воскликнула Кэтрин. — Тебе, конечно, придется потрудиться, найти хороших учителей, уговорить родителей, а это, заверяю тебя, самая трудная задача, но, поверь, результат стоит всех хлопот.
   — Мне понадобится твоя помощь.
   — Помогу с удовольствием. Мы можем найти учителей прямо здесь, в Лондоне.
   Гил улыбнулся.
   — Не думаю, что это благородное дело надолго отвлечет нас от поисков подходящей партии для тебя. Мы сыграем свадьбу не дольше, чем через месяц.
 
   Доминик мерил шагами комнату в своем лондонском доме на Ганновер-сквер. Доминик терпеть не мог этот дом, этот кабинет. Он вообще ненавидел все то, что любил отец. А эта комната нравилась старику маркизу больше других. И сейчас в ней, казалось, витал дух усопшего маркиза. Отец с ухмылкой смотрел на Доминика с огромного портрета над черной мраморной каминной полкой.
   Прошлой ночью, вернувшись с бала, Доминик пришел сюда, уселся в кресло перед камином и уставился на портрет отца. Доминик надеялся, что эта самодовольная ухмылка, этот презрительный взгляд укрепят его волю, ожесточат сердце.
   В этот предрассветный час, когда заветный графин с палинкой, приберегаемой на особый случай, уже опустел, Доминик вспоминал отца, думал о матери, о ее неудавшейся жизни, о том, как жила она, лишенная горячо любимого сына, отнятого жестоким отцом, о ее горьких слезах.
   Доминик вспоминал свою безрадостную жизнь в Йоркшире, свою спальню, где проводил он ночи без сна, молча переживая жестокую травлю, незаслуженные наказания учителей. Он помнил, как сильно хотел убежать и не смел, потому что знал, что этим принесет еще больше огорчений матери, Доминик вспоминал о двух месяцах в году, которые ему позволено было проводить с матерью. Как он тогда был счастлив!
   Доминик заставлял себя вспоминать, чтобы не думать о Кэтрин, и пил палинку. Увы, после пары часов забытья, когда он уснул в кресле, после ванны и бритья ему стало ясно, что ничего, кроме головной боли, ночные бдения не принесли.
   — Он пришел, ваша честь, — доложил слуга. — Пригласить?
   — Зови.
   В кабинет вошел Мальком. На посетителе был дурно сшитый коричневый фрак. Харвей Мальком нервно теребил шейный платок.
   — Вы посылали за мной, ваша честь? — спросил он, вытянувшись перед Грэвенвольдом.
   — Да. Я хотел сообщить тебе, чтобы ты отозвал своих никчемных сыщиков. Я нашел ее.
   Белесые брови Малькома поползли вверх.
   — Здесь?
   — Да, она была у нас под носом. Похоже, надо было искать даму среди более знатных особ. Наша леди — графиня.
   — Графиня! — выдохнул Мальком.
   — Кэтрин Баррингтон, если быть точным — графиня Арундейл. Я хочу знать о ней все, вплоть до того, какой водой она умывается.
   — Ну теперь, когда мы знаем, кто она такая, сделать это будет не так уж трудно.
   — Надеюсь, вы понимаете, Мальком, что все надо держать в секрете.
   — Можете не беспокоиться, милорд. Ваш отец полностью мне доверял. Я вас не подведу.
   — Отлично. Надеюсь получить от вас первые сведения не позднее, чем через три дня.
   — Этого более чем достаточно.
   Едва Мальком ушел, Доминик снова сел в кресло и стал смотреть на портрет.
   — Я не дам тебе победить, — сказал он с тихой угрозой. — И пусть Кэтрин выходит замуж за кого-нибудь другого.
   Это так, но он должен был узнать о ней правду, чтобы успокоиться и забыть. Как только с этим будет покончено, жизнь вернется в прежнюю колею.
   Доминик взглянул на портрет и улыбнулся.
 
   — Сегодня вечером мы приглашены к Соммерсетам, — объявил Эдмунд. — Литчфилд непременно будет там. Они с герцогом близкие друзья.
   — Отлично, — откликнулась Кэтрин. — Мне уже так надоел Лондон! И все эти приемы!
   Эдмунд состроил недовольную гримасу, но герцог улыбнулся.
   — Рад слышать это. Я получил приглашение в Ривенрок, загородный дом Мэйфилдов, на неделю. От города недалеко, зато воздух свежий. Бедняга Эдди скоро сойдет с ума от того, что ему разрешают гулять только в парке за ручку.
   — На неделю? — переспросила Кэтрин. — Я надеялась закончить наше… э… дело и вернуться в Арундейл.
   — Боюсь, что тебе придется немного подождать. Неужели ты забыла о покушении на твою жизнь? Как я могу позволить тебе вернуться в Арундейл, пока все не уладится?
   — Но, дядя, это просто смешно! Того человека могут вообще никогда не найти. И что же, всегда жить в страхе? Пусть все идет, как идет — вы ведь наняли охрану, и в Арундейле меня будут оберегать люди, которым я полностью доверяю.
   Герцог нанял для племянницы лучших частных охранников. Они следовали за ней повсюду, а когда она находилась дома, каждый час проверяли, нет ли в саду посторонних. Спальня ее также охранялась, а на окнах были установлены крепкие решетки.
   — Те же меры будут приняты и в Арундейле, а затем, когда я выйду замуж, никто, думаю, не посмеет покушаться на мою жизнь.
   — Особенно если ты выйдешь замуж за Литчфилда, — вставил Эдмунд. — Он прекрасно владеет шпагой и пистолетом. Он дрался на дуэли два раза и всегда выходил победителем.
   — Он никого не убил? — тревожно спросила Кэтрин.
   — Насколько я слышал — нет, — язвительно заметил дядя. — Боюсь, победы Литчфилда немного стоят. Говорят, он выбирает соперников скорее по степени владения оружием, вернее по степени отсутствия такого. Я знаю, что никто его не оскорблял, а уж за честь дамы ему бы и в голову не пришло драться.
   Кэтрин сделала вид, что не заметила сарказма,
   — Видите, дядя, с Литчфилдом мне будет спокойно.
   — Тот человек, что украл тебя, скорее всего обычный вор — охотник за тугим кошельком, — заметил Эдмунд. — И он получил за тебя неплохие денежки.
   — Если бы это было так, — возразил герцог, — почему бы ему не потребовать выкуп? Тогда он мог бы получить сумму куда более значительную.
   — Об этом я не подумал, — признался Эдмунд.
   — И кроме того, — продолжал герцог, — почему именно Кэтрин? Разве мало вокруг более легкой добычи? Клянусь, похитителю пришлось немало попотеть, чтобы утащить Кэтрин из дома.
   — Теперь приходится только гадать. Быть может, он заметил где-то Кэтрин и выследил ее. Можно только сказать, что ей здорово повезло, что он не решил сам воспользоваться ею.
   — Довольно, Эдди, — решительно заявила Амелия. — Думаю, Кэтрин приятнее было бы поговорить о чем-то другом.
   Эдмунд-младший тем временем вырвался от матери и убежал из комнаты.
   — Спасибо, Амелия, — сказала Кэтрин, делая вид, что не замечает усталого взгляда, которым Амелия проводила сынишку. — Итак, предложение Литчфилда. Впрочем, возможно, он не собирается его делать?
   — Ты уверена, что Литчфилд — это именно то, что ты хочешь? — спросила Амелия, — Почему бы не подождать немного, не узнать его получше? А уж потом принимать решение.
   — Зачем? Все, что мне от него надо, — это его фамилия и наследник Арундейла. Как только с этим будет покончено, мы с ним будем жить порознь.
   — Кэтрин, дорогая, — начал герцог, но в этот момент в дверь постучали.
   — Приехала портниха, — радостно заявила Кэтрин и, приподняв длинные юбки, поспешила к двери. — Сейчас мне надо примерить новое платье. Его и надену сегодня на бал. Если Литчфилд будет там, сегодня все и решится.
   И с ослепительной улыбкой Кэтрин выпорхнула за дверь.
   «Уж слишком она сияет», — думал Гил. Слишком, чтобы поверить в искренность ее радости. Он один знал о пережитой Кэтрин трагической любви с загадочным цыганом. «Образованным цыганом, — уточнил про себя Гил, — и отец его, возможно, англичанин». Гила ни на минуту не ввела в заблуждение показная веселость Кэтрин. Она чувствовала себя несчастной и обиженной и единственное, что она могла сделать сейчас, — показать всем, как ей хорошо. И что самое печальное, Гил видел, что в последнее время рана в сердце девушки стала глубже. И он догадывался почему.
 
   Особняк Соммерсетов едва можно было разглядеть из-за колясок, карет, экипажей, запрудивших улицу перед домом. Доминик явился сюда с твердым решением доказать самому себе, что может раз и навсегда расправиться со своим чувством к Кэтрин и начать жить легко и свободно.
   И тем не менее, едва войдя в зал, он стал мысленно молить провидение о том, чтобы ее здесь не оказалось, Увы, молитвы его не были услышаны. Из подъехавшей кареты вышли Кэтрин, ее дядя, кузен и его жена. В своем наряде из расшитого серебром изумрудного шелка Кэтрин была похожа на королеву. Доминик равнодушно поприветствовал ее, и она ответила всего лишь легким кивком. Несколько часов подряд он только ее и выискивал взглядом в толпе.
   — Грэвенвольд!
   Это Вентворт. Хорошо, что он не ведет за собой Кэтрин. Едва Доминик успел подумать об этом, как увидел ее среди танцующих. И снова с Литчфилдом! Черт возьми!
   — Что-то, старина, тебя нигде не видно. Я думал, ты уехал.
   — Да-да, я скоро уеду. Недели на две. А потом снова вернусь в Лондон.
   — Полагаю, речь идет о поездке к Мэйфилдам. Мне говорили, что ты приглашен. Праздник должен получиться на славу.
   Доминик чувствовал себя неловко.
   — А вы с вашей очаровательной племянницей приняли приглашение?
   Если она там будет, он не поедет.
   — Да нет. У нас много дел в городе.
   Доминик вздохнул. Хоть он и решил порвать с Кэтрин, сегодня, при виде ее, у него кровь закипела в жилах. Часть его желала вернуться в Грэвенвольд сразу после их первой встречи в Лондоне, другая — отказывалась признать поражение,
   Словно в отместку Кэтрин, Доминик уступил леди Кампден и провел в ее постели несколько часов. Едва ли он мог сказать, что получил удовольствие сам и подарил его партнерше. Брюнетка утратила для него прежнюю прелесть, и, возвращаясь от нее, он жалел, что поехал.
   — Ба! Неужели Грэвенвольд! Не часто вы балуете нас своим присутствием!
   Лорд Литчфилд, стройный блондин, довольно бледный, изысканно одетый, протянул Грэвенвольду руку.
   Доминик старался не смотреть на Кэтрин. А она… Она, держа под руку этого прощелыгу Литчфилда, безмятежно улыбалась! Рыжая ведьма!
   — Леди Арундейл, — представил свою даму Литчфилд. — Надеюсь, вы хорошо проводите время?
   Насчет того, что Литчфилд проводит время прекрасно, у Доминика сомнений не было. У Кэтрин было много поклонников — ее вниманием стремился завладеть чуть ли не каждый мужчина в зале, но ответной милости удостаивался лишь этот бледный субъект.
   Что она в нем нашла? Без гроша в кармане, бабник, глуп как пень.
   — Вечер просто изумительный, — произнесла Кэтрин с едва заметным вызовом. — И Ричард, оказывается, обожает танцевать! Так же, как и я.
   Ричард! Вот, значит, как! Ну что же, он по крайней мере не был тем англичанином, о котором она рассказывала. Впрочем, англичанина она тогда выдумала. Маленькая лгунья.
   Музыканты вновь заиграли.
   — Кажется, — заметил Литчфилд, — это вальс.
   Он опять приглашает ее? Ну, это уже слишком! Два танца подряд, а с этим — три подряд, такое позволялось только жениху. Или не она знает этого?
   Доминик удостоил Литчфилда неприязненным взглядом, а Кэтрин самой очаровательной из улыбок.
   — Надеюсь, леди Арундейл окажет мне честь, — сказал Доминик и схватил даму под руку.
   Кэтрин была сама любезность.
   — Конечно, милорд, отчего же нет?
   Ну почему она так на него смотрит? Почему у нее такой ледяной взгляд?
   Доминик провел Кэтрин к центру зала и обнял, как того требовал недавно вошедший в моду вальс. И в тот момент, как рука его легла на изящный изгиб, он понял, что допустил непоправимую ошибку. Слишком живо всплыли воспоминания о прочих соблазнительных местах ее тела, о ее ножках. Он помнил ее тело, каждый дюйм его, помнил абрикосовый оттенок сосков. Он жаждал видеть ее подле себя обнаженной, мятущейся, выкрикивающей его имя. Он хотел держать ее в объятиях и целовать, он хотел любить ее, как раньше.
   — Я скучал по тебе, — нежно проговорил он. Как бы ему хотелось, чтобы эти слова были всего лишь словами, которые он часто шептал на ухо дамам во время танца!
   — А я нет, — ядовито заметила Кэтрин. — Я была слишком занята, чтобы думать о проходимцах вроде тебя.
   — Слишком занята? Литчфилдом?
   — Ричард — весьма интересный мужчина, — ответила Кэтрин. — Ты не станешь отрицать.
   — Ричард — напыщенное ничтожество.
   — Лорд Литчфилд куда больше джентльмен, чем ты, — заявила Кэтрин, упрямо вскинув подбородок. — Пока еще он не сделал предложения, но скоро сделает. И я приму его. И мы поженимся как можно быстрее.
   Доминик вдруг сбился с такта, и Кэтрин едва не упала, споткнувшись.
   — Думаю, ты устала танцевать, раз спотыкаешься на ровном месте, — проговорил он с улыбкой и потащил к выходу. — Почему бы нам не подышать воздухом?
   — Но…
   Доминик, не обращая внимания на протесты, повел Кэтрин за угол на террасу, подальше от любопытных взглядов.
   — Я хочу знать правду, Кэтрин. Ты торопишься выйти замуж до того, пока станет заметным следствие нашей связи?
   — Конечно, нет! — возмущенно выдохнула Кэтрин. — Замужество — просто способ обрести свободу. Когда-то я знала, что такое свобода, и теперь я здорово соскучилась по ней. Как только я рожу наследника, я обрету независимость, такую же, какую имеют все замужние женщины. Короче говоря, мне больше не придется отвечать ни за кого и ни за что. И я буду предоставлена самой себе.
   Доминик смотрел на нее, на се разрумянившиеся щеки, на ее огненные волосы. Не в силах побороть искушение, он потянулся к рыжему завитку.
   — Неужели дело лишь в том, что ты не хочешь со мной разговаривать?
   Кэтрин подняла глаза. Взгляд ее стал мягче. Казалось, она, подобно ему, Доминику, вспоминала сейчас другие ночи под иными звездами.
   — Нет, мой цыганский лорд, дело не только в этом. Но ты не тот человек, за которого я выйду, и с меня довольно быть игрушкой в чужих руках.
   — И все же ты согласна лечь с ним в постель.
   Кэтрин брезгливо поджала губы.
   — Благодаря тебе я больше не зеленая девчонка, я — женщина. Я очень хорошо знаю, что от меня требуется. Как-нибудь я перенесу то, что мне предстоит.
   У Доминика заходили желваки под скулами.
   — Так, значит, тебя привлекает в Литчфилде это? Неужели ты всерьез думаешь, что он заставит тебя почувствовать в постели то же, что я?
   Не дожидаясь ответа, Доминик сгреб ее в объятия. И припал к ее устам. Поцелуй был огненным, страстным и сладким. Он сказал все, что не смогли выразить слова.
   — Кэтрин, — прошептал он, почувствовав в ней больше огня, чем мог ожидать.
   Она обвила руками его шею, но тут же, словно спохватившись, отстранилась.
   — Прошу тебя, Доминик, больше не делай этого.
   Доминик молча обнял ее, нежно, словно стараясь согреть, унять дрожь в ее теле. Он напрягся, плоть отвердела, горела огнем. Господи, как он хотел ее!
   — Прошу тебя, — пробормотала она, и Доминик отпустил ее.
   Кэтрин коснулась своих губ. Глаза ее блестели, и в них было какое-то сожаление, будто она винила себя за то, что так легко сдалась. И вдруг она резко повернулась к нему спиной и пошла в дом. Возле дверей она остановилась, пригладила волосы, расправила платье и, вскинув голову, вошла.
   Доминик схватился за голову. Черт побери! Что же он творит?! Он погубит ее, если будет так неосторожен. Он уже мог погубить ее! Доминик слышал легенду, с помощью которой ей удалось объяснить обществу свое отсутствие, и не мог не признать, что задумано все было блестяще. Меньше всего ему хотелось бы вновь стать причиной ее несчастий.
   Кроме того, Кэтрин все еще могла угрожать опасность. Мальком еще не знал всех деталей ее похищения, но присутствие охранников герцога указывало па то, что Кэтрин было чего бояться. Успокаивало лишь то, что Кэтрин все же была под присмотром. Доминик требовал от Малькома, чтобы тот во что бы то ни стало выяснил, кто стоит за всей этой историей. Доминик понимал, что чем больше он будет думать о Кэтрин, чем больше беспокоиться о ней, тем труднее ему будет справиться со своим чувством. Но ничего не мог поделать. Он знал, что не успокоится, пока не убедится, что жизни Кэтрин ничто не угрожает.
   Доминик пытался больше не попадаться на глаза Кэтрин. И как только позволили приличия, он постарался исчезнуть. Сейчас он стоял на ступенях, поджидая экипаж, мысленно пообещав себе больше не вставать у Кэтрин на пути.
 
   — Куда же она запропастилась?
   Герцог шарил взглядом по танцевальной площадке, но не увидел ни Кэтрин, ни танцевавшего с ней Грэвенвольда.
   — Всякий раз, как они оказываются вместе, эта парочка куда-нибудь исчезает.
   — Этот парень — известный искуситель, — сказал Эдмунд. — Не следовало бы подпускать его к Кэтрин. Пойду-ка поищу ее.
   Протискиваясь сквозь толпу гостей, Эдмунд направился к стеклянным дверям, ведущим на веранду, а оттуда в сад.
   Но искал он не Кэтрин.
   — Кейв, — прошептал он в темноту. — Где ты шляешься?
   — Здесь я, ваша светлость.
   Словно из-под земли вырос могучий мужчина, чем-то напоминавший джинна. И в самом деле, этот человек был правой рукой и поверенным Эдмунда. Натан Кейв, мускулистый детина с колоритной внешностью. У него были длинные черные усы и черные волосы, собранные на затылке в хвост.
   — Ну?
   — Она вышла сюда, правда. Да только не одна, а с парнем, большим парнем. Он ее и целовал прямо здесь, на террасе, скажу я вам.
   — Ублюдок, — процедил Эдмунд.
   — Здесь слишком много народу, придется подождать. Рано или поздно удобный случай подвернется. Я не упущу момента. Обещаю вам, ваша светлость, на этот раз я покончу с ней, как должен был сделать раньше.
   — Все ты со своей жалостью, — пробормотал Эдмунд. — Ты чуть не привел нас обоих на виселицу из-за этой шлюхи.
   Детина шмыгнул носом.
   — Ваша светлость всегда был добр ко мне. Только, сдается мне, нехорошо так с ней кончать. Если только иначе нельзя…
   — Твоим людям можно доверять? — перебил Кейва Эдмунд.
   — Пара висельников, ваша честь, зато уж с ножом управятся получше любого мясника. Не сомневайтесь, эти будут держать рот на замке.
   — Времени остается все меньше. Как только она выйдет замуж, ее смерть нам ничего не даст — состояние уплывет мужу, и мы останемся ни с чем.
   — Не беспокойтесь. Дельце обделаем — комар носа не подточит.
   — История, которую она сочинила, нам на руку. Если на этот раз все получится, заживешь как король, вместо того чтобы служить у меня. Да, — усмехнулся Эдмунд, — тогда уж, мой мальчик, сэр Натан, ты сможешь позабыть те денечки в Ньюгейте навсегда.
   Видимо, воспоминания о проведенных в тюрьме месяцах были жуткими, и по лицу Кейва пробежала тень. Одного только напоминания о тюрьме хватало, чтобы держать могучего «джинна» в повиновении.
   Натан Кейв просидел в долговой яме примерно год, когда его брат поступил на службу к Эдмунду кучером. Однажды Эдмунд попал в неприятную историю — проигрался в карты, а долг заплатить не смог. Пришлось искать человека, чтобы тот уговорил джентльмена, которому Эдмунд задолжал, не предавать дело огласке. Эдмунду ничего не оставалось, как довериться слуге, который намекнул, что если Эдмунд заплатит долг за Натана и вызволит его из тюрьмы, тот будет служить ему как верный пес всю оставшуюся жизнь.
   Тогда же Эдмунду стало известно, что Натан отлично владеет пистолетом и клинком. А такой человек всегда пригодится.
   Эдмунд освободил Натана. И теперь тот был рабски предан ему. Не было задания, которое Эдмунд не мог бы поручить своему верному джинну. И джинн всегда справлялся с любым делом. По крайней мере, до последнего раза.
   — Если бы поблизости не было охраны…
   — Не будет. Герцог сам идет нам на помощь. Он хочет на неделю вывезти нас в Ривенрок. Прекрасная возможность…
   Натан вздохнул:
   — Хотел бы я, чтобы нашелся другой путь.
   — И я хотел бы, но ты сам видишь, его нет. Мы уже пробовали сделать по-твоему, а теперь будем действовать по моему плану.
   — Я дал вам слово, — проворчал богатырь, ковыряя землю носком сапога.
   Эдмунд кивнул.
   — Мне пора. Можешь идти домой, сегодня мне твои услуги не понадобятся.
   Натан кивнул и скрылся во тьме.
   Эдмунд покачал головой. Видит Бог, как все это мерзко. Никогда он не пошел бы на такое, если бы, черт возьми, его жене и ребенку не улыбалась перспектива жить на объедки со стола графини Арундейл. Состояние самого Эдмунда находилось в плачевном состоянии. Что достанется младшему Эдди, когда тот вырастет?
   Единственная возможность обеспечить достойную жизнь семьи — это убрать с дороги Кэтрин.
   Жизнь иногда бывает чертовски трудна.

Глава 16

   Прикрыв за собой дверь спальни, отведенной ей в Ривенроке, Кэтрин бессильно опустилась на кушетку.
   — Боже праведный, он здесь.
   — Кто здесь, госпожа?
   — Доминик. Он словно тень. Где бы я ни появилась, он тут как тут. Я начинаю думать, что он меня преследует.
   Кэтрин рассказала все Гэбби. Во-первых, близких подруг среди равных себе у Кэтрин не было, а во-вторых, девушка, безусловно, не выдаст секрет. Когда-то и Гэбби испытала губительное пламя страсти, и она очень хорошо понимала Кэтрин.
   — Конечно, он специально ездит за вами. Иначе почему он здесь?
   — Не знаю. Мне казалось, он должен меня избегать! Он странно себя ведет.
   Кэтрин встала, подошла к окну. На холмах овцы щипали зеленую травку. По небу плыли белые кудрявые облачка.
   — Может быть, его честь относится к вам не так, как вы думаете.
   Кэтрин покачала головой:
   — Нет, Гэбби, я нужна ему, но только для постели. Поскольку я не замужем, такие отношения опозорят и меня, и его. — Вздохнув, Кэтрин опустилась на кушетку. — Я должна поговорить с ним.
   — Вы думаете, это мудро? Если дело обстоит так, как вы говорите, то вы можете навлечь на себя неприятности.
   Кэтрин провела рукой по лицу.
   — Наверное, ты права. Самое главное сейчас — добиться предложения Литчфилда. И чем скорее я уеду из Лондона (и от Доминика, прибавила про себя Кэтрин), — тем счастливее я буду.
   К вечеру Кэтрин надела платье из кремового шелка с золотистой кружевной отделкой на юбке из воздушной органзы. Кэтрин решила поразить Литчфилда изумрудным гарнитуром — семейной реликвией Арундейлов, чтобы подчеркнуть необычный цвет глаз и богатство. Что-то из этих двух достоинств должно было подвигнуть Литчфилда наконец сделать предложение. На Доминика решено было внимания не обращать,
   Однако все пошло не так.
   Ричард провел ее в гостиную, а сам отошел, чтобы принести ей шерри. Доминика нигде не было видно.
   Услышав шаги за спиной, Кэтрин обернулась, думая, что вернулся Ричард. И увидела Доминика.
   — Какого черта ты тут делаешь? — вместо приветствия выпалил Грэвенвольд. — Я начинаю думать, что ты меня преследуешь.
   — Что? Это ты преследуешь меня!
   Доминик криво улыбнулся, но в глазах его была тоска.
   — Неужели?
   — Да. Мы с дядей уже давно собирались сюда. Уверяю, если бы я знала о том, что встречу здесь тебя, ни за что бы не поехала.