Мартин Кэт. Креольская честь

Глава 5

   Николь с нетерпением ждала возвращения Патрика О'Флэннери, мечтая об обещанной конной прогулке. Четыре раза в неделю после ужина она встречалась с Алексом в конюшне.
   Остальные дни он проводил в городе. Николь не было необходимости спрашивать о цели этих поездок, она и так знала.
   Лизетт. То, что он регулярно ездит к ней, задевало Николь за живое, хотя она старалась себя убеждать, что это не должно ее трогать.
   Благодаря Александру дю Вильеру, у нее впервые за долгие годы было пристанище, даже больше — дом. Чего еще могла она хотеть? Но каждый вечер, когда после занятий в конюшне она возвращалась в свою комнату, ее преследовала одна и та же мысль: если бы он увидел в ней женщину?! Ей явно было мало той дружбы, которую он ей предложил.
   Она понимала, что это несбыточная мечта, фантазия. Герцог никогда не сблизится с ничтожной служанкой, какого бы она ни была происхождения.
   В этот вечер, закрыв за собой дверь, Николь сняла с себя чепец, расплела и расчесала свои волосы, сняла слишком узкую и короткую для нее черно-белую униформу, которую ей дали в день ее прибытия на плантацию. За верхней одеждой последовали нижние юбки, рубашка, полотнище ткани, туго перетягивающее груди. Слава Богу, она живет одна. Это помогает ей сохранить секрет.
   Но сколько еще времени она сможет его сохранять? И захочет ли? Мало-помалу она начинала доверять Александру дю Вильеру, верить, что он может ей помочь, даже расторгнуть ее контракт.
   Но куда она денется, куда ей податься? Чем заняться?
   Она выросла на плантации. С детства ей прививали навыки, необходимые для жены плантатора. Считалось, что женщина должна помогать в семейных делах, заботиться о муже и детях, присматривать за рабочими, за сотнями людей, которые обрабатывали плантации.
   Дело это было трудное, но благородное. И она бы, конечно, с ним справилась. Ее мать принимала активное участие в ведении дома и в управлении хозяйством и научила Николь всему, что знала.
   Затем на сахарном рынке произошло обвальное падение цен. Ее родители умерли, плантация пошла с молотка.
   Сейчас ей восемнадцать, но она находится в еще худшем положении, чем три года назад, когда подписала контракт. Тогда у нее по крайней мере была цель, был план, как наладить свою Жизнь.
   Рэмзи обещали научить ее бухгалтерскому делу, к которому она имела явную склонность, обладая хорошими математическими способностями. Среди женщин очень немногие занимались этой профессией, но Николь надеялась, что соберет достаточное количество денег, чтобы по окончании срока контракта подыскать себе подходящее место.
   — Господи, что здесь происходит?
   Услышав голос миссис Линдер, Ники быстро повернулась.
   Стоя в открытых дверях, экономка уставилась на обнаженные груди Ники. Она стала усердно креститься, как бы отгоняя нечистую силу. Войдя в комнату, экономка закрыла за собой дверь.
   Ники сглотнула.
   — Я не слышала, как вы постучали.
   Вместо ответа экономка громко фыркнула:
   — А ну-ка объясни мне, маленькая мисс, что за чертовщина здесь происходит.
   Ники быстро набросила мягкий халат, который, однако, не мог скрыть ее развитую, полную грудь.
   — Извините, миссис Линдер. Я только пытаюсь себя защитить.
   — Пытаешься себя защитить? Обманывая нас всех? Притворяясь не тем, кто ты есть?
   — Я не собиралась этого делать. Все произошло как бы само собой. — Стремясь заручиться сочувствием домоправительницы, Ники стала рассказывать ей о Лорне и о том, что вытворяли тюремщики. — А затем подошло время аукциона.
   И Лорна подумала, что я смогу избежать… дурного обращения… если буду по-прежнему притворяться.
   Пожилая женщина вновь перекрестилась.
   — Да смилостивится над нами Господь. Дело-то, выходит; непростое.
   — Рано или поздно месье дю Вильер все равно узнает правду. Может быть, сказать ему прямо сейчас? — попросила совета Николь.
   — Да ты что, рехнулась? — Домоправительница подняла свои белесые брови. — Мисс Кларисса ни за что не потерпит, чтобы ты осталась здесь, в доме.
   — Кто это? — «Еще одна любовница!»
   Миссис Линдер была явно изумлена.
   — Ты же не глухая старуха! Слуги только и толкуют о ней, о том, какая она расчетливая, холодная женщина и как несчастлив будет с ней бедный мистер Алекс.
   — В последнее время я, видимо, мало с кем разговаривала.
   — Мисс Кларисса — невеста хозяина. К первому января она станет здесь хозяйкой.
   — Что?
   — Как только спадет летняя жара, она собирается пригласить гостей и объявить об их помолвке и о дате венчания.
   Вероятно, это произойдет сразу после сбора урожая. Этот прием будет стоить кучу денег, но это не имеет особого значения, потому что платит она.
   — Он… он женится? — растерянно переспросила Николь, все еще не веря своим ушам.
   — О том-то я и толкую. А мисс Кларисса ни за что не оставит таких, как ты, в доме массы Алекса. — И экономка оглядела ее с ног до головы — от медных волос до изящных голых ступней, выглядывающих из-под халата.
   Николь бессильно опустилась на кровать.
   — Если он продаст меня опять, я этого не переживу. — Она опустила глаза на руки, покоившиеся у нее на коленях. — Бель-Шен для меня как родной дом. Я даже не могу подумать о том, что мне придется отсюда уйти. Просто не могу. — Из ее глаз хлынули слезы.
   — Ну-ну… Масса Алекс не продаст тебя какому-нибудь жестокому негодяю.
   Ники зарыдала еще громче. Миссис Линдер прижала ее голову к своей пышной груди.
   — Ничего, ничего, дорогая! Не сокрушайся так уж сильно. , — Она потрепала волосы Ники. — Если тебе некуда податься, мы никому не откроем твоего секрета. После того как хозяин женится на Клариссе, она, возможно, разрешит тебе остаться. Она женщина практичная и, когда узнает, сколько денег он выложил за тебя, захочет получить обратно каждый потраченный цент.
   Мысль была не очень утешительная, но по крайней мере позволяла на что-то надеяться…
   — Значит, вы меня не станете выдавать?
   — Конечно, нет. Не хочу доставлять такое удовольствие мисс Клариссе. Между нами будь сказано, я думаю, что хозяин совершает большую ошибку. Он человек хороший. И заслуживает хорошей любящей жены, а не такой, которая выходит за него, чтобы увеличить свои богатства и повысить положение в обществе.
   — Алекс не верит в любовь.
   — Значит, он тебе нравится?
   — Я стараюсь о нем не думать.
   — И правильно делаешь. Упаси тебя Бог влюбиться в него.
   Ники сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, и принудила себя улыбнуться.
   — Конечно, вы правы.
   Миссис Линдер поднялась, за ней встала и Николь.
   — Я никогда не забуду вашей доброты.
   — Не уверена, что это к добру, — нахмурившись, сказала миссис Линдер.
   Ники не совсем поняла, что она хочет сказать.
 
   На следующий день в Бель-Шен возвратился Патрик. Его возвращение отвлекло Ники от мыслей о предстоящей женитьбе Алекса. Ей просто необходимо было небольшое приключение, чтобы почувствовать себя свободной. Сколько времени она не делала ничего такого, что было бы ей по душе.
   Горя от предвкушения, она встретилась с Патриком перед полуночью.
   — Я поеду на Наполеоне, — без всякого вступления заявила она.
   — Ты в своем уме? На нем не ездит никто, кроме самого герцога.
   — Ты сказал, что никто ничего не заметит. Если я поеду, то только на Наполеоне.
   Патрик с нерешительным видом почесал голову. Затем вдруг усмехнулся.
   — У тебя дух настоящей ирландки, — сказал он, нарочито усиливая свой акцент. — Не говори потом, что я тебя не предупреждал.
   Они оседлали лошадей. Ники настояла, чтобы Патрик дал ей дамское седло, хотя тот хотел, чтобы она непременно ехала на мужском.
   — Смотри, как бы из-за этой дурацкой шутки ты не сломала себе голову, — предостерег он.
   — Мне так удобнее, — возразила она, умолчав, что ездила в дамском седле много лет.
   Они отвели лошадей к деревьям за конюшней. Патрик, подставив свое колено, помог ей сесть, затем вспрыгнул в седло и сам. Наполеон явно нервничал, закусывая удила, приплясывал и фыркал, и Ники подумала, что он никогда не ходил под дамским седлом. Она стала успокаивать его ласковыми словами, и скоро он перестал нервничать, — Я вижу, ты знаешь, как с ним обходиться. — Патрик С одобрительной улыбкой пришпорил высокого вороного жеребца, на котором он ездил, и они оба поскакали. Копыта лошадей громко стучали по утрамбованной земле.
   Ники давно уже не была так счастлива. С неба светили бесчисленные звезды, огромный гнедой жеребец послушно выполнял все ее желания. Чувство свободы буквально окрыляло ее.
   Проездив несколько часов по плантации, они остановились возле речки, чтобы лошади могли утолить жажду. Сами же они, сидя на берегу, болтали в воде босыми ногами.
   — А ты хорошенькая, — сказал Патрик. — Когда подрастешь, станешь красивой женщиной.
   — Спасибо, Патрик.
   — Ты так хорошо, по-образованному говоришь. Бьюсь об заклад, из тебя получится хорошая жена. — Он бросил на нее одобрительный взгляд и хотел что-то сказать, но Наполеон вдруг заржал, напомнив, что время уже позднее, и они решили: пора возвращаться домой.
   Ники была благодарна Патрику. Он, оказалось, был на .два года моложе ее, хотя и считал себя старше. Парень он славный, совсем неплохо иметь такого друга. Она надеялась, что он простит ее, когда узнает, что она обманывала его.
   И тут она вдруг подумала, простит ли ее Алекс, когда обман раскроется.
   После того как они сели на лошадей, Патрик сказал:
   — Мы поскачем наперегонки до вершины холма.
   Сначала лошади шли голова в голову, по, понукаемый Ники, Наполеон перескочил через поваленную изгородь и начал уходить вперед. Когда они пересекали брод, он был уже на два туловища впереди. Уши у него были опущены, шея вытянута.
   Чувствовалось, что большой гнедой жеребец наслаждается скачкой, как и она.
   Радуясь одержанной победе, Ники придержала жеребца на холме, с вершины которого открывался вид на дом и конюшню внизу.
   — Это было замечательно, — сказала она. Натянув поводья, они остановили лошадей под дубом, давая им возможность хорошенько отдышаться.
   — Ну ты и молодчина! — сказал Патрик, поглядывая на Ники едва ли не с благоговейным трепетом.
   — Какая уж там молодчина! — сказал Алекс, выходя из-за дерева. — Просто дурочка, которая во что бы то ни стало решила свернуть себе шею.
   Патрик охнул.
   — Она… она очень хорошо ездит, ваша светлость. Ведь она ваша ученица. Очень способная…
   — Отведи лошадей в конюшню, — велел Алекс. — Салливан хочет потолковать с тобой. — По его тону было ясно, что главный конюх вряд ли ограничится просто словами.
   — Да, ваша светлость.
   — И не называй меня так.
   — Слушаюсь, ваша светлость… извините, сэр.
   Дожидаясь, пока Патрик уведет лошадей, Алекс сурово и молча смотрел на Ники. Ее сердце заколотилось так часто, что она с трудом могла дышать.
   — Что до тебя, та peilte… — Он схватил ее за плечи и приподнял. — О чем ты только думала, когда отправилась кататься? Наполеон — очень ценное животное. К тому же и опасное. Просто удивительно, что ты не свалилась. — Он сильно встряхнул ее. — Мне следовало бы уложить тебя на колено и задать хорошую взбучку. А почему бы и не… — г ;0н сжал ее и кинул взгляд на лежавшее поблизости бревно, как бы намереваясь выполнить свою угрозу.
   У Ники широко открылись глаза. Устремленный на нее взгляд можно было охарактеризовать единственным словом — уничтожающий. Она чувствовала могучую силу его рук, гнев, который заставлял его сильно стиснуть зубы. И вдруг она как бы перенеслась в дом Лорана — снова уворачивалась от тяжелых ударов хозяина и старалась превозмочь боль, прилагая отчаянные усилия, чтобы не показать страха. Она всхлипнула и вдруг обмякла в руках Алекса.
   — Пожалуйста, не бейте меня» — в ужасе взмолилась она, — Пожалуйста…
   Алекс ослабил хватку. Ни за что на свете не позволил бы он себе ударить ее. Аквамариновые глаза стали большими-большими, чуть ли не во все бледное лицо. Она вся дрожала.
   — Ну что ты! То такая смелая, а то трусиха. Боже, что они с тобой сделали?
   Она заплакала, ее тихие всхлипывания надрывали ему сердце. Он прижал ее к груди и дал выплакаться. Плакала она так долго, что его рубашка промокла от ее слез.
   — Ничего, ничего, — успокаивал он ее, убирая медные пряди с заплаканных щек.
   — И я даже не могу сказать, что сожалею. Было так чудесно вновь обрести свободу, хотя бы на один вечер.
   Алекс отодвинулся.
   — Бель-Шен не тюрьма, — пробурчал он. — И я прошу не так много. Только чтобы ты не крала моего самого ценного жеребца.
   — Не говорите так… — Она подняла глаза, встречая его суровый взгляд. — Я же его не крала. Только дала ему немножко размяться.
   — Да уж, конечно.
   — Если вам это очень не нравится, обещаю, что никогда больше не буду этого делать.
   Ники наблюдала за ним из-под густых темных ресниц. Он был в сильной ярости, вне себя. Но его лицо выражало и заботу, сочувствие. Неужели Алекс беспокоится за нее?
   — А теперь домой, — велел он.
   Она побежала вниз с холма, и Алекс проводил ее внимательным взглядом. «Почему она так занимает мои мысли?» Он пришел в бешенство, когда, маясь от бессонницы, отправился в конюшню и обнаружил, что стойло Наполеона пустует. Конечно, он даже не предполагал, что жеребца могли украсть, но не мог и догадаться, кто на нем разъезжает.
   Когда он увидел, как она скачет наперегонки с грумом, то просто не поверил своим глазам. Она справлялась с лошадью лучше, чем он мог себе представить. Но с таким норовистым жеребцом, как Наполеон, шутки плохи. Странно, что он позволил надеть на себя непривычное для него седло. Странно, что подчинился такой крошке… Что ж, на этот раз ей повезло, а в другой раз, может, и не обойдется.
   Вероятно, все же стоило высечь ее. Если на нее вдруг опять нападет желание скакать по плантации среди ночи, воспоминание о наказании должно ее остановить.
   Алекс недовольно фыркнул. Он давно уже привык управляться со слугами. Почему же он сейчас ведет себя так Неуверенно? Эта девочка почему-то трогает его сердце, вызывает непривычное желание беречь и защищать ее.
   Алекс тряхнул головой. У него не было никаких сомнений, что Ники — существо совершенно особое. В глубине души он был рад, что выкупил ее контракт: она заслуживает лучшей участи. И надо дать ей шанс показать себя. Если бы его не тянуло к ней все сильнее, он, конечно, и думать не стал бы, чем лучше всего занять ее в Бель-Шен.
   Однако каждый раз, когда он глядел на нее, он как будто перевоплощался в Валькура Фортье. Его преследовали видения: как будет выглядеть ее тело, когда она достигнет зрелости. Как упадут и рассыплются по плечам ее медные волосы…
   «Подожди три года, — сказал он себе. — Через три года ты сможешь сделать ее своей любовницей».
   Впереди столько забот. В ближайшее время он должен жениться. Надо постараться как-то уладить напряженные отношения с братом. А сколько сил требует управление плантацией! Все эти три года он будет так занят, что они пролетят как одно мгновение.
 
   В течение двух последующих недель Николь почти не видела Алекса. Он проводил изнурительные часы на плантации, а она работала дольше, чем всегда. Таково было назначенное ей наказание. Однажды она видела его на веранде, которую как раз подметала, но сделала все, чтобы избежать всякого с ним разговора.
   Она отнюдь не сожалела о своей последней конной прогулке: одна ночь абсолютной свободы стоила всего, что ею было пережито раньше. Ее беспокоило собственное поведение.
   «Как я могла позволить себе так раскрыться перед ним?» Ей надо было, не говоря ни слова, принять любое наказание, которое Алекс назначил бы ей. Как бы он ни поступил, все было бы тут же кончено: это никак не уронило бы ее в собственных глазах. Вместо этого она повела себя как трусиха.
   Всего этого не случилось бы, не вспомни она в ту минуту Армана Лорана, торговца мануфактурой, который перекупил ее контракт у Рэмзи. Именно Лоран привил ей чувство страха.
   Напиваясь, он нещадно ее бил, ломая кости и ребра. Вот почему она жила в постоянном страхе.
   Затем ее перекупила Адриана Пэкстон. Эта красивая темноволосая женщина никогда ее не била, зато лживо обвинила в краже броши и отправила в тюрьму, так же наглядно показав, какую власть может иметь один человек над другим.
   «Но прошлое осталось позади, теперь все иначе, — твердо сказала она себе. — Ты дочь Этьена Сен-Клера. Ты уже не в тюрьме, и, хотя ты там была, ты должна помнить, кто ты такая». Она помолилась, чтобы у нее хватило сил жить в соответствии со своими убеждениями: лучше уж потерпеть неудачу, чем изменить самой себе.
   К следующему понедельнику она уже вернулась к своему обычному распорядку. Как-то сидя под дубом около конюшни, она обедала куском говядины и сыром, что было ее обычным обедом, когда вдруг увидела, как к ней направляется Алекс.
   — Я так и думал, что найду тебя здесь, — сказал он, удивляя ее своими словами.
   — Вы меня искали?
   — Да, соскучился, видишь ли, по тебе, — сказал он с иронической усмешкой. В облегающих бежевых бриджах для верховой езды и снежно-белой рубашке он выглядел очень красивым. Из-под шляпы с плоскими полями, какие обычно носили плантаторы, сияли темно-карие глаза.
   У Ники сразу загорелись щеки, сердце забилось чаще. Она хотела ответить, что тоже скучала по нему, однако промолчала.
   — Через час я поеду на сахарный завод. Я могу взять тебя.
   У тебя появится возможность вновь потренироваться в верховой езде. К тому же поездка, возможно, будет для тебя интересной.
   Предложение было заманчивое. Конечно, она не торопилась рассказать ему, что когда-то проводила немало времени на сахарном заводе в Медоувуде, который принадлежал ее семье.
   Больше всего она любила ночной праздник, каким отмечали окончание уборки сахарного тростника. По этому случаю устраивался бал, все рабочие со своими семьями пили ром и силлабуб — смесь белого вина и взбитых сливок. И танцевали до рассвета среди чанов с остывающим сахаром.
   Ей отчаянно хотелось поехать с ним, но она отрицательно помотала головой:
   — Сегодня понедельник. Я должна подмести полы и поменять постельное белье.
   — Я сказал прислуге, что мне «понадобится твоя помощь на несколько часов.
   Ники улыбнулась.
   — В таком случае я с удовольствием составила, бы вам «компанию.
   Затаив дыхание, она увидела, что Алекс пристально оглядывает ее с головы до пят. Она отдала бы еще два года своей жизни службе по контракту, лишь бы на ней было красивое платье, а не это поношенное черное платье с чужого плеча.
   — Почему бы тебе не пойти и не переодеться?
   «Во что?» — подумала она с внезапно нахлынувшим гневом. Он знает, что ей нечего надеть.
   — Мне придется поехать В том, в чем я есть. — Она вздернула подбородок. — Если это, вас смущает, я могу остаться здесь.
   Алекс снисходительно улыбнулся.
   — Я попросил миссис Линдер, чтобы она заказала для тебя кое-что из одежды. Сегодня утром она сказала, что все готово. Зайди в свою комнату.
   Выражение ее лица, вероятно, было очень забавным.
   — Вы дарите мне новую одежду?
   — Она уже лежит наверху.
   Ники почувствовала ком в горле. Стало быть, все это время Алекс думал о ней, заботился о ней. Она улыбнулась, надеясь, что ее улыбка скажет ему больше, чем слова.
   — Спасибо. Я очень вам благодарна за заботу.
   — Поторопись.
   Ники кивнула и поспешила к дому. Она была рада, что он обратился со своей просьбой к единственной женщине, которой была известна ее тайна-. — Ее порадовали, бы детские платья, даже если бы у нее и был в них глуповатый вид, и она не сомневалась, что миссис Линдер позаботится, чтобы эти платья скрывали ее груди.
   Войдя к себе в комнату, она убедилась, что платья вполне отвечают ее желаниям. Их было два: одно — светло-желтое муслиновое, другое — бледно-розовое батистовое. К каждому прилагалась широкополая шляпа соответствующего цвета. Платья были бы прелестными, если бы не избыток рюшей, спереди, на широком воротнике и не слишком короткие верхние юбки, из-под которых, так было задумано, видны были кружева нижних юбок. На кровати лежали также и длинные белые панталончики с рюшами понизу, которые, по замыслу портного, должны были выступать из-под юбок, умиляя взрослых.
   Ники скорчила гримасу. Ей так хотелось одеться по своему возрасту, чтобы почувствовать себя молоденькой, но женщиной. Ее повязки, казалось, стягивали грудь еще туже, чем обычно. И тут она вдруг заметила на кровати темно-синий костюм для верховой езды. Свободный лиф украшали лишь узкие ряды складок. Костюм был короткий, но это не подчеркивалось нижней юбкой. К костюму прилагалась небольшая темно-синяя шляпка с узкими полями.
   Ники приложила к себе костюм и несколько раз повернулась влево и вправо, разглядывая себя в зеркале в деревянной раме над ее дубовым туалетным столиком. Это была первая новая одежда за много лет, и купил ее для нее заботливый Алекс.
   Она торопливо надела костюмчик с маленькой нарядной шляпкой и вышла через заднюю дверь дома. Лошади были уже приготовлены и оседланы. Для нее предназначался высокий, гнедой жеребец.
   — Я подумал, что Макс понравится тебе больше, чем Красотка.
   — Какой красавец! — сказала она, гладя гладкую темную шею.
   Алекс прочистил горло. «Она еще слишком юна для того, что ты затеваешь», — напомнил он себе, заметив, что красота отнюдь не исключительная привилегия мерина. Он едва не пожалел, что заказал платья. Охотничий костюм выгодно оттенял светлую кожу Ники, сверкавшую медь ее волос. Она выглядела совсем юной и в то же время не такой уж и малышкой. Он вдруг понял, что ему не следовало приглашать ее на прогулку, и решил, что больше не повторит этой ошибки.
   Но она так радостно улыбалась, предвкушая предстоящее удовольствие, что у него не хватило духу пойти на попятный.
   — Спасибо за наряды, — поблагодарила она, вскарабкавшись на большой камень, с которого садилась па лошадей, и устраиваясь в дамском седле с таким привычным видом, как будто делала это тысячи раз. — Это первые обновки за много лет.
   — С чем и поздравляю. — Алекс вскочил на Наполеона.
   Они поехали по направлению к дороге, огибавшей плантацию за изгородью усадьбы.
   — Бель-Шен означает «Прекрасный дуб», — сказал Алекс. — Мой отец назвал эту плантацию в честь огромного дуба, стоящего у самого входа.
   — Прекрасное название. Лучше и не придумаешь.
   Алекс был явно польщен.
   — Многие плантации выходят на реки или их заливы, — объяснил он. — Очищенный сахар перевозится отсюда по реке в Новый Орлеан. О цене договаривается посредник, так называемый фактор. Он продает сахар по самой выгодной цене.
   — Что-то вроде счетовода?
   Алекс улыбнулся.
   — Да, но с гораздо большей ответственностью.
   Ники кивком дала понять, что ей все ясно. Ее внимание привлекла большая цапля, которая, грациозно вытянув шею, хлопая крыльями, неторопливо летела над болотом.
   — Болото так же необходимо для Нашей плантации, как и река. Здесь мы собираем топливо для костров, которые разводим под чанами. Сюда же мы спускаем избыток воды с плантации.
   Ники поощрительно улыбнулась ему. Ей претило притворяться, что она все это знает, но Алекс был так доволен ее заинтересованностью, что у нее не хватило духу прервать его.
   — Когда сажают тростник?
   — Весной. Работники пропахивают борозды с промежутком в шесть футов. Ростки садят в эти бороздки на глубину в шесть дюймов.
   — А когда собирают урожай?
   — Осенью. Между октябрем и декабрем, в зависимости от содержания сахара в тростнике. Но если ждать слишком долго, урожай может погибнуть от холода.
   Ей нравился его голос — низкий и звучный. Он выговаривал слова с легким французским акцентом. Это был настоящий мужской голос, его модуляции наполняли ее теплом.
   Они ехали по грязной дороге между рядами тростника, который вырос уже до четырех футов. Насколько хватало глаз, вдоль дороги простиралось волнующееся изумрудное море тростника. Чернокожие работали здесь рядом с ирландскими эмигрантами, получавшими доллар в неделю за тяжелейшую работу.
   — Дорога идет между полями и выводит к реке, — сказал Алекс. — Сахарный завод построен на самом берегу, чтобы легче было грузить бочки с сахаром на пароходы.
   Сахарный завод занимал большое, похожее на амбар строение. Он был больше, чем завод в Медоувуде. Рядом с ним размещались машины, каких ей никогда не доводилось видеть.
   Около них суетилось с полдесятка рабочих. За стенами завода изнутри слышался непрерывный стук молотков.
   — Мы проводим реконструкцию, — объяснил Алекс. — Модернизируем производство. — Он спешился и, обхватив ее большими руками за талию, помог спуститься на землю. Ники старалась не показать ему, как ей приятно прикосновение его теплых и сильных рук.
   — К тому времени когда начинается рубка, тростник достигает шести футов высоты. Я люблю смотреть, как рубщики, орудуя своими острыми мачете, обрубают сначала листья, затем верхушки и наконец отсекают стебель внизу. Затем тростник укладывают на двухколесные телеги и отвозят на завод, где они идут под пресс. До сих пор для отжимания сока использовались мулы. Теперь мы будем использовать паровую машину. Это куда эффективнее.
   — А что вы делаете с отжатым соком?