Страница:
Миссис Линдер потрепала ее по щеке:
— Идите. И выше голову.
Кивнув, Николь стала спускаться по лестнице. Ей понадобилась вся ее смелость, чтобы войти в столовую.
— Кажется, прибыла наша последняя гостья, — сказала Рашель с довольной улыбкой, переводя взгляд с Николь на своего внука.
Алекс восседал во главе стола, поглощенный разговором с Томасом Деммингом, который сидел слева от Клариссы. Рашель располагалась рядом с внуком, но через один стул, который был пуст и предназначался для Ники. Напротив этого никем не занятого стула, небрежно откинувшись на резную спинку, сидел Франсуа.
Александр как раз протянул руку за бокалом вина, когда вдруг заметил стоящую в открытых дверях Ники. Его рука замерла на полпути к бокалу.
— Могу я представить вам своего внука Александра? — сказала Рашель с улыбкой, которую можно было назвать только торжествующей.
— Как поживаете? — деревянным голосом сказала Ники.
Рашель повернулась к женщине, которая сидела рядом с Алексом:
— Это Кларисса Эндикот, невеста Александра.
— Кажется, мы где-то встречались, — не преминула съязвить Николь. Кларисса смотрела на нее с открытым ртом.
— Месье Томас Демминг, поверенный в делах моего внука, его близкий друг, — продолжала Рашель. — А это мой второй внук, Франсуа.
— Рада познакомиться с вами.
Алекс вскочил на ноги. Его взгляд мгновенно охватил всю Николь, не упустив ни красивых медных локонов, ни трепетно вздымающейся груди. Все черты его лица выражали холодную ярость.
— Ты же знаешь, что смотреть пристально невежливо, — послышался в зловещей тишине голос Рашель. — Почему ты не пригласишь мадемуазель Сен-Клер сесть?
Франсуа и Томас одновременно отодвинули свои стулья и встали.
— Все в порядке, друзья, — заверил их Алекс. В его голосе явственно слышались язвительные нотки. — Конечно, я приглашу мадемуазель… Сен-Клер сесть. Я только хочу сказать ей несколько слов наедине.
Николь умоляюще взглянула на Рашель. Старая женщина только улыбнулась.
Алекс крепко, до боли, схватил Николь за руку.
— Извините, — сказал он и вытащил ее из комнаты. Не говоря ни слова, провел ее по коридору в свой кабинет. Николь припомнила, как в прошлый раз он тащил ее в эту строгую, по-мужски обставленную комнату с кипарисовыми панелями, и у нее чуть порозовели щеки.
Подняв глаза, она увидела, что он изучает ее с улыбкой, в которой не было ничего веселого.
— Кто ты? — спросил он.
— Ваша бабушка все сказала вам обо мне.
Его глаза продолжали упорно разглядывать ее. Он как будто все еще не мог поверить, что стоящая перед ним девушка в аквамариновом шелковом платье — та самая замарашка, которую он выкупил из тюрьмы.
— Я не верю.
Такого недоверия она не ожидала…
— Этьен Сен-Клер — мой отец. Маргарет Стоктон Сен-Клер была моей матерью. В течение многих лет наша семья с вашей бабушкой постоянно встречалась.
— Ники Стоктон, — повторил он, начиная понимать, почему она так назвалась. — Николь Сен-Клер.
— Да.
— Это ты была тогда в Ла-Ронд?
Она не могла удержаться от улыбки.
— Вы купили мне тогда платье.
Алекс смотрел на элегантное аквамариновое платье, на глаза точно такого же цвета, на тонкую талию и похожие на сочные плоды груди. Кожа, которую можно было видеть через вырез лифа, была нежной и гладкой; шея, возвышавшаяся над тонкими плечами, поражала грациозностью. Все в ней, казалось, превосходило многие его мечты.
— Выходит, я купил не только служанку, а нескольких женщин.
Ники отвернулась.
— Честно сказать, я хотела открыть вам правду. И если этого не сделала, то только из-за…
— Из-за своей проклятой гордыни, — договорил он за нее. — Так ведь? Ты предпочла молча страдать, работать служанкой, чем попросить меня о помощи. К тому же тебе, как видно, приятно было выставить меня полным болваном.
Николь подняла голову:
— Не понимаю, о чем вы?
— Не понимаешь? — В его глазах вновь вспыхнул гнев. — Ты полуфранцуженка. Бегло говоришь по-французски. Стало быть, понимала каждое мое слово с того самого момента, как мы встретились.
— Обычно я говорю по-английски. Но вы почему-то решили, что я не знаю французского языка.
Его гнев разгорался все сильнее.
— А как ты, вероятно, смеялась про себя, когда я учил тебя верховой езде! Ведь ты опытная наездница, не правда ли?
— Да, но…
— Ты так внимательно слушала то, что я рассказывал тебе о производстве сахара. Но ведь дочь Этьена должна прекрасно все это знать. — Казалось, он готов был влепить ей пощечину. Ее вдруг охватил все тот же прежний страх.
— Все не совсем так, как вы представляете, — мягко сказала Николь. — Мне было приятно в вашем обществе. За многие годы вы были первым человеком, который отнесся ко мне по-человечески.
— Забавно, вероятно, было наблюдать со стороны, как Александр дю Вильер поучает простую служанку.
Она попятилась к двери и уперлась спиной в деревянную панель. Он подошел еще ближе, его дыхание обжигало ее щеки.
Она остро ощущала запах вина и пряного одеколона.
— Все было не так, как вы изображаете, — повторила она, ощущая уже сильный страх. — Я не могла вам сказать, потому что не знала, как вы примете мое признание.
Алекс схватил ее за руки и притянул еще ближе к себе. Он смотрел на нее сверху вниз с глубочайшим презрением, а она даже не могла отвести глаза. Когда он вдруг рванул ее руку вверх, она плотно смежила веки и вся съежилась в ожидании неминуемого, как ей казалось, удара. У нее закапали слезы.
Почувствовав, что Алекс ослабил хватку, она разомкнула веки и увидела, что он смотрит на нее с большим изумлением.
— Неужели ты до сих пор не поняла, что я никогда не ударю тебя? — В его голосе зазвучала неожиданная доброта. — Никогда!..
— Но вы хотели продать меня Фортье. — Она была смущена тем, что он заметил ее слабость. Он не должен этого видеть. Никогда больше не увидит. — Как же я могла доверять вам?
— Но ведь ты же дочь Этьена Сен-Клера. Я помог бы тебе.
— Вы не понимаете. Я боролась за выживание. Ради этого я сделала бы все что угодно, сказала бы все что угодно. Вы и понятия не имеете, что это такое, когда с вами обращаются как с животным, когда вас всячески оскорбляют, и унижают.
Если бы мне опять пришлось пройти через все это, я поступила бы точно так же — нравится вам это или нет, все равно.
Теперь она не скрывала слез, но не от страха, а от гнева.
— Вы даже не можете представить себе, какой это ужас — сидеть в тюрьме! Грязь, крысы. А как поступают там с женщинами! — Она остановилась, переполненная горькими воспоминаниями. — От одного только пребывания там у меня все болело внутри. — Бессознательным жестом она приложила руку к сердцу. — И до сих пор еще болит.
Последние остатки ярости, которую испытывал Алекс, исчезли.
— Не плачь, дорогая. — Он обнял ее, прижал к груди. — У тебя больше нет причин плакать. — Ее высокие полные груди уперлись в его черный вечерний сюртук. Как хитро она прятала их все это время!
В мерцании лампы поблескивали ее шелковистые медные волосы. Ему хотелось вытащить все заколки и погрузить руки в длинные пряди. Хотелось прижать губы к гладкой белой шее сзади.
Тут вдруг он понял, что его тело отзывается на близость женщины Отзывалось оно и раньше, инстинктивно, но теперь ему пришлось сознательно подавить желание. И ему понадобилась вся сила воли, чтобы не поцеловать ее, не говоря уже о большем.
— Я никогда не продал бы тебя Фортье, — сказал он — Никогда. И хочешь верь, хочешь нет, я хорошо представляю себе, что ты испытала, и вполне могу понять твои чувства.
Он хорошо знал, что она имеет в виду, когда говорит о выживании, потому что некогда провел сам шесть месяцев в алжирской тюрьме. Ему было тогда двадцать лет. Он захотел принять участие в славной французской войне. Его отец, разумеется, не одобрил его решения, но проявил понимание. Ведь его сын должен выполнить свой долг.
С войны Алекс вернулся другим человеком. Более суровый. Более циничным. В тюрьме ему пришлось учиться выживанию. Поступать вопреки всем своим убеждениям, лишь бы раздобыть еды. Он хорошо знал, что должна была перенести Николь, знал, как обращаются с женщинами в таких ужасных местах Он крепче прижал ее к себе.
— Что прошло, то прошло, — сказал он, приподнимая ее лицо, чтобы она смотрела прямо на него. — Ты вернулась туда, где твое истинное место, здесь ты и останешься.
Ники чуточку отодвинулась, чтобы ей была удобно смотреть на него.
— Мне понравилось здесь С самого первого дня. С того самого дня, как я тут оказалась.
Боже, как она прелестна! Гораздо прелестнее, чем ему представлялось в самых ярких мечтах. Все в нем кипело при мысли, что ей пришлось перенести такое с собой обращение, даже насилие. С другой стороны, если она уже не девственница, это облегчает положение.
Вглядываясь в ее доверчивое лицо, понимая ее привязанность к Бель-Шен, Алекс ощутил укол совести.
Но ей будет лучше всего в городском доме: надо только разделаться с Лизетт. Подумав об этом, он почувствовал сильное томление в паху.
— Пора вернуться к гостям, — сказал он хрипловатым голосом.
Николь смахнула слезы.
— Я, должно быть, ужасно выгляжу.
— Ты выглядишь замечательно. — Давно уже она не слышала таких приятных о себе слов. — Но пожалуй, мне лучше вернуться первым и приготовить всех к твоему дебюту.
Это его предложение вернуло ее к реальности, она сразу все поняла. И Франсуа, и Томас Демминг теперь знают, кто она такая.
— Я не голодна. Если не возражаете, я пропущу ужин.
Алекс снисходительно улыбнулся:
— Ты зашла уже слишком далеко, чтобы отступать. Ты дочь Этьена Сен-Клера. Если вдруг почувствуешь робость, всегда вспоминай об этом.
Немного помолчав, Николь нежно улыбнулась.
— Спасибо, месье.
— Можешь называть меня Алексом. Как ты и делала все это время.
Ники покраснела.
— Я думала, что вы не заметили.
— Дорогая, ты сильно заблуждаешься.
Ники не очень хорошо понимала, что он имеет в виду, но ей понравилось, каким взглядом он посмотрел на нее при этом.
Все в ней затрепетало, а щеки еще сильнее порозовели.
Алекс предложив ей руку, и она приняла ее. Он отвел ее к подножию лестницы, и она стала подниматься к себе, собираясь привести себя в порядок, пока Алекс будет разговаривать с гостями.
— Жду тебя через несколько минут, — сказал он не допускающим возражений тоном.
— Как скажете, Александр; — И с мягкой улыбкой она начала подниматься по лестнице.
Алекс наблюдал, как плавно покачиваются ее бедра. В этот вечер с его души спало тяжкое бремя. На месте маленькой служанки оказалась соблазнительная женщина, которая будет скоро согревать его постель.
Он не станет торопить Ники. Она слишком много выстрадала, и это, естественно, сделало ее осторожной и боязливой.
Придет время, и она сама раскроет ему свои объятия. Ему и в голову не приходило, что он может натолкнуться на решительный отказ. Ведь она сама сказала, что у нее нет никакого выбора.
Глава 8
— Идите. И выше голову.
Кивнув, Николь стала спускаться по лестнице. Ей понадобилась вся ее смелость, чтобы войти в столовую.
— Кажется, прибыла наша последняя гостья, — сказала Рашель с довольной улыбкой, переводя взгляд с Николь на своего внука.
Алекс восседал во главе стола, поглощенный разговором с Томасом Деммингом, который сидел слева от Клариссы. Рашель располагалась рядом с внуком, но через один стул, который был пуст и предназначался для Ники. Напротив этого никем не занятого стула, небрежно откинувшись на резную спинку, сидел Франсуа.
Александр как раз протянул руку за бокалом вина, когда вдруг заметил стоящую в открытых дверях Ники. Его рука замерла на полпути к бокалу.
— Могу я представить вам своего внука Александра? — сказала Рашель с улыбкой, которую можно было назвать только торжествующей.
— Как поживаете? — деревянным голосом сказала Ники.
Рашель повернулась к женщине, которая сидела рядом с Алексом:
— Это Кларисса Эндикот, невеста Александра.
— Кажется, мы где-то встречались, — не преминула съязвить Николь. Кларисса смотрела на нее с открытым ртом.
— Месье Томас Демминг, поверенный в делах моего внука, его близкий друг, — продолжала Рашель. — А это мой второй внук, Франсуа.
— Рада познакомиться с вами.
Алекс вскочил на ноги. Его взгляд мгновенно охватил всю Николь, не упустив ни красивых медных локонов, ни трепетно вздымающейся груди. Все черты его лица выражали холодную ярость.
— Ты же знаешь, что смотреть пристально невежливо, — послышался в зловещей тишине голос Рашель. — Почему ты не пригласишь мадемуазель Сен-Клер сесть?
Франсуа и Томас одновременно отодвинули свои стулья и встали.
— Все в порядке, друзья, — заверил их Алекс. В его голосе явственно слышались язвительные нотки. — Конечно, я приглашу мадемуазель… Сен-Клер сесть. Я только хочу сказать ей несколько слов наедине.
Николь умоляюще взглянула на Рашель. Старая женщина только улыбнулась.
Алекс крепко, до боли, схватил Николь за руку.
— Извините, — сказал он и вытащил ее из комнаты. Не говоря ни слова, провел ее по коридору в свой кабинет. Николь припомнила, как в прошлый раз он тащил ее в эту строгую, по-мужски обставленную комнату с кипарисовыми панелями, и у нее чуть порозовели щеки.
Подняв глаза, она увидела, что он изучает ее с улыбкой, в которой не было ничего веселого.
— Кто ты? — спросил он.
— Ваша бабушка все сказала вам обо мне.
Его глаза продолжали упорно разглядывать ее. Он как будто все еще не мог поверить, что стоящая перед ним девушка в аквамариновом шелковом платье — та самая замарашка, которую он выкупил из тюрьмы.
— Я не верю.
Такого недоверия она не ожидала…
— Этьен Сен-Клер — мой отец. Маргарет Стоктон Сен-Клер была моей матерью. В течение многих лет наша семья с вашей бабушкой постоянно встречалась.
— Ники Стоктон, — повторил он, начиная понимать, почему она так назвалась. — Николь Сен-Клер.
— Да.
— Это ты была тогда в Ла-Ронд?
Она не могла удержаться от улыбки.
— Вы купили мне тогда платье.
Алекс смотрел на элегантное аквамариновое платье, на глаза точно такого же цвета, на тонкую талию и похожие на сочные плоды груди. Кожа, которую можно было видеть через вырез лифа, была нежной и гладкой; шея, возвышавшаяся над тонкими плечами, поражала грациозностью. Все в ней, казалось, превосходило многие его мечты.
— Выходит, я купил не только служанку, а нескольких женщин.
Ники отвернулась.
— Честно сказать, я хотела открыть вам правду. И если этого не сделала, то только из-за…
— Из-за своей проклятой гордыни, — договорил он за нее. — Так ведь? Ты предпочла молча страдать, работать служанкой, чем попросить меня о помощи. К тому же тебе, как видно, приятно было выставить меня полным болваном.
Николь подняла голову:
— Не понимаю, о чем вы?
— Не понимаешь? — В его глазах вновь вспыхнул гнев. — Ты полуфранцуженка. Бегло говоришь по-французски. Стало быть, понимала каждое мое слово с того самого момента, как мы встретились.
— Обычно я говорю по-английски. Но вы почему-то решили, что я не знаю французского языка.
Его гнев разгорался все сильнее.
— А как ты, вероятно, смеялась про себя, когда я учил тебя верховой езде! Ведь ты опытная наездница, не правда ли?
— Да, но…
— Ты так внимательно слушала то, что я рассказывал тебе о производстве сахара. Но ведь дочь Этьена должна прекрасно все это знать. — Казалось, он готов был влепить ей пощечину. Ее вдруг охватил все тот же прежний страх.
— Все не совсем так, как вы представляете, — мягко сказала Николь. — Мне было приятно в вашем обществе. За многие годы вы были первым человеком, который отнесся ко мне по-человечески.
— Забавно, вероятно, было наблюдать со стороны, как Александр дю Вильер поучает простую служанку.
Она попятилась к двери и уперлась спиной в деревянную панель. Он подошел еще ближе, его дыхание обжигало ее щеки.
Она остро ощущала запах вина и пряного одеколона.
— Все было не так, как вы изображаете, — повторила она, ощущая уже сильный страх. — Я не могла вам сказать, потому что не знала, как вы примете мое признание.
Алекс схватил ее за руки и притянул еще ближе к себе. Он смотрел на нее сверху вниз с глубочайшим презрением, а она даже не могла отвести глаза. Когда он вдруг рванул ее руку вверх, она плотно смежила веки и вся съежилась в ожидании неминуемого, как ей казалось, удара. У нее закапали слезы.
Почувствовав, что Алекс ослабил хватку, она разомкнула веки и увидела, что он смотрит на нее с большим изумлением.
— Неужели ты до сих пор не поняла, что я никогда не ударю тебя? — В его голосе зазвучала неожиданная доброта. — Никогда!..
— Но вы хотели продать меня Фортье. — Она была смущена тем, что он заметил ее слабость. Он не должен этого видеть. Никогда больше не увидит. — Как же я могла доверять вам?
— Но ведь ты же дочь Этьена Сен-Клера. Я помог бы тебе.
— Вы не понимаете. Я боролась за выживание. Ради этого я сделала бы все что угодно, сказала бы все что угодно. Вы и понятия не имеете, что это такое, когда с вами обращаются как с животным, когда вас всячески оскорбляют, и унижают.
Если бы мне опять пришлось пройти через все это, я поступила бы точно так же — нравится вам это или нет, все равно.
Теперь она не скрывала слез, но не от страха, а от гнева.
— Вы даже не можете представить себе, какой это ужас — сидеть в тюрьме! Грязь, крысы. А как поступают там с женщинами! — Она остановилась, переполненная горькими воспоминаниями. — От одного только пребывания там у меня все болело внутри. — Бессознательным жестом она приложила руку к сердцу. — И до сих пор еще болит.
Последние остатки ярости, которую испытывал Алекс, исчезли.
— Не плачь, дорогая. — Он обнял ее, прижал к груди. — У тебя больше нет причин плакать. — Ее высокие полные груди уперлись в его черный вечерний сюртук. Как хитро она прятала их все это время!
В мерцании лампы поблескивали ее шелковистые медные волосы. Ему хотелось вытащить все заколки и погрузить руки в длинные пряди. Хотелось прижать губы к гладкой белой шее сзади.
Тут вдруг он понял, что его тело отзывается на близость женщины Отзывалось оно и раньше, инстинктивно, но теперь ему пришлось сознательно подавить желание. И ему понадобилась вся сила воли, чтобы не поцеловать ее, не говоря уже о большем.
— Я никогда не продал бы тебя Фортье, — сказал он — Никогда. И хочешь верь, хочешь нет, я хорошо представляю себе, что ты испытала, и вполне могу понять твои чувства.
Он хорошо знал, что она имеет в виду, когда говорит о выживании, потому что некогда провел сам шесть месяцев в алжирской тюрьме. Ему было тогда двадцать лет. Он захотел принять участие в славной французской войне. Его отец, разумеется, не одобрил его решения, но проявил понимание. Ведь его сын должен выполнить свой долг.
С войны Алекс вернулся другим человеком. Более суровый. Более циничным. В тюрьме ему пришлось учиться выживанию. Поступать вопреки всем своим убеждениям, лишь бы раздобыть еды. Он хорошо знал, что должна была перенести Николь, знал, как обращаются с женщинами в таких ужасных местах Он крепче прижал ее к себе.
— Что прошло, то прошло, — сказал он, приподнимая ее лицо, чтобы она смотрела прямо на него. — Ты вернулась туда, где твое истинное место, здесь ты и останешься.
Ники чуточку отодвинулась, чтобы ей была удобно смотреть на него.
— Мне понравилось здесь С самого первого дня. С того самого дня, как я тут оказалась.
Боже, как она прелестна! Гораздо прелестнее, чем ему представлялось в самых ярких мечтах. Все в нем кипело при мысли, что ей пришлось перенести такое с собой обращение, даже насилие. С другой стороны, если она уже не девственница, это облегчает положение.
Вглядываясь в ее доверчивое лицо, понимая ее привязанность к Бель-Шен, Алекс ощутил укол совести.
Но ей будет лучше всего в городском доме: надо только разделаться с Лизетт. Подумав об этом, он почувствовал сильное томление в паху.
— Пора вернуться к гостям, — сказал он хрипловатым голосом.
Николь смахнула слезы.
— Я, должно быть, ужасно выгляжу.
— Ты выглядишь замечательно. — Давно уже она не слышала таких приятных о себе слов. — Но пожалуй, мне лучше вернуться первым и приготовить всех к твоему дебюту.
Это его предложение вернуло ее к реальности, она сразу все поняла. И Франсуа, и Томас Демминг теперь знают, кто она такая.
— Я не голодна. Если не возражаете, я пропущу ужин.
Алекс снисходительно улыбнулся:
— Ты зашла уже слишком далеко, чтобы отступать. Ты дочь Этьена Сен-Клера. Если вдруг почувствуешь робость, всегда вспоминай об этом.
Немного помолчав, Николь нежно улыбнулась.
— Спасибо, месье.
— Можешь называть меня Алексом. Как ты и делала все это время.
Ники покраснела.
— Я думала, что вы не заметили.
— Дорогая, ты сильно заблуждаешься.
Ники не очень хорошо понимала, что он имеет в виду, но ей понравилось, каким взглядом он посмотрел на нее при этом.
Все в ней затрепетало, а щеки еще сильнее порозовели.
Алекс предложив ей руку, и она приняла ее. Он отвел ее к подножию лестницы, и она стала подниматься к себе, собираясь привести себя в порядок, пока Алекс будет разговаривать с гостями.
— Жду тебя через несколько минут, — сказал он не допускающим возражений тоном.
— Как скажете, Александр; — И с мягкой улыбкой она начала подниматься по лестнице.
Алекс наблюдал, как плавно покачиваются ее бедра. В этот вечер с его души спало тяжкое бремя. На месте маленькой служанки оказалась соблазнительная женщина, которая будет скоро согревать его постель.
Он не станет торопить Ники. Она слишком много выстрадала, и это, естественно, сделало ее осторожной и боязливой.
Придет время, и она сама раскроет ему свои объятия. Ему и в голову не приходило, что он может натолкнуться на решительный отказ. Ведь она сама сказала, что у нее нет никакого выбора.
Глава 8
Остальная часть вечера прошла для Ники куда лучше, чем она ожидала.
Имея за спиной поддержку Александра и его бабушки — герцога и герцогини, пусть они и не придавали значения этим титулам, Ники обрела прочное положение как друг семьи. Отныне никто не будет ее считать просто служанкой.
Алекс успел объяснить гостям, что его отец и Этьен Сен-Клер были закадычнейшими друзьями. Оба служили офицерами в американской армии в тот короткий период, когда Соединенные Штаты вели войну с Англией. В битве при Борне, возле Нового Орлеана, Этьен с риском для жизни спас раненого Шарля, или в ашлийском произношении Чарлза Александра, который, истекая кровью, лежал в полном беспамятстве на поле боя в том месте, где некогда была плантация Маккарли.
— Это долг, которого дю Вильеры не забыли, — сказал Алекс. Франсуа отвернулся. Это стыдливое движение не укрылось от глаз Рашели. Молодой человек выглядел бледным и сильно потрясенным.
— Мы должны с тобой поговорить, Франсуа, — сухо заметила Рашель. Но она не хотела затрагивать эту тему в присутствии Александра. Последние несколько лет Франсуа часто вызывал недовольство своего брата. Раскрыть, что Франсуа отказал в помощи Сен-Клерам, означало только подлить масла в огонь.
— Но вы же не можете позволить этой… служанке… сидеть за одним с вами столом? — попробовала было возмутиться Кларисса.
— Она наш друг, — сказала Рашель, заставив ее замолчать одним предостерегающим жестом. До отъезда герцогини Николь могла не опасаться никаких выпадов по-своему адресу.
Томас Демминг удивил Николь. Он смотрел на нее такими же глазами, какими на нее обычно смотрели молодые люди, приезжавшие в Медоувуд. Еще до конца вечера он пригласил ее в городской театр на спектакль о пиратах.
Взглянув на Алекса, она увидела, что тот просто мечет глазами громы и молнии, выражая неодобрение поведению Томаса. Вспылив, она уже была готова принять предложение Томаса, но в последний миг ее остановило благоразумие, хотя она была очень уязвлена, неужели Алекс считает ее недостойной общества его друга?
Она мягко отклонила приглашение.
— Хорошо, дорогая, — собираясь уже встать и изображай некое подобие улыбки, пропела Кларисса к концу ужина. — Наслаждайтесь своим пребыванием в Бель-Шен. — Ее тон подразумевал, что это пребывание вряд ли долго затянется. — Приходится сожалеть, что начало оказалось столь неблагоприятным. Но такое, увы, случается.
Это отнюдь не походило на извинение, и они обе это знали.
— Алекс, дорогой, я буду признательна, если ты проводишь меня домой.
Алекс склонил голову в знак согласия, и гости стали расходиться. Томас и Франсуа отправились домой, а Рашель и Николь вернулись в свои комнаты наверху.
— Я же тебе сказала, что неожиданность бывает иногда важным козырем, — довольная собой, сказала Рашель.
Ники не была вполне уверена в этом.
— Спокойной ночи, бабушка. — Она устало отворила дверь своей комнаты.
На следующий день, когда Алекс работал в полях, дворецкий доложил, что к ним пожаловал гость. Ники была удивлена, увидев в гостиной Франсуа.
— Доброе утро, месье, — сухо поздоровалась она. — Вы пришли повидать бабушку?
— Я пришел повидать вас. Мы не могли бы потолковать наедине? — Безупречно одетый, в темно-серых бриджах и светло-сером сюртуке, он казался двойником Алекса, только более молодым и не таким самоуверенным.
— Да, конечно, — согласилась она не без некоторой сдержанности. Она не забыла, как он поступил с ее отцом, как и того, что его отказ помочь им повлиял и на ее собственную судьбу.
Пока Ники усаживалась на обитый кремовой парчой диван, Франсуа закрыл дверь гостиной и сел рядом с ней. Оправляя складки юбок своего бледно-голубого платья из канифаса, она тем временем исподтишка наблюдала за ним.
— Я знаю, что вы обо мне думаете, — сказал Франсуа.
Он был явно взволнован, глаза смотрели нерешительно.
— Я знаю, что мой отец обращался к вам за помощью, а вы отказали.
Франсуа тяжело вздохнул.
— Nom du del![8] Сотни раз я каялся, как вел себя во время той встречи. Честно говоря, мне и во сне не снилось, что все может так обернуться. Я был совсем молод и глуп. Я сам тогда изнемогал под бременем возложенных на меня обязанностей. В то время когда ваш отец приехал в Бель-Шен, плантация находилась в ужасном финансовом состоянии. Чтобы спасти ее от краха, я занял деньги и почти весь этот заем растратил.
Мне просто нечего было ему дать, но, вместе того, чтобы честно признаться в своей неплатежеспособности, я сделал вид, будто мы не хотим ему помочь, такие, мол, мы прижимистые.
Николь была поражена глубиной раскаяния Франсуа, хотя и ничуть не удивлена упоминанием о финансовых трудностях, которые испытывала плантация.
— Бель-Шен еще не выкарабкалась из этих трудностей? — спросила она, думая, что ее присутствие может быть дополнительным бременем для плантации.
— Алекс как будто бы выправил положение. Он всегда добивается успеха. — В голосе Франсуа послышались нотки « раздражения.
— Разные люди одарены разными талантами, — сказала Ники. — Алекс успешно разрешает всевозможные трудности, управляет плантацией. Ваш талант, видимо, в другой сфере.
Темноволосая голова Франсуа взметнулась вверх.
— Вы знаете, что я занимаюсь живописью?
Это признание удивило ее.
— Нет. Но если у вас есть талант художника, вам нечего его стесняться. А тем более незачем завидовать деловитости брата.
— Я знаю, что вы правы, но…
— Но что? — Приятно было думать, что Франсуа отнюдь не такое чудовище, каким она его себе представляла.
Просто запутавшийся молодой человек.
— Нелегко сознавать, что ты всегда на втором плане. Я разочаровал моего отца. Теперь я разочаровываю Алекса.
— Я думаю, что вы предвзято относитесь к брату. Он любит вас. Я вижу, с каким выражением он на вас смотрит.
— Мы были так близки, — задумчиво заметил Франсуа.
— Ничто не мешает вам снова сблизиться. Я знаю, что Алекс был бы рад этому. Вы тоже, видимо, были бы рады. — Она улыбнулась ему. — А теперь расскажите мне о своей живописи.
Лицо Франсуа просияло. Они проговорили почти целый час. Младший дю Вильер говорил с ней свободно и открыто, как никогда раньше. У Ники было такое чувство, будто она наконец выбирается из тьмы, в которой прозябала целых три года. Она была удивлена, что братья не могут мирно ужиться, но надеялась, что в конце концов им удастся уладить свои разногласия.
В течение нескольких последующих недель Ники часто встречалась с Александром. Она опасалась, что он никак не может простить ей обман. Но он вел себя внимательно, заботливо, по-джентельменски.
Он пригласил Рашель проехаться вместе с ними по плантации, чтобы показать свои нововведения, хотя ему и не удалось еще довести их до конца.
— Каждые триста акров земли приносят двести бочек сахара, бабушка. Сахар продается по цене примерно тысяча долларов за баррель. Если мы сумеем увеличить объем производства и добиться более высокого качества, мы сможем получить изрядную прибыль.
— Конечно, если будет стоять благоприятная погода, — вставила Ники, зная, что важнее для сахарного тростника.
— Меня поправляют. — Он улыбнулся ей.
Вечером он проводил Ники наверх в ее комнату.
— Это был чудесный день для меня, — сказала она.
— И для меня тоже, дорогая.
— Вы с такой добротой восприняли случившееся, Алекс.
А я знаю, что этот сюрприз был для вас не так уж приятен.
Он приложил палец к губам.
— Я же сказал: что было, то прошло. — Нагнувшись, он коснулся ее щеки вроде бы безобидным поцелуем. Но как ни легок он был, по спине у нее побежали мурашки, а внизу живота что-то туго сжалось.
— Спокойной ночи, — шепнула она.
Узнав, что она умеет играть на фортепиано, Алекс настоял, чтобы она села за инструмент, а затем расхваливал ее исполнение.
— Ты не только хороша собой, но и талантлива, — сказал он.
— Главное не тушеваться, — сказала Николь, но приняла комплимент с благодарностью. — Моя мать настаивала, чтобы я училась музыке. Она говорила, что женщина должна вносить радость в семейную жизнь.
— Есть много способов нести радость в семейную жизнь. — При этих словах его теплые карие глаза потемнели.
Алекс явно изменился по отношению к ней. Держался не так отчужденно, как прежде. При этом оставался все таким же высокомерным и самоуверенным, перемена была чуть заметная, трудноопределимая. В его глазах теперь появилась смелость, даже дерзость, чего прежде она не замечала. Что-то в его взгляде заставляло ее сердце биться сильнее и обдавало расслабляющим теплом.
Когда он отвел ее наверх в этот вечер, его поцелуй в щеку был отнюдь не дружеским. Стоя совсем близко, он выводил пальцем узор на ее ладони, пока, задрожав, она не отпрянула.
Теперь она с нетерпением ожидала возможности поговорить с ним, ожидала их совместного с Рашель ужина. В присутствии Алекса Николь чувствовала себя необычайно женственной. Она знала, что ее влечет к нему с каждым днем все сильнее.
«Алекс принадлежит другой женщине», — твердо внушала она себе, но внутренний голос не соглашался:
— «Он не любит Клариссу. Они даже еще не помолвлены».
«Ты же служанка, — возражала она себе. — Его служанка. К тому же ты уголовная преступница».
Она не забыла, какое недовольство выразилось на лице Алекса, когда Томас Демминг пригласил ее в театр. Алекс, видимо, чувствует себя в долгу перед Сен-Клерами. Но хотя он купил ей красивые платья, и она больше не моет полы в его доме, она по-прежнему его собственность. Ко всему этому он стоит куда выше на общественной лестнице. Да, это так, но ей трудно смириться с его превосходством.
В этот вечер после ужина они вышли в сад, чтобы прогуляться. Ники была удивлена, что Алекс сделал такое предложение, а бабушка поддержала его одобрительной улыбкой.
— Развлекитесь немножко, дети мои, — почти благословила их Рашель. Они почтительно расцеловали ее в щеки, и, простившись с ними, она поднялась к себе наверх.
— Ты просто покорила бабушку, — со смешком сказал Алекс.
Ники улыбнулась:
— Я люблю вашу бабушку. Она одна из самых добрых женщин, которых я знаю.
— А ты одна из самых прелестных.
У Николь запылали щеки. Она и в самом деле в этот вечер была просто необычайно хороша собой. Светло-лиловое шелковое платье с буфами, с низким вырезом подчеркивало все ее прелести: высокую грудь, медь волос в мягких завитках, украшенных прекрасной белой магнолией. Алекс был в отлично сшитом черном сюртуке поверх серебристого парчового жилета.
Когда они шли вдоль подстриженных кустов к небольшому озеру с обитавшими там лебедями, на атласных лацканах сюртука Алекса играли лунные отблески. С реки, разгоняя комаров, дул прохладный ветерок.
— Ты выглядишь точно такой, какой я тебя представлял, — сказал Алекс.
Ники удивленно выгнула брови.
— Вы думали о том, какой я буду, когда стану взрослой?
— Да, случалось. Но ты превзошла мои самые смелые ожидания.
Она улыбнулась. Они поговорили о погоде. О видах на урожай. О бабушке. Она не упомянула о своей встрече с Франсуа, о его увлечении живописью, ибо он просил ее не делать этого. Не стали они говорить и о контракте, который все еще находился в его руках. Беседовали они все больше на легкомысленные, даже чуточку фривольные темы. Такие разговоры она могла бы вести с поклонником. Но ведь Алекс не ухаживал за ней и не был ее женихом…
Словно отвечая на ее мысленный вопрос, как только они вошли в тень ветвистых ив, он повернулся и обнял ее. Его взгляд был нежным, но в глазах оставалась знакомая тревожная тьма. Она чувствовала себя очарованной настолько, что не могла оторвать глаз.
Это казалось так естественно, что он поцеловал ее. Поцелуй был нежный, ничего, казалось бы, не требующий. Она улавливала запах коньяка вперемешку с одеколоном. Такие знакомые запахи. И тут она вдруг подумала, что она мечтала, чтобы Алекс поцеловал ее. Еще с того дня в Ла-Ронд. Все время, пока была в Бель-Шен.
Алекс оторвал губы гораздо раньше, чем хотелось Ники, И сделал он это сознательно.
— Пора возвращаться, — сказала она, смущенная тем, что он с такой легкостью прочитал все, о чем она думала. В прежние времена такого бы не случилось. Она была уверена в себе, никогда не теряла самообладания.
— Завтра вечером мы прокатимся вверх по реке.
— Втроем? — невольно спросила она, не сомневаясь, что их будет сопровождать бабушка.
Он покачал головой, снисходительно улыбнулся:
— Вдвоем.
«А как же Кларисса?» — хотелось ей задать вопрос. Но она так ничего и не сказала.
Проснувшись поутру, Николь чувствовала себя не в своей тарелке. Спала она плохо, все время вспоминала прогулку по саду. Ее тяготила неопределенность: что там, в будущем? Волновало и неутихающее влечение к Алексу. Ни на миг не покидали ее тревожные сомнения.
Занятая приготовлениями к приему в честь помолвки, Кларисса неделями не показывалась в Бель-Шен, что не мешало Ники постоянно о ней помнить. Ей так хотелось знать, думает ли о своей невесте Алекс!
Встав раньше обычного, Ники надела золотисто-коричневый костюм для верховой езды, один из подарков бабушки Алекса, и направилась к двери. Небо было чистое, голубое, только на горизонте плыли пушистые облачка. Прекрасный день, чтобы прокатиться на лошади, побыть наедине с собой.
— Значит, это правда?
В открытых дверях конюшни стоял Патрик, который недавно вернулся. Солнце только что взошло, его золотистые лучи пробивались через щели, высвечивая мириады пылинок, поднятых вилами Патрика, разгребавшего сено.
— Боюсь, что да.
Патрик переправлял одного из жеребцов с усадьбы на племенной завод. Сегодня Ники встретилась с ним впервые с тех пор, как ее положение в доме изменилось. Она пошла ему навстречу, влекомая знакомыми запахами конюшни: свежего сена, лошадей, старой кожи. Все это были ее любимые запахи.
Патрик вдруг усмехнулся, прислонил вилы к небольшой двери и скрестил ноги в поношенных сапогах.
— Но какое это имеет значение? Вы все равно никого, кроме него, не замечали.
Ники резко остановилась.
— Но это не так, Патрик.
Он грустно усмехнулся, покусывая золотистую соломинку.
Имея за спиной поддержку Александра и его бабушки — герцога и герцогини, пусть они и не придавали значения этим титулам, Ники обрела прочное положение как друг семьи. Отныне никто не будет ее считать просто служанкой.
Алекс успел объяснить гостям, что его отец и Этьен Сен-Клер были закадычнейшими друзьями. Оба служили офицерами в американской армии в тот короткий период, когда Соединенные Штаты вели войну с Англией. В битве при Борне, возле Нового Орлеана, Этьен с риском для жизни спас раненого Шарля, или в ашлийском произношении Чарлза Александра, который, истекая кровью, лежал в полном беспамятстве на поле боя в том месте, где некогда была плантация Маккарли.
— Это долг, которого дю Вильеры не забыли, — сказал Алекс. Франсуа отвернулся. Это стыдливое движение не укрылось от глаз Рашели. Молодой человек выглядел бледным и сильно потрясенным.
— Мы должны с тобой поговорить, Франсуа, — сухо заметила Рашель. Но она не хотела затрагивать эту тему в присутствии Александра. Последние несколько лет Франсуа часто вызывал недовольство своего брата. Раскрыть, что Франсуа отказал в помощи Сен-Клерам, означало только подлить масла в огонь.
— Но вы же не можете позволить этой… служанке… сидеть за одним с вами столом? — попробовала было возмутиться Кларисса.
— Она наш друг, — сказала Рашель, заставив ее замолчать одним предостерегающим жестом. До отъезда герцогини Николь могла не опасаться никаких выпадов по-своему адресу.
Томас Демминг удивил Николь. Он смотрел на нее такими же глазами, какими на нее обычно смотрели молодые люди, приезжавшие в Медоувуд. Еще до конца вечера он пригласил ее в городской театр на спектакль о пиратах.
Взглянув на Алекса, она увидела, что тот просто мечет глазами громы и молнии, выражая неодобрение поведению Томаса. Вспылив, она уже была готова принять предложение Томаса, но в последний миг ее остановило благоразумие, хотя она была очень уязвлена, неужели Алекс считает ее недостойной общества его друга?
Она мягко отклонила приглашение.
— Хорошо, дорогая, — собираясь уже встать и изображай некое подобие улыбки, пропела Кларисса к концу ужина. — Наслаждайтесь своим пребыванием в Бель-Шен. — Ее тон подразумевал, что это пребывание вряд ли долго затянется. — Приходится сожалеть, что начало оказалось столь неблагоприятным. Но такое, увы, случается.
Это отнюдь не походило на извинение, и они обе это знали.
— Алекс, дорогой, я буду признательна, если ты проводишь меня домой.
Алекс склонил голову в знак согласия, и гости стали расходиться. Томас и Франсуа отправились домой, а Рашель и Николь вернулись в свои комнаты наверху.
— Я же тебе сказала, что неожиданность бывает иногда важным козырем, — довольная собой, сказала Рашель.
Ники не была вполне уверена в этом.
— Спокойной ночи, бабушка. — Она устало отворила дверь своей комнаты.
На следующий день, когда Алекс работал в полях, дворецкий доложил, что к ним пожаловал гость. Ники была удивлена, увидев в гостиной Франсуа.
— Доброе утро, месье, — сухо поздоровалась она. — Вы пришли повидать бабушку?
— Я пришел повидать вас. Мы не могли бы потолковать наедине? — Безупречно одетый, в темно-серых бриджах и светло-сером сюртуке, он казался двойником Алекса, только более молодым и не таким самоуверенным.
— Да, конечно, — согласилась она не без некоторой сдержанности. Она не забыла, как он поступил с ее отцом, как и того, что его отказ помочь им повлиял и на ее собственную судьбу.
Пока Ники усаживалась на обитый кремовой парчой диван, Франсуа закрыл дверь гостиной и сел рядом с ней. Оправляя складки юбок своего бледно-голубого платья из канифаса, она тем временем исподтишка наблюдала за ним.
— Я знаю, что вы обо мне думаете, — сказал Франсуа.
Он был явно взволнован, глаза смотрели нерешительно.
— Я знаю, что мой отец обращался к вам за помощью, а вы отказали.
Франсуа тяжело вздохнул.
— Nom du del![8] Сотни раз я каялся, как вел себя во время той встречи. Честно говоря, мне и во сне не снилось, что все может так обернуться. Я был совсем молод и глуп. Я сам тогда изнемогал под бременем возложенных на меня обязанностей. В то время когда ваш отец приехал в Бель-Шен, плантация находилась в ужасном финансовом состоянии. Чтобы спасти ее от краха, я занял деньги и почти весь этот заем растратил.
Мне просто нечего было ему дать, но, вместе того, чтобы честно признаться в своей неплатежеспособности, я сделал вид, будто мы не хотим ему помочь, такие, мол, мы прижимистые.
Николь была поражена глубиной раскаяния Франсуа, хотя и ничуть не удивлена упоминанием о финансовых трудностях, которые испытывала плантация.
— Бель-Шен еще не выкарабкалась из этих трудностей? — спросила она, думая, что ее присутствие может быть дополнительным бременем для плантации.
— Алекс как будто бы выправил положение. Он всегда добивается успеха. — В голосе Франсуа послышались нотки « раздражения.
— Разные люди одарены разными талантами, — сказала Ники. — Алекс успешно разрешает всевозможные трудности, управляет плантацией. Ваш талант, видимо, в другой сфере.
Темноволосая голова Франсуа взметнулась вверх.
— Вы знаете, что я занимаюсь живописью?
Это признание удивило ее.
— Нет. Но если у вас есть талант художника, вам нечего его стесняться. А тем более незачем завидовать деловитости брата.
— Я знаю, что вы правы, но…
— Но что? — Приятно было думать, что Франсуа отнюдь не такое чудовище, каким она его себе представляла.
Просто запутавшийся молодой человек.
— Нелегко сознавать, что ты всегда на втором плане. Я разочаровал моего отца. Теперь я разочаровываю Алекса.
— Я думаю, что вы предвзято относитесь к брату. Он любит вас. Я вижу, с каким выражением он на вас смотрит.
— Мы были так близки, — задумчиво заметил Франсуа.
— Ничто не мешает вам снова сблизиться. Я знаю, что Алекс был бы рад этому. Вы тоже, видимо, были бы рады. — Она улыбнулась ему. — А теперь расскажите мне о своей живописи.
Лицо Франсуа просияло. Они проговорили почти целый час. Младший дю Вильер говорил с ней свободно и открыто, как никогда раньше. У Ники было такое чувство, будто она наконец выбирается из тьмы, в которой прозябала целых три года. Она была удивлена, что братья не могут мирно ужиться, но надеялась, что в конце концов им удастся уладить свои разногласия.
В течение нескольких последующих недель Ники часто встречалась с Александром. Она опасалась, что он никак не может простить ей обман. Но он вел себя внимательно, заботливо, по-джентельменски.
Он пригласил Рашель проехаться вместе с ними по плантации, чтобы показать свои нововведения, хотя ему и не удалось еще довести их до конца.
— Каждые триста акров земли приносят двести бочек сахара, бабушка. Сахар продается по цене примерно тысяча долларов за баррель. Если мы сумеем увеличить объем производства и добиться более высокого качества, мы сможем получить изрядную прибыль.
— Конечно, если будет стоять благоприятная погода, — вставила Ники, зная, что важнее для сахарного тростника.
— Меня поправляют. — Он улыбнулся ей.
Вечером он проводил Ники наверх в ее комнату.
— Это был чудесный день для меня, — сказала она.
— И для меня тоже, дорогая.
— Вы с такой добротой восприняли случившееся, Алекс.
А я знаю, что этот сюрприз был для вас не так уж приятен.
Он приложил палец к губам.
— Я же сказал: что было, то прошло. — Нагнувшись, он коснулся ее щеки вроде бы безобидным поцелуем. Но как ни легок он был, по спине у нее побежали мурашки, а внизу живота что-то туго сжалось.
— Спокойной ночи, — шепнула она.
Узнав, что она умеет играть на фортепиано, Алекс настоял, чтобы она села за инструмент, а затем расхваливал ее исполнение.
— Ты не только хороша собой, но и талантлива, — сказал он.
— Главное не тушеваться, — сказала Николь, но приняла комплимент с благодарностью. — Моя мать настаивала, чтобы я училась музыке. Она говорила, что женщина должна вносить радость в семейную жизнь.
— Есть много способов нести радость в семейную жизнь. — При этих словах его теплые карие глаза потемнели.
Алекс явно изменился по отношению к ней. Держался не так отчужденно, как прежде. При этом оставался все таким же высокомерным и самоуверенным, перемена была чуть заметная, трудноопределимая. В его глазах теперь появилась смелость, даже дерзость, чего прежде она не замечала. Что-то в его взгляде заставляло ее сердце биться сильнее и обдавало расслабляющим теплом.
Когда он отвел ее наверх в этот вечер, его поцелуй в щеку был отнюдь не дружеским. Стоя совсем близко, он выводил пальцем узор на ее ладони, пока, задрожав, она не отпрянула.
Теперь она с нетерпением ожидала возможности поговорить с ним, ожидала их совместного с Рашель ужина. В присутствии Алекса Николь чувствовала себя необычайно женственной. Она знала, что ее влечет к нему с каждым днем все сильнее.
«Алекс принадлежит другой женщине», — твердо внушала она себе, но внутренний голос не соглашался:
— «Он не любит Клариссу. Они даже еще не помолвлены».
«Ты же служанка, — возражала она себе. — Его служанка. К тому же ты уголовная преступница».
Она не забыла, какое недовольство выразилось на лице Алекса, когда Томас Демминг пригласил ее в театр. Алекс, видимо, чувствует себя в долгу перед Сен-Клерами. Но хотя он купил ей красивые платья, и она больше не моет полы в его доме, она по-прежнему его собственность. Ко всему этому он стоит куда выше на общественной лестнице. Да, это так, но ей трудно смириться с его превосходством.
В этот вечер после ужина они вышли в сад, чтобы прогуляться. Ники была удивлена, что Алекс сделал такое предложение, а бабушка поддержала его одобрительной улыбкой.
— Развлекитесь немножко, дети мои, — почти благословила их Рашель. Они почтительно расцеловали ее в щеки, и, простившись с ними, она поднялась к себе наверх.
— Ты просто покорила бабушку, — со смешком сказал Алекс.
Ники улыбнулась:
— Я люблю вашу бабушку. Она одна из самых добрых женщин, которых я знаю.
— А ты одна из самых прелестных.
У Николь запылали щеки. Она и в самом деле в этот вечер была просто необычайно хороша собой. Светло-лиловое шелковое платье с буфами, с низким вырезом подчеркивало все ее прелести: высокую грудь, медь волос в мягких завитках, украшенных прекрасной белой магнолией. Алекс был в отлично сшитом черном сюртуке поверх серебристого парчового жилета.
Когда они шли вдоль подстриженных кустов к небольшому озеру с обитавшими там лебедями, на атласных лацканах сюртука Алекса играли лунные отблески. С реки, разгоняя комаров, дул прохладный ветерок.
— Ты выглядишь точно такой, какой я тебя представлял, — сказал Алекс.
Ники удивленно выгнула брови.
— Вы думали о том, какой я буду, когда стану взрослой?
— Да, случалось. Но ты превзошла мои самые смелые ожидания.
Она улыбнулась. Они поговорили о погоде. О видах на урожай. О бабушке. Она не упомянула о своей встрече с Франсуа, о его увлечении живописью, ибо он просил ее не делать этого. Не стали они говорить и о контракте, который все еще находился в его руках. Беседовали они все больше на легкомысленные, даже чуточку фривольные темы. Такие разговоры она могла бы вести с поклонником. Но ведь Алекс не ухаживал за ней и не был ее женихом…
Словно отвечая на ее мысленный вопрос, как только они вошли в тень ветвистых ив, он повернулся и обнял ее. Его взгляд был нежным, но в глазах оставалась знакомая тревожная тьма. Она чувствовала себя очарованной настолько, что не могла оторвать глаз.
Это казалось так естественно, что он поцеловал ее. Поцелуй был нежный, ничего, казалось бы, не требующий. Она улавливала запах коньяка вперемешку с одеколоном. Такие знакомые запахи. И тут она вдруг подумала, что она мечтала, чтобы Алекс поцеловал ее. Еще с того дня в Ла-Ронд. Все время, пока была в Бель-Шен.
Алекс оторвал губы гораздо раньше, чем хотелось Ники, И сделал он это сознательно.
— Пора возвращаться, — сказала она, смущенная тем, что он с такой легкостью прочитал все, о чем она думала. В прежние времена такого бы не случилось. Она была уверена в себе, никогда не теряла самообладания.
— Завтра вечером мы прокатимся вверх по реке.
— Втроем? — невольно спросила она, не сомневаясь, что их будет сопровождать бабушка.
Он покачал головой, снисходительно улыбнулся:
— Вдвоем.
«А как же Кларисса?» — хотелось ей задать вопрос. Но она так ничего и не сказала.
Проснувшись поутру, Николь чувствовала себя не в своей тарелке. Спала она плохо, все время вспоминала прогулку по саду. Ее тяготила неопределенность: что там, в будущем? Волновало и неутихающее влечение к Алексу. Ни на миг не покидали ее тревожные сомнения.
Занятая приготовлениями к приему в честь помолвки, Кларисса неделями не показывалась в Бель-Шен, что не мешало Ники постоянно о ней помнить. Ей так хотелось знать, думает ли о своей невесте Алекс!
Встав раньше обычного, Ники надела золотисто-коричневый костюм для верховой езды, один из подарков бабушки Алекса, и направилась к двери. Небо было чистое, голубое, только на горизонте плыли пушистые облачка. Прекрасный день, чтобы прокатиться на лошади, побыть наедине с собой.
— Значит, это правда?
В открытых дверях конюшни стоял Патрик, который недавно вернулся. Солнце только что взошло, его золотистые лучи пробивались через щели, высвечивая мириады пылинок, поднятых вилами Патрика, разгребавшего сено.
— Боюсь, что да.
Патрик переправлял одного из жеребцов с усадьбы на племенной завод. Сегодня Ники встретилась с ним впервые с тех пор, как ее положение в доме изменилось. Она пошла ему навстречу, влекомая знакомыми запахами конюшни: свежего сена, лошадей, старой кожи. Все это были ее любимые запахи.
Патрик вдруг усмехнулся, прислонил вилы к небольшой двери и скрестил ноги в поношенных сапогах.
— Но какое это имеет значение? Вы все равно никого, кроме него, не замечали.
Ники резко остановилась.
— Но это не так, Патрик.
Он грустно усмехнулся, покусывая золотистую соломинку.