полубессознательного состояния, тумана в мыслях, пробелов в памяти. Он
просто проснулся, как привык просыпаться всегда. И сразу вспомнил все, что
видел и испытал до момента потери сознания.
Было темно. Он лежал в мягкой и удобной постели. Смутно проступали
очертания предметов: ночного столика, нескольких кресел, стола. Очевидно,
была ночь.
"Ясно! - подумал Волгин. - Я на Марсе. Эскадрилья вернулась туда
после этой странной истории с "Ф-277". Но ведь я-то потерял сознание,
почему же меня не положили в больницу? Да, у них нет больниц. Но почему
тогда я один? Нет даже сиделки. Странно".
Привычным мысленным приказом он потребовал, чтобы открылось окно,
если оно есть в комнате.
"Окно" открылось. Темная завеса раздвинулась, и неожиданно на постель
Волгина лег луч лунного света.
"Вот как! Я на Земле. Еще более странно. Неужели я мог так долго
спать?"
Он чувствовал себя настолько обычно, что ему и в голову не приходило,
что он мог быть столь длительное время в бессознательном состоянии.
Вероятно, его просто усыпили.
Но болен он или здоров?
Спать ему совершенно не хотелось, но встать с постели он не решался.
А вдруг он все-таки болен и ему нельзя вставать?
"Если бы это было так, - решил он наконец, - то возле меня кто-нибудь
был".
Смущало отсутствие верхней одежды. Ее нигде не было видно. Волгин все
же встал.
Он не ощутил при этом никакой слабости. Нет, совершенно ясно: он
вполне здоров!
Он подошел к окну. И тут только заметил, что это было действительно
окно, сквозное отверстие в стене, а не прозрачная стенка, как в других
домах.
Он сел на подоконник.
Было приятно смотреть на Луну, на звездное небо, такое привычное,
родное...
"Ф-277" - голубой клубящийся шар... зеленые огоньки в воздухе
корабля, обжигающем, как пламя... лица Керри и Чарли, напряженные, с
широко открытыми глазами, полными ужаса. Хорошо, что все это кончилось,
прошло, кануло в прошлое!
Нет, больше он не покинет Землю! Хватит космических впечатлений!
Жаль все же, что он не видел, что было дальше. Но, видимо, ничего
страшного не произошло, иначе он не был бы здесь, на Земле. Катастрофы
удалось избежать.
Но с ним все же что-то случилось. Почему-то пришлось усыпить его к
отправить на Землю, на остров Кипр... Волгин внезапно сообразил, что
мысленно назвал место, где находится. Конечно, это был сад, который он
видел тогда, после выхода из лечебного павильона. Он узнал его.
Тропические растения, узкие песчаные дорожки, белые здания, прячущиеся в
зелени. А вон там знакомый купол павильона, в котором он пролежал столько
томительных месяцев.
Волгин сдвинул брови и задумался.
Если его привезли сюда, значит, с ним было что-то серьезное. Не
просто сон после обморока. Но что же произошло? И сколько времени он здесь
находится?
Его путало, сбивало с толку то обстоятельство, что он один, что возле
него никого нет.
Но утром кто-нибудь придет наверняка, и тогда он все узнает.
Он приготовился терпеливо ждать утра.
Знакомый, едва слышный звук долетел до ушей Волгина. Это отворилась
дверь. Он быстро лег. В комнату кто-то вошел.
Завеса окна чуть-чуть раздвинулась. Волгин увидел, что вошла женщина.
Когда она приблизилась, он узнал в ней Мельникову.
Он поспешно закрыл глаза. Его считают больным - это ясно. Иначе
необъяснимо ее появление глухой ночью. А раз так, ее может взволновать
неожиданное пробуждение Волгина.
Мария Александровна подошла к постели и наклонилась над нею. Видимо,
ее успокоило ровное дыхание Волгина, она повернулась, чтобы уйти. Он
понял, что она дежурная и находилась в соседней комнате. Может быть, ее
привели сюда звуки его шагов, а теперь она уверена, что ошиблась.
Мысль, что она уйдет и он останется снова один, испугала Волгина. Он
тихо позвал:
- Мария.
Она резко обернулась. Окно еще оставалось приоткрытым, и на ее лицо
падал лунный свет. Волгин видел, что Мельникова не поверила своему слуху,
она напряженно всматривалась в полумрак комнаты, стараясь рассмотреть лицо
Волгина. Он повторил:
- Мария!
С радостным возгласом она бросилась к нему.
- Ты проснулся? Дмитрий! Дима! Так называла его когда-то Ирина!
- Надо сообщить всем!
- Постой! - сказал Волгин. - Не надо никого будить. Скоро утро.
Мария, вернись!
- Но я должна...
- Ничего ты не должна. Я еще сплю. Она вернулась.
- Все ждут, когда ты проснешься.
- Подождут еще немного. Сядь! Расскажи мне, что случилось. Я хочу
услышать все от тебя.
Мельникова присела на край постели.
- Не знаю, право, - сказала она. - Люций приказал категорически...
- Я еще не проснулся, - улыбаясь, повторил Волгин. - Когда проснусь,
ты позовешь Люция.
Раньше он говорил ей "вы". Но ведь она сама, первая, перешла на
дружеское "ты". Волгин обрадовался этому. Она всегда относилась к нему
сдержанно из-за своего злосчастного сходства с Ириной. Болезнь помогла
льду растаять - чудесно!
- Рассказывай! - сказал он.
Он приказал окну "открыться". Лунный сеет опять залил комнату.
Волгин внимательно посмотрел на Мельникову и вздрогнул.
Она выглядела гораздо старше. Это не было обманом освещения:
она действительно постарела на несколько лет. Как это могло случиться
за пару недель? В чем дело?
- Говори же! - умоляюще сказал он, видя, что она колеблется.
Мельникова действительно колебалась. Ей было строжайше предписано в
случае пробуждения Волгина немедленно известить Люция, Ио и фаэтонского
врача. Может быть, Волгину необходима дать какое-нибудь лекарство, может
быть, задержка причинит ему вред? Но она помнила, как Иэйа всего несколько
часов назад сказал (Мэри перевела его слова), что Волгин должен проснуться
так, как просыпался всегда, когда он был совершенно здоров. И выглядит он
прекрасно.
Она не могла противиться умоляющему выражению лица Волгина. Он хочет
услышать от нее. Пусть так и будет!
Она не могла уйти. Ей было приятно находиться с ним наедине, в
комнате, освещенной Луной, старой Луной, такой же, как в былое время, быть
с человеком, близким ей больше, чем все остальные люди на Земле, со своим
современником.
"Милый Дима, - думала она, - ты еще не знаешь, что мы одни остались
на Земле. Совсем одни!"
Говорить ему об этом Люций запретил.
- Ты хорошо себя чувствуешь?
- Прекрасно. Не бойся ничего. Рассказывай!
Она рассказала обо всем. Как был доставлен на Марс "И-76", как были
найдены в нем бесчувственные тела трех членов экипажа и самого Волгина. (О
том, что он один остался жив, было решено не рассказывать, пока Волгин
окончательно не оправится.) Она рассказала, как его привезли на Кипр,
положили в павильоне, как мучились все неизвестностью, о прилете
фаэтонских ученых.
- Все случилось так, как они сказали, месяц назад ты очнулся от
летаргии, и тебя перенесли из павильона сюда. Со дня на день ожидали
окончательного пробуждения. Я очень рада, что это произошло в мое
дежурство.
- Наверное, дежурят и Мэри и Ксения, - сказал Волгин.
- Мэри - да, а Ксении здесь нет. Она... в Ленинграде. Не знаю, что
побудило меня войти к тебе в неурочный час. Но мне послышалось...
- Я вставал и подходил к окну, - сказал Волгин, - Но, Мария, постой.
Ты сказала: четыре года. Ты уверена?
- Как же я могу быть не уверенной в этом! Мы все считали дни.
- Который час?
- Около пяти утра. Скоро взойдет солнце.
- Тогда я уже проснулся, - засмеялся Волгин. - Ты только что узнала
об этом. Поздоровайся со мной и иди звать Люция.
Через несколько минут комната наполнилась людьми. Прибежали Люций,
Ио, Владилен, Мэри и многие другие, которых Волгин не знал. Пришел Иэйа,
маленький, хрупкий, с мощным лбом над громадными глазами, очень пожилой.
Никого из космонавтов с "Ленина" не было.
Это удивило Волгина.
Пока Ио и фаэтонец осматривали его, Волгин не спускал глаз с Мэри.
Она в чем-то явно изменилась, но нисколько не постарела, как Мельникова.
Четыре года не повлияли на свежесть ее лица.
"Конечно, она моложе Марии, но не надо забывать, что современные люди
выглядят совсем молодыми в пятьдесят лег. Что для них какие-то четыре
года! То же, что были для нас несколько месяцев".
Волгин почувствовал горечь от этой мысли. Он и Мария состарятся,
одряхлеют, а вот она, Мэри, будет все такой же - молодой и здоровой. И
остальные будут такими же.
Мельникова показалась ему еще ближе, еще дороже. Она не покинула
его...
Владилен заметил пристальный взгляд Волгина, устремленный на Мэри. С
проницательностью людей этой эпохи он понял мысли своего друга.
- Ты удивлен переменой в Мэри, - сказал он. - Она объясняется просто.
Мэри - мать. У нее родился сын. Он назван в твою честь Дмитрием.
Спрашивать, кто отец ребенка, было незачем. Волгин протянул руку
Владилену.
- Поздравляю вас обоих. А где он, мой тезка?
- В доме Мунция, с Эрой. Она закончила свою работу в истребительном
отряде и вернулась на Землю. Правда, на время. И пожелала повозиться с
внуком.
- Не буду спрашивать, - сказал Волгин, - здоров ли маленький Дмитрий.
С ним, конечно, все в порядке?
- Я видела его вчера днем, - сказапа Мэри. - И первое, что он спросил
у меня, - это о тебе.
Почему-то ее слова удивили Волгина: ему представлялось, что сын Мэри
еще грудной ребенок.
- Сколько ему?
- Скоро будет два года.
И внезапно чувство безысходной тоски охватило Волгина. Зачем его
спасли, снова заставили жить, зачем не дали ему умереть?.. Люди вокруг
живут полной жизнью, все им доступно, все к их услугам, все радости жизни,
они счастливы... А они? Если Мария даже согласится быть его женой, у них
никогда не будет детей. Нельзя обрекать еще одно существо на жизнь
неполноценного человека, нельзя, невозможно! Это было бы чудовищной
жестокостью.
- Ты совершенно здоров, Дмитрий, - сказал Ио. - Поздравляю тебя.
- Не с чем, - сухо ответил Волгин.
Люций, говоривший с кем-то в глубине комнаты, повернул голову,
посмотрел на Волгина и побледнел.
- Итак, они улетели?
- Да, три года тому назад. Ксения очень не хотела покидать Землю. Но
Виктор умер...
- Он не хотел этого, - сказана Мельникова. - Нет, не думай, это не
самоубийство. Он заболел. Я думаю, что причиной этом болезни была все
возрастающая тоска...
- Я его понимаю, - прошептал Волгин.
- Его хотели усыпить, но Виктор отказался. Он не позволил лечить себя
никому, кроме меня и Федора. А что мы могли сделать? Наша медицина не
знала средств от подобных болезней. Обмануть его? Мы не решились на это.
Он зная, что мы этого не сделаем.
- Удивляюсь вашей сговорчивости. Я обратился бы к современным врачам,
- Ты бы не сделал этого. Признаюсь тебе, я говорила с Люцием. Он
ответил...
- Знаю, - перебил Волгин. - Что-нибудь о свободной воле каждого
человека.
- Они смотрят на такие вещи иначе, чем смотрели мы. И их нельзя
упрекать за это.
- Я их не упрекаю. Итак, Виктор умер, и Ксения?..
- Она была вынуждена лететь со всеми. Ведь на нашем космолете Ксения
была вторым штурманом. Только она и Виктор знали, как найти Грезу.
Современным астронавтам эта планете еще неизвестна.
- Они улетели на "Ленине"?
- Да, так назвали корабль. Только с нашим он не имеет ничего общего.
Я было удивилась, откуда ты это знаешь, но потом вспомнила, что нам
рассказывал об этой экспедиции Владилен, когда мы летели на Марс.
- Когда они должны вернуться? Мельникова опустила глаза.
- На Земле пройдет больше тысячи лет, - прошептала она.
- Опять путешествие в будущее.
Волгин сказал это равнодушно. "Измена" друзей глубоко обидела его.
Они даже не оставили ему писем, только несколько строчек от Ксении,
кончающихся неуместным словом "до свиданиям. А впрочем, кто он для них?
Почему они должны жертвовать ради него своими интересами?
Мельникова давно заметила перемену в отношении Волгина к улетевшим и
поняла причину.
- А почему ты не улетела, Мария? - неожиданно спросил Волгин.
- Дима, ты ничего не понимаешь, - сказала Мельникова, уклоняясь от
ответа на его вопрос. - Через два года на Грезу отправляется вторая
экспедиция. Они были уверены, что мы с тобой прилетим к ним. Они просили
сказать тебе, что будут с нетерпением ждать тебя. Милый мой Димочка! -
ласково прибавила она, проведя рукой по его волосам. - Что тебе делать на
Земле?
Волгин заметил ее маневр. Но вторично задать тот же вопрос он не
решился. Если она ответит не так, как он ожидал, будет тяжело, очень
тяжело. Лучше сохранить надежду.
- Я до сих пор не знаю, что такое ваша Греза, - сказал он,
притворившись заинтересованным. В действительности он сразу решил, что не
полетит никуда. - Расскажи о ней. Надо же мне знать, куда меня приглашают.
- Греза - это планета звезды шестьдесят один созвездия Лебедя.
Астрономы давно подозревали, что у этой звезды есть планетная система.
Грезу мы нашли случайно. До этого мы обнаружили две необитаемые планеты.
Но мы искали такую, где могла бы развиться жизнь, подобная земной. И вот
нашли. Разумные существа оказались похожими на нас. Но они очень
напоминают обезьян. Тело их покрыто бурыми волосами. Правда, они ходят
одетыми. У них шестипалые руки и громадные, непропорционально громадные
ноги. А головы маленькие, с узкими покатыми лбами. Но они люди, а не
животные, у них есть разум. И цивилизация примерно на уровне
девятнадцатого века на Земле. Они не знают еще электричества, радио,
самолетов. Но у них есть автомобили с паровым двигателем. Если бы они
ходили по рельсам, это были бы маленькие паровозы. Поездов у них нет.
Греза очень богата водой. Там много пароходов. Конечно, все это было
тогда. Сейчас у них прошло несколько веков. Все могло измениться.
- По твоему описанию. - сказал Волгин, - эти существа довольно
несимпатичны. Как они вас встретили?
- Очень хорошо. Мы приглашали их к нам, но желающих не нашлось.
Объяснялись мы с ними мимикой и жестами. Пробыли мы там недолго.
- Почему вы не фотографировали Грезу?
- Как? - удивилась Мельникова. - Ты не видел нашего кинофильма?
- Нет. Надо будет посмотреть. Откуда это название - Греза?
- Так назвал эту планету Котов. Их названия мы так и не узнали.
- Никогда бы не подумал, что Константин способен быть поэтом. Судя по
тому, что ты рассказала, это название неудачное.
- Я говорила о людях, а не о самой планете. Посмотрим фильм, и ты
поймешь. Греза чарующе прекрасна. Никогда и нигде я не видела такой
красивой природы. Какое богатство красок и оттенков! Растительность
зеленая и голубая, небо синее-синее, моря, озера, реки - как жидкий
изумруд. Воздух поразительно чист. Высокие горные хребты с белыми снежными
вершинами. Масса животных и очень красивых птиц всех цветов радуги. А
ночью все заливает свет трех лун, создающих причудливое переплетение
теней. Две из них желтые, как наша, а третья, самая большая, красная,
вернее, темно-оранжевая. Когда они светят все три сразу, создается
фантастическая картина. Ты сам увидишь ее и полюбишь Грезу. Ее нельзя не
полюбить. А к внешнему виду людей скоро привыкаешь.
- Нет, Мария! - сказал Волгин. - Я не полечу не Грезу. Я вообще
никуда больше не полечу. Я умру на Земле. А ты лети! Соединись со своими
друзьями, которые тебе ближе, чем я. Ты осталась ради меня. Не спорь, я
знаю, что это так. И ты была права, мне было бы очень тяжело проснуться и
не увидеть никого из вас. До последнего вздоха я не забуду этого.
- Я и не спорю, - ответила Мельникова. - Но я осталась потому, что
похожа на твою Ирину.
- Ира умерла.
- Но не в твоем сердце, Дима?
Волгин ничего не ответил,
Мельникова внимательно посмотрела на него. Нет, она не хотела
говорить об этом, она надеялась, что он сам поймет. Но вот уже второй раз
Волгин пытается возобновить этот разговор. Ничего не поделаешь!
- Дмитрий! - сказала она решительно. - Давай покончим с этим.
Договорим до конца. Ты думаешь, что любишь меня, что я тебе нужна. Но ты
ошибаешься. Ты любишь свою жену. Если бы я не была на нее так похожа, ты
не обратил бы на меня внимания и относился ко мне так, как относишься к
Ксении. Ты хороший, прямой, честный человек, с сильной волей. Будь же
искренен до конца.
Волгин почувствовал себя пристыженным. Она была права. Он крепко сжал
ее руки.
- Но ты будешь со мной до отлета на Грезу?
- Конечно, Дима! Но я уверена, что ты передумаешь и полетишь тоже.
Разве ты не хочешь увидеть Игоря и других? Там, на Грезе, у нас будет
много работы. Мы передадим все свои знания ее обитателям.
- Мы? - насмешливо спросил Волгин. - Ты в этом уверена? Ах, Маша,
Маша! Я больше чем уверен, мы и там окажемся отсталыми людьми. Ты
говоришь, увидеть Игоря и остальных. Да, я хочу их увидеть, мне тяжело
расстаться с тобой. Но и на Земле есть люди, которые стали мне родными:
Люций, его отец. Мэри, Владилен. Это мои друзья. Я полюбил их, и они меня
очень любят. С ними я не так чувствую свою беспомощность, меньше ощущаю
свою никчемность. А потом, родина есть родина...
- Пожалуй, ты прав, - задумчиво сказала Мельникова. - Мы ушли в
будущее добровольно. Мы были подготовлены к этому. А тебе выпала тяжелая
судьба, и ты, конечно, прав. Оставайся на Земле. У тебя хватит воли и
мужества вытерпеть все до конца. Если бы они знали, - воскликнула
Мельникова, и Волгин понял, что она говорит о своих товарищах, улетевших
на Грезу. - они никогда не покинули бы тебя!
Но они были так уверены, что ты с радостью присоединишься к ним.
- Я понял и не осуждаю их, - сказал Волгин. - В конце концов они
поступили разумно. Я даже советую, - прибавил он с обычной, чуть
насмешливой улыбкой, - не останавливаться на этом. Возвращайтесь с Грезы
обратно на Землю, посмотрите, что стало с нею, и снова отправляйтесь в
полет. Так вы увидите историю Земли на протяжении сотен веков. Это ведь
очень интересно. И скучать вам не придется.
- Но и ты мог бы поступить так же.
- Нет, я не рожден космонавтом. На один день я отправился если не в
космос, то в преддверие его, и с меня достаточно этого. Судьба Керри,
Чарли, Владимира навсегда отвратила меня от космических путешествий. Я
земной человек, Мария, и всегда буду таким. Не всем доступна радость
исследователя. Я решил поступить самым простым рабочим на какой-нибудь
завод. Найдется же у них неквалифицированная работа. И буду учиться с
самого начала. Люций говорил, что я проживу еще сто лет или немного
меньше. Времени достаточно,
Волгин говорил с горечью. Это не ускользнуло от Мельниковой. Она
жалела его от всего сердца, но чем могла помочь ему?
- Человек обладает замечательным свойством привыкать к обстановке, -
сказала она только для того, чтобы что-нибудь сказать. - Ты привыкнешь, и
жизнь покажется тебе не такой уж мрачной.
- Конечно! - ответил Волгин обычным тоном. - Я сегодня просто в
плохом настроении. Идем! Пора завтракать.
После своего пробуждения Волгин уже месяц жил на Кипре. И все, кто
был с ним, также не покидали острова. Иэйа должен был скоро улететь на
Цереру, где его ожидал присланный за ним космолет. Никто не хотел
расстаться с фаэтонцем раньше времени.
Иэйю полюбили все. Да и нельзя было не полюбить этого мудрого,
доброго, полного влекущего обаяния человека. И Волгин, несмотря на весь
свой пессимизм и скептическое отношение к факту своего выздоровления, все
же был благодарен фаэтонскому ученому за спасение своей жизни.
Иэйа ежедневно тщательно исследовал Волгина, но никому ничего не
сообщал о своих выводах. И его никто ни о чем не спрашивал: если будет
нужно, он сам скажет.
До отлета ракетоплана на Цереру остался один день.
И в то самое время, когда Волгин разговаривал с Мельниковой,
решившейся наконец рассказать ему об отлете своих товарищей на Грезу, в
доме, где все четыре года жил Иэйа, шел другой разговор, непосредственно
касающийся Волгина.
Сидя на низком "диване", Ио, Люций, еще два врача и Мэри с ужасом
слушали, что говорил им фаэтонский ученый.
Казавшийся бесстрастным голос Иэйи произносил слова, от которых
холодный пот выступал на лицах слушателей.
Это было так неожиданно и так непереносимо страшно...
- Действие "Черного блеска", - говорил Иэйа, - в общем аналогично
действию других радиоактивных веществ. Но оно имеет свои особенности.
Лучевое влияние на человеческий и всякий живой организм нам совершенно
ясно. Летаргия, вызываемая "Черным блеском", не может принести вреда
человеку. Она только выключает его из жизни на тот или иной срок. А затем
человек пробуждается вполне здоровым, даже еще более здоровым. И вы видели
на примере Волгина, что наш вывод был правильным. Любой другой человек на
его месте продолжал бы жить, как будто никакого перерыва и не было. Но мы
не учли, и я только теперь понял это, что Волгин не обычный человек. Он
был мертв почти две тысячи лет по вашему счету. Затем его воскресили. Это
не могло не сказаться на самом веществе его нервных волокон, особенно на
веществе спинного мозга. Не понимаю, как мы могли забыть об этом. Он
проснулся внешне здоровым, но только внешне. Я тридцать дней слежу за ним.
Мне сразу не понравились некоторые симптомы, которые я обнаружил в его
нервной системе. Они незаметны, только наши приборы фиксируют их. Идет
непрерывный и грозный процесс. И против него не существует никаких
средств. Может быть, их найдут в будущем. Волгин обречен, и его нельзя
спасти.
- Значит, смерть?
- К сожалению, хуже. Но, может быть, он сам, когда вы сообщите ему
всю правду, предпочтет смерть.
- Что его ждет?
- Полным паралич. Он сможет прожить несколько лет, но только в
совершенно неподвижном состоянии. Я не знаю, каковы моральные нормы,
которых придерживаются люди Земли в таких случаях. У нас избавляют
человека от ненужных страданий. Как поступить, дело ваше.
- Когда это должно случиться?
- Не могу ответить точно. Частичный паралич, думаю, начнется не
позднее, чем через два месяца. Когда наступит полная неподвижность, я не
знаю.
Молчание нарушил один из двух врачей, присутствовавших при разговоре:
- Значит, по-вашему, ничего нельзя сделать?
- Вы не знаете его причин, как не знаем этого и мы, это не обычный
паралич. Он вызван "Черным блеском" и особенностями организма Волгина. Я
знаю уровень вашей медицинской науки. С любым видом паралича вы справились
бы. Но не с этим. По-моему, сделать ничего нельзя.
Волгин вернулся на Ривьеру, в дом Мунция. С ним были Мария, Владилен
и Мэри.
Волгин чувствовал себя прекрасно. Прогрессирующий процесс,
обнаруженный Иэйа, еще никак не проявлял себя.
Волгин был весел, часами играл с маленьким Дмитрием, и казалось, что
его покинули все мрачные мысли о будущем.
Он привязался к своему тезке, и тот платил ему такой же
привязанностью. Двухлетний ребенок уже свободно владел речью, его начали
обучать чтению, письму, арифметике. И Волгин мог непосредственно
наблюдать, с какой легкостью и быстротой современные дети постигали все
то, что дети его времени узнавали к восьми, девяти годам.
Волгин снова вернулся к мысли совершить наконец поездку по Земле,
которая откладывалась уже столько раз, и при активном участии своего друга
с увлечением разрабатывал маршрут.
- А меня ты возьмешь с собой? - спрашивал Дмитрий.
Волгин вопросительно смотрел на Мэри, которая, едва сдерживая слезы,
утвердительно кивала головой. Она хорошо знала, что все эти планы
несбыточны, что Волгина нельзя никуда отпускать. Если он будет настаивать
на отъезде, придется искать предлог, чтобы задержать его. Дом Мунция
должен был стать последним местом пребывания Волгина на Земле. Отсюда он
вернется в павильон острова Кипр или... Но даже про себя Мэри не решалась
докончить фразу.
Она жила в напряженном состоянии постоянного ожидания. Каждое утро
при встрече с Волгиным она боялась заметить признаки, о которых говорил
Иэйа. Но дни шли, а грозные симптомы не обнаруживались.
И все же Мэри знала, что фаэтонский ученый не мог ошибиться.
И те, кто был посвящен а тайну, так же не сомневались в правильности
диагноза. В Верховном Совете науки шли горячие споры.
Мысль, что можно попытаться найти средство излечения в процессе самой
болезни, сразу была отвергнута. Против нее категорически выступал Люций.
Он заявил, что считает совершенно невозможным подвергать Волгина такому
жестокому испытанию. И за исключением немногих все согласились с ним.
Для членов Совета вопрос состоял в том, стоит ли говорить Волгину о
грозящей ему участи или нет, предоставить ему самому решить свою судьбу
или распорядиться ею без его ведома.
Ученые были поставлены в трудное положение. Пациент в настоящее время
совершенно здоров и не помышляет о смерти. Нависшая над ним опасность была
единственной в своем роде и не угрожала больше никому. Да и сам пациент
был человеком, находящимся на особом положении.
Естественно, что решающее слово принадлежало Люцию. Остальные
высказывали только свое мнение.
Вся эта дискуссия терзала сердце Люция нестерпимой мукой. Он не
сомневался ни одной минуты, что Волгина ожидает смерть. Памятные слова
Волгина, сказанные в ответ на поздравление Ио, продолжали звучать в ушах
Люция, тот тон, которым это было сказано, не оставлял надежды. "Не с чем",
- ответил Волгин. Люций понял тогда, что Ксения была права.
Кто знает, может быть, этот неожиданный конец - благодеяние для
Дмитрия Волгина!
Люций жестоко раскаивался в том, что воскресил Волгина. "Великий"
опыт казался ему теперь преступлением. Он не мог больше продолжать эту
дискуссию и решил положить ей конец. Пусть неизбежное случится...
Он выступил и сказал:
- Для меня нет сомнения, чем все это кончится. Я знаю Дмитрия. Это
просто проснулся, как привык просыпаться всегда. И сразу вспомнил все, что
видел и испытал до момента потери сознания.
Было темно. Он лежал в мягкой и удобной постели. Смутно проступали
очертания предметов: ночного столика, нескольких кресел, стола. Очевидно,
была ночь.
"Ясно! - подумал Волгин. - Я на Марсе. Эскадрилья вернулась туда
после этой странной истории с "Ф-277". Но ведь я-то потерял сознание,
почему же меня не положили в больницу? Да, у них нет больниц. Но почему
тогда я один? Нет даже сиделки. Странно".
Привычным мысленным приказом он потребовал, чтобы открылось окно,
если оно есть в комнате.
"Окно" открылось. Темная завеса раздвинулась, и неожиданно на постель
Волгина лег луч лунного света.
"Вот как! Я на Земле. Еще более странно. Неужели я мог так долго
спать?"
Он чувствовал себя настолько обычно, что ему и в голову не приходило,
что он мог быть столь длительное время в бессознательном состоянии.
Вероятно, его просто усыпили.
Но болен он или здоров?
Спать ему совершенно не хотелось, но встать с постели он не решался.
А вдруг он все-таки болен и ему нельзя вставать?
"Если бы это было так, - решил он наконец, - то возле меня кто-нибудь
был".
Смущало отсутствие верхней одежды. Ее нигде не было видно. Волгин все
же встал.
Он не ощутил при этом никакой слабости. Нет, совершенно ясно: он
вполне здоров!
Он подошел к окну. И тут только заметил, что это было действительно
окно, сквозное отверстие в стене, а не прозрачная стенка, как в других
домах.
Он сел на подоконник.
Было приятно смотреть на Луну, на звездное небо, такое привычное,
родное...
"Ф-277" - голубой клубящийся шар... зеленые огоньки в воздухе
корабля, обжигающем, как пламя... лица Керри и Чарли, напряженные, с
широко открытыми глазами, полными ужаса. Хорошо, что все это кончилось,
прошло, кануло в прошлое!
Нет, больше он не покинет Землю! Хватит космических впечатлений!
Жаль все же, что он не видел, что было дальше. Но, видимо, ничего
страшного не произошло, иначе он не был бы здесь, на Земле. Катастрофы
удалось избежать.
Но с ним все же что-то случилось. Почему-то пришлось усыпить его к
отправить на Землю, на остров Кипр... Волгин внезапно сообразил, что
мысленно назвал место, где находится. Конечно, это был сад, который он
видел тогда, после выхода из лечебного павильона. Он узнал его.
Тропические растения, узкие песчаные дорожки, белые здания, прячущиеся в
зелени. А вон там знакомый купол павильона, в котором он пролежал столько
томительных месяцев.
Волгин сдвинул брови и задумался.
Если его привезли сюда, значит, с ним было что-то серьезное. Не
просто сон после обморока. Но что же произошло? И сколько времени он здесь
находится?
Его путало, сбивало с толку то обстоятельство, что он один, что возле
него никого нет.
Но утром кто-нибудь придет наверняка, и тогда он все узнает.
Он приготовился терпеливо ждать утра.
Знакомый, едва слышный звук долетел до ушей Волгина. Это отворилась
дверь. Он быстро лег. В комнату кто-то вошел.
Завеса окна чуть-чуть раздвинулась. Волгин увидел, что вошла женщина.
Когда она приблизилась, он узнал в ней Мельникову.
Он поспешно закрыл глаза. Его считают больным - это ясно. Иначе
необъяснимо ее появление глухой ночью. А раз так, ее может взволновать
неожиданное пробуждение Волгина.
Мария Александровна подошла к постели и наклонилась над нею. Видимо,
ее успокоило ровное дыхание Волгина, она повернулась, чтобы уйти. Он
понял, что она дежурная и находилась в соседней комнате. Может быть, ее
привели сюда звуки его шагов, а теперь она уверена, что ошиблась.
Мысль, что она уйдет и он останется снова один, испугала Волгина. Он
тихо позвал:
- Мария.
Она резко обернулась. Окно еще оставалось приоткрытым, и на ее лицо
падал лунный свет. Волгин видел, что Мельникова не поверила своему слуху,
она напряженно всматривалась в полумрак комнаты, стараясь рассмотреть лицо
Волгина. Он повторил:
- Мария!
С радостным возгласом она бросилась к нему.
- Ты проснулся? Дмитрий! Дима! Так называла его когда-то Ирина!
- Надо сообщить всем!
- Постой! - сказал Волгин. - Не надо никого будить. Скоро утро.
Мария, вернись!
- Но я должна...
- Ничего ты не должна. Я еще сплю. Она вернулась.
- Все ждут, когда ты проснешься.
- Подождут еще немного. Сядь! Расскажи мне, что случилось. Я хочу
услышать все от тебя.
Мельникова присела на край постели.
- Не знаю, право, - сказала она. - Люций приказал категорически...
- Я еще не проснулся, - улыбаясь, повторил Волгин. - Когда проснусь,
ты позовешь Люция.
Раньше он говорил ей "вы". Но ведь она сама, первая, перешла на
дружеское "ты". Волгин обрадовался этому. Она всегда относилась к нему
сдержанно из-за своего злосчастного сходства с Ириной. Болезнь помогла
льду растаять - чудесно!
- Рассказывай! - сказал он.
Он приказал окну "открыться". Лунный сеет опять залил комнату.
Волгин внимательно посмотрел на Мельникову и вздрогнул.
Она выглядела гораздо старше. Это не было обманом освещения:
она действительно постарела на несколько лет. Как это могло случиться
за пару недель? В чем дело?
- Говори же! - умоляюще сказал он, видя, что она колеблется.
Мельникова действительно колебалась. Ей было строжайше предписано в
случае пробуждения Волгина немедленно известить Люция, Ио и фаэтонского
врача. Может быть, Волгину необходима дать какое-нибудь лекарство, может
быть, задержка причинит ему вред? Но она помнила, как Иэйа всего несколько
часов назад сказал (Мэри перевела его слова), что Волгин должен проснуться
так, как просыпался всегда, когда он был совершенно здоров. И выглядит он
прекрасно.
Она не могла противиться умоляющему выражению лица Волгина. Он хочет
услышать от нее. Пусть так и будет!
Она не могла уйти. Ей было приятно находиться с ним наедине, в
комнате, освещенной Луной, старой Луной, такой же, как в былое время, быть
с человеком, близким ей больше, чем все остальные люди на Земле, со своим
современником.
"Милый Дима, - думала она, - ты еще не знаешь, что мы одни остались
на Земле. Совсем одни!"
Говорить ему об этом Люций запретил.
- Ты хорошо себя чувствуешь?
- Прекрасно. Не бойся ничего. Рассказывай!
Она рассказала обо всем. Как был доставлен на Марс "И-76", как были
найдены в нем бесчувственные тела трех членов экипажа и самого Волгина. (О
том, что он один остался жив, было решено не рассказывать, пока Волгин
окончательно не оправится.) Она рассказала, как его привезли на Кипр,
положили в павильоне, как мучились все неизвестностью, о прилете
фаэтонских ученых.
- Все случилось так, как они сказали, месяц назад ты очнулся от
летаргии, и тебя перенесли из павильона сюда. Со дня на день ожидали
окончательного пробуждения. Я очень рада, что это произошло в мое
дежурство.
- Наверное, дежурят и Мэри и Ксения, - сказал Волгин.
- Мэри - да, а Ксении здесь нет. Она... в Ленинграде. Не знаю, что
побудило меня войти к тебе в неурочный час. Но мне послышалось...
- Я вставал и подходил к окну, - сказал Волгин, - Но, Мария, постой.
Ты сказала: четыре года. Ты уверена?
- Как же я могу быть не уверенной в этом! Мы все считали дни.
- Который час?
- Около пяти утра. Скоро взойдет солнце.
- Тогда я уже проснулся, - засмеялся Волгин. - Ты только что узнала
об этом. Поздоровайся со мной и иди звать Люция.
Через несколько минут комната наполнилась людьми. Прибежали Люций,
Ио, Владилен, Мэри и многие другие, которых Волгин не знал. Пришел Иэйа,
маленький, хрупкий, с мощным лбом над громадными глазами, очень пожилой.
Никого из космонавтов с "Ленина" не было.
Это удивило Волгина.
Пока Ио и фаэтонец осматривали его, Волгин не спускал глаз с Мэри.
Она в чем-то явно изменилась, но нисколько не постарела, как Мельникова.
Четыре года не повлияли на свежесть ее лица.
"Конечно, она моложе Марии, но не надо забывать, что современные люди
выглядят совсем молодыми в пятьдесят лег. Что для них какие-то четыре
года! То же, что были для нас несколько месяцев".
Волгин почувствовал горечь от этой мысли. Он и Мария состарятся,
одряхлеют, а вот она, Мэри, будет все такой же - молодой и здоровой. И
остальные будут такими же.
Мельникова показалась ему еще ближе, еще дороже. Она не покинула
его...
Владилен заметил пристальный взгляд Волгина, устремленный на Мэри. С
проницательностью людей этой эпохи он понял мысли своего друга.
- Ты удивлен переменой в Мэри, - сказал он. - Она объясняется просто.
Мэри - мать. У нее родился сын. Он назван в твою честь Дмитрием.
Спрашивать, кто отец ребенка, было незачем. Волгин протянул руку
Владилену.
- Поздравляю вас обоих. А где он, мой тезка?
- В доме Мунция, с Эрой. Она закончила свою работу в истребительном
отряде и вернулась на Землю. Правда, на время. И пожелала повозиться с
внуком.
- Не буду спрашивать, - сказал Волгин, - здоров ли маленький Дмитрий.
С ним, конечно, все в порядке?
- Я видела его вчера днем, - сказапа Мэри. - И первое, что он спросил
у меня, - это о тебе.
Почему-то ее слова удивили Волгина: ему представлялось, что сын Мэри
еще грудной ребенок.
- Сколько ему?
- Скоро будет два года.
И внезапно чувство безысходной тоски охватило Волгина. Зачем его
спасли, снова заставили жить, зачем не дали ему умереть?.. Люди вокруг
живут полной жизнью, все им доступно, все к их услугам, все радости жизни,
они счастливы... А они? Если Мария даже согласится быть его женой, у них
никогда не будет детей. Нельзя обрекать еще одно существо на жизнь
неполноценного человека, нельзя, невозможно! Это было бы чудовищной
жестокостью.
- Ты совершенно здоров, Дмитрий, - сказал Ио. - Поздравляю тебя.
- Не с чем, - сухо ответил Волгин.
Люций, говоривший с кем-то в глубине комнаты, повернул голову,
посмотрел на Волгина и побледнел.
- Итак, они улетели?
- Да, три года тому назад. Ксения очень не хотела покидать Землю. Но
Виктор умер...
- Он не хотел этого, - сказана Мельникова. - Нет, не думай, это не
самоубийство. Он заболел. Я думаю, что причиной этом болезни была все
возрастающая тоска...
- Я его понимаю, - прошептал Волгин.
- Его хотели усыпить, но Виктор отказался. Он не позволил лечить себя
никому, кроме меня и Федора. А что мы могли сделать? Наша медицина не
знала средств от подобных болезней. Обмануть его? Мы не решились на это.
Он зная, что мы этого не сделаем.
- Удивляюсь вашей сговорчивости. Я обратился бы к современным врачам,
- Ты бы не сделал этого. Признаюсь тебе, я говорила с Люцием. Он
ответил...
- Знаю, - перебил Волгин. - Что-нибудь о свободной воле каждого
человека.
- Они смотрят на такие вещи иначе, чем смотрели мы. И их нельзя
упрекать за это.
- Я их не упрекаю. Итак, Виктор умер, и Ксения?..
- Она была вынуждена лететь со всеми. Ведь на нашем космолете Ксения
была вторым штурманом. Только она и Виктор знали, как найти Грезу.
Современным астронавтам эта планете еще неизвестна.
- Они улетели на "Ленине"?
- Да, так назвали корабль. Только с нашим он не имеет ничего общего.
Я было удивилась, откуда ты это знаешь, но потом вспомнила, что нам
рассказывал об этой экспедиции Владилен, когда мы летели на Марс.
- Когда они должны вернуться? Мельникова опустила глаза.
- На Земле пройдет больше тысячи лет, - прошептала она.
- Опять путешествие в будущее.
Волгин сказал это равнодушно. "Измена" друзей глубоко обидела его.
Они даже не оставили ему писем, только несколько строчек от Ксении,
кончающихся неуместным словом "до свиданиям. А впрочем, кто он для них?
Почему они должны жертвовать ради него своими интересами?
Мельникова давно заметила перемену в отношении Волгина к улетевшим и
поняла причину.
- А почему ты не улетела, Мария? - неожиданно спросил Волгин.
- Дима, ты ничего не понимаешь, - сказала Мельникова, уклоняясь от
ответа на его вопрос. - Через два года на Грезу отправляется вторая
экспедиция. Они были уверены, что мы с тобой прилетим к ним. Они просили
сказать тебе, что будут с нетерпением ждать тебя. Милый мой Димочка! -
ласково прибавила она, проведя рукой по его волосам. - Что тебе делать на
Земле?
Волгин заметил ее маневр. Но вторично задать тот же вопрос он не
решился. Если она ответит не так, как он ожидал, будет тяжело, очень
тяжело. Лучше сохранить надежду.
- Я до сих пор не знаю, что такое ваша Греза, - сказал он,
притворившись заинтересованным. В действительности он сразу решил, что не
полетит никуда. - Расскажи о ней. Надо же мне знать, куда меня приглашают.
- Греза - это планета звезды шестьдесят один созвездия Лебедя.
Астрономы давно подозревали, что у этой звезды есть планетная система.
Грезу мы нашли случайно. До этого мы обнаружили две необитаемые планеты.
Но мы искали такую, где могла бы развиться жизнь, подобная земной. И вот
нашли. Разумные существа оказались похожими на нас. Но они очень
напоминают обезьян. Тело их покрыто бурыми волосами. Правда, они ходят
одетыми. У них шестипалые руки и громадные, непропорционально громадные
ноги. А головы маленькие, с узкими покатыми лбами. Но они люди, а не
животные, у них есть разум. И цивилизация примерно на уровне
девятнадцатого века на Земле. Они не знают еще электричества, радио,
самолетов. Но у них есть автомобили с паровым двигателем. Если бы они
ходили по рельсам, это были бы маленькие паровозы. Поездов у них нет.
Греза очень богата водой. Там много пароходов. Конечно, все это было
тогда. Сейчас у них прошло несколько веков. Все могло измениться.
- По твоему описанию. - сказал Волгин, - эти существа довольно
несимпатичны. Как они вас встретили?
- Очень хорошо. Мы приглашали их к нам, но желающих не нашлось.
Объяснялись мы с ними мимикой и жестами. Пробыли мы там недолго.
- Почему вы не фотографировали Грезу?
- Как? - удивилась Мельникова. - Ты не видел нашего кинофильма?
- Нет. Надо будет посмотреть. Откуда это название - Греза?
- Так назвал эту планету Котов. Их названия мы так и не узнали.
- Никогда бы не подумал, что Константин способен быть поэтом. Судя по
тому, что ты рассказала, это название неудачное.
- Я говорила о людях, а не о самой планете. Посмотрим фильм, и ты
поймешь. Греза чарующе прекрасна. Никогда и нигде я не видела такой
красивой природы. Какое богатство красок и оттенков! Растительность
зеленая и голубая, небо синее-синее, моря, озера, реки - как жидкий
изумруд. Воздух поразительно чист. Высокие горные хребты с белыми снежными
вершинами. Масса животных и очень красивых птиц всех цветов радуги. А
ночью все заливает свет трех лун, создающих причудливое переплетение
теней. Две из них желтые, как наша, а третья, самая большая, красная,
вернее, темно-оранжевая. Когда они светят все три сразу, создается
фантастическая картина. Ты сам увидишь ее и полюбишь Грезу. Ее нельзя не
полюбить. А к внешнему виду людей скоро привыкаешь.
- Нет, Мария! - сказал Волгин. - Я не полечу не Грезу. Я вообще
никуда больше не полечу. Я умру на Земле. А ты лети! Соединись со своими
друзьями, которые тебе ближе, чем я. Ты осталась ради меня. Не спорь, я
знаю, что это так. И ты была права, мне было бы очень тяжело проснуться и
не увидеть никого из вас. До последнего вздоха я не забуду этого.
- Я и не спорю, - ответила Мельникова. - Но я осталась потому, что
похожа на твою Ирину.
- Ира умерла.
- Но не в твоем сердце, Дима?
Волгин ничего не ответил,
Мельникова внимательно посмотрела на него. Нет, она не хотела
говорить об этом, она надеялась, что он сам поймет. Но вот уже второй раз
Волгин пытается возобновить этот разговор. Ничего не поделаешь!
- Дмитрий! - сказала она решительно. - Давай покончим с этим.
Договорим до конца. Ты думаешь, что любишь меня, что я тебе нужна. Но ты
ошибаешься. Ты любишь свою жену. Если бы я не была на нее так похожа, ты
не обратил бы на меня внимания и относился ко мне так, как относишься к
Ксении. Ты хороший, прямой, честный человек, с сильной волей. Будь же
искренен до конца.
Волгин почувствовал себя пристыженным. Она была права. Он крепко сжал
ее руки.
- Но ты будешь со мной до отлета на Грезу?
- Конечно, Дима! Но я уверена, что ты передумаешь и полетишь тоже.
Разве ты не хочешь увидеть Игоря и других? Там, на Грезе, у нас будет
много работы. Мы передадим все свои знания ее обитателям.
- Мы? - насмешливо спросил Волгин. - Ты в этом уверена? Ах, Маша,
Маша! Я больше чем уверен, мы и там окажемся отсталыми людьми. Ты
говоришь, увидеть Игоря и остальных. Да, я хочу их увидеть, мне тяжело
расстаться с тобой. Но и на Земле есть люди, которые стали мне родными:
Люций, его отец. Мэри, Владилен. Это мои друзья. Я полюбил их, и они меня
очень любят. С ними я не так чувствую свою беспомощность, меньше ощущаю
свою никчемность. А потом, родина есть родина...
- Пожалуй, ты прав, - задумчиво сказала Мельникова. - Мы ушли в
будущее добровольно. Мы были подготовлены к этому. А тебе выпала тяжелая
судьба, и ты, конечно, прав. Оставайся на Земле. У тебя хватит воли и
мужества вытерпеть все до конца. Если бы они знали, - воскликнула
Мельникова, и Волгин понял, что она говорит о своих товарищах, улетевших
на Грезу. - они никогда не покинули бы тебя!
Но они были так уверены, что ты с радостью присоединишься к ним.
- Я понял и не осуждаю их, - сказал Волгин. - В конце концов они
поступили разумно. Я даже советую, - прибавил он с обычной, чуть
насмешливой улыбкой, - не останавливаться на этом. Возвращайтесь с Грезы
обратно на Землю, посмотрите, что стало с нею, и снова отправляйтесь в
полет. Так вы увидите историю Земли на протяжении сотен веков. Это ведь
очень интересно. И скучать вам не придется.
- Но и ты мог бы поступить так же.
- Нет, я не рожден космонавтом. На один день я отправился если не в
космос, то в преддверие его, и с меня достаточно этого. Судьба Керри,
Чарли, Владимира навсегда отвратила меня от космических путешествий. Я
земной человек, Мария, и всегда буду таким. Не всем доступна радость
исследователя. Я решил поступить самым простым рабочим на какой-нибудь
завод. Найдется же у них неквалифицированная работа. И буду учиться с
самого начала. Люций говорил, что я проживу еще сто лет или немного
меньше. Времени достаточно,
Волгин говорил с горечью. Это не ускользнуло от Мельниковой. Она
жалела его от всего сердца, но чем могла помочь ему?
- Человек обладает замечательным свойством привыкать к обстановке, -
сказала она только для того, чтобы что-нибудь сказать. - Ты привыкнешь, и
жизнь покажется тебе не такой уж мрачной.
- Конечно! - ответил Волгин обычным тоном. - Я сегодня просто в
плохом настроении. Идем! Пора завтракать.
После своего пробуждения Волгин уже месяц жил на Кипре. И все, кто
был с ним, также не покидали острова. Иэйа должен был скоро улететь на
Цереру, где его ожидал присланный за ним космолет. Никто не хотел
расстаться с фаэтонцем раньше времени.
Иэйю полюбили все. Да и нельзя было не полюбить этого мудрого,
доброго, полного влекущего обаяния человека. И Волгин, несмотря на весь
свой пессимизм и скептическое отношение к факту своего выздоровления, все
же был благодарен фаэтонскому ученому за спасение своей жизни.
Иэйа ежедневно тщательно исследовал Волгина, но никому ничего не
сообщал о своих выводах. И его никто ни о чем не спрашивал: если будет
нужно, он сам скажет.
До отлета ракетоплана на Цереру остался один день.
И в то самое время, когда Волгин разговаривал с Мельниковой,
решившейся наконец рассказать ему об отлете своих товарищей на Грезу, в
доме, где все четыре года жил Иэйа, шел другой разговор, непосредственно
касающийся Волгина.
Сидя на низком "диване", Ио, Люций, еще два врача и Мэри с ужасом
слушали, что говорил им фаэтонский ученый.
Казавшийся бесстрастным голос Иэйи произносил слова, от которых
холодный пот выступал на лицах слушателей.
Это было так неожиданно и так непереносимо страшно...
- Действие "Черного блеска", - говорил Иэйа, - в общем аналогично
действию других радиоактивных веществ. Но оно имеет свои особенности.
Лучевое влияние на человеческий и всякий живой организм нам совершенно
ясно. Летаргия, вызываемая "Черным блеском", не может принести вреда
человеку. Она только выключает его из жизни на тот или иной срок. А затем
человек пробуждается вполне здоровым, даже еще более здоровым. И вы видели
на примере Волгина, что наш вывод был правильным. Любой другой человек на
его месте продолжал бы жить, как будто никакого перерыва и не было. Но мы
не учли, и я только теперь понял это, что Волгин не обычный человек. Он
был мертв почти две тысячи лет по вашему счету. Затем его воскресили. Это
не могло не сказаться на самом веществе его нервных волокон, особенно на
веществе спинного мозга. Не понимаю, как мы могли забыть об этом. Он
проснулся внешне здоровым, но только внешне. Я тридцать дней слежу за ним.
Мне сразу не понравились некоторые симптомы, которые я обнаружил в его
нервной системе. Они незаметны, только наши приборы фиксируют их. Идет
непрерывный и грозный процесс. И против него не существует никаких
средств. Может быть, их найдут в будущем. Волгин обречен, и его нельзя
спасти.
- Значит, смерть?
- К сожалению, хуже. Но, может быть, он сам, когда вы сообщите ему
всю правду, предпочтет смерть.
- Что его ждет?
- Полным паралич. Он сможет прожить несколько лет, но только в
совершенно неподвижном состоянии. Я не знаю, каковы моральные нормы,
которых придерживаются люди Земли в таких случаях. У нас избавляют
человека от ненужных страданий. Как поступить, дело ваше.
- Когда это должно случиться?
- Не могу ответить точно. Частичный паралич, думаю, начнется не
позднее, чем через два месяца. Когда наступит полная неподвижность, я не
знаю.
Молчание нарушил один из двух врачей, присутствовавших при разговоре:
- Значит, по-вашему, ничего нельзя сделать?
- Вы не знаете его причин, как не знаем этого и мы, это не обычный
паралич. Он вызван "Черным блеском" и особенностями организма Волгина. Я
знаю уровень вашей медицинской науки. С любым видом паралича вы справились
бы. Но не с этим. По-моему, сделать ничего нельзя.
Волгин вернулся на Ривьеру, в дом Мунция. С ним были Мария, Владилен
и Мэри.
Волгин чувствовал себя прекрасно. Прогрессирующий процесс,
обнаруженный Иэйа, еще никак не проявлял себя.
Волгин был весел, часами играл с маленьким Дмитрием, и казалось, что
его покинули все мрачные мысли о будущем.
Он привязался к своему тезке, и тот платил ему такой же
привязанностью. Двухлетний ребенок уже свободно владел речью, его начали
обучать чтению, письму, арифметике. И Волгин мог непосредственно
наблюдать, с какой легкостью и быстротой современные дети постигали все
то, что дети его времени узнавали к восьми, девяти годам.
Волгин снова вернулся к мысли совершить наконец поездку по Земле,
которая откладывалась уже столько раз, и при активном участии своего друга
с увлечением разрабатывал маршрут.
- А меня ты возьмешь с собой? - спрашивал Дмитрий.
Волгин вопросительно смотрел на Мэри, которая, едва сдерживая слезы,
утвердительно кивала головой. Она хорошо знала, что все эти планы
несбыточны, что Волгина нельзя никуда отпускать. Если он будет настаивать
на отъезде, придется искать предлог, чтобы задержать его. Дом Мунция
должен был стать последним местом пребывания Волгина на Земле. Отсюда он
вернется в павильон острова Кипр или... Но даже про себя Мэри не решалась
докончить фразу.
Она жила в напряженном состоянии постоянного ожидания. Каждое утро
при встрече с Волгиным она боялась заметить признаки, о которых говорил
Иэйа. Но дни шли, а грозные симптомы не обнаруживались.
И все же Мэри знала, что фаэтонский ученый не мог ошибиться.
И те, кто был посвящен а тайну, так же не сомневались в правильности
диагноза. В Верховном Совете науки шли горячие споры.
Мысль, что можно попытаться найти средство излечения в процессе самой
болезни, сразу была отвергнута. Против нее категорически выступал Люций.
Он заявил, что считает совершенно невозможным подвергать Волгина такому
жестокому испытанию. И за исключением немногих все согласились с ним.
Для членов Совета вопрос состоял в том, стоит ли говорить Волгину о
грозящей ему участи или нет, предоставить ему самому решить свою судьбу
или распорядиться ею без его ведома.
Ученые были поставлены в трудное положение. Пациент в настоящее время
совершенно здоров и не помышляет о смерти. Нависшая над ним опасность была
единственной в своем роде и не угрожала больше никому. Да и сам пациент
был человеком, находящимся на особом положении.
Естественно, что решающее слово принадлежало Люцию. Остальные
высказывали только свое мнение.
Вся эта дискуссия терзала сердце Люция нестерпимой мукой. Он не
сомневался ни одной минуты, что Волгина ожидает смерть. Памятные слова
Волгина, сказанные в ответ на поздравление Ио, продолжали звучать в ушах
Люция, тот тон, которым это было сказано, не оставлял надежды. "Не с чем",
- ответил Волгин. Люций понял тогда, что Ксения была права.
Кто знает, может быть, этот неожиданный конец - благодеяние для
Дмитрия Волгина!
Люций жестоко раскаивался в том, что воскресил Волгина. "Великий"
опыт казался ему теперь преступлением. Он не мог больше продолжать эту
дискуссию и решил положить ей конец. Пусть неизбежное случится...
Он выступил и сказал:
- Для меня нет сомнения, чем все это кончится. Я знаю Дмитрия. Это