в доме есть дети. Если вам так хочется увидеть, то надо выключить
контрольный прибор. Но я не знаю, как это делается. Для этого придется
вызвать механика.
- Нет, - ответил Волгин. - Пока не надо никого вызывать. Я могу
подождать.
Когда Мунций был в отъезде, Волгин не давал никаких заказов и ел то,
что находил на столе. Но он скоро заметил, что все подаваемые ему блюда
были именно теми, которые он раньше чаще всего заказывал. Кто-то или
что-то запомнило его вкус.
Дом был "по горло" насыщен техникой, создающей максимальный комфорт
его обитателям. Все делалось само собой, и делалось именно так, как было
нужно. Создавалось впечатление, что невидимые автоматы внимательно и
заботливо следят за людьми, знают их желания и даже слышат их мысли.
Волгина долго поражал "фокус" с освещением комнат. Источников света
нигде не было видно - светились стены и потолки. Но сила их света целиком
зависела от желания человека. Стоило только подумать, что в комнате
недостаточно светло, как тотчас же свет становился ярче. Стояло пожелать
темноты - и стены "потухали".
Двери открывались сами собой, когда кто-нибудь подходил к ним, и сами
собой закрывались за человеком. В туалетной комнате не было ни одного
крана, вода появлялась словно по волшебству и переставала течь, когда
человек больше не нуждался в ней. Волгин нисколько бы не удивился, если
после умывания невидимые руки схватили бы полотенце и вытерли ему лицо.
Волгину уже все казалось возможным.
В кабинете Мунция стояло несколько совершенно прозрачных почти
неразличимых глазом шкафов с книгами. Волгин знал, что эта "роскошь"
является не правилом, а исключением. Обычно книг не держали в доме, их
можно было получать в любой момент из многочисленных книгохранилищ, и
получать, не выходя из дома. Но Мунций по роду своей деятельности нуждался
в личной библиотеке. Тут было много обычных, привычных Волгину книг в
обычных переплетах, но находились и другие - непривычные и странные для
него. Это были маленькие металлические трубочки, сантиметров восьми
длиной. На каждой из них было выгравировано название и, очень редко, имя
автора. В углу на небольшом столике, стоял аппарат, сделанный из какого-то
материала, напоминавшего горный хрусталь. Книга-трубка вставлялась в
специальное отверстие этого аппарата, поворачивалась крохотная рукоятка -
и чистый красивый голос начинал читать книгу. Громкость и скорость чтения
регулировались той же рукояткой. Можно было слушать, сидя в мягком удобном
кресле или лежа.
Но это было не все. В той же трубке, помимо текста, заключалось еще и
изображение - книга была "иллюстрирована". При желании можно было не
только слушать, но и следить за текстом по движущимся на стенке аппарата
"живым" иллюстрациям подобно тому, как в двадцатом веке люди смотрели
кинофильмы на экране телевизора.
Каким образом удавалось вместить в восьмисантиметровую трубочку
довольно объемистую книгу и относящийся к ней "фильм", Волгин не мог
понять.
Он часто пользовался этими трубочками при своих занятиях и скоро
привык к ним. Техника чуждого ему мира становилась понятнее, если он не
только читал о ней, но и видел воочию машины и аппараты.
Тем же способом он ознакомился со многими городами, описание которых
было в библиотеке Мунция, видел новые виды транспорта и даже совершил
полет на Луну, с огромным интересом "прочтя" описание какой-то научной
экспедиции на спутник Земли. В этой экспедиции участвовал сам Мунций, и
Волгин мог видеть его за работой.
Тут же, в кабинете, помещался аппарат, который назывался телеофом и
являлся отдаленным потомком телефона двадцатого века.
Во всем доме не было ковров, портьер и тому подобного, люди избегали
создавать скопища пыли, которые затруднили бы работу убирающих машин, но в
одном из углов кабинета лежал ковер или что-то очень похожее на него. На
нем стояло кресло, а на стене помещался маленький диск с концентрически
расположенными цифрами. Это и был телеоф.
Действие этого аппарата было настолько поразительным и непонятным,
что Волгин, несмотря на четыре прошедших месяца, так и не мог вполне
привыкнуть к нему и каждый раз испытывал волнение, собираясь
воспользоваться этим "телефоном".
Внешне все было просто. Он садился в кресло (пользоваться телеофом
стоя было нельзя) и, нажимая по очереди на цифры, набирал личный номер
Люция. Ни с кем, кроме своего "отца", Волгин не соединялся. Проходило
некоторое время, и в центре диска вспыхивала зеленая точка. Это означало,
что Люций услышал вызов, подошел к аппарату и сел в такое же кресло у себя
дома. Тогда нужно было нажать на зеленую точку.
Каждый раз Волгин усилием воли заставлял себя выполнить это последнее
действие. То, что происходило затем, казалось ему чем-то вроде
галлюцинации.
Как только он нажимал на зеленую точку - в двух шагах, на другом
конце "ковра", появлялось второе кресло и сидящий в нем Люций.
Они могли разговаривать совершенно так же, как если бы находились
действительно в одной комнате, а не в тысячах, километрах друг от друга.
Даже звук голоса Люция исходил от того места, где Волгин видел его губы.
Изображение было так реально и плотно, что предметы, находящиеся за
призраком, не были видны, заслоненные им.
- Встань! - сказал Люций во время их первого разговора по телеофу. -
Пройди вперед, и ты убедишься, что плотность изображения только кажущаяся.
Как только ты встанешь с кресла, я перестану видеть тебя, но ты
по-прежнему будешь видеть меня. Смелее!
Волгин тогда встал и сделал так, как советовал Люций. Он прошел
сквозь кресло и сквозь человека, сидящего в нем. Оглянувшись, он не увидел
ни того, ни другого. Но когда он вернулся на свое место, изображение снова
появилось.
- Мне трудно воспринимать такие вещи, - сказал Волгин. - Я их
совершенно не понимаю.
- В этом нет ничего удивительного, - ответил Люций. - Сделать такой
скачок во времени, какой выпал на твою долю, - это не пустяк. Но придет
время, и ты перестанешь удивляться.
- Придет ли? - вздыхал Волгин.
Если вызов исходил от самого Люция, Волгин узнавал об этом по тихому,
мелодичному звону, который раздавался во всех комнатах дома и на террасе.
Тогда ему нужно было только подойти к телеофу и сесть в кресло.
Изображение его собеседника появлялось сразу, и Волгин отлично знал, что
там, где находился Люций, в этот самый момент появлялся и он, Волгин.
Много раз разговаривали они таким образом, но Волгин все еще не мог
привыкнуть к этому чуду тридцать девятого века, был не в силах относиться
к нему спокойно.
По телеофу можно было говорить с любым человеком, где бы он ни
находился на Земле. И изображение каждого вызванного к разговору послушно
появлялось в любом доме. Подобная радиокинотехника была недоступна
пониманию Волгина.
Телеоф прочно вошел в быт уже несколько веков тому назад. Люди так
привыкли к нему, что не могли себе представить возможности обходиться без
него. Отсюда возникло и привилось странное выражение, которое Волгин
слышал часто: "видеться в натуре". Это означало, что люди увидят друг
друга не по телеофу.
Это были стационарные установки, и пользоваться ими можно было только
в домах. К ним прибегали тогда, когда хотели видеть своего собеседника.
Если же разговор был недолгой и люди находились вне дома, им служили
карманные аппараты, называвшиеся также телеофами, но действующими иначе.
Переносный телеоф представлял собой небольшую плоскую коробку, легко
умещавшуюся в кармане. Коробка не открывалась, и на ней не было ни
отверстий, ни кнопок.
Каждый человек в мире имел свой личный номер, закреплявшийся за ним
от момента рождения и до смерти. Например, Люций имел номер "8889-Л-33",
Мунций - "1637-М-2". Первые четыре цифры назывались "индексом", а
находящиеся за буквой имени - "номером". Сам Волгин получил свой личный
номер в первый же день пребывания в доме Мунция. В виде исключения, а
может быть, и для того, чтобы подчеркнуть необычность владельца, его номер
не имел индекса и был двузначным - "Д-1".
Для вызова нужного человека достаточно было вынуть телеоф из кармана
и, держа его близко ко рту, назвать номер. Сигналом вызова служил звук,
похожий на гудение зуммера. При разговоре аппарат находился в руке, и,
чтобы слышать его, не надо было прикладывать к уху. Кроме нужного
разговора, никакие другие слышны не были, так как каждый номер имел свою,
строго определенную длину волны.
Крохотный "радиотелефон" вызывал чувство восхищения своим
совершенством. Он был вечен. От рождения до смерти он верно служил
человеку, часто переходя от умершего к его друзьям или родственникам,
пожелавшим иметь его как память о прежнем владельце. В случае утери или
случайной порчи карманный телеоф легко было заменить на ближайшем складе,
где дежурный механик в несколько минут настраивал выбранный экземпляр на
нужный номер, если новый владелец сам не мог этого сделать.
Отложив в сторону книгу, Волгин спустился по ступенькам террасы.
Прямая аллея, обрамленная с обеих сторон цветочными грядами, вела от дома
к морскому пляжу. Густые ветви деревьев сплетались над нею, образуя
зеленый свод. Море казалось темно-синей стеной, закрывавшей выход,
незаметно переходящей в синеву неба.
Волгин решил выкупаться, так как день был очень жарким.
Как только он вышел из коридора аллеи, широкий простор словно
распахнулся перед ним. Волгин подошел к воде и залюбовался картиной.
Сверкающей гладью раскинулась необъятная даль. Горячее небо юга
изливало потоки раскаленного воздуха. Как всегда, прекрасно было это
побережье, былая жемчужина Франции - благодатная Ривьера.
Волгин вспомнил, как почти две тысячи лет тому назад был здесь,
приехав из Парижа. Непрерывная линия роскошных отелей и частных вилл
тянулась тогда по берегу, который казался сейчас сплошным садом.
Бесследно исчезла былая Ривьера ди Понента. Субтропическая зелень
подступала к самому морю. В этой зелени прятались небольшие дома, подобные
дому Мунция. В них жили ученые, работавшие в учебных комбинатах,
расположенных в тех местах, где когда-то находились Ницца и Ментона.
Даже следа не осталось от этих двух городов.
Волгин закрыл глаза, подставляя лицо лучам Солнца.
И вдруг показалось ему, что все случившееся с ним - болезнь, смерть,
воскрешение, - все было только сном, мимолетным капризом воображения,
галлюцинацией.
Вот сейчас он откроет глаза, и действительность вступит в свои права.
Он увидит прежнюю Ривьеру, нарядно одетых людей, белые паруса яхт, услышит
вокруг себя многоязычный говор интернациональной толпы...
Высокая волна с гулом обрушилась на берег, залив пеной ноги Волгина.
Он вздрогнул и очнулся.
Пустынный берег новой Ривьеры по-прежнему окружал его.
Но почему пустынный?.. Почему ему показалось так?.. Вон, справа и
слева, везде видны люди. Их не так много, как было когда-то, но берег
совсем не пустынен.
В двухстах метрах от Волгина трое людей с разбегу бросились в море.
Ему показалось, что это три молодые девушки. Долетевший до его ушей
веселый, серебристый смех подтвердил догадку.
Нет старой Ривьеры!
Она исчезла в бездне времени и никогда не вернется. Всем людям, всей
Земле принадлежит новая Ривьера.
Близко от Волгина три представительницы юного поколения новой Земли
весело резвились в воде. Каждую минуту долетал к нему их беззаботный смех.
Что знают они, эти девушки, о двадцатом веке? Как они представляют его
себе? Для них все, что близко и понятно Волгину, - история древности.
Вероятно, они знают об этом так же, как сам Волгин знает о жизни Древнего
Рима.
А он?
Эти девушки не могут не знать, что воскресший человек двадцатого века
живет тут же, рядом с ними. Они не могут не видеть одинокой фигуры на
берегу, возле дома Мунция, вероятно, хорошо им знакомого. И по внешнему
виду, а главное, по росту, давно догадались, кто этот одинокий человек.
Так почему же они не подплывают ближе, чтобы взглянуть на него? Неужели
чувство любопытства, свойственное юности, не знакомо им?
"Плывите, девушки, если вам этого хочется! Подойдите ко мне, дайте
мне почувствовать вашу близость! Ведь вы мои новые современники. Если бы
вы могли догадаться, как нужны мне ваши юные счастливые лица, как трудно
стало жить без людей, вы, конечно, явились бы сразу. Но вы этого никогда
не сделаете. Я сам воздвиг между нами глухую стену, и только я сам могу
снести ее. А если я подплыву к вам? Как встретите вы меня? Испугаетесь?
Или дружески улыбнетесь?"
На мгновение Волгину мучительно захотелось броситься в воду и поплыть
к ним, этим девушкам - людям нового мира, - но он сдержал свой порыв.
Ничего, кроме неловкости, не могло из этого получиться. Его встретят с
недоуменной улыбкой, и все три сразу убегут от него.
Он глубоко ошибался и не мог еще осознать всей глубины этой ошибки.
Он не знал людей нового мира. Только много времени спустя, вспоминая этот
эпизод, Волгин смог представить себе с полной достоверностью, как
встретили бы его появление три девушки.
Он отвернулся от них.
Последние дни все чаще и чаще являлось у него желание приблизиться к
людям, прекратить затворничество.
- Пора кончать! -сказал он самому себе. - Довольно! Пусть смотрят на
меня, как хотят, но больше я не могу быть один!
Раздевшись, Волгин с наслаждением погрузился в прохладные волны
прибоя. Он хорошо умел плавать и в годы студенчества нередко участвовал в
соревнованиях. Вспомнив об этом, он подумал: "Сохранился ли в мире спорт и
спортивные игры?" В беседах с Мунцием он почему-то ни разу не коснулся
этого вопроса. Он знал только, что гимнастика распространена повсеместно
на всей Земле, но проводятся ли по ней соревнования, он не знал.
Волгин далеко отплыл от берега. С острой радостью ощущал он силу
своих рук, уносящих тело вперед в стремительном кроле. Только в дни юности
мог он плыть так долго и в таком темпе. Живя в Париже, он иногда посещал
бассейн и постепенно убеждался, что стареет, что плавать долго и быстро
становится все труднее.
И вот он снова силен и молод. Каким волшебством вернулась к нему
юность? Как Мефистофель из поэтической сказки Гете, Люций вернул не только
молодость, но и самую жизнь.
"Поистине человек всесилен!" - думал Волгин.
Он плыл все дальше и дальше. Море было спокойно. Сзади, от берега,
доносился к Волгину едва слышный шум прибоя. Оборачиваясь, он ясно
различал на горизонте мыс Монако. В его время там помещался всемирный
притон Монте-Карло. Что находится там сейчас?
Почувствовав утомление, Волгин перевернулся на спину и долго лежал,
слегка покачиваясь на длинных волнах зыби. Должно быть, они пришли от
Гибралтара, из просторов Атлантического океана.
Неизвестно откуда взявшееся облако закрыло Солнце - и палящие его
лучи потеряли свою силу.
Волгин лениво отдался приятной истоме отдыха.
Какой-то арелет показался со стороны берега и низко пролетел над
Волгиным. Он с улыбкой подумал, что пилот, вероятно, не знает, кто этот
одинокий пловец, так далеко заплывший в море, потому что иначе не счел бы
возможным пролететь прямо над ним. Куда летит этот человек? На остров
Сицилию или в Африку? Ничто не мешает свободным людям летать где угодно и
когда угодно. На Земле нет границ и кордонов, ни у кого не надо
испрашивать разрешения посетить любое место.
Но арелет вернулся. На этот раз он еще ниже пролетел над Волгиным, и
ему показалось, что человек, сидящий в машине, внимательно посмотрел на
него. На мгновение арелет даже остановился, повиснув прямо над Волгиным.
Потом он полетел дальше и скрылся.
И Волгин понял, что человек этот никуда не собирался лететь. Он
прилетал сюда из-за него, Волгина. Люди, державшиеся от него в отдалении,
заметили, как он уплыл в море, видели, что он все дальше и дальше
удаляется от берега, и забеспокоились.
"Действительно, - подумал Волгин, - если бы я утонул, это было бы для
них ужасной катастрофой".
Десять минут, которые он пролежал неподвижно, полностью вернули силы.
Он поплыл обратно в том же стремительном темпе.
Мунций ждал его на берегу. Обычно он этого никогда не делал.
Наверное, кто-нибудь сообщил ему, что его "внук" подвергает себя
опасности.
Но старый ученый ничего не сказал, когда Волгин вышел из воды, ничем
не обнаружил беспокойства, владевшего им все это время.
- Вы долго купались, - заметил он. - Обед уже ждет нас.
- А почему вы не купаетесь? - спросил Волгин. - День очень жаркий.
- Я это уже сделал, - просто ответил Мунций, и Волгин почувствовал
скрытый упрек в этом ответе.
"Не следует больше волновать их, - подумал он. - Впредь буду плавать
вдоль берега. Да и в самом деле, какое право я имею рисковать собой:
слишком дорого я им стоил".
За обедом Мунций сообщил Волгину, что вынужден покинуть его на долгое
время.
- Меня призывают на Марс, - сказал он таким тоном, как если бы речь
шла о соседнем городе. - Там обнаружены два подземных хранилища с вещами
большой древности. Вероятно, это следы, оставленные первыми межпланетными
экспедициями. А может быть, и еще более древними.
- То есть как это еще более древними?
- А разве вы еще не читали истории первого полета на Марс и Венеру? -
вопросом на вопрос ответил Мунций.
- Пока не читал. Я вообще еще не касался космических тем.
- Прочтите. В моей библиотеке есть хорошая книга на эту тему. Она
называется "Пятая планета". Вы ее легко найдете и многое из нее узнаете.
- На сколько же времени вы улетаете, Мунций?
- Примерно на полгода. Кроме интереса самой предстоящей работы, меня
привлекает на Марс желание увидеться с дочерью. Я ее давно не видел. Но
если я вам нужен, Дмитрий...
- Нет, Мунций, - ответил Волгин, - как раз сегодня я решил прекратить
свое затворничество. Довольно! Пусть ваши современники считают меня
дикарем, но я иду в мир.
- И очень хорошо делаете. Никто не считает и не может считать вас
дикарем. Я давно заметил эту странную идею, совершенно ошибочную. И меня и
Люция она всегда удивляла.
- У вас иная психология. Сколько у вас детей? - спросил Волгин, круто
меняя тему разговора.
- Один Люций.
- Но вы только что сказали...
- Что хочу увидеться с дочерью? Это жена Люция и мать Мэри. Она
дорога мне, как родная дочь.
- Что она делает на Марсе?
- Эра работает в очистительном отряде. Их база находится на Марсе.
Она там уже два года.
- Ее зовут Эра?
- Да. Это вас удивляет?
- Нет. Я уже привык к разнообразию ваших имен. Сколько ей лет?
- Восемьдесят два. Вы же знаете, Дмитрий, что у нас этот возраст
соответствует вашим тридцати годам. Человек чувствует себя так же.
Волгин кивнул головой. Он знал о долголетии современных людей и их
длительной молодости, но никак не мог привыкнуть к мысли об этом.
По тому, как обрадовался Люций, узнав о решении своего сына, по
восторгу, с которым приняли его приглашение прилететь в дом Мунция Мэри и
Владилен, Волгин почувствовал, с каким огромным нетерпением ждали этого
события. Мунций был прав: вся Земля хотела видеть Волгина.
- Я боюсь войти в мир, - сказал Волгин, - но твердо решил сделать
этот шаг.
- Правильное решение, - ответил Ио. - Вы могли бы сидеть взаперти еще
год, но все равно пришлось бы знакомиться с жизнью в гуще самой жизни.
Иного пути нет.
- Говорите мне "ты", - попросил Волгин. - Мне это будет приятно. И вы
тоже, - обратился он к Мэри и Владилену.
- Только в том случае, если вы поступите так же, - улыбнулся Ио. -
Люций считает вас своим сыном. Я много старше его - считайте меня вторым
дедом. А Мэри - ваша сестра.
- А я буду вашим братом, - сказал Владилен. - Твоим братом, -
поправился он, и Волгина поразил необычайно красивый, глубокий тембр его
голоса.
Он и раньше замечал, что голос Владилена отличается от других голосов
чистотой и особенным, словно металлическим звуком.
- Мне кажется, что ты очень хорошо поешь, - сказал Волгин.
- Владилен, - ответил Люций, - один из лучших певцов нашего времени.
У него редкий по красоте и силе голос.
- Но ведь он астроном!
- Ну и что из этого? - Владилен искренне удивился. - Разве астрономы
не могут петь?
- Я понимаю Дмитрия, - сказал Мунций. - Тебя удивляет, что Владилен,
обладая таким голосом, не профессиональный певец, не правда ли?
- Да.
- Он не исключение, а скорей правило. В твое время люди ходили в
театр, расположенный в городе, где они жили. Городов было много, а театров
еще больше. Артисты были разными - одни более талантливы, другие менее.
Большие таланты жили в больших городах, и тем, кто жил вдали от них,
приходилось довольствоваться менее талантливым исполнением. У нас
положение совсем иное. Зрелище, будь это опера или драматический
спектакль, исполняется лучшими силами планеты. И каждый может увидеть и
прослушать любую постановку в любое время. Это привело к тому, что многие,
такие, как Владилен, исполняют ту или иную партию один раз. И,
естественно, искусство не заполняет их жизнь. У них есть другая любимая
профессия.
- Значит, у вас нет театров?
- Есть. Их много. Непосредственное общение артистов со зрителями
необходимо. У нас есть профессиональные исполнители, которые полностью
живут в искусстве. Но их выступления не увековечиваются. Иное дело -
Владилен и другие особо одаренные. Они исполняют то, что остается на века.
Это уже не театр в обычном понимании.
- Могу я услышать тебя? - обратился Волгин к Владилену.
- Как только захочешь. Я исполнил около восемнадцати ролей в
двенадцати операх. Прослушай любую. А если у тебя появится такое желание,
то я буду петь только для тебя. Для дуэтов возьмем Мэри.
- Вы тоже поете?
- Почему "вы"? - засмеялась девушка.
- По ошибке, - серьезно сказал Волгин, - Больше я не буду. Так ты
тоже поешь?
- Я не могу равняться с Владиленом, - ответила Мэри. - Но, если он
будет петь вполголоса, постараюсь не слишком мешать ему.
- Отец уезжает, - сказал Люций. - Где ты думаешь жить первое время?
- Мне все равно.
- Весь мир к твоим услугам.
- Я знаю это. Я хотел бы увидеть сперва этот самый мир.
- Ты хочешь объехать всю Землю?
- Если это возможно.
- Почему же нет? Мне очень жаль, но я не могу сопровождать тебя. На
моих руках сейчас находится большая и ответственная работа.
- А мы на что? - вмешалась Мэри. - Владилен сейчас не занят, и я
свободна. Если Дмитрий не возражает...
Волгин протянул к ним обе руки.
- Лучшего я не мог и желать, - сказал он с чувством.
- Когда же мы отправится? - спросил Владилен.
- Как только проводим Мунция.
- Это будет не так скоро, - возразил Мунций. - Я буду еще занят на
Земле. Не ждите меня и начинайте завтра.
- Но ведь я долго не увижу вас.
- Тебя, - поправил Мунций. - Я вернусь через шесть месяцев. А если ты
очень соскучишься, прилетай к нам на Марс.
- Ну уж, на Марс - это слишком, - сказал Волгин.
Ему дико было слышать такое приглашение. Межпланетный полет казался
ему чем-то волшебным, недоступным простому смертному. Он не мог смотреть
на это так спокойно, как его собеседник, для которого полет к соседним
планетам был привычным и обыденным делом.
Волгин знал, что Мунций двадцать семь раз покидал Землю, что
Владилен, несмотря на молодость, вдоль и поперек избороздил всю Солнечную
систему, что даже Мэри успела два раза побывать на Марсе и один раз на
Венере, не считая Луны, которая людям тридцать девятого века была известна
так же хорошо, как сама Земля, и считалась чем-то вроде окраины земного
шара.
- Марс - это уже слишком, - повторил он.
Никто не улыбнулся. Собеседники Волгина понимали его, быть может,
лучше, чем он сам понимал себя. Но и они не нашлись сразу, что ответить
этому человеку, представления и взгляды которого сформировались в
безмерной дали времен.
Женская чуткость Мэри подсказала ей правильный тон.
- Хочешь увидеться с моей матерью? - спросила она. - Мама на Марсе, и
я знаю, что она очень хочет познакомиться с тобой. Так же как все. Но мне
будет приятно, если она окажется первой.
- А это возможно? - спросил Волгин.
Заманчивая мысль "встретиться" с человеком, находящимся в миллионах
километрах от Земли, увлекла его своей сказочностью.
- На марсианской базе установлен телеоф.
- Если так, я буду рад этому свиданию.
- Тогда я сейчас сообщу на станцию, и нам дадут Марс. - И с этими
словами Мэри подбежала к телеофу.
"Неужели, - подумал Волгин, - эта женщина там, на Марсе, увидит меня
и сама появится передо мной так же, как до сих пор появлялся Люций?"
Все получилось совершенно так же.
В ожидании прошло около получаса. Но вот Мэри пригласила Волгина
сесть в кресло. В центре диска уже горела красная точка.
- Тебе повезло, - сказала Мэри. - Мама была на базе, и не пришлось
долго ждать. Вызывай ее сам.
Волгин нерешительно протянул руку. То, что должно было произойти
сейчас, казалось невероятным и еще более загадочным, чем раньше.
- Почему точка красная, а не зеленая, как всегда? - спросил он,
стараясь выиграть время и успокоиться.
- Потому что эта связь не земная, а межпланетная, - ответил Люций.
- Какое расстояние от Земли до Марса в данный момент?
- Примерно девяносто миллионов километров, - тотчас же ответил
Владилен.
- Связь идет со скоростью света, - заметил Волгин. - Значит, придется
ждать минут десять?
- Совсем не придется ждать. Связь уже установлена, и Эра уже здесь. -
Люций указал на пустое место напротив Волгина. - Ты увидишь ее сразу. А
она увидит тебя только через пять минут.
контрольный прибор. Но я не знаю, как это делается. Для этого придется
вызвать механика.
- Нет, - ответил Волгин. - Пока не надо никого вызывать. Я могу
подождать.
Когда Мунций был в отъезде, Волгин не давал никаких заказов и ел то,
что находил на столе. Но он скоро заметил, что все подаваемые ему блюда
были именно теми, которые он раньше чаще всего заказывал. Кто-то или
что-то запомнило его вкус.
Дом был "по горло" насыщен техникой, создающей максимальный комфорт
его обитателям. Все делалось само собой, и делалось именно так, как было
нужно. Создавалось впечатление, что невидимые автоматы внимательно и
заботливо следят за людьми, знают их желания и даже слышат их мысли.
Волгина долго поражал "фокус" с освещением комнат. Источников света
нигде не было видно - светились стены и потолки. Но сила их света целиком
зависела от желания человека. Стоило только подумать, что в комнате
недостаточно светло, как тотчас же свет становился ярче. Стояло пожелать
темноты - и стены "потухали".
Двери открывались сами собой, когда кто-нибудь подходил к ним, и сами
собой закрывались за человеком. В туалетной комнате не было ни одного
крана, вода появлялась словно по волшебству и переставала течь, когда
человек больше не нуждался в ней. Волгин нисколько бы не удивился, если
после умывания невидимые руки схватили бы полотенце и вытерли ему лицо.
Волгину уже все казалось возможным.
В кабинете Мунция стояло несколько совершенно прозрачных почти
неразличимых глазом шкафов с книгами. Волгин знал, что эта "роскошь"
является не правилом, а исключением. Обычно книг не держали в доме, их
можно было получать в любой момент из многочисленных книгохранилищ, и
получать, не выходя из дома. Но Мунций по роду своей деятельности нуждался
в личной библиотеке. Тут было много обычных, привычных Волгину книг в
обычных переплетах, но находились и другие - непривычные и странные для
него. Это были маленькие металлические трубочки, сантиметров восьми
длиной. На каждой из них было выгравировано название и, очень редко, имя
автора. В углу на небольшом столике, стоял аппарат, сделанный из какого-то
материала, напоминавшего горный хрусталь. Книга-трубка вставлялась в
специальное отверстие этого аппарата, поворачивалась крохотная рукоятка -
и чистый красивый голос начинал читать книгу. Громкость и скорость чтения
регулировались той же рукояткой. Можно было слушать, сидя в мягком удобном
кресле или лежа.
Но это было не все. В той же трубке, помимо текста, заключалось еще и
изображение - книга была "иллюстрирована". При желании можно было не
только слушать, но и следить за текстом по движущимся на стенке аппарата
"живым" иллюстрациям подобно тому, как в двадцатом веке люди смотрели
кинофильмы на экране телевизора.
Каким образом удавалось вместить в восьмисантиметровую трубочку
довольно объемистую книгу и относящийся к ней "фильм", Волгин не мог
понять.
Он часто пользовался этими трубочками при своих занятиях и скоро
привык к ним. Техника чуждого ему мира становилась понятнее, если он не
только читал о ней, но и видел воочию машины и аппараты.
Тем же способом он ознакомился со многими городами, описание которых
было в библиотеке Мунция, видел новые виды транспорта и даже совершил
полет на Луну, с огромным интересом "прочтя" описание какой-то научной
экспедиции на спутник Земли. В этой экспедиции участвовал сам Мунций, и
Волгин мог видеть его за работой.
Тут же, в кабинете, помещался аппарат, который назывался телеофом и
являлся отдаленным потомком телефона двадцатого века.
Во всем доме не было ковров, портьер и тому подобного, люди избегали
создавать скопища пыли, которые затруднили бы работу убирающих машин, но в
одном из углов кабинета лежал ковер или что-то очень похожее на него. На
нем стояло кресло, а на стене помещался маленький диск с концентрически
расположенными цифрами. Это и был телеоф.
Действие этого аппарата было настолько поразительным и непонятным,
что Волгин, несмотря на четыре прошедших месяца, так и не мог вполне
привыкнуть к нему и каждый раз испытывал волнение, собираясь
воспользоваться этим "телефоном".
Внешне все было просто. Он садился в кресло (пользоваться телеофом
стоя было нельзя) и, нажимая по очереди на цифры, набирал личный номер
Люция. Ни с кем, кроме своего "отца", Волгин не соединялся. Проходило
некоторое время, и в центре диска вспыхивала зеленая точка. Это означало,
что Люций услышал вызов, подошел к аппарату и сел в такое же кресло у себя
дома. Тогда нужно было нажать на зеленую точку.
Каждый раз Волгин усилием воли заставлял себя выполнить это последнее
действие. То, что происходило затем, казалось ему чем-то вроде
галлюцинации.
Как только он нажимал на зеленую точку - в двух шагах, на другом
конце "ковра", появлялось второе кресло и сидящий в нем Люций.
Они могли разговаривать совершенно так же, как если бы находились
действительно в одной комнате, а не в тысячах, километрах друг от друга.
Даже звук голоса Люция исходил от того места, где Волгин видел его губы.
Изображение было так реально и плотно, что предметы, находящиеся за
призраком, не были видны, заслоненные им.
- Встань! - сказал Люций во время их первого разговора по телеофу. -
Пройди вперед, и ты убедишься, что плотность изображения только кажущаяся.
Как только ты встанешь с кресла, я перестану видеть тебя, но ты
по-прежнему будешь видеть меня. Смелее!
Волгин тогда встал и сделал так, как советовал Люций. Он прошел
сквозь кресло и сквозь человека, сидящего в нем. Оглянувшись, он не увидел
ни того, ни другого. Но когда он вернулся на свое место, изображение снова
появилось.
- Мне трудно воспринимать такие вещи, - сказал Волгин. - Я их
совершенно не понимаю.
- В этом нет ничего удивительного, - ответил Люций. - Сделать такой
скачок во времени, какой выпал на твою долю, - это не пустяк. Но придет
время, и ты перестанешь удивляться.
- Придет ли? - вздыхал Волгин.
Если вызов исходил от самого Люция, Волгин узнавал об этом по тихому,
мелодичному звону, который раздавался во всех комнатах дома и на террасе.
Тогда ему нужно было только подойти к телеофу и сесть в кресло.
Изображение его собеседника появлялось сразу, и Волгин отлично знал, что
там, где находился Люций, в этот самый момент появлялся и он, Волгин.
Много раз разговаривали они таким образом, но Волгин все еще не мог
привыкнуть к этому чуду тридцать девятого века, был не в силах относиться
к нему спокойно.
По телеофу можно было говорить с любым человеком, где бы он ни
находился на Земле. И изображение каждого вызванного к разговору послушно
появлялось в любом доме. Подобная радиокинотехника была недоступна
пониманию Волгина.
Телеоф прочно вошел в быт уже несколько веков тому назад. Люди так
привыкли к нему, что не могли себе представить возможности обходиться без
него. Отсюда возникло и привилось странное выражение, которое Волгин
слышал часто: "видеться в натуре". Это означало, что люди увидят друг
друга не по телеофу.
Это были стационарные установки, и пользоваться ими можно было только
в домах. К ним прибегали тогда, когда хотели видеть своего собеседника.
Если же разговор был недолгой и люди находились вне дома, им служили
карманные аппараты, называвшиеся также телеофами, но действующими иначе.
Переносный телеоф представлял собой небольшую плоскую коробку, легко
умещавшуюся в кармане. Коробка не открывалась, и на ней не было ни
отверстий, ни кнопок.
Каждый человек в мире имел свой личный номер, закреплявшийся за ним
от момента рождения и до смерти. Например, Люций имел номер "8889-Л-33",
Мунций - "1637-М-2". Первые четыре цифры назывались "индексом", а
находящиеся за буквой имени - "номером". Сам Волгин получил свой личный
номер в первый же день пребывания в доме Мунция. В виде исключения, а
может быть, и для того, чтобы подчеркнуть необычность владельца, его номер
не имел индекса и был двузначным - "Д-1".
Для вызова нужного человека достаточно было вынуть телеоф из кармана
и, держа его близко ко рту, назвать номер. Сигналом вызова служил звук,
похожий на гудение зуммера. При разговоре аппарат находился в руке, и,
чтобы слышать его, не надо было прикладывать к уху. Кроме нужного
разговора, никакие другие слышны не были, так как каждый номер имел свою,
строго определенную длину волны.
Крохотный "радиотелефон" вызывал чувство восхищения своим
совершенством. Он был вечен. От рождения до смерти он верно служил
человеку, часто переходя от умершего к его друзьям или родственникам,
пожелавшим иметь его как память о прежнем владельце. В случае утери или
случайной порчи карманный телеоф легко было заменить на ближайшем складе,
где дежурный механик в несколько минут настраивал выбранный экземпляр на
нужный номер, если новый владелец сам не мог этого сделать.
Отложив в сторону книгу, Волгин спустился по ступенькам террасы.
Прямая аллея, обрамленная с обеих сторон цветочными грядами, вела от дома
к морскому пляжу. Густые ветви деревьев сплетались над нею, образуя
зеленый свод. Море казалось темно-синей стеной, закрывавшей выход,
незаметно переходящей в синеву неба.
Волгин решил выкупаться, так как день был очень жарким.
Как только он вышел из коридора аллеи, широкий простор словно
распахнулся перед ним. Волгин подошел к воде и залюбовался картиной.
Сверкающей гладью раскинулась необъятная даль. Горячее небо юга
изливало потоки раскаленного воздуха. Как всегда, прекрасно было это
побережье, былая жемчужина Франции - благодатная Ривьера.
Волгин вспомнил, как почти две тысячи лет тому назад был здесь,
приехав из Парижа. Непрерывная линия роскошных отелей и частных вилл
тянулась тогда по берегу, который казался сейчас сплошным садом.
Бесследно исчезла былая Ривьера ди Понента. Субтропическая зелень
подступала к самому морю. В этой зелени прятались небольшие дома, подобные
дому Мунция. В них жили ученые, работавшие в учебных комбинатах,
расположенных в тех местах, где когда-то находились Ницца и Ментона.
Даже следа не осталось от этих двух городов.
Волгин закрыл глаза, подставляя лицо лучам Солнца.
И вдруг показалось ему, что все случившееся с ним - болезнь, смерть,
воскрешение, - все было только сном, мимолетным капризом воображения,
галлюцинацией.
Вот сейчас он откроет глаза, и действительность вступит в свои права.
Он увидит прежнюю Ривьеру, нарядно одетых людей, белые паруса яхт, услышит
вокруг себя многоязычный говор интернациональной толпы...
Высокая волна с гулом обрушилась на берег, залив пеной ноги Волгина.
Он вздрогнул и очнулся.
Пустынный берег новой Ривьеры по-прежнему окружал его.
Но почему пустынный?.. Почему ему показалось так?.. Вон, справа и
слева, везде видны люди. Их не так много, как было когда-то, но берег
совсем не пустынен.
В двухстах метрах от Волгина трое людей с разбегу бросились в море.
Ему показалось, что это три молодые девушки. Долетевший до его ушей
веселый, серебристый смех подтвердил догадку.
Нет старой Ривьеры!
Она исчезла в бездне времени и никогда не вернется. Всем людям, всей
Земле принадлежит новая Ривьера.
Близко от Волгина три представительницы юного поколения новой Земли
весело резвились в воде. Каждую минуту долетал к нему их беззаботный смех.
Что знают они, эти девушки, о двадцатом веке? Как они представляют его
себе? Для них все, что близко и понятно Волгину, - история древности.
Вероятно, они знают об этом так же, как сам Волгин знает о жизни Древнего
Рима.
А он?
Эти девушки не могут не знать, что воскресший человек двадцатого века
живет тут же, рядом с ними. Они не могут не видеть одинокой фигуры на
берегу, возле дома Мунция, вероятно, хорошо им знакомого. И по внешнему
виду, а главное, по росту, давно догадались, кто этот одинокий человек.
Так почему же они не подплывают ближе, чтобы взглянуть на него? Неужели
чувство любопытства, свойственное юности, не знакомо им?
"Плывите, девушки, если вам этого хочется! Подойдите ко мне, дайте
мне почувствовать вашу близость! Ведь вы мои новые современники. Если бы
вы могли догадаться, как нужны мне ваши юные счастливые лица, как трудно
стало жить без людей, вы, конечно, явились бы сразу. Но вы этого никогда
не сделаете. Я сам воздвиг между нами глухую стену, и только я сам могу
снести ее. А если я подплыву к вам? Как встретите вы меня? Испугаетесь?
Или дружески улыбнетесь?"
На мгновение Волгину мучительно захотелось броситься в воду и поплыть
к ним, этим девушкам - людям нового мира, - но он сдержал свой порыв.
Ничего, кроме неловкости, не могло из этого получиться. Его встретят с
недоуменной улыбкой, и все три сразу убегут от него.
Он глубоко ошибался и не мог еще осознать всей глубины этой ошибки.
Он не знал людей нового мира. Только много времени спустя, вспоминая этот
эпизод, Волгин смог представить себе с полной достоверностью, как
встретили бы его появление три девушки.
Он отвернулся от них.
Последние дни все чаще и чаще являлось у него желание приблизиться к
людям, прекратить затворничество.
- Пора кончать! -сказал он самому себе. - Довольно! Пусть смотрят на
меня, как хотят, но больше я не могу быть один!
Раздевшись, Волгин с наслаждением погрузился в прохладные волны
прибоя. Он хорошо умел плавать и в годы студенчества нередко участвовал в
соревнованиях. Вспомнив об этом, он подумал: "Сохранился ли в мире спорт и
спортивные игры?" В беседах с Мунцием он почему-то ни разу не коснулся
этого вопроса. Он знал только, что гимнастика распространена повсеместно
на всей Земле, но проводятся ли по ней соревнования, он не знал.
Волгин далеко отплыл от берега. С острой радостью ощущал он силу
своих рук, уносящих тело вперед в стремительном кроле. Только в дни юности
мог он плыть так долго и в таком темпе. Живя в Париже, он иногда посещал
бассейн и постепенно убеждался, что стареет, что плавать долго и быстро
становится все труднее.
И вот он снова силен и молод. Каким волшебством вернулась к нему
юность? Как Мефистофель из поэтической сказки Гете, Люций вернул не только
молодость, но и самую жизнь.
"Поистине человек всесилен!" - думал Волгин.
Он плыл все дальше и дальше. Море было спокойно. Сзади, от берега,
доносился к Волгину едва слышный шум прибоя. Оборачиваясь, он ясно
различал на горизонте мыс Монако. В его время там помещался всемирный
притон Монте-Карло. Что находится там сейчас?
Почувствовав утомление, Волгин перевернулся на спину и долго лежал,
слегка покачиваясь на длинных волнах зыби. Должно быть, они пришли от
Гибралтара, из просторов Атлантического океана.
Неизвестно откуда взявшееся облако закрыло Солнце - и палящие его
лучи потеряли свою силу.
Волгин лениво отдался приятной истоме отдыха.
Какой-то арелет показался со стороны берега и низко пролетел над
Волгиным. Он с улыбкой подумал, что пилот, вероятно, не знает, кто этот
одинокий пловец, так далеко заплывший в море, потому что иначе не счел бы
возможным пролететь прямо над ним. Куда летит этот человек? На остров
Сицилию или в Африку? Ничто не мешает свободным людям летать где угодно и
когда угодно. На Земле нет границ и кордонов, ни у кого не надо
испрашивать разрешения посетить любое место.
Но арелет вернулся. На этот раз он еще ниже пролетел над Волгиным, и
ему показалось, что человек, сидящий в машине, внимательно посмотрел на
него. На мгновение арелет даже остановился, повиснув прямо над Волгиным.
Потом он полетел дальше и скрылся.
И Волгин понял, что человек этот никуда не собирался лететь. Он
прилетал сюда из-за него, Волгина. Люди, державшиеся от него в отдалении,
заметили, как он уплыл в море, видели, что он все дальше и дальше
удаляется от берега, и забеспокоились.
"Действительно, - подумал Волгин, - если бы я утонул, это было бы для
них ужасной катастрофой".
Десять минут, которые он пролежал неподвижно, полностью вернули силы.
Он поплыл обратно в том же стремительном темпе.
Мунций ждал его на берегу. Обычно он этого никогда не делал.
Наверное, кто-нибудь сообщил ему, что его "внук" подвергает себя
опасности.
Но старый ученый ничего не сказал, когда Волгин вышел из воды, ничем
не обнаружил беспокойства, владевшего им все это время.
- Вы долго купались, - заметил он. - Обед уже ждет нас.
- А почему вы не купаетесь? - спросил Волгин. - День очень жаркий.
- Я это уже сделал, - просто ответил Мунций, и Волгин почувствовал
скрытый упрек в этом ответе.
"Не следует больше волновать их, - подумал он. - Впредь буду плавать
вдоль берега. Да и в самом деле, какое право я имею рисковать собой:
слишком дорого я им стоил".
За обедом Мунций сообщил Волгину, что вынужден покинуть его на долгое
время.
- Меня призывают на Марс, - сказал он таким тоном, как если бы речь
шла о соседнем городе. - Там обнаружены два подземных хранилища с вещами
большой древности. Вероятно, это следы, оставленные первыми межпланетными
экспедициями. А может быть, и еще более древними.
- То есть как это еще более древними?
- А разве вы еще не читали истории первого полета на Марс и Венеру? -
вопросом на вопрос ответил Мунций.
- Пока не читал. Я вообще еще не касался космических тем.
- Прочтите. В моей библиотеке есть хорошая книга на эту тему. Она
называется "Пятая планета". Вы ее легко найдете и многое из нее узнаете.
- На сколько же времени вы улетаете, Мунций?
- Примерно на полгода. Кроме интереса самой предстоящей работы, меня
привлекает на Марс желание увидеться с дочерью. Я ее давно не видел. Но
если я вам нужен, Дмитрий...
- Нет, Мунций, - ответил Волгин, - как раз сегодня я решил прекратить
свое затворничество. Довольно! Пусть ваши современники считают меня
дикарем, но я иду в мир.
- И очень хорошо делаете. Никто не считает и не может считать вас
дикарем. Я давно заметил эту странную идею, совершенно ошибочную. И меня и
Люция она всегда удивляла.
- У вас иная психология. Сколько у вас детей? - спросил Волгин, круто
меняя тему разговора.
- Один Люций.
- Но вы только что сказали...
- Что хочу увидеться с дочерью? Это жена Люция и мать Мэри. Она
дорога мне, как родная дочь.
- Что она делает на Марсе?
- Эра работает в очистительном отряде. Их база находится на Марсе.
Она там уже два года.
- Ее зовут Эра?
- Да. Это вас удивляет?
- Нет. Я уже привык к разнообразию ваших имен. Сколько ей лет?
- Восемьдесят два. Вы же знаете, Дмитрий, что у нас этот возраст
соответствует вашим тридцати годам. Человек чувствует себя так же.
Волгин кивнул головой. Он знал о долголетии современных людей и их
длительной молодости, но никак не мог привыкнуть к мысли об этом.
По тому, как обрадовался Люций, узнав о решении своего сына, по
восторгу, с которым приняли его приглашение прилететь в дом Мунция Мэри и
Владилен, Волгин почувствовал, с каким огромным нетерпением ждали этого
события. Мунций был прав: вся Земля хотела видеть Волгина.
- Я боюсь войти в мир, - сказал Волгин, - но твердо решил сделать
этот шаг.
- Правильное решение, - ответил Ио. - Вы могли бы сидеть взаперти еще
год, но все равно пришлось бы знакомиться с жизнью в гуще самой жизни.
Иного пути нет.
- Говорите мне "ты", - попросил Волгин. - Мне это будет приятно. И вы
тоже, - обратился он к Мэри и Владилену.
- Только в том случае, если вы поступите так же, - улыбнулся Ио. -
Люций считает вас своим сыном. Я много старше его - считайте меня вторым
дедом. А Мэри - ваша сестра.
- А я буду вашим братом, - сказал Владилен. - Твоим братом, -
поправился он, и Волгина поразил необычайно красивый, глубокий тембр его
голоса.
Он и раньше замечал, что голос Владилена отличается от других голосов
чистотой и особенным, словно металлическим звуком.
- Мне кажется, что ты очень хорошо поешь, - сказал Волгин.
- Владилен, - ответил Люций, - один из лучших певцов нашего времени.
У него редкий по красоте и силе голос.
- Но ведь он астроном!
- Ну и что из этого? - Владилен искренне удивился. - Разве астрономы
не могут петь?
- Я понимаю Дмитрия, - сказал Мунций. - Тебя удивляет, что Владилен,
обладая таким голосом, не профессиональный певец, не правда ли?
- Да.
- Он не исключение, а скорей правило. В твое время люди ходили в
театр, расположенный в городе, где они жили. Городов было много, а театров
еще больше. Артисты были разными - одни более талантливы, другие менее.
Большие таланты жили в больших городах, и тем, кто жил вдали от них,
приходилось довольствоваться менее талантливым исполнением. У нас
положение совсем иное. Зрелище, будь это опера или драматический
спектакль, исполняется лучшими силами планеты. И каждый может увидеть и
прослушать любую постановку в любое время. Это привело к тому, что многие,
такие, как Владилен, исполняют ту или иную партию один раз. И,
естественно, искусство не заполняет их жизнь. У них есть другая любимая
профессия.
- Значит, у вас нет театров?
- Есть. Их много. Непосредственное общение артистов со зрителями
необходимо. У нас есть профессиональные исполнители, которые полностью
живут в искусстве. Но их выступления не увековечиваются. Иное дело -
Владилен и другие особо одаренные. Они исполняют то, что остается на века.
Это уже не театр в обычном понимании.
- Могу я услышать тебя? - обратился Волгин к Владилену.
- Как только захочешь. Я исполнил около восемнадцати ролей в
двенадцати операх. Прослушай любую. А если у тебя появится такое желание,
то я буду петь только для тебя. Для дуэтов возьмем Мэри.
- Вы тоже поете?
- Почему "вы"? - засмеялась девушка.
- По ошибке, - серьезно сказал Волгин, - Больше я не буду. Так ты
тоже поешь?
- Я не могу равняться с Владиленом, - ответила Мэри. - Но, если он
будет петь вполголоса, постараюсь не слишком мешать ему.
- Отец уезжает, - сказал Люций. - Где ты думаешь жить первое время?
- Мне все равно.
- Весь мир к твоим услугам.
- Я знаю это. Я хотел бы увидеть сперва этот самый мир.
- Ты хочешь объехать всю Землю?
- Если это возможно.
- Почему же нет? Мне очень жаль, но я не могу сопровождать тебя. На
моих руках сейчас находится большая и ответственная работа.
- А мы на что? - вмешалась Мэри. - Владилен сейчас не занят, и я
свободна. Если Дмитрий не возражает...
Волгин протянул к ним обе руки.
- Лучшего я не мог и желать, - сказал он с чувством.
- Когда же мы отправится? - спросил Владилен.
- Как только проводим Мунция.
- Это будет не так скоро, - возразил Мунций. - Я буду еще занят на
Земле. Не ждите меня и начинайте завтра.
- Но ведь я долго не увижу вас.
- Тебя, - поправил Мунций. - Я вернусь через шесть месяцев. А если ты
очень соскучишься, прилетай к нам на Марс.
- Ну уж, на Марс - это слишком, - сказал Волгин.
Ему дико было слышать такое приглашение. Межпланетный полет казался
ему чем-то волшебным, недоступным простому смертному. Он не мог смотреть
на это так спокойно, как его собеседник, для которого полет к соседним
планетам был привычным и обыденным делом.
Волгин знал, что Мунций двадцать семь раз покидал Землю, что
Владилен, несмотря на молодость, вдоль и поперек избороздил всю Солнечную
систему, что даже Мэри успела два раза побывать на Марсе и один раз на
Венере, не считая Луны, которая людям тридцать девятого века была известна
так же хорошо, как сама Земля, и считалась чем-то вроде окраины земного
шара.
- Марс - это уже слишком, - повторил он.
Никто не улыбнулся. Собеседники Волгина понимали его, быть может,
лучше, чем он сам понимал себя. Но и они не нашлись сразу, что ответить
этому человеку, представления и взгляды которого сформировались в
безмерной дали времен.
Женская чуткость Мэри подсказала ей правильный тон.
- Хочешь увидеться с моей матерью? - спросила она. - Мама на Марсе, и
я знаю, что она очень хочет познакомиться с тобой. Так же как все. Но мне
будет приятно, если она окажется первой.
- А это возможно? - спросил Волгин.
Заманчивая мысль "встретиться" с человеком, находящимся в миллионах
километрах от Земли, увлекла его своей сказочностью.
- На марсианской базе установлен телеоф.
- Если так, я буду рад этому свиданию.
- Тогда я сейчас сообщу на станцию, и нам дадут Марс. - И с этими
словами Мэри подбежала к телеофу.
"Неужели, - подумал Волгин, - эта женщина там, на Марсе, увидит меня
и сама появится передо мной так же, как до сих пор появлялся Люций?"
Все получилось совершенно так же.
В ожидании прошло около получаса. Но вот Мэри пригласила Волгина
сесть в кресло. В центре диска уже горела красная точка.
- Тебе повезло, - сказала Мэри. - Мама была на базе, и не пришлось
долго ждать. Вызывай ее сам.
Волгин нерешительно протянул руку. То, что должно было произойти
сейчас, казалось невероятным и еще более загадочным, чем раньше.
- Почему точка красная, а не зеленая, как всегда? - спросил он,
стараясь выиграть время и успокоиться.
- Потому что эта связь не земная, а межпланетная, - ответил Люций.
- Какое расстояние от Земли до Марса в данный момент?
- Примерно девяносто миллионов километров, - тотчас же ответил
Владилен.
- Связь идет со скоростью света, - заметил Волгин. - Значит, придется
ждать минут десять?
- Совсем не придется ждать. Связь уже установлена, и Эра уже здесь. -
Люций указал на пустое место напротив Волгина. - Ты увидишь ее сразу. А
она увидит тебя только через пять минут.