Страница:
Кружевное плетение труб зависло в воздухе достаточно высоко, но, проезжая под ним, так и тянуло наклониться. Или глаза опустить, что ли…
Поэтому море, сверкнувшее бесчисленными солнечными бликами в промежутке между домами, я увидел совершенно внезапно. Тут оно обещало показаться во всю силу – уже не призрачной полоской, едва видимой из-за крепостных стен при въезде в город, неотличимой от миража, нереальной…
«В избытке повидав огонь свободный, вихрь в небесах и гор высоких пик, лишь с танцем женщины из всех стихий природных сравню впервые видный моря блик!» – похоже, не лгут слова Принца Хисахского, впервые въехавшего в Хасиру после проведенной в изгнании юности. Во всяком случае, танцы у нас вчера были такие, что не каждое столетие увидишь, а море, даже мельком показавшееся, уже зацепило что-то внутри не слабее…
Пробиться от государственной стоянки к месту проведения парада оказалось не в пример сложнее. Принявший нас стражник в лиловой тунике минут десять водил нас от одного кордона к другому, сличая врученный ему пергамент в посольских печатях со всеми доступными образцами документов. Я уже начал нервничать, прикидывая, что отведенного в запас времени не хватит до начала церемонии.
Но тут очередной начальник, по умственному уровню способный разобраться в нашем статусе, громогласно наорал на нерасторопного служаку и уже лично направил к трибунам. Даже подсуетился так, чтобы идти пришлось не мимо рыбных складов, как прочей публике, а совершенно особым путем, чистым и благоуханным. Это он сам так выразился про туннель, может, и не воняющий рыбой, но оттого не менее темный и длинный. Султанских путей только в символометрии и ритмодинамике нет, а в жизни они существуют в изобилии. Только никто не гарантирует, что в силу предназначенности избранным они окажутся намного легче и привлекательнее прочих…
Наконец на выходе из туннеля сверкнул резкий, ничем не приглушенный сполох дневного света. Как оказалось, на вторые сутки пребывания в защищенной кофейной тенью Хасире глаза уже отвыкли от южного солнца, палящего в полную силу. Похоже, именно границей порта заканчивалось действие проецируемого на город светофильтра. Да еще тут, за пределами затенителя, морская гладь возвращала добрую половину лучей беснующегося светила белесому от жары небу.
Но все равно так и хотелось рвануть поближе к воде, к солено-горькому запаху волн и намеку на прохладу свежего воздуха. Однако от моря, солнца и порывов ветра нас отделяла еще одна неприятная процедура. По этикету, прежде чем отправиться к отведенным посольству местам, следовало засвидетельствовать почтение султану. То есть, по сути дела, Музафару Злокозненному, без чего лично я обошелся бы с превеликим удовольствием.
Понимая, что как ни вертись, перед этаким злыднем никакой повод к придиркам не утаишь, нервничать я не переставал. Все время перебирал темы, по которым мог бы осрамиться при случае, а перед тем, как окончательно сунуться на вражью территорию, придирчиво оглядел семейство и свиту, проверяя экипировку. Вроде бы все в порядке…
Наряды обеих моих жен являли собой сложную комбинацию местной и анарисской моды. То есть пока все было сооружено еще из привезенных с собой вещей, но с явной оглядкой на климат и давешнего наивного малыша. Судя по всему, из открытых вечерних платьев, посредством ножниц и заколок. Результат более всего напоминал купальники со шлейфами с претензией на минимальное приличие при максимальной роскоши.
Компаньонка, по чисто человеческой слабости, на столь открытую демонстрацию себя обществу не решилась и честно парилась в привычном для нее жилеточно-юбочном варианте.
Единственное, что все трое сделали одинаково – подобрали волосы повыше, чтоб загривки не напекло. Келла – в своеобычные два хвоста над ушами, Пемси – в один высокий, перехваченный давешней бирюзовой лентой, а Хирра – в завернутую набок «ракушку». Одна Исэсс осталась, как была, лишь в украшениях и прозрачной ткани с ног до головы, Драконидке в этом смысле изначально легче по врожденному отсутствию какой бы то ни было гривы.
Меня, в отличие от эльфов-мужчин, зачастую носящих прически длиннее женских, хотя бы эта проблема не донимала. Только бандану на свой обычный ежик не черную, а белую повязал, чтобы голову световым ударом не расшибло. Да комплект униформы подобрал не в меканской джунглевой или там тайрисской таежной, а в герисской, пустынной расцветке камуфляжа.
Видно, и вправду придется послужить родному городу, приведя должность в соответствие с формой. Уж больно много частей экипировки элитного полка Заклятых навесил я на себя за последнее время. Оно и понятно – удобнее еще ничего не придумали. Вот только любое удобство имеет свою цену…
Потому и на парад заявился в том же самом капитан-рейнджерском. Атташе, посол, военный или дипломатический чин – хрен разберет, кто я теперь и как должен выглядеть. Как будто из-за дурацких церемоний я влезу в официальный балахон или здешние их несерьезные тряпочки. Ага, ждите!
Мехмет-Али Двенадцатому, как обычно, все было по сараю, кроме мельтешения цветастых ветрячков, украшавших стойки султанской ложи. Верховный главнокомандующий завороженно тянулся пальцами к ярким игрушкам, не обращая на визитеров никакого внимания. Зато Музафар придирчиво оглядел нашу команду, встретив мою униформу долгим неприязненным взглядом, и ничего не сказал. Впрямую не сказал, а обиняками, само собой, подпустил порцию сожалений.
– Вижу, никак не оставите прежних привычек? Боюсь, здешняя жара отучит вас от них одним жестоким уроком… – На последних словах он сладко зажмурился. Но долго пребывать в довольстве ожидающими кого-либо страданиями не мог даже этот законченный себялюбец. – Или вашей коже есть что скрывать? – продолжил доискиваться он, не вытянув паузы и в дюжину секунд. Данное предположение заметно оживило Великого Визиря, вызвав целый каскад домыслов: – Язвы, лишай… Самодвижущиеся непристойные картинки?! – Последняя идея, похоже, наиболее вдохновила его, даже пальцы сами собой зашевелились, разбрасывая по сторонам радужные блики от камней в кольцах.
Какие такие картинки? У меня все прилично, как по уставу положено – клановый знак против сердца да армейские номера под языком, на крестце, загривке и всех конечностях. Чтобы в случае чего собрали правильно, ничего чужого не припутав. Целители там… Или похоронная команда.
Тотема Стийорров на черепе, под волосами, и то нет – его накалывают лишь урожденным Властителям и их высокородным дивам, еще в детстве. Вон у Хирры кончики крыльев на висках проглядывают, и на затылке раздвоенный хвост торчит из-под высоко подобранных волос. Может, это и навело Музафара на мысль?
Если так, то фантазия у царедворца работает неслабо… Даже не знаю, что ему на такое ответить и отвечать ли вообще. Вопросик-то из серии: «Перестали ли вы шарить по чужим кошелькам? И если да, то у кого – только у случайных любовников?» Тут любой ответ – самооговор. Только не все понимают это с ходу.
– У моего повелителя нет порочащих его мет! – внезапно вступилась драконидка за честь новообретенного семейства.
Ей-то откуда знать? Проверить вроде случая не было. В баню вместе не ходили, во всяком случае – не до того вчера было, чтоб по всей форме знакомство устраивать. Когда кому удобнее, тогда и ополоснулись после нелегкого дня.
Или жены наболтали, с ходу за свою признав? Быстры они на доверие…
Но на опровержении вельможных домыслов наложница не остановилась, перейдя в контратаку.
– Ему нет нужды украшать себя неподобающим образом! В отличие от некоторых прежних моих хозяев… – Многозначительная пауза должна была ясно показать, чью манеру совершенствовать свой облик она считает недопустимой.
Но Музафару подобные подколки были что слону трехведерная клизма – лишь провоцировали многократно больший поток гадостей.
– Жаль, жаль, что некоторые не разделяют вкусы своих прежних хозяев… Тогда новых они встречали бы куда более соблазнительными. – Он ощерил в улыбке острые зубы, на мгновение плотоядно пока зав меж ними кончик ярко-красного языка. – У меня все еще припасена специально для тебя пара обворожительных узоров…
В ответ драконидка только зашипела совершенно по-змеиному. Еще бы!!! С ее чувствительной кожей самая мысль об игле должна быть противна, а предлагать стойкую краску той, что меняет цвета невольно, следуя переживаниям, – издевательство, понятное даже мне.
– Впрочем, ты никогда не умела ценить боль и то, что она дает разуму, – напоследок подпустил семидюймовую зазубренную шпильку утонченный царедворец. Естественно, в самую цель. Исэсс была на полном серьезе готова кинуться на Великого Визиря. Настолько, что я столь же всерьез начал прикидывать, как будет удобнее ее перехватить. В голову, правда, не шло ничего, кроме идеи швырнуть в драконидку Пемси – увесистая пышечка способна остановить и не такой бросок, если придать ей со ответствующее ускорение…
По счастью, Хирра успела потушить опасный порыв раньше и меньшими жертвами. Просто обняла наложницу за плечи, нашептывая что-то неслышно-успокаивающее, и как та ни дергалась, увела прочь, в назначенную нам ложу. Разница в росте у них почти полтора фута, так что дергайся не дергайся, шипи не шипи отрывисто – ничего не поможет. Хотя тут моя высокородная, похоже, взяла не физическим напором, а моральным. Мягким и сочувственным, но оттого не менее непреклонным.
Мне с оставшимся составом делегации тоже пора было честь знать. Запоздало испросив разрешения удалиться за всю компанию – так, кажется, именуется это в проклятом дипломатическом этикете, – мы с Келлой и ее унтер-бандершей, счастливо избежавшей судьбы кегельного шара, откланялись. Хватит с нас Музафаровых провокаций с утречка пораньше. Наслушались уже злобной дури…
Впрочем, насчет жары он оказался абсолютно прав. На набережной, вынесенной за край проецируемого светофильтра, мощь южного солнца, смягченная в Хасире заклятием, буйствовала вовсю. Пришлось прикрыть трибуны от палящих лучей по-простецки, без всякой магии.
Натянутые над ложами и рядами скамей тенты отчаянно хлопали, словно подбадривали аплодисментами духовой оркестр, силившийся перекричать свежий морской ветер. По верхушкам волн курчавились ослепительно-белые хлопья пены. Время от времени фонтаны брызг прибоя выхлестывали над парапетом радужными веерами и рассыпались мельчайшими брызгами, оставляя в воздухе отчетливый привкус соли.
По мне, в подобную погодку не морской парад проводить, а разве что летучих катранов с мола ловить. И так чуть не выше тентов виражи закладывают.
Но султану с Великим Визирем закон был явно не писан, поэтому иностранным делегациям предстояло наблюдать либо величайший конфуз хисахской армии, либо ее победу над стихией и здравым смыслом вопреки всем стараниям верховных военачальников.
На что из этого лично мне хотелось полюбоваться больше, сам не знаю. Не лежит у меня душа к парадам со времен собственного солдатства. Показуха эта хорошо если одним дурным потом дается, а то ведь, по крайней дурости усердствующих, и кровью обернуться может.
Искать отведенное нам место пришлось долгонько даже с назначенным провожатым. Тот, похоже, больше пугался возложенной на него ответственности, нежели стремился исполнить свои обязанности наилучшим образом. Если б я не цыкал на него поминутно, несчастный просто сполз бы по стеночке в тихий обморок, оставив нас в совершенном бессилии перед проблемой ориентации. Не заблудиться среди бесчисленных трибун, ярусов и навесов было бы просто чудом.
В конце концов искомая ложа обнаружилась как раз между апартаментами, отведенными представительствам Иэри и Тесайра. Желто-красно-желтые «матрасы» на флагштоках с одной стороны, пламенеющие треугольники Теса Вечного – с другой. Атинская бело-зелено-белая «фуфайка» тоже полоскалась по ветру невдалеке. Весь гадюшник, только скрежета змеиных когтей по стенкам горшков не слышно.
Наша анарисская косая «дыба» цветов Дня и Ночи реяла над этим враждебным разнообразием гордо, но исключительно одиноко. Сочтя свою роль исполненной, робкий провожатый пискнул что-то извинительное и с явным облегчением исчез.
Зато у ложи нас ожидал сюрприз. Даже ленточкой перевязанный, точнее, ярко-синим шелковым кушаком со стальными крючьями «кошачьих лап» на концах вместо кистей. Рослый бритоголовый парень очень серьезного вида, в форменных шортах хисахской армии, легких сандалиях и портупее акульей кожи, с клинком-гекконом и легким трехствольным стрелометом под длинные подводные болты-гарпуны. На плечевом ремне его амуниции красовался гербовый щиток части с золотым силуэтом касатки на синем же фоне и офицерский шеврон – одна тонкая и две толстых полоски.
– Бинбаши Джума аль-Сахисси, ваш персональный комментатор, эфенди. – Представляясь, он за неимением каблуков щелкнул задниками сандалий. – Прикомандирован от военного ведомства.
Бинбаши… На анарисский счет – суб-полковник. Это если по общеармейскому ранжиру, по рейнджерскому-то чуть-чуть не вровень с моим премьер-капитанским званием. А младше меня лет на пять…
– Штабной? – Неприязнь к любителям покупать невыслуженные звания не смогло перебороть даже собственное скоропалительное произведение в чин.
– Нет, эфенди, – понимающе, как мне показалось, полуулыбнулся тот. – Юнга-воспитанник полка Синих Драгун. С двенадцати лет в строю, участвовал в восемнадцати приграничных конфликтах. Пожалован юзбаши в день совершеннолетия. Чин бинбаши получил вне очереди три года спустя за взятие двух кораблей трэйрской береговой гвардии. При прежнем Великом Визире…
Поня-ятно… Маху я дал. У нас-то, почитай, с бунта Суганихи Кровавого юнг, воспитанников и прочих мальчиков-барабанщиков в армии не держат. Не вынесет малолетка тягот меканской топи, да и некоторые широко известные склонности Инорожденных офицеров превратили эту должность в посмешище.
Тут же подобного быть не могло никоим образом. Как по отсутствию эльфов, так и по совершенно иной причине – в хисахской армии служат без различия пола, сословного и расового происхождения. Мужчины и женщины, бедные и богатые, люди и дракониды поровну. Всеобщая воинская повинность, как в том же Тесайре, только на год, а не на пять лет, да и сборы каждый сезон, не реже. Офицеры и унтера, понятно, на постоянном контракте. Похоже, как раз из подобных воспитанников, всем обязанных армии…
Только что же это за пограничные конфликты такие, в которых пара кораблей на размен уходит? Цельными флотами мелкие разборки учиняют?!
Примерно в таких выражениях я от ошарашенности и поинтересовался у боевитого комментатора международной обстановкой. Напоследок еще спросив для полного блеска:
– Неужели драгуны корабли в верховом строю берут?
– Наш полк сегодня участвует в прохождении, эфенди, так что сами увидите, – уже открыто усмехнулся на сей вопрос бинбаши и перешел к сути основной темы: – Существуют неразрешенные споры о разделе акватории с такими доминионами Тесайра, как Иэри и Атина. «Кефальные войны», если вам доводилось слышать…
Не доводилось, а то поменьше задавал бы идиотских вопросов. В спешке перед отправкой на должность я как-то больше внимания уделил отношениям южных соседей с нами родимыми. Да и то по большей части в историческом разрезе – от принца Халеда до нынешних дней. Подробным знакомством с современными врагами нашего верного союзника я как-то не счел нужным озаботиться. Вот и результат…
– Кроме того, остаются независимые пираты, угрожающие нашим рыбным промыслам и газодобывающим платформам, – завершил свой полит-инструктаж сахисец, если я верно понял его фамилию.
Пираты на буровых платформах – это серьезно. Если тлеющий светосброс, прожигающий породу, успеют развернуть из надира в горизонт, никакому кораблю мало не покажется. Перережут трубы из заклятого на нетление бамбука – и все, конец городам у моря. Без топлива погаснут огни на алтарях, замрут опреснители там же, под сводами храмов. В жилах Хасиры и Сахисса течет голубая горючая кровь, без которой нет воды, нет пищи, нет жизни!
Три тысячи лет Хисах добывал газ из-под окраин пустыни и залива, без счета закачивая в скважины морскую воду. Тридцать веков опускался берег, лишенный опоры – весь старый порт ушел в волны. За это время под Хасирой собралось второе море, ничуть не спокойнее того, что бьет в волноломы Розовой бухты, из года в год испытывая творения разума…
Сочтя объяснения достаточными, а процедуру представления завершенной, Джума-сахисец коротко поклонился моим женам и компаньонке, галантно предлагая им пройти в ложу. Зато с наложницей его обмен приветствиями затянулся едва ли не настолько же, насколько со мной самим. Только совершался без слов – взглядами, улыбками, незаметными знаками наподобие вольнокаменщицких.
Не скажу, что это так уж удивило. А драконидке изрядно прибавило доверия в моих глазах. Боевой полковник человеческой крови и придворная танцовщица драконьей, к тому же пророчица своего народа – довольно странная пара, только если не принимать во внимание их общую напряженность в отношениях с верховной властью. Иначе с чего бы равного мне по званию приставлять к делу, для которого и последний мичман сгодится! Одним «уважением», желанием уязвить новопроизведенного офицера соседством с кадровым сей факт не объяснить. Будь так, с Музафара по злокозненности сталось бы и мушира-маршала приставить ко мне с пояснениями. Похоже все-таки, что для Джумы это такое же проявление опалы, как для Исэсс. Особенно если вспомнить его оговорку про получение внеочередного чина при прошлом Великом Визире.
Кажется, нынешний просто решил собрать всех змей в одну корзинку, чтобы они там друг другу лапы поотгрызали. Или чтобы спалить их разом было способнее.
Вот только тут он, похоже, просчитался…
Оркестр, все это время соревновавшийся в шумности с морем и ветром, внезапно затих. Понимая, что парад вот-вот начнется, я стремительно занял место в ложе, только волей Судьбы не оттоптав попутно ног никому из жен и свиты. Успел как раз к хисахскому гимну, который в любом случае из уважения полагалось прослушать стоя.
Исполнение его было отчаянно перегружено звоном гонгов и тарелок, уханьем барабанов и взревыванием всей духовой составляющей оркестра. При этом сама мелодия удивительным образом терялась, сносимая в море резкими порывами ветра.
Под сие невразумительное звукоизвержение открытая часть причала перед ложами и трибунами заполнялась уже успевшими примелькаться мне носителями лиловой униформы древнего образца. Не успел я вяло подивиться, от кого должно защитить зрителей столь несусветное количество неуклюжих стражников исключительно человеческой крови, как приставленный к нам бинбаши начал исполнять свою обязанность, объясняя происходящее.
– Парад открывают блистательнейшие из воинов Хасиры, Сводная Лиловая Стража Великого Визиря! – Фраза не выбивалась из оркестрового шума ни стилем, ни вразумительностью. – Доблесть и верность достойнейших из достойных не знают предела, слава их самумом гремит по пустыне и смерчами вьется над морем!!!
Может, мне показалось, но «самум» в пустыне значит то же самое, что «пурга» в Огротундре. Брехня, в общем, притом по определению невразумительная. Не знаю, как там со смерчами у моряцкого народа, но можно предположить, что смысл сходный. Нельзя было не заметить, что комментатор выдает все эти славословия с видом откровенно скучающим и в чем-то ехидным.
Заученно тарабанить превосходные степени в адрес личной гвардии Музафара бинбаши продолжал еще добрых пару минут, все время, пока лиловые нестройными рядами ползли мимо трибун из конца в конец причала, салютуя сайсами как Судьба на душу положит. Уловить смысл в бесконечном нагромождении «всепобеждающих», «наисовершеннейших» и прочих «столпов порядка и спокойствия» я и не пытался. Стражники они и есть стражники. В бою от них толку ноль, а главный враг любому – свой же, одной с ним земли уроженец.
Примерно так же оценивали прохождение Лиловой Стражи и зрители – все, кроме султанской ложи. В противовес вялым хлопкам трибун оттуда неслись надрывные аплодисменты и подбадривающие крики, среди которых явственно слышались истерические взвизги Великого Визиря и гнусавое мычание Верховного Главнокомандующего.
Что показательно, ложи Тесайра, Трэйра и Атины присоединились к этой горе-овации. Похвала врага боеспособности твоих солдат дорогого стоит, не так ли?
Наконец последний из блюстителей законности исчез в дальнем конце причала, едва не уронив сайсу. Оркестр выпутался из вариаций на тему гимна, из-за которых так и не удавалось уяснить, можно ли уже присесть или так и надо стоять столбом из соображений международного этикета.
Ветер, по крайней мере, над плац-причалом, на мгновение стих, а затем ровно и сильно задул вдоль над каменными плитами. Приобретенным после возведения в эльфийское достоинство аспектным чутьем я уловил, что со стихией поработал маг, и не один. Наметанный фронтовой взгляд тут же выхватил четверых – хисахские армейские заклинатели Ветра и Воды встали попарно по краям трибун, укрощая ветер в начале прохождения войск и отпуская на свободу в конце.
Кому понадобились столь странные условия для демонстрации своей выучки, стало ясно спустя полминуты. Не пескобуера, даже не пескокаты – двухколесные доски на ветровом ходу, легкие настолько, что могли нести лишь одного вооруженного человека или драконида.
Проход, змейка, разворот в последней четверти причала с опорой на ногу… Первые четверо сложили желтые шелковые паруса на скрепленных вперекрест, как ножницы, гиках, когда следующие только выехали на импровизированный плац. Когда и эта четверка остановилась, предыдущая уже закончила разбирать свой транспорт.
Крестовины колес заняли место на поясах солдат пустыни в качестве метательных звезд, широкие ободья стали элементами панциря. Сами доски превратились в узкие и длинные щиты, гики – сайса полегче полицейской и длинный лук – легли в крепления вдоль них, а паруса плащ-палатками упали с плеч четверых мужчин и женщин человеческой и драконьей крови.
– Шестьдесят Второй Желтый Ветрострелковый полк имени Харуды Хисахской! Носители традиций, в которых она воспитывала своего сына Халеда!!! – очень своевременно прокомментировал бинбаши преображение мобильной легкой пехоты.
Судя по облику части, над которой шефствовала легендарная мать Принца Хисахского, воспитывался он в правилах одновременно строгих и игривых и должен был приобрести равносильную склонность к стильности и аскетизму.
Ветер играл переплетенными желтым шелком фейками на головах людских пар и длинными лентами того же приборного цвета у драконидских. Форменные шорты и портупеи были отделаны тесьмой такого же оттенка, как и колчаны длинных тростниковых стрел с желтым оперением. Парадные бляхи и знаки различия на ремнях портупей сияли начищенным золотом, хотя весь остальной металлический прибор снаряжения был либо выкрашен светло-бурой матовой краской, как щиты, либо обшит форменной песочной тканью.
– Именно к этому полку обращался принц перед легендарной Битвой Приснодня! – В представление ветрострелков Джума-Сахисец вложил истинные чувства, и набивший оскомину монолог Халеда сегодня и сейчас в устах одного из его наследников вновь обрел не балаганную убедительность и силу. – «Пусть будет тот забыт, кто нынче встал не с нами! Кто в старости не сможет рассказать – да, я был там! И Приснодень встречал на поле боя! И служил нам Приснодревом костер из вражьих тел!»
Слыша это здесь, где дыхание Девственной Пустыни смешивалось с соленым выдохом Зодиакального Моря в порыве вековечной страсти, породившей близнецов Сахисс и Хасиру, верилось – вот слова, третье тысячелетие подряд заставляющие сердца их бойцов биться сильнее, прогоняя из жил холод страха.
Строй заполнил середину причала и отсалютовал зрителям. Восторг тех оказался неподдельным, зато со стороны султанских апартаментов и дипломатических лож реакция была не более чем формальной. Мы с женами и свитой не последовали примеру прочих иностранных представительств и не стали чрезмерно сдерживать восхищение сыгранностью сей сцены, чем явственно заслужили одобрение военного комментатора, похоже, лишь служебной инструкцией принужденного воздерживаться от личной оценки проходящих частей.
Количество слов, которое Джума тратил на представляемые им рода войск, явно было обратно пропорционально его симпатии к ним. А также их реальной боевой ценности, насколько я вообще мог оценить местную специфику своим сторонним взглядом. Было ли сие личной особенностью бинбаши или своеобразным следствием предписанной ему политики освещения военных достижений для иностранного посла – неясно. Но не заметить такую несообразность было невозможно по определению.
Вослед ветрострелкам, быстрым шагом покинувшим причал, прошли средства их доставки и огневой поддержки. Штурмовые, с качающимися щитами для прикрытия десанта, или груженные файрболлами и фосфорной огнеснастью пескобуера с катапультами и аркбаллистами были оснащены кадавровыми лапами, приспособленными для скрытного передвижения при безветрии, а в походном положении поджатыми по бортам между колесами. Пескокаты с той же особенностью конструкции ощетинились малокалиберными светосбросами и колесными стрелометами.
Поэтому море, сверкнувшее бесчисленными солнечными бликами в промежутке между домами, я увидел совершенно внезапно. Тут оно обещало показаться во всю силу – уже не призрачной полоской, едва видимой из-за крепостных стен при въезде в город, неотличимой от миража, нереальной…
«В избытке повидав огонь свободный, вихрь в небесах и гор высоких пик, лишь с танцем женщины из всех стихий природных сравню впервые видный моря блик!» – похоже, не лгут слова Принца Хисахского, впервые въехавшего в Хасиру после проведенной в изгнании юности. Во всяком случае, танцы у нас вчера были такие, что не каждое столетие увидишь, а море, даже мельком показавшееся, уже зацепило что-то внутри не слабее…
Пробиться от государственной стоянки к месту проведения парада оказалось не в пример сложнее. Принявший нас стражник в лиловой тунике минут десять водил нас от одного кордона к другому, сличая врученный ему пергамент в посольских печатях со всеми доступными образцами документов. Я уже начал нервничать, прикидывая, что отведенного в запас времени не хватит до начала церемонии.
Но тут очередной начальник, по умственному уровню способный разобраться в нашем статусе, громогласно наорал на нерасторопного служаку и уже лично направил к трибунам. Даже подсуетился так, чтобы идти пришлось не мимо рыбных складов, как прочей публике, а совершенно особым путем, чистым и благоуханным. Это он сам так выразился про туннель, может, и не воняющий рыбой, но оттого не менее темный и длинный. Султанских путей только в символометрии и ритмодинамике нет, а в жизни они существуют в изобилии. Только никто не гарантирует, что в силу предназначенности избранным они окажутся намного легче и привлекательнее прочих…
Наконец на выходе из туннеля сверкнул резкий, ничем не приглушенный сполох дневного света. Как оказалось, на вторые сутки пребывания в защищенной кофейной тенью Хасире глаза уже отвыкли от южного солнца, палящего в полную силу. Похоже, именно границей порта заканчивалось действие проецируемого на город светофильтра. Да еще тут, за пределами затенителя, морская гладь возвращала добрую половину лучей беснующегося светила белесому от жары небу.
Но все равно так и хотелось рвануть поближе к воде, к солено-горькому запаху волн и намеку на прохладу свежего воздуха. Однако от моря, солнца и порывов ветра нас отделяла еще одна неприятная процедура. По этикету, прежде чем отправиться к отведенным посольству местам, следовало засвидетельствовать почтение султану. То есть, по сути дела, Музафару Злокозненному, без чего лично я обошелся бы с превеликим удовольствием.
Понимая, что как ни вертись, перед этаким злыднем никакой повод к придиркам не утаишь, нервничать я не переставал. Все время перебирал темы, по которым мог бы осрамиться при случае, а перед тем, как окончательно сунуться на вражью территорию, придирчиво оглядел семейство и свиту, проверяя экипировку. Вроде бы все в порядке…
Наряды обеих моих жен являли собой сложную комбинацию местной и анарисской моды. То есть пока все было сооружено еще из привезенных с собой вещей, но с явной оглядкой на климат и давешнего наивного малыша. Судя по всему, из открытых вечерних платьев, посредством ножниц и заколок. Результат более всего напоминал купальники со шлейфами с претензией на минимальное приличие при максимальной роскоши.
Компаньонка, по чисто человеческой слабости, на столь открытую демонстрацию себя обществу не решилась и честно парилась в привычном для нее жилеточно-юбочном варианте.
Единственное, что все трое сделали одинаково – подобрали волосы повыше, чтоб загривки не напекло. Келла – в своеобычные два хвоста над ушами, Пемси – в один высокий, перехваченный давешней бирюзовой лентой, а Хирра – в завернутую набок «ракушку». Одна Исэсс осталась, как была, лишь в украшениях и прозрачной ткани с ног до головы, Драконидке в этом смысле изначально легче по врожденному отсутствию какой бы то ни было гривы.
Меня, в отличие от эльфов-мужчин, зачастую носящих прически длиннее женских, хотя бы эта проблема не донимала. Только бандану на свой обычный ежик не черную, а белую повязал, чтобы голову световым ударом не расшибло. Да комплект униформы подобрал не в меканской джунглевой или там тайрисской таежной, а в герисской, пустынной расцветке камуфляжа.
Видно, и вправду придется послужить родному городу, приведя должность в соответствие с формой. Уж больно много частей экипировки элитного полка Заклятых навесил я на себя за последнее время. Оно и понятно – удобнее еще ничего не придумали. Вот только любое удобство имеет свою цену…
Потому и на парад заявился в том же самом капитан-рейнджерском. Атташе, посол, военный или дипломатический чин – хрен разберет, кто я теперь и как должен выглядеть. Как будто из-за дурацких церемоний я влезу в официальный балахон или здешние их несерьезные тряпочки. Ага, ждите!
Мехмет-Али Двенадцатому, как обычно, все было по сараю, кроме мельтешения цветастых ветрячков, украшавших стойки султанской ложи. Верховный главнокомандующий завороженно тянулся пальцами к ярким игрушкам, не обращая на визитеров никакого внимания. Зато Музафар придирчиво оглядел нашу команду, встретив мою униформу долгим неприязненным взглядом, и ничего не сказал. Впрямую не сказал, а обиняками, само собой, подпустил порцию сожалений.
– Вижу, никак не оставите прежних привычек? Боюсь, здешняя жара отучит вас от них одним жестоким уроком… – На последних словах он сладко зажмурился. Но долго пребывать в довольстве ожидающими кого-либо страданиями не мог даже этот законченный себялюбец. – Или вашей коже есть что скрывать? – продолжил доискиваться он, не вытянув паузы и в дюжину секунд. Данное предположение заметно оживило Великого Визиря, вызвав целый каскад домыслов: – Язвы, лишай… Самодвижущиеся непристойные картинки?! – Последняя идея, похоже, наиболее вдохновила его, даже пальцы сами собой зашевелились, разбрасывая по сторонам радужные блики от камней в кольцах.
Какие такие картинки? У меня все прилично, как по уставу положено – клановый знак против сердца да армейские номера под языком, на крестце, загривке и всех конечностях. Чтобы в случае чего собрали правильно, ничего чужого не припутав. Целители там… Или похоронная команда.
Тотема Стийорров на черепе, под волосами, и то нет – его накалывают лишь урожденным Властителям и их высокородным дивам, еще в детстве. Вон у Хирры кончики крыльев на висках проглядывают, и на затылке раздвоенный хвост торчит из-под высоко подобранных волос. Может, это и навело Музафара на мысль?
Если так, то фантазия у царедворца работает неслабо… Даже не знаю, что ему на такое ответить и отвечать ли вообще. Вопросик-то из серии: «Перестали ли вы шарить по чужим кошелькам? И если да, то у кого – только у случайных любовников?» Тут любой ответ – самооговор. Только не все понимают это с ходу.
– У моего повелителя нет порочащих его мет! – внезапно вступилась драконидка за честь новообретенного семейства.
Ей-то откуда знать? Проверить вроде случая не было. В баню вместе не ходили, во всяком случае – не до того вчера было, чтоб по всей форме знакомство устраивать. Когда кому удобнее, тогда и ополоснулись после нелегкого дня.
Или жены наболтали, с ходу за свою признав? Быстры они на доверие…
Но на опровержении вельможных домыслов наложница не остановилась, перейдя в контратаку.
– Ему нет нужды украшать себя неподобающим образом! В отличие от некоторых прежних моих хозяев… – Многозначительная пауза должна была ясно показать, чью манеру совершенствовать свой облик она считает недопустимой.
Но Музафару подобные подколки были что слону трехведерная клизма – лишь провоцировали многократно больший поток гадостей.
– Жаль, жаль, что некоторые не разделяют вкусы своих прежних хозяев… Тогда новых они встречали бы куда более соблазнительными. – Он ощерил в улыбке острые зубы, на мгновение плотоядно пока зав меж ними кончик ярко-красного языка. – У меня все еще припасена специально для тебя пара обворожительных узоров…
В ответ драконидка только зашипела совершенно по-змеиному. Еще бы!!! С ее чувствительной кожей самая мысль об игле должна быть противна, а предлагать стойкую краску той, что меняет цвета невольно, следуя переживаниям, – издевательство, понятное даже мне.
– Впрочем, ты никогда не умела ценить боль и то, что она дает разуму, – напоследок подпустил семидюймовую зазубренную шпильку утонченный царедворец. Естественно, в самую цель. Исэсс была на полном серьезе готова кинуться на Великого Визиря. Настолько, что я столь же всерьез начал прикидывать, как будет удобнее ее перехватить. В голову, правда, не шло ничего, кроме идеи швырнуть в драконидку Пемси – увесистая пышечка способна остановить и не такой бросок, если придать ей со ответствующее ускорение…
По счастью, Хирра успела потушить опасный порыв раньше и меньшими жертвами. Просто обняла наложницу за плечи, нашептывая что-то неслышно-успокаивающее, и как та ни дергалась, увела прочь, в назначенную нам ложу. Разница в росте у них почти полтора фута, так что дергайся не дергайся, шипи не шипи отрывисто – ничего не поможет. Хотя тут моя высокородная, похоже, взяла не физическим напором, а моральным. Мягким и сочувственным, но оттого не менее непреклонным.
Мне с оставшимся составом делегации тоже пора было честь знать. Запоздало испросив разрешения удалиться за всю компанию – так, кажется, именуется это в проклятом дипломатическом этикете, – мы с Келлой и ее унтер-бандершей, счастливо избежавшей судьбы кегельного шара, откланялись. Хватит с нас Музафаровых провокаций с утречка пораньше. Наслушались уже злобной дури…
Впрочем, насчет жары он оказался абсолютно прав. На набережной, вынесенной за край проецируемого светофильтра, мощь южного солнца, смягченная в Хасире заклятием, буйствовала вовсю. Пришлось прикрыть трибуны от палящих лучей по-простецки, без всякой магии.
Натянутые над ложами и рядами скамей тенты отчаянно хлопали, словно подбадривали аплодисментами духовой оркестр, силившийся перекричать свежий морской ветер. По верхушкам волн курчавились ослепительно-белые хлопья пены. Время от времени фонтаны брызг прибоя выхлестывали над парапетом радужными веерами и рассыпались мельчайшими брызгами, оставляя в воздухе отчетливый привкус соли.
По мне, в подобную погодку не морской парад проводить, а разве что летучих катранов с мола ловить. И так чуть не выше тентов виражи закладывают.
Но султану с Великим Визирем закон был явно не писан, поэтому иностранным делегациям предстояло наблюдать либо величайший конфуз хисахской армии, либо ее победу над стихией и здравым смыслом вопреки всем стараниям верховных военачальников.
На что из этого лично мне хотелось полюбоваться больше, сам не знаю. Не лежит у меня душа к парадам со времен собственного солдатства. Показуха эта хорошо если одним дурным потом дается, а то ведь, по крайней дурости усердствующих, и кровью обернуться может.
Искать отведенное нам место пришлось долгонько даже с назначенным провожатым. Тот, похоже, больше пугался возложенной на него ответственности, нежели стремился исполнить свои обязанности наилучшим образом. Если б я не цыкал на него поминутно, несчастный просто сполз бы по стеночке в тихий обморок, оставив нас в совершенном бессилии перед проблемой ориентации. Не заблудиться среди бесчисленных трибун, ярусов и навесов было бы просто чудом.
В конце концов искомая ложа обнаружилась как раз между апартаментами, отведенными представительствам Иэри и Тесайра. Желто-красно-желтые «матрасы» на флагштоках с одной стороны, пламенеющие треугольники Теса Вечного – с другой. Атинская бело-зелено-белая «фуфайка» тоже полоскалась по ветру невдалеке. Весь гадюшник, только скрежета змеиных когтей по стенкам горшков не слышно.
Наша анарисская косая «дыба» цветов Дня и Ночи реяла над этим враждебным разнообразием гордо, но исключительно одиноко. Сочтя свою роль исполненной, робкий провожатый пискнул что-то извинительное и с явным облегчением исчез.
Зато у ложи нас ожидал сюрприз. Даже ленточкой перевязанный, точнее, ярко-синим шелковым кушаком со стальными крючьями «кошачьих лап» на концах вместо кистей. Рослый бритоголовый парень очень серьезного вида, в форменных шортах хисахской армии, легких сандалиях и портупее акульей кожи, с клинком-гекконом и легким трехствольным стрелометом под длинные подводные болты-гарпуны. На плечевом ремне его амуниции красовался гербовый щиток части с золотым силуэтом касатки на синем же фоне и офицерский шеврон – одна тонкая и две толстых полоски.
– Бинбаши Джума аль-Сахисси, ваш персональный комментатор, эфенди. – Представляясь, он за неимением каблуков щелкнул задниками сандалий. – Прикомандирован от военного ведомства.
Бинбаши… На анарисский счет – суб-полковник. Это если по общеармейскому ранжиру, по рейнджерскому-то чуть-чуть не вровень с моим премьер-капитанским званием. А младше меня лет на пять…
– Штабной? – Неприязнь к любителям покупать невыслуженные звания не смогло перебороть даже собственное скоропалительное произведение в чин.
– Нет, эфенди, – понимающе, как мне показалось, полуулыбнулся тот. – Юнга-воспитанник полка Синих Драгун. С двенадцати лет в строю, участвовал в восемнадцати приграничных конфликтах. Пожалован юзбаши в день совершеннолетия. Чин бинбаши получил вне очереди три года спустя за взятие двух кораблей трэйрской береговой гвардии. При прежнем Великом Визире…
Поня-ятно… Маху я дал. У нас-то, почитай, с бунта Суганихи Кровавого юнг, воспитанников и прочих мальчиков-барабанщиков в армии не держат. Не вынесет малолетка тягот меканской топи, да и некоторые широко известные склонности Инорожденных офицеров превратили эту должность в посмешище.
Тут же подобного быть не могло никоим образом. Как по отсутствию эльфов, так и по совершенно иной причине – в хисахской армии служат без различия пола, сословного и расового происхождения. Мужчины и женщины, бедные и богатые, люди и дракониды поровну. Всеобщая воинская повинность, как в том же Тесайре, только на год, а не на пять лет, да и сборы каждый сезон, не реже. Офицеры и унтера, понятно, на постоянном контракте. Похоже, как раз из подобных воспитанников, всем обязанных армии…
Только что же это за пограничные конфликты такие, в которых пара кораблей на размен уходит? Цельными флотами мелкие разборки учиняют?!
Примерно в таких выражениях я от ошарашенности и поинтересовался у боевитого комментатора международной обстановкой. Напоследок еще спросив для полного блеска:
– Неужели драгуны корабли в верховом строю берут?
– Наш полк сегодня участвует в прохождении, эфенди, так что сами увидите, – уже открыто усмехнулся на сей вопрос бинбаши и перешел к сути основной темы: – Существуют неразрешенные споры о разделе акватории с такими доминионами Тесайра, как Иэри и Атина. «Кефальные войны», если вам доводилось слышать…
Не доводилось, а то поменьше задавал бы идиотских вопросов. В спешке перед отправкой на должность я как-то больше внимания уделил отношениям южных соседей с нами родимыми. Да и то по большей части в историческом разрезе – от принца Халеда до нынешних дней. Подробным знакомством с современными врагами нашего верного союзника я как-то не счел нужным озаботиться. Вот и результат…
– Кроме того, остаются независимые пираты, угрожающие нашим рыбным промыслам и газодобывающим платформам, – завершил свой полит-инструктаж сахисец, если я верно понял его фамилию.
Пираты на буровых платформах – это серьезно. Если тлеющий светосброс, прожигающий породу, успеют развернуть из надира в горизонт, никакому кораблю мало не покажется. Перережут трубы из заклятого на нетление бамбука – и все, конец городам у моря. Без топлива погаснут огни на алтарях, замрут опреснители там же, под сводами храмов. В жилах Хасиры и Сахисса течет голубая горючая кровь, без которой нет воды, нет пищи, нет жизни!
Три тысячи лет Хисах добывал газ из-под окраин пустыни и залива, без счета закачивая в скважины морскую воду. Тридцать веков опускался берег, лишенный опоры – весь старый порт ушел в волны. За это время под Хасирой собралось второе море, ничуть не спокойнее того, что бьет в волноломы Розовой бухты, из года в год испытывая творения разума…
Сочтя объяснения достаточными, а процедуру представления завершенной, Джума-сахисец коротко поклонился моим женам и компаньонке, галантно предлагая им пройти в ложу. Зато с наложницей его обмен приветствиями затянулся едва ли не настолько же, насколько со мной самим. Только совершался без слов – взглядами, улыбками, незаметными знаками наподобие вольнокаменщицких.
Не скажу, что это так уж удивило. А драконидке изрядно прибавило доверия в моих глазах. Боевой полковник человеческой крови и придворная танцовщица драконьей, к тому же пророчица своего народа – довольно странная пара, только если не принимать во внимание их общую напряженность в отношениях с верховной властью. Иначе с чего бы равного мне по званию приставлять к делу, для которого и последний мичман сгодится! Одним «уважением», желанием уязвить новопроизведенного офицера соседством с кадровым сей факт не объяснить. Будь так, с Музафара по злокозненности сталось бы и мушира-маршала приставить ко мне с пояснениями. Похоже все-таки, что для Джумы это такое же проявление опалы, как для Исэсс. Особенно если вспомнить его оговорку про получение внеочередного чина при прошлом Великом Визире.
Кажется, нынешний просто решил собрать всех змей в одну корзинку, чтобы они там друг другу лапы поотгрызали. Или чтобы спалить их разом было способнее.
Вот только тут он, похоже, просчитался…
Оркестр, все это время соревновавшийся в шумности с морем и ветром, внезапно затих. Понимая, что парад вот-вот начнется, я стремительно занял место в ложе, только волей Судьбы не оттоптав попутно ног никому из жен и свиты. Успел как раз к хисахскому гимну, который в любом случае из уважения полагалось прослушать стоя.
Исполнение его было отчаянно перегружено звоном гонгов и тарелок, уханьем барабанов и взревыванием всей духовой составляющей оркестра. При этом сама мелодия удивительным образом терялась, сносимая в море резкими порывами ветра.
Под сие невразумительное звукоизвержение открытая часть причала перед ложами и трибунами заполнялась уже успевшими примелькаться мне носителями лиловой униформы древнего образца. Не успел я вяло подивиться, от кого должно защитить зрителей столь несусветное количество неуклюжих стражников исключительно человеческой крови, как приставленный к нам бинбаши начал исполнять свою обязанность, объясняя происходящее.
– Парад открывают блистательнейшие из воинов Хасиры, Сводная Лиловая Стража Великого Визиря! – Фраза не выбивалась из оркестрового шума ни стилем, ни вразумительностью. – Доблесть и верность достойнейших из достойных не знают предела, слава их самумом гремит по пустыне и смерчами вьется над морем!!!
Может, мне показалось, но «самум» в пустыне значит то же самое, что «пурга» в Огротундре. Брехня, в общем, притом по определению невразумительная. Не знаю, как там со смерчами у моряцкого народа, но можно предположить, что смысл сходный. Нельзя было не заметить, что комментатор выдает все эти славословия с видом откровенно скучающим и в чем-то ехидным.
Заученно тарабанить превосходные степени в адрес личной гвардии Музафара бинбаши продолжал еще добрых пару минут, все время, пока лиловые нестройными рядами ползли мимо трибун из конца в конец причала, салютуя сайсами как Судьба на душу положит. Уловить смысл в бесконечном нагромождении «всепобеждающих», «наисовершеннейших» и прочих «столпов порядка и спокойствия» я и не пытался. Стражники они и есть стражники. В бою от них толку ноль, а главный враг любому – свой же, одной с ним земли уроженец.
Примерно так же оценивали прохождение Лиловой Стражи и зрители – все, кроме султанской ложи. В противовес вялым хлопкам трибун оттуда неслись надрывные аплодисменты и подбадривающие крики, среди которых явственно слышались истерические взвизги Великого Визиря и гнусавое мычание Верховного Главнокомандующего.
Что показательно, ложи Тесайра, Трэйра и Атины присоединились к этой горе-овации. Похвала врага боеспособности твоих солдат дорогого стоит, не так ли?
Наконец последний из блюстителей законности исчез в дальнем конце причала, едва не уронив сайсу. Оркестр выпутался из вариаций на тему гимна, из-за которых так и не удавалось уяснить, можно ли уже присесть или так и надо стоять столбом из соображений международного этикета.
Ветер, по крайней мере, над плац-причалом, на мгновение стих, а затем ровно и сильно задул вдоль над каменными плитами. Приобретенным после возведения в эльфийское достоинство аспектным чутьем я уловил, что со стихией поработал маг, и не один. Наметанный фронтовой взгляд тут же выхватил четверых – хисахские армейские заклинатели Ветра и Воды встали попарно по краям трибун, укрощая ветер в начале прохождения войск и отпуская на свободу в конце.
Кому понадобились столь странные условия для демонстрации своей выучки, стало ясно спустя полминуты. Не пескобуера, даже не пескокаты – двухколесные доски на ветровом ходу, легкие настолько, что могли нести лишь одного вооруженного человека или драконида.
Проход, змейка, разворот в последней четверти причала с опорой на ногу… Первые четверо сложили желтые шелковые паруса на скрепленных вперекрест, как ножницы, гиках, когда следующие только выехали на импровизированный плац. Когда и эта четверка остановилась, предыдущая уже закончила разбирать свой транспорт.
Крестовины колес заняли место на поясах солдат пустыни в качестве метательных звезд, широкие ободья стали элементами панциря. Сами доски превратились в узкие и длинные щиты, гики – сайса полегче полицейской и длинный лук – легли в крепления вдоль них, а паруса плащ-палатками упали с плеч четверых мужчин и женщин человеческой и драконьей крови.
– Шестьдесят Второй Желтый Ветрострелковый полк имени Харуды Хисахской! Носители традиций, в которых она воспитывала своего сына Халеда!!! – очень своевременно прокомментировал бинбаши преображение мобильной легкой пехоты.
Судя по облику части, над которой шефствовала легендарная мать Принца Хисахского, воспитывался он в правилах одновременно строгих и игривых и должен был приобрести равносильную склонность к стильности и аскетизму.
Ветер играл переплетенными желтым шелком фейками на головах людских пар и длинными лентами того же приборного цвета у драконидских. Форменные шорты и портупеи были отделаны тесьмой такого же оттенка, как и колчаны длинных тростниковых стрел с желтым оперением. Парадные бляхи и знаки различия на ремнях портупей сияли начищенным золотом, хотя весь остальной металлический прибор снаряжения был либо выкрашен светло-бурой матовой краской, как щиты, либо обшит форменной песочной тканью.
– Именно к этому полку обращался принц перед легендарной Битвой Приснодня! – В представление ветрострелков Джума-Сахисец вложил истинные чувства, и набивший оскомину монолог Халеда сегодня и сейчас в устах одного из его наследников вновь обрел не балаганную убедительность и силу. – «Пусть будет тот забыт, кто нынче встал не с нами! Кто в старости не сможет рассказать – да, я был там! И Приснодень встречал на поле боя! И служил нам Приснодревом костер из вражьих тел!»
Слыша это здесь, где дыхание Девственной Пустыни смешивалось с соленым выдохом Зодиакального Моря в порыве вековечной страсти, породившей близнецов Сахисс и Хасиру, верилось – вот слова, третье тысячелетие подряд заставляющие сердца их бойцов биться сильнее, прогоняя из жил холод страха.
Строй заполнил середину причала и отсалютовал зрителям. Восторг тех оказался неподдельным, зато со стороны султанских апартаментов и дипломатических лож реакция была не более чем формальной. Мы с женами и свитой не последовали примеру прочих иностранных представительств и не стали чрезмерно сдерживать восхищение сыгранностью сей сцены, чем явственно заслужили одобрение военного комментатора, похоже, лишь служебной инструкцией принужденного воздерживаться от личной оценки проходящих частей.
Количество слов, которое Джума тратил на представляемые им рода войск, явно было обратно пропорционально его симпатии к ним. А также их реальной боевой ценности, насколько я вообще мог оценить местную специфику своим сторонним взглядом. Было ли сие личной особенностью бинбаши или своеобразным следствием предписанной ему политики освещения военных достижений для иностранного посла – неясно. Но не заметить такую несообразность было невозможно по определению.
Вослед ветрострелкам, быстрым шагом покинувшим причал, прошли средства их доставки и огневой поддержки. Штурмовые, с качающимися щитами для прикрытия десанта, или груженные файрболлами и фосфорной огнеснастью пескобуера с катапультами и аркбаллистами были оснащены кадавровыми лапами, приспособленными для скрытного передвижения при безветрии, а в походном положении поджатыми по бортам между колесами. Пескокаты с той же особенностью конструкции ощетинились малокалиберными светосбросами и колесными стрелометами.