Машраб Б. Избранное

безверьем, -
В притоне нечестивых я, посрамлен, рыдаю.

То соловьем зальюсь я, то горлицей томлюсь я,
В глуши совою злюсь я - глотая стон, рыдаю.

Меня лукавством юным ты, как Лейли,
погубишь, -
В степи разлук с Меджнуном я, отрешен, рыдаю.

И мне ль брести скитальцем в глухие горы-
долы, -
Ведь я и здесь страдальцем из тех сторон рыдаю.

Потопом расхлестнуться печаль мне повелела:
Джейхуном слезы льются - я, сокрушен, рыдаю.

Твоей красой прекрасной зажжен, весь мир
пылает, -
Я - мотылек несчастный, Машраб, сожжен,
рыдаю.

x x x

О, я к моей возлюбленной питаю страсть особую:
Нальет мне - хоть и сгубленный, а все ж вина
попробую!

И рай не славословлю я с дворцами и чертогами:
Вот заведу торговлю я - продам его с утробою!

И вижу, горемыка я: весь мир - что тьма
кромешная,
И в ней ты, среброликая, сверкаешь высшей
пробою.

Всегда ханжой-святошею влюбленный
порицается, -
Найду стрелу хорошую на злобу твердолобую!

В жар преисподней прогнанный, Машраб рыдает
горестно, -
Твоей любовью огненной расплавить ад попробую!

x x x

Едва игривый взор твой заблестит -
И тотчас застенаю я навзрыд.

О злая, твоя злость меня убьет,
Меня гнетешь ты тяжестью обид.

Неверная, ты сердце отняла,
И птицею оно к тебе летит.

Едва ты яркой розою мелькнешь -
Безумец, я твоей красой убит.

Страдалец, от тоски сгорел Машраб,
Зимой и летом стон его томит.

x x x

С Меджнуном мы за годом год в пустынях,
изнывая, шли -
Среди лишений и невзгод искали вместе
мы Лейли.

О, смилуйся и, не гоня, внемли моей немой
мольбе:
Кого еще, как и меня, мученья страсти извели!

И сотней жизней наделен, все брошу пред тобой
во прах:
Зачем мне Сулейманов трон? Я пред тобой влачусь
в пыли.

Лукавой красотой пьяня страдальца, павшего
во прах,
Увы, прошла мимо меня моя красавица вдали.

И старцы, в свитке прочитав о диве красоты твоей,
Безумно бросились стремглав - к тебе, согбенные,
пошли.

И сердце в медленном огне сгорает от любви
к тебе, -
О, как бы муки страсти мне совсем все сердце
не сожгли!

Сто мук на голову мою обрушила в разлуке ты, -
Влюбленный, плача, я молю: "Приди, печали
утоли!"

О, пощади, будь не строга, доверься мне
и другом будь, -
Я - раб, смиренный твой слуга, все совершу -
лишь повели!

"О ты, создатель всех людей", - взывает твой
несчастный раб, -
"Страдальцу в просьбе порадей - молящего
возвесели!"

Предвечный кравчий мне налил, и я пригубил
хмель иной, -
Поверь: уже не стало сил хмелеть от блага сей
земли.

"О, сжалься, мой прекрасный друг!" - взывает
горестно Машраб, -
Увы, страдания разлук мне тяжко на плечи легли!

x x x

Я о любви лишь молвлю слово - весь мир
в единый миг сгорит,
Скажу, в чем тайн моих основа, - и враз любой
тайник сгорят.

Когда в любви горят от пыла и проливают реки
слез,
Влюбленных покидает сила - вся грудь у горемык
сгорят.

Один, я с муками моими сгораю в пламени
разлук, -
Едва твое я вспомню имя - от радости язык
сгорит!

Как о тебе, меня томящей, мне, горемыке,
рассказать?
Вся плоть моя - огонь палящий уж до костей
проник - сгорит.

Когда я тщетно жду свиданья, жестокий крик
терзает грудь, -
Я закричу - все мирозданье в ответ на этот крик
сгорит.

Дано сгубить меня напастям, а ты - в печалях
о другом,
Ты не придешь ко мне с участьем - от стона
сердце вмиг сгорит.

Машраба памятью минуя, о нем и слова не скажи:
Едва лишь в Судный день вздохну я -
сам райский сад-цветник сгорит.

x x x

Взглянуть на дивный, милый лик пришел я,
одержимый,
И сто уловок хитрых вмиг увидел от любимой.

Сто жизней бы имел - сполна все ей принес бы
в жертву, -
Самой бедой идет она, и взор - неотразимый.

О сумасброд, в любви хмельной, пади безгласной
жертвой, -
Чернеют косы за спиной волною непрозримой.

Я в суетной толпе мирской влачился в лютой
жажде,
И кубок милою рукой мне дан был несравнимый.

Пасть жертвой будь, Машраб, готов за сахар
уст-рубинов
И за жемчужный ряд зубов красы неизъяснимой.

x x x

Принарядилась, хороша, краса моя прекрасная, -
Знать, кровь мою пролить спеша, она оделась
в красное!

Не знаю, с кем в лукавстве злом вином она
потешилась,
А раскраснелась вся челом, как будто солнце
ясное.

Нет, не волшебен, а жесток взор ее, томно-
сладостный, -
Ее на горе создал бог себе рукою властною.

Она зашпилит пряди кос красивыми заколками
-
Блеснет красой волна волос, с ее красой согласная.

На прахе, о Машраб, твоем взрастут цветы
багряные, -
То пламенным горит огнем твоя душа несчастная.

x x x

Испив багряного вина, она, челом красна, пришла,
Сверкая взором и грозна, игрива и хмельна,
пришла.

И стрел ее удар был лют, и зло закушены уста,
И сердца моего сосуд она, разбив до дна, пришла.

И, распустивши пряди кос, она сверкала красотой,
Как будто, благовоньем роз овеяна, весна пришла.

С отточенным мечом в руках, с колчаном, полным
острых стрел,
Она меня разбить во прах - жизнь мою взять
сполна, пришла.

Бедняк Машраб в чаду своем стенает горестно
навзрыд:
Она, чьим бедственным огнем мне пытка суждена,
пришла.

x x x

Отшельник, не стыди меня, что лик мой, как ожог,
горит, -
Так по ночам в пылу огня несчастный мотылек
горит.

В твоих нарциссовых очах кровавая таится казнь,
А на рубиновых устах, как кровь, багряный сок
горит.

Да, все отшельники подряд - и те в огне любви
горят,
И каждый, кто огнем объят, хоть от огня далек,
горит.

Машраб, и ночью ты и днем изнемогаешь
от любви:
Кого разлука жжет огнем, тот, даже одинок,
горит.

x x x

Лейли подобен облик твой - ты так красива,
говорят,
А я - Меджнун, что за тобой бредет пугливо,
говорят.

Я головы не подниму, стеная у твоих дверей, -
Как ни стенаю - ни к чему вся страсть порыва,
говорят.

Я у врачей искал удач: "Возможно ль исцеленье
мук?"
"Не лечат, - отвечал мне врач, - такое диво,
говорят!"

Скажи мне, где Меджнун, Лейли, ответь мне,
где Фархад, Ширин?
Они прошли и отошли, - все в мире лживо,
говорят.

Пыль со следов собак твоих Машраб прижал
к своим очам, -
Прах этот - мазь для глаз людских, - все так
правдиво говорят!

x x x

Что мне сетар, когда со мной беседу поведет
танбур?
Распутает в душе больной мне все узлы тенет
танбур.

Когда гнетет меня недуг от суесловия врагов,
В печалях самый лучший друг, мне слух струной
проймет танбур.

Нет, пустодумы не поймут нетленной ценности его,
А мне дарует вечный суд - весть всеблагих высот
танбур.

Когда, узрев любимый лик, я вновь томлюсь
в плену разлук,
Игрою струн в единый миг всю грудь мне рассечет
танбур.

Как и красы любимой вид, он душу радует мою,
Мне огненной струной звенит про образ дивный тот
танбур.

Пронзает, жаром пламени, насквозь сердца
влюбленных он:
Единой искрою огня все сердце мне прожжет
танбур.

И так твой разум отняла, Машраб, жестокая твоя,
А тут еще всю грудь дотла сжигает в свой черед
танбур!

x x x

Надела неземной наряд красотка розотелая -
И сник, смущением объят, печальный, оробело я.

Как кипарис - твой стройный стан, а лик твой
солнцем светится,
Ты - кипарис мой и тюльпан, ты вся -
жасминно-белая.

Не знаю, как пройти я смог: язвят ресницы
стрелами,
Прошел - и с головы до ног изранился
об стрелы я.

И сад Ирама - гулистан, поверь, совсем
не нужен мне:
По всей груди - соцветья ран, словно тюльпаны
зрелые.

Тебе, увы, меня не жаль, твой меч сечет мне
голову,
Машраб, гнетет тебя печаль, тебе твой саван делая.

x x x

Ты, чья брови - как михраб, мне как божество
дана,
Ты мне в сердце свет лила б - ты ведь солнце
и луна.

Я к тебе - во прах у ног - как к святыне
припаду,
След твой - всеблагой порог мне в любые
времена.

Память о тебе - мой друг, оба мира мне - враги:
Как пошлешь ты войско мук - мне прибежище
она.

Если ж невзначай войдет в сердце дума о другой,
Да сгореть мне от невзгод, - знать, моя была
вина!

Не бывать в душе моей мыслей ни о ком
другом, -
Я - в силках твоих кудрей, мне опасность
не страшна.

То не тучи в вышине, а стеною льется дождь, -
Небо плачет обо мне, и от стонов высь черна.

Конь ли твой, лишен чутья, вдруг запнулся на пути?
Нет, во прахе - плоть моя под копытом скакуна.

И кого ж винить-то мне, что сгораю я в огне?
По моей лихой вине мне и мука суждена.

Умертвишь ли, оживишь - воля милости твоей,
О мой властелин, услышь: верен раб тебе сполна.

Я пока что жив и цел, а умру - мне быть с тобой,
Рая горнего предел для меня - обитель сна.

О Машраб, во прахе ляг на заветный тот порог,
Другом быть ее собак - счастью твоему цена!

x x x

Был, увы, я сотворен для любви несчастной,
И неверной был прельщен девою прекрасной.

Гибну, жаждой изможден, я в глухой пустыне,
А тобою воплощен океан бесстрастный.

Жизнь отнимешь - я сражен, о услада сердца, -
Пасть готов я, сокрушен, жертвою безгласной.

Видно, гибнуть осужден я самой судьбою,
Я разлукой отрешен в дол тоски всечасной.

Я скажу, как я смущен, о владыка мира:
Я скитальцем быть рожден, ты - султан
всевластный.

Я горю в пылу пламен, горестный влюбленный,
Днем и ночью только стон слышен мой ужасный.

Войско бед со всех сторон рушит меня силой,
Мучусь, жаждой изнурен, я в тоске напрасной.

Нрав твой щедро одарен злостью и лукавством, -
Мотыльком лечу, спален, на огонь опасный.

Как Меджнун мечусь, влюблен, - средства нет
от боли,
Я с младых моих времен в муке ежечасной.

Одержим Машраб, смятен, - что, друзья,
сказать вам?
Не стыдите его: он - раб судьбы злосчастной.

x x x

О моем безумстве слава всем понятней всякой
были,
И теперь Меджнуна, право, в целом мире позабыли!

Так в любви не истомятся никогда Фархад
с Меджнуном, -
Нет, вовеки не сравняться им со мной
в любовном пыле!

Ты теперь других изрядно стрелами ресниц
терзаешь, -
Я-то знаю, сколь нещадно стрелы душу мне язвили!

Что ни миг - то тяжко станет сердцу от камней
печали,
И людская зависть ранит, - по сравнится с ней
по силе!

Хмель любви Машрабу раной лег на страждущее
тело, -
Как никто, от страсти пьяный среди всех людей
не ты ли?

x x x

Лишь выйду - и на скакуне навстречу мне
она спешит,
Бутон, расцветший по весне, она, красой красна,
спешит.

Ресницы стрелами меча и грозным взором
всех разя,
Она, как пламя горяча, челом озарена, спешит.

И уст ее хмельная сласть пьянит всех встречных,
как вино, -
Она, в пылу разгорячась, как будто от вина,
спешит.

Всю душу жаром пламеня и страстной ревностью
томя,
Восторгом опьянив меня, ко мне сама весна спешит.

Ей другом быть никто не смел: она равно со всеми
зла,
И мне грозят ресницы стрел: ко мне она, грозна,
спешит.

Стерпеть ли, как ни терпелив, разлуку
долгих-долгих дней!
Она, лишь сердце мне пронзив и сил лишив сполна,
спешит.

От бед моих и от невзгод ну как не умереть,
друзья?
Она всю душу мне сожжет и - видеть пламена
спешит!

И грешников и всех святош она к себе
приворожит,
И я для веры уж негож, когда ко мне она спешит.

Ни по ночам она, ни днем вовек меня
не навестит,
А иногда - вот диво в чем - сама, как ночь
темна, спешит.

Сжимает меч ее рука, в колчане - жала острых
стрел, -
Ко мне она издалека, всю душу взяв до дна,
спешит.

Как лепестки увядших роз, от горя пожелтел
Машраб, -
Она с бедой ли - вот вопрос - или любви верна,
спешит?

x x x

В саду красоты средь кущей ты блещешь красою
стана,
И горлица сердца пуще стенает и стонет рьяно.

Глаза - как палач, суровы, ресницы твои -
кинжалы,
Уста - как рубин, пунцовы, цветут, как бутон,
румяно.

Ханжа, ты меня не сманишь, не знаешь ты муку
сердца, -
Ты в душу едва заглянешь, все сердце -
сплошная рана.

И если, тобой терзаем, я в рай без тебя попал бы,
То разве была б мне раем вся в море огня поляна!

И что мне весь мир в разлуке, дурманом меня
томящей, -
Нет, лучше смертные муки, чем гибнуть в плену
дурмана.

Машраб жил надеждой страстной, а видел в любви
лишь муки,
И если умрет несчастный - как жаль, что
он умер рано!

x x x

Не подует ветер сладко - розы цвет румян
не будет,
Без любви в куропатка петь среди полян не будет.

Соловей в весенних кущах, не пленен прекрасной
розой,
Не поет в кустах цветущих - он от страсти пьян
не будет.

Лишь любовью опаленный пожелтеет ясным
ликом, -
Не сожжен огнем, влюбленный рдеть от крови ран
не будет.

Взором жгуче-животворным, лунным ликом
не согретый,
Камень, прежде бывший черным, как рубин,
багрян не будет.

Лик твой - словно светоч вешний среди тьмы
кудрей душистых,
Без тебя мне мрак кромешный светом осиян
не будет.

x x x

"Лунный лик без покрывала, - я молил, -
яви во мраке", -
"А без туч, - она сказала, - перл любви слиян
не будет". {*}

"Не тверди мне то и дело о страданиях разлуки, -
Не поправший дух и тело страстью обуян
не будет".

Я сказал ей: "Мое горе до смерти меня
сжигает, -
Как же исцелиться хвори, если лекарь ждан
не будет?"

Ни к чему, Машраб, кручина, хоть ты и разорван
в клочья:
Зерна битого рубина портить тот изъян не будет!

{* По поверьям, жемчуг зреет в раковинах от попадания в них капель
дождя.}

x x x

Огня моих невзгод и мук ни друг, ни брат
не стерпят,
А если застенаю вдруг - и супостат не стерпит.

Когда хоть тенью упадет моя печаль на небо,
Взгремит гроза - сам небосвод моих утрат
не стерпит.

Когда суть тайн моих сполна поведаю я небу,
Клянусь - ни солнце, ни луна весь этот ад
не стерпят.

Когда, не в силах мук стерпеть, влюбленные
застонут,
Сам проповедник и мечеть дотла сгорят,
не стерпят.

Поведать, в чем моя страда, какая гложет мука, -
Вселенная и в День суда такой разлад
не стерпит.

А проповедь читать бы стал я пред людьми
в мечети -
Сгорели б все - велик и мал, и стар и млад, -
не стерпят.

Усладен слог в стихах твоих, Машраб, -
ответ твой ладен, -
Сам Музаффар сей ладный стих, тоской объят,
не стерпит.

x x x

Нет, солнца твоего чела никто лучей не стерпит,
И даже сама вера - зла твоих очей не стерпит.

Восславлю строем звучных слов твои уста-
рубины -
И ни один диван стихов таких речей не стерпит.

А озорным лукавством глаз блеснет лишь
чаровница,
Глупец и умный глянут раз - и взор ничей
не стерпит.

А если в райский сад войдет она с такой красою,
То и светящий гладью вод родник-ручей
не стерпит.

А жребий, что меня постиг, и в самой малой доле
Никто из всех земных владык и богачей
не стерпит.

Падет лишь капля слез моих в глубины океана -
И лучший перл пучин морских ее лучей
не стерпит...

x x x

Как много в сердце тайн и боли - все написать
о том нельзя,
Сказ о любви и горькой доле поведать и стихом
нельзя.

Где розы - там шипы и жала, где ремесло -
там труд и пот, -
С любимой хочешь быть - сначала терпи,
а напролом - нельзя!

Меня волнение смутило, едва лишь я узрел
твой лик,
Но в небе ухватить светило, как руку
ни взметнем, нельзя.

Во мне, смирению послушном, твои ресницы -
жала стрел, -
Сказать о горе тем бездушным, кто с горем
незнаком, нельзя.

Но ты заветного чертога, Машраб, достичь так и
не смог:
Хоть сотню лет томись убого - увы, войти в тот
дом нельзя!

x x x

Ты ангел или человек, иль гурия -
понять нельзя,
Но милостей твоих и нег утратить благодать
нельзя.

О, ты немилосердно зла, ты беспощадна, но, увы,
От блеска твоего чела мне сердце оторвать нельзя.

Узрел я солнце - образ твой, и, восхищенный,
онемел,
Но с неба солнце взять рукой, увы, как сил
ни трать, нельзя.

Твой лик - как роза в каплях рос, а я - как
соловей шальной,
И соловья от рдяных роз, поверь, вовек прогнать
нельзя.

Когда душа в любви хмельна, Машраб, не спи
беспечным сном,
Но вот беда, друзья: от сна очнуться, как ни ладь,
нельзя!

x x x

Кто пошел стезей любви, тому смирным быть,
покорным - нестерпимо,
С четками поклоны бить ему в рвении
притворном - нестерпимо.

Кто дождался благодатных встреч с дивною
владычицею сердца,
Изнемог он, ему душу влечь к радостям
зазорным - нестерпимо.

Кто по отрешенному пути ревностно идет вослед
Адхаму,
Для того, блаженствуя, идти по дорогам
торным - нестерпимо.

Если благовонный воздух нег обвевает сломленного
страстью,
Никнет он, ему влачить свой век в бытии
тлетворном - нестерпимо.

О святоша, ты хоть раз вдвоем побыл бы с красою
луноликой, -
Стало бы тебе тогда в твоем ханжестве затворном
нестерпимо.

Знай: тому, кто ведал благодать страсти
одержимого Меджнуна,
Порицаниям ему внимать, грубым и упорным,
нестерпимо.

Для того, кто отрешенно пьет радостей любви
хмельную чашу,
Не нужны ни слава, ни почет, страсть к чинам
придворным - нестерпима.

Знай, о шах, тому, кто выбрал путь страсти,
чуждой суетных стремлений,
К славе и высокой власти льнуть в рвении
задорном - нестерпимо.

Жаждай сердцем доброй красоты, о Машраб,
в стремленье непорочном:
Жаждущему сердцем чистоты - в этом мире
черном нестерпимо.

x x x

О своей любви скажу - вовек слушающий муки
той не стерпит,
И никто - ни зверь, ни человек, - в мире ни один
живой не стерпит.
Если я про боль моих утрат прочитаю проповедь
в мечети,
Вся мечеть и люди все сгорят: кто и с умной
головой - не стерпит.
А зайду я в винный погребец и спрошу, рыдая,
о любимой -
Все сгорят - и праведный мудрец, и невежда
чумовой, - не стерпят.
Ежели среди нагорных гряд молнией блеснет
Меджнун безумный,
Вспыхнув, запылают рай и ад - этой вспышки
грозовой не стерпят.
О моей любви сложу я сказ - так и знайте,
что случится чудо:
Сам святой коран смутится враз - моей муки
горевой не стерпит.
Рвенья моего взъярится конь, оседлаю я его