Торб ни как не прокомментировал свою перемену, видимо это было ему не впервой. Я постарался не выдать своего удивления.
   Мы принялись строить планы. Чуть позже, Торб выделил нам агента, с которым мы с мэром поехали на какую-то телестудию, где знак МВД открыл нам все двери. Мы вместе с Эдмонтом Тери записали послание к народу, в котором он представлял меня и призывал выйти на улицы в знак солидарности с другими мирами против клановцев-захватчиков. Вышедший на улицу народ будет собираться в толпы (по крайней мере, мы надеялись на это), и наши люди должны были распространять среди толпы настроения и транспаранты и направлять ход событий. Основной проблемой связанной с управляемостью народа была нехватка оперативников. Из тридцати семи человек четверо уехали в другие города Терсуса, чтобы связаться с их мэрами. Ещё четверо на различных предприятиях готовили транспаранты и другую фурнитуру для митинга. Оставшиеся, исключая Торба, активно увеличивали агентурную сеть.
   К утру Торб обещал прибавление в двести пятьдесят - триста человек, правда, не стопроцентно надёжных. Он объяснил, что каждый уважающий себя оперативник имеет на примете людей, которых при надобности можно, так или иначе, использовать. Но для города с населением около десяти миллионов человек, этого было, безусловно, мало, пусть даже на улицы выйдут всего треть горожан. Поэтому половина агентов будет заниматься вербовкой прямо в толпах. Операцию в основном планировал Торб, у него в отличие от нас был хотя бы теоретический опыт проведения людских волнений.
   Глава 28.
   Выстрел.
   Нас разбудили незадолго до полудня. Улицы уже были залиты светом. У большинства жителей начинался выходной, и передачу обращения было решено провести в то время, когда люди в большинстве своём уже проснулись, но ещё не успели разбрестись кто куда по своим досугам. Нам выдали бронекостюмы и шлемы спецназовцев, видимо порылись на складах МВД. На тусклых шлемах были выведены под трафарет символы Эхорка, только разного цвета. Вместе с Эдмонтом я должен был выступить на нескольких митингах, и была возможность покушения на наши жизни. Правда, Тери считал, что советники не посмеют отдать такой приказ, так как покушение сделало бы нас героями в лице толпы и очернило их.
   Мы переехали в другую тайную штаб-квартиру, поближе к центру города, где стали завтракать и смотреть телевизор. Тери волновался и жевал механически. Я тоже жевал механически, но уже давно привык и от этого получать удовольствие. Торб сообщил, что покамест всё идёт по плану, и всего к этому моменту мы располагаем триста двенадцатью агентами. По всему Эхорку было расположено десяток телевизионных ретрансляторов. Три из них удерживали люди Торба, самые надёжные. Они рисковали больше всего, возможны были столкновения со спецназом. Торб сам планировал пути их отхода, он волновался за своих подчинённых, но заметно это было только по его скрупулезности. На остальных ретрансляционных станциях люди Торба, пользуясь значками МВД, приказали передавать по всем каналам нужный нам сигнал. Телефонную и визиофонную связь Торб в нужный момент блокирует, пусть всего лишь на несколько минут, и для того, чтобы прервать передачу на ретрансляторах, советникам придётся послать туда кого-нибудь. На это необходимо время, и возможно до стычек со спецназом не дойдёт. Обращение было не очень длинным, и по окончании его должны были поставить на повтор и уходить. Прерывая передачу, совет показывал людям, что боится гласности, и это тоже играло нам на руку.
   Время пришло, и на экране появился Эдмонт. Позади мэра мягко колыхалось голографическое изображение флага, который является символом столицы Терсуса. На тёмно синем фоне кольцо, разделённое пятью шариками. Верхний кружок в два раза больше остальных. На него указывает самый длинный луч звезды в центре кольца.
   Эдмонт в традиционном официальном костюме мэров Эхорка, стилизованном под старинный мундир. В этом мундире мэр стал очень похож на Керенского, уводящего последнюю армию Звёздной Лиги в страну, которую великий полководец хотел сделать своей мечтою. Ну, или, по крайней мере, Эдмонт походил на одного из ближайших сподвижников Керенского. Мужественная седина блистает. В глазах мудрость и огонь. На мой вкус - чересчур понтов.
   Тери начал с краткого экскурса в историю и произнёс заученную речь, рождённую нашим общим мозговым потом. Он рассказал о том, как именно клановцы утвердили советников на их постах. Затем рассказал о участии "Злых Тварей" в освобождении Терсуса и представил меня. Камера отодвинулась, пуская мою рожу в кадр. Тут сигнал резко ослабел, появились полосы и шум. Торб сказал, что четвёртый городской ретранслятор прекратил передачу. Он сидел позади нас и поглядывал на экран портативного компьютера. В начале трансляции он включил информационные бомбы, нарушившие работу телефонов, а сейчас получал сообщения от агентуры и отдавал распоряжения. Со своим компьютером, он заменял полностью укомплектованный командный центр.
   Четвёртый ретранслятор не удерживался агентами. Он находился слишком близко к центру и, следовательно, к совету. Мы ожидали, что он вырубится одним из первых. Передача, тем не менее, продолжалась, мы ловили сигнал другого, более отдалённого от нас ретранслятора. Удерживаемые телебашни были выбраны так, чтобы более-менее разборчивый сигнал покрывал большую часть города.
   По телевизору, сквозь помехи продолжал свою речь Тери. Он рассказал, как хорошо живётся освобождённым Гане и Камту, под надёжной защитой войск Содружества, и как они процветают в условиях свободной торговли. Эдмонт обвинил совет в преступном нежелании поступиться принципами в пользу безопасности и развития Терсуса. Более того, он обвинил лично председателя в желании вновь подвести их мир под власть клана. Великолепный мэр призвал народ выйти на улицы и объявить свою волю совету, чтобы заставить его исполнять свои демократические обязанности. В заключение он сказал, что эта передача будет сейчас повторена для тех, кто пропустил её начало, кроме того, сообщил места проведения митингов.
   - Теперь будем ждать результатов... Ох и заварили же мы с вами кашу, произнёс несколько бледный от собственной отчаянности мэр.
   Мы сидели, потягивая слабую настойку на местных кореньях, чтобы побороть нервозность. Первое наше выступление должно было состояться примерно через час, неподалёку от штаб-квартиры. А сейчас, собирающийся народ, развлекали наши "массовики-затейники". Торб сообщал цифры, поступающие к нему на терминал. Сперва число людей на улицах было обычным для выходного дня, когда в городе и так довольно людно. Но минут через двадцать было замечено некоторое оживление. Народу стало больше, и направлялись они в большинстве своём в сторону мест проведения митингов. Говорить об успехе было ещё рано, но счёт был один-ноль в нашу пользу.
   Мы вышли к толпе даже немного раньше, чем собирались. До нас её активно разогревали, выступило даже несколько "левых" и довольно агрессивных энтузиастов. Меня и мэра встретили приветственными криками, над народом развивались флаги и транспаранты. Как только их успели наплодить столько за такое небольшое время. Среди толпы стояли машины с телекамерами. Нашу передачу уже давно вырубили, но свободная пресса уже и сама заинтересовалась чрезвычайным происшествием и готовила репортажи. Телевизионщикам мы были очень по вкусу, при клане им не позволяли никакой самодеятельности. Не знаю только, пропустят ли их съемку через ретрансляторы.
   Похоже, Эдмонт был не слишком близок к народу. Толпы людей, так внезапно откликнувшихся на призыв, говорили мне, что не так уж хорошо им живётся. Да и меланхоличности заметно не было.
   За толпой виднелись бездействующие отряды в форме. В самом начале они пытались хватать заводил и скрутили кое-кого из завербованных. Но большинство агентов пропагандировали в толпах погуще, и народ их не выдал. По словам всезнайки Торба, кое-где уже пробивались пикеты милиции, кое-где людей уже разгоняли газом и водой, но МВД как и нам не хватало сил. Однако с телестанциями они, надо сказать, разобрались очень оперативно. На двух удерживаемых ретрансляторах произошли стычки тайной полиции и спецназа, обе стороны понесли потери. Ни одна из телебашень не успела повторить обращение полностью более двух раз.
   Эдмонт поприветствовал народ. В целом он повторил своё обращение с некоторыми поправками и благородно-энергичными жестами. Я рассказал, как живут другие миры, входящие в СНП. Подчеркнул, что они полностью сохранили суверенитет и лишь помогают друг другу по мере сил обороняться от общего врага. Тери после этого призвал совет, ни много, ни мало, сложить с себя полномочия и дать возможность народу воспользоваться неотъемлемыми демократическими правами и выбрать правительство путём честного голосования.
   Когда мэр произносил эту фразу, в момент, когда он слегка повернул голову, прозвучал выстрел. Тери упал, мы бросились к нему. Торб приподнял Эдмонта.
   - Я не исключал такой возможности. - Старик был само хладнокровие. Тери был в сознании, в глазах его застыл ужас.
   - Господин мэр. Не беспокойтесь. Вы не ранены, - всё так же спокойно сказал Торб. - Шлем выдержал.
   В воздухе стоял гвалт, визжали женщины. Журналисты сорвались со своих насестов, пытаясь взлететь над толпой, лишь бы пробиться к нам.
   - Закончите речь, Тери. - Торб поднял его на ноги и подвёл к микрофонам, прикрывая своей спиной и демонстративно развёрзнув руки.
   - Я не ранен. - Эдмонт говорил с трудом из-за пережитого, но успел-таки подавить дрожь в голосе. - Совет сам показал нам сейчас, как он относится к демократии и гласности. Вам решать соотечественники, нужен ли нам такой совет. Тут его стали покидать силы, его лицо стало зеленеть.
   Торб и Саш подхватили мэра под руки, и мы сошли с трибуны. Нас провожали поддерживающие крики возмущённой толпы. После этого мы сделали вид, что хотим сесть в глайдер и уехать. Нас бы точно перехватили по пути. Под прикрытием толпы мы вошли в здание, на крыше которого нас ожидал вертолёт МВД, но с флагом Эхорка, нарисованным на хвосте час назад. Тайная полиция перестала быть тайной для МВД, но пока мы их опережали на полкорпуса.
   В воздухе нас не пытались перехватить, и мы быстро перенеслись на другую крышу, где и бросили вертолёт, больше мы уже не сможем им воспользоваться. Ещё в вертолёте Торб снял с мэра шлем, осмотрел его и голову Тери. Шлем не был пробит и Эдмонт не получил даже синяка, только испугался. Я, взглянув на шлем, заметил, что стреляли не бронебойным патроном. Какой-то мягкой мелкашкой. Я сказал об этом, и Торб назвал снайпера идиотом.
   Мы снова стояли перед толпой. Эдмонт говорил заключительную фразу. Вдруг меня швырнуло назад. Я бы, наверное, устоял, но Саид подножкой повалил меня и прикрыл телом. Заболело предплечье, рядом с ключицей жгло кожу под бронежилетом. Я ничего не видел из-за Саида, но слышал возмущённый голос Тери. Он кричал народу из-за спин телохранителей, что совет пытается убрать нас, нарушая все демократические основы и тому подобное. Мне помогли встать. Я просипел в микрофон, что бронежилет спас мне жизнь и толпа облегчённо вздохнула. Теперь я тоже был героем. Когда мы спускались с трибуны, делая вид что опасаемся возможных выстрелов, я спросил у Торба:
   - Признавайся, старина, эти выстрелы ваших рук дело?
   Эдмонт аж споткнулся, шагая позади меня. Торб, не меняя шага, спокойно ответил.
   - Да, моих. Это сильно подняло ваш авторитет у народа. Я не надеялся, что совет сделает такую глупость, и сам позаботился о покушениях. Люди любят мучеников за свободу, мы подали вас под хорошим соусом.
   - Но Торб, как вы посмели не согласовать это со мной?! - мэр гневно смотрел на координатора своей полиции, - вы не имеете права поступать настолько самовольно и подвергать мою... наши жизни опасности!
   - Господин мэр. Вы политик, а не каскадёр и не смогли бы говорить спокойно и уверенно, зная, что сейчас получите пулю в голову. На счёт опасности, я вам скажу, её не было. Мистер Миха подтвердит, что теми пулями, которыми стреляли в вас, не пробить ни шлема, ни бронекостюма.
   - Да уж, это верно, пожалуй. Хотя плечо у меня зверски болит, и синяк там, наверное, порядочный. - Я вполне понимал Торба и почти не злился на него.
   - Не могли же мы плюнуть в вас горохом. Нужна достоверность, эти кадры войдут в историю. А за самодеятельность, господин мэр, я готов понести любое наказание, которое вы на меня наложите, - добавил Торб, весело глядя на Тери.
   - Я не буду наказывать вас, старина Торб, это бесполезно, вас уже не переделать. Но ведь стрелок мог чуть-чуть промахнуться и как... в глаз.
   - Зря беспокоитесь, этот человек не мажет. Вот и он сам.
   Мы как раз подошли к молодому широкому вихрастому парню, который недавно вёл наш вертолёт. Парнишка нам радостно улыбнулся, мол, сработал по высшему разряду. Вот уж блин, молодец. Как мэру, так аккуратненько в шлем скользом, а как мне так в плечо, больно. Для достоверности.
   - Приложил ты меня неподетски, приятель. Больше-то не будешь стреляться? спросил я парня.
   - Ком не приказывал, - парень улыбнулся, довольно и виновато сразу.
   Я взглянул на Торба, тот сделал вид, что внимательно слушает молчавшего мэра. Мы пошли в сторону дома, из которого вышли. - У вертолёта нас ждут. Уходим под землёй, - сухо произнёс Торб.
   Я представил, как МВД-шники притаились на крыше. В любом случае в воздухе уже вся их авиация. Мы двинулись с народом, который нас окружил, к подземке. В городах на Терсусе существует нечто вроде пневмота, как на Солярисе-7, только примитивнее. Здесь ходят рельсовые поезда на электрической тяге.
   Сперва мне показалась безумством мысль использовать пневмот, то есть подземку. Замечательная могла получиться мышеловка. Но Торб, конечно, знал все подвязки МВД-шников. Когда они поняли, что мы едем под землёй, им было необходимо не менее пятнадцати минут, чтобы взять под контроль движение поездов. Когда я спросил, какую должность Торб занимает в МВД, он ответил мне: "Я второй бухгалтер министерства".
   Мы сели в вагон и за пять минут миновали три станции, с пневмотом конечно не сравнить, но вполне неплохо. Мы вышли на поверхность и потеснили на трибуне очередного оратора. Здесь обошлось без стрельбы. И на том спасибо, плечо мое болело как проклятое.
   В этот раз Эдмонт в конце речи, сообщил, что на нас было произведено покушение, и призвал идти прямо к дому совета и потребовать, "чёрт возьми" (и прочее справедливое негодование), капитуляции. До дома совета идти было около тридцати минут ходу. Мы двинулись огромной демонстрацией с песнями и плакатами. Народ рвал, метал и желал отставки совета, мы задели верные струны. И с чего это Тери решил, что население Терсуса меланхолично. Вокруг себя я видел на первый взгляд обычных людей, но их рожи уже примелькались мне в подземке, агенты Торба окружали нас теперь двойным, а то и тройным кольцом.
   По пути нам два раза встречались пикеты спецназа. В первый раз стоял просто отряд с щитами и дубинами, их просто оттеснили к стенам зданий. Они не рискнули пользоваться своим оружием. Второй пикет состоял и вооружённого спецназа и водомётных машин. Его, по-видимому, поставили уже специально для нас.
   Неожиданно из-за передних рядов нашей толпы взлетели гранаты. Опустившись посередине пикета, они стали сильно дымить. Спецназовцы не предусмотрели респираторов, и на пару минут перестали нами интересоваться. Это дало толпе время приблизиться, быстро разлагающийся газ заставил нас лишь прокашляться. Подойдя вплотную, толпа опрокинула пикет. Люди просто отбирали у здоровенных бойцов автоматы. Спецназовцы ведь тоже горожане, в этой толпе были их родные, друзья, соседи. Раздалось лишь несколько выстрелов.
   Выйдя на площадь перед домом совета, мы пополнили собой толпу, уже собравшуюся там. Было перевёрнуто несколько глайдеров, но толпа слишком уж сдержанно бесновалась. Перед оградой стояли силы МВД, множество разнообразно серых фургонов. Я порадовался, что клановцы искоренили всякую боевую технику аборигенов. Танки, пулемёты могли стать причиной бойни. Из техники были только бронированные глайдеры с водомётами в башнях. Спецназ был вооружён в основном гранатомётами с газом и станнерами. Припрятанные от клана пороховые и лучевые винтовки были только у двух отрядов. Насколько я мог заметить, уверенности у солдат не было, стрелять по своим они не рвались.
   Мы с Эдмонтом, Сашем, Саидом, Торбом и одним телохранителем взобрались на борт перевёрнутого хлебного фургона. Лежал он очень удобно, в центре площади, чуть ближе в сторону дома совета. Я спросил у Торба, не он ли приказал его прикатить сюда и опрокинуть. Координатор улыбнулся и едва заметно кивнул.
   Эдмонт говорил в мегафон, хорошо говорил, благородно. То обращался к народу, то к совету, то к солдатам. Я решил, что, пожалуй, теперь уже ничего не случится. Совет не попрёт против народа. Я стоял спиной к дому совета и смотрел на людей. Они радовались, так как и сами начали понимать, что победили. Молоденькие девчонки смотрели на меня с восхищением. Мужчины завидовали, что сами не стоят рядом со мной.
   Меня качнуло вперёд, я оступился и, наверное, сбил бы с ног говорящего Эдмонта, но кто-то дёрнул меня за руку и сбросил с фургона. Я упал на руки людей. Меня положили на асфальт, и стало видно небо. Четыре головы заслонили его. Я хотел спросить Торба "что опять? ты же обещал" но не смог говорить. Было трудно дышать, как будто только половина воздуха доходила до лёгких. А в самих лёгких, вернее в одном... чёрт, где право, где лево... как будто вода попала, когда захлёбываешься. И что-то ещё... Какой-то человек вклинился между Сашем и Саидом... незнакомый... нет он был в кольце, когда шли, или... он уколол меня... вот оно, теперь понял, я почувствовал укол в спину перед тем как упасть...
   Глава 29.
   Навар от свободы.
   Этого снайпера идиотом Торб не мог бы назвать, не погрешив против истины. Он стрелял из дома совета, в спину, в сердце, потому что шлем крепче. Пуля особенная, не боевая, для убийства. Реактивный снаряд увеличил свою скорость почти вдвое, пока летел от выплюнувшего его дула до моей спины. Тяжёлая и мягкая оболочка снаряда застряла в бронекостюме и ещё сильнее протолкнула тяжёлый и твёрдый стержень сквозь броню. Снаряд вошёл не совсем под прямым углом, я за мгновение до контакта переступил с ноги ни ногу и чуть повернулся, заглядевшись на девчонок. Поэтому стержень немного отклонился и прошёл рядом с моим сердечком в лёгкое. Центр тяжести стержня был смещен по продольной оси назад (пули с центром тяжести, смещённым по поперечной оси, начинают гулять ещё в воздухе, и далеко ими не стрельнёшь), и стержень повернул в моём теле. Хана таки сердечку, поверни снаряд в его сторону, но повернул он, на счастье, в другую и застрял на выходе из груди в пластине бронекостюма.
   Этой историей порадовал меня Торб, когда я пришёл в себя в больнице. Он дал мне извлечённый снарядец, лишь слегка смявшийся. Я провалялся в беспамятстве два дня на стимуляторах замедленной жизнедеятельности. Нашу победу отметили без меня.
   А мы реально победили. Председатель совета это понял, когда мы выступали на площади. Его приказ подстрелить меня был продиктован отчаянием, ну и, наверное, злобой. Это, кстати, повлекло за собой человеческие потери. Из-за этого козла многие боевики МВД получили серьёзные увечья от разъярённой толпы. Там, где оборону пытались держать отряды вооружённые боевым оружием, были убитые и со стороны гражданского населения. В целом на совести председателя было двенадцать смертей и около шестидесяти раненых, плюс моё здоровьечко.
   В других городах после трансляции нашего обращения мэры воспользовались своим влиянием и поддержали. Там никаких горячих событий не произошло. Последним мэром, который признал совет низложенным, был, конечно, ставленник клана. Лишь увидев, что остался один такой, он понял, что другого выхода у него нет.
   После переворота я, конечно, уже мог не сомневаться, что получу практически всё, что захочу. Ведь я был героем Терсуса. Мэры поставили все необходимые материалы, список которых передал им Саш. Шаттл, правда, дали лишь один, да и тот на время. Но я и просил два в надежде хотя бы на один. Каждый шаттл принадлежит какому-то городу, и вряд ли кто-нибудь из мэров согласился бы обездолить свой город в пользу СНП. Тем не менее, шестой корабль достался нам, и даже с командой. Шестой шаттл служил не только запасным, но и учебным челноком. Его капитан Джакомо Рино пожелал остаться во главе корабля, и признал свою обучающуюся команду вполне пригодной для выполнения боевых задач. Команда состояла в основном из молодых людей, которые в большинстве своём были рады сменить образ жизни на более, как им казалось, романтический. Само судно оказалось шаттлом класса "Юнион", внешне очень похожим на класс "Сфера". Можно сказать, он был гражданским вариантом "Сферы". Назывался челнок "Ниньо", по классу он был более грузоподъёмным, чем "Кит", но изначально являлся гражданским грузовым судном. Поэтому присобачить на него чего-нибудь опасного для потенциального агрессора без серьёзной перестройки было невозможно. Военной техники в него вмещалось меньше из-за внутренней планировки, устроенной для перевозки малогабаритных грузов и сыпучих материалов.
   Кроме того, на Терсусе мы навербовали кучу полезного люда. Правда "навербовали" звучит слишком громко, так как я валялся полувменяемый от раны, а Саш и Саид шуршали как сраные веники, следя за погрузкой, размещением и т. п. Люди сами приходили ко мне, причём в большом количестве, несмотря на жесткий шмон тайной полиции на подступах к моей персоне.
   Приходило много астронавтов. Акулы захватили в системе Терсуса два Т-корабля, а команды ссадили на планету. Космов же хлебом не корми, дай "прыгуна", а на земле они ничем заниматься не умеют, да и не хотят. Люди, конечно, знали, что у "Злых Тварей" есть "прыгун" и шаттл, и горели желанием снова работать в космосе. "Вези" был уже вполне укомплектован личным составом, и ломать сработавшуюся команду не следовало. Но если основные функции команда нашего "прыгуна" выполняла вполне неплохо, то некоторые, типа развёртывания паруса или пристыковки шаттла, которые требовали практического опыта, проходили медленно и со скрипом. Поэтому я взял четверых "старых космических волков" (с согласия Ригса конечно) на должности старших матросов, и молодого, но видавшего виды, штурмана. Его работу пока выполнял сам Смирнов.
   На Терсусе есть шаттлы, а значит, нашлись и люди, умеющие их ремонтировать. Боевой робот, конечно, не шаттл, но с другой стороны тот же ферротитан и броня. Подучить ремонтников парочке специфических трюков, и они не станут лишними в формирующемся техническом корпусе Содружества. Кроме того, ко мне заявились два бывших водителя БР, вспоминающих с ностальгией о времени, проведённом на "железе". Это было очень кстати, так как на Камте я не нашел ни одного живого. Я не мог их проверить на месте, но они похоже не врали и согласились поехать Камт без гарантий.
   Болеть с комфортом у меня не было времени. "Вези" уже был заряжен, и точка выхода скоро станет доступна, причём ненадолго, а потому следовало незамедлительно отрывать свои задницы от твёрдой опоры. Меня с помпой провезли через весь город в лимузине с витринными бронированными стёклами. В космопорте носилки с моим телом загрузили меж продолжающим судорожно грузиться разным барахлом. Меня провожали как героя революции, я был даже более популярен, чем Эдмонт Тери ("отец революции"), ведь я чуть не погиб, а он не был даже ранен. Эдмонта это, кстати, заметно обижало. Мне даже показалось, что, будучи одним из героев, он был не прочь стать единственным. Но я это списал на свою подозрительность к несимпатичным мне людям, а Тери сперва был весьма несимпатичен. Тем не менее, я улетал, а он оставался. Оставался политиком "номер один" на Терсусе.
   Нил Армстронг, новый штурман "Вези", указал мне ещё одну нашу проблему, ещё до отлёта. Т-корабль с двумя шаттлам на борту, это вовсе не Т-корабль с одним шаттлом. Так он мне сказал, а на мои заинтригованные глаза пояснил, что нам придётся пересчитывать точку выхода в гиперпространство и, где она окажется ещё чёрт его знает. Я было заволновался, что в тогдашнем моём состоянии довольно вредно, но Нил успокоил меня. Планеты всё-таки не мечутся как ствол автопушки на залпе, а двигаются по стабильным орбитам, следовательно, и точки выхода (точки "нулевой" гравитации, вернее стремящейся к нулю) тоже не просто появляются и исчезают. Он заверил меня, что сможет нарыть подходящую точку неподалёку от "Вези", но ему необходимо для этого поскорее очутиться на борту Т-корабля. Из-за этого "Ниньо" сорвался с Терсуса-4 раньше "Кита", да и летел к "Вези" со средним ускорением больше двух "g". Армстронга, наверное, потихоньку материли все находящиеся на "Ниньо". Постоянные два "g" даже для опытных космов не шуточки.