Страница:
Старшая продолжает омывать огнем подходящих к ней чудищ и монстров.
Их тени скрываются между деревьев, а костер все разгорается, пламя становится выше и выше.
И вот на поляне остаются лишь Старшая Мать и барабанщики.
Но они уже не играют. Ритм смолк, волна улеглась.
Старшая Мать опять взмахивает рукой, барабанщики один за другим подходят к ней, она и их омывает огнем, а потом они внезапно замолкшими тенями тоже растворяются в лесу.
Старшая Мать берет шкуру и набрасывает ее на себя, садится у костра на корточки и смотрит в огонь.
Тимусу надо проскользнуть мимо, да так, чтобы она его не заметила. Он уже взял шкуру и маску, в шкуре неудобно, она сползает, приходится подвязывать ее веревкой. А через маску не очень хорошо видно, ведь когда он проделывал в ней глаза, то это было днем, а днем все видно иначе, но он приспособится, уже и сейчас различает все на несколько метров вокруг, только вот в лесу темно - как он найдет дорогу?
Впереди вдруг становится светло.
Странно, он и не знал, что на этой тропинке тоже есть бочки. Вот одна прямо перед ним, знакомо воняет горящей жижей. Где все? Куда они подевались?
Ему становится жарко, плохо видно, хочется снять маску. Он доходит до бочки и останавливается, ему кажется, что он слышит голоса.
Где-то рядом, чуть в стороне от тропинки.
Он никогда не был на этой поляне. Почти ровный круг в самой чащобе. Странные чудища и непонятные монстры собрались здесь, хотя там, у жилища, их было больше, намного больше.
Здесь тоже горит костер, несколько человек сидят возле огня и что-то пьют из большого глиняного кувшина. Тимус догадывается что - летом он помогал женщинам собирать маленькие черные ягоды, растущие на больших деревьях, которые есть в одном только месте, в маленькой долине посреди холмов.
Их очень любят птицы. Когда ягоды почернели, Тимусу поручили отгонять дроздов - так называла пичужек Монка.
Интересно, она на этой поляне или на другой?
Потом собранные ягоды засыпали в большие, с него ростом, кувшины, перетолкли и поставили рядом с жилищем.
Он не знает, добавляли туда женщины что-то или нет.
Но его несколько раз поили этим напитком - в голове становится как-то неясно, ноги слабеют, а потом нападает смех.
Вот и они сейчас смеются, сидя у костра. Кувшин идет по кругу, все в масках, но кое-кто уже скинул с себя балахон.
Мужчина и две женщины, они голые, тела их блестят так же, как тело Старшей Матери, видимо, тоже намазались чем-то.
Мужчина начинает петь, это все та же песня про бересклет, которую Тимус хорошо знает, только поется она как-то очень уж весело.
А потом мужчина встает и начинает кружиться на месте.
Женщины встают следом, мужчина вдруг резко подпрыгивает и бежит в сторону леса, как раз туда, где притаился Тимус.
Обе женщины бегут следом, остальные громко смеются, кувшин все так же ходит по кругу.
Если Тимуса сейчас найдут, то ему не поздоровится.
Хотя ему очень хочется посмотреть, что они будут делать.
Мужчина пробегает рядом. Тимус вдруг догадывается, что тот бежит вполсилы - так его проще догнать.
Женщины появляются внезапно. Мужчина зачем-то спотыкается и падает.
- Поймали! - кричит та, что повыше.
Тимус узнает ее голос, это Тина, подруга Монки, одна из самых младших матерей. Неужели вторая - Монка? Тимусу почему-то этого очень не хочется, и он с облегчением вздыхает, когда вторая начинает говорить. Это не Монка, это Уаска, она еще не мать света, но говорят, что может ею стать.
- Снимем c него маску? - смеется Уаска.
- Узнайте сначала! - требует мужчина.
Тимус пытается определить по голосу, кто это может быть, ясно, что кто-то из молодых охотников, всего-то на несколько лет старше его самого, но вот кто?
- Кайен? - говорит Тина. Мужчина смеется и мотает головой.
- Кайкара? - спрашивает Уаска.
Мужчина смеется еще громче. На нем маска совы, и кажется, что смех его - утробное совиное уханье.
- Ты Интал! - вдруг уверенно говорит Тина и внезапно срывает с мужчины маску.
- Беги! - вдруг кричит Тина.
Охотник срывается с места и большими прыжками несется в лес, обе женщины следуют за ним. Тимус лишь успевает перекатиться в сторону, чтобы его не затоптали.
А у костра все поют. Вот еще несколько человек скинули балахоны, и опять началась странная то ли игра, то ли охота.
Тимус вслушивается в слова. Песня какая-то незнакомая, такой он еще не слышал.
Они поют и кружатся у костра, держатся за руки, но совсем не так, как возле жилища. Тогда они слушали Старшую Мать, а сейчас просто радуются чему-то. Тимус понимает, что им хорошо. Вот еще несколько фигур исчезло в лесу, вот за ними последовали другие, у костра не остается никого, Тимус выползает из своего убежища и идет к огню. Ему хочется согреться, посидеть возле такого доброго пламени… Я опалю тебя огнем… Сидеть и смотреть, как искры уносятся к звездам, маленькие звездочки к большим, хотя и большие кажутся такими маленькими, когда они там, высоко-высоко в небе… Я опалю тебя огнем, сожгу тебя дотла… Костер уже совсем близко, Тимусу остается сделать лишь несколько шагов.
- Стой! - слышит он голос за спиной.
Тимус останавливается, отчего-то ему совершенно не страшно. Голос кажется знакомым, хотя он может и ошибаться.
- А теперь беги!
И он бежит, шкура мешает, Тимус сбрасывает ее и несется, не разбирая дороги. Сначала вдоль опушки леса, потом резко сворачивает и начинает карабкаться по косогору, поросшему невысокими молодыми сосенками. Его догоняют, совсем скоро он будет пойман, я опалю тебя огнем, сожгу тебя дотла. «Ну же, - говорит он сам себе, - быстрее, быстрее!» Но ноги вдруг перестают слушаться, он спотыкается о большое, узловатое корневище и падает на твердую, лишь слегка засыпанную хвоей темную землю.
- Сними маску, Тимус! - говорит ему Монка.
13.
Бонза хорошо понимал: начать придется с мужчин. Понятно, что сперва все будут на его стороне, но ведь это ненадолго. Месяц-два, и кому-нибудь в голову придет странный вопрос: а почему не я? Если ты решаешь изменить ход событий, то делать это надо так, чтобы не было возможности менять их снова и снова. Раз и навсегда. Как ломается ветка - пополам, на три части, на четыре, но обратно она не срастется. Можно, конечно, связать сломанные части, но это уже будет не то, проще отбросить в сторону и идти дальше.
Вот и он так: должен отбросить в сторону ненужные ветки и пойти дальше. Поползти, полезть вверх по стволу. К самой его вершине. А вершина всегда - самое тонкое место и выдержать может лишь одного.
По одну сторону ствола - мужчины, по другую - женщины. Из них лишняя только одна. Но Старшую он «отсечет» в последнюю очередь. Ему начинает нравиться эта аналогия с деревом, вершиной и ветками, а ветки отсекают. Ветка Старшей длинная, разлапистая и толстая у основания. Самая мощная и величественная, но пусть она подождет. А вот те, что с другой стороны…
Тут надо хорошо подумать. На самом деле он предпочел бы убрать всех взрослых мужчин, чуть старше, чуть моложе - это не важно. Они все сильны и умелы, да и с мозгами у многих в порядке. И почти каждый мог бы сейчас оказаться на его месте. Но отсекать все ветки нельзя, голый ствол не устоит перед наступающими зимними ветрами, кора начнет сохнуть, дерево заболеет - а зачем ему больное дерево?
Кирдык - тот пусть живет, славный малый, один из немногих здесь полных дураков. Как прибился к нему несколько лет назад, так до сих пор и таскается собачонкой. В забытые времена были такие понятия, как «помощник», «ассистент», «порученец». Младшенький, которому и положено делать большую часть грязной и самой тяжелой работы. Хотя самую тяжелую ему придется взять на себя, у Кирдыка кишка тонка, забоится, сдрейфит, завалит все, и тогда уже они сами станут жертвами.
Ведь всегда есть охотники, и всегда есть жертвы.
Так устроен мир. Любой. Так был устроен мир, в котором он когда-то родился, таким стал и этот.
Выжить - вот главное слово.
Бонза не знает, смог бы он выжить в том мире или тоже стал бы жертвой, но в этом мире он - охотник. Давно, уже много лет. Поэтому он и должен стать вождем.
Восстановить справедливость, ведь во главе племени должен стоять самый умелый охотник, а не глупая баба, которая помыкает ими всеми.
И вообще бабы должны лишь рожать детей, готовить еду и следить за огнем.
Хотя когда он называет Старшую «глупой», то откровенно лукавит. Она очень умна. Даже вчера, когда она взяла его за руку и повела с собой, а он послушно пошел рядом, то сделала она это не потому, что ей так уж приспичило. Она хотела почувствовать. Понять телом, что у него на уме. И в душе. Прочитать, как книгу. Старшая умеет читать и настоящие книги, он тоже когда-то умел, только уже стал забывать. А она не забывает, ничего и никогда. И он ее боится, сам себе он может в этом признаться, но только - сам себе. Поэтому он и убьет ее, хотя надо было бы поступить иначе, поселить в том распадке, где живет королева карнавала, в той самой хижине, держать на цепи и кормить объедками. И приходить, когда захочется. Смотреть, как Старшая ползает на цепи по земляному полу - пол обязательно должен быть земляным. Бонза никогда не был в той хижине, но догадывается: его застелили шкурами, а под ними, скорее всего, дерево, для тепла. Но дерево и шкуры он бы убрал, пусть ползает по земле, только вот все равно ее придется убить, хотя и не первой. Первым он убьет Бобра.
Имя всплыло внезапно, а за именем возникло лицо.
Если Бонза и был великим охотником, то в племени таким считали не его. Бобр был старше на несколько лет, Бонза понятия не имел, кем тот был в исчезнувшем мире, но лучшего охотника на кабанов в племени не нашлось. Именно Бобр решал, где и когда устраивать засады, и всегда первым метал свое копье. И из лука Бобр стрелял лучше всех. Десять стрел из десяти попадали в отмеченное на дереве место, а порой, когда Бобру этого хотелось, то стрела входила в стрелу.
Но убивать Бобра он будет не из лука. И не копьем. У него есть то, из чего он сделает это, надо лишь хорошо подготовиться. Найти место, ведь и сам Бобр так всегда делает, выслеживая кабанов.
Сейчас карнавал, и Бобр там, со всеми. Если он уже снимал маску по приказу одной из женщин, то, скорее всего, снова ее надел. А Бонза знает, какую маску носит Бобр, из года в год тот на время карнавала становится «кабаном», так что отличить нетрудно. Бонза устроится в засаде и будет ждать, пока «кабан» пойдет по тропинке, затем прицелится и выстрелит. Главное - лечь так, чтобы «кабан» не унюхал, то есть против ветра. У Бобра нюх, как у настоящего зверя, так что по ветру он сразу учует. А вот против…
Главное - не промазать, но Бонза много тренировался последнее время. Они с Кирдыком шли к пещере, брали оружие и стреляли. В камни и в деревья. Кирдык стреляет хорошо, но Бобра убивать он не станет. Кирдык вообще навряд ли кого станет убивать, его задача в ином - помочь выследить, Бонза так и сказал ему перед началом карнавала: постоянно сообщай мне, кто где… Тот и бегает белкой, то вынырнет из леса, то опять - в лес. И маска у него смешная, решил в этот раз стать хохряком, недоумок…
На самом Бонзе маска волка. Волков действительно много вокруг, но страшны они лишь зимой, когда дичи становится мало, и серые часто подходят к жилищу. Бонза не помнит, чтобы волки хоть раз на кого-нибудь напали, только все равно бывает не по себе, когда в сумерках раздается вой. Снег, ветер, на стылом небе стылая луна и такие же замороженные звезды. И вой со всех сторон - спереди, сзади, справа, слева… Котоголовы начинают нехорошо щуриться и сбиваются в кучу у костра. Лежат и склабятся. Бонза ненавидит котоголовов, хотя иногда признается себе, что просто боится их.
Вот кого надо бы уничтожить - всех, одного за другим. Неужели они действительно умеют читать мысли? Если так, то ему надо поторапливаться. Отстрелять одного за другим тех, кто может встать на его пути. А потом убить Старшую Мать. И взяться за котоголовов.
Лучше бы, конечно, начать с них, но тогда он успеет убить лишь одного или двух. Остальные доложат Старшей, и та примет меры. И потом - этот пацаненок, Тимус… Недаром Старшая так с ним носится. Говорят, ему снятся вещие сны, и котоголовы умеют их правильно читать, а потом рассказывают об этом Старшей… Нет, придется начать с Бобра.
Смешно, если Бобр в маске кабана, а Хрюша - бобра.
У Бонзы есть Кирдык, у Бобра - Хрюша.
Смешное имя и как нельзя лучше подходит хозяину. Толстый увалень с дурацкой улыбкой на лице. Но за Бобра жизнь отдаст. Тот спас его несколько лет назад, вытащил из реки, когда Хрюша свалился в воду. Течение понесло, толстяк плохо плавает, но Бобр оказался рядом. Вытащил, откачал, так что увалень теперь за него в огонь и в воду, а значит, ему придется стать вторым.
Но это будет несложно, они всегда ходят парой, даже на карнавале всегда вместе, наверное, и с девками сейчас лежат на одной поляне.
Бонзе не до девок. Те подождут. Слишком много надо сделать за эту ночь и за следующий день. Ведь Бобр и Хрюша - это только начало. Список длинный, в нем еще Мартын и Суккур, Ирши, Змей, Джамба и Кукан.
Восемь человек, почти все взрослые мужчины племени.
Оставшиеся - не в счет, как молодые, так и старые. Хотя стариков в племени просто нет - те, кто пришел когда-то в холмы, уже умерли.
Что-то давно не показывался из леса Кирдык, а уже пора. Как пора и начинать охоту.
Бонза берет ствол, запасается патронами и ныряет в темноту ночного леса. Хорошо, что светит луна. «Желтое лето» - странная пора, днем тепло и солнечно, ночами же темно, как зимой. Иное дело - в начале настоящего лета, когда над холмами нависают сумеречные ночи, это та пора, когда и сумерки, и ночь существуют одновременно, и полностью небо не темнеет. Тогда и без луны все видно.
За оружием они сходили еще днем, когда все готовились к карнавалу.
Перетащили, сколько могли, сложили под старой упавшей сосной, закидали ветками. А уже вечером, когда барабанщики выстроились по обе стороны незажженного костра, Бонза незаметно ускользнул в лес, чтобы начать готовиться к охоте.
Старшая Мать слишком занята, чтобы считать всех по головам.
Да и все остальные - тоже.
Карнавал - это те три дня в году, когда всем тут позволено все, а значит, и ему позволено. Убивать.
Бонзе стало весело: за последние месяцы он полюбил держать в руках оружие, сдружился с ним - а когда у тебя появляется верный друг, то зачем грустить?
Неподалеку послышался шум, кто-то бежал по тропинке, ведущей вверх по склону, Бонза затаился, он уже был на охоте, а на ней всегда нужны вкрадчивость и осторожность.
Чем тише ты и незаметнее, тем меньше шансов у жертвы остаться в живых.
Шум становится все громче, голоса - веселее. Кажется, женский голос ему знаком.
Странное имя - Пайта, он до сих пор не может понять логику Старшей Матери, ведь это она дает имена. Почему, к примеру, его назвали Бонзой? Да и Бобр стал Бобром по ее желанию. Пайта…
В прошлом году ему очень хотелось, чтобы она выбрала его. Она тогда еще даже не была младшей матерью, еще только готовилась ею стать.
Уже прошла начальный обряд, но огнем ее не омывали.
Вообще-то про начальный обряд мужчинам знать не положено, но они все равно обо всем знают.
Только Пайта в прошлом году выбрала не его.
Может, потому он и хочет начать с Бобра, что тогда на нем остановился ее взгляд.
Бобр зачем-то рассказал ему об этом после карнавала, дурак.
А сейчас Пайта - уже младшая мать, она может сама зажигать пламя в бочках.
И ждать, когда ее сделают королевой карнавала, хотя этого может и не случиться - кто знает, что придет Старшей в голову?
В лесу становится все темнее, но ему не страшно.
Он примерно знает, где надо устроить засаду на Бобра.
Там, неподалеку от развилки тропинок, где еще установлена пышущая огнем бочка.
Где густой подлесок и много высоких деревьев.
Отчего-то ему кажется, что Бобр там обязательно пройдет.
Пробежит по тропинке, а за ним, как всегда, Хрюша.
Первым выстрелом он убьет Бобра. Лучше целиться в голову. Или в спину, хотя в голову честнее. Надо сделать это с одного выстрела, затем передернуть затвор и выстрелить снова. Бонза решил взять с собой ружье, а не автомат, из ружья у него получалось стрелять лучше, хотя из автомата палить было удобнее, но он так и не научился делать это метко. Автомат он тоже прихватил, но спрятал его неподалеку от жилища, с ним должно быть проще охотиться на Старшую Мать.
Девку, которая будет гнаться за Бобром с Хрюшей, тоже придется убить. Хотя он еще подумает, может, пожалеет.
Только вот куда запропастился Кирдык? Время идет, а его все нет. Неужели тоже решил поиграть в догонялки?
Хотя что взять с придурка - смешной, вечно краснеющий и потеющий, почти всего боящийся Кирдык… Вот она, развилка, а вон и бочка.
Возле нее, как и положено, охрана. Кто-то из молодых, не видно только, парень или девчонка.
Нужное дерево в стороне, надо идти тихо, так, чтобы ни одна веточка под ногами не хрустнула.
Но он это умеет, научился за годы.
Вдалеке раздаются голоса, кто-то приближается.
«На всякий случай! - думает Бонза. - На всякий случай!..»
Снимает ружье с предохранителя и взводит курок.
Голоса становятся все ближе и ближе, неясная тень возле бочки увеличивается и начинает превращаться в залитую лунным светом девичью фигуру.
Внезапно в голове у Бонзы что-то взрывается. Он никогда еще не испытывал такого внезапного приступа боли, будто кто-то вогнал острый нож под черепную коробку и начал вращать его там, разрезая мозг на части, отделяя один пласт от другого. Вот-вот от боли лопнут глаза, в которых вдруг засветились синие и зеленые искры. Бонза пытается сдержать крик, но у него это не получается, слишком сильна боль. Он падает на землю, не выпуская ружья из рук.
Разноцветные искры в глазах гаснут, наступает полная темнота.
14.
Странный. Иначе не скажешь. Хотя не получится. Промявкать, проурчать, прошипеть, но не сказать.
Бонза открывает глаза, темнота не проходит. Зато он чувствует, как что-то стягивает его множеством тонких веревочек. Пытается пошевелиться - тщетно. Руки примотаны к телу, ноги связаны. Вдобавок ко всему веревочки эти - живые. У каждой свой голос, хорошо различимый в кромешной тьме.
Можно попытаться сосчитать. Один голос - одна веревочка. Четыре голоса - четыре веревочки. Тонких, но прочных, не порвать, разве что сами развяжутся.
Странный. Иначе не скажешь…
О ком это? Неужели о нем?
Тьма достает, он пялит в нее глаза, но все еще ни зги не видно… Хотя нет, что-то начинает просматриваться, тьма сереет, четыре сероватых тени окружили его. Отчего они кажутся такими большими, ведь обычно эти паршивцы маленькие, размером с обычную кошку. Всегда их не любил, ждал подвоха. Твари. Мерзкие, противные твари, наушники Старшей.
Они все странные…
Это не слова, обрывки чего-то, что нельзя даже назвать мыслями. Просто сгустки какой-то энергии, похожие на больших ночных бабочек или на маленьких летучих мышей. Голоса обвивают его веревками, а то ли бабочки, то ли мыши впиваются в кожу своими крепкими, острыми зубками.
Есть хорошие странные, а есть и плохие…
Этот - плохой…
Они обсуждают его. Оглушили, спеленали, положили на землю, а сейчас обсуждают. Обмениваются сгустками, решают, что делать дальше…
Если тьма рассеется, то он поймет, как ему быть. Но пока почти ничего не видно, лишь четыре хвостатые тени, две - слева от него, две - справа.
Надо сказать…
Раньше он никогда их не понимал, хотя и чувствовал, что они разумны. Откуда все же они взялись? Он теряет время, сейчас он должен быть в засаде и ждать своего часа.
Передай, чтобы сказали…
Никогда еще не чувствовал себя таким беспомощным, лежит на усыпанной хвоей земле и не может пошевелиться. И тьма, тьма, клубящаяся, хотя и не такая уже беспросветная, как несколько минут назад.
Передал…
Ждем ответа…
На самом деле он слышит просто какие-то звуки, но бабочки и мыши, покусывая его плоть, переводят эти звуки в слова. Никогда не любил бабочек и летучих мышей. Бесполезные твари, как комары и мошка. Лучше уж муравьи и пчелы. Он нас слышит…
Это не страшно, он неподвижен… Как они оказались здесь? Мы тебя прочитали…
Они с ним разговаривают. Сидят неподвижно возле него и что-то мявкают.
Бонза опять пытается пошевелить руками и ногами и опять у него ничего не получается. Мне больно…
Мы не можем тебя освободить, ты опасен…
Он их ненавидит, но об этом нельзя даже подумать. Надо обмануть, но как? Неужели они - умнее и хитрее?
Ей передали, она сказала, что догадывалась… Она - умная… Этот - злой…
«Этот» - про него, он злой, так они считают.
Но он не злой, он просто хочет справедливости.
Мир должен измениться, все должно стать по-другому.
Она велела оставаться с ним, пока сама не придет…
Если они сейчас разгадают его замысел, то затянут веревки еще крепче. Но он хитрый, он всегда был хитрым, еще в той жизни, совсем маленьким, он был хитрее многих и умел притворяться. Вот и сейчас Бонза притворяется - мыслей нет, голова пуста, откуда им знать, что он давно уже умеет превращать их в хаос, который нельзя расшифровать никому, кроме него самого. Такая игра, которая сейчас оказалась кстати. Поймай нужную дождевую каплю среди струй дождя. Снежинку внутри снегопада.
Он не помнит, как научился в нее играть, хотя сложного на самом деле ничего нет. Мозг - пещера, надо нырнуть в нее, устроиться поудобнее, свернуться клубочком и затаиться. И полностью расслабиться. Как он сейчас - неподвижен, будто и не живой.
Что с ним?..
Он притворяется…
Нет…
Вроде бы удалось, но он все еще спеленат этими веревками-веревочками, да и ночные бабочки вместе с летучими мышами продолжают нежно покусывать его тело, уже не больно, разве лишь щекотно…
Он перестает дышать…
Еще глубже заползти в собственный мозг, закрыть все входы и выходы, они ни о чем не должны догадаться, пусть испугаются, пусть ослабят путы.
Она говорит, что он нужен ей живым…
Но он действительно почти перестал дышать…
Переводить на язык знакомых слов становится все труднее. Какое-то жужжание, переходящее в вибрацию.
Она… прочерк… просит…
И все обрывается, Бонза приоткрывает глаза, тьма почти рассеялась. Котоголовы все так же сидят рядом, они не смотрят на него, пялятся друг на друга, посверкивая желтоватыми в этот час глазами.
И глаза - светятся!
Пошевелить кистью правой руки - получается?
Если да, то можно попробовать сделать это и левой рукой.
Только бы они ничего не почувствовали, опять нырнуть внутрь черепной коробки, наглухо запереть двери мозга, чтобы не смогли ворваться следом. А потом вновь приоткрыть глаза. Чуть-чуть, смотреть сквозь веки.
Скоро… она…
Ничего не понимает, может только догадываться. Он закрыл от них свой мозг, но и их перестал слышать.
Стоп, один из котоголовов зачем-то встал и начал принюхиваться. Выгнул спину, задрал голову к небу и втягивает в себя воздух.
Если сейчас попробовать пошевелить ногой, то они заметят.
И тогда он снова погрузится во тьму.
Сколько они могут так удерживать его? Час? Два? И сколько времени прошло?
Он не знает, он все еще прячется в собственной черепной коробке, но уже готов выпрыгнуть, вынырнуть, выскочить из нее. Идет…
Пора, иначе он проиграет. Или еще подождать?
Все, как на охоте: притворяешься мертвым, чтобы зверь тебя не унюхал. А потом вскакиваешь и поражаешь его прямо в сердце. Только вот всегда нужно выбрать то единственное мгновение, которое приносит победу - не раньше и не позже, а именно то самое.
Они поверили, что он продолжает оставаться неподвижным. И они проиграли!
Он резко встает, мозг его все еще закрыт, хотя Бонза чувствует, как котоголовы пытаются вновь повалить его на землю, отдавая команды, которые отскакивают от его черепной коробки, осыпаются на землю и разбегаются по ней маленькими разноцветными ящерками.
Это не он расслабился - они.
Котоголовы исчезают среди стволов, в голове опять возникает боль, но совсем не та, что свалила его на землю меньше часа назад, хотя в тот самый момент время остановилось, и он не знает, прошел с той поры час или всего лишь несколько минут.
Эту боль можно перетерпеть, тьма рассеялась, хотя ночь еще не подошла к концу.
Поднимает с земли ружье и исчезает вслед за тьмой.
Она идет…
Странно, но он до сих пор улавливает эти звуки и переводит их в слова.
Надо ей сказать…
Говорите, только толку от этого уже не будет. Он не даст ей дойти, мужчины подождут, по крайней мере, те, кого он наметил. А вот она - другое дело.
Он хочет ее убить, передайте ей…
Передавайте, до вас тоже дойдет очередь. Бонза ломится сквозь лес, сучья трещат под ногами, ветви хлещут по лицу. Он бежит вверх, его надо остановить…
Впереди среди деревьев мелькает какая-то тень. Бонза поднимает ружье и стреляет.
Тень пропадает среди деревьев, Бонза делает второй выстрел.
Всего в магазине пять патронов. И еще ими забиты карманы. Он вышел на охоту, потом стали охотиться на него. Но пока он побеждает.
От выстрелов звенит в ушах, звуки исчезли, надо подождать, пока он снова сможет слышать.
И надо посмотреть, что с тенью.
Их тени скрываются между деревьев, а костер все разгорается, пламя становится выше и выше.
И вот на поляне остаются лишь Старшая Мать и барабанщики.
Но они уже не играют. Ритм смолк, волна улеглась.
Старшая Мать опять взмахивает рукой, барабанщики один за другим подходят к ней, она и их омывает огнем, а потом они внезапно замолкшими тенями тоже растворяются в лесу.
Старшая Мать берет шкуру и набрасывает ее на себя, садится у костра на корточки и смотрит в огонь.
Тимусу надо проскользнуть мимо, да так, чтобы она его не заметила. Он уже взял шкуру и маску, в шкуре неудобно, она сползает, приходится подвязывать ее веревкой. А через маску не очень хорошо видно, ведь когда он проделывал в ней глаза, то это было днем, а днем все видно иначе, но он приспособится, уже и сейчас различает все на несколько метров вокруг, только вот в лесу темно - как он найдет дорогу?
Впереди вдруг становится светло.
Странно, он и не знал, что на этой тропинке тоже есть бочки. Вот одна прямо перед ним, знакомо воняет горящей жижей. Где все? Куда они подевались?
Ему становится жарко, плохо видно, хочется снять маску. Он доходит до бочки и останавливается, ему кажется, что он слышит голоса.
Где-то рядом, чуть в стороне от тропинки.
Он никогда не был на этой поляне. Почти ровный круг в самой чащобе. Странные чудища и непонятные монстры собрались здесь, хотя там, у жилища, их было больше, намного больше.
Здесь тоже горит костер, несколько человек сидят возле огня и что-то пьют из большого глиняного кувшина. Тимус догадывается что - летом он помогал женщинам собирать маленькие черные ягоды, растущие на больших деревьях, которые есть в одном только месте, в маленькой долине посреди холмов.
Их очень любят птицы. Когда ягоды почернели, Тимусу поручили отгонять дроздов - так называла пичужек Монка.
Интересно, она на этой поляне или на другой?
Потом собранные ягоды засыпали в большие, с него ростом, кувшины, перетолкли и поставили рядом с жилищем.
Он не знает, добавляли туда женщины что-то или нет.
Но его несколько раз поили этим напитком - в голове становится как-то неясно, ноги слабеют, а потом нападает смех.
Вот и они сейчас смеются, сидя у костра. Кувшин идет по кругу, все в масках, но кое-кто уже скинул с себя балахон.
Мужчина и две женщины, они голые, тела их блестят так же, как тело Старшей Матери, видимо, тоже намазались чем-то.
Мужчина начинает петь, это все та же песня про бересклет, которую Тимус хорошо знает, только поется она как-то очень уж весело.
А потом мужчина встает и начинает кружиться на месте.
Женщины встают следом, мужчина вдруг резко подпрыгивает и бежит в сторону леса, как раз туда, где притаился Тимус.
Обе женщины бегут следом, остальные громко смеются, кувшин все так же ходит по кругу.
Если Тимуса сейчас найдут, то ему не поздоровится.
Хотя ему очень хочется посмотреть, что они будут делать.
Мужчина пробегает рядом. Тимус вдруг догадывается, что тот бежит вполсилы - так его проще догнать.
Женщины появляются внезапно. Мужчина зачем-то спотыкается и падает.
- Поймали! - кричит та, что повыше.
Тимус узнает ее голос, это Тина, подруга Монки, одна из самых младших матерей. Неужели вторая - Монка? Тимусу почему-то этого очень не хочется, и он с облегчением вздыхает, когда вторая начинает говорить. Это не Монка, это Уаска, она еще не мать света, но говорят, что может ею стать.
- Снимем c него маску? - смеется Уаска.
- Узнайте сначала! - требует мужчина.
Тимус пытается определить по голосу, кто это может быть, ясно, что кто-то из молодых охотников, всего-то на несколько лет старше его самого, но вот кто?
- Кайен? - говорит Тина. Мужчина смеется и мотает головой.
- Кайкара? - спрашивает Уаска.
Мужчина смеется еще громче. На нем маска совы, и кажется, что смех его - утробное совиное уханье.
- Ты Интал! - вдруг уверенно говорит Тина и внезапно срывает с мужчины маску.
- Беги! - вдруг кричит Тина.
Охотник срывается с места и большими прыжками несется в лес, обе женщины следуют за ним. Тимус лишь успевает перекатиться в сторону, чтобы его не затоптали.
А у костра все поют. Вот еще несколько человек скинули балахоны, и опять началась странная то ли игра, то ли охота.
Тимус вслушивается в слова. Песня какая-то незнакомая, такой он еще не слышал.
Они поют и кружатся у костра, держатся за руки, но совсем не так, как возле жилища. Тогда они слушали Старшую Мать, а сейчас просто радуются чему-то. Тимус понимает, что им хорошо. Вот еще несколько фигур исчезло в лесу, вот за ними последовали другие, у костра не остается никого, Тимус выползает из своего убежища и идет к огню. Ему хочется согреться, посидеть возле такого доброго пламени… Я опалю тебя огнем… Сидеть и смотреть, как искры уносятся к звездам, маленькие звездочки к большим, хотя и большие кажутся такими маленькими, когда они там, высоко-высоко в небе… Я опалю тебя огнем, сожгу тебя дотла… Костер уже совсем близко, Тимусу остается сделать лишь несколько шагов.
- Стой! - слышит он голос за спиной.
Тимус останавливается, отчего-то ему совершенно не страшно. Голос кажется знакомым, хотя он может и ошибаться.
- А теперь беги!
И он бежит, шкура мешает, Тимус сбрасывает ее и несется, не разбирая дороги. Сначала вдоль опушки леса, потом резко сворачивает и начинает карабкаться по косогору, поросшему невысокими молодыми сосенками. Его догоняют, совсем скоро он будет пойман, я опалю тебя огнем, сожгу тебя дотла. «Ну же, - говорит он сам себе, - быстрее, быстрее!» Но ноги вдруг перестают слушаться, он спотыкается о большое, узловатое корневище и падает на твердую, лишь слегка засыпанную хвоей темную землю.
- Сними маску, Тимус! - говорит ему Монка.
13.
Бонза хорошо понимал: начать придется с мужчин. Понятно, что сперва все будут на его стороне, но ведь это ненадолго. Месяц-два, и кому-нибудь в голову придет странный вопрос: а почему не я? Если ты решаешь изменить ход событий, то делать это надо так, чтобы не было возможности менять их снова и снова. Раз и навсегда. Как ломается ветка - пополам, на три части, на четыре, но обратно она не срастется. Можно, конечно, связать сломанные части, но это уже будет не то, проще отбросить в сторону и идти дальше.
Вот и он так: должен отбросить в сторону ненужные ветки и пойти дальше. Поползти, полезть вверх по стволу. К самой его вершине. А вершина всегда - самое тонкое место и выдержать может лишь одного.
По одну сторону ствола - мужчины, по другую - женщины. Из них лишняя только одна. Но Старшую он «отсечет» в последнюю очередь. Ему начинает нравиться эта аналогия с деревом, вершиной и ветками, а ветки отсекают. Ветка Старшей длинная, разлапистая и толстая у основания. Самая мощная и величественная, но пусть она подождет. А вот те, что с другой стороны…
Тут надо хорошо подумать. На самом деле он предпочел бы убрать всех взрослых мужчин, чуть старше, чуть моложе - это не важно. Они все сильны и умелы, да и с мозгами у многих в порядке. И почти каждый мог бы сейчас оказаться на его месте. Но отсекать все ветки нельзя, голый ствол не устоит перед наступающими зимними ветрами, кора начнет сохнуть, дерево заболеет - а зачем ему больное дерево?
Кирдык - тот пусть живет, славный малый, один из немногих здесь полных дураков. Как прибился к нему несколько лет назад, так до сих пор и таскается собачонкой. В забытые времена были такие понятия, как «помощник», «ассистент», «порученец». Младшенький, которому и положено делать большую часть грязной и самой тяжелой работы. Хотя самую тяжелую ему придется взять на себя, у Кирдыка кишка тонка, забоится, сдрейфит, завалит все, и тогда уже они сами станут жертвами.
Ведь всегда есть охотники, и всегда есть жертвы.
Так устроен мир. Любой. Так был устроен мир, в котором он когда-то родился, таким стал и этот.
Выжить - вот главное слово.
Бонза не знает, смог бы он выжить в том мире или тоже стал бы жертвой, но в этом мире он - охотник. Давно, уже много лет. Поэтому он и должен стать вождем.
Восстановить справедливость, ведь во главе племени должен стоять самый умелый охотник, а не глупая баба, которая помыкает ими всеми.
И вообще бабы должны лишь рожать детей, готовить еду и следить за огнем.
Хотя когда он называет Старшую «глупой», то откровенно лукавит. Она очень умна. Даже вчера, когда она взяла его за руку и повела с собой, а он послушно пошел рядом, то сделала она это не потому, что ей так уж приспичило. Она хотела почувствовать. Понять телом, что у него на уме. И в душе. Прочитать, как книгу. Старшая умеет читать и настоящие книги, он тоже когда-то умел, только уже стал забывать. А она не забывает, ничего и никогда. И он ее боится, сам себе он может в этом признаться, но только - сам себе. Поэтому он и убьет ее, хотя надо было бы поступить иначе, поселить в том распадке, где живет королева карнавала, в той самой хижине, держать на цепи и кормить объедками. И приходить, когда захочется. Смотреть, как Старшая ползает на цепи по земляному полу - пол обязательно должен быть земляным. Бонза никогда не был в той хижине, но догадывается: его застелили шкурами, а под ними, скорее всего, дерево, для тепла. Но дерево и шкуры он бы убрал, пусть ползает по земле, только вот все равно ее придется убить, хотя и не первой. Первым он убьет Бобра.
Имя всплыло внезапно, а за именем возникло лицо.
Если Бонза и был великим охотником, то в племени таким считали не его. Бобр был старше на несколько лет, Бонза понятия не имел, кем тот был в исчезнувшем мире, но лучшего охотника на кабанов в племени не нашлось. Именно Бобр решал, где и когда устраивать засады, и всегда первым метал свое копье. И из лука Бобр стрелял лучше всех. Десять стрел из десяти попадали в отмеченное на дереве место, а порой, когда Бобру этого хотелось, то стрела входила в стрелу.
Но убивать Бобра он будет не из лука. И не копьем. У него есть то, из чего он сделает это, надо лишь хорошо подготовиться. Найти место, ведь и сам Бобр так всегда делает, выслеживая кабанов.
Сейчас карнавал, и Бобр там, со всеми. Если он уже снимал маску по приказу одной из женщин, то, скорее всего, снова ее надел. А Бонза знает, какую маску носит Бобр, из года в год тот на время карнавала становится «кабаном», так что отличить нетрудно. Бонза устроится в засаде и будет ждать, пока «кабан» пойдет по тропинке, затем прицелится и выстрелит. Главное - лечь так, чтобы «кабан» не унюхал, то есть против ветра. У Бобра нюх, как у настоящего зверя, так что по ветру он сразу учует. А вот против…
Главное - не промазать, но Бонза много тренировался последнее время. Они с Кирдыком шли к пещере, брали оружие и стреляли. В камни и в деревья. Кирдык стреляет хорошо, но Бобра убивать он не станет. Кирдык вообще навряд ли кого станет убивать, его задача в ином - помочь выследить, Бонза так и сказал ему перед началом карнавала: постоянно сообщай мне, кто где… Тот и бегает белкой, то вынырнет из леса, то опять - в лес. И маска у него смешная, решил в этот раз стать хохряком, недоумок…
На самом Бонзе маска волка. Волков действительно много вокруг, но страшны они лишь зимой, когда дичи становится мало, и серые часто подходят к жилищу. Бонза не помнит, чтобы волки хоть раз на кого-нибудь напали, только все равно бывает не по себе, когда в сумерках раздается вой. Снег, ветер, на стылом небе стылая луна и такие же замороженные звезды. И вой со всех сторон - спереди, сзади, справа, слева… Котоголовы начинают нехорошо щуриться и сбиваются в кучу у костра. Лежат и склабятся. Бонза ненавидит котоголовов, хотя иногда признается себе, что просто боится их.
Вот кого надо бы уничтожить - всех, одного за другим. Неужели они действительно умеют читать мысли? Если так, то ему надо поторапливаться. Отстрелять одного за другим тех, кто может встать на его пути. А потом убить Старшую Мать. И взяться за котоголовов.
Лучше бы, конечно, начать с них, но тогда он успеет убить лишь одного или двух. Остальные доложат Старшей, и та примет меры. И потом - этот пацаненок, Тимус… Недаром Старшая так с ним носится. Говорят, ему снятся вещие сны, и котоголовы умеют их правильно читать, а потом рассказывают об этом Старшей… Нет, придется начать с Бобра.
Смешно, если Бобр в маске кабана, а Хрюша - бобра.
У Бонзы есть Кирдык, у Бобра - Хрюша.
Смешное имя и как нельзя лучше подходит хозяину. Толстый увалень с дурацкой улыбкой на лице. Но за Бобра жизнь отдаст. Тот спас его несколько лет назад, вытащил из реки, когда Хрюша свалился в воду. Течение понесло, толстяк плохо плавает, но Бобр оказался рядом. Вытащил, откачал, так что увалень теперь за него в огонь и в воду, а значит, ему придется стать вторым.
Но это будет несложно, они всегда ходят парой, даже на карнавале всегда вместе, наверное, и с девками сейчас лежат на одной поляне.
Бонзе не до девок. Те подождут. Слишком много надо сделать за эту ночь и за следующий день. Ведь Бобр и Хрюша - это только начало. Список длинный, в нем еще Мартын и Суккур, Ирши, Змей, Джамба и Кукан.
Восемь человек, почти все взрослые мужчины племени.
Оставшиеся - не в счет, как молодые, так и старые. Хотя стариков в племени просто нет - те, кто пришел когда-то в холмы, уже умерли.
Что-то давно не показывался из леса Кирдык, а уже пора. Как пора и начинать охоту.
Бонза берет ствол, запасается патронами и ныряет в темноту ночного леса. Хорошо, что светит луна. «Желтое лето» - странная пора, днем тепло и солнечно, ночами же темно, как зимой. Иное дело - в начале настоящего лета, когда над холмами нависают сумеречные ночи, это та пора, когда и сумерки, и ночь существуют одновременно, и полностью небо не темнеет. Тогда и без луны все видно.
За оружием они сходили еще днем, когда все готовились к карнавалу.
Перетащили, сколько могли, сложили под старой упавшей сосной, закидали ветками. А уже вечером, когда барабанщики выстроились по обе стороны незажженного костра, Бонза незаметно ускользнул в лес, чтобы начать готовиться к охоте.
Старшая Мать слишком занята, чтобы считать всех по головам.
Да и все остальные - тоже.
Карнавал - это те три дня в году, когда всем тут позволено все, а значит, и ему позволено. Убивать.
Бонзе стало весело: за последние месяцы он полюбил держать в руках оружие, сдружился с ним - а когда у тебя появляется верный друг, то зачем грустить?
Неподалеку послышался шум, кто-то бежал по тропинке, ведущей вверх по склону, Бонза затаился, он уже был на охоте, а на ней всегда нужны вкрадчивость и осторожность.
Чем тише ты и незаметнее, тем меньше шансов у жертвы остаться в живых.
Шум становится все громче, голоса - веселее. Кажется, женский голос ему знаком.
Странное имя - Пайта, он до сих пор не может понять логику Старшей Матери, ведь это она дает имена. Почему, к примеру, его назвали Бонзой? Да и Бобр стал Бобром по ее желанию. Пайта…
В прошлом году ему очень хотелось, чтобы она выбрала его. Она тогда еще даже не была младшей матерью, еще только готовилась ею стать.
Уже прошла начальный обряд, но огнем ее не омывали.
Вообще-то про начальный обряд мужчинам знать не положено, но они все равно обо всем знают.
Только Пайта в прошлом году выбрала не его.
Может, потому он и хочет начать с Бобра, что тогда на нем остановился ее взгляд.
Бобр зачем-то рассказал ему об этом после карнавала, дурак.
А сейчас Пайта - уже младшая мать, она может сама зажигать пламя в бочках.
И ждать, когда ее сделают королевой карнавала, хотя этого может и не случиться - кто знает, что придет Старшей в голову?
В лесу становится все темнее, но ему не страшно.
Он примерно знает, где надо устроить засаду на Бобра.
Там, неподалеку от развилки тропинок, где еще установлена пышущая огнем бочка.
Где густой подлесок и много высоких деревьев.
Отчего-то ему кажется, что Бобр там обязательно пройдет.
Пробежит по тропинке, а за ним, как всегда, Хрюша.
Первым выстрелом он убьет Бобра. Лучше целиться в голову. Или в спину, хотя в голову честнее. Надо сделать это с одного выстрела, затем передернуть затвор и выстрелить снова. Бонза решил взять с собой ружье, а не автомат, из ружья у него получалось стрелять лучше, хотя из автомата палить было удобнее, но он так и не научился делать это метко. Автомат он тоже прихватил, но спрятал его неподалеку от жилища, с ним должно быть проще охотиться на Старшую Мать.
Девку, которая будет гнаться за Бобром с Хрюшей, тоже придется убить. Хотя он еще подумает, может, пожалеет.
Только вот куда запропастился Кирдык? Время идет, а его все нет. Неужели тоже решил поиграть в догонялки?
Хотя что взять с придурка - смешной, вечно краснеющий и потеющий, почти всего боящийся Кирдык… Вот она, развилка, а вон и бочка.
Возле нее, как и положено, охрана. Кто-то из молодых, не видно только, парень или девчонка.
Нужное дерево в стороне, надо идти тихо, так, чтобы ни одна веточка под ногами не хрустнула.
Но он это умеет, научился за годы.
Вдалеке раздаются голоса, кто-то приближается.
«На всякий случай! - думает Бонза. - На всякий случай!..»
Снимает ружье с предохранителя и взводит курок.
Голоса становятся все ближе и ближе, неясная тень возле бочки увеличивается и начинает превращаться в залитую лунным светом девичью фигуру.
Внезапно в голове у Бонзы что-то взрывается. Он никогда еще не испытывал такого внезапного приступа боли, будто кто-то вогнал острый нож под черепную коробку и начал вращать его там, разрезая мозг на части, отделяя один пласт от другого. Вот-вот от боли лопнут глаза, в которых вдруг засветились синие и зеленые искры. Бонза пытается сдержать крик, но у него это не получается, слишком сильна боль. Он падает на землю, не выпуская ружья из рук.
Разноцветные искры в глазах гаснут, наступает полная темнота.
14.
Странный. Иначе не скажешь. Хотя не получится. Промявкать, проурчать, прошипеть, но не сказать.
Бонза открывает глаза, темнота не проходит. Зато он чувствует, как что-то стягивает его множеством тонких веревочек. Пытается пошевелиться - тщетно. Руки примотаны к телу, ноги связаны. Вдобавок ко всему веревочки эти - живые. У каждой свой голос, хорошо различимый в кромешной тьме.
Можно попытаться сосчитать. Один голос - одна веревочка. Четыре голоса - четыре веревочки. Тонких, но прочных, не порвать, разве что сами развяжутся.
Странный. Иначе не скажешь…
О ком это? Неужели о нем?
Тьма достает, он пялит в нее глаза, но все еще ни зги не видно… Хотя нет, что-то начинает просматриваться, тьма сереет, четыре сероватых тени окружили его. Отчего они кажутся такими большими, ведь обычно эти паршивцы маленькие, размером с обычную кошку. Всегда их не любил, ждал подвоха. Твари. Мерзкие, противные твари, наушники Старшей.
Они все странные…
Это не слова, обрывки чего-то, что нельзя даже назвать мыслями. Просто сгустки какой-то энергии, похожие на больших ночных бабочек или на маленьких летучих мышей. Голоса обвивают его веревками, а то ли бабочки, то ли мыши впиваются в кожу своими крепкими, острыми зубками.
Есть хорошие странные, а есть и плохие…
Этот - плохой…
Они обсуждают его. Оглушили, спеленали, положили на землю, а сейчас обсуждают. Обмениваются сгустками, решают, что делать дальше…
Если тьма рассеется, то он поймет, как ему быть. Но пока почти ничего не видно, лишь четыре хвостатые тени, две - слева от него, две - справа.
Надо сказать…
Раньше он никогда их не понимал, хотя и чувствовал, что они разумны. Откуда все же они взялись? Он теряет время, сейчас он должен быть в засаде и ждать своего часа.
Передай, чтобы сказали…
Никогда еще не чувствовал себя таким беспомощным, лежит на усыпанной хвоей земле и не может пошевелиться. И тьма, тьма, клубящаяся, хотя и не такая уже беспросветная, как несколько минут назад.
Передал…
Ждем ответа…
На самом деле он слышит просто какие-то звуки, но бабочки и мыши, покусывая его плоть, переводят эти звуки в слова. Никогда не любил бабочек и летучих мышей. Бесполезные твари, как комары и мошка. Лучше уж муравьи и пчелы. Он нас слышит…
Это не страшно, он неподвижен… Как они оказались здесь? Мы тебя прочитали…
Они с ним разговаривают. Сидят неподвижно возле него и что-то мявкают.
Бонза опять пытается пошевелить руками и ногами и опять у него ничего не получается. Мне больно…
Мы не можем тебя освободить, ты опасен…
Он их ненавидит, но об этом нельзя даже подумать. Надо обмануть, но как? Неужели они - умнее и хитрее?
Ей передали, она сказала, что догадывалась… Она - умная… Этот - злой…
«Этот» - про него, он злой, так они считают.
Но он не злой, он просто хочет справедливости.
Мир должен измениться, все должно стать по-другому.
Она велела оставаться с ним, пока сама не придет…
Если они сейчас разгадают его замысел, то затянут веревки еще крепче. Но он хитрый, он всегда был хитрым, еще в той жизни, совсем маленьким, он был хитрее многих и умел притворяться. Вот и сейчас Бонза притворяется - мыслей нет, голова пуста, откуда им знать, что он давно уже умеет превращать их в хаос, который нельзя расшифровать никому, кроме него самого. Такая игра, которая сейчас оказалась кстати. Поймай нужную дождевую каплю среди струй дождя. Снежинку внутри снегопада.
Он не помнит, как научился в нее играть, хотя сложного на самом деле ничего нет. Мозг - пещера, надо нырнуть в нее, устроиться поудобнее, свернуться клубочком и затаиться. И полностью расслабиться. Как он сейчас - неподвижен, будто и не живой.
Что с ним?..
Он притворяется…
Нет…
Вроде бы удалось, но он все еще спеленат этими веревками-веревочками, да и ночные бабочки вместе с летучими мышами продолжают нежно покусывать его тело, уже не больно, разве лишь щекотно…
Он перестает дышать…
Еще глубже заползти в собственный мозг, закрыть все входы и выходы, они ни о чем не должны догадаться, пусть испугаются, пусть ослабят путы.
Она говорит, что он нужен ей живым…
Но он действительно почти перестал дышать…
Переводить на язык знакомых слов становится все труднее. Какое-то жужжание, переходящее в вибрацию.
Она… прочерк… просит…
И все обрывается, Бонза приоткрывает глаза, тьма почти рассеялась. Котоголовы все так же сидят рядом, они не смотрят на него, пялятся друг на друга, посверкивая желтоватыми в этот час глазами.
И глаза - светятся!
Пошевелить кистью правой руки - получается?
Если да, то можно попробовать сделать это и левой рукой.
Только бы они ничего не почувствовали, опять нырнуть внутрь черепной коробки, наглухо запереть двери мозга, чтобы не смогли ворваться следом. А потом вновь приоткрыть глаза. Чуть-чуть, смотреть сквозь веки.
Скоро… она…
Ничего не понимает, может только догадываться. Он закрыл от них свой мозг, но и их перестал слышать.
Стоп, один из котоголовов зачем-то встал и начал принюхиваться. Выгнул спину, задрал голову к небу и втягивает в себя воздух.
Если сейчас попробовать пошевелить ногой, то они заметят.
И тогда он снова погрузится во тьму.
Сколько они могут так удерживать его? Час? Два? И сколько времени прошло?
Он не знает, он все еще прячется в собственной черепной коробке, но уже готов выпрыгнуть, вынырнуть, выскочить из нее. Идет…
Пора, иначе он проиграет. Или еще подождать?
Все, как на охоте: притворяешься мертвым, чтобы зверь тебя не унюхал. А потом вскакиваешь и поражаешь его прямо в сердце. Только вот всегда нужно выбрать то единственное мгновение, которое приносит победу - не раньше и не позже, а именно то самое.
Они поверили, что он продолжает оставаться неподвижным. И они проиграли!
Он резко встает, мозг его все еще закрыт, хотя Бонза чувствует, как котоголовы пытаются вновь повалить его на землю, отдавая команды, которые отскакивают от его черепной коробки, осыпаются на землю и разбегаются по ней маленькими разноцветными ящерками.
Это не он расслабился - они.
Котоголовы исчезают среди стволов, в голове опять возникает боль, но совсем не та, что свалила его на землю меньше часа назад, хотя в тот самый момент время остановилось, и он не знает, прошел с той поры час или всего лишь несколько минут.
Эту боль можно перетерпеть, тьма рассеялась, хотя ночь еще не подошла к концу.
Поднимает с земли ружье и исчезает вслед за тьмой.
Она идет…
Странно, но он до сих пор улавливает эти звуки и переводит их в слова.
Надо ей сказать…
Говорите, только толку от этого уже не будет. Он не даст ей дойти, мужчины подождут, по крайней мере, те, кого он наметил. А вот она - другое дело.
Он хочет ее убить, передайте ей…
Передавайте, до вас тоже дойдет очередь. Бонза ломится сквозь лес, сучья трещат под ногами, ветви хлещут по лицу. Он бежит вверх, его надо остановить…
Впереди среди деревьев мелькает какая-то тень. Бонза поднимает ружье и стреляет.
Тень пропадает среди деревьев, Бонза делает второй выстрел.
Всего в магазине пять патронов. И еще ими забиты карманы. Он вышел на охоту, потом стали охотиться на него. Но пока он побеждает.
От выстрелов звенит в ушах, звуки исчезли, надо подождать, пока он снова сможет слышать.
И надо посмотреть, что с тенью.