Май Карл. Нефтяной принц

   Грохнули выстрелы, и сейчас же снаружи раздался ужасный вой.
   — Очень хорошо! Хи-хи-хи! — Сэм захохотал. — Кажется, мы попали, если не ошибаюсь. Не думаю, что они снова захотят подслушивать.
   — А я не думал, что меня смогут подстрелить! — пробурчал Стоун.
   — Покажи-ка свою рану, — сказал Сэм.
   Оказалось, что рука лишь слегка оцарапана, и рану быстро перевязали.
   — Нам лучше было бы сделать подкоп под стену. Там, на потолке стоят индейцы и слушают нас. А если мы будем пробивать стену, нас никто не услышит.
   — Это намного тяжелее, — возразил Сэм.
   — Лучше уж тяжелая работа, чем лишиться жизни на легкой. Я справлюсь с такой несоразмерной компенсацией.
   С ним согласились. После короткого совета решили последовать предложению Хромого. Дырки во внешней стенке оказались крупнее; через каждую можно было просунуть два ружейных ствола. Их-то и собирались использовать в качестве рычагов. После часовых усилий удалось в одном месте настолько раскачать кладку, что дальше можно было продолжать работу и ножами.
   За этим занятием прошел целый день. К вечеру, наконец, из стены выбили первый камень. Первый! А сколько их еще надо было удалить! А состояние пленных! Прибыв сюда, они только успели попить, но не поесть. Сейчас люди находились в плену уже почти сутки и ничего не брали в рот. Их мучили голод и жажда. Взрослые еще держались, но дети просили то пить, то есть и никак не хотели успокаиваться.
   Всю ночь напролет пробивали отверстие, но дело продвигалось крайне медленно, поскольку стена была очень толстой, а строительный раствор давно стал прочнее камня. И все же пленники пробились: выпал наружу первый камень. Через крохотную дыру прорывался еще неверный свет наступающего утра. Работа пошла быстрее. Еще полчаса, и отверстие стало таким широким, что в него уже мог пролезть человек.
   — Победили! — торжествовала фрау Розали. — Дыра эта, правда, не очень удобный проход для порядочной дамы, но когда речь идет о свободе, я готова пролезть и через огненное горнило, если только потом смогу отмыться. Ну, а теперь вперед, господа! Кто первый? Вежливость, естественно, требует, чтобы первыми спасались дамы, а поэтому предлагаю начать с меня.
   Она уже нагнулась, собираясь просунуть голову в отверстие, но Фрэнк довольно грубо оттащил ее назад со словами:
   — В своем ли вы уме, мадам Эберсбах? Здесь начало должны положить господа творения.
   — Кто? — не поняла она. — Господа творения? И к таковым вы причисляете, конечно, себя?
   — Конечно!
   — А я дама! Разве вы не слышали, что с дамами надо быть предупредительным?
   — Да, я это хорошо знаю и всегда так поступаю.
   — Тогда не указывайте мне, прошу вас!
   — Не понимаю вас, милейшая моя, преданнейшая фрау Эберсбах! Я всецело предупредителен к вам!
   — Как так?
   — Потому-то я хотел и протиснуться перед вами. Разве это не предупредительность?
   — О… о… о!.. Если вы думаете подобным образом, то у вас извращенное мышление. Как вы не можете этого понять?
   — Очень хорошо понимаю. Но вы сами все делаете извращенно!
   — Я? Почему?
   — Ну-у, отверстие находится по меньшей мере в пяти локтях над той террасой, что под нами. Так?
   — Ну, разумеется.
   — Высоковато для вас не будет?
   — Хм, будет!
   — И вы сможете прыгнуть?
   — Надеюсь. Когда речь идет о моей свободе и о моей жизни, я прыгну с какой угодно высоты.
   — Даже головой вниз?
   — А как же еще?
   — После такого полета ваша голова слишком глубоко уйдет в плечи, и ее больше не будет видно. Прыгать надо вниз ногами, а значит, и лезть в эту дыру надо ногами вперед.
   — Но у меня же на ногах глаз нет.
   — Верно, разве что мозоли! ^[45]
   — И потом, когда я высунусь наружу, прежде всего я должна осмотреться, нет ли там врагов! Для этого нужны глаза, а потому вылезать придется головой вперед.
   — Согласен. Именно поэтому вы должны немедленно согласиться — и это было бы в высшей мере предупредительно! — если бы я вылез перед вами. Предполагаю, индейцы могли услышать звуки падения выбрасываемых нами камней. Тогда, конечно, под нашей дырой уже снуют часовые. Как только выберется первый из нас, он получит пулю, и тогда совершенно безразлично, головой или ногами он отправится на тот свет. Итак, если вы все еще хотите быть первой, ничего против не имею.
   — Хм, благодарю вас, благодарю от всего сердца! Я не хотела бы посылать под пули «господ творения», но я дама…
   В общем, теперь она быстро отступила. Но и Фрэнк не получил разрешения пролезть в отверстие первым. Опаснейшее предприятие взял на себя Сэм Хокенс. Он медленно — головой вперед — пополз в дыру. Когда его глаза поравнялись с краем отверстия, он резко отпрянул назад, а когда вернулся в комнату, сообщил:
   — Действительно, на нижней террасе стоят краснокожие. Похоже, и эту нашу дыру раскрыли.
   — Они тебя видели? — спросил Дик Стоун.
   — Кажется, нет.
   — Как они вооружены?
   — Ружьями.
   — В любом случае будут стрелять. Может быть, за дырой наблюдают не только оттуда, но и сверху. Давайте-ка посмотрим.
   Стоун взял свое длинное ружье, нахлобучил на него свой неописуемый головной убор и стал медленно выдвигать ствол в дыру. В какой-то момент снаружи раздался крик, а вслед за ними послышалось несколько выстрелов. Дик втянул ружье назад, удручающе взглянул на свой головной убор и сказал:
   — Две пули насквозь: одна сверху, другая снизу. Что скажешь на это, Сэм, старый енот?
   Ответу предшествовала долгая пауза. Все ждали с большим напряжением, пока, наконец, Сэм не заговорил, при этом таким тоном, в котором слышались нотки подавленности:
   — М-да, стража над нами, стража под нами — дело дрянь!
   — Мы перестреляем их! — воскликнул неунывающий Хромой Фрэнк.
   — Попытайся!
   — Почему же нет?
   — Думай, прежде чем болтать! Сможешь ли ты убрать тех, кто сидит на крыше?
   — Нет, но зато мы расправимся с теми, что стоят под нами.
   — Как ты это сделаешь?
   — Ну, просто-напросто высуну ствол, направлю на них да нажму спуск!
   — Это легче сказать, чем сделать. Дыра такая узкая, что ты и прицелиться толком не сможешь. Придется вместе с ружьем высовываться! А прежде чем ты займешь удобное положение, твой кочан продырявят в нескольких местах.
   — Черт! Верно! Вот у нас и отверстие есть, хорошенькая такая дырка, а наружу попасть не можем!
   — Боже правый! Неужели конец? — всплеснула руками фрау Розали.
   — Как пить дать, — кивнул Сэм.
   — И нет никакого другого выхода? Может быть, через пол?
   — Там нас наверняка тоже ждут.
   — И это называется «господами творения». Если бы я была мужчиной, я точно бы знала, что мне делать!
   — Например?
   — Собственно, я этого не знаю, ибо не мужчина, а дама. Господа находятся здесь, чтобы защищать нас. Так и выполните свой долг. Понятно? Мне вовсе не надо ломать голову над тем, как вы меня вызволите из плена. Но я обязательно должна выбраться наружу и призываю вас напрячь все свои мозги и придумать что-нибудь!
   Наступила долгая пауза. Все задумались, пытаясь отыскать какой-нибудь путь к спасению. В угрюмом, тягостном молчании прошло полчаса, затем час. Наконец слово взял Ши-Со:
   — Думать можно долго, но решения найти мы не можем. И все же я полагаю, что мы спасемся.
   — Как? Что? Каким образом? — посыпалось с разных сторон.
   — Вы забыли, что Олд Шеттерхэнд и Виннету хотели встретиться на ранчо Форнера. Ранчеро должен рассказать им про нас. Я уверен, что оба этих известных человека поедут по нашему следу. Следовательно, они приедут сюда, в пуэбло.
   — Угу, — вздохнул старый Сэм, — это единственная наша надежда. Они приедут, если не ошибаюсь. И если мы выдержим до той поры, то будем спасены.
   — Но их всего двое. Что могут они сделать против стольких индейцев? — вмешалась фрау Розали.
   — Вы лучше помолчите! — ответил ей Хромой Фрэнк. — Что знаете вы о двух героях, моих друзьях и покровителях!
   Говорю вам: даже если тысяча краснокожих будет нас охранять, Шеттерхэнд и Виннету найдут способ помочь нам — хитростью или силой, как им понравится. Они уладили много всяких дел. Вот только бы они взяли наш след, и тогда нам не о чем беспокоиться. Они вызволят нас, и не только нас.
   — Кого же еще?
   — Банкира, если он еще жив.
   — Пожалуй, его уже нет в живых, — нахмурился Сэм, — как и его бухгалтера. За ними, похоже, присматривали по-особому, иначе бы их не отделили от нас.
   Старый охотник был прав. К ним отнеслись совсем по-другому.

Глава 7
Освобождение

   Как известно, обоих вызволил из пуэбло Нефтяной принц. И теперь они вместе с ним, Батлером и Поллером скакали на север, пока к полудню, в горах Моголлон, не достигли первого леса, под сенью которого их ожидали прохлада и вода. Там они спешились и сели у ручья, чтобы передохнуть и дать отдых лошадям. Здесь Нефтяной принц рассказал банкиру небылицу о событиях прошлого вечера, стараясь объяснить их по-своему, что ему полностью удалось. Роллинс теперь окончательно убедился в честности Гринли и радовался тому, что нашел таких храбрых и почтенных спутников, как Батлер и Поллер.
   Отдохнув, они снова сели на лошадей и поскакали дальше, пока к вечеру не нашли место, подходившее для ночлега. Там была вода и достаточно сушняка, чтобы всю ночь поддерживать огонь. Ни Роллинсу, ни Баумгартену не бросилось в глаза, что Нефтяной принц, Батлер и Поллер везут с собой слишком много провизии, которую они могли прихватить только в пуэбло. Когда Поллер разжег огонь, Батлер с легкой озабоченностью в голосе заметил:
   — Пока мы еще недалеко от индейцев нихора. Может, лучше не разжигать огня, чтобы он нас не выдал?
   — Нет никакой опасности, — тихо пояснил Нефтяной принц. — С нихора у меня хорошие отношения.
   — Но ведь они вырыли топор войны!
   — Ничего страшного. На боевой тропе мне они не опасны.
   — Возможно. Они живут севернее этого места, а южнее расположены земли индейцев гиленьо. Таким образом, мы оказались на границе между двумя племенами, а такие пограничные районы крайне опасны, именно здесь обычно начинается вражда. Тут вечно шляются одинокие бродяги. Они-то опаснее всего, поскольку не щадят ни врага, ни друга, если только видят в этом какой-то расчет для себя.
   — А я говорю, ты можешь быть уверен, что во всей округе, кроме нас, нет ни одного человека. Месторождение хорошо укрыто, и я, знающий эти края и часто здесь бывавший, не встречал тут ни единой души и ни малейшего следа. Мы здесь совершенно одни и спокойно можем жечь костры.
   Нефтяной принц был полностью убежден в своей правоте, однако он ошибался. Чуть севернее ночного лагеря в этих пустынных краях ехали еще два всадника. Друг друга они не видели, но стремились к одной цели — к тому самому месту, где расположились на ночлег Гринли и его спутники. Всадники, находившиеся от лагеря на расстоянии около трех английских миль, словно сговорившись, оба держали путь прямо на юг.
   Один из них, белый, ехал на великолепном жеребце вороной масти, с красными ноздрями и гривой длинных закрученных волос, которые индейцы считают верным признаком превосходной породы. Седло и сбруя на жеребце были тонкой индейской работы. Фигура всадника, не слишком длинная и не слишком широкая, казалась все же наделенной чрезвычайной силой и ловкостью. Светло-русая борода обрамляла опаленное солнцем мужественное лицо. На нем были леггины и охотничья рубашка, расшитые по швам бахромой, высокие сапоги, натянутые выше колен, и широкополая фетровая шляпа с привязанными к шнуру ушами серого медведя. За широким, сплетенным из отдельных ремней поясом торчали два револьвера и нож «боуи». Вдоль пояса, по кругу рядком размещались патроны. Кроме того, на поясе висели многочисленные кожаные мешочки, две пары подков и четыре круглые и толстые тростниковые плетенки с приделанными к ним ремнями и пряжками. От левого плеча к правому бедру спускалось лассо, сплетенное из многих ремешков, а на шее, на крепком шелковом шнуре, висела отделанная кожей колибри трубка мира, на чашечке которой были выгравированы какие-то индейские знаки. В правой руке белый держал короткоствольное ружье с затвором особой конструкции — двадцатипятизарядный штуцер мастера Генри, а за спиной болталась тяжелая двустволка «медвежебой».
   Настоящему охотнику прерий не нужно блеска и лоска: чем потрепаннее он выглядит, тем больше ему почета. На каждого, кто хоть немного заботится о своей внешности, он смотрит свысока, а наибольшее отвращение вызывает у него вычищенное до блеска оружие. По убеждению настоящего вестмена, у него просто нет времени на такие пустяки. Однако в этом человеке все было так ухожено, будто он только вчера выехал на Запад из Сент-Луиса. А ружья его, казалось, не далее часа назад вышли из рук мастера-оружейника. Сапоги его были безукоризненно начищены, а на шпорах никто бы не нашел ни малейшего ржавого пятнышка. На одежде не было заметно никаких следов дорожных перипетий. Более того, похоже, что этот всадник мыл не только лицо, но и руки! Любой вестмен сказал бы, что это какой-нибудь горе-охотник, выехавший на воскресную прогулку.
   Таким его, благодаря опрятному виду, частенько и считали впервые встретившиеся с ним люди. И только услышав его имя, они понимали, как сильно ошибались, поскольку человек этот был не кто иной, как Олд Шеттерхэнд, самый известный, самый отважный и опытный охотник на Диком Западе, непоколебимый друг индейцев и неумолимый враг всех злодеев, которых много бродило с той стороны Миссисипи, да и в наши дни они еще не перевелись.
   Олд Шеттерхэнд — это боевое прозвище, образованное от английского слова shatter, то есть «разбить», «поразить». Кровь врага он проливал только тогда, когда по-другому поступить было нельзя, но даже и в этом случае он старался не лишать жизни. В рукопашной схватке он мог свалить любого противника одним-единственным ударом по голове. Так возникло это имя, ставшее легендой, как среди белых, так и среди краснокожих.
   Другой всадник двигался всего лишь в одной миле западнее. Это был индеец. Конь, на котором он сидел, очень напоминал жеребца Олд Шеттерхэнда. Есть люди, которые с первого взгляда, еще не сказав ни слова, производят на нас глубокое и неизгладимое впечатление. Ты еще не успел отнестись к незнакомцу ни дружески, ни враждебно, но сразу ясно, будешь ли ты его любить или ненавидеть. Именно таким человеком казался этот индеец.
   Одет он был в белую охотничью рубашку с красивой индейской вышивкой. Того же цвета были и его леггины, украшенные бахромой и скальпами врагов, вшитыми по бокам штанов. Маленькие стопы индейца украшали вышитые бисером мокасины, выделанные из шкуры дикобраза. На шее у краснокожего висели дорогой работы мешочек с «лекарствами», искусно украшенная трубка мира и тройное ожерелье из когтей гризли, самого страшного хищника Скалистых гор. Тонкая талия индейца была перетянута широким сантиловым поясом. Как и у Олд Шеттерхэнда, из-за него выглядывали рукоятки двух револьверов и ножа для скальпирования. Голова индейца оставалась непокрытой. Свои длинные густые иссиня-черные волосы он забрал в высокий пучок шлемообразной формы, оплетенный шкурой гремучей змеи. Ни орлиное перо, ни какой-либо другой знак отличия не украшал эту прическу, и все же с первого взгляда было ясно, что это вождь, и притом необычный.
   Черты его прекрасного, по-мужски серьезного лица напоминали древнего римлянина. Скулы едва заметно выступали вперед, полные губы на безбородом лице выглядели изящно, а матовая кожа индейца была светло-коричневого оттенка с легким налетом бронзы. Поперек седла красовалось ружье, ложе которого было густо усеяно шляпками серебряных гвоздей.
   Любой, кто не видел индейца прежде, сразу бы признал его по этому ружью, о котором ходило столько легенд. На Западе такой широкой известностью пользовались только три ствола: штуцер «генри» и «медвежебой» Олд Шеттерхэнда, а также Серебряное ружье Виннету. Итак, краснокожим всадником был Виннету, вождь апачей, самый знаменитый среди вождей Запада, вернейший и преданнейший друг своих друзей и опаснейший противник всех своих врагов.
   Он держался на лошади несколько необычно, сильно наклонившись вперед. Взгляд его казался усталым, в задумчивости всадник устремил его в землю, но любой мог быть уверен: от глаз Виннету и от его невероятно острого ума не скроется ничто и никто.
   Внезапно вождь выпрямился, в ту же секунду Серебряное ружье оказалось в его руках, и он направил его в сторону какого-то дерева. Грохнул выстрел, и индеец погнал коня прямо к дереву. На ходу выпрыгнув из седла, он сунул руку в дупло, расположенное под самой нижней из ветвей и вытащил оттуда то, что послужило ему мишенью. Это нечто оказалось зверьком размером с собаку, с желтовато-серым мехом, с черными кончиками щетинок и хвостом, разросшимся до половины длины тела. Это был енот, которого американцы называют coati или racoon, весьма желанная добыча для любого охотника.
   Едва индеец взял в руки енота, — а с момента его выстрела не прошло и десяти секунд, — как где-то восточнее раздался второй выстрел, отличавшийся каким-то особенно гулким, тяжелым и глубоким звуком.
   — Уфф! — не сдержался индеец. — Акайя Сэлки-Латар. ^[46]
   Чуть раньше Олд Шеттерхэнд, ехавший, глубоко задумавшись, своей дорогой, услышал выстрел и остановил коня:
   — Это Виннету! Узнаю голос Серебряного ружья.
   Быстро схватив «медвежебой», белый охотник тотчас выстрелил из него, и по звуку этого выстрела Виннету мгновенно узнал своего друга. Европейцу или любому другому человеку, плохо знающему Запад, это покажется невероятным, но опытный вестмен знает звук каждого встречавшегося ему ружья. Его чувства всегда напряжены, ибо от их остроты может зависеть их жизнь. Кто не сумеет развить такую остроту чувств, погибает. Как различны человеческие голоса! Но голос знакомого человека выделишь из тысячи. А как насчет собачьего лая? Разве не узнаешь по голосу своего Филакса, Цезаря, Ами или Нерона? То же самое и с оружием. У каждого свой особенный звук, но знает его и различает только опытное ухо.
   Когда раздались выстрелы, по которым друзья сразу узнали друг друга, они с радостью поскакали навстречу друг другу, Олд Шеттерхэнд с востока, Виннету с запада. Чтобы уточнить свое местоположение, они выстрелили еще раз, а потом, когда встретились, спрыгнули с лошадей и бросились друг другу в объятья.
   — Мой брат много пережил с тех пор, как мы виделись в последний раз? — первым спросил Виннету.
   — Виннету прав. Далеко не каждый день прекрасен, а в прериях многие цветы ядовиты. Вот и эта прерия напоминает о прошлом. Сидя ночью у костра, мы рассказываем о том, что пережили и узнали. Знает ли мой брат место, где можно хорошо отдохнуть?
   — Если проехать прямо еще около часа, мы доберемся до маленького ключа, который со всех сторон окружают кусты, непроницаемые для самого острого глаза. Там мы сможем даже разжечь костер, на огне которого поджарим того енота, что я только что застрелил.
   Белый и индеец поехали дальше под сенью высоких деревьев. Здесь было гораздо темнее, поскольку солнце уже приблизилось к горизонту, хотя в лесу это и не сразу заметишь.
   Прошел час, и они добрались до маленького ручейка, о котором говорил Виннету. Они подъехали к нему и … резко придержали коней, потому что заметили в траве вытоптанную тропку, ведущую к воде. Оба спешились, чтобы изучить след, а через несколько мгновений озабоченно переглянулись.
   — Пятеро всадников, — произнес Олд Шеттерхэнд, — на довольно усталых лошадях.
   — Проехали всего несколько минут назад, — дополнил Виннету. — Недалеко отсюда они встанут лагерем. Что решит мой брат Шеттерхэнд?
   — Нужно посмотреть, кто они. Мой брат знает, что сейчас томагавк войны не зарыт, поэтому надо быть осторожными.
   Они подошли к густым зарослям, находившимся поблизости, завели туда коней, привязали их и прикрыли конские ноздри руками. Для дрессированных индейских животных это служило сигналом успокоиться и не выдавать себя громким фырканьем. Потом люди вернулись к реке и пошли по следу медленными неслышными шагами. Оба были мастера подкрадываться, они использовали для прикрытия каждое дерево, каждый куст, каждый изгиб русла ручья.
   Прошло минут пять. Виннету остановился, втягивая в себя воздух. То же самое сделал Олд Шеттерхэнд и сразу почувствовал запах дыма.
   — Их костер недалеко, — шепнул он Виннету. — Должно быть, это белые, потому что индейцы никогда не поведут себя так неосторожно, выбрав место для лагеря в наветренной стороне.
   Виннету кивнул и пошел дальше. Ручей пробивался между двумя деревьями, под которыми торчало множество высоких кустов, послуживших отличным прикрытием обоим охотникам. Вскоре они заметили огонь; костер горел прямо у самой воды, и пламя его поднималось на несколько футов вверх. Настоящий вестмен так никогда бы не поступил.
   Землю в лесу покрывал мягкий мох, так что шаги даже куда менее опытных, чем Олд Шеттерхэнд и Виннету людей были бы неслышны. Четыре дерева, за которыми пылал костер, теснились рядом, а окружавшие их кусты образовали как бы ширму, за которой легко могли укрыться оба подслушивающих. Они осторожно проползли вперед и залегли на земле, глядя сквозь безлистные стебли, торчавшие у самой земли. Совсем рядом они увидели пятерых мужчин, сидевших у костра, горевшего шагах в четырех от деревьев. С ближней стороны сидели Нефтяной принц и Батлер, его брат, облокотившись спинами о стволы. Банкир и его бухгалтер находились по другую сторону огня. Справа от них сидел Поллер, он ломал веточки сушняка и подбрасывал их в огонь. Они, похоже, чувствовали себя очень уверенно, потому что не считали нужным даже приглушить голоса во время общей беседы. Иногда они говорили так громко, что их слова разносились шагов на двадцать вокруг, а фразы легко достигали ушей обоих подслушивающих.
   — Да, мистер Роллинс, — проговорил Нефтяной принц, — уверяю вас, что сделка, которую вы совершите, будет великолепной. Нефть плавает там на воде слоем толщиной в палец. Должно быть там, под землей, она скопилась большой массой. Будь это не так, я не открыл бы это место, поскольку оно так запрятано от мира, что готов биться об заклад: никогда еще нога человека туда не ступала, хотя на Челли довольно много охотников, да и индейцы бывают там часто. Я сам бы прошел мимо, если бы не унюхал запах нефти.
   — Он на самом деле такой сильный? — удивился банкир.
   — Будьте уверены! Я находился почти в полумиле от озера, и все-таки мой нос унюхал запах. Можете себе представить, сколько ее там. Убежден, что надо немножко углубиться в недра, чтобы наткнуться на подземный нефтяной бассейн. А если туда забуриться, ударит хорошенький фонтан. Давайте поспорим, сэр, что он рванет в высоту футов на сто!
   — Я не держу пари, — ответил Роллинс спокойным тоном, на самом деле еле сдерживая волнение, о чем свидетельствовали искорки в его глазах. — Но я надеюсь, что все обстоит именно так, как вы мне говорите.
   — Может ли быть по-другому, сэр? Могу ли я вас обманывать, если вы легко обнаружите мой обман, как только мы прибудем на место! Я не потребовал от вас ни единого доллара, вы заплатите мне только тогда, когда убедитесь, что никто вас не надувает и сделка готовится честная.
   — Очень похоже, что я могу считать вас честным человеком. Охотно с этим соглашаюсь.
   — Учтите также, что вы платите мне не наличными, а переводом через банк в Сан-Франциско.
   — Не хотите ли вы этим сказать, что сомневаетесь, будет ли оплачен этот чек во Фриско?
   — Нет, что вы! Я знаю, что вашей подписи достаточно даже для миллиона. Но скажите, не носите ли вы этот чек уже заполненным в кармане?
   Опытный наблюдатель, пожалуй, заметил бы, что Гринли, задавая этот вопрос, не смог полностью подавить выражение напряженности на своем лице. Взгляд его с плохо скрытой алчностью был направлен на банкира, и на то имелась своя причина.
   Предполагаемое нефтяное месторождение было фикцией, Роллинса надо было обмануть, а после платежа — просто убить вместе с его бухгалтером, чтобы не оставлять свидетелей. Если бы деньги банкир вез с собой, это давно бы произошло. Если бы он вез в кармане подписанные чеки, это было бы равнозначно наличному капиталу, и с банкиром нечего бы было дольше возиться. Пуля в голову, другая — бухгалтеру, и Нефтяной принц почти становился владельцем денег. Если же бумаги были не готовы, то комедию предстояло ломать до самого конца.
   — Почему вы так этим интересуетесь? — Роллинс пока не заметил ни злобного взгляда, ни особой интонации спрашивавшего.
   — Потому что это крайне важно, и для меня, и для вас. Мы находимся в диких местах, где никто не уверен в сохранности жизни или, по меньшей мере, богатства. В этом вы могли убедиться уже в пуэбло. А если на нас нападут и ограбят, если у вас отнимут бумаги, если кто-то из грабителей поспешит с чеками во Фриско и получит деньги?
   — Этого не случится — кое-что я предусмотрел заранее. Правда, я захватил с собой два формуляра, но они пока не заполнены и не подписаны.
   — Вы поступили правильно, и это меня успокоило. Но как вы их собираетесь заполнять? Полагаете, что на Челли растут перья, а в озере вместо воды плавают чернила?