Инвалидное кресло стояло у письменного стола в углу комнаты, сиделки нигде не было видно. Когда Уэнди вошла в комнату, Элинор повернула свое кресло к двери и бросила удивленный взгляд.
   — Моя дорогая девочка, — сказала она, жестом приглашая Уэнди сесть, — я совсем не имела в виду, чтобы вы примчались ко мне сломя голову. Вы бы не спешили и отдохнули. Неужели служанка неправильно поняла меня и разбудила вас?
   По крайней мере, не похоже, что ее выставляют за дверь, подумала Уэнди.
   — Нет, я уже не спала. И я провела очень спокойную ночь. — Если Уэнди и солгала, то совершенно безобидно.
   Элинор сложила руки на коленях.
   — Мак говорит, что я обидела вас прошлым вечером.
   Уэнди удивленно заморгала. Пусть бы Мак занимался собственными делами. Чего, черт возьми, он пытается добиться?
   — Он считает, что я, в сущности, сказала, что не желаю, чтобы вы виделись с Авророй или помогали заботиться о ней.
   — Да, я понимаю, конечно, трудно…
   — В действительности я имела в виду лишь, что не хочу, чтобы вы чувствовали себя обязанной заботиться о ней. Я хочу, чтобы вы наслаждались своим пребыванием здесь, а у моих сиделок в избытке свободного времени. Мой врач говорит, что я должна держать их под рукой, но, по сути, чем больше я обхожусь собственными силами, тем медленнее прогрессирует моя болезнь. Так что они будут только счастливы присмотреть за ребенком в течение нескольких дней. Вот пройдет Рождество, и у нас будет достаточно времени, чтобы подыскать настоящую няньку.
   — Это не обязанность, миссис Берджесс, — мягко сказала Уэнди, — это радость — заботиться о Рори.
   — Авроре очень повезло, что у нее есть вы. И все же…
   Раздался стук в дверь, и в комнату вошла сиделка, держа на руках Рори, одетую в голубое кружевное платьице, какого у нее не было раньше.
   Завидев Уэнди, девочка начала ерзать и так размахивать ручками и ножками, что казалось, она пытается перелететь через комнату. Она что-то лопотала, смеялась, ворковала и улыбалась во весь рот.
   Как Уэнди хотелось понять, что говорит ей Рори! Волна чистой любви захлестнула ее, и невозможно было ей противостоять. Ей было все равно, одобряет ли ее Элинор Берджесс. Она не могла отвернуться от девочки, которая хочет, чтобы Уэнди взяла ее на руки.
   Она крепко прижала к себе малышку, закрыла глаза и, зарывшись лицом в шею ребенка, вдыхала немудреные запахи: шампуня, детской присыпки и… Ах, она на завтрак ела персики?
   — Девочка просто прелесть, — сказала сиделка. Она нагнулась и расстелила одеяло, которое у нее было в руках, на полу; — Немного покапризничала перед сном, но затем успокоилась и хорошо спала всю ночь.
   Рори подалась немного назад и кашлянула, затем улыбнулась, выжидательно глядя на Уэнди.
   — Что это такое? — обеспокоенно спросила Элинор Берджесс.
   Уэнди тоже кашлянула, подражая Рори. И та засмеялась и снова кашлянула.
   — Такая у нас игра.
   Элинор нахмурилась.
   — А вы показывали ее педиатру, чтобы выяснить, нет ли здесь чего-то серьезного?
   — Конечно, нет. Этот кашель — просто средство общения. Многие дети так делают. — Не может быть, чтобы Элинор не знала этого. Сперва это напугало Уэнди до смерти, как и тысячи других вещей в короткой жизни Рори, пока она не нашла объяснение в справочнике для молодей матери. Почему же Элинор так испугалась? Или Мак с Митчем и Джоном провели свое детство тоже с сиделками?
   Положив Рори на одеяло, Уэнди присела на корточки и занялась с ней гимнастикой. С этого она старалась начинать каждый день, чтобы укрепить мускулы ребенка.
   На лице Элинор отразилось неодобрение, но она ничего не сказала. Несколько мгновений она задумчиво наблюдала за ними.
   — Я хочу попросить вас об одолжении, Уэнди.
   У той екнуло сердце. Она не отрывала взгляда от ясного личика Рори.
   — Буду рада помочь.
   — Поскольку я не могу сама ходить по магазинам, мне бы хотелось, чтобы вы позаботились о зимних вещах для ребенка, — продолжала Элинор. — Я уверена, вам тоже кое-что понадобится.
   — Да я не пробуду здесь долго, — поспешила заверить ее Уэнди.
   Она не собиралась признаваться, что не может себе позволить зимний гардероб и не собирается влезать в долги из-за одежды, которую ей предстоит носить лишь несколько дней.
   Это напомнило ей, что она так и не спросила Мака про билет обратно в Финикс. Ее пригласили провести Рождество у Берджессов, но ждут ли они, что она уедет сразу после праздников или что останется еще на день-два?
   — Конечно, вам кое-что понадобится, — безапелляционно заявила Элинор. — Зимой в Чикаго просто не обойтись без теплых вещей. Кстати, Мак просил меня передать вам, чтобы вы ничего не планировали на послеобеденное время.
   Сознавала ли Элинор, что это звучало так, словно она устраивает им свидание? Разумеется, нет, сказала себе Уэнди. Эта мысль не пришла бы и в голову Элинор. Почему она пришла в голову ей самой, было выше ее понимания.
   — А сейчас он дома? Если он желает поговорить со мной…
   — Нет, он поехал на работу на несколько часов. Сказал, что ему нужно закончить кое-какие дела до праздников. Вот почему он хочет быть уверенным, что у вас нет планов на послеобеденное время и что он сможет поехать с вами по магазинам.
   — Разумеется. — Теперь понятно. Значит, это идея Элинор.
   Элинор взяла лист бумаги со своего стола.
   — Я тут составила список магазинов, в которые, мне кажется, вам нужно будет заехать. А также вещей, которые понадобятся Рори в холодную погоду.
   Уэнди взглянула на список, аккуратно напечатанный на бумаге с монограммой Элинор. Ей он показался более похожим на опись товаров детского магазина, чем на список вещей, которые надо купить для маленького ребенка. Но она промолчала. Теперь это не ее дело. Она аккуратно сложила листок.
   Подняв глаза, Уэнди увидела, что лоб Элинор бороздят морщины. О чем она думает? Может, подыскивает вежливый способ, чтобы выпроводить ее — теперь, когда она добилась, чего хотела?
   В этом случае Элинор не стала бы задумываться, поняла Уэнди. Все необходимые слова у нее наготове.
   Но если ее не выпроваживают, решила она, то она останется там, где она и есть, — с Рори. Когда Элинор наконец заговорила, Уэнди нехотя подняла глаза. Морщины на лбу пожилой женщины стали глубже.
   — Мак сказал, будто Марисса не хотела, чтобы вы привезли ребенка домой, к нам.
   У Уэнди слегка закружилась голова, словно она оказалась на краю бездны, которой не было тут еще мгновение тому назад. Но единственно возможным ответом была правда.
   — Мне очень жаль, — мягко сказала она. — Но это действительно так.
   Элинор вздохнула. Лицо ее, казалось, немного осунулось.
   — Хотела бы я понять это.
   От ее голоса у Уэнди защемило сердце. В нем, казалось, были нежность и боль.
   — Марисса была такой красивой девочкой. Своенравной, конечно, и, возможно, более избалованной, чем мальчики. Ее, конечно, жалели, считая обделенной, потому что я была… нездорова.
   Это было сознательное самоуничижение, чтобы избежать сочувствия. Но, наблюдая за движением скрюченных рук на коленях Элинор, Уэнди могла представить себе, насколько беспомощна была женщина в те годы.
   — Затем — кажется, это случилось ночью — она сбежала. Все, что мы говорили, делали, во что верили и что защищали, она отрицала. И она сбежала из дома при первом подвернувшемся случае. — Элинор на мгновение прикрыла глаза. — Со стороны мы, должно быть, выглядели бесчувственными: даже не пытались поддерживать с ней отношения. Но, видите ли, Уэнди, мы посчитали, что, если оставим ее в покое на некоторое время, она сама рано или поздно вернется к нам. Только времени для этого оказалось слишком мало. — Элинор закусила губу и снова повторила: — Хотела бы я понять…
   И я хотела бы, чтобы у меня было объяснение, подумала Уэнди. Или какие-нибудь слова, которые могли бы утешить ее. Но она ничего не могла сказать, чтобы облегчить эту боль.
   Пока внимание Уэнди было поглощено Элинор, ребенок умудрился сбить на полу одеяло. Рори вскрикнула от удивления и досады, когда ее руки коснулись холодного пола. Элинор посмотрела вниз и рассмеялась, увидев выражение лица ребенка, при этом ловко смахнув слезу.
   — По-моему, она рано начала ползать, — сказала она.
   Время признаний окончено. После этого они почти по-приятельски болтали и играли с ребенком до самого ленча. Уэнди и не заметила, как пролетело время.
   Считая неприличным дольше удерживать Рори возле себя, она передала ребенка одной из сиделок, чтобы ее накормили и уложили спать, и послушно последовала за креслом Элинор по коридору к лифту.
   Ленч был накрыт в большой столовой, и на нем присутствовали как Элинор, так и Самюэль Берджесс. Мак не появился, не было и Митча, и разговор вращался вокруг общих тем.
   Похоже, подумала Уэнди, Элинор не желает рисковать, опасаясь, как бы разговор снова не зашел о Мариссе.
   После ленча Элинор удалилась к себе в комнату отдохнуть. Самюэль вернулся в свою библиотеку. А Уэнди села в гостиной у огня, где она могла следить за входной дверью, листать журналы и наслаждаться теплом и покоем. Но она не привыкла сидеть без дела. Когда появился Мак, неся в руках большую коробку, она вскочила с кресла и воскликнула:
   — Боже, как я рада вас видеть!
   Его брови немного приподнялись.
   — Ваши бурные эмоции заставляют учащаться мой пульс.
   Нежная насмешка в его голосе отозвалась в ней, и Уэнди пришлось приложить некоторые усилия, чтобы овладеть собой и спокойно посмотреть на него.
   — Не волнуйтесь, в этом нет ничего личного.
   Мак усмехнулся и провел кончиком пальца по ее щеке.
   Инстинктивно она хотела уклониться от прикосновения, но в последний момент передумала. То место, где он коснулся, горело, как после удара током.
   — Спасибо, что успокоили меня, — сказал Мак. — Это большое облегчение. Я опоздал, потому что съездил за вещами в аэропорт.
   — Так самолет все-таки прилетел? Тогда мы могли бы подождать и прилететь этим утром.
   — Но только подумайте, что бы вы пропустили.
   Она представила себе события прошедшего дня и не нашла ничего, что побоялась бы пропустить, хотя в целом все прошло не так плохо, как она ожидала.
   — Вы, например, пропустили ленч, — вслух сказала она. — Или вы ожидаете, что и сегодня вас обслужат отдельно?
   — Я проглотил гамбургер, перед тем как уйти из офиса.
   Бог весть что в сравнении с тем, что он пропустил! Салат из цыпленка был замечателен и на вид, и на вкус. Фарфоровые тарелки, на которых его подавали, были такие тонкие, что им самое место в музее, а салфетки из ирландского льна так гладко отутюжены, что казались скользкими, как лед.
   Но Уэнди, ни на минуту не задумываясь, променяла бы все это на гамбургер с Маком.
   И ничего удивительного. По крайней мере, с Маком она знала, кто она. Ей не нужно было притворяться кем-то еще, потому что она не пыталась произвести на него впечатление. Ей было легко в его обществе. Вот и все. Пусть так. Но отчего же тогда у нее перехватывает дыхание, когда он смотрит на нее?
   — Вы готовы отправиться по магазинам? — спросил Мак.
   Она разглядывала коробку, которую он принес, благодарная Маку за то, что он отвлек ее от размышлений.
   — Похоже, вы там уже побывали.
   — Я только купил это по просьбе мамы. — Он поставил коробку на столик в вестибюле и снял крышку.
   — Я вовсе не собиралась туда заглядывать, — сказала она поспешно.
   Он улыбнулся.
   — Это ранний рождественский подарок вам от нее.
   Оберточная бумага полетела на сверкающий пол, он вытащил из пакета темно-зеленое драповое пальто, длинное и изящное. Из-под воротника выглядывал шарф из шотландки приглушенных тонов. Пальто было красивое и как раз ее цвета. Она уже представляла, как будет оттенять темно-зеленый цвет красноватый отлив ее волос.
   — Я никак не могу принять это, — сказала она.
   — Уверяю вас, без него вы замерзнете. И поскольку вам придется выполнять всяческие поручения мамы, почему бы ей не побеспокоиться о вас?
   — Это другое дело.
   — Нам надо торопиться, если мы хотим успеть до закрытия магазинов. Вы мне не поверите, сколько людей сейчас толпится там. — Он помог ей надеть пальто, и, лишь немного поколебавшись, Уэнди скользнула в него. Бессмысленно было мучить себя. Она еще помнила, как холодный ветер проникал сквозь ее тонкий плащ и как у нее стыло дыхание.
   Машина, которая ждала их у центрального подъезда, была не той, что Мак купил день тому назад. Это была спортивная, с низкой посадкой модель, за руль которой Уэнди вообще не осмелилась бы сесть, а тем более отправиться на ней по улицам, на которых, возможно, лежал лед. Он помог ей забраться внутрь, обошел машину и сел за руль.
   — С чего начнем?
   Уэнди заглянула в список Элинор и назвала магазин. Мак кивнул. Хотя он довольно легко справлялся с дорогой, Уэнди порадовалась, что не она за рулем. По мере того как они ездили от магазина к магазину и росла гора пакетов и коробок на заднем сиденье машины, Уэнди становилось все радостней от мысли, что Мак рядом с ней.
   Когда они подъехали к последнему магазину, Уэнди пробормотала:
   — Ну и счета мы привезем домой, даже ваша мать побледнеет.
   Мак пожал плечами.
   — Мы покупаем только то, что у нее в списке.
   Это было так, но все же… Она положила изящное платьице, которое держала в руках, и резко отвернулась.
   — В чем дело? Вы же не думаете, что мама будет ворчать из-за этой вещицы.
   Закусив губу, Уэнди покачала головой.
   — Нет, разумеется, нет. В том-то все и дело. Все эти невероятные расходы — пальто для меня и столько вещей для Рори. Вы знаете, что ее кроватка задрапирована старинными кружевами? И это еще не все, Мак.
   — Уэнди, пожалуйста…
   — Миссис Берджесс подменяет то, чего не может дать, вещами. Это, должно быть, и имела в виду Марисса.
   — Марисса была…
   — …незрелой, эгоистичной и вконец избалованной. Поверю вам на слово. И все-таки у нее были основания так говорить, Мак. И пусть вы считаете это чепухой, в том, что она говорила, есть смысл. Мне очень нравится ваша мама, но надо быть реалистом. Физическое состояние не позволяет Элинор самой заботиться о ребенке. Она не способна уделить Рори то внимание, которое ей необходимо. Начать с того, что она даже не понимает, что нужно ребенку.
   — О чем вы говорите? После того, как она вырастила четверых детей…
   — Может быть, она просто забыла, но… — Уэнди подыскала пример: — Сегодня утром Рори кашлянула, и ваша мать хотела немедленно вызвать врача.
   — Ну и что из этого? Надеюсь, она вчера не простыла?
   — Конечно, нет. Рори просто поддразнивала меня. Это у нее такая забава. А ваша мать не увидела разницы. Она совсем не знает детей.
   — Как знаете вы, да?
   Уэнди кивнула с печальным видом:
   — Сиделки обеспечат ей элементарный уход, но ведь мало быть чистой и накормленной. Разве это заменит человека, который любит ребенка и заботится о его физическом и эмоциональном благополучии? Если бы вы были честны с собой, Мак, вы бы признали это. Вы знаете, что ваши родители не смогут по-настоящему заботиться о ней.
   — И каково ваше решение проблемы?
   Она ответила мягко:
   — Я бы хотела увезти ее обратно в Аризону.
   — Вы же знаете, что это невозможно.
   Уэнди печально кивнула:
   — Я жалею, что позвонила вам.
   Когда он наконец заговорил, его голос, обычно такой бархатистый и нежный, звучал почти бесцветно:
   — Я понимаю, Уэнди. Поверьте мне, я понимаю.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

   Уэнди снова взяла платьице — не потому, что хотела купить его, а потому, что ей нужен был предлог, чтобы не смотреть на Мака. Она усиленно моргала, стараясь удержать слезы. До чего глупо, сказала она себе. Заведя этот разговор, она добилась только того, что разрушила легкие приятельские отношения, которые установились между ними сегодня.
   Мак казался разочарованным, подавленным и почти растерянным. Он, вероятно, жалеет, что не оставил ее в Аризоне, где она не смогла бы ему докучать. Или, может быть, он все-таки в душе согласен, что зря привез Рори в Чикаго?
   Но какой теперь смысл думать обо всем этом? Стоило Берджессам узнать о существовании Рори — и назад пути нет. Они бы никогда не разрешили девочке остаться у Уэнди.
   — У вашей матери ревматоидный артрит, — сказала она внезапно.
   Мак взял из ее рук платьице и прибавил его к груде вещей, которые он нес.
   — И что?
   — Несомненно, более теплый климат был бы ей на пользу. Она никогда об этом не думала?
   — Что у вас на уме? Финикс? — Он рассмеялся. — Понял. Мы могли бы все вместе жить счастливо в шалаше в пустыне. Ах, Уэнди!
   — Мне доводилось слышать и более глупые вещи. — Она отняла у него платьице и снова повесила его на вешалку.
   — А мне нет. Вы так отчаянно хотели выбраться сегодня из дома, что, надев пальто, буквально меряли шагами вестибюль.
   — Ничего подобного! Я была в гостиной, потому что ваша мать отдыхала, Рори спала и…
   Мак покачал головой:
   — А я могу объяснить ваше нетерпение только тем, что вам хотелось видеть меня.
   У нее снова перехватило дыхание.
   — Ну да, в какой-то мере, — призналась она, — Я хотела спросить…
   — Я знал это. То бурное приветствие относилось только ко мне, несмотря на ваши слова о том, что в нем нет ничего личного.
   Ее сердце, казалось, перевернулось в груди, но тут Уэнди увидела, что в его глазах снова появились знакомые искорки. Он подшучивает над ней; он даже не заметил ее странную реакцию.
   — Только не берите в голову, Мак, — раздраженно сказала она. — Я просто думала, что, если бы мы жили в одном городе, они, несомненно, хотя бы обдумали возможность доверить мне Рори, не правда ли?
   — Что вы заладили про этот Финикс? Что вас так тянет туда? — Он положил кипу детских вещей рядом с кассой и вынул кредитную карточку.
   Тут-то Уэнди и умолкла. Господи, она забыла, что у нее нет больше работы! Она и себя-то содержать не может, что уж говорить о Рори. Если бы она все-таки представила это предложение на рассмотрение Элинор и Самюэлю Берджессу, ей пришлось бы просить их о финансовой помощи, по крайней мере на ближайшее будущее, пока она снова не встанет на ноги. И у нее нет никаких сомнений в том, как это было бы воспринято. Она слышана лед в голосе Мака в их первый телефонный разговор, когда он подумал, что она просит денег. И хотя она была уверена, что теперь он понял: она не из тех людей, кто пытается нажиться на беспомощности ребенка, у нее не было иллюзий по поводу мнения остальных членов семьи.
   В любом случае это глупая идея. Только представить себе, как она стала бы убеждать Берджессов покинуть их дом и светские связи, с тем чтобы переехать в Финикс. Представить, что Берджессы пойдут на все это ради маленькой девочки, которую меньше всего волнует, где именно жить…
   — Вы правы. Я выглядела бы совершенно глупо, предлагая им переехать, — согласилась Уэнди.
   — Раз уж вы заговорили об этом — да, вы выглядели бы глупо. — Мак передал ей пакет с покупками и взглянул на часы, прежде чем взял другие два. — Ведь мы купили все, что было в списке?
   — И даже более того, — глухо сказала Уэнди.
   — Вы не будете возражать, если я на минутку загляну к себе в квартиру? Мне нужно захватить подарки для остальных членов семьи.
   Уэнди удивленно заморгала.
   — Конечно, не возражаю. Но я думала, вы живете с родителями.
   Он улыбнулся.
   — Нет, с тех пор, как поступил в колледж. Видите, я прекрасно понимаю, как отчаянно хочется сбежать из этого дома.
   Он подставил локоть, и Уэнди машинально положила свободную руку на мягкую шерсть рукава его пальто.
   — Но теперь, раз я могу вернуться в свою собственную квартиру, когда только захочу, я очень мило провожу с ними праздники и выходные. В самом деле, мне кажется, теперь они видят меня чаще, чем когда я жил с ними и то и дело придумывал предлоги, чтобы сбежать.
* * *
   Его квартира находилась в одном из высотных зданий на берегу озера. В быстро сгущающихся сумерках полированная сталь здания и гладкое стекло отражали свет уличных фонарей и рекламных вывесок. Когда они входили внутрь, одетый в униформу слуга поспешил к машине, чтобы отогнать ее на стоянку, но Мак отрицательно покачал головой.
   — Мы лишь на несколько минут. Присмотрите за машиной, хорошо?
   — Я могла бы подождать здесь, — предложила Уэнди.
   — И замерзнуть? Не глупите. Пойдемте. Я налью вам выпить.
   Лифт быстро домчал их наверх и бесшумно открылся, обнаружив перед ними просторный великолепный коридор. Мак открыл замок и наклонился, чтобы собрать почту, скопившуюся под дверью. Он пробежал ее глазами, бросил стопку на мраморный столик в небольшой прихожей и провел Уэнди в гостиную, выходившую окнами на восток, из которых открывался вид на озеро. Небольшая, но чистая, она определенно была обиталищем мужчины. Мебель была солидная, прочное дерево и мягкие подушки, которые словно приглашали гостей скинуть обувь и почувствовать себя как дома. Вспомнив замечание, сделанное этим утром горничной о подругах Мака, Уэнди подумала, сколько из них приняли это безмолвное приглашение.
   — Немного шерри? Бокал вина? — Она слегка поежилась, и Мак улыбнулся. — Намек понял. Как насчет каппуччино?
   — Если это не займет слишком много времени.
   — Один момент. Боюсь разочаровать вас, но, даже если бы я и захотел быть классным поваром, у меня нет места. — Он открыл дверь, ведущую в маленькую кухню. — Или вам просто хочется побыстрее вернуться домой?
   Уэнди сделала вид, что не заметила иронии в его голосе. Она прошла за ним в кухню и стала смотреть, как он готовит каппуччино. Пар поднимался от двух кружек с напитком, который он помешивал.
   — Ваша мать говорила насчет посещения церкви, — сказала она, — накануне Рождества.
   Он подал ей кружку и взглянул на часы.
   — Думаю, нам стоит поторопиться, или вся семья будет уже там к тому времени, как мы вернемся. Это семейная традиция — рождественские службы, а затем поздний ужин. — Он указал рукой на автоответчик, который без устали мигал возле телефона на кухне. — Вы не возражаете, если я прослушаю сообщения?
   — Конечно, нет. Я подожду в гостиной.
   — Это вовсе не обязательно, я не ожидаю услышать что-нибудь интимное.
   Уэнди бросила на него ироничный взгляд, закрывая за собой дверь. Она направилась к окнам, выходившим на озеро. Город уже погрузился в темноту, и отблески ярких рождественских огней тянулись вдоль всего прибрежного шоссе, колеблемые и разбиваемые волнами, набегающими на берег.
   Она не прислушивалась, но даже с такого расстояния нельзя было не услышать томный женский голос, раздававшийся из автоответчика:
   — Привет, милый. С Рождеством. Мы ведь увидимся с тобой в праздники, правда? У меня для тебя есть совершенно замечательный подарок.
   Мак засмеялся.
   Даже если б женщина выкупалась в патоке, подумала Уэнди, ее голос не мог бы звучать слащавее.
   Хотя это, разумеется, не ее дело, если Маку она по вкусу.
   Сообщений было много. Уэнди почти допила свой каппуччино к тому времени, как автоответчик замолчал. Выходя из кухни, Мак засовывал в карман листок бумаги. Уэнди было любопытно узнать, кому же он собирался ответить. Наверное, киске с медовым голоском.
   — Прошу прощения, — сказал он, — это заняло больше времени, чем я ожидал.
   Пока он укладывал празднично упакованные свертки в большую коробку, Уэнди не спеша ополоснула кружку и поставила в сушилку. Она уже застегивала пальто, когда он закончил.
   — Мак, а ваш брат Джон и его жена не могли бы взять Рори?
   Он помедлил с ответом, словно обдумывал такую возможность.
   — А почему вы спрашиваете?
   — Да вот сегодня утром ваша мать сказала мне кое-что. Она сказала, что Тэсса… Так ведь ее зовут? — (Мак кивнул.) — Она сказала мне, что Тэссе не терпится увидеть Рори. Не знаю, но это прозвучало так, словно бы… — Ее голос сорвался.
   Мак снял с вешалки ее шарф и укутал ей шею.
   — Все возможно. Я бы никогда не взялся угадать, что могут сделать Джон с Тэссой. Если Тэсса вобьет себе в голову, что ей хочется ребенка, то уже готовый пришелся бы ей как раз по вкусу.
   Он совсем не казался удивленным, отметила Уэнди. Значит, и его эта мысль, по-видимому, навещала.
   Она покусывала нижнюю губу. От того, как отреагировал Мак, Джон и Тэсса не показались теми заботливыми и любящими родителями, которые нужны Рори. Но едва ли это справедливо — составлять себе мнение о людях до того, как увидишь их. Возможно, она слишком торопится со своими выводами. Может быть, они вовсе и не собираются брать к себе Рори, просто горят нетерпением увидеть нового члена семьи… Только у ворот дома Берджессов Уэнди вспомнила об утренних переживаниях по поводу срока своего пребывания в Чикаго.
   — Мак, а как насчет моего обратного билета?..
   Он нахмурился:
   — А что такое?
   Уэнди рассердилась. Не ей было объяснять ему, почему она спрашивает.
   — Мне хотелось бы знать, на сколько меня пригласили, прежде чем мне будет задан щекотливый вопрос. Мне бы не хотелось последней узнать о том, что срок моего пребывания здесь давно истек.