– Что значит эта наглость! – вскричал Гвардиоли, поворачиваясь к таверне, – Сержант, отыщите этого человека, приведите его сюда и всыпьте ему горячих!
– Ха! ха! ха! – раздался смех. Затем последовало вторичное требование о сдаче.
Солдаты прицелились, готовясь по первому сигналу поразить насмерть предполагаемых жалких мужиков.
– Мы не жаждем вашей крови! – говорил тот же иронический голос, – если, конечно, вы не заставите нас ее пролить. Папские солдаты! Вы окружены солдатами законного правительства республики. Вашего властелина нет в Риме, он постыдно бежал. Мадзини управляет городом, а мы пришли управлять здесь… Вы в нашей власти… Первый, кто откроет огонь, будет виновником смерти всех своих товарищей, мы не пощадим никого. Будьте благоразумны. Сдайтесь добровольно. Сложите оружие, и мы вас примем, как военнопленных. В противном случае вы получите по заслугам, как разбойники и продажные души.
Эта речь, наполовину насмешливая, наполовину угрожающая, повергла солдат Гвардиоли в неописуемое удивление. Что могло значить это требование, повторяемое с такой дерзостью и в то же время самоуверенностью? Они стояли в нерешительности.
– Товарищи! – крикнул тот же голос, – эти молодцы, кажется, колеблются, они сомневаются в правдивости моих слов. Покажите им ваши карабины. Когда они сосчитают их, может быть, их недоверие пропадет.
Едва были произнесены эти слова, как послышался стук ружейных прикладов, и окна домов ощетинились высунувшимися штыками. Испуганный Гвардиоли и солдаты очутились между двухсот направленных на них дул.
Но и четверти этого количества было бы достаточно, чтобы образумить их.
Они поняли, что попали в ловушку, что разразилась давно ожидаемая революция и, не ожидая приказания капитана Гвардиоли или младших офицеров, солдаты побросали оружие.
Через десять минут они уже столпились под трехцветным знаменем, крича во все горло: «Да здравствует республика!», между тем как расстроенный и обезоруженный Гвардиоли шагал по той же самой комнате, в которой три дня тому назад был заключен Генри.
Сегодня он был сам пленником республиканских солдат.
Глава XLIX. ПОХИЩЕНИЕ
То волоча девушку, то неся ее на руках, Корвино быстро бежал по горному ущелью. Наконец, считая себя в безопасности от погони, он остановился за утесом и стал поджидать товарищей.
Он слышал ружейные выстрелы и догадался, что пришли солдаты, но рассчитав время, какое им понадобится для того, чтобы взобраться на гору, он решил, что раньше, чем они достигнут вершины, его люди, забрав другого пленника, нагонят его в ущелье.
Четверо против одного… Он отлично заметил трусливое бегство офицера. Успех не вызывал никакого сомнения. Потому-то он и бежал раньше, чтобы выиграть время, так как ноша сильно мешала ему.
Покидая место боя, он крикнул своим, чтобы они захватили англичанина, по возможности, живым, потому-то разбойники и не пускали в ход своих пистолетов. Им не хотелось лишиться богатого выкупа.
Молодая девушка не оказывала никакого сопротивления. Она была без чувств. В таком состоянии ее и тащил Корвино.
Она очнулась на лужайке довольно дикого вида, окруженной деревьями и скалами. Она не плакала, не кричала. Она сознавала, что находится в полной власти бандита.
Мысли ее были смутны и неясны. Ей казалось, что она еще не вполне очнулась от страшного кошмара.
Она вспомнила пастухов, крик Генри при виде Корвино, борьбу между молодым англичанином и разбойниками, кинжалы, бегство Гвардиоли. Она потеряла сознание в тот момент, когда Корвино взял ее на руки.
Когда она снова открыла глаза, она заметила кровь на платье разбойника и на своем собственном. Она вспомнила удар шпаги молодого англичанина, попавший в правую руку разбойника.
Каков был результат неравного боя? Убит ли англичанин или снова взят в плен? Она слышала приказ, данный Корвино, захватить его живым. Она задрожала при мысли, что разбойники исполнили этот приказ.
Она огляделась кругом и увидела, что разбойник перевязывает себе рану куском полотна, оторванным от рубашки.
Она смотрела на него с ужасом и отвращением. Кровь на его руках и лице делали его еще более отвратительным, чем обычно.
Молодая девушка задрожала, как лист под дуновением ветра.
– Лежите смирно, синьорина, – произнес бандит, заметив, что она пришла в себя. – Подождите, пока я забинтую себе руку. Я снесу вас тогда на более мягкое ложе. Клянусь Мадонной! Англичанин дорого заплатит мне за эту рану!.. Сперва ушами, а потом двойным выкупом.
Забинтовав и подвязав руку, он снова заговорил:
– А теперь идем! Здесь оставаться дольше нельзя. Этот храбрый капитан вернется со своими солдатами. Идите, синьора. Теперь вам придется идти самой, я и так долго вас нес.
С этими словами он схватил молодую девушку за руку, поставил ее на ноги и тронулся в путь, как вдруг услыхал шаги четырех своих спутников.
Они крались между скал одни, без пленника.
Выпустив молодую девушку, Корвино бросился на них с криками ярости.
– Где же англичанин!.. Проклятие!.. Неужели вы его убили?..
Лючетта, затаив дыхание, насторожилась.
Люди замялись, боясь сказать правду. Это молчание показалось молодой девушке зловещим. Вероятно, бандиты боялись сознаться в убийстве. Она вспомнила приказание Корвино и вздрогнула.
– Я слышал звук ваших пистолетов раньше залпа солдат. Вы, очевидно, стреляли в него?
– Да, начальник, – отвечал один из бандитов.
– И что же?
– Он спрятался в грот, и мы не могли подойти к нему близко, потому что у него была длинная шпага. Окружить его тоже не было возможности. Его можно было только убить… Но ты нам не велел.
– И вы оставили его живым… без малейшей царапины… на свободе?..
– Нет, начальник. Он должен был пасть под нашими пулями. Мы не могли убедиться в этом, так как солдатские пули сыпались на нас градом, но он, верно, убит.
Начальник, понимая, что они лгут, впал в неописуемую ярость. Забыв про раненую руку, он бросился на своих сообщников.
– Скоты, подлецы, – кричал он, колотя их по очереди левой рукой и сбивая с них шляпы. – Четверо не могли справиться с одним! С ребенком! Потерять тридцать тысяч!.. Опять эта проклятая рана! – вдруг остановился он, чувствуя, что рана его открылась. – Возьмите девушку! Ведите ее… и берегитесь, чтобы она тоже не скрылась от вас. В путь!
Проговорив эти слова, он повернулся к ним спиной и пошел вперед, оставив молодую девушку под надзором сообщников.
Один из них грубо схватил ее за руку и, повторив «в путь!», потащил ее следом за Корвино. Другие пошли за ним. Лючетта не сопротивлялась.
Ее свирепые спутники грозили ей кинжалом при малейшей остановке.
Молодая девушка машинально повиновалась, погруженная в самое глубокое отчаяние; она не думала о настоящем. Все ее мысли устремлялись к горе отшельника, хотя она не питала никакой надежды на освобождение.
Позорное поведение Гвардиоли ясно показало ей, что у графа не хватит мужества преследовать разбойников.
Последние, очевидно, тоже об этом не думали. Они спокойно шли себе по горному ущелью. Они бы, наверно, поторопились, если бы знали о перемене гарнизона в Валь д'Орно.
Глава L. ПО СЛЕДУ
Надо ли говорить, что призыв брата и отца пропавшей молодой девушки нашел отклик в сердцах тех, к кому он относился. Республиканцы по двум причинам горячо отозвались на это: во-первых, из человеколюбия, во-вторых, из убеждения, что разбойничество являлось частью системы деспотичного правления, только что ими свергнутого.
Синдик давно уже был тайным сторонником республиканцев.
Случайно приехавший Луиджи тоже немедленно перешел на сторону республики, и потому республиканцы немедленно решили спасти сестру своего нового товарища.
Заперев Гвардиоли и солдат в надежное место, они решили заняться Корвино и его сообщниками. Томимые ужасными предчувствиями, Луиджи Торреани и молодой англичанин желали немедленно начать преследование. Командир республиканцев, по имени Росси, повинуясь голосу рассудка, понял, что несвоевременная поспешность могла испортить все дело.
Росси, бывший офицер неаполитанской армии, имел большой навык в преследовании сицилийских и калабрийских бандитов и знал, что открытым нападением на разбойников ничего не добьешься и только подвергнешься насмешкам самих же разбойников, спрятавшихся за скалы.
Правда, на этот раз условия были другие. Логовище разбойников было известно. Их бывший пленник мог указать его.
По мнению большинства, все складывалось как нельзя лучше для немедленного преследования, но опытный охотник на неаполитанских бандитов думал иначе.
– Это преимущество, – говорил Росси, – было бы сведено к нулю, если бы мы вздумали нападать на бандитов днем. Часовые немедленно бы заметили нападающих и вовремя бы предупредили товарищей. Идти надо ночью, и так как дорога известна, то можно надеяться на какой-то успех.
«Какой-то успех»! Эти слова зловеще отозвались в ушах Луиджи Торреани, его отца и друга. Они дрожали при мысли, что должны ждать до вечера, когда по меньшей мере миль двадцать отделяли их от самого дорогого существа, которому их преданность и присутствие были необходимы теперь более, чем когда-либо.
Для трех этих людей, так глубоко заинтересованных в успехе экспедиции, всякая отсрочка была невыносима, и, правду говоря, это чувство разделяли большинство из присутствующих: граждане и волонтеры. Нельзя ли было немедленно принять какие-нибудь меры? Всякий понимал, что преследовать пятерых разбойников, похитивших дочь синдика, было бесполезно.
Прошло уже несколько часов, и, благодаря отличному знанию местности, похитители были уже давно в безопасном месте. Оставалась только одна надежда: захватить их в притоне, указанном беглым пленником.
Не было никакой возможности приблизиться к этому логовищу днем. Ночь настанет раньше, чем они достигнут его, так как им нужно было пройти миль двадцать.
Сумерки, конечно, должны были благоприятствовать нападению, но все эти двадцать миль надо было идти с большой осторожностью, иначе застать врасплох разбойников невозможно, так как весь путь охраняется если не часовыми, то наемными крестьянами, пастухами и т.п.
Так говорил Росси, и он был прав.
Кто мог предложить такой план, посредством которого можно бы было захватить в плен в эту же ночь всех разбойников и предупредить преступление, мысль о котором наполняла ужасом не только родственников и друзей несчастной Лючетты, но и всех волонтеров?
– Я, – сказал один человек, выступая вперед, – если вы захотите следовать моим советам и взять меня в проводники. Я вам помогу не только освободить дочь вашего почтенного синдика, но и изловить всю шайку Корвино, с которой я принужден был прожить три года.
– Томассо! – воскликнул синдик.
Это был действительно его старый фермер.
– Томассо! – повторил начальник революционеров, узнав в говорившем человека, пострадавшего за идею, который предпочел жить с разбойниками, чем гнить в римской тюрьме.
– Синьор Томассо, это вы?
– Да, синьор Росси, это я, счастливый тем, что не должен больше скрываться в горах, избегать присутствия друзей и жить среди отбросов общества. Благодарение Богу и Джузеппе Мадзини! Да здравствует республика!
Последовали дружеские приветствия между Томассо и волонтерами, старыми заговорщиками.
Не менее дружески приветствовал его и молодой англичанин, убедившийся теперь, что его спасителем был не кто иной, как Томассо.
Но туча, омрачившая все умы, не дала развиться радостным чувствам. Время летело, а Томассо был не такой человек, чтобы терять его в пустых разговорах.
– Следуйте за мной, – сказал он, обращаясь к Росси, синдику и Луиджи. – Я знаю дорогу, по которой мы доберемся до их логовища, не замеченные никем… даже до захода солнца, если это необходимо. Но Корвино не будет там раньше полуночи, и мы захватим всю шайку, как в мышеловку. Только идем немедленно, ибо путь, по которому я поведу вас, труден и длинен.
Это предложение было тотчас же принято без всяких дальнейших обсуждений. Десять минут спустя волонтеры, оставив в деревне отряд для охраны папских солдат, уходили из Валь д'Орно и направлялись к неаполитанской границе под предводительством проводника в костюме калабрийского бандита.
Глава LI. ОПАСНЫЙ НАПИТОК
За час до полуночи разбойник, стоявший на часах у подножия гор, услышал троекратное завывание волка.
«Вероятно, начальник», – подумал он, отвечая на сигнал.
Хорошо скрытый в чаще деревьев, часовой мог отлично видеть, кто были вновь пришедшие. Особым знаком он известил часового, стоявшего на вершине горы, тот в свою очередь другого и, таким образом, крик докатился до самого логовища банды.
Часовой скоро заметил, что предположение его было правильно. Прибыл начальник и, задав несколько вопросов, прошел мимо.
За ним следовала женщина в кисейном платье, видневшимся из-под грубой овечьей шкуры, наброшенной на плечи. Ее унылый вид и медленная принужденная поступь ясно указывали, что эта женщина явилась сюда не по своей воле. Капюшон, наброшенный на голову, скрывал ее черты, но нежные руки, поддерживающие плащ, указывали на благородное происхождение.
За ней шли четыре бандита, одетые пастухами.
Во время их прохождения угрюмое завывание волка передавалось, как эхо, от одного часового к другому. Затем снова наступила мертвая тишина, прерываемая треском сучьев под ногами бандитов.
«Вот, очевидно, новая жена начальника, – сказал себе часовой. – Я бы очень желал видеть ее лицо. Вероятно, молодая девушка, иначе бы Корвино не старался так ею завладеть… У него рука на перевязи… птичка-то взята с бою… Не дочь ли это синдика, о которой столько говорили?.. Весьма возможно… Однако, начальник отхватил себе царский кусочек! Впрочем, что может быть приятнее положения жены бандита! Ожерелья, кольца, серьги, браслеты, лакомства… поцелуи, а также и колотушки! Хе, хе, хе!»
Развеселившийся часовой плотнее завернулся в плащ и впал в прежнюю неподвижность.
Час спустя он снова был выведен из своего оцепенения хорошо знакомым завыванием волка.
Как и в первый раз сигнал несся из долины со стороны римской границы.
– Опять! – воскликнул он. – Кто еще отправлялся в экспедицию в эту ночь? Я думал, что только капитан и его люди. Ах, помню, Томассо выходил сегодня утром. Какие-нибудь штуки, разумеется. Удивляюсь, что начальник доверяет этому человеку после приключения с Карой Попеттой. Бедняжка, если бы она видела, что здесь творится… Опять… Подождешь, синьор Томассо. Уаа, уаа, уаа! – завыл он по волчьи… Ну, теперь иди!
Немного погодя, в темноте приблизился человек, идущий осторожным, но твердым шагом.
– Кто идет? – крикнул часовой, как бы под влиянием какого-то предчувствия.
– Друг, – отвечал вновь пришедший. – Чего ты спрашиваешь? Разве ты не слышал сигнала?
– А, синьор Томассо! Я забыл, что вы выходили… я думал, что вы вернулись вместе с другими…
– Какими другими? – спросил Томассо, скрывая свое любопытство под недовольным тоном.
– С начальником и его спутниками. Тебя разве не было в лагере, когда они отправились?
– А, правда, – отвечал небрежно Томассо, – я думал, что они вернулись раньше. Они прошли давно?
– Да, с час тому назад.
– А что, экспедиция удалась? Привели кого-нибудь?
– Овцу и очень молодую, клянусь Мадонной. И, вероятно, были очень острые рога в том стаде, где она паслась. Я заметил кровь на рубашке начальника.
– Ты думаешь, он ранен?… Как?
– В правую руку… она у него на перевязи. Вероятно, была схватка. Ты ничего не знаешь?..
– Как же я могу знать, я был занят в другом месте.
– Но твои занятия не помешали тебе наполнить фляжку, не правда ли, Томассо?
– Нет, конечно, – ответил последний, довольный таким замечанием. – Не хочешь ли убедиться в этом?
– Охотно, Томассо, ночь свежа, и я продрог. Глоток розолио был бы очень полезен.
– Я не прочь, но у меня нет ни стакана, ни кружки. Не отдать ли тебе всю бутылку?
– Ну зачем! Мне довольно одного глотка.
– Ну, вот! – сказал Томассо, протягивая ему фляжку, – пей, пока я буду считать до двадцати. Довольно тебе?
– Да, большое спасибо. Ты хороший товарищ, Томассо.
Поставив возле себя карабин, разбойник взял фляжку, из которой Томассо раньше вытащил пробку, всунул горлышко в рот и, уставившись глазами в небо, стал тянуть драгоценную влагу.
Томассо только и ждал этого момента.
Выступив внезапно вперед, он правой рукой поддержал фляжку, а левой схватил пившего за затылок и сильным ударом ноги свалил его на землю. Бандит упал на спину, а Томассо к нему на грудь.
Удивление часового было так велико, что он даже не крикнул. Но он скоро заметил, что это внезапное нападение не шутка, и хотел крикнуть, но не мог этого сделать, так как Томассо продолжал придерживать флягу, и жидкость заливала ему горло.
Тем не менее, несколько проклятий вырвались у разбойника. Но в этот момент три или четыре человека, явившиеся на легкий свист Томассо, бросились на бандита и положили конец борьбе.
Несколько секунд спустя, связанный по всем правилам искусства, часовой лежал на земле, как чурбан.
А вслед за тем Томассо в сопровождении целого отряда людей начал в полном молчании взбираться на гору.
Глава LII. ЛЮБОВЬ БАНДИТА
Корвино, его пленница и свита поднялись на вершину и проникли в глубину кратера.
Дойдя до площади, где были выстроены дома, они были еще раз окликнуты двумя часовыми, расставленными по обе стороны лагеря.
Бояться, что они заснут, было нечего.
Недавно они получили очень хороший урок.
Двое часовых, стерегших молодого англичанина, были расстреляны через час после того, как было обнаружено бегство пленника.
Таковы строгие законы бандитов. Точное исполнение таких драконовских законов есть лучшее средство к самозащите шайки.
Всякий член шайки, которому доверяется охрана пленника, отвечает за него собственной головой. Поэтому бегство пленника, за которого ожидается выкуп, почти неслыханная вещь.
Кроме завывания волка, повторенного три раза, ничто другое не ознаменовало встречу начальника.
Один из переодетых пастухов открыл дверь его жилища, вошел туда, зажег лампу и внес ее в комнату, уже известную читателю. Потом он вышел, и четверо разбойников тихо разошлись по своим жилищам.
Корвино остался наедине со своей пленницей.
– Входите, синьорина, – сказал он, указывая на дом, – это ваше будущее жилище. Сожалею, что оно недостойно вас. Во всяком случае, вы здесь полная госпожа. Позвольте мне вам помочь.
Со всей грацией, на какую он был способен, он протянул ей руку. Молодая девушка не шевельнулась.
– Ну, ну! – крикнул он, сам схватывая ее за руку и втаскивая за собой. – Не будьте так суровы, синьорина. Входите же! Помещение гораздо комфортабельней, чем вы предполагаете. Вот комната, приготовленная специально для вас. Вы, конечно, устали… Прилягте на софу, пока я поищу для вас что-нибудь подкрепляющее. Любите вы розолио? Ах, подождите, есть кое-что получше. Бутылка шипучего капри.
В то время, как он говорил, повернувшись спиной к двери, на пороге появилось третье лицо.
Это была женщина необычайной красоты, но взгляд ее, полный злобы, говорил о темном прошлом.
Она бесшумно, как кошка, скользнула в комнату и молча направилась к Лючетте Торреани. Глаза ее сверкали таким нестерпимым блеском, что казалось, из них посыпятся искры.
Это была разбойница, продавшая Попетту в надежде занять ее место.
При виде новоприбывшей надежды ее рушились, и физиономия ее приняла выражение такой страшной ярости, что Лючетта вскрикнула от испуга.
– Что такое? – спросил разбойник, быстро повернувшись и тут только замечая разбойницу.
– А, это ты! К чему ты сюда пришла? Иди в свою комнату сию минуту или ты почувствуешь тяжесть моего кулака!
Испуганная его словами и угрожающим жестом, женщина удалилась, но зловещий блеск ее глаз и глухие гневные восклицания должны были бы дать понять Корвино о всем неблагоразумии и опасности его поведения.
Может быть, он и понял это, но гордость не позволяла ему обратить на это внимание.
– Это одна из моих служанок, синьорина, – сказал он, обращаясь к своей жертве. – Она должна уже давно спать. Не обращайте на нее внимания и выпейте это. Это вас подкрепит.
– Я не нуждаюсь в подкреплении, – отвечала молодая девушка, даже не сознавая, что она говорит, и отталкивая протянутый кубок.
– Вы ошибаетесь, синьорина. Выпейте, очаровательница… Потом вы поужинаете… Вы, верно, настолько же голодны, насколько устали…
– Я не хочу ни есть, ни пить.
– Что же вам надо в таком случае? Кровать? В соседней комнате есть одна… Я в отчаянии, что не могу предложить вам горничной. Девушка, которую вы видели сейчас, не годится для услуг этого рода… Вам надо отдохнуть, не правда ли?
Молодая девушка не отвечала. Она вся сжалась на софе, склонив голову на свою почти обнаженную грудь, так как в борьбе платье ее было разорвано. Глаза ее были сухи, хотя следы слез виднелись на щеках. Она дошла до той степени отчаяния, когда уже не хватает сил.
– Послушайте, – сказал разбойник медовым голосом и со взглядом змеи, готовящейся загипнотизировать свою добычу. – Ободритесь, я немного резко поступил с вами, это правда, но кто мог бы устоять против искушения приютить под своим кровом такую очаровательную женщину? Ах, синьорина, вы, вероятно, не знаете, но я уже давно восторженный поклонник вашей красоты, слава о которой дошла до самого Рима. Приковав меня к себе, вы не можете меня порицать за то, что я желаю приковать вас к себе.
– Что вам нужно от меня? Зачем вы привели меня сюда?
– Что мне нужно, синьорина?.. Чтобы вы любили меня, как я вас люблю. Зачем я вас привел сюда? – Чтобы сделать вас своей женой.
– Madonna mia! – прошептала молодая девушка. – Пресвятая Мадонна! Чем я заслужила такое…
– Что заслужили? – спросил резко разбойник. – Стать женой Корвино? Вы слишком горды, синьорина. Правда, я не синдик, как ваш отец, я не бедный художник, как та собака-англичанин, общества которого я вас лишил. Но я властелин этих гор. Кто осмелится противиться моей воле?.. Воля моя – закон, синьорина, даже до самых предместий Рима.
Разбойник стал ходить по комнате большими шагами, с поднятой головой и блестящими гордостью глазами.
– Я люблю вас, Лючетта Торреани! – воскликнул он наконец. – Я люблю вас с такой страстью, которая не заслуживает такого холодного отпора. Вам неприятна мысль сделаться женой бандита. Но подумайте, в то же время вы сделаетесь царицей! Во всей Абруции не найдется человека, который бы не склонился перед вами. Отбросьте вашу гордость, синьорина! Не бойтесь снизойти и сделаться моей женой. Женой капитана Корвино!
– Вашей женой! Никогда!
– Вам это звание не нравится, выберите другое… В наших горах обходятся и без этих формальностей, хотя мы можем иметь и священника, когда надо. Вы желаете непременно церковного брака, синьорина? Хорошо, достанем священника.
– Лучше смерть… Я скорее умру, чем обесчещу дом Торреани.
– Ваша энергия мне нравится, синьорина… так же, как ваша красота… Но придется на нее наложить узду… О, совсем легкую… достаточно двадцати четырех часов для этого, а, может быть и двенадцати, но я вам предоставлю целый день. Если к концу этого срока вы не согласитесь, чтобы наш брак был совершен по всем правилам церковного обряда, тогда мы обойдемся и без священника. Вы понимаете?
– Святая Мадонна!
– Бесполезно призывать Мадонну. Она вас все равно не спасет. Здесь никто не может вырвать вас из моих рук, даже Его Святейшество. Здесь, в горах, один властелин – Корвино, и Лючетта Торреани будет его невольницей!
Внезапно раздавшийся крик извне заставил вздрогнуть разбойника. Торжествующее выражение его лица сменилось выражением страшной тревоги.
– Что такое? – пробормотал он, подскочив к двери и тревожно прислушиваясь.
Снова раздалось завывание волка. Но этот сигнал шел не с обычной стороны. Завывание доносилось с юга и ответ шел оттуда же.
Что это значило? Кого из членов недоставало в шайке?
Корвино вспомнил о Томассо, которого он утром послал с поручениями, но не могло быть сразу двух Томассо, с юга и с севера.
Пока он размышлял об этом, стоя у дома, до него донеслись звуки борьбы, крики и выстрелы.
Это стреляли часовые.
Разрядив свои ружья, они бросились вперед с криком, прозвучавшим как похоронный звон в ушах начальника:
– Измена!
Глава LIII. ПОБЕДА
Действительно, это была измена. Все разбойники были связаны и захвачены в плен.
Соломенные хижины бандитов и дом начальника были окружены вооруженным отрядом.
Отдельные выстрелы смешивались с глухими стонами умирающих и удивленными возгласами бандитов, захваченных во время сна в постелях.
Борьба была скоро окончена… прежде, чем Корвино успел принять в ней участие.
За всю свою долгую преступную жизнь это с ним случилось впервые… В первый раз он был захвачен врасплох и в первый раз испытал чувство, похожее на отчаяние… И это в тот момент, когда приближалось осуществление долго лелеянной им мечты!
Откуда шла эта напасть? Кто изменник?
Измена была несомненна… иначе как же можно было обмануть бдительность часовых? Кто мог знать сигналы? Но предаваться размышлению было некогда. Приходилось заботиться о собственном спасении.
Первым движением рассвирепевшего начальника было желание принять участие в борьбе между его сообщниками и таинственным неприятелем.
Но борьба была тотчас же и окончена. Это скорей был просто захват сонных людей, сдавшихся без сопротивления. Даже громовой голос начальника не мог им внушить необходимой храбрости для борьбы.