Майнтер Дж.. Свои люди

   — Я тоже этого хочу. Завтра вечером приходи на открытие выставки в галерее моих родителей. Я тоже участвовал в ее организации. Художник Рэндалл Одди, может, слышала? Мы начнем там, а потом, если все пойдет хорошо, продолжим у нас дома.
   Арно провел рукой по ее лицу. Она улыбнулась и облизнула верхнюю губу.
   — Ты совсем не похожа на своего нервного кузена, — заметил он.
   — Пожалуй, мне по-настоящему нравится Нью-Йорк, — ответила она.
   Арно куда-то направился, и Келли последовала за ним. Он сам толком не знал, куда идет, а расположение комнат в доме Фладов не слишком хорошо запечатлелось у него в голове, особенно после дюжины бутылок пива, да еще в три часа ночи. Поэтому он зацепился за диван и упал. Келли безудержно расхохоталась.
   В этом момент дверь отворилась, и вошла Фебрари Флад с друзьями. Арно поднялся.
   — Арно, идиот, что ты здесь делаешь?! — закричала она. — И на какой помойке ты подобрал эту дешевку?
   Фебрали одевалась в черное, сильно красилась, на голове у нее был короткий ежик, а большие карие глаза казались тусклыми.
   Келли перестала смеяться. Друзья Фебрари пошли наверх в ее комнату.
   — Где мой брат? — спросила она.
   — Хороший вопрос, — сказал Арно. — Я не видел его весь вечер. А Микки упал с вашей крыши, и его повезли в больницу. А где вы были?
   — В ночном клубе. Разнесли его к чертовой матери.
   — Неужели? — спросила Келли.
   — Слушай, сучка, — отрезала Фебрари, — это мой дом. Я понятия не имею, кто ты такая, но я думаю, что лучше всего тебе отсюда убраться.
   — Отлично, — сказала Келли, направляясь к двери.
   — Фебрари, дай передохнуть, — вмешался Арно. — Это кузина Джонатана. Келли, подожди.
   — Кузина Джонатана? Откуда же ты свалилась в таком наряде?
   — Из Сент-Луиса.
   — Понятно, — хмыкнула Фебрари. — Из вас двоих получается хорошая пара. Ты, Арно, торгаш-мошенник, а ты…
   Она не позаботилась о том, чтобы закончить свою тираду. Оглядела комнату, казалось не слишком беспокоясь учиненным здесь разгромом, а просто оценивая ущерб.
   — Ты видел Пэтча?
   — Ты уже спрашивала, — ответил Арно. — Мы здесь еще немного побудем, ладно?
   — Вы двое можете пока остаться. А остальные пусть проваливают к чертовой матери, — заявила Фебрари, внезапно поворачиваясь к нескольким оставшимся гостям, которые расположились на полу.
   Те быстро поднялись и проскользнули к двери. Фебрари удовлетворенно кивнула и пошла к лестнице, оставив Арно и Келли наедине.
   Келли слегка шлепнула парня пальцем по носу.
   — Ты прикольный, — сказала она.
   — Ты тоже клевая.
   Он взял ее палец и лизнул его.
   — Теперь поедем ко мне домой.
   — Знаешь, поскольку Джонатан пропал бог знает насколько, я бы так и сделала. Но, боюсь, моя мама этого не поймет. А, кроме того, по-моему, вот как раз и Джонатан.
   Дверь в прихожую открылась, и показался запыхавшийся Джонатан.
   — Эй, Келли, нам пора домой.
   — Я хочу, чтобы вы завтра вечером приехали ко мне, пораньше, на коктейль, — сказал Арно, заглянув Келли в глаза.
   — Ты настойчивый, — сказала Келли. — Мне такие нравятся.
   — Мы… — начал было Арно, но вовремя остановился, прежде чем успел сказать созданы друг для друга. Он был удивлен, что такое пришло ему в голову.
   Лучше не говорить лишнего и не выдавать авансы, ограничиваясь дежурными комплиментами.

ПРОХЛАДНАЯ СУББОТА В ГОРОДЕ

Микки вовсю использует свою больничную койку

   — Ты выйдешь за меня замуж? — спросил Микки.
   — Возможно, когда стану старше. Где-нибудь через год, — ответила Филиппа.
   Оба рассмеялись. Своей здоровой рукой Микки притянул ее к себе.
   Филиппа пришла недавно, в белом шерстяном жакете, туфлях от Prada, запахивающемся платье от Diane Von Furstenberg. Убедившись, что с Микки ничего страшного, она плюхнулась на его кровать.
   Микки проснулся несколькими часами раньше и лежал, уставившись в окно, за которым висел утренний туман. Он скучал по Филиппе. У него было сломано несколько костей, но сейчас он полагал, что его оставили в больнице на ночь не из-за руки, а потому, что обнаружили в его больничной карте записи о нервных срывах.
   Сейчас Филиппа — с длинными, нескладными ногами, круглым лицом, изогнутыми бровями и большими пухлыми губами — в расстегнутом платье сидела на кровати и играла с Микки. Она целовала его в нос, а он пытался увернуться и подставить ей губы.
   Микки снял свой больничный халат; никого из них не волновало, что дверь не запиралась изнутри.
   — Я слышала от Лизы, что Джонатан вчера вечером притащил какую-то бедную родственницу, и все парни старались произвести на нее впечатление, чтобы переспать с ней, — сказала Филиппа.
   — Обожаю твою прямую манеру излагать свои мысли.
   — Впрочем, ты в этом не участвовал, — заметила Филиппа.
   Она медленно положила его сломанную руку ему на обнаженную грудь. Микки затаил дыхание. Он знал: если она обнаружит, что он ее обманывает, то снова ее сломает. К счастью, он не обманывал.
   — Болит, — сказал Микки.
   Она наклонилась и поцеловала его.
   — Плевать на школу, — сказал он. — Я останусь в этой постели, пока ты не выйдешь за меня замуж.
   — Выйду, я же сказала. А сейчас расскажи мне об этой Келли.
   — Странно, когда я вспоминаю, она кажется более сексуальной, чем есть на самом деле. Как кто-нибудь в кино.
   Они молча лежали на постели, когда вошел Джонатан, держа в руках стаканчики с черным кофе. Губы у него были скорбно поджаты, а на лице было такое серьезное выражение, что он выглядел лет на 25.
   — Микки сделал вид, что не замечает Джонатана, так же поступила и Филиппа. Поэтому Джонатан прошел к окну и открыл один стаканчик. Затем он достал свой мобильник и позвонил домой.
   — Привет, мам. Келли уже проснулась? Я просто хотел у нее кое-что спросить. Нет, не беспокойся. Я, наверно, позднее загляну домой. Да, обед был замечательный, и все были в восторге. Да, в полном восторге. Пока.
   — Мне кажется, здесь кто-то есть, — сказала Филиппа и рассмеялась.
   — Вы, двое, не могли бы немного прикрыться? — спросил Джонатан.
   — А ты не смотри, — сказала Филиппа.
   — Я и не смотрю.
   — Тогда отстань. Однако мне все равно уже пора; мы с папой идем на аукцион Сотби. Он будет торговаться за Лихтенштайна с отцом Арно и хочет, чтобы я была при нем; он не желает, чтобы я путалась с этим типом. — Филиппа указала на Микки.
   — Твой отец поскупится, — сказал Микки. — Отец Арно наверняка его обставит. Ты потом появишься?
   Он дотянулся до тумбочки около кровати, взял несколько таблеток, проглотил их и запил водой.
   — Нет. Я должна быть дома сегодня вечером, — сказала Филиппа, оправляя платье и затягивая пояс. — Но все равно позвони мне и скажи, что любишь меня.
   И она ушла.
   — Пошли позавтракаем, — сказал Джонатан. — Надевай штаны и потопали.
   Они вышли на улицу и направились в «Корнер Бистро & Бар», где их хорошо знали, потому что они там часто перекусывали после школы еще с шестого класса.
   Усевшись в дальнем углу и сделав заказ, они стали глазеть на стильную публику из Вест-Виллидж, жующую гамбургеры.
   — У меня кружится голова от всех этих болеутоляющих лекарств, — сказал Микки, вращая над головой сломанной рукой, словно винтом вертолета.
   — Значит, ты познакомился с моей кузиной, прежде чем грохнулся с крыши? — спросил Джонатан.
   — Я ее не клеил.
   — Уже хорошо. Но ты с ней пообщался?
   — Ну, да…
   — Арно тоже успел пообщаться.
   — Да? И тесно они общались? Откуда ты узнал?
   — Я не знаю, чем они занимались, но я оставил ее с ним более чем на час.
   — Понятно. Может, поговорим о том, как сильно я люблю Филиппу? Я от нее без ума.
   — Ерунда. Лишь на нервы действует.
   — Любовь? — спросил Микки, откусывая кусок гамбургера.
   Он был бы рад думать о чем-нибудь, кроме Филиппы, но не мог. Он не представлял себя без нее. Что с ним такое? Он начинает вытворять нелепые вещи.
   Микки пошевелил рукой в гипсе. Тяжелая.
   — Нет, я про Келли, — сказал Джонатан. — Арно всегда готов развлекаться с кем угодно, не думая о последствиях и о том, как это может отразиться на ком-нибудь из нас. Я не говорил тебе, что он учудил прошлым вечером? Он нарушил наш уговор.
   — Какой уговор? — спросил Микки.
   — Ну… Ладно, забудь, — сказал Джонатан.
   Микки уставился перед собой, словно к чему-то прислушиваясь. Потом огляделся вокруг. Казалось, он был малость не в себе. Официант поставил на столик пару кружек пива, и Джонатан отодвинул одну подальше от Микки.
   — Эта девушка, О.. — сказал Микки с набитым ртом, — Филиппе не понравилось то, что она про нее услышала.
   — Она уезжает через несколько дней.
   — Это хорошо. Филиппа сказала, что Лизе она не понравилась, а это всегда плохой признак.
   И Микки улыбнулся блаженной улыбкой парня, который по уши влюблен и витает где-то в облаках.

Я должен был это предвидеть

   Я вернулся домой в четыре часа после того, как мы с Микки перекусили, обзвонил всех и договорился, что в полдевятого мы вместе ужинаем в «Мен Рэй».
   Нас, видимо, будет восемь: я, Микки, Дэвид, Арно, Лиза, Аманда, возможно, моя кузина Келли и, может быть, Пэтч, хотя я не видел его уже несколько дней.
   Интересно, чем он занят? Определенно, я уже начал скучать по нему. Обычно он оказывал на нашу компанию успокоительное воздействие.
   После того как я организовал ужин, настроение у меня улучшилось. Вообще-то я должен был прочитать какую-то пьесу Еврипида, но субботний день как-то не располагал к выполнению домашнего задания. Поэтому я позвонил Флэн, рассчитав, что она уже должна вернуться домой после верховой езды.
   Я живу недалеко от Фладов, в большом многоквартирном доме на углу 5-й авеню и 11-й улицы, в квартире с десятком смежных комнат, образующих что-то вроде лабиринта, так что, когда мне скучно, я начинаю бродить по квартире с закрытыми глазами и пытаюсь угадать, в какой комнате или коридоре я оказался. Я подумал, что такая игра, наверно, понравится Флэн. Мы могли бы завязать глаза и отыскивать друг друга по голосу. И мне показалось, что вчера я не до конца использовал возможность поговорить с ней.
   — Пойдем поедим мороженого, — сказала Флэн, когда я дозвонился до нее.
   Я с радостью согласился, тем более что я люблю мороженое. Я переоделся, сменив кроссовки на более подходящие к случаю туфли, «яхтсменские», синие с белым, и побрел к «Отто». Это новый ресторан Марио Батали на 8-й улице, где они делают мороженое по-старому, сбивая его вручную. Флэн уже сидела там, за столиком у окна. Она была очень хорошенькой.
   — Мы можем сесть не у окна? — спросил я.
   — Ты боишься, что нас увидят вместе? — спросила Флэн.
   Она встала, наклонилась и поцеловала меня в щеку.
   Это было очень приятно и очень, очень не правильно.
   — Да, — сказал я.
   — Замолчи!
   Она вновь меня поцеловала; и я заметил, что она смотрит на свое отражение в зеркале, и, возможно, она репетировала эту сцену у себя дома сегодня утром; и это заставило мое сердце учащенно забиться.
   — Как у тебя дома? — спросил я.
   — Ты хочешь пойти туда и все там прибрать?
   — Ни в коем случае, — сказал я.
   Я встал и пошел за мороженым. Я знал, какое она любит больше всего — вишнево-ванильное, покрытое шоколадом. Когда я расплачивался, зазвонил мой телефон Это была Лиза.
   — Мы договорились на сегодняшний вечер? — спросил я.
   — Да. «Мен Рэп», около девяти. Но я не уверена, что все парни смогут прийти.
   — Что ты имеешь в виду?
   — Я слышала, что кое у кого другие планы.
   — У кого? — спросил я.
   Но она отключилась, не ответив, что было в ее стиле. Я пошел обратно к нашему столику, держа в руках телефон, мороженое и сдачу. Флэн вскочила и забрала у меня мороженое.
   — Джонатан, — сказала она, когда мы уселись, — куда все это приведет?
   — Что?
   — Наши с тобой отношения. Что будет дальше? Ты такой робкий. Но если мы будем с тобой встречаться, я должна всем об этом сказать. В первую очередь, я должна разыскать Пэтча и спросить его, правильно ли я поступаю.
   — Ты шутишь?
   — Я уверена, он не будет против. Но я должна ему сказать. Ты его не видел?
   — Нет. И еще раз нет. Послушай, Флэн, я встречаюсь с тобой, но это другое, нечто большее, чем наши развлечения в компании с друзьями, ночные гулянки и черт знает что. Я с тобой отдыхаю душой. Ты мне нравишься, но ты еще ребенок.
   — Нет, — заявила Флэн. — У нас все гораздо серьезнее.
   — Нет, — сказал я. — Это невозможно.
   Она уставилась на меня, и ее глаза наполнились слезами.
   — Не вздумай плакать, — сказал я.
   — Разве у меня нет причин для слез?
   Она была так трогательна и очаровательна.
   Я мог бы сделать тогда много всего, что было бы с моей стороны гораздо честнее, чем просто молчать и нервничать про себя. Она несколько раз лизнула свое мороженое, потом аккуратно положила его на салфетку И начала быстро-быстро дышать, словно пыталась сдержать рыдания. В конце концов, она вскочила и выбежала прочь.
   — Флэн, постой! — позвал я.
   Я вскочил за ней и опрокинул на себя мороженое.
   Когда я выбежал, она уже исчезла из виду.
   — Флэн, — сказал я сам себе. — Флэн Флад. Как мне быть без тебя? ,;
   Я не мог поверить, что я только что сказал это. Но это было так. Я доел то, что осталось от моего малинового мороженого с орехами, и пошел домой переодеться, ощущая такую жалость к самому себе, к своему одиночеству, что не мог выразить это словами.

Арно знакомит Келли с Одди

   — Ты сумела прийти, — сказал Арно.
   Келли улыбнулась. Арно подумал, что она выглядит еще более вызывающе, чем накануне: светлые волосы гладко зачесаны, слишком накрашена, слишком обтягивающие джинсы, над которыми сверкает голый живот.
   — Да, — сказала она. — Но мне пришлось соврать' Джонатану, что я иду послушать в университете лекцию Ноама Чомски об американском империализме, прежде чем он меня отпустил.
   — Мне приходится постоянно так выкручиваться, — заметил Арно. — Поцелуй меня.
   Келли прищурилась.
   — Мы едва знакомы с тобой, — сказала она.
   — Ну и что?
   — Действительно, ну и что.
   Она притянула его за шею к себе и поцеловала.
   Они встретились на выставке Рэндалла Одди в галерее Вальденбургер в Челси. Это было большое белое помещение, размером с четыре спортивных зала в школе Келли.
   Сегодня с утра Арно решил, что его мобильник сломался, потому что постоянно высвечивал один и тот же номер Оказалось, это номер Аманды В конце концов, он его отключил. Он намеревался весь день смотреть «Матрицу-3», контрабандную копию на DVD, и не желал общаться с Амандой. Ему не хотелось думать о последствиях для него и его друзей совершенного им поступка; он сделал то, что они поклялись никогда не делать — не связываться с подружками друзей. Однако к тому моменту, когда Киану умер в третий раз, Арно немного пришел в себя.
   А теперь он был в превосходном настроении. Келли была здесь. Его план был прост. Арно собирался потусоваться с ней на открытии выставки, а потом отвезти девчонку к себе домой и переспать с ней Он не знал, как такие девушки ведут себя там, в Сент-Луисе, но, судя по всему, Келли была не против.
   — Арно, малыш! — окликнули его.
   Арно огляделся. Тесный кружок молодых мужчин и женщин расступился, и к Арно с Келли направился очень красивый молодой человек в черном шелковом костюме и черной футболке, на которой желтыми буквами было написано «Уродство».
   — Привет, Рэндалл, — сказал Арно. — Крутая выставка. Такой успех!
   Арно обвел рукой развешанные по стенам картины. На восьми больших полотнах были изображены лица красивых женщин в момент, когда они моргают.
   Искаженные черты лица производили пугающее впечатление, и сразу было даже трудно понять, что это такое. На предыдущей выставке Рэндалл вообще представил на своих полотнах гениталии в момент напряжения; однако с тех пор он стал немного сдержаннее, к огромному облегчению всех, кто с ним работал.
   — Кто это? — спросил Рэндалл Одди, глядя на Келли, которая в свою очередь разглядывала его.
   Ее помада немного размазалась, когда она целовала Арно.
   — О, — представилась Келли.
   Арно нахмурился. Рэндалл рассмеялся.
   — Пошли в малую гостиную, — предложил он. — Идите, а я через минуту присоединюсь к вам с бутылкой шампанского.
   — Потрясающе, — сказала Келли. — Я балдею от вашего искусства.
   — Может, ты когда-нибудь смогла бы позировать мне, — предложил Рэндалл.
   — Мне бы очень этого хотелось, Келли подмигнула Рэндаллу и облизнула языком губы.
   Арно вздохнул и в этот момент почувствовал то, что более свойственно ощущать парням вроде Дэвида Гробарта, — ревность. Ревность к Рэндаллу Одди, который, собственно, был ненамного круче его.
   Когда они шли в гостиную, опять зазвонил телефон Арно. Он вытащил его из кармана и бросил на пол; какая-то женщина на высоких, тонких шпильках наступила на телефон, заставив его замолчать, однако сама не удержалась и завалилась на пол, словно опрокинувшаяся шлюпка. В глубине души Арно знал, что в этот момент несчастная Аманда Харрисон Дойчманн, вероятно, сидит одна дома, на кровати, и горько плачет.
   — Здесь даже забавнее, чем было вчера, — заметила Келли.
   — Да, — согласился Арно.
   — Мне нравится твой приятель-художник. Он самый прикольный парень, какого я когда-либо встречала в своей жизни.
   — Келли…
   — Что?
   Она рассматривала толпу. Люди стояли группами, спиной к картинам, обмениваясь новостями и обсуждая, куда пойти после выставки. Некоторые были приглашены на обед в честь Рэндалла Одди, который был заказан в «Ланчеонетт» на 10-й авеню.
   Остальным придется позаботиться об обеде самостоятельно, но все равно они будут обсуждать, что происходит на обеде для избранных; на самом деле там не бывает ничего интересного, но большинство об этом не знает, поскольку их туда никогда не приглашают.
   — Что? — снова с невинным видом спросила Келли.
   Арно видел, как она разглядывает женские наряды, сравнивая их со своими джинсами в обтяжку и дешевой черной блузкой из искусственного шелка.
   — Ты такая…
   Арно умолк. Он хотел сказать, что она действительно ему нравится, но сдержался. Он провел ее в малую гостиную; это была небольшая комната со шкурой белого медведя на полу, несколькими стульями и картиной Рэндалла Одди на стене. Полотно было почти порнографическим, и родители Арно решили повесить его подальше от посторонних глаз.
   Парень взглянул на Келли. Да, она чувственная, но это не значит, что он должен терять из-за нее голову. Лишь потому, что она не похожа на его знакомых девушек. Что из того? Все люди отличаются друг от друга.
   Арно закрыл дверь и скрестил пальцы, надеясь, что Рэндалл Одди забудет про них и Келли будет только его.
   — Какой красивый ковер, — сказала Келли, показывая на медвежью шкуру.
   Она присела на корточки и погладила мех. Арно стоял рядом и смотрел на нее; когда ее блузка задралась, он увидел татуировку ягуара на ее теле.
   — Прикольная татуировка, — сказал он.
   — Да, — сказал она, поворачиваясь к нему. — Это талисман нашей школы. Круто, да?
   — Ты можешь прилечь.
   — Здесь, на ковре? Вот это идея, — сказала Келли.
   — Эй, ребята, чем вы собираетесь заняться после выставки? Куда-нибудь пойдете?
   Рэндалл Одди стоял в дверях с двумя бутылками шампанского и пластиковыми стаканчиками. Арно и Келли медленно поднялись.
   — У тебя сегодня праздник, Одди, — сказала Келли.
   — Это праздник лишь тогда, когда на нем есть такая девушка, как ты.
   — Еще бы, — тихо сказал Арно.
   Он взглянул на Келли, которая уже забыла про ковер. Рэндалл протянул ему стакан с шампанским.
   — Какой тост? — спросила Келли, взяв Рэндалла под руку.
   — За нас, — сказал Одди. — Давайте сегодняшний день проведем вместе.
   — Представляю, как мы повеселимся, — заметил' Арно без тени улыбки.

Дэвид развлекается в саду

   — Давай, Дэвид, собирайся, — сказал Сэм Гробарт, отец Дэвида. — Уже почти семь часов, а мы ведь хотим посмотреть разминку, не так ли?
   Дэвид медленно поднялся с дивана. Он весь день сидел в своей комнате, пытаясь дозвониться Аманде.
   Естественно, ему приходилось скрывать это от родителей, что оказалось непросто, так как они были терапевтами и внимательно следили за любыми проявлениями неадекватного и деструктивного поведения и вредных привычек.
   — Почему вам обязательно надо смотреть на разминку? — спросила Хилари Гробарт. Кроме того, что она была терапевтом, она еще писала книжки по самовоспитанию в серии «Всегда спроси первым», и сама всегда спрашивала первой. Дэвид с отцом вздохнули. Это было все равно что жить с попугаем-шизофреником.
   — Это не обязательно, просто мы хотим посмотреть, — повысил голос Сэм.
   — Понятно, — сказала Хилари. — Дэвид, ты готов?
   Дэвид едва смотрел на родителей. Они были очень высокими, и даже по-своему красивыми, если бы не выглядели такими скованными и неловкими, в очках, толстых твидовых пальто и скучных коричневых ботинках.
   Все стены в их квартире были заставлены шкафами с книгами, которые родители постоянно читали. Книги то и дело падали с переполненных полок на пол, поэтому вид у них был весьма потрепанный.
   — Я вижу, у тебя плохое настроение, — сказал Сэм, когда они спускались в лифте, — но оно наверняка улучшится, когда мы посмотрим игру У нас хорошие билеты в первом ряду — мне их достал Фредерик Флад.
   — Прекрасно.
   — Он хороший человек, но ему нужно чаще общаться со своими детьми.
   — Разве это не конфиденциальная информация? — спросил Дэвид.
   — Потому что я его врач?
   — Ну, да.
   — Она ведь конфиденциальная, не так ли? Ты спросил первым? — сказала Хилари Гробарт.
   Дэвид с отцом вздохнули.
   Гробарты жили в большой старой квартире в Рембрандт-Билдинг в районе Западной 4-й улицы. Они быстро пошли к Мэдисон-Сквер-Гарден на 34-й улице.
   По дороге Дэвид с отцом обсуждали слабую игру «Рейнджеров», которую те, казалось, никак не могут исправить.
   — Я не понимаю, почему они настолько плохи? — спросила Хилари.
   — Потому что Эрик Линдрос больше интересуется своим автомобилем, чем своими коньками, — сказал Сэм Гробарт и сам рассмеялся собственной шутке.
   Его жена лишь покачала головой и неодобрительно посмотрела на нескольких дерущихся пьяных у бара «Дикий Пони» на 28-й улице.
   Дэвид все думал об Аманде. Они встречались уже десять месяцев, за исключением летних каникул, когда она уезжала заниматься дайвингом. Там она постоянно курила марихуану и даже послала ему e-mail, предупреждая, что у нее, возможно, произошло необратимое изменение личности и что она больше ему не подходит. Тем не менее Аманда клялась, что ни с кем не гуляла и не звонила ему лишь по той причине, что там не было телефонов. А потом, когда она вернулась в сентябре, у них был секс. Для обоих это было впервые. По крайней мере, она так говорила.
   В тот день — это был День труда — Дэвид пришел в дом Аманды в Трибека — большое строение, претендующее на то, чтобы выглядеть как особняк. Он принес цветы, презервативы, конфеты и шампунь. Он где-то читал, что если ты моешь девушке волосы, то это возбуждает. Но когда он вошел в комнату Аманды, обставленную старомодной мебелью (доставшейся ей, когда родители заменили свою обстановку на более современную) и украшенную многочисленными знаками отличия за победы на соревнованиях по верховой езде, Аманда сразу захотела заняться этим. Он так и не достал свой шампунь из сумки.
   Так начался бесконечный секс днем по вторникам и четвергам (в эти дни у него не было баскетбольных тренировок).
   Он приходил с цветами или сладостями или без всего, и они ныряли под желтое стеганое одеяло, стягивали с себя одежду и доводили друг друга до неистовства.
   Потом, в восемь, Дэвид шел домой делать уроки, а Аманда шла встречать родителей, чтобы поужинать о ними в «Да Сильвано».
   — Давай называть это любовью, — сказал Дэвид на третий раз. — Я знаю, что чувствую это, я люблю тебя.
   Аманда лежала на боку, отвернувшись от него и переключая пультом телеканалы.
   — Ты согласна? — спросил Дэвид.
   Она повернулась и взглянула на него. На ее лице было безмятежное спокойствие, такое же, с каким она выслушивала официанта в ресторане, когда тот рекомендовал какое-то блюдо. (Семья Аманды всегда ужинала в ресторанах. Это было, наверно, единственное, что их объединяло).
   — Конечно, — сказала она. — Я тоже люблю тебя.
   И мир Дэвида, который и так был неплох, стал в тысячу раз лучше.
   — Хочешь поп-корна? — спросил Сэм и ткнул Дэвида пальцем под ребро. Дэвид охнул и покачал головой. Пальцы у отца были твердыми, словно ствол револьвера.
   — Гляди веселей, — сказал Сэм.
   Гробарты уже несколько раз брали у Фладов билеты на «Рейнджеров» на удобные места. Сегодня «Рейнджеры» играли против своих старых противников — «Флаерсов».
   Они уселись; Дэвид сбоку, потом отец и мама. Хилари что-то спросила мужа про офсайд, и тот принялся ей объяснять.
   Дэвид, воспользовавшись этим, сразу же послал сообщение на мобильный Аманде. Это был монолог, частично прозой, частично стихами. Он говорил ей, что готов сделать для нее все, лишь бы она позвонила, или прислала ему сообщение, или встретилась с ним позднее, или просто как-нибудь сообщила ему, что она его любит.