— Спасибо. Но меня одна тётка заметила.
   — Кто такая?
   — Та, которая рожу разбила. Чумовая. Я к школе ходил, а она там с собакой гуляла. Запомнила.
   — А зачем ты около школы топтался? Таблицу умножения вспомнить хотел?
   — Не, Принцессу проверял. Она ведь мне свистела, что они в другом месте репетируют. Я случайно узнал, решил посмотреть, чем они на самом деле занимаются.
   — Ревновал, что ли?
   — Было маленько. Чего, думаю, она из этого тайну делает?
   — Может, не хотела тебя подругам показывать.
   — Не такой уж я страшный…
   — Когда тебя видели?
   — В четверг вечером. И сегодня. Одна и та же сука, с ротвейлером. Он мне чуть задницу не разорвал, еле удалось ноги сделать.
   — На твоём месте я бы не стал много думать об этом. Плохие мысли имеют обыкновение материализовываться.
   — Значит, меня всё-таки посадят?
   — Ходить вокруг школы в нашей стране не запрещено. Видел, как они репетируют? Посторонних никого не было?
   — Никого, только бабы. Я вот что думаю… Принцессу мою стрелять было не за что, я уверен. Это у кого-то из других баб заморочки. Про Анжелику она говорила, что та до денег сама не своя.
   — Я тоже, прямо скажем, не бессребреник… — Адвокат снова остановился, потом что-то лёгкое упало на пол, прокатилось, и он, видимо, поднял этот предмет, коротко выругавшись сдавленным голосом. — …Но не считаю это недостатком. Продолжай. Говоришь, жадная девка была?
   — Очень. За доллар удавиться готова. Подрабатывала всеми способами, все мечтала разбогатеть. Любила взять в долг, а потом динамить с отдачей. Баксов триста — четыреста запросто замылить могла.
   — Должников, как правило, не убивают. А что про вторую знаешь, которая живая осталась?
   — Я думаю, как раз из-за неё всё и произошло. Она с бандитом жила. Кажется, его зовут Юрой. Каролина как-то сказала, что его уже несколько лет ищут.
   — Менты?
   — Я не уточнял. Может, и менты, а может, какая другая братва. Я — что? Я — ничего, мне чужие проблемы по барабану. Своей дуре только сказал, чтоб она поменьше с этой Викой общалась. Только Принцесса, по-моему, не послушалась. Она всегда говорила, что Анжелка, мол, жадная, а Виктория — девка хорошая. Домой её к нам приводила. Я так думаю, что мелкие патроны могут быть её. Спёрла у своего бандита и моей принесла, на сохранность отдана.
   — На фига это надо?
   — А кто знает? Я хоть стихи и пишу, но баб понимать не научился.
   — Ну-ну…
   Снова что-то упало на пол. Теперь звук был глухой, и упавший предмет не перекатывался.
   — Мамай там что, Мишаню героином заправляет? — спросил Волгин, чтобы разрядить обстановку. Борисов заинтересованно слушал, как задержанный характеризует девчонок, Акулов хмурился и играл желваками, смотрел исподлобья, словно уже принял решение и примеривался, как сподручнее выкинуть Александра за дверь. — Сначала «баян» уронил, теперь — «чек» с наркотой.
   — Ничего себе доза! Слышал, как она грохнулась? Да в ней веса будет под килограмм, весь наш отдел целый месяц может торчать, а ты говоришь — одному Мише. — Борисов поддержал Волгина, что удивляло: обычно он не избегал конфликтов с коллегами и уж тем более не отличался тактичностью по отношению к их родственникам.
   Поднявшись из-за стола, Александр принялся хлопать себя по карманам:
   — Черт, куда я дел сигареты?
   Волгин молча протянул пачку «житана».
   — Спасибо. Но ведь у меня где-то были, покупал, когда ходил на обед… А, точно! Я их в том кабинете оставил…
   Борисов закурил, вслед за ним достал «беломор» и Акулов.
   Борисов поморщился:
   — Тюремный шик? Здесь же дышать нечем будет!
   Из динамика снова донеслись голоса:
   — Ты мне все рассказал?
   — Как на духу!
   — Что будешь делать, если отпустят?
   — Да я как-то не думал… Принцессы больше нет, а кому я без неё нужен? Работу надо искать, но кто меня на приличное место возьмёт? Вы же знаете эти издательства, они печатают только своих, только тех, кто по блату пробился. А у меня уже три сборника готовы, давно бы мог публиковаться, но они не хотят рисковать. Я думал за свой счёт маленький тираж выпустить, да не успел денег скопить.
   — Что, Принцесса мало приносила? — впервые за время беседы в голосе Мамаева открыто прозвучал сарказм; он не питал иллюзий относительно человеческих качеств подзащитного, но сдерживал себя, покуда тот был платежеспособен. — У тебя сейчас вообще денег нет?
   Миша цокнул языком и вздохнул:
   — Похоронить даже не на что будет. Она в пятницу все бабки родителям отправила, у неё младший брат приболел. Осталось только то, что заплатили за вчерашнее выступление. Может быть, баксов двести и наберётся, если в квартире пошарить. Только менты, наверное, все там подчистили. Я же помню, один оставался, когда меня в машину повели.
   — В жалобе укажем, что пропали полторы тысячи, — машинально откорректировал адвокат, думая о другом. — Одним словом, жить тебе не на что?
   — Даже не у кого одолжить. Но вы не переживайте, я все отработаю, все вам отдам! Мне бы только отсюда выбраться…
   — Увы, Миша, я давно зарёкся что-нибудь делать в кредит. Сегодня я, так уж и быть, отработаю, а в дальнейшем тебе придётся просить бесплатного адвоката.
   — Так ведь у нас договор!
   — Договор, Миша, предусматривает права и обязанности обеих сторон, а не только мои. Конечно, я не могу его разорвать официально, но, ты же понимаешь, есть всякие способы… Не делай, пожалуйста, обиженное лицо. Лучше послушай.
   — Чего теперь слушать? Без вас меня однозначно посадят.
   — Я профессионал, и разрыв договора не означает, что последний час я отработаю спустя рукава. Следователю скажешь, что наркота и всё остальное принадлежало Шажковой. Да, ты это у неё видел и предлагал сдать в милицию. Думал, что она так и сделала, но оказалось, что Каролина криминальное барахло лишь перепрятала. Поэтому ты и не выдал его перед началом обыска — не знал, что оно ещё осталось в квартире. Дальше: про других баб повторишь то же, что говорил и мне. Слово в слово! И подробно расскажешь про свидетельницу, которая ворвалась в кабинет и расцарапала твоё рыло! Это надо, чтобы нейтрализовать её показания. Пусть потом говорит всё что угодно, а ты стой на своём. Да, она тебя видела около школы, но ни в какие окна ты не заглядывал, просто шёл мимо. Гулял. Это не вызовет подозрений, потому что школа находится недалеко от твоего дома, а тебе, как человеку умственного труда, необходим ежедневный моцион. Она тебя запомнила потому, что ты сделал ей замечание по поводу собаки, которая была без поводка и намордника и могла напугать детей. Ты сделал замечание, а женщина тебе в ответ нахамила и пригрозила милицией. Сказала, что у неё там есть знакомый участковый, который устроит тебе неприятности.
   — Может быть, лучше оперативник?
   — Не будем перегибать палку. Дальше…
   Выслушав все наставления, Михаил предпринял вторую попытку разжалобить адвоката, но Мамаев остался неумолим. Ответив твёрдым отказом, он скрипнул дверью и крикнул:
   — Товарищ следователь! Мы готовы.
   Борисов выключил приёмник.
   — Ну как?
   — Было кое-что интересное, — неопределённо ответил Сергей.
   — Кое-что! А я так думаю, что очень много. Тащите батарейки, господа сыщики. Знаете, сколько эта хреновина жрёт электричества? Никакой зарплаты не хватит. — Александр бросил устройство в ящик стола и поднялся. — Пойду заберу свои сигареты.
   Протискиваясь к двери между столом и банкеткой, он уронил куртку Акулова.
   — А, чёрт! — Борисов не успел её подхватить и рывком поднял с пола.
   Из внутреннего кармана высыпались фотографии.
   — Что это? — Борисов наклонился, собирая «поляроидные» прямоугольники.
   — Дай сюда! — Акулов выхватил из его руки карточки, но Александр успел рассмотреть изображение:
   — Клёвая баба. Сам щёлкал? Никогда бы не подумал, что ты этим увлекаешься. Подари штучку, я на стенку повешу…
   — Тебя кто просил трогать?
   — А ты чего на меня наезжаешь? Не хочешь, чтобы видели — дома держи, а не таскай с собой.
   — Без тебя разберусь, где их держать, ясно?
   — Не ясно! Ты кто такой, чтобы указывать мне?
   — Если руки кривые…
   — У тебя у самого кривые, понял? И руки, и ноги! Блин, по-человечески хотел вам помочь, время своё потратил, а ты… Да пошёл ты! — Борисов бросил Акулову куртку.
   Волгин напрягся, готовясь разнимать драку, если таковая завяжется. Слишком удобное у Борисова было положение для того, чтобы ударить, и Сергей опасался, что он нарочно отвлёк внимание Акулова, швырнув ему куртку. В прошлом за Александром водились подобные прецеденты. Он мог затеять мордобой, а позже, вне зависимости от исхода рукопашной, сделать так, чтобы об этом стало известно начальству. Миша Родионов, младший опер ОБНОН, чуть не вылетел на пенсию за то, что как-то съездил Александру по роже. Впрочем, это случилось давно, когда был жив ещё полковник Сиволапов по прозвищу Ванька-вор — заместитель начальника управления и покровитель Борисова. С тех пор, как Сиволапов погиб, позиции Борисова заметно пошатнулись. Даже Катышев, несмотря на все свои недостатки, Александра переваривал с трудом и ждал повода, чтобы вытолкнуть его из района в другое подразделение или уволить.
   Может, Борисов сам прекрасно знал эти расклады и поэтому был вынужден сдерживаться, а может, повлияли какие-то другие соображения, но он вдруг сбавил обороты. Ни слова больше не говоря, ушёл, оставив дверь открытой.
   Андрей надел куртку и убрал фотографии.
   — Видел? — спросил он Сергея, не поднимая головы и раздражённо дёргая застёжку «молнии».
   — Да.
   — Я забрал их в квартире. По-моему, ни к чему, чтобы карточки фигурировали в деле. Ничего не скажешь, постаралась сестрёнка!
   Волгин промолчал. Он не видел ничего предосудительного в том, что кто-то фотографируется без одежды. Лишь бы съёмки проходили добровольно и были в радость участникам, а дальше — хоть дома храни, хоть в журналы отправляй, чтобы остальные люди порадовались. В то же время, он мог понять и недовольство Андрея. Понять — да, разделить — вряд ли. Ну побаловалась девчонка, ну и что? О порочности натуры это, по нынешним временам, не свидетельствует. Тем более что она, в конце концов, актриса. Пусть и не самого высокого жанра, но тем не менее человек творческий и раскрепощённый. У каждого своя правда. Андрея возмущали танцы и фотографии, а Виктория, вполне возможно, пришла бы в ужас, доведись ей увидеть, чем иногда занимается братец. Одно прослушивание, которое они только что провели, чего стоит! Совершенно нормальное, рациональное и результативное с точки зрения специалиста, это мероприятие могло шокировать до глубины души свободолюбивого обывателя, желающего, чтобы одновременно и его права были должным образом защищены, и преступников ловили, не снимая белых перчаток и не повышая голоса при задержании.
   Так что Волгин промолчал, дожидаясь, пока Акулов справится с «молнией», а после этого они вдвоём покинули кабинет Александра Борисова и прошли в «ничейный».
   Михаил готовился дать показания, а Маргарита собралась их записывать, но не могла отыскать свою авторучку. Перебрав содержимое сумочки, рылась теперь в полиэтиленовом пакете, в котором принесла папку с протоколами и вещдоками, изъятыми при осмотре школы.
   — Куда же я её дела?
   Адвокат Мамаев улыбнулся и протянул чернильный «паркер» с золотым пером. Чёрные рукава его кожаного пальто отразили свет настольной лампы.
   — Пожалуйста.
   — Благодарю. — Тростинкина улыбнулась. — Но куда же запропастилась моя?
   Борисов снял с задержанного наручники. Сказал, обращаясь исключительно к Волгину:
   — Если надо — надевайте свои, а я домой поехал. Дай ещё сигарету! Мои, наверное, в машине остались…
   Сергей «окольцевал» Михаила и попросил Риту:
   — Выйди, пожалуйста, с нами.
   Втроём они встали в коридоре, напротив кабинетной двери.
   — Я его задержу, — предупреждая вопросы, сообщила Тростинкина. — Звонила прокурору, он сказал выписывать «сотку», а дальше будет видно. Могу вас, мальчики, заверить, что арест он не санкционирует. По крайней мере, при тех доказательствах, которые мы имеем сегодня. От оружия и наркоты он отопрётся, и не прижать его никак — квартира-то чужая…
   — Не будет там никакой наркоты, — заверил Волгин.
   — Точно?
   — Что я, марихуану не отличу от укропа?
   Когда заканчивали разговор, мимо них, по направлению к лестнице, прошёл Борисов. Он помахивал ключами от машины и выглядел вполне довольным жизнью. Нарочито вежливо попрощался, но протягивать руку не стал, ограничился пожеланиями «Всем всего хорошего» и слегка загадочным взглядом, обращённым к Акулову.
   — Что это он? — спросил удивлённый Андрей, когда Борисов ушёл. — Соблазнить меня хочет?
   Тростинкина отправилась продолжать допрос, Волгин и Акулов спустились во двор, отделения.
   — Я возьму мать и съезжу в больницу. Хотя смысла в этом нет никакого. Когда я последний раз звонил, мне сказали, что операция прошла успешно, но от наркоза Вика отойдёт только к утру. Как только освобожусь, сразу тебе позвоню. Может, к тому времени узнаешь что-нибудь новое.
   — Позвони… Можно смело сказать, что первый день прошёл не напрасно. Мы собрали массу противоречивой информации, совершили несколько должностных преступлений и напортачили в уголовном деле.
   — Ты имеешь в виду сорванное опознание?
   — А что же ещё? То есть нет, спорить не стану, может, я и ещё где-нибудь накосорезил, но пока что знаю про один этот случай.
   Акулов открыт пассажирскую дверь «восьмёрки» и достал из «бардачка» ежедневник, найденный в квартире сестры:
   — Полистай.
   Волгин добросовестно взялся за дело, но по мере того, как он прочитывал записи, интерес его угасал.
   — И что? По-твоему, это старьё может иметь отношение к убийству?
   — Старьё?
   — Да. А как ты думал? Не берусь утверждать про номера телефонов, но все бухгалтерские проводки… Знаешь, я на них насмотрелся, когда на «гражданку» свалил. Все это писалось до деноминации, в каком-нибудь лохматом девяносто пятом году…

Глава седьмая

Девичья казарма. — Катышев говорит о душе. — «Шестнадцать раз за пятнадцать минут». — Поездка в больницу
   На обыск квартиры Мартыновой поехали втроём: Волгин, Катышев и старший участковый инспектор Орлянский, случайно подвернувшийся под руку Бешеному Быку:
   — Нам нужен человек в форме. Время позднее, просто так никто дверь не откроет, а понятые нужны. У тебя лицо доброе, так что уломаешь кого-нибудь.
   Орлянский был, конечно, недоволен, но виду не подавал и задачу свою выполнил чётко. Этим, впрочем, и ограничился. Пригласив двух мужчин из соседней квартиры, он встал в коридоре и на протяжении полутора часов, которые заняла процедура, кажется, и не шелохнулся.
   Жильё Анжелики напоминало номер в хорошей гостинице. Две комнаты были обставлены добротной современной мебелью, полы застланы ковролином, шкафы ломились от одежды, четырехкамерный холодильник — от деликатесов. Нигде ни пылинки, все мелочи — на строго отведённых местах, выбранных с учётом их функционального предназначения. Поражало обилие книг, в подавляющем большинстве — современных отечественных и переводных детективов, от солидных изданий в строгих переплётах до растрёпанных покетбуков. Книги, пожалуй, были единственными вещами, отражающими характер владелицы. Всё остальное, включая одежду, могло принадлежать кому угодно. ББ со вздохом отметил:
   — Скучно она жила. Ты посмотри: молодая интересная девка, а устроила из хаты казарму.
   — В казарме не бывает кожаных штанов за восемьсот долларов.
   — При чём здесь штаны? Я о душе говорю…
   Волгин удивился. Ему казалось, он знает начальника достаточно хорошо, чтобы не ожидать от него рассуждений о тонких материях.
   За книжными полками оказался тайник, в котором хранились наличные деньги, в рублях и валюте, и две сберегательные книжки. Общая сумма была довольно внушительной.
   — Какие же у неё были доходы? — Катышев недоуменно почесал затылок. — Квартиру год назад купила, обставилась. Тачку новую взяла. Телефон за четыре сотни баксов…
   — Телефон подарили.
   — Всё равно. Столько потратила, а осталось — не меньше. Может, мне тоже пойти танцевать?
   — У тебя, Василич, ноги волосатые. Боюсь, аншлага не будет. Забросают тухлыми яйцами.
   — Смотри, Волгин, как бы тебя ими не забросали на ближайшем совещании ОУРа.
   — Мебель и машину мог подарить спонсор. А что касается квартиры, то она ведь жила где-то до этого, не бомжевала. Если память меня не подводит, прежняя прописка у Анжелики была в районе «сталинской» застройки, так что даже однокомнатную хибару она могла сменять на эту «двушку». Баба-то была оборотистая.
   — А сбережения?
   — Выгодно вложила свой ваучер.
   — Выгоднее всех его вложил я, когда продал за две бутылки водки.
   — Напрасно, Василич. Надо было РУВД приватизировать. Или хотя бы пистолет.
   — РУВД давно приватизировали покойный Сиволапов с компанией…
   В «стенке» гостиной был оборудован небольшой секретер. Волгин откинул крышку: тот же невероятный порядок, что и везде. Аккуратно вскрытая пачка бумаги, письменные принадлежности, тюбики с тремя видами клея, десяток почтовых конвертов без марок.
   — Кому это она столько писала? — удивился ББ, стоявший за спиной Волгина.
   — Анонимки, наверное, рассылала.
   Два фотоальбома и телефонная книжка, заполненная без единой помарки, как будто Мартынова всегда покупала новый блокнот, если требовалось дополнить какую-то запись или вычеркнуть изменившийся номер.
   Альбомы пролистал Катышев. Возвращая их Волгину, прокомментировал:
   — Ничего интересного. Ни одного мужика, кроме Градского. В основном она сама, портретная съёмка. И все карточки достаточно свежие. У неё что, не было прошлого?
   Нашлось несколько счётов оператора сотовой связи. Волгин просмотрел распечатки переговоров и был вынужден отметить, что и здесь ничего интересного нет. Звонила Мартынова мало, и практически все номера были уже известны: домашние Виктории и Каролины, «Позолоченный ливень», директор школы № 102, домашний и мобильный номера Градского. Некоторые данные, почерпнутые из распечатки, нуждались в дополнительной проверке, но Волгин был убеждён, что этот путь займёт много времени и не принесёт им открытий. На кого бы свалить такую бесполезную работу? Кажется, Катышев заикался о создании специальной оперативной группы…
   Перешли в спальню. На тумбочке в изголовье кровати стояла чистая пепельница, лежали книга и журнал в красивой глянцевой обложке. Волгин начал с последнего. «Дезертир. Ежемесячное издание для тех, кто не хочет идти служить в армии». Удивлённый, Сергей взял журнал за корешок и попытался определить, на какой странице его последний раз открывали. Может, там какая-нибудь статья, которая заинтересовала Анжелику особо? Ведь спектр проблем, которых касается «Дезертир», вряд ли мог волновать красивую одинокую девушку. Разве что она спуталась с парнем на десять лет моложе себя или воспитывает сына, тайно рождённого в отроческом возрасте… Волгин сумел определить страницу, но это вызвало ещё большее недоумение. Рубрика «Советы бывалых». Длинная, со множеством фотографий и схем статья «Как стать педерастом». Странно. Что же она хотела узнать?
   Волгин пролистал журнал от начала до конца, убедился в отсутствии пометок или вырванных листов и взялся за книгу.
   Лиза Патрикеева, серия «Весь мир бардак». Бестселлер «Казанова: 16 раз за 15 минут».
   «Её произведения никого не оставляют равнодушным. Вас увлекут лихо закрученный сюжет, завораживающая интрига и сложные характеры героев. В романе много жестокостей и убийств, но вместе с тем много юмора и эротики во всех проявлениях. Вы настолько сроднитесь с героями, что будете рыдать и смеяться вместе с ними. Произведения Патрикеевой — это не воспоминания оперативника, не откровения проститутки и не исповедь киллера. Её романы — взгляд на криминальный мир в неожиданном ракурсе, взгляд красивой и избалованной женщины, взгляд изнутри. Милые женщины! Прочтите эту книгу, и вы поймёте, что мужчины вас никогда не поймут! Дорогие мужчины! У вас есть возможность узнать, что весь мир таков, как вы о нём думаете!
   У героини было всё. Деньги, машина, ребёнок и вилла. Но её муж, взявшись доставить из Нью-Орлеана в Урюпинск пять миллионов долларов „общака" одной воровской группировки, неожиданно исчезает. Героиня подозревает, что он укрылся в Париже у своей новой любовницы, и хочет свести счёты с неверным супругом, но для того, чтобы осуществить замысел, ей необходимо вырваться из рук группировки, которая, чтобы компенсировать убытки от пропажи „общака", решает продать девушку в гарем ближневосточного падишаха. День и ночь её охраняют тридцать „быков", роковая дата заключения сделки неумолимо приближается, и героиня решается на отчаянный шаг: переспать со всеми охранниками, попытаться разбудить в одном из них нежные чувства, заставить помочь…
   Неожиданно появляется агент спецслужб по прозвищу Казакова. Его прозвище не случайно: он удовлетворяет женщин так же быстро, как и расправляется со своими врагами. Шестнадцать раз за пятнадцать минут!
   А времени не остаётся…»
   Четыреста с лишним страниц плотного текста. Волгин открыл наугад, попробовал прочитать. М-да… Как слышится, так и пишется. Название отражало не только уровень подготовки суперагента, но и стиль автора. На трёх строчках пять раз повторялось слово «был», диалоги занимали всякий раз по три страницы, после каждой фразы героев следовало пояснение: «сказал Вася», «сказал Трёхглавый», «сказала Алена», «сказали хором Бетономешалка и Папуас». Все тридцать быков-охранников были названы по именам, и вообще всем персонажам, мелькавшим на страницах произведения, от главаря группировки до сержанта ГАИ, остановившего джип Казановы, чтобы спросить закурить, неутомимая Патрикеева давала характеристики внешности и приводила анкетные данные. Все мужское поголовье романа вожделело Алену; Алена всех жалела и не могла никому отказать. Но в Париж, судя по всему, не попала. Закрывая книгу, Волгин успел заметить последнюю фразу: «За моей спиной грянули выстрелы, и что-то ударило под лопатку. Я упала и умерла, не дойдя трёх шагов до трапа белого самолёта».
   Волгин вздохнул. Невзирая на нехватку свободного времени, он много читал и был убеждён, что развлекательную литературу опускают до уровня произведений третьего сорта подобные авторы, не утруждающиеся тем, чтобы лишний раз открыть словарь синонимов, не знающие предмета, о котором взялись рассказать, и шлёпающие по книжке в месяц, стремясь заработать себе на новые колготки и подержанный «мерседес». Хотя пусть лучше пишут, чем рвут в подъездах сумки у старушек.
   — Ты сюда пришёл картинки разглядывать? — Катышев, успевший переворошить гардероб и опрокинуть косметику на трюмо за то время, пока Волгин листал «Дезертира» и «Казанову», ухмыльнулся. — Бедненький, соскучился на работе по женской ласке? У меня в кабинете «Пентхаус» валяется, напомни завтра, я подарю.
* * *
   Ирина Константиновна держалась лучше, чем можно было предполагать. Слёз не было, растерянности тоже. Быстро собралась и вслед за Андреем вышла из квартиры.
   В машине он рассказал матери то немногое, что ей стоило знать. Выждав, пока она обдумает услышанное и сделает выводы, задал два вопроса, которые интересовали его в первую очередь:
   — Ты знала, где Вика работает?
   — Даже видела одно выступление. Не могу сказать, что осталась довольна, но не сочла возможным отговаривать или ругать. Ты, наверное, помнишь, как она увольнялась из своей школы? И все остальные места, куда удавалось пристроиться, были немногим лучше. Ни денег, ни интереса, ни перспектив. Так, временные занятия для того, чтобы не умереть с голоду и перекантоваться какое-то время до тех пор, пока не подыщешь чего-то более лучшего. Некоторые вещи тебе, наверное, будет сложно понять, но… Ты ведь до сих пор воспринимаешь её как маленькую девочку, которую нужно оберегать и защищать, чтобы не обижали взрослые дяди, а одноклассники не дёргали за косички. А девочка давным-давно выросла и сама решает, как жить и с кем. Тебе, наверное, кажется, что люди, которые приходили на выступления, её обижали. Но она так не считала! Ты бы видел, как она расцвела, когда работа в «Сюрпризе» наладилась. Для полного счастья не хватало твоего освобождения. После того, как тебя отпустили, она мне говорила, что полностью всем довольна. А я… Я пыталась смотреть на вещи по-современному, идти в ногу со временем.
   «Вот и пришли… в ногу со временем», — подумал Акулов, злясь в первую очередь на себя.
   Фраза матери про маленькую девочку, которую надо отводить в школу, кормить и заставлять делать уроки, попала в точку. И про зрителей она сказала очень правильно. Пожалуй, главную роль в его отрицательном отношении к способу, которым сестра зарабатывала на жизнь, сыграл эффект неожиданности, да и ситуация, при которой эта неожиданность произошла. Что же касается фотографических карточек, то это — целиком и полностью её личное дело. Её и того парня, который держал «Поляроид».
   — Кто такой Юра?
   — Её молодой человек.
   — Ты его видела?