Майоров Сергей. Месть Акулы

   Вслед за постовым пришёл черёд Снежаны.
   В первый момент Волгин девушку не узнал. Выглядела она очень плохо. Бледная, ненакрашенная, с потухшими глазами и грязными спутавшимися волосами. Одетая в какой-то невообразимый полушубок, дырявые джинсы и ботинки с вытертой меховой опушкой. С трясущимися грязными руками, которыми ежеминутно вытирала сопливый нос. Голос тусклый, как и глаза. Говорила, неотрывно глядя в окно за спиной уэсбэшника. Переживает за Никиту или Софрона? Ждёт ломок? Ненавидит себя за то, что пошла на поводу у «гестапо»? Или вообще это не она, а похожая внешне актриса, приглашённая для того, чтобы сломать сопротивление опера? Так, конечно, не делается. Но разве можно настолько сильно измениться за несколько дней?
   Первая часть рассказа Снежаны не отличалась от той, которую сочинил для неё Акулов. На вечеринке Никита попросил её сохранить у себя пакетик. Она положила его за обложку паспорта и забыла о нём до тех пор, пока милиционеры не проверили документы. Оказалось, что в пакетике кокаин. С перепугу она признала наркотик своим, но в отделении рассказала чистую правду. Над ней посмеялись и заявили, что говорить теперь можно всё что угодно, однако роли это никакой не сыграет. «Кока» найдена в её паспорте. В протоколе изъятия она расписалась. Прежде привлекалась за наркотики. Кто ей поверит? Никто. Придётся отвечать по всей строгости закона и несколько лет провести в женской колонии, откуда она выйдет некрасивой, больной и ненужной даже родителям. Снежана, ясное дело, расплакалась, и тогда над ней сжалились и предложили помочь. Всего за полторы штуки у.е. решить вопрос с заведением уголовного дела. То есть с незаведением. Снежана разревелась пуще прежнего, поскольку денег таких отродясь в руках не держала и собрать бы их не смогла даже в случае самой острой необходимости. Менты стали думать и на период раздумий отвели её в камеру. Потом, когда она совсем было отчаялась и смирилась с мыслью, что на ближайшее время тюрьма — её дом родной, забрезжил лучик надежды. Менты сказали, что она им глубоко симпатична и по этой причине они готовы поверить в кредит. Сейчас её отпустят, но долг возрастёт до трёх тысяч. Придётся его отрабатывать. Когда — натурой, когда — торговлей героином, которым они её будут снабжать. Припёртая к стенке, несчастная девушка согласилась…
   Волгин слушал и диву давался. Он понимал наркомана Губащенко и недоумка-сержанта. По крайней мере, они говорили если не чистую правду, то что-то очень близкое к ней. И мотивы их «добровольного сотрудничества» с УСБ лежали на поверхности. А здесь? Что могло подвигнуть девушку выдать такую голимую ложь? И не похоже, чтобы это «гестаповцы» научили. Сама говорит, своими словами. Более того, и следачка, и бычара возле окна ей вполне искренне верят. Почему? Почему она так поступает?
   В душе ворохнулось гнилое чувство недоверия к другу. Андрей ведь беседовал с ней один на один…
   Сергей закрыл глаза и опустил голову. Чёрт! Как там говорил Шерлок Холмс? Можно всю жизнь раскрывать преступления, но при этом так и не научиться их грамотно совершать. Так и здесь. Всю жизнь играть с другими людьми в оперативные игры, проводить комбинации и разработки, чувствовать себя в этой среде, словно рыба в воде — и растеряться, оказавшись не на привычном месте, а в кресле подозреваемого.
   Слабость прошла. Волгин взял себя в руки, посмотрел на ситуацию с точки зрения профессионала. Акулову он доверяет на все сто процентов. Слова Снежаны — полное фуфло. Можно, конечно, отталкиваясь от них, запереть его с Андрюхой на трое суток, но вряд ли кто на это пойдёт. Слишком хлипкое обвинение, даже если его подкрепить Васиными показаниями. Никакой конкретики, одни голословные обвинения и сомнительные наблюдения двух наркоманов. Человека гражданского при таких доказательствах в камеру никто не отправит. Мента — могут. Двойные стандарты правоохранительной системы в таких ситуациях проявляются, как нигде ярко.
   Когда дошла очередь до него, Волгин опроверг слова наркоманки. Снежана не удивилась. Смотрела в окно. Туда, где за широкой спиной уэсбэшника и решёткой валил чистый снег.
   — Если у вас есть вопросы друг к другу, вы можете их задать, — оповестила следачка.
   — Тебе не стыдно?
   Снежана вздрогнула и промолчала. «Гестаповец» кашлянул. Следователь поспешила вмешаться:
   — Вопрос отклоняется как не относящийся к делу. Другие вопросы имеются?
   — Зачем?
   Снежана покачала головой, а минутой позже вышла из кабинета, не попрощавшись.
   — Вам самому не стыдно? — спросила женщина оперативника.
   — За что?
   — Тяжело с вами, Волгин…
   — Сам иногда страдаю. Может быть, скажете, чего вы добиваетесь? С какой целью собран весь этот балаган?
   — Чего мы добиваемся? Правды. Правды, Волгин. Я надеялась, что вы её скажете.
   — Это понятие относительное. Правда у всех своя. А истина всегда где-то рядом. Спектакль закончен? Я могу идти?
   — Не можете, Волгин. Сидите и ждите.
   Собрав бумаги, женщина вышла. Уэсбэшник остался стоять, скрестив на груди руки и заслоняя спиной заходящее солнце. Сколько они уже здесь? Почти семь часов. Ожидание в коридоре, допросы, очные ставки. Весь день насмарку.
   — Я вижу, коллега, вам хлеб тоже непросто даётся. Может быть, сядешь? — предложил Волгин «гестаповцу». — Можешь не бояться, в окно я не прыгну. Как-никак четвёртый этаж.
   «Коллега» сурово взглянул на него, но промолчал. Он вообще был молчуном. За всё время высказался только один раз, когда требовалось подбодрить Васю Губащенко. Интересно, где он раньше работал и встречается ли сейчас с бывшими сослуживцами?
   Вернулась следачка. На лице её было написано: начальство велело всех отпускать. Женщина выглядела недовольной. Как и Волгину, ей было жаль потерянного времени. Столько наработала — и все псу под хвост. А ведь старалась, готовилась. Костюм строгий надела и помаду неяркую выбрала. Переживала.
   — Вы можете идти. Но не забывайте, что вопросы ещё остались. Мы будем вас вызывать.
   — Спасибо. Приятно было познакомиться. Надеюсь, вы не в обиде, что не сумели меня посадить? Это все они виноваты. — Большим пальцем правой руки Волгин указал на «гестаповца». — Обленились, привыкли к халяве. Товарищ, надо тщательнее готовить материалы! Оплошали вы, да-а, оплошали…
   — Ты вот что… — Уэсбэшник отлепился от подоконника.
   — Что?
   — Не задавайся. Не получилось сегодня — получится завтра. Пусть это будет для тебя уроком. Может быть, сделаешь верные выводы…
   — Слышь, родимый! А ну-ка осади! Я побольше твоего отработал. Так что иди поучи пацанов в школе милиции.
   — А ты не боишься? — Уэсбэшник сузил глаза.
   — Тебя? Если честно, не очень. Может быть, я чего-то не знаю?
   — Не меня. Нас. Я доложу начальнику, и тебя занесут в чёрный спи…
   — Что?! Да мы с Акулой в твоём списке должны на первом месте стоять! Золотыми буквами должны быть записаны! Тоже мне, напугал ежа голой задницей!
   Скопившееся напряжение требовало выхода. Сергей понимал, что поступает неправильно, по-мальчишески, но удержаться не захотел. Прежде чем хлопнуть дверью, мстительно произнёс:
   — И не забудь ко всем своим свидетелям приставить охрану. Вдруг я с ними поквитаться захочу?
   В длинном коридоре было пусто. Волгин достал телефон, чтобы отправить сообщение Андрею на пейджер. Передумал. С трубкой в руке пошёл мимо безликих дверей, расположенных по обе стороны в шахматном порядке. Прислушивался к доносившимся голосам. Один раз показалось, что узнал голос Андрея. Заглянул в кабинет: девушка-следователь допрашивала негра в клетчатом пиджаке с перевязанной головой. Негр оборвал себя на полуслове, девушка спросила:
   — Что вам нужно, гражданин?
   Извиняться Волгин не стал. Отправился дальше, замедлив шаг, чтобы лучше слышать и не повторить ошибки. Со второго раза угадал. Кроме Акулова, в кабинете находились ещё двое. Молодой, на вид — вообще несовершеннолетний парень в форме работника прокуратуры, и толстобрюхий «гестаповец» в расстёгнутой «аляске» и сбитой на затылок меховой шапке.
   — Андрей, ты ещё долго? Меня давно отпустили. Давай не рассиживайся, нам ещё работать надо. Жду!
   Следователь побледнел и уронил под стол авторучку. Уэсбэшник, напротив, стал наливаться краской с такой интенсивностью, что, казалось, его сейчас хватит удар. Чтобы не видеть печального зрелища, Сергей закрыл дверь. Прислушался: звука упавшего тела не донеслось. Только скрип стула и тонкий голосок юного следака:
   — Андрей Витальевич, ну как вы не понимаете, что вам же будет лучше во всём чистосердечно признаться…
   Волгин хмыкнул и отошёл от двери.
   Акулов освободился минут через пятнадцать. Выходя из кабинета, он улыбался. В руке держал повестку.
   — Зачем тебе эта филькина грамота?
   — Для коллекции пригодится. Когда-нибудь расскажу сыну, как меня склоняли себе приговор подписать.
   — Одной не хватит. Брал бы сразу сотню. Тебя ведь в любом детском саду признают. Не можешь спокойно мимо пройти — половина детей вешается на шею и кричит: «Папа!».
   — Правильно. Жизнь нужно прожить так, чтобы хотелось ещё. Но в последнее время я успокоился, ты же знаешь. Стал добропорядочным семьянином. Со службы прямо домой…
   — Может быть, по пиву?
   — После такого грех не выпить…
   Обсуждать последние события не хотелось. К чему понапрасну трепать языком? Им задавали одни и те же вопросы, а они одинаково отвечали. Главное, что этот раунд остался за ними. Позже будет время проанализировать ситуацию и определиться с дальнейшими действиями.
   На первом этаже им повстречался адвокат Мамаев. Правозащитник сильно спешил и выглядел чем-то всерьёз озабоченным. Прошёл впритирку к операм, почти толкнув Сергея плечом, но не узнал.
   — Хорошо выглядит. — Волгин обернулся, проводил Мамаева взглядом до тех пор, пока тот не скрылся за поворотом лестничного марша. — А мне говорили, что он сидит. Быстро освободился!
   — Ты не помнишь, что твоя Рита сказала про его тестя?
   Слово «твоя» сорвалось у Акулова с языка случайно. Волгин сделал вид, что этого не заметил.
   — Что-то припоминаю. Кажется, он большая шишка в здешнем департаменте? Тогда понятно. Удивительно, что его вообще сумели закрыть! Да, не повезло ребятам. Шкуру с них спустят по полной программе. Слышь, Планктонов, пиво есть в здешнем буфете. И цены смешные. Полный обед обойдётся в червонец. Может, заглянем? Двух зайцев убьём. Сами поедим и «гестаповцев» голодными оставим.
   — Пусть травятся. Мне здесь кусок в горло не полезет.
   — И напрасно. Тут очень прилично готовят. Хотя уже, конечно, поздновато. Разве что объедки со столов подобрать…
   — Сколько времени? Мои остановились…
   — Половина седьмого.
   На улице их ждала Лаки.
   — Андрей Витальевич!
   Акулов остановился. Сергей видел, как исказилось его лицо. Разговаривать с девушкой Андрею не хотелось.
   — Чего тебе?
   — Здравствуйте, Андрей Витальевич! — Лаки подбежала, остановилась. Смотрела на Акулова с тревогой. — У вас все нормально?
   — Как видишь.
   — Я хочу извиниться за Снежану.
   — А ты что, её адвокат? Извинения не принимаются. Можешь ей передать, что ещё никто не заставлял меня так сильно пожалеть о добром поступке. Больше я никого выручать не стану. Ни её, ни кого… Чем лучше вам делаешь — тем больше вы в душу серете.
   — Андрей Витальевич! Просто она, оказывается, Софрона любила. Он со мной был, и поэтому она молчала…
   — Мне совершенно наплевать, кого она любила и кто её тра… Короче говоря, пусть больше не попадается. Если влетит — получит по полной программе. Без всяких скидок на высокие чувства. Понятно? Можешь ей так и передать. Она сейчас где? За углом где-нибудь прячется?
   — Домой поехала.
   — Увидишь — передай мои слова. Всего хорошего!
   Лаки осталась стоять, растерянно глядя вслед уходящему оперу. Было неясно, на что она надеялась, затевая такой разговор. Хоть бы момент выбрала поудачнее.
   Андрей догнал Волгина. Некоторое время шли молча. Их транспорт остался во дворе РУВД, и от городской прокуратуры, расположенной довольно неудачно, предстояло выбираться с несколькими пересадками на автобусах и трамваях.
   — Может быть, тачку поймаем? — предложил Волгин. — А то до утра не уедем.
   — Побереги деньги. Как-нибудь доберёмся.
   Скрипел снег под ногами. Стояло безветрие, так что было довольно тепло.
   — Круто ты девчонку отшил.
   — А что мне надо было делать? В задницу её целовать?
   — Она-то не при делах.
   — Все не при делах. Все хорошие. У всех любовь. Одни мы, как два мудака, за всех отдуваемся. Надо было мне Снежану вытаскивать? Да, Лаки нам помогла, сэкономила время. Но, один хрен, мы бы до Софрона и без её показаний добрались! В крайнем случае, можно было не торговаться, а продержать их в камере подольше — и заговорили бы, как миленькие, никуда бы не делись! Наперебой бы щебетали! Тьфу, бл… Скажи, Серёга, почему у нас так получается? Когда обходишься с людьми по-человечески, помочь им пытаешься — они в душу гадят. Чем больше помогаешь — тем больше гадят. А когда без рассусоливаний, без всякой этики и психологии даёшь просто в ухо — все остаются довольны. Никто не жалуется, не выдвигает претензий. Улыбаются и спрашивают: чем могу быть полезен? А? Ты можешь ответить?
   — Могу.
   — Ответь.
   — Харизма у нас такая. Харизма и менталитет.
   Выпить пива им не удалось. В одном кабачке не понравилось, в другом не было мест — несмотря на будний день, гуляла свадьба. Как только отыскали ещё одно заведение, Акулову пришло сообщение:

   «Весь день не могу до вас дозвониться. Буду пробовать ещё в течение часа по рабочему телефону. Если возможно — ответьте. Нам надо встретиться. Юрий».

   — Вот так всегда, — вздохнул Андрей, показывая пейджер Волгину. — Только захочешь расслабиться — так кто-нибудь обязательно рюмку из рук вырывает.
   — Как будто ты недоволен.
   — Просто сглазить боюсь. Пошли в управление.
   Через пять минут они были на месте. Сергей включил свет. После обыска, учинённого ретивыми сотрудниками УСБ, в кабинете царил беспорядок. Злополучный журнал валялся около шкафа, на глянцевой бумаге чернели отпечатки подошв. Бутылка коньяку пропала.
   — Суки…
   Прибрались достаточно быстро.
   — Зато от разного хлама избавились. А то до Нового года бы не собрались. — Волгин взял два пакета с мусором и ненужными бумаги, пошёл выбрасывать в туалет, где стоял специальный контейнер.
   Когда вернулся, Андрей как раз начал смотреть документы, которые накануне вечером привёз Сазонов. Быстро пролистал гаишный материал и взялся за телефонную распечатку. Как и Волгин, он отложил первый лист с данными абонента, посчитав его наименее интересным, и перешёл к «сладкому» — к последним звонкам.
   Брови Андрея медленно поползли вверх:
   — Ни хрена себе!
   Номер барыги, на который обратил внимание Волгин, был ему незнаком, но он узнал трубки Катышева, Борисова, ещё кого-то из оперов с двойственной репутацией и застопорился, когда три раза подряд повторился телефон дежурной части.
   — Ничего не понимаю…
   — Я догадался быстрее.
   Не обратив внимания на реплику Сергея, Акулов грязно выругался: «чеченец» имел наглость звонить в районный изолятор временного содержания по прямому городскому, мало кому известному номеру и трепаться целых восемь минут.
   — Восемь минут и четыре секунды. — Акулов оторвался от распечатки, посмотрел на Сергея и сказал с болью в голосе: — Да что же это такое творится? Получается, никому верить нельзя…
   — Очень ценное замечание. Хочешь, дам второй совет? Не надо быть таким самоуверенным.
   — Ты это к чему?
   — Посмотри первый лист.
   Акулов прочитал данные абонента. Какую-то секунду он имел такой вид, как будто не поверил глазам. Потом облегчённо вздохнул и заулыбался:
   — Блин! Это мне «гестаповцы» все мозги высушили. А то бы я раньше сообразил. Ну конечно, и цифры совсем не те. Я же помню трубку Мартыновой! Бл… А как так получилось?
   Хозяином мобильного телефона значился Сазонов Александр Александрович.
   — Ставлю вам «неуд», инспектор Планктонов. Неужели не догадаться? Этот дурень приехал к Ритке взять запрос. Она была занята, и ему пришлось подождать. Пока сидел, так утомился, что назвал ей свой номер вместо мартыновского.
   — Всё гениальное просто. У вас, комиссар Океанов, всегда были хорошо развиты аналитические способности.
   — Кроме того, я подкован технически. Умею пользоваться телефоном. Позвонил Тростинкиной и спросил, как было дело. Когда она обрисовала общую картину, домыслить оставалось немного. Одно хорошо: теперь мы знаем, кто предупреждает барыгу о каждой облаве. Надо будет подумать, как это можно использовать.
   — Все хорошо, кроме одного. Где же друг Юра?
   — Сейчас позвонит.
   Ровно через минуту телефон подал голос. Снимая трубку, Акулов уважительно кивнул:
   — Да, Серёга, сегодня твой день. Надо было сыграть в «лохотрон» — наверняка бы оторвал главный приз. Алло!
   — Андрей Витальевич? Здравствуйте, это Юра. Я так понимаю, что нам нужно встретиться?
   — Да уж не помешало бы. Подъезжай, я тебя жду.
   — Знаете, мне было бы удобнее на улице. Потом, если вы захотите, можно будет пойти к вам в кабинет. Но начать хотелось бы на какой-нибудь нейтральной территории. Если вы сейчас заняты, я готов встретиться завтра в любое время.
   — Нет уж, дружок, давай-ка пообщаемся сегодня. Записывай адрес.
   — Говорите, я так запомню.
   Акулов назвал перекрёсток, в районе которого хорошо знал проходные дворы, и добавил:
   — Через полчаса жду. Успеваешь?
   — Могу даже раньше. Я тут совсем рядышком с вами.
   — Торопиться не стоит. До встречи!
   Положив трубку, он обратился к Сергею:
   — Ну, что скажешь?
   Волгин слышал только часть разговора, но легко восстановил недостающие фразы.
   — Опасается, что с него за ермаковских ребят могут спросить. Он ведь не знает, кто это был. Вполне может думать, что менты. Я его понимаю!
   — Дай-то Бог, чтоб он только этого опасался. Прикроешь меня?
   — Нет, Планктон, я тебя одного брошу под танки!
   — Наверняка с ним кто-нибудь придёт. Мы успеваем выпить кофе?
   — Чайник вскипел.

Глава двенадцатая

Симпатичный бывший бандит. — О воскресных событиях. — Максимальное откровение. — Золотые денёчки. — Трудные дни. — Афёра с металлом. — Смерть друга. — Фальшивые документы. — Любовь. — Экс-браток перестаёт быть симпатичным. — «За что тебе нравится эта работа?»

   Юра Лапсердак стоял на освещённом месте и по сторонам не смотрел. Ждал, пока подойдут. Рост, телосложение. Брюки, пальто и шапочка. Перчатки. Последние сомнения отпали, Акулов не сомневался, что именно этого человека безуспешно пытался догнать в воскресенье. Именно он приходил тогда в квартиру сестры, а сейчас, договорившись о встрече, не прислал вместо себя подставного.
   Рядом с ним никого не было, и вообще улицы казались пустынными. Но наверняка кто-нибудь прятался в одной из тёмных машин, припаркованных вдоль тротуаров, или на лестничной клетке какого-то дома. Волгина Андрей тоже не видел, хотя и знал, что напарник давно выбрал точку для наблюдения и контролирует место встречи.
   — Здравствуй, Юра. — Пропетляв по дворам, Акулов вышел из подворотни метрах в пяти от молодого человека.
   — Здравствуйте. — Лапсердак повернулся к Андрею, медленно стянул перчатку и подал руку.
   Этот жест очень многое значил для Юры. Он напряжённо ждал, ответит ли опер. Когда рукопожатие состоялось, Юра постарался скрыть вздох облегчения.
   Он производил приятное впечатление. Правильные черты лица, не слишком выразительные, но в целом довольно мужественные. Уверенный взгляд, без тени защитного хамства или подобострастия, которые можно было бы ждать от человека, оказавшегося в его положении. Спокойные движения. Пожалуй, даже нарочито спокойные, что свидетельствовало о внутреннем напряжении, но заметить это можно было, только зная предысторию встречи. И самое главное, от чего Андрей в первый момент едва не вздрогнул: Юрий выглядел, как старший брат того парня, с которым Вика бегала на дискотеку в «Планетарий» и по кому выплакала все слезы в период обучения в педагогическом лицее. Повторение первой любви. Видимо, куда более удачное повторение.
   Они пошли по переулку.
   Где-то позади должны были прятаться Волгин и прикрытие Юры. Кто кого раньше заметит?
   — Мне говорить самому, или вы будете спрашивать?
   — Начинай, я уточню по ходу дела. Давай прямо с воскресенья.
   — В тот день я был дома. А, чёрт! Совсем забыл. Вика просила передать вам эту записку.
   Акулов развернул клочок бумаги. Почерк сестры он узнал сразу, хотя нынешние каракули и мало походили на её обычные ровные строчки с украшенными завитушками «длинными» буквами:

   «Андрюша, пожалуйста, поверь ему. Торопиться не надо. Юра все объяснит. Целую, Виктория».

   — Медсестра вынесла?
   — Мне бы не хотелось её подводить.
   — Я обычно закрываю глаза на то, что видеть не следует. Мы остановились на воскресенье. Итак, ты был дома?..
   — Да. Она уехала на репетицию, Анжелка должна была её подхватить по дороге. Я собирался позже подъехать к школе и встретить. Вика мне позвонила и сказала, что встречать её не надо, что она договорилась увидеться с вами и что вы её довезёте до дома. Разговор продолжался не больше минуты, звонила она со своей трубки. Мешала музыка, мне даже пришлось несколько раз переспрашивать. А потом — какой-то грохот, как будто трубка упала на стол, и — все. Только музыка. Тяжело вспоминать… — Юра промокнул лоб. Жест не был демонстративным, у него действительно проступила испарина. — Я сначала думал, что она просто уронила телефон. Ну там, мало ли, упал куда-нибудь под стол, а ей не достать. Ждал. Ничего не было слышно, одна только музыка! Мне стало страшно. Понимаете, мне приходилось терять друзей. Последний раз это было пять лет назад. И я вдруг вспомнил те свои ощущения! Старые, пятилетней давности. Я не очень путано говорю?
   — Нет. Я бы сказал, довольно художественно.
   — Спасибо. Я учился на журналиста. Видимо, что-то осталось. Мне стало понятно, что случилась беда. Перезвонил несколько раз — всё время «занято». Помчался к школе. Долго добирался, мне не повезло. Никто брать не хотел. Один согласился, но заломил такую цену, что… У меня таких денег попросту не было. В общем, вышло так, что я приехал только минут через сорок. Теперь я думаю, что это и к лучшему. Там уже милиция была, «скорая помощь». Никто не обращал внимания, и я вплотную подошёл к школе. Её как раз выносили. Метрах в пяти от меня пронесли, представляете? Она была без сознания. Я подслушал, о чём говорили врачи. Что делать — не знал. В голове полный туман. Подойти, сказать, что она моя невеста? Честно говоря, испугался. Подумал, что сразу закроют, никто не станет разбираться. Тем более, что у меня уже случались неприятности с милицией. Вика как раз об этом хотела с вами поговорить. Я тоже потом расскажу, она разрешила… Когда уехала «скорая», я подобрался поближе к ментам. Они говорили, что две девчонки убиты. Я ничего не понимал. Кому понадобилось стрелять в Каролину и Анжелику? Решил ехать домой, оттуда звонить в больницу.
   — Странно, что мы не встретились около школы.
   — Судьба. Домой я добирался долго, на общественном транспорте — не осталось денег, чтобы тормознуть тачку. Открыл дверь квартиры — а там кто-то есть. Это вы были?
   — Я. Заметил мокрые следы перед дверью?
   — Следы? Нет. Может, они и были, но я не обратил внимания. Почувствовал запах табака. Мы ведь с Викой не курим. У меня очень сильно развито обоняние. Даже если у человека одежда пропахла сигаретами, я это всегда почувствую. Вот и тогда. Побежал инстинктивно. Совсем не думал, кто там, зачем.
   — Кто тебя подобрал на машине?
   — Вы это видели? Частник какой-то. Наплёл ему с три короба, лишь бы смотаться быстрее. Потом, когда приехали на место, случилась неприятная сцена — мне ведь было нечем расплатиться. Но уладили как-то. Отсиделся у одного парня, знакомого своего. Хороший парнишка, честный. Мне бы не хотелось его впутывать в это дело. Вспомнил, что во дворе видел машину, «восьмёрку». Ну и догадался, что это вы были в квартире. Машину-то Вика без меня покупала, с матерью и Машей какой-то — это ваша девушка, наверное, да? Со мной они не посоветовались. Один раз только показали, издалека. Вот я и не узнал её сразу. А теперь, когда догадался, решил ехать обратно. Решил: может, оно и к лучшему? Сразу поговорим, определимся. Вика всегда о вас хорошо отзывалась. Поехал… Приехал — а там два бугая стоят на лестнице. Я подумал — бандиты какие-то. Пришлось отбиваться.
   — Из чего ты стрелял?
   — Так это были ваши сотрудники?
   — Не мои, но я знаю про ситуацию. Рассказывай.
   — Была у меня одна газовая игрушка. В магазине купил. Ещё когда к школе поехал, бросил в карман. Никогда с собой не носил, а тут решил, что может пригодиться. Как в воду глядел! Если б не она — наверное, не унёс бы ног. Может быть, всё-таки скажете, кто это был?
   — Попозже. Где эта штука сейчас?
   — Выбросил от греха подальше. Отбился, убежал. Понял, что в квартиру мне лучше пока не соваться. Устроился у своего приятеля. Он не в курсе темы, просто так меня пустить согласился. Вы его не трогайте, хорошо? Он безобидный, кроме компьютеров, ничего знать не хочет. Вот… Стал жить у него. Сунулся в больницу — а там не пройти, автоматчики охраняют. Пришлось в обход связь налаживать. Ну и все. Вика написала, чтобы я с вами встретился. Я и позвонил. Вас, конечно, интересует, кто мог в них стрелять?