Страница:
В иных обстоятельствах Эмили никак бы не реагировала на столь мрачный юмор, но сейчас, после испытанного страха, она почувствовала огромное облегчение, рассмеялась, но тотчас об этом пожалела.
Незнакомец щелчком выбил сигарету из мундштука и растоптал окурок каблуком лакированной туфли.
— Вы позволите сопроводить вас в более безопасное место? — спросил он с учтивой улыбкой, обнажив волчьи клыки.
Эмили подумала, что зубы иностранца удивительно гармонируют с его ногтями. Возникло ощущение, будто она оказалась в роли Красной Шапочки и Серый Волк приглашает ее на пикник в лесной чаще.
Незнакомец, по-видимому, обладал способностью читать чужие мысли.
— Не волнуйтесь, — успокоил он девушку, — вам не следует меня бояться. Сегодня я уже поужинал тремя юными леди, затерявшимися в парке, так что пока я сыт и доволен жизнью.
Эмили смутилась и покраснела. Действительно, с чего это она так разволновалась? Чего бояться в районе Мей-фэр, где живут добропорядочные и законопослушные люди? Скорее всего супруга этого странного мужчины не выносит табачного дыма и не разрешает курить в доме, вот он и вынужден был выйти на прогулку в парк, а сейчас спешит домой, где его ждут трое пухлых детишек и блаженное тепло от огня в камине.
— Почту за честь, — решилась Эмили и взяла незнакомца под руку.
Сквозь ветви деревьев пробивался свет молодой луны, указывая путь по извилистой тропинке.
— Простите, я невольно подслушал песенку, которую вы напевали. На редкость приятная мелодия. Да и язык показался знакомым. Это суахили, язык народов Восточной Африки?
— Нет, маори.
— Ах, вот как! Маори… Если не ошибаюсь, это язык туземцев… — Спутник Эмили секунду колебался и неуверенно закончил: — …Новой Гвинеи?
— Новой Зеландии.
— Боже мой! Неудивительно, что вы заблудились в парке. Теперь все понятно: вы жертва кораблекрушения?
— Пожалуй, — ответила Эмили, подумав, что так вполне можно охарактеризовать череду странных событий, которые привели ее в Лондон.
Из-под сени деревьев они вышли на широкую улицу, залитую желтым светом газовых фонарей. На фоне темнеющего неба выделялся черный силуэт кареты. До той поры Эмили изо всех сил старалась сохранять спокойствие, но тут не выдержала и облегченно вздохнула. Искоса взглянув на своего спутника, она едва не прикрыла глаза ладонью от резкого сияния белоснежной сорочки в свете фонарей.
— Спасибо за все, дальше я сама найду дорогу, — сказала Эмили, высвободила руку и сделала неловкий книксен.
Незнакомец не успел ответить, как на них налетела запыхавшаяся Лили. Волосы у нее растрепались, турнюр сбился на сторону.
— Вот ты где! — обрадованно воскликнула она. — Мы столько раз объехали этот проклятый квартал, что у меня голова начала кружиться, но не беда, Гарви все равно оторвет мне голову за то, что мы возвращаемся домой после наступления темноты. А если он еще запретит пойти в оперу на будущей неделе, я умру мучительной смертью. Ах!..
Лили запнулась и примолкла, сообразив, что они не одни и ее откровениям внимает посторонний мужчина. Широко раскрытыми глазами Лили с интересом оглядела красивого незнакомца.
С учтивым поклоном он поднес ее руку к губам и поздоровался:
— Добрый вечер, мадам.
Затем повернулся к Эмили и коротко обронил:
— Смею надеяться, мисс Скарборо, мы еще с вами встретимся.
Он взял ее руку, поднес ко рту, но коснулся не пальцев влажными губами, а кисти, не прикрытой перчаткой. Эмили готова была поклясться, что острые клыки слегка оцарапали ей кожу.
— Вы были очень добры ко мне, спасибо еще раз, — поблагодарила Эмили и отняла руку.
— Готов служить вам вечно, моя дорогая, — ответил незнакомец. Слова «моя дорогая» он произнес по-итальянски.
На прощание вежливо приподнял цилиндр, обнажив на секунду гладко зачесанные темные волосы, и растворился в темноте, взмахнув полами длинного блестящего плаща, доходившего почти до пят.
— Вот это сюрприз! — выдохнула Лили, непроизвольно коснувшись губ кончиками пальцев. — Потрясающий мужчина! Где ты его выкопала? На мой взгляд, первозданный падший ангел.
— Ты абсолютно права, дорогая. По-иному его не назовешь. Смотри! Падает все глубже и глубже.
У Лили от удивления отвисла челюсть, когда она увидела, что незнакомец пересекает улицу и поднимается по ступенькам в заведение миссис Роуз. Широко распахнулась дверь из цветного стекла, вечернюю тишину прорезал всплеск музыки и бурного веселья, незнакомец скрылся за дверью, она захлопнулась, и вновь воцарилась тишина. Могло показаться, что все это просто привиделось.
— Какая наглость! Ты только посмотри на него! — возмутилась Лили. — Большинство посетителей этого заведения соблюдают приличия и пользуются черным ходом с переулка, а этот нахал без стыда и совести входит через парадную дверь, как хозяин. Да кто он такой, на самом деле?
— К сожалению, ничем не могу тебе помочь. Сама ничего не знаю, — ответила Эмили.
Незнакомец не представился, но, помнится, спрятал визитку Эмили в нагрудный карман, так что он знал, с кем имеет дело и где искать новую знакомую. При этой мысли по спине пробежал холодок.
— Бедняжка, ты, наверное, страшно замерзла, — пожалела девушку Лили, дружески хлопнув ее по плечу.
— Думаю, не ошибаешься, — зазвенел металлом голос из темноты за их спинами, щелкнул сухо и грозно, как пистолетный выстрел.
Эмили вздрогнула, словно от удара пули. Из зарослей выбрался Джастин с видом голодного волка, долго преследовавшего трепетную беспомощную лань.
Галстук у него развязался и висел жалкой тряпицей, пальто перепачкано и все в мелких веточках, волосы в полном беспорядке, словно в пути герцогу пришлось вступить в схватку с деревьями и он потерпел поражение. Джастин немного прихрамывал, но это не мешало ему передвигаться весьма быстро, глаза же его пылали такой яростью, что становилось жутко.
— Добрый вечер… сэр, — пролепетала Эмили слабым голосом.
— Не поздновато лет вы собрались на прогулку в парк, моя дорогая, или я ошибаюсь? — грозно прорычал Джастин.
Лили сочла благоразумным отойти к карете.
— Мне кажется, что в это время суток воздух очень чист, он освежает и бодрит, — возразила Эмили.
— Уйма темных личностей придерживается сходного мнения, но от этого они не становятся менее опасными, — парировал Джастин, и его янтарные глаза превратились в узенькие щелочки.
По сравнению с разгневанным герцогом учтивый незнакомец, повстречавшийся в темных зарослях, выглядел сейчас ягненком. Эмили знала, что именно Джастин представляет для нее главную опасность. Ежедневно и ежечасно она испытывала смертельный страх, опасалась, что в любую минуту может упасть перед ним на колени и молить о любви.
Герцог обошел ее и встал позади, дыша тяжело, как загнанная лошадь. Эмили передался громкий стук его сердца. Он коснулся губами ее уха, и девушка задрожала в предчувствии того, что могло случиться дальше.
— Как ты смотришь на то, что я тебя сейчас ограблю, убью или… изнасилую?
— Другого выбора у меня нет? — поинтересовалась Эмили, ощущая горячее дыхание на шее. И, повернувшись к нему лицом, спросила: — А зачем, собственно говоря, ты следил за мной? Ты что, не веришь мне? Я не заслужила доверия?
— Никто за тобой не следил, — засмущался Джастин, потирая рукой шею. — Просто так получилось. Проезжал мимо…
От дальнейших пояснений его спасло появление собственной кареты. Лошади скакали галопом, из оконца по пояс высунулся Пенфелд, размахивавший белым платком.
— Слава богу, сэр, что нашел вас! — радостно закричал верный слуга, как только кучер лихо осадил лошадей. — Вижу, и ее вы нашли. Приключись с Эмили что-нибудь, это было бы на моей совести, моя вина…
Он прервался на полуслове, когда до него дошел смысл грозного взгляда Джастина, и робко взглянул на широко улыбавшуюся и ужасно довольную собой Эмили.
— Возможно, ты не бросался бы всем так в глаза, если бы на дверце твоей кареты не было герба Уинтропов, — не преминула съязвить Эмили, смахивая сухую веточку с рукава пальто герцога. — На мой взгляд, тебе следовало бы удвоить жалованье Бентли Чалмерса и никогда с ним не расставаться. Вы — отличная пара, из вас выйдут самые тупые в мире детективы.
С этими словами она гордо удалилась, на прощание кокетливо вильнув турнюром в дверце кареты.
— Пора бы мне раз и навсегда положить конец… — пробурчал Джастин.
Кучер повернулся на облучке и вытянул шею в надежде услышать, чего желает хозяин Гримуайлда.
Не закончив фразы, Джастин досадливо тряхнул головой и полез в карету. Когда лошади тронулись с места, в окне дома напротив возникла темная фигура с бокалом в руке. Глядя вслед карете, незнакомец поднял бокал, словно хотел сказать тост и что-то пожелать пассажирам.
Всю последовавшую неделю Эмили вела себя безупречно и не вызывала никаких нареканий. Когда ей случалось выехать в город, ее неизменно сопровождала герцогиня или одна из сестер Джастина. С каждым днем росла популярность королевы бала в Гримуайлде, ее засыпали приглашениями и всячески старались оказать знаки внимания. Дело дошло до того, что даже Сесилия и ее маман-карлица решили примкнуть к общему хору, поющему славу девушке, опекаемой герцогом Уинтропским, и попытались втереться к ней в доверие. Джастин, внимательно следивший за развитием событий, не мог уловить ни малейшего намека на то, что кто-то где-то обмолвился хоть одним худым словом об Эмили.
Напротив, до него доходили совсем иные слухи. Так, рассказывали, что однажды Эмили на ходу выпрыгнула из кареты и спасла от неминуемой смерти перепуганного щенка, затерявшегося под колесами экипажей на Стрэнде, где в обычное время невозможно проехать. Еще говорили, что однажды она бросила шелковый кошелек, содержавший все отпущенные ей на расходы деньги, несчастной нищенке, бедной девочке, дрожавшей от мороза на улице. Но больше всего герцогу пришелся по вкусу рассказ о том, как Эмили пристыдила и чуть не довела до слез Сесилию и ее разбитных дружков, когда они собрались с визитом в Бедлам, в сумасшедший дом, чтобы вволю повеселиться за счет угодивших туда бедолаг.
При всем желании не на что было пожаловаться и грех в чем-либо упрекнуть Эмили. Она была образцовой дочерью, о какой только мог мечтать любой отец. Беда в том, что Джастин не приходился ей отцом, а в его мечтах Эмили являлась в таком виде и при этом сам он позволял себе такое, что эти его мечты можно было назвать не только глубоко аморальными, но и уголовно наказуемыми.
По правде говоря, всерьез задумываться и размышлять над происходящим попросту не было сил и времени. Джастина закрутил безумный вихрь светской жизни. На балах и приемах стоило Эмили ступить на порог, как ее осаждала толпа воздыхателей, каждый ее танец был расписан до конца вечера, и пробиться к ней не представлялось возможным. На званых обедах и ужинах место рядом с Эмили занимал молодой хлыщ, ни на секунду не сводивший с нее восхищенного взгляда и внимавший каждому ее слову с таким вниманием, будто ежеминутно оно могло оказаться последним. Во всей этой кутерьме Джастину была отведена роль доброго дядюшки, зорко присматривавшего за своей подопечной, хотя он прекрасно сознавал, что особой бдительности от него не требуется, поскольку ни один молодой ухажер, при всем уважении к его энергии и напористости, не представлял большей угрозы для девственницы, чем он сам.
Однажды Джастин спускался по лестнице после обеда, на ходу повязывая галстук. В этот вечер предстояло посещение оперы. Пенфелд, черт бы его побрал, в таких именно случаях имел обыкновение исчезать, вынуждая своего господина вступать в неравное единоборство с проклятым куском шелковой материи, который упорно отказывался сдаться на милость победителя.
В вестибюле слонялись из угла в угол двое незнакомых молодых людей.
— Прошу прощения, — обронил Джастин, стараясь поскорее миновать непрошеных гостей.
— Ваша светлость, можно вас на минутку? — взмолился юноша с ярко-рыжими волосами, семеня вслед за герцогом.
Джастин остановился, протянул гостю руку и постарался вложить как можно больше чувства в рукопожатие. Юноша присел от боли, но даже не поморщился.
— Клейборн, сэр. Ричард Клейборн, — представился рыжий, — но все друзья зовут меня просто Дик.
Джастин внимательно оглядел молодое дарование с ног до головы, от коричневых ботинок до пиджака в крупную клетку.
— По-моему, они правы, очень удачное прозвище, ничего не скажешь, — одобрил герцог.
К ним тотчас бросился второй посетитель, сжимая в кулаке шляпу с высокой тульей. От гладко зачесанных, прилизанных волос за версту воняло медвежьим жиром.
— Меня зовут Генри Симпкинс, ваша светлость, — торопливо возгласил юнец.
— Ну, что ж, очень приятно слышать, — протянул Джастин. Ему хотелось как можно быстрее отделаться от суетливых юнцов и всерьез заняться галстуком, сдавившим адамово яблоко подобно удаву. Герцог рванул чертову удавку, чтобы не задохнуться раньше времени, и решил перед уходом дать молодым людям добрый совет: — Если вы ищете работу, отправляйтесь в контору и запишитесь на прием.
Дик Клейборн залился краской до корней волос приблизительно того же цвета.
— Мне нужно поговорить с вами, сэр, по личному вопросу чрезвычайной важности, — пролепетал он.
— Придержи язык, Дик! Так нечестно, я первый сюда пришел, — жалобно пискнул пунцовый Генри.
Клейборн круто развернулся, ткнул пальцем друга в грудь и закричал:
— Да пошел ты! Я первый ее увидел.
Нехорошее подозрение закралось в душу Джастина, и он решил проверить, насколько оно справедливо. Предоставив сердитым юношам полную возможность самим выяснять отношения, герцог подошел к окну, отодвинул шелковую штору и увидел, что ведущая к дому дорожка от ворот и до крыльца заблокирована четырьмя каретами. Из оконца дальнего экипажа по пояс высунулся какой-то пижон и осыпал проклятиями молодца примерно того же возраста, подоспевшего к дому раньше и уже стоявшего на ступеньках кареты. Видимо, оскорбления достигли цели, юноша засучил рукава, оттолкнул попавшегося под руку лакея и кинулся на обидчика с кулаками. Он скрылся внутри кареты, и она заходила ходуном на мягких рессорах. Кучер схватился за стойку фонаря, чтобы удержаться на облучке.
С грустью приходилось признать, что Гримуайлд оказался в осаде. Джастин глухо застонал, представив себе, через какие еще предстоит пройти мучения, но долго переживать не довелось. За спиной сопели и рычали все громче, дело, кажется, пахло рукопашной. Пришлось взять Симпкинса и Клейборна за шиворот, развести, а затем приподнять над полом и хорошенько встряхнуть, дабы привести в чувство.
— Прекратите! Прекратите немедленно! — строго приказал Джастин. — Если желаете драться, ступайте во двор. Или не знаете, как трудно отмывать следы крови на мраморных плитах? Не знаете? Посмотрите под ноги и извольте драться на траве.
Герцог поставил молодых людей на пол, развернул лицом к двери и поволок к выходу. Клейборн заупрямился и попытался притормозить ногой.
— Вы не правы, сэр! — причитал он. — Из меня получится хороший муж. Поверьте, я вас не обманываю.
— Спасибо, Дик, на добром слове. Ты отличный малый, не сомневаюсь, но совсем не в моем вкусе. Погляди лучше на Симпкинса. Видишь, он ищет себе пару. Вот и отлично. Желаю удачи. Может, вы найдете друг друга.
Герцог бесцеремонно вышвырнул обоих за дверь. Незадачливые женихи посыпались с пологих ступенек, и над каретами, вытянувшимися в ряд перед домом, воцарилась гробовая тишина.
Джастин приветливо помахал женихам рукой и крикнул:
— Приезжайте еще, буду ждать. Мне так не хватает достойных слушателей. Я расскажу вам о годах жизни среди каннибалов. Должен заметить, что маори — на редкость приятные и милые люди, всегда рады гостям. Но если их кто-то обидит, могут глаза выдрать, а потом зажарят врага целиком на вертеле. Говорят, недурственное блюдо.
Герцог брезгливо вытер руки и вернулся в дом, прислонился спиной к двери, перевел дух и прислушался. Одна за другой захлопнулись дверцы карет, застучали копыта лошадей, гости разъехались.
— Жаль, прошли те благословенные времена, когда юных дев на выданье держали взаперти, — сказал герцог, ни к кому не обращаясь.
Но когда поднял глаза, увидел, что не остался без аудитории. На перилах верхней площадки лестницы восседала Эмили, болтая ногами в шелковых чулках. Надо полагать, она внимательно и с большим интересом наблюдала весь спектакль.
В глаза бросился изгиб крутого бедра, Джастин помрачнел и тихо добавил:
— Нет, недоступная каменная башня и крепкая дубовая дверь все равно не помогут. Ключ-то будет у меня.
Его мрачные раздумья прервало появление Лили и Миллисент. Они вышли из гостиной, горячо обсуждая свои наряды — готовились к посещению оперного театра. Когда герцог вновь взглянул вверх, на лестничной площадке никого не было.
В те годы для поклонников драматических спектаклей великого барда Уильяма Шекспира существовал Королевский театр на Друри-лейн, а любители пышных представлений и оперных арий отправлялись в Королевский театр в Ковент-Гарден. Это была самая крупная жемчужина в театральной короне Лондона, именно там более ста лет назад впервые прозвучали величавые мелодии «Ринальдо» Генделя. В далеком детстве родители не раз брали Джас-тина с собой в оперу, и мальчишка, цепко державшийся за брюки отца, свято верил, что элегантное убранство театра — это и есть рай, а пышногрудая певица, исполнявшая главную партию, — посланница бога на земле.
При входе в ложу Уинтропов на Джастина нахлынули воспоминания, повеяло магией прошлого, и он на миг закрыл глаза, устраиваясь в красном плюшевом кресле. За ним расположились Лили и Миллисент, во все глаза рассматривая зал, пока оркестр настраивал инструменты. Пенфелд стоял в узком проходе позади, перебросив через руку аккуратно сложенный оперный плащ герцога. Зная пристрастие своего слуги к музыке, Джастин решил взять его с собой, но Пенфелд явно предпочитал роль вешалки, а не любителя оперы в законном кресле.
Зрители негромко переговаривались, шуршали шелковыми юбками и нетерпеливо поглядывали на сцену, постепенно заполнялись частные ложи и места в партере. Джастин тоже с нетерпением ожидал начала представления, но настроиться на музыку мешали терзавшие душу дурные предчувствия. Буквально в последнюю минуту выяснилось, что Эмили не может поехать с семьей, у нее, оказывается, свои планы. Она почему-то вознамерилась отправиться в оперу с Сесилией в сопровождении графини-карлицы. Скрепя сердце герцог дал согласие, хотя был твердо убежден, что поступает неправильно.
Джастин приставил к глазам оперный бинокль и обозрел ряды частных лож, где под газовым светом хрустальных люстр сверкали бриллиантовые диадемы и броши, переливались золотые цепи карманных часов. Рядом со своими кавалерами в строгих черных костюмах богато разодетые дамы казались россыпью прекрасных цветов, выставленных в горшках на подоконнике. Крыльями огромных бабочек представлялись разноцветные веера, которыми беспрестанно обмахивались все уважающие себя женщины.
Найти Эмили оказалось не просто и ради этого пришлось встать. Наконец Джастин обнаружил ее в частной ложе ярусом ниже на той же стороне, что и ложа Уинтропов, но гораздо дальше от сцены. Наихудшие подозрения герцога полностью оправдались: ложа была битком набита какими-то юными пижонами и под стать им расфуфыренными девицами. Графиня подремывала в самом заднем ряду.
— Сэр, представление начинается, — потянул Пенфелд своего господина за рукав, чтобы привлечь его внимание.
Джастин недовольно поморщился, опустил бинокль и уселся на место. Два кресла рядом пустовали, поскольку матушка и Эдит отказались покинуть дом, сославшись на жуткую мигрень. На самом деле обе не выносили оперной музыки, но признаться в этом не хватало смелости.
— Почему ты не хочешь сесть? — спросил Джастин, указывая Пенфелду на два пустых кресла.
— Нет, нет, сэр, ни в коем случае, — в ужасе замахал руками слуга, будто ему предлагали совершить смертный грех. Он стойко продолжал стоять, глядя строго вперед, словно боялся нарушить неписаные правила поведения одним лишь взглядом в сторону сцены. — Мне нельзя, это неприлично.
Зазвучали первые ноты увертюры, зал притих, медленно пополз вверх тяжелый бархатный занавес.
— Можно твой бинокль? — попросила Лили, тронув Джастина за плечо.
— Обойдешься, — резко отверг поползновения сестры герцог.
Лили обиженно засопела и откинулась на спинку кресла.
Люстры в зрительном зале погасли, сцену залили потоки света, и полились божественные мелодии Бизе, но Джастин будто оглох. Он вновь направил бинокль на ложу, где сидела Эмили. На ней было нежно-розовое платье, выгодно оттенявшее цвет кожи, а непокорные кудри были стянуты лентой в свободный узел.
Джастин сфокусировал бинокль, сразу приметил рядом с девушкой шапку огненно-рыжих волос и чуть не задохнулся от злости. Конечно, это мог быть только Ричард Клейборн по прозвищу Дик собственной персоной. Небось пускает слюну на обнаженное плечо Эмили. Так, теперь их заслонила чья-то широкая спина. Черт! Герцог по пояс свесился из ложи, вытянул шею и поймал окулярами широко раскрытые гневные глаза. Опустив бинокль, он услышал сердитый шепот:
— Ошиблись адресом, приятель. Сцена в другом направлении.
Джастин вежливо кивнул, извиняясь, и отпрянул назад в ложу. В этот момент распахнулась дверь, повеяло знакомым ароматом лаванды, и за плечом прозвучал низкий голос Сузанны:
— Вы не против, если мы с мужем посидим с вами? Нашу ложу оккупировала моя кузина с большим семейством. Им внезапно взбрело в голову почтить Лондон своим присутствием.
Не дожидаясь согласия, бывшая нареченная Герцога расположилась рядом с ним, а ее муж устроился на другом кресле.
— Терпеть не могу оперу, — брюзжал усталый супруг, которого буквально силой вытащили из дома. — Не понимаю, почему женщин так сюда тянет.
В ответ Джастин промычал нечто невразумительное. В иных обстоятельствах он бы, естественно, вступился за свою давнюю любовь, стал бы отстаивать достоинства оперной музыки, но сейчас ему было не до того, голова забита иными заботами. Впрочем, в любом случае спора получиться не могло, поскольку не прошло и пары минут, как вечно занятой муж Сузанны утихомирился и тихо захрапел.
Герцог скосил глаза на бывшую невесту, преданно глядевшую на сцену, и подумал: «Интересно, помнит ли она наш последний вечер в оперном театре, закончившийся трагически, когда она назвала меня безмозглым ублюдком, узнав, что я отказался от прав на наследство?»
Сузанна и бровью не повела. Видимо, ей не дано было читать чужие мысли.
Джастин поерзал в кресле, в очередной раз внимательно изучил программку, побарабанил пальцами по плюшевому барьеру, понял, что все равно не удержится, схватил бинокль и вновь уставился на ложу, где сидела Эмили. Странное поведение герцога не ускользнуло от внимания Сузанны, она потянулась через его плечо, Джастин поплыл в волнах лаванды и тут вдруг увидел направленный на себя бинокль, вздрогнул от неожиданности и понял, что за ним наблюдает Эмили.
Сообразив, что ее обнаружили, девушка сразу же положила бинокль себе на колени и сделала вид, будто целиком и полностью поглощена действием, происходящим на сцене, где соловьем разливалась пышнотелая примадонна. Джастин с улыбкой откинулся в кресле, очень довольный собой, и небрежно положил руку на спинку кресла Сузанны.
— Эй, я ничего не вижу, — пожаловалась сидевшая позади Миллисент.
— Не забывай, что ты в опере, Милли, — парировал Джастин. — Здесь главное слышать, а не видеть.
Краем глаза он поймал ложу Эмили и с удовлетворением отметил, что она снова направила бинокль в его сторону. Тогда Джастин наклонился к Сузанне, будто спешил поделиться с ней своими сокровенными мыслями.
Когда первый акт подходил к своему величественному финалу, в ложе Эмили засуетились, и Джастин вновь схватился за бинокль. Мимо мирно дремлющей графини проскальзывали к выходу молодые люди, которым явно не терпелось насладиться запретным плодом — более энергичным и веселым зрелищем в мюзик-холлах. В первом ряду остались наедине Эмили и рыжеволосый Клейборн.
Джастин резко встал, не обращая внимания на визгливые протесты сестер. Примадонна выводила высоким сопрано божественную арию под перезвон хрустальных подвесок на люстрах. Пальцы до боли сжали перламутровые бока бинокля при виде того, как мерзавец Клейборн низко склонился над Эмили. Она кокетливо шлепнула его веером по руке, но это не охладило пыл негодяя, он обвил рукой тонкую талию и запечатлел на лебединой шее мокрый поцелуй.
Обладательница сопрано перевела дыхание перед тем, как взять заключительную высокую ноту, и в наступившей мертвой тишине неестественно громко прозвучал голос Джастина:
— Да шли бы вы все к чертовой матери! С меня хватит!
26
Все взоры в театре обратились в сторону Джастина, а примадонна так и застыла с открытым ртом, ее двойной подбородок дрожал от обиды и испуга. Не растерялся только тенор, который довел партию до победного конца, тут же вступил хор, и тяжелый занавес начал медленно опускаться. Наступила блаженная передышка, но никому не было дела до происходящего на сцене. Зрительный зал был поглощен иным спектаклем и завороженно следил за тем, что еще учудит скандально известный герцог Уинтропский.
Незнакомец щелчком выбил сигарету из мундштука и растоптал окурок каблуком лакированной туфли.
— Вы позволите сопроводить вас в более безопасное место? — спросил он с учтивой улыбкой, обнажив волчьи клыки.
Эмили подумала, что зубы иностранца удивительно гармонируют с его ногтями. Возникло ощущение, будто она оказалась в роли Красной Шапочки и Серый Волк приглашает ее на пикник в лесной чаще.
Незнакомец, по-видимому, обладал способностью читать чужие мысли.
— Не волнуйтесь, — успокоил он девушку, — вам не следует меня бояться. Сегодня я уже поужинал тремя юными леди, затерявшимися в парке, так что пока я сыт и доволен жизнью.
Эмили смутилась и покраснела. Действительно, с чего это она так разволновалась? Чего бояться в районе Мей-фэр, где живут добропорядочные и законопослушные люди? Скорее всего супруга этого странного мужчины не выносит табачного дыма и не разрешает курить в доме, вот он и вынужден был выйти на прогулку в парк, а сейчас спешит домой, где его ждут трое пухлых детишек и блаженное тепло от огня в камине.
— Почту за честь, — решилась Эмили и взяла незнакомца под руку.
Сквозь ветви деревьев пробивался свет молодой луны, указывая путь по извилистой тропинке.
— Простите, я невольно подслушал песенку, которую вы напевали. На редкость приятная мелодия. Да и язык показался знакомым. Это суахили, язык народов Восточной Африки?
— Нет, маори.
— Ах, вот как! Маори… Если не ошибаюсь, это язык туземцев… — Спутник Эмили секунду колебался и неуверенно закончил: — …Новой Гвинеи?
— Новой Зеландии.
— Боже мой! Неудивительно, что вы заблудились в парке. Теперь все понятно: вы жертва кораблекрушения?
— Пожалуй, — ответила Эмили, подумав, что так вполне можно охарактеризовать череду странных событий, которые привели ее в Лондон.
Из-под сени деревьев они вышли на широкую улицу, залитую желтым светом газовых фонарей. На фоне темнеющего неба выделялся черный силуэт кареты. До той поры Эмили изо всех сил старалась сохранять спокойствие, но тут не выдержала и облегченно вздохнула. Искоса взглянув на своего спутника, она едва не прикрыла глаза ладонью от резкого сияния белоснежной сорочки в свете фонарей.
— Спасибо за все, дальше я сама найду дорогу, — сказала Эмили, высвободила руку и сделала неловкий книксен.
Незнакомец не успел ответить, как на них налетела запыхавшаяся Лили. Волосы у нее растрепались, турнюр сбился на сторону.
— Вот ты где! — обрадованно воскликнула она. — Мы столько раз объехали этот проклятый квартал, что у меня голова начала кружиться, но не беда, Гарви все равно оторвет мне голову за то, что мы возвращаемся домой после наступления темноты. А если он еще запретит пойти в оперу на будущей неделе, я умру мучительной смертью. Ах!..
Лили запнулась и примолкла, сообразив, что они не одни и ее откровениям внимает посторонний мужчина. Широко раскрытыми глазами Лили с интересом оглядела красивого незнакомца.
С учтивым поклоном он поднес ее руку к губам и поздоровался:
— Добрый вечер, мадам.
Затем повернулся к Эмили и коротко обронил:
— Смею надеяться, мисс Скарборо, мы еще с вами встретимся.
Он взял ее руку, поднес ко рту, но коснулся не пальцев влажными губами, а кисти, не прикрытой перчаткой. Эмили готова была поклясться, что острые клыки слегка оцарапали ей кожу.
— Вы были очень добры ко мне, спасибо еще раз, — поблагодарила Эмили и отняла руку.
— Готов служить вам вечно, моя дорогая, — ответил незнакомец. Слова «моя дорогая» он произнес по-итальянски.
На прощание вежливо приподнял цилиндр, обнажив на секунду гладко зачесанные темные волосы, и растворился в темноте, взмахнув полами длинного блестящего плаща, доходившего почти до пят.
— Вот это сюрприз! — выдохнула Лили, непроизвольно коснувшись губ кончиками пальцев. — Потрясающий мужчина! Где ты его выкопала? На мой взгляд, первозданный падший ангел.
— Ты абсолютно права, дорогая. По-иному его не назовешь. Смотри! Падает все глубже и глубже.
У Лили от удивления отвисла челюсть, когда она увидела, что незнакомец пересекает улицу и поднимается по ступенькам в заведение миссис Роуз. Широко распахнулась дверь из цветного стекла, вечернюю тишину прорезал всплеск музыки и бурного веселья, незнакомец скрылся за дверью, она захлопнулась, и вновь воцарилась тишина. Могло показаться, что все это просто привиделось.
— Какая наглость! Ты только посмотри на него! — возмутилась Лили. — Большинство посетителей этого заведения соблюдают приличия и пользуются черным ходом с переулка, а этот нахал без стыда и совести входит через парадную дверь, как хозяин. Да кто он такой, на самом деле?
— К сожалению, ничем не могу тебе помочь. Сама ничего не знаю, — ответила Эмили.
Незнакомец не представился, но, помнится, спрятал визитку Эмили в нагрудный карман, так что он знал, с кем имеет дело и где искать новую знакомую. При этой мысли по спине пробежал холодок.
— Бедняжка, ты, наверное, страшно замерзла, — пожалела девушку Лили, дружески хлопнув ее по плечу.
— Думаю, не ошибаешься, — зазвенел металлом голос из темноты за их спинами, щелкнул сухо и грозно, как пистолетный выстрел.
Эмили вздрогнула, словно от удара пули. Из зарослей выбрался Джастин с видом голодного волка, долго преследовавшего трепетную беспомощную лань.
Галстук у него развязался и висел жалкой тряпицей, пальто перепачкано и все в мелких веточках, волосы в полном беспорядке, словно в пути герцогу пришлось вступить в схватку с деревьями и он потерпел поражение. Джастин немного прихрамывал, но это не мешало ему передвигаться весьма быстро, глаза же его пылали такой яростью, что становилось жутко.
— Добрый вечер… сэр, — пролепетала Эмили слабым голосом.
— Не поздновато лет вы собрались на прогулку в парк, моя дорогая, или я ошибаюсь? — грозно прорычал Джастин.
Лили сочла благоразумным отойти к карете.
— Мне кажется, что в это время суток воздух очень чист, он освежает и бодрит, — возразила Эмили.
— Уйма темных личностей придерживается сходного мнения, но от этого они не становятся менее опасными, — парировал Джастин, и его янтарные глаза превратились в узенькие щелочки.
По сравнению с разгневанным герцогом учтивый незнакомец, повстречавшийся в темных зарослях, выглядел сейчас ягненком. Эмили знала, что именно Джастин представляет для нее главную опасность. Ежедневно и ежечасно она испытывала смертельный страх, опасалась, что в любую минуту может упасть перед ним на колени и молить о любви.
Герцог обошел ее и встал позади, дыша тяжело, как загнанная лошадь. Эмили передался громкий стук его сердца. Он коснулся губами ее уха, и девушка задрожала в предчувствии того, что могло случиться дальше.
— Как ты смотришь на то, что я тебя сейчас ограблю, убью или… изнасилую?
— Другого выбора у меня нет? — поинтересовалась Эмили, ощущая горячее дыхание на шее. И, повернувшись к нему лицом, спросила: — А зачем, собственно говоря, ты следил за мной? Ты что, не веришь мне? Я не заслужила доверия?
— Никто за тобой не следил, — засмущался Джастин, потирая рукой шею. — Просто так получилось. Проезжал мимо…
От дальнейших пояснений его спасло появление собственной кареты. Лошади скакали галопом, из оконца по пояс высунулся Пенфелд, размахивавший белым платком.
— Слава богу, сэр, что нашел вас! — радостно закричал верный слуга, как только кучер лихо осадил лошадей. — Вижу, и ее вы нашли. Приключись с Эмили что-нибудь, это было бы на моей совести, моя вина…
Он прервался на полуслове, когда до него дошел смысл грозного взгляда Джастина, и робко взглянул на широко улыбавшуюся и ужасно довольную собой Эмили.
— Возможно, ты не бросался бы всем так в глаза, если бы на дверце твоей кареты не было герба Уинтропов, — не преминула съязвить Эмили, смахивая сухую веточку с рукава пальто герцога. — На мой взгляд, тебе следовало бы удвоить жалованье Бентли Чалмерса и никогда с ним не расставаться. Вы — отличная пара, из вас выйдут самые тупые в мире детективы.
С этими словами она гордо удалилась, на прощание кокетливо вильнув турнюром в дверце кареты.
— Пора бы мне раз и навсегда положить конец… — пробурчал Джастин.
Кучер повернулся на облучке и вытянул шею в надежде услышать, чего желает хозяин Гримуайлда.
Не закончив фразы, Джастин досадливо тряхнул головой и полез в карету. Когда лошади тронулись с места, в окне дома напротив возникла темная фигура с бокалом в руке. Глядя вслед карете, незнакомец поднял бокал, словно хотел сказать тост и что-то пожелать пассажирам.
Всю последовавшую неделю Эмили вела себя безупречно и не вызывала никаких нареканий. Когда ей случалось выехать в город, ее неизменно сопровождала герцогиня или одна из сестер Джастина. С каждым днем росла популярность королевы бала в Гримуайлде, ее засыпали приглашениями и всячески старались оказать знаки внимания. Дело дошло до того, что даже Сесилия и ее маман-карлица решили примкнуть к общему хору, поющему славу девушке, опекаемой герцогом Уинтропским, и попытались втереться к ней в доверие. Джастин, внимательно следивший за развитием событий, не мог уловить ни малейшего намека на то, что кто-то где-то обмолвился хоть одним худым словом об Эмили.
Напротив, до него доходили совсем иные слухи. Так, рассказывали, что однажды Эмили на ходу выпрыгнула из кареты и спасла от неминуемой смерти перепуганного щенка, затерявшегося под колесами экипажей на Стрэнде, где в обычное время невозможно проехать. Еще говорили, что однажды она бросила шелковый кошелек, содержавший все отпущенные ей на расходы деньги, несчастной нищенке, бедной девочке, дрожавшей от мороза на улице. Но больше всего герцогу пришелся по вкусу рассказ о том, как Эмили пристыдила и чуть не довела до слез Сесилию и ее разбитных дружков, когда они собрались с визитом в Бедлам, в сумасшедший дом, чтобы вволю повеселиться за счет угодивших туда бедолаг.
При всем желании не на что было пожаловаться и грех в чем-либо упрекнуть Эмили. Она была образцовой дочерью, о какой только мог мечтать любой отец. Беда в том, что Джастин не приходился ей отцом, а в его мечтах Эмили являлась в таком виде и при этом сам он позволял себе такое, что эти его мечты можно было назвать не только глубоко аморальными, но и уголовно наказуемыми.
По правде говоря, всерьез задумываться и размышлять над происходящим попросту не было сил и времени. Джастина закрутил безумный вихрь светской жизни. На балах и приемах стоило Эмили ступить на порог, как ее осаждала толпа воздыхателей, каждый ее танец был расписан до конца вечера, и пробиться к ней не представлялось возможным. На званых обедах и ужинах место рядом с Эмили занимал молодой хлыщ, ни на секунду не сводивший с нее восхищенного взгляда и внимавший каждому ее слову с таким вниманием, будто ежеминутно оно могло оказаться последним. Во всей этой кутерьме Джастину была отведена роль доброго дядюшки, зорко присматривавшего за своей подопечной, хотя он прекрасно сознавал, что особой бдительности от него не требуется, поскольку ни один молодой ухажер, при всем уважении к его энергии и напористости, не представлял большей угрозы для девственницы, чем он сам.
Однажды Джастин спускался по лестнице после обеда, на ходу повязывая галстук. В этот вечер предстояло посещение оперы. Пенфелд, черт бы его побрал, в таких именно случаях имел обыкновение исчезать, вынуждая своего господина вступать в неравное единоборство с проклятым куском шелковой материи, который упорно отказывался сдаться на милость победителя.
В вестибюле слонялись из угла в угол двое незнакомых молодых людей.
— Прошу прощения, — обронил Джастин, стараясь поскорее миновать непрошеных гостей.
— Ваша светлость, можно вас на минутку? — взмолился юноша с ярко-рыжими волосами, семеня вслед за герцогом.
Джастин остановился, протянул гостю руку и постарался вложить как можно больше чувства в рукопожатие. Юноша присел от боли, но даже не поморщился.
— Клейборн, сэр. Ричард Клейборн, — представился рыжий, — но все друзья зовут меня просто Дик.
Джастин внимательно оглядел молодое дарование с ног до головы, от коричневых ботинок до пиджака в крупную клетку.
— По-моему, они правы, очень удачное прозвище, ничего не скажешь, — одобрил герцог.
К ним тотчас бросился второй посетитель, сжимая в кулаке шляпу с высокой тульей. От гладко зачесанных, прилизанных волос за версту воняло медвежьим жиром.
— Меня зовут Генри Симпкинс, ваша светлость, — торопливо возгласил юнец.
— Ну, что ж, очень приятно слышать, — протянул Джастин. Ему хотелось как можно быстрее отделаться от суетливых юнцов и всерьез заняться галстуком, сдавившим адамово яблоко подобно удаву. Герцог рванул чертову удавку, чтобы не задохнуться раньше времени, и решил перед уходом дать молодым людям добрый совет: — Если вы ищете работу, отправляйтесь в контору и запишитесь на прием.
Дик Клейборн залился краской до корней волос приблизительно того же цвета.
— Мне нужно поговорить с вами, сэр, по личному вопросу чрезвычайной важности, — пролепетал он.
— Придержи язык, Дик! Так нечестно, я первый сюда пришел, — жалобно пискнул пунцовый Генри.
Клейборн круто развернулся, ткнул пальцем друга в грудь и закричал:
— Да пошел ты! Я первый ее увидел.
Нехорошее подозрение закралось в душу Джастина, и он решил проверить, насколько оно справедливо. Предоставив сердитым юношам полную возможность самим выяснять отношения, герцог подошел к окну, отодвинул шелковую штору и увидел, что ведущая к дому дорожка от ворот и до крыльца заблокирована четырьмя каретами. Из оконца дальнего экипажа по пояс высунулся какой-то пижон и осыпал проклятиями молодца примерно того же возраста, подоспевшего к дому раньше и уже стоявшего на ступеньках кареты. Видимо, оскорбления достигли цели, юноша засучил рукава, оттолкнул попавшегося под руку лакея и кинулся на обидчика с кулаками. Он скрылся внутри кареты, и она заходила ходуном на мягких рессорах. Кучер схватился за стойку фонаря, чтобы удержаться на облучке.
С грустью приходилось признать, что Гримуайлд оказался в осаде. Джастин глухо застонал, представив себе, через какие еще предстоит пройти мучения, но долго переживать не довелось. За спиной сопели и рычали все громче, дело, кажется, пахло рукопашной. Пришлось взять Симпкинса и Клейборна за шиворот, развести, а затем приподнять над полом и хорошенько встряхнуть, дабы привести в чувство.
— Прекратите! Прекратите немедленно! — строго приказал Джастин. — Если желаете драться, ступайте во двор. Или не знаете, как трудно отмывать следы крови на мраморных плитах? Не знаете? Посмотрите под ноги и извольте драться на траве.
Герцог поставил молодых людей на пол, развернул лицом к двери и поволок к выходу. Клейборн заупрямился и попытался притормозить ногой.
— Вы не правы, сэр! — причитал он. — Из меня получится хороший муж. Поверьте, я вас не обманываю.
— Спасибо, Дик, на добром слове. Ты отличный малый, не сомневаюсь, но совсем не в моем вкусе. Погляди лучше на Симпкинса. Видишь, он ищет себе пару. Вот и отлично. Желаю удачи. Может, вы найдете друг друга.
Герцог бесцеремонно вышвырнул обоих за дверь. Незадачливые женихи посыпались с пологих ступенек, и над каретами, вытянувшимися в ряд перед домом, воцарилась гробовая тишина.
Джастин приветливо помахал женихам рукой и крикнул:
— Приезжайте еще, буду ждать. Мне так не хватает достойных слушателей. Я расскажу вам о годах жизни среди каннибалов. Должен заметить, что маори — на редкость приятные и милые люди, всегда рады гостям. Но если их кто-то обидит, могут глаза выдрать, а потом зажарят врага целиком на вертеле. Говорят, недурственное блюдо.
Герцог брезгливо вытер руки и вернулся в дом, прислонился спиной к двери, перевел дух и прислушался. Одна за другой захлопнулись дверцы карет, застучали копыта лошадей, гости разъехались.
— Жаль, прошли те благословенные времена, когда юных дев на выданье держали взаперти, — сказал герцог, ни к кому не обращаясь.
Но когда поднял глаза, увидел, что не остался без аудитории. На перилах верхней площадки лестницы восседала Эмили, болтая ногами в шелковых чулках. Надо полагать, она внимательно и с большим интересом наблюдала весь спектакль.
В глаза бросился изгиб крутого бедра, Джастин помрачнел и тихо добавил:
— Нет, недоступная каменная башня и крепкая дубовая дверь все равно не помогут. Ключ-то будет у меня.
Его мрачные раздумья прервало появление Лили и Миллисент. Они вышли из гостиной, горячо обсуждая свои наряды — готовились к посещению оперного театра. Когда герцог вновь взглянул вверх, на лестничной площадке никого не было.
В те годы для поклонников драматических спектаклей великого барда Уильяма Шекспира существовал Королевский театр на Друри-лейн, а любители пышных представлений и оперных арий отправлялись в Королевский театр в Ковент-Гарден. Это была самая крупная жемчужина в театральной короне Лондона, именно там более ста лет назад впервые прозвучали величавые мелодии «Ринальдо» Генделя. В далеком детстве родители не раз брали Джас-тина с собой в оперу, и мальчишка, цепко державшийся за брюки отца, свято верил, что элегантное убранство театра — это и есть рай, а пышногрудая певица, исполнявшая главную партию, — посланница бога на земле.
При входе в ложу Уинтропов на Джастина нахлынули воспоминания, повеяло магией прошлого, и он на миг закрыл глаза, устраиваясь в красном плюшевом кресле. За ним расположились Лили и Миллисент, во все глаза рассматривая зал, пока оркестр настраивал инструменты. Пенфелд стоял в узком проходе позади, перебросив через руку аккуратно сложенный оперный плащ герцога. Зная пристрастие своего слуги к музыке, Джастин решил взять его с собой, но Пенфелд явно предпочитал роль вешалки, а не любителя оперы в законном кресле.
Зрители негромко переговаривались, шуршали шелковыми юбками и нетерпеливо поглядывали на сцену, постепенно заполнялись частные ложи и места в партере. Джастин тоже с нетерпением ожидал начала представления, но настроиться на музыку мешали терзавшие душу дурные предчувствия. Буквально в последнюю минуту выяснилось, что Эмили не может поехать с семьей, у нее, оказывается, свои планы. Она почему-то вознамерилась отправиться в оперу с Сесилией в сопровождении графини-карлицы. Скрепя сердце герцог дал согласие, хотя был твердо убежден, что поступает неправильно.
Джастин приставил к глазам оперный бинокль и обозрел ряды частных лож, где под газовым светом хрустальных люстр сверкали бриллиантовые диадемы и броши, переливались золотые цепи карманных часов. Рядом со своими кавалерами в строгих черных костюмах богато разодетые дамы казались россыпью прекрасных цветов, выставленных в горшках на подоконнике. Крыльями огромных бабочек представлялись разноцветные веера, которыми беспрестанно обмахивались все уважающие себя женщины.
Найти Эмили оказалось не просто и ради этого пришлось встать. Наконец Джастин обнаружил ее в частной ложе ярусом ниже на той же стороне, что и ложа Уинтропов, но гораздо дальше от сцены. Наихудшие подозрения герцога полностью оправдались: ложа была битком набита какими-то юными пижонами и под стать им расфуфыренными девицами. Графиня подремывала в самом заднем ряду.
— Сэр, представление начинается, — потянул Пенфелд своего господина за рукав, чтобы привлечь его внимание.
Джастин недовольно поморщился, опустил бинокль и уселся на место. Два кресла рядом пустовали, поскольку матушка и Эдит отказались покинуть дом, сославшись на жуткую мигрень. На самом деле обе не выносили оперной музыки, но признаться в этом не хватало смелости.
— Почему ты не хочешь сесть? — спросил Джастин, указывая Пенфелду на два пустых кресла.
— Нет, нет, сэр, ни в коем случае, — в ужасе замахал руками слуга, будто ему предлагали совершить смертный грех. Он стойко продолжал стоять, глядя строго вперед, словно боялся нарушить неписаные правила поведения одним лишь взглядом в сторону сцены. — Мне нельзя, это неприлично.
Зазвучали первые ноты увертюры, зал притих, медленно пополз вверх тяжелый бархатный занавес.
— Можно твой бинокль? — попросила Лили, тронув Джастина за плечо.
— Обойдешься, — резко отверг поползновения сестры герцог.
Лили обиженно засопела и откинулась на спинку кресла.
Люстры в зрительном зале погасли, сцену залили потоки света, и полились божественные мелодии Бизе, но Джастин будто оглох. Он вновь направил бинокль на ложу, где сидела Эмили. На ней было нежно-розовое платье, выгодно оттенявшее цвет кожи, а непокорные кудри были стянуты лентой в свободный узел.
Джастин сфокусировал бинокль, сразу приметил рядом с девушкой шапку огненно-рыжих волос и чуть не задохнулся от злости. Конечно, это мог быть только Ричард Клейборн по прозвищу Дик собственной персоной. Небось пускает слюну на обнаженное плечо Эмили. Так, теперь их заслонила чья-то широкая спина. Черт! Герцог по пояс свесился из ложи, вытянул шею и поймал окулярами широко раскрытые гневные глаза. Опустив бинокль, он услышал сердитый шепот:
— Ошиблись адресом, приятель. Сцена в другом направлении.
Джастин вежливо кивнул, извиняясь, и отпрянул назад в ложу. В этот момент распахнулась дверь, повеяло знакомым ароматом лаванды, и за плечом прозвучал низкий голос Сузанны:
— Вы не против, если мы с мужем посидим с вами? Нашу ложу оккупировала моя кузина с большим семейством. Им внезапно взбрело в голову почтить Лондон своим присутствием.
Не дожидаясь согласия, бывшая нареченная Герцога расположилась рядом с ним, а ее муж устроился на другом кресле.
— Терпеть не могу оперу, — брюзжал усталый супруг, которого буквально силой вытащили из дома. — Не понимаю, почему женщин так сюда тянет.
В ответ Джастин промычал нечто невразумительное. В иных обстоятельствах он бы, естественно, вступился за свою давнюю любовь, стал бы отстаивать достоинства оперной музыки, но сейчас ему было не до того, голова забита иными заботами. Впрочем, в любом случае спора получиться не могло, поскольку не прошло и пары минут, как вечно занятой муж Сузанны утихомирился и тихо захрапел.
Герцог скосил глаза на бывшую невесту, преданно глядевшую на сцену, и подумал: «Интересно, помнит ли она наш последний вечер в оперном театре, закончившийся трагически, когда она назвала меня безмозглым ублюдком, узнав, что я отказался от прав на наследство?»
Сузанна и бровью не повела. Видимо, ей не дано было читать чужие мысли.
Джастин поерзал в кресле, в очередной раз внимательно изучил программку, побарабанил пальцами по плюшевому барьеру, понял, что все равно не удержится, схватил бинокль и вновь уставился на ложу, где сидела Эмили. Странное поведение герцога не ускользнуло от внимания Сузанны, она потянулась через его плечо, Джастин поплыл в волнах лаванды и тут вдруг увидел направленный на себя бинокль, вздрогнул от неожиданности и понял, что за ним наблюдает Эмили.
Сообразив, что ее обнаружили, девушка сразу же положила бинокль себе на колени и сделала вид, будто целиком и полностью поглощена действием, происходящим на сцене, где соловьем разливалась пышнотелая примадонна. Джастин с улыбкой откинулся в кресле, очень довольный собой, и небрежно положил руку на спинку кресла Сузанны.
— Эй, я ничего не вижу, — пожаловалась сидевшая позади Миллисент.
— Не забывай, что ты в опере, Милли, — парировал Джастин. — Здесь главное слышать, а не видеть.
Краем глаза он поймал ложу Эмили и с удовлетворением отметил, что она снова направила бинокль в его сторону. Тогда Джастин наклонился к Сузанне, будто спешил поделиться с ней своими сокровенными мыслями.
Когда первый акт подходил к своему величественному финалу, в ложе Эмили засуетились, и Джастин вновь схватился за бинокль. Мимо мирно дремлющей графини проскальзывали к выходу молодые люди, которым явно не терпелось насладиться запретным плодом — более энергичным и веселым зрелищем в мюзик-холлах. В первом ряду остались наедине Эмили и рыжеволосый Клейборн.
Джастин резко встал, не обращая внимания на визгливые протесты сестер. Примадонна выводила высоким сопрано божественную арию под перезвон хрустальных подвесок на люстрах. Пальцы до боли сжали перламутровые бока бинокля при виде того, как мерзавец Клейборн низко склонился над Эмили. Она кокетливо шлепнула его веером по руке, но это не охладило пыл негодяя, он обвил рукой тонкую талию и запечатлел на лебединой шее мокрый поцелуй.
Обладательница сопрано перевела дыхание перед тем, как взять заключительную высокую ноту, и в наступившей мертвой тишине неестественно громко прозвучал голос Джастина:
— Да шли бы вы все к чертовой матери! С меня хватит!
26
«Вполне может статься, что это письмо окажется последним, и поэтому из него нужно исключить полуправду и банальности…»
Все взоры в театре обратились в сторону Джастина, а примадонна так и застыла с открытым ртом, ее двойной подбородок дрожал от обиды и испуга. Не растерялся только тенор, который довел партию до победного конца, тут же вступил хор, и тяжелый занавес начал медленно опускаться. Наступила блаженная передышка, но никому не было дела до происходящего на сцене. Зрительный зал был поглощен иным спектаклем и завороженно следил за тем, что еще учудит скандально известный герцог Уинтропский.