Медейрос Тереза. Озорница

   — Оставь меня в покое, Пенфелд! Не хочу твоего чая, надоело. Хочу оловянных солдатиков! Сейчас же тащи сюда солдатиков, иначе велю всем срубить головы, черт бы вас всех побрал!
   Из предметов, висевших на вешалке, Эмили выбрала шелковую шаль, накинула на плечи и пригласила Николаса Салери выйти в сад. После духоты и сумрака курительной комнаты живительный прохладный воздух и яркий солнечный свет показались райским блаженством. С юга поддувал легкий ветерок, по оттаявшей и уже почти мягкой земле весело скакали и беззаботно щебетали птицы, все вокруг напоминало о том, что зима не вечна.
   Какое-то время Ники молча вышагивал рядом — со стороны могло показаться, будто прогуляться вышла влюбленная парочка, — а потом тяжело вздохнул и изрек так, словно каждое слово давалось ему с большим трудом.
   — Да-а, вынужден признать, что их светлость в гораздо худшем состоянии, чем я смел предположить. Как вы терпите? Ведь это просто невыносимо.
   — В свои хорошие дни, в периоды просветления, — ответила Эмили, чуть пожав плечами, как бы извиняясь за поведение своего опекуна, — у него случаются провалы в памяти, а в плохие дни им овладевает полное безумие. Мне кажется, что вчерашняя встреча с вами явилась для него шоком и его бедный мозг не выдержал.
   — До меня доходили разные слухи, — доверительно сообщил Ники голосом, преисполненным сострадания. — Рассказывали о всевозможных чудачествах и причудах, но я и не подозревал, что болезнь могла зайти так далеко. Скажите, пожалуйста, а правда ли, что однажды он грозился съесть одного из соискателей вашей руки и сердца?
   Эмили закусила губу, чтобы не рассмеяться, и продолжала игру:
   — К сожалению, это горькая правда. Стыдно признаться, но это так. Более того, бывало и похуже. Никогда не забуду тот ужасный вечер, когда он решил покончить с собой и выбросился из оперной ложи.
   — Трагично, воистину трагично, — сочувственно поцокал языком Салери. — А ведь в молодости он был очень талантлив. Просто сердце разрывается, когда подумаешь, какая потеря для общества, пропал огромный талант! С другой стороны, чему здесь удивляться? Чувство вины вполне может исковеркать и сломить тонкую артистическую натуру. Это неизбежно.
   Эмили присела на ржавую садовую скамейку, зябко кутаясь в шаль, словно ей неожиданно стало холодно.
   — Может, нам не стоит говорить о нем в таком тоне, господин Салери? Не будем забывать, что он приютил меня, дал крышу над головой. Я бесконечно благодарна ему за внимание и заботу. Согласитесь, мне не приличествует отзываться плохо о своем опекуне.
   — Плохо? О чем вы говорите? — воскликнул Салери. Он сел рядом, воткнул трость между жердей сиденья скамейки и горячо сжал руки девушки. — Да вы олицетворенное всепрощение. Любая другая на вашем месте повела бы себя совсем иначе.
   Ники приподнял пальцем цилиндр и попытался взглянуть Эмили в глаза, но она отвернула голову, страшась встретиться с гипнотическим взором этого темного субъекта.
   — Не знаю, как другие, но я готова все ему простить, — убежденно сказала Эмили. — Да и, по сути, он ни в чем не виноват. Герцог все объяснил мне в один из своих светлых дней, когда на короткое время к нему вернулись память и разум.
   Николас нахмурился, будто в глубокой задумчивости, отпустил руки девушки и достал из кармана портсигар.
   — Боюсь, недавняя встреча шокировала не только вашего опекуна, она и для меня была ударом. Не возражаете, если я закурю?
   — Ради бога, — поощрила улыбкой собеседника Эмили.
   Салери прикурил недрогнувшей рукой и глубоко затянулся, потом, сложив губы дудочкой, выпустил геометрически правильное голубое кольцо.
   — Полагаю, Джастин попытался скормить вам несусветную байку о том, будто он был вынужден убить Дэвида, чтобы таким образом спасти его от неизбежной мучительной смерти, ожидавшей вашего батюшку в плену у дикарей.
   — Несусветную? — эхом отозвалась Эмили, изо всех сил стараясь унять бешено стучавшее сердце.
   — Вымысел, чистейший вымысел, поверьте. Впрочем, готов допустить, что за минувшие годы Джастин свято уверовал в собственную ложь. Я не раз говорил, что ему следовало бы избрать карьеру писателя-фантаста, а вовсе не пианиста. — Николас искоса посмотрел на девушку, дабы убедиться, что полностью завладел ее вниманием. — Джастин всегда был крайне амбициозным человеком, и, как мне представляется, это сыграло свою роль задолго до убийства вашего батюшки. У моего молодого друга давно свихнулись мозги. Но не только это. Дэвид начал подозревать, что Джастин нас с ним обманывает, старается обвести вокруг пальца, и однажды все ему выложил. К несчастью, это случилось в то время, когда я был в отлучке, вел переговоры с туземцами.
   — Вы имеете в виду маори? — спросила Эмили. Ники согласно кивнул. — Я их знаю, мне довелось провести среди них некоторое время на Северном острове вместе с моим опекуном.
   — В таком случае вы по собственному опыту знаете маори как добрый и гостеприимный народ. Согласитесь, что они не имеют ничего общего с чудовищами, которые рисуются в горячечном мозгу Джастина. Во всяком случае, я не встречал среди них демонов с длинными раздвоенными хвостами. — Перед внутренним взором Эмили проплыл весело скалящийся Трини. Салери стряхнул пепел и продолжал: — В ту ночь я возвращался в лагерь, успешно завершив трудные переговоры с туземцами, и, подойдя поближе, услышал, как сердито ругаются мои компаньоны. Насколько я мог понять, Дэвид поймал Джастина на том, что тот пытался изменить в свою пользу очень важный документ, свидетельство на право владения земельным участком. Естественно, он принадлежал нам троим, а Джастин хотел вымарать наши имена и оставить только свое. Позднее, думаю, он планировал от нас избавиться и уготовил таинственное исчезновение. — Эмили вспомнила плотный лист бумаги, испещренный печатями, который как-то выпал из потайного ящика стола в хижине на Северном острове. Тогда ей не было дела до официальных документов, и она не стала его изучать, в чем ныне горько раскаивалась. — Конечно, мне следовало бы вмешаться и положить конец спору, приобретавшему все более ожесточенный характер, но в то же время хотелось узнать правду до конца, и я схоронился в зарослях. Дэвид угрожал Джастину, что все расскажет генерал-губернатору, а Джастин струсил, запаниковал и пристрелил Дэвида. У меня не было с собой оружия, и ничего не оставалось, как бежать, спасая собственную шкуру. Каюсь, поступил неблагородно, но иного выхода у меня не было.
   — Ужасно, просто ужасно. Вы чудом спаслись.
   — О да, воистину чудом, бог помог… Когда Джастин осознал, что натворил и чем это грозит, он позорно бежал, а я нашел прибежище в селении маори и скрывался там, пока не убедился, что убийца возвращаться не намерен. Только тогда я отважился приступить к разработке золотого прииска. Однако все последовавшие годы я был вынужден постоянно оглядываться, потому что знал, что в распоряжении Джастина находится документ на право владения земельным участком, который он изменил в свою пользу, а поэтому у него есть все основания, чтобы попытаться меня убить. Вы можете себе представить, как я был шокирован, когда стало известно, что Джастин вернулся и живет в Лондоне.
   — А что привело вас в Лондон, господин Салери, спустя так много лет? — осторожно поинтересовалась Эмили, хотя опасалась, что ступает по тонкому льду и ее вопрос может вызвать у Ники нехорошие подозрения.
   — Я приехал сюда из-за вас, — просто ответил он.
   — Из-за меня? — поразилась Эмили. Почти точно такие же слова она недавно слышала от Джастина.
   — Все эти годы, — пояснил Ники, — я не упускал из виду, что Дэвиду по закону принадлежит доля золотого прииска и, следовательно, часть прибыли по праву должна перейти его наследнице. Конечно, я бы вернулся в Англию значительно раньше, но, откровенно говоря, опасался, что мое появление здесь может поставить под угрозу вашу жизнь. Поймите, я же не знал, что вы теперь живете в одном доме с человеком, который так и не понес заслуженного наказания за убийство вашего батюшки.
   — Мне кажется, — сказала Эмили, горестно ломая руки, — что он уже понес достаточное наказание за совершенное им тяжкое преступление. По-моему, то, что произошло с ним, намного хуже пожизненного тюремного заключения и даже виселицы.
   — Вполне допускаю, — неохотно признал Ники, усмехнулся, бросил под ноги окурок и втоптал каблуком в землю среди редкой травы. — Но даже в нынешнем своем состоянии Джастин представляет опасность. — Он внимательно посмотрел на Эмили, будто силясь прочитать ее сокровенные мысли. — Однажды нарушив заповедь божью, преступник способен совершить новое злодеяние. Мне просто страшно подумать о том, что может случиться, пока вы живете с ним под одной крышей. Невинное хрупкое создание фактически ежедневно подвергается смертельной угрозе. Это невыносимо.
   — До глубины души тронута вашей заботой, — сказала Эмили и встала, изображая смущение, ей словно бы стало неловко от пылких взглядов, которые бросал на нее Николас.
   Он тоже поднялся, отбрасывая длинную тень, в сравнении с которой тонкая девичья фигурка казалась карликовой.
   — Я распорядился, чтобы мой стряпчий нанес вам визит и обсудил все формальности, связанные с правом унаследовать долю вашего батюшки в золотом прииске, — несколько напыщенно заявил Салери. — Вне зависимости от юридической стороны вопроса, не могу не чувствовать своей ответственности за то, что вы оказались в нынешней сложной ситуации. Возможно, все сложилось бы иначе, если бы я так долго не тянул с возвращением в Англию. — Николас взял Эмили за подбородок и легонько провел пальцем по нижней губе. — Вы позволите и мне прийти, мисс Скарборо?
   Она взглянула на него, кокетливо надула губки и прошелестела;
   — Вы нанесете мне смертельную рану, если откажетесь вновь меня навестить, господин Салери.
   Он на лету схватил ее руку, жадно прижал к губам и страстно выдохнул:
   — Скорее умру, чем позволю причинить вам боль.
   После чего, видимо, решил, что для одной встречи пылких речей более чем достаточно, подхватил свою трость и пошел по направлению к воротам. По дороге лишь раз остановился, взглянул на нее и почтительно коснулся цилиндра в знак прощания.
   Эмили осталась в одиночестве у садовой скамейки, кутаясь в шаль, края которой нещадно трепал ветер. Девушку мучил один лишь вопрос: почему Николас Салери добровольно, без намека на сопротивление, предложил отдать ей отцовскую долю в золотом прииске? Отсюда следовал второй вопрос: не ошибся ли Джастин, посчитав Ники злодеем? А если так, то вполне можно допустить, что он заблуждается и в других вопросах. Как же ей быть?
   Солнце пошло на закат, на девушку пала длинная тень от дома, Эмили зябко поежилась, посмотрела в сторону Гримуайлда. В солнечных лучах ярко сверкали стекла в западном крыле здания, и все же нельзя было не заметить темной фигуры в окне верхнего этажа. Плотнее укутавшись шалью, Эмили склонила голову и быстрыми шагами направилась к дому.
   …На фоне пламени огромного костра извивались в дикой пляске бронзовые тела, залитые липким потом. Они скакали и кружились, закатывали глаза и вертели бедрами под грохот морского прибоя и громкий стук сердца Эмили. Девушка оказалась в центре безумного танца, и его ритм, казалось, подхватила прозрачная ночная рубашка, трепещущая на теплом ветру.
   Шеренги пляшущих туземцев раздвинулись, и Эмили увидела Его — темную фигуру, выходящую из зарослей, широкополая шляпа низко надвинута на брови. Девушка пыталась сдвинуться с места, бежать, но ноги отказывались повиноваться, уходили в песок, глубокий и вязкий.
   А Он будто затеял какую-то странную игру, достал из кармана портсигар, зажал тонкими губами сигарету, зажег спичку, и при мимолетной вспышке Эмили сумела разглядеть Его глаза, но то были не глубокие темные впадины Ники, а золотистые глаза Джастина, излучавшие беспощадную жестокость.
   Он начал приближаться неспешно и грациозно, крадучись, как тигр, преследующий свою жертву. А когда прошел под тенью перистых листьев пальмы, превратился в настоящего тигра, мягко ступая всеми четырьмя мощными лапами. Потом присел, напружинился, приготовился к прыжку и вновь стал Джастином, щелчком отбросив в ночь горящий окурок.
   Эмили застыла на месте, не могла двинуть ни рукой, ни ногой и боялась дышать. Завороженная Его приближением, внезапно поняла, что и не хочет двигаться. Горючие слезы стыда опалили щеки, когда девушка осознала, что готова заплатить любую цену за возможность вновь оказаться в его объятиях. Он зашел сзади, и сильные руки обвили ее за талию. У него были тигриные глаза, но руки человека, ласковые и горячие. Их теплота согрела, растопила лед в душе, Эмили бессильно откинула голову, сдаваясь на милость победителя.
   Над костром взмыли длинные языки пламени, и обожгло жаром щеки, когда девушка почувствовала, как ее ноги раздвигает сзади крепкое колено, сильные руки сжимают грудь, ползут все ниже и ниже, достигают дрожащей плоти. Она всей кожей ощущала удивленные глаза туземцев, но не могла пошевельнуться, отдавшись томной неге ласки человека, завладевшего ее телом и душой. И в этот момент возле живота появился какой-то посторонний предмет, твердый и холодный. Эмили опустила глаза и увидела пистолет в руке Джастина. Он нежно провел стволом по ее груди, все выше и выше, пока черное дуло не уставилось в висок девушки. Эмили застонала и стала биться в жестких объятиях.
   Губы слились в сладостном поцелуе, и в то же мгновение Он нажал на курок…
   Эмили вскочила в постели, дико озираясь. Одеяло и простыни сбились в сторону, ночная рубашка насквозь промокла от пота. Безумный сон еще витал в подсознании, но стало ясно, что это всего лишь ночной кошмар. Огонь в камине почти погас, и в комнате было темно. Девушка сбросила с себя смятые простыни, припомнив, как вязкий песок лишал ее возможности сделать хотя бы шаг. Не проходило ощущение, будто всю ночь ее тело ласкали руки любимого, и взор невольно потянулся к двери. Ах, если бы сейчас повернулась дверная ручка и тихо отворилась дверь!
   Тут же на память пришли слова Джастина, сказанные со смехом: «Не имею ни малейшего желания противиться чужой воле. Если меня не ждут, меня там не будет».
   Нет, нет! Эмили по-прежнему ждала его, страстно желала видеть рядом. Ну почему он не может сейчас прийти, нежно обнять ее и убедить, что Ники лжет? Нет, батюшка погиб совсем не так, как описывает этот грязный мерзавец. Отчего Джастин не может прийти и осушить слезы ласковым поцелуем, развеять все сомнения и навсегда прогнать кошмары? Правда, во сне он все же ее поцеловал…
   Вспомнилось ночное видение, Эмили внутренне содрогнулась, выскочила из кровати и прошлепала босыми ногами к камину. Да, ждать Джастина бесполезно, он сдержит слово и не придет. После того как Салери покинул дом, герцог и его подопечная обменялись едва ли парой слов, а за ужином царило тягостное молчание, хозяйка дома и сестры Джастина озадаченно переглядывались, но не пытались завязать беседу.
   Эмили пошевелила кочергой тлеющие угли в камине в надежде возродить огонь, но угли рассыпались и погасли. Стало холодно, девушка обхватила себя руками, пытаясь согреться, но легче не стало. Голые ноги превратились в ледышки, бил мелкий озноб. Тогда она сердито посмотрела на дверь и приняла решение. Даже к кровати не вернулась, чтобы накинуть на плечи домашний халат, а просто открыла дверь и побежала по слабо освещенному коридору.
   Вскоре она поняла, что рассвет не за горами, поскольку почти до основания догорели свечи, зажженные с вечера. Со всех сторон обступила темнота, и в пути не раз случалось больно удариться голыми ногами о разлапистые ножки столиков, расставленных у стен. Хотелось ругнуться, но приходилось ловить падающие статуэтки и фотографии, чтобы не наделать слишком много шума.
   В конце концов девушка поняла, что следует идти прямо перед собой, не уклоняясь ни на шаг. И тут же наступила на скрипучую половицу, издавшую протяжный стон, — и пришлось замереть и прислушаться. Не хватало только разбудить слуг, они наверняка примчатся на шум, а то еще выскочит из спальни злой со сна Гарольд и треснет чем-нибудь тяжелым, с него станется. Затаив дыхание, Эмили решила переждать, а через пару минут продолжила путь.
   Вокруг все было спокойно, девушка миновала несколько длинных коридоров и достигла покоев хозяина Гримуайлда. Перед великолепной массивной дверью из красного дерева Эмили на секунду замерла, подняла было руку, чтобы постучать, но передумала. Интересно, а как чувствовал себя Джастин в ту ночь перед запертой дверью возлюбленной? Небось пережил немало, а теперь вот она, Эмили, напоминает нищенку, выпрашивающую милостыню.
   Девушка тряхнула головой, откидывая волосы, упавшие на глаза, вновь подняла руку, но так и не решилась нарушить мертвую тишину коридора. Возможно, не хватило мужества. Потом взялась дрожащими пальцами за бронзовую ручку, легонько повернула ее и осторожно открыла дверь.

33

   «Что бы я ни делал, даже если поступал неправильно, все было продиктовано моей любовью к тебе…»

   Краешком глаза Эмили заглянула в комнату и облегченно вздохнула. От былых сомнений и опасений не осталось и следа. Как и следовало ожидать, в столь поздний час Джастин не спал, а читал при свете свечи, взбив подушки за спиной. Балдахин над громадной кроватью был приподнят, и его края подвязаны к четырем стойкам простой веревкой, выглядевшей крайне неуместно на общем фоне богатого убранства.
   Одеяло из гагачьего пуха сползло к низу живота, оставив грудь открытой, волосы разлохмачены, на золотой оправе очков для чтения играет пламя свечи. На лице красивого мускулистого мужчины очки смотрелись столь трогательно, что Эмили буквально задохнулась от переполнившего ее страстного желания.
   Герцог поднял глаза; при виде девушки, выглядывавшей из-за двери, в его взгляде вначале мелькнуло удивление, затем взор затуманился, и Джастин сурово нахмурил брови.
   От такого приема появилось желание тут же повернуться и исчезнуть, поскольку провалиться от стыда под землю было довольно затруднительно. Но пути к отступлению были отрезаны, и оставалось только войти. Эмили на цыпочках прокралась в комнату и подыскала удобное место на пушистом ковре, где ногам было не так холодно.
   Жарко пылал огонь в камине, куда недавно подбросили угля, но Эмили продолжала мелко дрожать то ли от холода, то ли по иной причине. Джастин неспешно отложил книгу, снял очки и аккуратно засунул в футляр на прикроватной тумбочке. Девушка приблизилась к кровати, поглядывая на нее с вожделением. Кровать казалась огромной, теплой и манящей. В общем, ничего общего с лежащим на ней хозяином комнаты.
   — Я… как бы это сказать?.. я хотела… — запинаясь начала Эмили. Под строгим взглядом Джастина трудно было найти нужные слова.
   Герцог откинул одеяло и выпрыгнул из кровати, повязав бедра простыней, и Эмили поняла, что он ложится спать обнаженным.
   — Значит, вот до чего дошли наши отношения, — заговорил Джастин раздраженным тоном, меряя спальню длинными шагами от стены к стене. — Ты полагаешь, что можешь в любое удобное для тебя время просто войти в мою комнату? И это после того, как ты дала мне ясно понять, что думаешь обо мне! — На секунду герцог перестал метаться по комнате и сердито посмотрел на девушку. — Неужели ты думаешь, что я буду счастлив питаться объедками в тех случаях, когда тебе угодно снизойти до меня?
   Горячая сбивчивая речь возлюбленного поставила Эмили в тупик — она растерялась.
   — Неужели ты думаешь, что я, поглядев на свое отражение в зеркале завтра утром, смогу по-прежнему считать себя благородным человеком, если сейчас заплачу своей честью за несколько минут любовного экстаза? — воскликнул герцог, энергично потер затылок и принялся кружить вокруг Эмили. Внезапно резко остановился, сжал ее за плечи и сильно встряхнул. — Неужели ты считаешь себя настолько неотразимой в ночной рубашке, что посмела войти сюда в твердом убеждении, будто я не сумею совладать с собой? Неужели ты так уверена, что, когда стоишь передо мной, я забываю обо всем на свете и у меня не остается ни чести, ни гордости?..
   — Н-но я…
   — Так чтоб ты знала, ты абсолютно права! — воскликнул Джастин и жадно прильнул к дрогнувшим ее устам. Горячий язык требовательно запросил дорогу, добился своего и встретил радушный прием.
   Джастин отнес Эмили на кровать и прикрыл своим телом, его руки нетерпеливо срывали штанишки, сейчас герцог не был похож на прежнего чуткого и нежного любовника, подходившего к акту любви медленно, шаг за шагом, стараясь предугадать и удовлетворить малейшее желание своей возлюбленной. Он вел себя так, будто боялся, что в любую секунду может потерять Эмили и ее вновь поглотит темная ночь. С тяжким стоном Джастин вошел в нее и сразу понял, что его ждали и уготовили достойный прием.
   Горячность и нетерпение Джастина передались девушке, она обвила его руками, дрожа и всхлипывая под грубой лаской. Еще пару минут назад Эмили не находила себе места от холода, а теперь по жилам разбегалось всепоглощающее пламя. В уста вновь вторгся огнедышащий язык и стал действовать по образу и подобию ненасытных бедер. Никогда прежде Джастин не любил ее столь жадно и страстно, он шокировал и одновременно доставлял неземное наслаждение, особенно когда подвинул Эмили на край кровати и встал между ее ног, что позволило ему глубже в нее войти. Эмили до крови закусила губу, чтобы не закричать, глаза закатились, и плоть оказалась на тонкой грани неизведанного, в любое мгновение готовая сорваться в пропасть удовольствия или бесчувственного небытия.
   — Посмотри на меня, Эмили! — Приказал Джастин хриплым голосом, сдавив ее щеки. — Смотри прямо в глаза!
   Она покорно встретила всепоглощающий взор возлюбленного, пылавший страстью, и думала лишь о том, чтобы доставить ему наслаждение. Не отрывая взгляда янтарных глаз, Джастин прижал плечи любимой к кровати, заставил на секунду лежать неподвижно, вошел еще глубже, и в это мгновение оба содрогнулись и застыли. Даже уста Джастина, прикрывавшие рот Эмили, не смогли сдержать вырвавшегося на волю протяжного крика сладострастия.
   Проснувшись, Эмили обнаружила, что ее губы крепко прижаты к груди Джастина. Во сне их тела переплелись, его нога лежала на ее бедре, а рукой он сжимал ее ниже талии. В объятиях возлюбленного огромная кровать показалась теплой и уютной, как никогда. От пламени огня в камине по стенам плясали причудливые тени.
   Эмили потерлась щекой о мускулистую грудь, как кошка, благодарящая хозяина за обильный вкусный ужин. Она и впрямь была сыта по горло, чувствовала некоторую слабость и готовность бесконечно нежиться в постели. Ночью Джастин не удовлетворился и еще раз вошел в нее, с такой чуткостью и нежностью, так предугадывая любые ее желания, будто хотел возместить прошлую невольную грубость, и помимо воли Эмили разрыдалась от счастья.
   Она бережно укрыла Джастина покрывалом, осторожно, стараясь не разбудить, высвободилась из его объятий и выскользнула из постели. При малейшем движении ломило кости и стонали мускулы, так что, когда она встала на ноги и почувствовала, что может идти, это явилось приятным сюрпризом. Возле самой двери Эмили настиг резкий окрик, она испуганно оглянулась и встретилась с грозным взглядом хозяина Гримуайлда. Приподнявшись на локте, он смотрел ей вслед, будто решая, какую казнь уготовить ночной гостье.
   — Куда ты так спешишь? Добилась своего и улепетываешь?
   Эмили прикусила губу, чтобы не рассмеяться, мысленно досчитала до пяти и холодно ответила:
   — По правде говоря, запамятовала, зачем приходила… Ах, да, вспомнила. У меня прогорел камин, и я хотела взять взаймы немного угля. Но сейчас в этом нет нужды.
   Медленно отворила и, не оборачиваясь, прикрыла за собой дверь, так что не могла видеть, как у Джастина от удивления отвисла челюсть, а потом он раскинул руки и плашмя упал спиной на кровать.
   В тот же день, когда Эмили вошла в гостиную, там царила атмосфера наивысшего напряжения. Вокруг нервно суетились возбужденные слуги, смахивая пыль и сторожко поглядывая на Джастина. До них уже дошел слух о новом приступе болезни мозга хозяина Гримуайлда и страшном обвинении, брошенном богатым итальянцем на приеме у графини Гермон. В свою очередь, сестры Джастина проявляли железную выдержку и занимались привычным делом. Они продолжали вышивать как ни в чем не бывало, словно бы никто и не называл их брата убийцей и не было ничего особенного в том, что он спустился из спальни почти что голый, в одном домашнем халате, из-под которого торчали ноги в чулках. Несмотря на свой странный наряд, герцог вел себя вполне прилично в обществе домашних и никакой аномалии в его поведении не наблюдалось.
   Джастин вскинул глаза от книги, когда Эмили выбрала кресло напротив. Опускаясь в глубокие подушки, она не смогла скрыть гримасу боли, и герцог поспешно отвел взгляд. На помощь поспешила матушка.
   — Может, тебе что-нибудь подложить под спину, дорогая? — спросила она, протягивая богато вышитую подушечку. — Бывает, с утра даже у молодых кости ломит.
   — Нет-нет, спасибо не надо, — смущенно промямлила Эмили.
   «Интересно, слышала ли матушка, как мы орали всю ночь?» — подумал Джастин. В этот момент появился Пен-фелд, с явным неодобрением объявивший:
   — Господин Салери хотел бы повидать мисс Скарборо.