Медейрос Тереза. Озорница

   Эмили побледнела при этом известии и обменялась тревожным взглядом с Джастином. Ни один из них не ожидал, что Салери, проглотив наживку, постарается ускорить ход событий.
   — Передай, что приму его в саду, — сказала Эмили, вставая.
   Эдит тут же отложила рукоделие и тоже поднялась с места.
   — Эдит! Сидеть! — коротко приказал Джастин. И, встретив удивленный взгляд сестры, пояснил: — Эмили достаточно взрослая, и присматривать за ней не обязательно.
   — Но я думала… как же это она одна?.. — растерянно пролепетала Эдит.
   Помощь пришла с неожиданной стороны.
   — Ты абсолютно права, дорогая, — сказала герцогиня, выплывая из кресла. — А я как раз собиралась в оранжерею. Пойдем посмотрим, как поживают наши розы. — Выходя из гостиной, она обернулась и задумчиво оглядела сына и его подопечную.
   Возле терракотового фонтана Эмили поджидал Николас, облаченный в элегантный серый костюм в полоску. День выдался холодным, и девушка натянула на голову капюшон шерстяного плаща. Заодно можно было скрыть лицо от пытливых взглядов гостя.
   А он при виде Эмили расплылся в улыбке, напоминавшей свет газового фонаря на темной улице, и горячо сжал ее руки.
   — Мисс Скарборо! — радостно воскликнул Ники, несколько пререигрывая. — Какое счастье снова видеть вас! Вы сама свежесть, с вами не сравнится даже утренняя роса.
   — Ну, что вы, господин Салери. Вы мне льстите, — вежливо ответила Эмили. Она-то знала, что Николас явно преувеличивает. Вначале ее мучили кошмары, потом последовал визит в спальню герцога, бурная ночь, словом, спать почти не довелось, и под глазами набрякли этакие мешки в виде кошелька.
   Салери поднес ее руку к губам, и Эмили напряглась в ожидании слюнявого поцелуя, но в этот момент из дома донеслись первые такты шопеновского вальса. Ники вздрогнул и стрельнул взглядом на окна гостиной. Впервые Эмили увидела тень тревоги, промелькнувшую по смуглому лицу.
   — Он все еще играет на фортепьяно? — не выдержал Ники.
   — Иногда, — кивнула Эмили. — Это то немногое, что осталось от прежнего Джастина.
   К Салери вернулось прежнее самодовольство, он взял руку девушки под мышку, легонько прижал ее локтем и прогулочным шагом повел по дорожке, посыпанной гравием.
   — Должен вам признаться, — начал Ники, — что прошлую ночь я почти не спал — не выходил из головы наш вчерашний разговор. Боюсь, вы сочли меня презренным лжецом.
   Под звуки божественной музыки, витавшей в воздухе, легко можно было представить, как над клавишами летают длинные чуткие пальцы Джастина, и это придавало Эмили мужества.
   — При всем, сэр, желании я не смогу дурно думать о вас, — возразила девушка, скромно потупив глаза.
   — Спасибо на добром слове, но в данном случае вам приходится верить на слово кому-то одному: либо мне, либо вашему опекуну. Вот если бы у меня была возможность сослаться на тот злосчастный документ, свидетельство на право владения земельным участком… Как вы думаете, где Джастин может хранить его? Прячет где-нибудь в доме?
   Эмили вспомнила покрытые плесенью завалы книг и бумаг, оставшиеся в хижине на Северном острове.
   — Сомневаюсь, — сказала она. — Ведь с самого начала их светлость не намеревались надолго задерживаться в Англии и оставили все свои бумаги в Новой Зеландии.
   — Крайне неудачно сложилось, — заметил Николас. — Без этого документа я не могу доказать свою правоту.
   «А Джастин не может доказать свою», — мрачно подумала Эмили, а вслух сказала:
   — Я верю вам на слово, господин Салери, мне не требуются письменные доказательства.
   Николас живо повернулся к ней, и Эмили постаралась изобразить невинность и простодушие, втайне надеясь, что не перебарщивает и не выглядит кроликом, зачарованным гипнотическим взором удава.
   — Пожалуйста, называйте меня Николас, либо, если вам будет угодно, просто Ники, — предложил Салери, сбрасывая капюшон с головы девушки. — Ради бога не сочтите меня слишком дерзким.
   Рука Салери лежала на ее плече, холеный палец нежно поглаживал по щеке, Николас наклонился, и Эмили поспешно закрыла глаза, моля бога, чтобы дал ей силы и ее не стошнило. Но в тот момент, когда их губы должны были соприкоснуться, со стороны гостиной раздался какофонический взрыв и грубый мужской голос затянул песенку о похождениях непутевой Мод с улицы Шрюсбери-лейн. Певец предупреждал, что любая попытка добиться любви Мод закончится плачевно: «Кокетка украдет твой кошелек, ничего не даст взамен, но ты все равно будешь требовать еще и еще».
   Ники поморщился и убрал руку, а Эмили невольно хрюкнула, понадеявшись, что ее спутник примет этот странный звук скорее за томный вздох девушки, обманутой в своих ожиданиях, чем приглушенный смех. Она снова надвинула капюшон на голову и поспешно сделала несколько шагов по тропинке. Ники последовал за ней, прикидывая в уме новую стратегию.
   — Полагаю, нынешнее состояние герцога доставляет вам немало хлопот и беспокойства, вы находитесь в постоянном напряжении. Ведь в любую минуту он бог знает что может выкинуть. Осмелюсь поинтересоваться, не причинил ли он вам вреда?
   — Нет, нет, что вы! Мне кажется, я ему нравлюсь… — Эмили сделала небольшую паузу и закончила: — …по-своему, конечно.
   Прогулка продолжалась. Видимо, Ники проглотил и эту наживку и начал плести липкую паутину вокруг истории, рассказанной Джастином. Он не замолкал ни на секунду, то и дело поминая кстати и некстати свидетельство на право владения земельным участком. В его речах этот документ всплывал так часто, что у Эмили появилось желание закричать, зажать уши и бежать куда глаза глядят. Ее спасло неожиданное появление в саду невозмутимого Пенфелда, который втянул Салери в ученую беседу о достоинствах и недостатках индийского и китайского сортов чая. Поблагодарив взглядом вовремя подоспевшего слугу, Эмили извинилась и отправилась в дом распорядиться, чтобы гостя напоили чаем.
   Когда она проходила через гостиную, брезгливо вытирая ладонью рот, из-за портьеры показалась мускулистая рука и втянула Эмили в альков у окна.
   — Ну как? — спросил Джастин. — Как себя чувствуешь? Все в порядке?
   — И да и нет, — ответила девушка, ухватившись за лацканы домашнего халата «больного». — Долго я не вынесу, пора с этим кончать.
   — Если хочешь, можем прямо тотчас положить этому конец, — предложил герцог. Эмили похолодела, глядя на его мрачное лицо, сурово поджатые губы и жесткое выражение глаз.
   — Нет, останавливаться нельзя. Пока что он ничего нам, по сути, не сказал, не открылся. Нужно его добить.
   Стук каблуков по паркетному полу предупредил их о приближении Ники. Парочка испуганно замерла, ожидая, что в любую секунду их могут обнаружить и придется закончить пьесу без грандиозного финала. Первой нашлась Эмили. Потянулась и привела прическу герцога в полный беспорядок.
   — Что ты делаешь, черт возьми? — шепотом спросил Джастин.
   — О нет, пожалуйста, ваша светлость, не надо, прошу вас, — простонала в ответ Эмили.
   Герцог быстро смекнул, что от него требуется, и сразу вошел в роль. Рванул девушку за кружевной воротник и крикнул хриплым голосом:
   — Ну же, девочка! Кончай трепыхаться! Всего один маленький поцелуйчик. Ну не откажешь ведь своему новому папочке?
   Шаги замерли недалеко от двери. Из алькова у окна появилась Эмили, зажимая рукой разорванный воротник. Она сделала вид, будто не замечает Николаса, который на цыпочках подкрадывался к двери.
   — Сэр, прошу вас, не надо, пожалуйста. Вы же обещали больше этого не делать, — жалобным голосом молила Эмили.
   Джастин схватил ее за талию, жадно облизнулся и одарил таким вожделенным взглядом, что ему мог бы позавидовать профессиональный актер, хотя Эмили подозревала, что актерское мастерство здесь ни при чем.
   — Не сопротивляйся, дитя мое! — рычал герцог. — Тебе понравится. Вот увидишь.
   Из-за двери осторожно выглянул Николас.
   — Ударь меня! — скомандовала Эмили одними губами.
   Джастин крепче сжал ее в объятиях, и чувствовалось, что в данную минуту он утратил нить игры и действительно не знает, как поступить.
   — Не говори глупостей, — зло прошипел он.
   Эмили забилась в его руках, изображая отчаянное сопротивление, впилась острыми ногтями в мощные бицепсы, приложила рот к уху герцога и потребовала:
   — Ударь меня, черт возьми!
   — Ах ты дрянь! — поднял голос хозяин Гримуайлда. — Я научу тебя слушаться старших! — Моля глазами о прощении, он замахнулся и влепил девушке звонкую пощечину.
   Эмили ощутила лишь легкий ветерок, потому что Джастин едва притронулся к ее щеке и одновременно хлопнул другой ладонью по стене, имитируя звук пощечины. Однако при этом у девушки, якобы от обиды, выступили слезы на глазах, и тогда лицо герцога сразу стало такое жалостливое, что сомнений быть не могло: по части актерского таланта герцог в подметки не годится своей подопечной. Если бы Ники мог увидеть сейчас его лицо, продолжать представление было бы бессмысленно. Спасая положение, Эмили рванулась из объятий Джастина и чуть не угодила в руки Николаса, внимательно наблюдавшего за этой драматической сценой. Он не сразу сумел согнать с тонких губ торжествующую злую усмешку, но быстро сообразил, что от него требуется, и негодующе вопросил:
   — Послушай, приятель, а что здесь, собственно говоря, происходит? В чем дело?
   Джастин прошел мимо, не удостоив бывшего компаньона ответом, а Эмили с разгона бросилась в объятия Салери. Бормоча приличествующие случаю слова утешения и сочувствия, он провел девушку к кушетке возле окна. Эмили разыграла бурную сцену взбудораженной и незаслуженно оскорбленной невинности, демонстрировала, какого труда ей стоит совладать со своими эмоциями, охала, ахала, горестно вздыхала, вытирала ладонью слезы и звучно сморкалась в белоснежную манишку Николаса. Ему потребовалось применить силу, чтобы оторвать безутешную девицу от груди и спасти свой наряд, после чего он вынул из кармана носовой платок и стал навязывать его Эмили. С лица Салери не сходила брезгливая гримаса.
   — Простите меня, бога ради, — сказала Эмили и, прижав к носу платок, использовала его по прямому назначению, хотя изначально он явно был призван лишь украшать наряд хозяина. — Никак не предполагала, что вы можете стать свидетелем столь безобразной сцены. Еще раз простите, что так случилось.
   — Все, что мне довелось увидеть, лишь подкрепляет мои наихудшие подозрения, — напыщенно заявил Николас, стараясь придать своему лицу выражение глубокого сочувствия и благородного негодования одновременно. — Если раньше мне казалось, что без этого можно обойтись, теперь, после того как я стал невольным свидетелем непристойной выходки вашего опекуна, у меня просто нет иного выхода.
   Из внутреннего кармана Николас неожиданно извлек небольшой пистолет, при виде которого у Эмили по-настоящему задрожали руки. Салери разогнул ледяные пальцы девушки и вложил оружие в ее ладонь.
   — Дорогая моя, — торжественно изрек Салери, как обычно, выговаривая эти два слова по-итальянски, — прошу вас принять мой скромный дар. Теперь вы сможете, если понадобится, постоять за себя и дать отпор этому сумасшедшему. Не бойтесь ничего. Ни один судья в этой стране не посмеет осудить вас, если вы убьете Джастина. Он безумен и опасен для окружающих.
   Эмили не могла отвести глаз от крошечного пистолета, сознавая, что эта «игрушка» способна сразить наповал даже самого сильного мужчину. Отделанная перламутром рукоятка лежала в руке, будто была для нее создана.
   — Владейте на здоровье, — пожелал Николас, загибая пальцы Эмили вокруг рукоятки пистолета. — Уверяю вас, ваш батюшка на моем месте поступил бы точно так же.
   Эмили подняла на него глаза, будто завороженная сочувствием и искренним желанием помочь, светившимися в его взоре. Немой разговор грубо прервал оглушительный вопль, прозвучавший в сумрачных глубинах Гримуайлда.
   — Думаю, мне пора уходить, — заспешил Ники. — Если позволите, завтра я снова зайду. Будьте настороже и строго следуйте моим советам.
   — Обязательно, — пообещала Эмили. Встала, сделала шаг и замерла. Она вела себя как зомби. — Николас, одну минутку! — позвала она, когда гость уже повернулся к ней спиной.
   Салери вопросительно уставился на девушку.
   — Вы забыли носовой платок, — напомнила Эмили, размахивая мокрой тряпицей.
   Гость попытался изобразить благодарственную улыбку, но не получилось; он брезгливо взял платок двумя пальцами, вынес его в коридор и сунул в цветочный горшок возле вешалки.
   Проводив глазами Салери, Эмили разжала ладонь и стала изучать его подарок. Семь лет назад из подобного оружия был убит Дэвид, ее отец, положив конец счастливой поре ее жизни.
   За спиной послышались шаги, и девушка быстро сунула пистолет в карман платья. Развернулась и увидела Джастина.
   — Что он сказал тебе?
   — Ничего, — ушла от ответа Эмили. — Ничего существенного.
   Она попыталась пройти мимо, но Джастин взял ее за плечо, посмотрел в глаза.
   — Обманываешь, — убежденно сказал он. — Хотелось бы знать почему.
   — Оставь меня в покое, пожалуйста, — взмолилась девушка. — Мне надо побыть одной, я жутко устала. — В глазах герцога читались боль и сострадание, смотреть на него было выше сил, и Эмили вырвалась, почти побежала прочь.
   Она понимала, что в этом спектакле ей предстоит сыграть самую опасную роль, о чем теперь постоянно напоминал крошечный пистолет, оттягивавший карман платья и немилосердно колотивший ее по бедру, пока Эмили поднималась вверх по лестнице в свою комнату.
   Джастин чувствовал, что с каждой минутой, с каждым днем Эмили неумолимо ускользает от него, но ничего не мог с этим поделать. Ежедневно в Гримуайлде появлялся Ники, они уединялись и вели долгие беседы, сидели рядышком, как влюбленные, перешептывались и весело смеялись, но моментально замолкали, если герцог входил в комнату, при этом девушка смотрела на опекуна холодно и подозрительно. Она перестала пересказывать ему содержание своих разговоров с Салери, вообще не делилась с ним, будто утратила всякое доверие. «Неужели она готова поверить злобным измышлениям Ники?» — не раз спрашивал себя Джастин и продолжал мучиться в поисках ответа. Он по-прежнему играл роль сумасшедшего, временами впадая в ярость, а в другие дни изображая безумное веселье, и с каждым днем все больше входил в свою роль. Иногда возникало ощущение, что он уже не разыгрывает безумца, а в самом деле стал им.
   Члены семьи и слуги старались обходить его стороной, принимая поведение хозяина Гримуайлда за чистую монету. Только в глазах матери мелькало сомнение, она отказывалась поверить в безумие сына, а когда он играл особенно убедительно, на ее лице читалось невыносимое страдание. В таких случаях у него появлялось искушение довериться ей, поплакаться и поведать все как есть, но каждый раз верх брала гордыня, желание своими силами довести дело до конца. Но более всего Джастин терзался подозрением, что теперь ему приходится бороться в одиночку, хотя не мог поверить, что Эмили способна с такой легкостью переметнуться на сторону врага. Она больше не приходила к нему по ночам, и герцог до рассвета метался по огромной спальне, как тигр в клетке. В отчаянии он не знал, что еще предпринять, а потом решил расширить круг своей деятельности и начал собирать информацию о деловых операциях Салери.
   После очередной встречи с детективами, которые вели расследование дела Ники, герцог вернулся домой поздно вечером потрясенный известием о том, что Салери заказал два билета на пароход, курсировавший между Англией и Новой Зеландией. Отплытие было назначено на этой неделе. Джастин окончательно вышел из себя, узнав, что Эмили отправилась в оперу в сопровождении ее «милого друга господина Салери».
   — Что ты наделала? — кричал он на растерянную и ничего не понимающую Эдит. — Как ты могла это допустить? Почему позволила ей выйти из дома одной?
   — Но ты же никогда не возражал против того, чтобы она оставалась наедине с господином Салери в нашем доме, — запротестовала Эдит, у которой от незаслуженной обиды слезы навернулись на глаза. — Сам ведь говорил, что он старинный друг ее батюшки. Откуда мне было знать, что на этот раз кому-то из нас тоже следовало пойти в оперу?
   — Если бы твоя фарфоровая головка служила бы тебе не только для идиотских причесок, смогла бы сама догадаться! — продолжал бушевать хозяин Гримуайлда.
   Эдит уронила рукоделие и зашлась в громких рыданиях. На выручку поспешили Лили и Миллисент, подскочили с двух сторон к сестре, принялись утешать ее и гладить по вздрагивающим плечам, бросая на брата взгляды, призванные пристыдить этого закоренелого мерзавца. Пришлось их оставить в покое; Джастин отошел от них подальше, нервно потирая затылок.
   — Ты всегда был хорошим сыном и братом, — укоризненно сказала матушка, с трудом вытаскивая свое грузное тело из глубокого кресла. — Если помнишь, в детстве батюшка даже не считал нужным тебя наказывать, но сейчас мне кажется, что это было его величайшей ошибкой. В свое время тебя следовало хорошенько излупить тростью.
   — Трость моему отцу была без надобности, — живо возразил Джастин, оборачиваясь к матушке. — Он пользовался иным, более действенным оружием: умел подобрать язвительные слова, которые ранили больнее, чем удар тростью. Откровенно говоря, я бы предпочел, чтобы он разок-другой врезал мне кулаком, как и приличествует настоящему мужчине, а не хлестал меня языком, отпуская обидные замечания.
   Разгоравшийся спор о достоинствах и недостатках физических методов воздействия при воспитании подрастающего поколения прервало неожиданное появление изначальной причины ученой дискуссии.
   — В чем дело? Что здесь происходит? Зачем шумим? — весело поинтересовалась Эмили.
   В гостиной воцарилась мертвая тишина, все взоры обратились к девушке, стоявшей у распахнутой двери, излучая тепло и блистая светским лоском. Кремово-голубое атласное платье с рюшами плотно облегало бедра, сбегая вниз кружевными оборками, из-под которых кокетливо выглядывал край нижней юбки цвета слоновой кости. Наряд завершали подобранные в тон перчатки, украшенные перламутровыми пуговицами, а волосы на висках были заколоты такими же гребнями. «Да ведь это же мой подарок!» — внутренне содрогнулся герцог при виде этих гребней. Его буквально колотило от ярости.
   Прошуршав подолом, Эмили подбежала к Эдит, встала перед ней на колени, и из атласного ридикюля на свет тотчас появился белоснежный носовой платок.
   — Ну, ну, не надо плакать, — приговаривала Эмили, вытирая слезы Эдит платком. — Смотри, твое рукоделие промокло насквозь, вся работа насмарку. — Девушка выпрямилась и посмотрела на главного виновника трагедии. В ее глазах не было укора, вообще никаких эмоций, будто перед ней был неодушевленный предмет. — Разве тебе не сказали? Я просто была в опере, давали «Травиату», божественный спектакль, чудные голоса и сказочная музыка. По-моему, на такое способны только итальянцы. Обожаю все итальянское.
   Ответ напрашивался сам собой, но Джастин прикусил губу и промолчал. «Чего она добивается? — мысленно задавался он вопросом. — Пытается меня спровоцировать на убийство прямо в гостиной, на виду у всех?»
   — Нам нужно поговорить, — мрачно объявил герцог. Эмили подавила усталый зевок, прикрыв рот перчаткой, и небрежно отвергла домогательство.
   — Поговорим, возможно, утром. Сейчас я слишком устала и прямиком отправляюсь спать.
   С этими словами она выплыла из комнаты, на прощание кокетливо вильнув турнюром. В гостиной вновь зависло гробовое молчание, длившееся, если судить по часам на каминной полке, целых три долгих минуты. Эдит не отваживалась даже всхлипнуть. Где-то наверху хлопнула дверь и щелкнул замок.
   Звук ключа, повернувшегося в замке, вывел Джастина из оцепенения. Это была последняя капля, переполнившая чашу терпения. Герцог не мог больше сдерживаться, он ринулся из гостиной и помчался вверх по лестнице, перескакивая через две ступеньки. Ему было в высшей степени наплевать, что о нем подумают, он мчался по коридорам, видя перед собой только одну цель — спальню Эмили. По дороге зацепил бедром и перевернул небольшой столик, смирно стоявший у стены, дождем посыпались фотографии, усеяв пол осколками разбитых рамок.
   Длинными шагами хозяин Гримуайлда преодолевал один коридор за другим и наконец достиг цели. Он снова оказался перед дверью спальни Эмили. Казалось, полжизни провел в этом состоянии — стоял перед ее дверью и ждал. Но на этот раз история не повторится.
   Джастин не стал возиться с дверной ручкой, просительно стучать, в данную минуту он не испытывал ни малейшего желания выступать в роли нищего с протянутой рукой. Прошло то время, когда он молил о милостыне. Герцог поступил как приличествует настоящему хозяину. Мощным ударом ноги он просто вышиб дверь.

34

   «Наступит день, когда мой голос придет к тебе с дуновением ветра…»

   Прижав руки к груди, будто пытаясь унять трепетно бившееся сердце, Эмили в ужасе смотрела на Джастина, попиравшего ногой сорванную с петель дверь, как поверженного врага. Герцог повел глазами на замок, свисавший сбоку, уперся руками по обеим сторонам дверного проема и с ленивой усмешкой посмотрел на хозяйку спальни. Губы искривились, но глаза остались холодными и колючими.
   — Привет, милочка. Я вот подумал: может, у тебя прогорел камин и пора подбросить свежего угля? Или, надо понимать, уже нашелся другой, кто заботится о том, чтобы у тебя не погас огонь?
   Эмили промолчала, изучая ночного гостя. Растрепанные и давно не стриженные волосы висят грязными лохмами, рубашка несвежая, костюм помят, в покрасневших глазах пляшут безумные огоньки; вид такой, будто не спал уже много ночей кряду, смертельно устал и вконец отчаялся. Короче говоря, хозяин Гримуайлда собственной персоной, человек, не имеющий ничего общего с Николасом Салери, всегда одетым по последней моде, обладающим изысканными манерами и обаянием светского льва. Да, у Джастина было все, о чем Ники мог только мечтать. С трудом оторвав взгляд от герцога, напоминавшего в данную минуту варвара, принесшего кровавую жертву богам, Эмили призвала на помощь всю силу воли, чтобы сохранить спокойствие. Только таким путем, по ее разумению, можно вывернуть прошлое наизнанку, перетрясти, проветрить, выстирать, высушить и с миром вернуться в день сегодняшний с надеждой на будущее. Она была обязана все вынести на своих плечах и все выдержать, чтобы спасти обоих мужчин, которых любила, одного — с детства, а другого — с той незабываемой ночи на берегу Северного острова.
   — Если это действительно тебя интересует, могу сообщить, что Николас уже сделал мне предложение, — сказала Эмили нарочито равнодушным тоном.
   — Отлично задумано! — живо откликнулся Джастин. Злые искорки в янтарных глазах пустились в безумный танец. — Почти как в сказке. В приданое, надеюсь, зачтется твое наследство? А после свадьбы вы отправляетесь, как водится, в путешествие, он привозит молодую жену в свое поместье в Новой Зеландии, все идет хорошо, просто загляденье… Как ты думаешь, сколько должно пройти времени, прежде чем новая хозяйка роскошного дома неожиданно погибнет? Естественно, это будет трагедия, несчастный случай… Ну, сколько ты отводишь себе на счастье и безмятежную жизнь? Неделю? Месяц? Я знаю Ники и твердо убежден, что, как только он приберет к рукам твою долю в золотом прииске, ты станешь для него обузой и он постарается избавиться от тебя, как в свое время расправился с Дэвидом руками вашего покорного слуги и в результате избавился от обоих. — Герцог оставил свой пост у двери и приблизился вплотную к кровати. — Неужели память отшибло? Неужели забыла, какое это чудовище? Ведь именно он замыслил и провел в жизнь план убийства твоего отца.
   Эмили прикрыла глаза ресницами, чтобы Джастин не смог увидеть отражения собственной боли. Нужно было собраться с силами, сохранить самообладание и убедить герцога, что она его ненавидит. Эмили зажмурилась и попыталась возродить свои прежние чувства к опекуну, на долгие годы бросившему девочку на произвол судьбы. Да, было время, когда она ненавидела его всей душой, а позднее так же страстно стремилась забыть об этом. Сейчас понадобилось вновь окунуться в прошлое.
   Открыв глаза, Эмили знала, что сейчас они пылают презрением, и постаралась вложить это чувство в свои слова.
   — Да, это была его задумка, но, если мне не изменяет память, на курок он не нажимал. К тому же, при всем желании, его нельзя обвинить в том, что он семь лет лгал и утаивал правду.
   Джастин задумчиво потер голову и с горьким смешком сказал:
   — Ники всегда умел хорошо устроиться, все заранее просчитать и предусмотреть. Думаю, он позволит тебе немного пожить. Во всяком случае, до тех пор, пока ты ему не прискучишь в постели. — Он насмешливо приподнял бровь. — Допускаю, что это может продлиться значительное время с учетом твоих талантов в постели, а мы оба знаем, что у тебя это получается недурственно.
   Тогда Эмили отпустила ему пощечину. Джастин беспомощно посмотрел на нее, и вид у него был очень жалкий, но это быстро прошло, и глаза запылали яростью. Герцог придавил девушку к изголовью кровати и сжал ее горло руками.
   — Если думаешь, что я способен на убийство, за доказательствами далеко ходить не придется, — прорычал Джастин. — Бог мне свидетель, я скорее убью тебя, чем позволю Ники обладать тобой.