Страница:
обязанности Президента СССР" Янаеву о встрече с Горбачевым, чтобы выработать
оценку происходящих событий и сориентировать партию. Сказал ему, что такое
постановление совершенно недостаточно: нечего тут выяснять, надо
действовать, и прежде всего немедленно принять политическое заявление. Счет
идет не на часы, а буквально на минуты. Ивашко заявил, что выполняет
поручение Секретариата и направляется в Крым. Посоветовал мне связаться с
Дзасоховым, с которым я переговорил еще раз, но тот сообщил лишь о том, что
на 16 часов назначил пресс-конференцию, где он выскажется от себя. Время
было потеряно.
Правда, 22 августа появилось запоздалое Заявление Секретариата ЦК КПСС,
но было уже слишком поздно. К тому же оно оказалось очень слабым, размытым,
не содержало осуждения путча и его организаторов. Наивной выглядела попытка
оправдать позицию партии тем, что руководящие органы КПСС якобы поставлены
перед тяжелыми фактами и необходимостью давать оценку уже свершившимся
политическим событиям. Спрашивается, что мешало дать такую оценку событиям,
когда они только начинали разворачиваться?
Секретариат ЦК выступил "за срочное проведение Пленума ЦК с непременным
участием Генерального секретаря ЦК КПСС Горбачева". А почему Пленум ЦК не
был собран 19 или 20 августа с "непременным участием" Горбачева? В Заявлении
ничего не сказано об осуждении действий ГКЧП в отношении Генерального
секретаря, не дана оценка прямому участию некоторых руководителей партии в
заговоре против Президента. Вместе с тем, в прежнем поучительном тоне, как
будто бы ничего не произошло, Секретариат ЦК в своем Заявлении призвал
"проявлять выдержку и спокойствие", "не допускать сбоев в трудовом ритме",
"особое внимание уделять завершению уборки урожая, подготовке к зиме".
Лишь еще через день Секретариат ЦК высказался об участии ряда членов ЦК
"в действиях, связанных с попыткой государственного переворота", и обратился
в Центральную Контрольную Комиссию КПСС с предложением незамедлительно
рассмотреть вопрос об их ответственности.
Такие запоздалые шаги, предпринимавшиеся, как бы нехотя, под давлением
событий, ничего уже не могли изменить. Может быть, они даже имели обратное
действие и использовались для подогревания настроений против партии,
подталкивания к ее разгрому. Становилось все более ясным, что у одних
партийных руководителей были связаны руки для каких-то активных действий по
спасению партии, у других-- не хватило мужества, чтобы пойти на активные
действия против заговорщиков, третьи -- помогали ГКЧП.
Во второй половине дня 24 августа Горбачев опубликовал Заявление о
сложении с себя функций Генерального секретаря ЦК КПСС. Мне пришлось
участвовать в его составлении. Скажу, что взвешивался каждый нюанс, каждое
слово с учетом принципиального значения этого шага. Считаю полезным
воспроизвести его текст полностью, ибо в дальнейшем он оброс всякого рода
комментариями, домыслами, которые существенно исказили истинный смысл
документа. Вот он:
"Секретариат, Политбюро ЦК КПСС не выступили против государственного
переворота, Центральный Комитет не сумел занять решительную позицию
осуждения и противодействия, не поднял коммунистов на борьбу против попрания
конституционной законности. Среди заговорщиков оказались члены партийного
руководства, ряд партийных комитетов, средств массовой информации поддержали
действия государственных преступников. Это поставило миллионы коммунистов в
ложное положение. Многие члены партии отказались сотрудничать с
заговорщиками, осудили переворот и включились в борьбу против него. Никто не
имеет морального права огульно обвинять всех коммунистов. И я, как
Президент, считаю себя обязанным защищать их, как граждан, от необоснованных
обвинений. В этой обстановке ЦК КПСС должен принять трудное, но честное
решение о самороспуске. Судьбу республиканских компартий и местных партийных
организаций определят они сами.
Не считаю для себя возможным дальнейшее выполнение функций Генерального
секретаря ЦК КПСС и слагаю соответствующие полномочия. Верю, что
демократически настроенные коммунисты, сохранившие верность конституционной
законности, курсу на обновление общества, выступят за создание на новой
основе партии, способной вместе со всеми прогрессивными силами активно
включиться в продолжение коренных демократических преобразований в интересах
людей труда".
Как видно из текста Заявления, Горбачев, сложив с себя функции
Генерального секретаря ЦК КПСС, не принимал решения о роспуске партии и даже
выходе из нее, не предопределял ее судьбу так же, как и судьбу
республиканских партий и местных партийных организаций. Чтобы предотвратить
произвольные действия, разгром зданий и самовольный захват партийного
имущества, Президент издал Указ, которым Советам народных депутатов
поручается взять под охрану имущество КПСС. Вопросы дальнейшего их
использования, говорилось в Указе, должны решаться в строгом соответствии с
законами СССР и республик.
Во время работы над этим документом, а также Указом о роспуске Кабинета
Министров и образовании оперативного Комитета по руководству народным
хозяйством я сообщил Горбачеву, что с ним ищет встречи группа членов ЦК, в
том числе Биккенин, Дегтярев, Лацис. Такая встреча состоялась в Ореховой
комнате. Товарищи были ознакомлены с проектом Заявления Генерального
секретаря ЦК КПСС, высказали по нему свои соображения, которые были учтены
при окончательном редактировании текста. Они сделали и свое заявление,
которое передано по телевидению и опубликовано в печати.
В дальнейшем к Горбачеву не раз, в том числе через меня, пытались
обращаться некоторые члены ЦК, ставя вопрос о созыве Пленума. Я считал, что
это дело самих членов ЦК, а Горбачева, сложившего обязанности Генсека, не
следует втягивать в этот процесс. Рекомендация Горбачева, адресованная ЦК
КПСС, так и осталась нереализованной.
На местах же, и в первую очередь в республиках, последовала
незамедлительная реакция. Президент Казахстана Назарбаев заявил, что выходит
из Политбюро и ставит вопрос о выходе из КПСС всей республиканской
компартии. Примерно такое же заявление сделал Малофеев -- первый секретарь
ЦК Компартии Белоруссии. О выходе из состава ЦК КПСС и Политбюро ЦК КП
Украины объявил Кравчук. В дальнейшем судьба республиканских компартий
сложилась по-разному. В одних случаях их деятельность была запрещена, как в
РСФСР и на Украине, а затем восстановлена; в других -- они были
преобразованы в новые партии с сохранением преемственности с компартиями и
даже прежних лидеров.
Определенными силами в стране нагнеталась антикоммунистическая истерия.
Приостановлен выпуск "Правды", а уже это -- нарушение и общедемократических
норм. Закрыта и опечатана вооруженными "демороссами" Академия общественных
наук; причем опять не обошлось без унизительной и оскорбительной процедуры
досмотра ее работников. Несмотря на решение Президента о создании на базе
Института общественных наук Фонда исследований, его здание на какой-то
период было опечатано. Произведены обыски с нарушением депутатской
неприкосновенности у Фалина, Дзасохова и некоторых других секретарей ЦК. В
печати началась массированная кампания о сокрытии, якобы, незаконных средств
партии.
Эти неприглядные действия не встретили поддержки общественности.
Большую роль сыграли принципиальные выступления в ряде газет против запрета
"Правды" так же, как и других органов печати, осуждение антикоммунизма
многими авторитетными деятелями. Благодаря всему этому удалось не допустить,
чтобы страну захлестнула антикоммунистическая истерия. Она ведь не пощадила
бы никого, в том числе и партийных деятелей прошлого из числа нынешних
реформаторов. В начале сентября возобновился выход "Правды". К сожалению,
после этого она еще более сдвинулась вправо.
Тем не менее Президент РСФСР, ссылаясь на итоги двухдневных открытых
слушаний в Верховном Совете РСФСР, счел необходимым принять 6 ноября Указ --
о прекращении на территории РСФСР деятельности КПСС и КП РСФСР и роспуске их
организационных структур. Это была чисто политическая акция, означавшая
введение запрета коммунистической партии.
Вызывали серьезные сомнения не только юридическая обоснованность этого
указа (как и указа от 23 августа 1991 года о приостановлении деятельности КП
РСФСР), но и политическая аргументация. Она построена на том, что КПСС,
якобы, "никогда не была политической партией", что руководящие структуры
КПСС фактически поглотили государство. Но ведь как раз перестройкой и начат
был процесс превращения КПСС из фактора власти в общественно-политическую
организацию, а ее руководство явилось инициатором демократического поворота
в развитии страны.
Что касается ссылок на поддержку со стороны тех или иных деятелей и
структур КПСС попытки переворота 19--21 августа, то одно дело -- моральное
осуждение, а другое -- установление их юридической вины в судебном порядке,
что сделано не было.
Дальнейший ход событий известен: Конституционный суд Российской
Федерации не нашел оснований для подтверждения запрета на деятельность
Коммунистической партии РСФСР, а вопрос о КПСС вообще отказался
рассматривать. К сожалению, в возобновившей свою деятельность
коммунистической партии России верх взяли фундаменталистские консервативные
силы, ее руководство сомкнулось с деятелями пресловутого ГКЧП, отвергло
реформаторскую программу. Опираясь на традиционную приверженность
коммунистов старших возрастов к партии, особенно на периферии, она в течение
предстоящего периода, по-видимому, будет способна играть заметную роль в
политической жизни. Но не имея широкой поддержки со стороны молодежи,
интеллектуальных слоев общества, не может рассчитывать на сколько-нибудь
серьезное будущее.
Возникли и некоторые другие более мелкие партии и группировки
коммунистической и социалистической направленности, не располагающие,
однако, массовой базой. Ниша демократического социализма и социал-демократии
в политическом пространстве страны остается незаполненной.
Следует учитывать, что в общественном сознании пока доминируют по
меньшей мере пассивное, а то и резко отрицательное отношение к политическим
партиям вообще, своего рода антипартийные настроения: "обжегшись на молоке,
дуют и на воду". Конечно, это парадокс -- в высшей степени политизированном
обществе практически нет спектра серьезных политических партий.
Мое глубокое убеждение состоит в том, что во многом наши нынешние беды
и передряги связаны с отсутствием необходимого для нормального общества
демократического механизма, который в свою очередь немыслим без системы
серьезных политических партий. Процесс политической кристаллизации общества
неизбежно должен привести к появлению таких партий.
Основной смысл деятельности президентской администрации в
послеавгустовский период состоял в сохранении Союза республик,
предотвращении его начавшегося распада.
В этом вопросе, как в фокусе, сходилось все: и судьба экономической
реформы, успех или неуспех антикризисных усилий, и политический климат,
духовное и моральное самочувствие народов, и роль страны на международной
арене.
Ситуация в межнациональной сфере и раньше предопределялась соотношением
двух тенденций. Одна из них связана с экономической интеграцией,
производственной кооперацией, развитием научно-технических связей,
духовно-культурным взаимодействием народов, процессами миграции населения.
Своими корнями эта объединительная тенденция уходит в глубь веков.
Другая тенденция выражается в росте национального самосознания народов,
национальной идентификации, развитии языка и культуры, все большего
неприятия любых проявлений национального неравенства и тем более притеснения
-- одним словом, национального самоопределения. Эта тенденция также имеет
многовековую историю.
В годы перестройки она получила доминирующее значение. Решительная
критика старых порядков, административно-командной системы, проявлений
унитаризма, исходивших от Москвы, привели к тому, что центростремительные,
интеграционные процессы оказались оттесненными на какой-то период на второй
план. И напротив, в бурных формах стало проявляться действие центробежных
сил.
Августовский путч взвинтил эти силы. Республики еще острее
почувствовали, что от Москвы нельзя ждать ничего хорошего ни политически, ни
экономически, а угроза для их национальных устремлений вполне реальная.
Ссылки на первоначальные заявления некоторых республиканских руководителей,
не содержавшие решительного осуждения переворота в Москве, неосновательны.
Отмежевание от Москвы, причем в резких формах, в этом случае было совершенно
неизбежно, и оно было чревато серьезнейшими осложнениями и конфликтами.
Но и подавление путча, сопутствующие ему действия российского
руководства, не способствовали стабилизации отношений внутри Союза.
Республики почувствовали опасность с другой стороны -- от тех, кто встал на
пути путча, но затем сам оказался во главе власти и приступил к разрушению
союзных структур. К этому со стороны сепаратистских сил сложилось
двойственное отношение: во-первых, заинтересованность в ослаблении и
разрушении центра, открывавшую благоприятные возможности для выхода из
Союза, и во-вторых, крайняя обеспокоенность действиями российских
руководителей по овладению союзной собственностью, союзными управленческими
структурами. Масла в огонь подлили и непродуманные заявления о возможности
изменения границ между республиками.
В этих условиях Украина уже 23 августа сделала свое известное заявление
о независимости, которое положило начало серии заявлений о независимости и
со стороны других республик. Украина объявила о проведении 1 декабря
референдума о независимости. Ясно, о чем шла речь. Начался период
лавирования украинского руководства, фактического отхода его от договорного
процесса, постепенного ограничения участия в работе союзных структур.
Я не думаю, что в этой эскалации распада Союза следует винить лишь одну
какую-то республику. Но, конечно же, очень многое определялось политической
линией и конкретными шагами Российской Федерации и Украины. Я считал и
считаю, что у руководителей этих республик не хватило адекватного обстановке
понимания необходимости сохранения Союза, своей ответственности за судьбы
страны, многонационального государства, складывавшегося веками и не по
чьей-либо субъективной воле, а в силу реальных условий и объективных
потребностей.
Эти руководители не новички в политике. Трудно предположить, что они не
ведают, что творят. Вольно или невольно рождается подозрение, не принесены
ли интересы союзного государства в жертву политическим устремлениям этих
лидеров, укреплению их власти. Очень не хотелось бы думать, что это так Но
факты, логика событий -- очень упрямая вещь: чем другим, если не стремлением
к укреплению своей политической власти, объяснить действия российского
руководства по подчинению союзных структур властям Российской Федерации даже
после того, как путч провалился и было совершенно очевидно, что союзные
структуры не представляют никакой опасности.
Компромиссные решения Съезда народных депутатов в начале сентября
приостановили этот процесс, на каком-то уровне зафиксировали резкое снижение
компетенции союзного руководства и соответствующее расширение прав
республик, но этот компромисс, по-видимому, расценивался как временный,
промежуточный рубеж в демонтаже Союза. На нем дело не остановилось. Разрыв
союзных связей, правда, в иных формах, продолжался.
Линия российского руководства и в дальнейшем была по меньшей мере очень
противоречивой. Подтверждая необходимость подготовки и заключения Договора о
союзе суверенных республик и экономических соглашений между ними, в то же
время в практическом продвижении по этому пути, мягко говоря, не проявлялось
никакого энтузиазма, никакой заинтересованности в быстрейшем достижении
реальных результатов. Напротив, выдвигались всевозможные проблемы, ставились
условия, различного рода большие и малые препятствия, чинились всевозможные
помехи для деятельности союзных структур.
По-видимому, в течение определенного времени у российского руководства
шел поиск и не было четко выраженной линии. Но вот с начала октября она
стала "прорезаться" в виде курса на полную экономическую независимость
Российской Федерации при сохранении на какой-то период неких переходных
союзных структур. При этом была публично высказана претензия на роль
Российской Федерации как правопреемницы Союза. Думается, что оговорка о
сохранении на какой-то период политического союза была чисто тактической, не
меняющей основной сути курса -- на роспуск Союза.
В практической работе и на заседаниях Госсовета шло своеобразное
перетягивание канатов, тактическое маневрирование. Тон в этом смысле
задавали россияне и украинцы, а на них, естественно, посматривали и другие.
Так, на заседании Госсовета 11 октября Кравчук, не без сочувственной
поддержки некоторых других членов Госсовета, предложил ограничиться
обсуждением первых двух вопросов -- об экономическом соглашении и
продовольственном обеспечении, а по остальным ( в том числе по работе над
союзным договором) ограничиться информацией.
"Секрет" позиции Кравчука обнаружился, когда вопреки его предложению
все же начался обмен мнениями по вопросу о работе над Договором о союзе
суверенных государств. Кравчук заявил, что Украина не намерена участвовать в
этой работе, сославшись на соответствующее решение Верховного Совета
республики. Увещевания Кравчука, естественно, не помогли делу, тогда
Горбачев внес предложение обратиться от Госсовета к Верховному Совету
Украины и народу этой республики, четко сказать, что процесс создания нового
Союза немыслим без участия Украины, призвать украинский парламент изменить
свое решение, принятое в сложной послепутчевской обстановке 23 августа.
О ходе работы над Договором об экономическом сообществе на Госсовете
доложил Явлинский.
В сложившейся ситуации работа над договором об экономическом союзе
приобрела особое, можно сказать, решающее значение. Он мог поставить
преграду или во всяком случае ограничить процесс дезинтеграции экономики,
разрушения народнохозяйственных связей и тем самым устранить одну из главных
причин острой фазы экономического кризиса, создать лучшие условия для
перехода к рынку. Безусловно, это способствовало бы нормализации и
политических отношений между республиками через заключение нового Союзного
договора. Проект экономического договора был подготовлен Явлинским в
кратчайшие сроки и уже в начале сентября представлен Горбачеву. В нем были,
с моей точки зрения, определенные слабости -- недостаточная проработка
проблем рублевой зоны, рынка труда и социальных гарантий и другие, но
основной вопрос -- о едином экономическом пространстве выглядел сильнее, чем
в программе "500 дней". Имелось в виду, что договор будет дополнен пакетом
соглашений по конкретным вопросам.
Дальнейшая работа над Договором уже на многосторонней основе протекала
очень трудно. Противоречивую позицию занимали некоторые республики и прежде
всего Российская Федерация. Ее представители вроде бы и участвовали в
процессе работы над основным текстом Договора и над приложениями к нему, но
вместе с тем постоянно резервировали свои позиции. Все ждали, что же скажет
Ельцин на Госсовете по этому поводу.
Борис Николаевич высказался в поддержку Договора, даже за "быстрейшее
его подписание", но в качестве условия выдвинул подготовку серии соглашений
по конкретным вопросам -- оговорка, сводящая на нет положительное решение,
ведь таких соглашений около 30 и тут впереди была еще трудная работа.
Члены Госсовета основательно "насели" на российского президента, в
результате была принята формулировка, предложенная Горбачевым, -- подписать
Соглашение в ближайшие дни, а ратификацию провести позднее, когда будут
подготовлены хотя бы основные соглашения по конкретным вопросам.
Проект Договора теперь уже об "экономическом сообществе" 15 октября был
подписан главами правительств в Алма-Ате. От Российской Федерации свою
подпись поставил заместитель Премьер-министра Сабуров, но правительство
Российской Федерации сразу же дезавуировало эту подпись. Сабуров подал в
отставку, и только Ельцин вроде бы разрешил этот конфликт, не приняв
отставку Сабурова и высказавшись еще раз за подписание соглашения.
Но все это было маневрирование перед решающим шагом -- обнародованием
программы, экономическая часть которой была подготовлена новыми людьми,
Гайдаром и его командой.
Ожерельев, помощник Горбачева по экономике, и я знали, что такая работа
идет. Гайдар был нам хорошо известен.
В течение последних лет он "варился" в экономической, журналистской
кухне. Хорошо образован, современен, прошел школу экономического факультета
МГУ. На научном поприще сотрудничал с Шаталиным, а в последние годы -- с
Аганбегяном. Участвовал во многих ситуационных анализах и мозговых атаках и
у нас в аппарате Президента. Привлекался к подготовке материалов для
Горбачева, последний раз в начале сентября после путча.
Наконец, Ельцин выступил со своим программным заявлением. Это было 28
октября. Оно было составлено в довольно общих выражениях и не позволяло
составить сколько-нибудь четкое представление о конкретных шагах. Было ясно
одно -- намерение совершить решительный прорыв в рынок, независимо от
степени согласованности экономической политики с другими республиками.
Ознакомление с первыми указами и постановлениями показало, что планы
российской администрации носят гораздо более резкий характер, создают
серьезную угрозу гиперинфляции и экономической войны между республиками.
Не хочу сказать, что и среди советников Горбачева было какое-то
единодушие. Наоборот, разброс мнений оказался довольно широким -- от крайне
негативных оценок Явлинского до умеренных позиций Ожерельева. Ничего
удивительного в этом нет. Даже в ближайшем окружении президента РСФСР были
несогласные, например, Руцкой.
После обмена мнениями с Абалкиным, Мартыновым, Яременко Горбачеву была
представлена обстоятельная аналитическая записка о Российской экономической
программе. В ней содержалась констатация того, что пакет российских указов
находится в русле общей линии реформ, большинство из предлагаемых мер уже
предлагалось ранее и фигурировало в предыдущих программах.
Вместе с тем, подчеркивалось, что эта программа во многом носит шоковый
характер, имеет ряд серьезных изъянов. Реформу предлагается начать во многом
спонтанно, без подготовительных мер -- прямо с либерализации цен, при
отсутствии конкурентной среды, без проведения оздоровительных мероприятий в
области бюджетной, налоговой и банковской политики. Это очень опасно.
Упускается из вида важнейшая задача -- стимулирование
предпринимательства и производства товаров, особенно предметов потребления.
Российская реформа не увязана по содержанию и не синхронизирована во
времени с мерами по переходу к рынку в других республиках. Допускаются
элементы прямого диктата по отношению к ним. Начинать столь глубокую и
решительную рыночную реформу, контролируя лишь немногим больше половины
денежной массы, бюджетных и кредитных ресурсов в рублевой зоне, значит
обрекать ее на неопределенность и неуправляемость, породить необузданную
межреспубликанскую гонку цен и доходов, подстегнуть до гигантских размеров
инфляцию.
И тем не менее в записке Горбачеву не предлагалось отмежеваться от
ельцинской программы, отвергнуть ее в принципе, что советовали ему некоторые
горячие головы. Это было бы ошибкой. Ведь программа получила поддержку на
российском съезде да и в самом обществе. Напротив, в принципе, с точки
зрения основного смысла ее надо поддержать, но при этом отмежеваться от
тактики и методов проведения. И опять-таки не для того, чтобы задержать
реформу, а для того, чтобы внести необходимые коррективы и обеспечить ее
быстрейшее осуществление при минимальных социальных издержках.
К тому времени единственной союзной структурой, которая еще продолжала
действовать и была способна оказывать влияние на ход дел, был Госсовет.
Правда, еще в конце октября была предпринята попытка возобновить работу
Верховного Совета СССР в новом составе, но он даже не смог конституировать
себя в этом качестве. Не была представлена Украина, естественно, Прибалтика
и Грузия, а ряд республик прислал лишь своих наблюдателей. Состав Верховного
Совета и от других республик обновился кардинально, был сильно разбавлен
российскими и другими республиканскими депутатами. Нишанов и Лаптев ушли со
своих постов. Работа Верховного Совета в результате всего этого была
оценку происходящих событий и сориентировать партию. Сказал ему, что такое
постановление совершенно недостаточно: нечего тут выяснять, надо
действовать, и прежде всего немедленно принять политическое заявление. Счет
идет не на часы, а буквально на минуты. Ивашко заявил, что выполняет
поручение Секретариата и направляется в Крым. Посоветовал мне связаться с
Дзасоховым, с которым я переговорил еще раз, но тот сообщил лишь о том, что
на 16 часов назначил пресс-конференцию, где он выскажется от себя. Время
было потеряно.
Правда, 22 августа появилось запоздалое Заявление Секретариата ЦК КПСС,
но было уже слишком поздно. К тому же оно оказалось очень слабым, размытым,
не содержало осуждения путча и его организаторов. Наивной выглядела попытка
оправдать позицию партии тем, что руководящие органы КПСС якобы поставлены
перед тяжелыми фактами и необходимостью давать оценку уже свершившимся
политическим событиям. Спрашивается, что мешало дать такую оценку событиям,
когда они только начинали разворачиваться?
Секретариат ЦК выступил "за срочное проведение Пленума ЦК с непременным
участием Генерального секретаря ЦК КПСС Горбачева". А почему Пленум ЦК не
был собран 19 или 20 августа с "непременным участием" Горбачева? В Заявлении
ничего не сказано об осуждении действий ГКЧП в отношении Генерального
секретаря, не дана оценка прямому участию некоторых руководителей партии в
заговоре против Президента. Вместе с тем, в прежнем поучительном тоне, как
будто бы ничего не произошло, Секретариат ЦК в своем Заявлении призвал
"проявлять выдержку и спокойствие", "не допускать сбоев в трудовом ритме",
"особое внимание уделять завершению уборки урожая, подготовке к зиме".
Лишь еще через день Секретариат ЦК высказался об участии ряда членов ЦК
"в действиях, связанных с попыткой государственного переворота", и обратился
в Центральную Контрольную Комиссию КПСС с предложением незамедлительно
рассмотреть вопрос об их ответственности.
Такие запоздалые шаги, предпринимавшиеся, как бы нехотя, под давлением
событий, ничего уже не могли изменить. Может быть, они даже имели обратное
действие и использовались для подогревания настроений против партии,
подталкивания к ее разгрому. Становилось все более ясным, что у одних
партийных руководителей были связаны руки для каких-то активных действий по
спасению партии, у других-- не хватило мужества, чтобы пойти на активные
действия против заговорщиков, третьи -- помогали ГКЧП.
Во второй половине дня 24 августа Горбачев опубликовал Заявление о
сложении с себя функций Генерального секретаря ЦК КПСС. Мне пришлось
участвовать в его составлении. Скажу, что взвешивался каждый нюанс, каждое
слово с учетом принципиального значения этого шага. Считаю полезным
воспроизвести его текст полностью, ибо в дальнейшем он оброс всякого рода
комментариями, домыслами, которые существенно исказили истинный смысл
документа. Вот он:
"Секретариат, Политбюро ЦК КПСС не выступили против государственного
переворота, Центральный Комитет не сумел занять решительную позицию
осуждения и противодействия, не поднял коммунистов на борьбу против попрания
конституционной законности. Среди заговорщиков оказались члены партийного
руководства, ряд партийных комитетов, средств массовой информации поддержали
действия государственных преступников. Это поставило миллионы коммунистов в
ложное положение. Многие члены партии отказались сотрудничать с
заговорщиками, осудили переворот и включились в борьбу против него. Никто не
имеет морального права огульно обвинять всех коммунистов. И я, как
Президент, считаю себя обязанным защищать их, как граждан, от необоснованных
обвинений. В этой обстановке ЦК КПСС должен принять трудное, но честное
решение о самороспуске. Судьбу республиканских компартий и местных партийных
организаций определят они сами.
Не считаю для себя возможным дальнейшее выполнение функций Генерального
секретаря ЦК КПСС и слагаю соответствующие полномочия. Верю, что
демократически настроенные коммунисты, сохранившие верность конституционной
законности, курсу на обновление общества, выступят за создание на новой
основе партии, способной вместе со всеми прогрессивными силами активно
включиться в продолжение коренных демократических преобразований в интересах
людей труда".
Как видно из текста Заявления, Горбачев, сложив с себя функции
Генерального секретаря ЦК КПСС, не принимал решения о роспуске партии и даже
выходе из нее, не предопределял ее судьбу так же, как и судьбу
республиканских партий и местных партийных организаций. Чтобы предотвратить
произвольные действия, разгром зданий и самовольный захват партийного
имущества, Президент издал Указ, которым Советам народных депутатов
поручается взять под охрану имущество КПСС. Вопросы дальнейшего их
использования, говорилось в Указе, должны решаться в строгом соответствии с
законами СССР и республик.
Во время работы над этим документом, а также Указом о роспуске Кабинета
Министров и образовании оперативного Комитета по руководству народным
хозяйством я сообщил Горбачеву, что с ним ищет встречи группа членов ЦК, в
том числе Биккенин, Дегтярев, Лацис. Такая встреча состоялась в Ореховой
комнате. Товарищи были ознакомлены с проектом Заявления Генерального
секретаря ЦК КПСС, высказали по нему свои соображения, которые были учтены
при окончательном редактировании текста. Они сделали и свое заявление,
которое передано по телевидению и опубликовано в печати.
В дальнейшем к Горбачеву не раз, в том числе через меня, пытались
обращаться некоторые члены ЦК, ставя вопрос о созыве Пленума. Я считал, что
это дело самих членов ЦК, а Горбачева, сложившего обязанности Генсека, не
следует втягивать в этот процесс. Рекомендация Горбачева, адресованная ЦК
КПСС, так и осталась нереализованной.
На местах же, и в первую очередь в республиках, последовала
незамедлительная реакция. Президент Казахстана Назарбаев заявил, что выходит
из Политбюро и ставит вопрос о выходе из КПСС всей республиканской
компартии. Примерно такое же заявление сделал Малофеев -- первый секретарь
ЦК Компартии Белоруссии. О выходе из состава ЦК КПСС и Политбюро ЦК КП
Украины объявил Кравчук. В дальнейшем судьба республиканских компартий
сложилась по-разному. В одних случаях их деятельность была запрещена, как в
РСФСР и на Украине, а затем восстановлена; в других -- они были
преобразованы в новые партии с сохранением преемственности с компартиями и
даже прежних лидеров.
Определенными силами в стране нагнеталась антикоммунистическая истерия.
Приостановлен выпуск "Правды", а уже это -- нарушение и общедемократических
норм. Закрыта и опечатана вооруженными "демороссами" Академия общественных
наук; причем опять не обошлось без унизительной и оскорбительной процедуры
досмотра ее работников. Несмотря на решение Президента о создании на базе
Института общественных наук Фонда исследований, его здание на какой-то
период было опечатано. Произведены обыски с нарушением депутатской
неприкосновенности у Фалина, Дзасохова и некоторых других секретарей ЦК. В
печати началась массированная кампания о сокрытии, якобы, незаконных средств
партии.
Эти неприглядные действия не встретили поддержки общественности.
Большую роль сыграли принципиальные выступления в ряде газет против запрета
"Правды" так же, как и других органов печати, осуждение антикоммунизма
многими авторитетными деятелями. Благодаря всему этому удалось не допустить,
чтобы страну захлестнула антикоммунистическая истерия. Она ведь не пощадила
бы никого, в том числе и партийных деятелей прошлого из числа нынешних
реформаторов. В начале сентября возобновился выход "Правды". К сожалению,
после этого она еще более сдвинулась вправо.
Тем не менее Президент РСФСР, ссылаясь на итоги двухдневных открытых
слушаний в Верховном Совете РСФСР, счел необходимым принять 6 ноября Указ --
о прекращении на территории РСФСР деятельности КПСС и КП РСФСР и роспуске их
организационных структур. Это была чисто политическая акция, означавшая
введение запрета коммунистической партии.
Вызывали серьезные сомнения не только юридическая обоснованность этого
указа (как и указа от 23 августа 1991 года о приостановлении деятельности КП
РСФСР), но и политическая аргументация. Она построена на том, что КПСС,
якобы, "никогда не была политической партией", что руководящие структуры
КПСС фактически поглотили государство. Но ведь как раз перестройкой и начат
был процесс превращения КПСС из фактора власти в общественно-политическую
организацию, а ее руководство явилось инициатором демократического поворота
в развитии страны.
Что касается ссылок на поддержку со стороны тех или иных деятелей и
структур КПСС попытки переворота 19--21 августа, то одно дело -- моральное
осуждение, а другое -- установление их юридической вины в судебном порядке,
что сделано не было.
Дальнейший ход событий известен: Конституционный суд Российской
Федерации не нашел оснований для подтверждения запрета на деятельность
Коммунистической партии РСФСР, а вопрос о КПСС вообще отказался
рассматривать. К сожалению, в возобновившей свою деятельность
коммунистической партии России верх взяли фундаменталистские консервативные
силы, ее руководство сомкнулось с деятелями пресловутого ГКЧП, отвергло
реформаторскую программу. Опираясь на традиционную приверженность
коммунистов старших возрастов к партии, особенно на периферии, она в течение
предстоящего периода, по-видимому, будет способна играть заметную роль в
политической жизни. Но не имея широкой поддержки со стороны молодежи,
интеллектуальных слоев общества, не может рассчитывать на сколько-нибудь
серьезное будущее.
Возникли и некоторые другие более мелкие партии и группировки
коммунистической и социалистической направленности, не располагающие,
однако, массовой базой. Ниша демократического социализма и социал-демократии
в политическом пространстве страны остается незаполненной.
Следует учитывать, что в общественном сознании пока доминируют по
меньшей мере пассивное, а то и резко отрицательное отношение к политическим
партиям вообще, своего рода антипартийные настроения: "обжегшись на молоке,
дуют и на воду". Конечно, это парадокс -- в высшей степени политизированном
обществе практически нет спектра серьезных политических партий.
Мое глубокое убеждение состоит в том, что во многом наши нынешние беды
и передряги связаны с отсутствием необходимого для нормального общества
демократического механизма, который в свою очередь немыслим без системы
серьезных политических партий. Процесс политической кристаллизации общества
неизбежно должен привести к появлению таких партий.
Основной смысл деятельности президентской администрации в
послеавгустовский период состоял в сохранении Союза республик,
предотвращении его начавшегося распада.
В этом вопросе, как в фокусе, сходилось все: и судьба экономической
реформы, успех или неуспех антикризисных усилий, и политический климат,
духовное и моральное самочувствие народов, и роль страны на международной
арене.
Ситуация в межнациональной сфере и раньше предопределялась соотношением
двух тенденций. Одна из них связана с экономической интеграцией,
производственной кооперацией, развитием научно-технических связей,
духовно-культурным взаимодействием народов, процессами миграции населения.
Своими корнями эта объединительная тенденция уходит в глубь веков.
Другая тенденция выражается в росте национального самосознания народов,
национальной идентификации, развитии языка и культуры, все большего
неприятия любых проявлений национального неравенства и тем более притеснения
-- одним словом, национального самоопределения. Эта тенденция также имеет
многовековую историю.
В годы перестройки она получила доминирующее значение. Решительная
критика старых порядков, административно-командной системы, проявлений
унитаризма, исходивших от Москвы, привели к тому, что центростремительные,
интеграционные процессы оказались оттесненными на какой-то период на второй
план. И напротив, в бурных формах стало проявляться действие центробежных
сил.
Августовский путч взвинтил эти силы. Республики еще острее
почувствовали, что от Москвы нельзя ждать ничего хорошего ни политически, ни
экономически, а угроза для их национальных устремлений вполне реальная.
Ссылки на первоначальные заявления некоторых республиканских руководителей,
не содержавшие решительного осуждения переворота в Москве, неосновательны.
Отмежевание от Москвы, причем в резких формах, в этом случае было совершенно
неизбежно, и оно было чревато серьезнейшими осложнениями и конфликтами.
Но и подавление путча, сопутствующие ему действия российского
руководства, не способствовали стабилизации отношений внутри Союза.
Республики почувствовали опасность с другой стороны -- от тех, кто встал на
пути путча, но затем сам оказался во главе власти и приступил к разрушению
союзных структур. К этому со стороны сепаратистских сил сложилось
двойственное отношение: во-первых, заинтересованность в ослаблении и
разрушении центра, открывавшую благоприятные возможности для выхода из
Союза, и во-вторых, крайняя обеспокоенность действиями российских
руководителей по овладению союзной собственностью, союзными управленческими
структурами. Масла в огонь подлили и непродуманные заявления о возможности
изменения границ между республиками.
В этих условиях Украина уже 23 августа сделала свое известное заявление
о независимости, которое положило начало серии заявлений о независимости и
со стороны других республик. Украина объявила о проведении 1 декабря
референдума о независимости. Ясно, о чем шла речь. Начался период
лавирования украинского руководства, фактического отхода его от договорного
процесса, постепенного ограничения участия в работе союзных структур.
Я не думаю, что в этой эскалации распада Союза следует винить лишь одну
какую-то республику. Но, конечно же, очень многое определялось политической
линией и конкретными шагами Российской Федерации и Украины. Я считал и
считаю, что у руководителей этих республик не хватило адекватного обстановке
понимания необходимости сохранения Союза, своей ответственности за судьбы
страны, многонационального государства, складывавшегося веками и не по
чьей-либо субъективной воле, а в силу реальных условий и объективных
потребностей.
Эти руководители не новички в политике. Трудно предположить, что они не
ведают, что творят. Вольно или невольно рождается подозрение, не принесены
ли интересы союзного государства в жертву политическим устремлениям этих
лидеров, укреплению их власти. Очень не хотелось бы думать, что это так Но
факты, логика событий -- очень упрямая вещь: чем другим, если не стремлением
к укреплению своей политической власти, объяснить действия российского
руководства по подчинению союзных структур властям Российской Федерации даже
после того, как путч провалился и было совершенно очевидно, что союзные
структуры не представляют никакой опасности.
Компромиссные решения Съезда народных депутатов в начале сентября
приостановили этот процесс, на каком-то уровне зафиксировали резкое снижение
компетенции союзного руководства и соответствующее расширение прав
республик, но этот компромисс, по-видимому, расценивался как временный,
промежуточный рубеж в демонтаже Союза. На нем дело не остановилось. Разрыв
союзных связей, правда, в иных формах, продолжался.
Линия российского руководства и в дальнейшем была по меньшей мере очень
противоречивой. Подтверждая необходимость подготовки и заключения Договора о
союзе суверенных республик и экономических соглашений между ними, в то же
время в практическом продвижении по этому пути, мягко говоря, не проявлялось
никакого энтузиазма, никакой заинтересованности в быстрейшем достижении
реальных результатов. Напротив, выдвигались всевозможные проблемы, ставились
условия, различного рода большие и малые препятствия, чинились всевозможные
помехи для деятельности союзных структур.
По-видимому, в течение определенного времени у российского руководства
шел поиск и не было четко выраженной линии. Но вот с начала октября она
стала "прорезаться" в виде курса на полную экономическую независимость
Российской Федерации при сохранении на какой-то период неких переходных
союзных структур. При этом была публично высказана претензия на роль
Российской Федерации как правопреемницы Союза. Думается, что оговорка о
сохранении на какой-то период политического союза была чисто тактической, не
меняющей основной сути курса -- на роспуск Союза.
В практической работе и на заседаниях Госсовета шло своеобразное
перетягивание канатов, тактическое маневрирование. Тон в этом смысле
задавали россияне и украинцы, а на них, естественно, посматривали и другие.
Так, на заседании Госсовета 11 октября Кравчук, не без сочувственной
поддержки некоторых других членов Госсовета, предложил ограничиться
обсуждением первых двух вопросов -- об экономическом соглашении и
продовольственном обеспечении, а по остальным ( в том числе по работе над
союзным договором) ограничиться информацией.
"Секрет" позиции Кравчука обнаружился, когда вопреки его предложению
все же начался обмен мнениями по вопросу о работе над Договором о союзе
суверенных государств. Кравчук заявил, что Украина не намерена участвовать в
этой работе, сославшись на соответствующее решение Верховного Совета
республики. Увещевания Кравчука, естественно, не помогли делу, тогда
Горбачев внес предложение обратиться от Госсовета к Верховному Совету
Украины и народу этой республики, четко сказать, что процесс создания нового
Союза немыслим без участия Украины, призвать украинский парламент изменить
свое решение, принятое в сложной послепутчевской обстановке 23 августа.
О ходе работы над Договором об экономическом сообществе на Госсовете
доложил Явлинский.
В сложившейся ситуации работа над договором об экономическом союзе
приобрела особое, можно сказать, решающее значение. Он мог поставить
преграду или во всяком случае ограничить процесс дезинтеграции экономики,
разрушения народнохозяйственных связей и тем самым устранить одну из главных
причин острой фазы экономического кризиса, создать лучшие условия для
перехода к рынку. Безусловно, это способствовало бы нормализации и
политических отношений между республиками через заключение нового Союзного
договора. Проект экономического договора был подготовлен Явлинским в
кратчайшие сроки и уже в начале сентября представлен Горбачеву. В нем были,
с моей точки зрения, определенные слабости -- недостаточная проработка
проблем рублевой зоны, рынка труда и социальных гарантий и другие, но
основной вопрос -- о едином экономическом пространстве выглядел сильнее, чем
в программе "500 дней". Имелось в виду, что договор будет дополнен пакетом
соглашений по конкретным вопросам.
Дальнейшая работа над Договором уже на многосторонней основе протекала
очень трудно. Противоречивую позицию занимали некоторые республики и прежде
всего Российская Федерация. Ее представители вроде бы и участвовали в
процессе работы над основным текстом Договора и над приложениями к нему, но
вместе с тем постоянно резервировали свои позиции. Все ждали, что же скажет
Ельцин на Госсовете по этому поводу.
Борис Николаевич высказался в поддержку Договора, даже за "быстрейшее
его подписание", но в качестве условия выдвинул подготовку серии соглашений
по конкретным вопросам -- оговорка, сводящая на нет положительное решение,
ведь таких соглашений около 30 и тут впереди была еще трудная работа.
Члены Госсовета основательно "насели" на российского президента, в
результате была принята формулировка, предложенная Горбачевым, -- подписать
Соглашение в ближайшие дни, а ратификацию провести позднее, когда будут
подготовлены хотя бы основные соглашения по конкретным вопросам.
Проект Договора теперь уже об "экономическом сообществе" 15 октября был
подписан главами правительств в Алма-Ате. От Российской Федерации свою
подпись поставил заместитель Премьер-министра Сабуров, но правительство
Российской Федерации сразу же дезавуировало эту подпись. Сабуров подал в
отставку, и только Ельцин вроде бы разрешил этот конфликт, не приняв
отставку Сабурова и высказавшись еще раз за подписание соглашения.
Но все это было маневрирование перед решающим шагом -- обнародованием
программы, экономическая часть которой была подготовлена новыми людьми,
Гайдаром и его командой.
Ожерельев, помощник Горбачева по экономике, и я знали, что такая работа
идет. Гайдар был нам хорошо известен.
В течение последних лет он "варился" в экономической, журналистской
кухне. Хорошо образован, современен, прошел школу экономического факультета
МГУ. На научном поприще сотрудничал с Шаталиным, а в последние годы -- с
Аганбегяном. Участвовал во многих ситуационных анализах и мозговых атаках и
у нас в аппарате Президента. Привлекался к подготовке материалов для
Горбачева, последний раз в начале сентября после путча.
Наконец, Ельцин выступил со своим программным заявлением. Это было 28
октября. Оно было составлено в довольно общих выражениях и не позволяло
составить сколько-нибудь четкое представление о конкретных шагах. Было ясно
одно -- намерение совершить решительный прорыв в рынок, независимо от
степени согласованности экономической политики с другими республиками.
Ознакомление с первыми указами и постановлениями показало, что планы
российской администрации носят гораздо более резкий характер, создают
серьезную угрозу гиперинфляции и экономической войны между республиками.
Не хочу сказать, что и среди советников Горбачева было какое-то
единодушие. Наоборот, разброс мнений оказался довольно широким -- от крайне
негативных оценок Явлинского до умеренных позиций Ожерельева. Ничего
удивительного в этом нет. Даже в ближайшем окружении президента РСФСР были
несогласные, например, Руцкой.
После обмена мнениями с Абалкиным, Мартыновым, Яременко Горбачеву была
представлена обстоятельная аналитическая записка о Российской экономической
программе. В ней содержалась констатация того, что пакет российских указов
находится в русле общей линии реформ, большинство из предлагаемых мер уже
предлагалось ранее и фигурировало в предыдущих программах.
Вместе с тем, подчеркивалось, что эта программа во многом носит шоковый
характер, имеет ряд серьезных изъянов. Реформу предлагается начать во многом
спонтанно, без подготовительных мер -- прямо с либерализации цен, при
отсутствии конкурентной среды, без проведения оздоровительных мероприятий в
области бюджетной, налоговой и банковской политики. Это очень опасно.
Упускается из вида важнейшая задача -- стимулирование
предпринимательства и производства товаров, особенно предметов потребления.
Российская реформа не увязана по содержанию и не синхронизирована во
времени с мерами по переходу к рынку в других республиках. Допускаются
элементы прямого диктата по отношению к ним. Начинать столь глубокую и
решительную рыночную реформу, контролируя лишь немногим больше половины
денежной массы, бюджетных и кредитных ресурсов в рублевой зоне, значит
обрекать ее на неопределенность и неуправляемость, породить необузданную
межреспубликанскую гонку цен и доходов, подстегнуть до гигантских размеров
инфляцию.
И тем не менее в записке Горбачеву не предлагалось отмежеваться от
ельцинской программы, отвергнуть ее в принципе, что советовали ему некоторые
горячие головы. Это было бы ошибкой. Ведь программа получила поддержку на
российском съезде да и в самом обществе. Напротив, в принципе, с точки
зрения основного смысла ее надо поддержать, но при этом отмежеваться от
тактики и методов проведения. И опять-таки не для того, чтобы задержать
реформу, а для того, чтобы внести необходимые коррективы и обеспечить ее
быстрейшее осуществление при минимальных социальных издержках.
К тому времени единственной союзной структурой, которая еще продолжала
действовать и была способна оказывать влияние на ход дел, был Госсовет.
Правда, еще в конце октября была предпринята попытка возобновить работу
Верховного Совета СССР в новом составе, но он даже не смог конституировать
себя в этом качестве. Не была представлена Украина, естественно, Прибалтика
и Грузия, а ряд республик прислал лишь своих наблюдателей. Состав Верховного
Совета и от других республик обновился кардинально, был сильно разбавлен
российскими и другими республиканскими депутатами. Нишанов и Лаптев ушли со
своих постов. Работа Верховного Совета в результате всего этого была