Страница:
И, не в силах выбрать, он переводил взгляд с Гутьерреса на Тютюника и обратно.
- Отставить! - скомандовал маршал. - Дайте мне связь, и я подниму все войска и всю технику, что есть в Гассенди. Чужак будет захвачен, это я вам обещаю. В худшем случае он будет захвачен мертвым, вот и все.
Рубленое лицо генерала Хеншера демонстрировало полную солидарность со словами командующего.
О чем думал Гутьеррес, осталось неизвестным. Возможно, о том, что убийство инопланетянина, пусть даже забравшегося в чужие владения, не самый лучший прецедент для слабой земной цивилизации. Или о том, что военные забрали себе чересчур много власти и тщатся забрать еще больше. Не исключено, впрочем, что Генеральный секретарь в ту минуту перестал быть политиком и размышлял исключительно о вариантах личного спасения. Не будем его винить, все мы люди.
К тому же наилучшее решение нашел именно он. И не в этот момент, а несколько раньше.
- Пригласите-ка сюда командира “Вычегды”, - повторил он приказание. - Да поживее. Если он не домылся, пусть его вытащат из-под душа.
Никто не отреагировал. Но если гендиректор Роскосмоса временно утратил способность соображать, то маршал и генерал, мгновенно все поняв, не проявили ни малейшей прыти к исполнению.
Повисло молчание. И Анхель Гутьеррес понял, что время дипломатии кончилось.
- Вы слышали, что я сказал? - ледяным тоном осведомился он.
- Так точно, - кивнул Тютюник.
- Так исполняйте!
- Командир “Вычегды” все испортит. Этот двоеженец ведет какую-то свою игру. Поручите эту операцию военно-космическим силам.
- Это отказ? - Голос Гутьерреса зазвенел.
- Это совет и просьба.
- Я не нуждаюсь в ваших советах, маршал, а просьбы рассматривают в моем секретариате. Напомнить вам, кто является Верховным Главнокомандующим?
- Позволю себе заметить: де-юре, но не де-факто. Право отдавать мне приказы вы получите только при объявленном военном положении.
Для тренированного юридическим крючкотворством ума Генсекретаря не составило труда мгновенно проанализировать позицию маршала. Гутьеррес нашел эту позицию шаткой, но все же кое-чем прикрытой. Нельзя ведь составить пятисотстраничный текст Устава Унии Наций так, чтобы в нем не нашлось места двусмысленностям! Оказывается, не только юристы да дипломаты умеют плавать в подобных текстах, как рыба в воде. Кто сказал, что военные не способны учиться в силу природной ограниченности? Вот вам! Налицо открытый бунт, и если даже впоследствии удастся притянуть маршала к ответственности, он, скорее всего, вывернется.
Сие, впрочем, будет зависеть от последствий…
- Ну так я объявлю его! - загремел Гутьеррес. - Вы забыли, что я имею на это право? Статья девяносто вторая Устава Унии Наций, параграф первый. Освежить вашу память?
- Вы вправе объявить военное положение, - согласился маршал Тютюник. - Ваша проблема в том, что через пять, максимум десять дней Генеральная ассамблея отменит его из-за пустяковости повода. Как долго после этого вы пробудете на своем посту? Месяца полтора?
- Вас это не касается.
- Так же, как не касаются и ваши приказы, отданные в отсутствие военного положения. Валяйте, объявите его.
- А время, время-то уходит, - тоскливо проныл гендиректор. - Сейчас этот поганец уже вторую дверь, наверное, доедает…
Никто не обратил на него внимания. Маршал Тютюник насмешливо молчал, генерал Хеншер чуть заметно улыбался, а Гутьеррес мысленно считал до десяти. На счете “восемь” он прервал это занятие.
- Ну хорошо, маршал, вы меня убедили. Теперь вам осталось убедить меня не предавать огласке дело о закупке серии перехватчиков типа “Громовержец”. Надеюсь, вы легко справитесь с этой задачей?
Гендиректор и генерал навострили уши. Зато маршал внезапно побагровел.
- На что это вы намекаете?
- На то, что после огласки я буду вынужден - заметьте, вынужден - назначить комиссию для официального расследования имевших место злоупотреблений. Ходят слухи о сговоре между высшими армейскими чинами и компанией “Спейскрафт”. Лично мне нет никакого дела до того, чьи имена всплывут, кто брал взятки, как делился “откат” и почему на вооружение космофлота было принято негодное изделие. Поверьте, совершенно никакого. Ни малейшего. Я уже сейчас умываю руки.
- Чушь и ересь! - взревел маршал Тютюник. - Ваши источники информации сами нуждаются в проверке. Ну хорошо, будь по-вашему. Только имейте в виду, я подчиняюсь исключительно ради интересов дела. Считайте это жестом доброй воли с моей стороны.
- Очень тронут, - иронично покривил губы Гутьеррес.
- Время! Время! - взвыл гендиректор.
8
9
- Отставить! - скомандовал маршал. - Дайте мне связь, и я подниму все войска и всю технику, что есть в Гассенди. Чужак будет захвачен, это я вам обещаю. В худшем случае он будет захвачен мертвым, вот и все.
Рубленое лицо генерала Хеншера демонстрировало полную солидарность со словами командующего.
О чем думал Гутьеррес, осталось неизвестным. Возможно, о том, что убийство инопланетянина, пусть даже забравшегося в чужие владения, не самый лучший прецедент для слабой земной цивилизации. Или о том, что военные забрали себе чересчур много власти и тщатся забрать еще больше. Не исключено, впрочем, что Генеральный секретарь в ту минуту перестал быть политиком и размышлял исключительно о вариантах личного спасения. Не будем его винить, все мы люди.
К тому же наилучшее решение нашел именно он. И не в этот момент, а несколько раньше.
- Пригласите-ка сюда командира “Вычегды”, - повторил он приказание. - Да поживее. Если он не домылся, пусть его вытащат из-под душа.
Никто не отреагировал. Но если гендиректор Роскосмоса временно утратил способность соображать, то маршал и генерал, мгновенно все поняв, не проявили ни малейшей прыти к исполнению.
Повисло молчание. И Анхель Гутьеррес понял, что время дипломатии кончилось.
- Вы слышали, что я сказал? - ледяным тоном осведомился он.
- Так точно, - кивнул Тютюник.
- Так исполняйте!
- Командир “Вычегды” все испортит. Этот двоеженец ведет какую-то свою игру. Поручите эту операцию военно-космическим силам.
- Это отказ? - Голос Гутьерреса зазвенел.
- Это совет и просьба.
- Я не нуждаюсь в ваших советах, маршал, а просьбы рассматривают в моем секретариате. Напомнить вам, кто является Верховным Главнокомандующим?
- Позволю себе заметить: де-юре, но не де-факто. Право отдавать мне приказы вы получите только при объявленном военном положении.
Для тренированного юридическим крючкотворством ума Генсекретаря не составило труда мгновенно проанализировать позицию маршала. Гутьеррес нашел эту позицию шаткой, но все же кое-чем прикрытой. Нельзя ведь составить пятисотстраничный текст Устава Унии Наций так, чтобы в нем не нашлось места двусмысленностям! Оказывается, не только юристы да дипломаты умеют плавать в подобных текстах, как рыба в воде. Кто сказал, что военные не способны учиться в силу природной ограниченности? Вот вам! Налицо открытый бунт, и если даже впоследствии удастся притянуть маршала к ответственности, он, скорее всего, вывернется.
Сие, впрочем, будет зависеть от последствий…
- Ну так я объявлю его! - загремел Гутьеррес. - Вы забыли, что я имею на это право? Статья девяносто вторая Устава Унии Наций, параграф первый. Освежить вашу память?
- Вы вправе объявить военное положение, - согласился маршал Тютюник. - Ваша проблема в том, что через пять, максимум десять дней Генеральная ассамблея отменит его из-за пустяковости повода. Как долго после этого вы пробудете на своем посту? Месяца полтора?
- Вас это не касается.
- Так же, как не касаются и ваши приказы, отданные в отсутствие военного положения. Валяйте, объявите его.
- А время, время-то уходит, - тоскливо проныл гендиректор. - Сейчас этот поганец уже вторую дверь, наверное, доедает…
Никто не обратил на него внимания. Маршал Тютюник насмешливо молчал, генерал Хеншер чуть заметно улыбался, а Гутьеррес мысленно считал до десяти. На счете “восемь” он прервал это занятие.
- Ну хорошо, маршал, вы меня убедили. Теперь вам осталось убедить меня не предавать огласке дело о закупке серии перехватчиков типа “Громовержец”. Надеюсь, вы легко справитесь с этой задачей?
Гендиректор и генерал навострили уши. Зато маршал внезапно побагровел.
- На что это вы намекаете?
- На то, что после огласки я буду вынужден - заметьте, вынужден - назначить комиссию для официального расследования имевших место злоупотреблений. Ходят слухи о сговоре между высшими армейскими чинами и компанией “Спейскрафт”. Лично мне нет никакого дела до того, чьи имена всплывут, кто брал взятки, как делился “откат” и почему на вооружение космофлота было принято негодное изделие. Поверьте, совершенно никакого. Ни малейшего. Я уже сейчас умываю руки.
- Чушь и ересь! - взревел маршал Тютюник. - Ваши источники информации сами нуждаются в проверке. Ну хорошо, будь по-вашему. Только имейте в виду, я подчиняюсь исключительно ради интересов дела. Считайте это жестом доброй воли с моей стороны.
- Очень тронут, - иронично покривил губы Гутьеррес.
- Время! Время! - взвыл гендиректор.
8
Судьба подарила Максиму Волкову день, донельзя насыщенный эмоциями. Сперва преобладала тревога за найденыша. Она чуть отлегла во время посадки и загорелась с новой силой на пути от корабля к апартаментам начальства. Тревога - и предчувствие беды.
Потом он, распространяя запах немытого тела, стоял истуканом перед целым выводком важных шишек, одна шишковатее другой, очень стеснялся и молчал. Да и что он мог сказать такого важного, чтобы его услышали? Шишки же лишены слуха, это всем известно. Вон Карина попыталась вступиться за серпентийца - а толку? Тягостная сцена кончилась тем, чем и должна была кончиться, - отъемом найденыша и удалением экипажа “Вычегды” прочь. Подальше от брезгливых носов.
По пути в санблок он разозлился, потому что получил втык от обеих жен. Заслуженный или нет - сам не понял, но разозлился на весь свет. Стоял под душем, скреб тело и ругался черными словами. А что тут поделаешь? Сила солому ломит, и утрись. Возьми отпуск, слетай на Землю, напейся в первом же кабаке и набей кому-нибудь морду Утешься, трам-тарарам, исполнением примитивных желаний и вновь смотри на мир позитивно. Медицина и начальство очень рекомендуют.
Помыться как следует, однако, не удалось. Сначала дурным голосом завопил сигнал тревоги. Затем в душевую ворвались космопехи, а с этими громилами не шибко поспоришь. Слов они не тратили. В долю секунды Максим был выхвачен из-под струй и не успел ничего понять, как вновь предстал перед начальством. В менее грязном виде, зато мокрым и совершенно голым. Впрочем, ему тут же сунули в руки трико.
А еще через тридцать секунд он понял, что начальство облажалось, и не успел даже обрадоваться, как осознал свою задачу: в темпе облачиться в скафандр, восстановить дружеский контакт с серпентийцем и как минимум убедить его прекратить разрушение купола. Генеральный секретарь выразил надежду, что ему, Максиму, это легко удастся. А грузный военный чин с совершенно кабаньей мордой и такими большими звездами, что их лучи выступали за кромку погона, угрюмо заявил, что в противном случае чужака придется уничтожить.
Да ну? Так найденыш и позволил убить себя! Максим достаточно нагляделся на его забавы, чтобы усвоить: шансы Кабаньей Морды уничтожить серпентийца пренебрежимо малы. Кто кого уничтожит, если дело дойдет до драки, - большой вопрос. Будь Максим игроком, он поставил бы на найденыша. Три… нет, даже пять к одному. Ведь люди - такие нежные и неприспособленные существа. Жить в вакууме им почему-то совсем не нравится. Плюс сто по Цельсию или минус сто - та же история. Не говоря уже о том, что в качестве пищи им годится только органика, да не любая, а очень даже специфическая! Избалованные существа.
Почему они вообще выжили на планете Земля - достойно удивления. Почему серпентийцы, в свою очередь, не заполонили собой всю Галактику - тоже непонятно…
Поразмышлять на эти темы Максиму не дали, да и что за размышления в спешке и суете! Иное дело в инерционной фазе коммерческого рейса! “Вычегда” летит сама по себе, повинуясь заданному импульсу скорости и притяжению небесных тел, а экипаж убивает время в промежутках между регламентными работами. Вот тут-то можно и пофилософствовать в свое удовольствие - конечно, если не помешают жены.
Максима грубо впихивали в скафандр, попутно инструктируя в несколько голосов. Он понял немногое, но главное: начальство напугано. Оно, начальство, любит, когда подчиненные докладывают, что у них все под контролем. Короче: чужака надо найти, убедить прекратить погром и желательно вернуть. Каким образом? Используя личный доверительный контакт, как же еще. А если серпентиец на контакт не пойдет? Надо сделать, чтобы пошел, задача ясна?
Удивительно, но Максиму не пришло в голову ни заявить о том, что он пилот, а не дипломат и не зверолов, и умыть руки, ни попытаться выторговать у обделавшегося начальства особые премиальные. Но даже если бы это пришло ему в голову, он быстро сообразил бы, что все равно не имеет выбора. Барбара не одобрила бы. А Карина, пожалуй, швырнула бы мужу в лицо особые премиальные.
Кабанья Морда хотел было навязать ему двух-трех космопехов в сопровождающие, в ответ на что Максим заявил, что посторонние могут помешать личному доверительному контакту; короче, либо он идет один, либо ни за что не ручается. И одна из высоких шишек, в коей Максим без всякой оторопи опознал Генерального секретаря Унии Наций, поддержала его.
Из сектора Б датчик давления слал на центральный компьютер сигнал: сектор еще не разгерметизирован. Начальство удалилось в аппаратную, а Максим был впущен в сектор. Пробираясь по коридору в неуклюжем скафандре при нормальном внешнем давлении, он чувствовал себя идиотом. Впрочем, так или иначе придется открыть дверь в сектор А… стало быть, очень скоро воздух уйдет и из сектора Б… Никакой разгильдяй тут случайно не остался?
Никакой. Сигнал тревоги орал что надо, а глухих или слишком глупых тут не держат. Все смылись. О людях пока что можно не думать.
Но где серпентиец? Неужели найденыш так и сидит в секторе А, в кабинете гендиректора? Странно. Но пока не проверишь, не узнаешь. В кабинетах начальства по понятным причинам не бывает видеокамер наблюдения.
Зато в коридоре Максим заметил сразу три камеры. Они медленно поворачивались, отслеживая его путь. Контроль над подчиненными - вот то, без чего начальству жизнь не в радость.
Ну-ну. Чертовски увлекательное дело - отслеживать, как отвыкший от силы тяжести человек неловко переступает ногами! Смотрите, смотрите. Самого-то главного вы не увидите, не надейтесь…
А каким оно будет - главное?
Максим не знал. Он полагался на удачу. Главным образом на то, что серпентиец не поведет себя как разъяренный пес. Хотя при его способностях поглощать все подряд уместнее было бы сравнение с акулой…
С дверным пультом он провозился куда дольше, чем рассчитывал. Пульт был рассчитан даже не на дурака - на анацефала. Для начала он предупредил Максима о том, что за броневой заслонкой и герметичной дверью - вакуум. Максим согласился с мнением пульта и потребовал прохода, на что вякнул сигнал тревоги - к счастью, короткий - и высветилась надпись: “Вы уверены?” Потом был затребован особый код, который Максим получил по радиосвязи, и все повторилось заново. А когда броневая заслонка все же откатилась, пришлось точно так же уговаривать открыться герметичную дверь.
Дунуло так, что Максим едва устоял на ногах. Загремели переборки. Весь воздух из сектора Б унесся в проеденную в куполе дыру столь стремительно, словно давно мечтал оснастить Луну хоть каким-нибудь подобием атмосферы. Взвились и устремились на волю не унесенные первой декомпрессией бумаги из перевернутой корзины, взвихрилась пыль, опрокинулось последнее неопрокинутое кресло. Скафандр сейчас же раздулся, превратив любое сгибание конечности в тяжелое физическое упражнение.
Серпентийца в кабинете не наблюдалось.
Максим ощупал уцелевшую мебель. Он не помнил, какое количество кресел, столов и шкафов составляло меблировку кабинета гендиректора, и последовательно проверил все. Конечно, в толстых перчатках скафандра тактильные ощущения отсутствовали напрочь, но душу грела уверенность: найденыш, несомненно, потянулся бы к старому знакомцу, чем и обнаружил бы себя. Увы - ни кресла, ни шкафы не проявили никакого желания прильнуть к ласковой ладони.
Без толку постояв под дырой в потолке и удивившись, насколько она круглая, как по циркулю, Максим отрапортовал. Найденыш вышел наружу, и искать его следовало вне купола. Где - вопрос. Луна, конечно, меньше Земли, но не настолько же, чтобы сделать поиск легким занятием! Хорошо еще, если чужак не убежал далеко. А он может!
Бормоча ругательства, Максим ретировался, задраивая за собой двери и заслонки. В ожидании выравнивания давления решил для себя: наружу-то он выйдет и поищет всерьез. Но если поиски в ближайших окрестностях не принесут успеха - гори все огнем! Пусть вояки сами ищут иголку в стоге сена и черную кошку в темной комнате. Кошки-то там, может, уже и нет. Свойства серпентийца темны и туманны. Уж если он маневрировал в космосе, так, может, способен преодолеть лунное притяжение и улететь себе восвояси по своим серпентийским делам?
- Нет его там, - объявил Максим высокому начальству и добавил так, будто это было его личным решением, спорить с которым не рекомендуется: - Пойду гляну снаружи.
И был прав: как надо поступить, если вынужден участвовать в чем-то, что очень тебе не нравится? “Расслабиться и получить удовольствие”? Вот уж вряд ли! Паллиатив и примиренчество. Гораздо лучше возглавить этот процесс или хотя бы вообразить, что возглавил!
С воображением у Максима Волкова было все в порядке - нормальное, среднее. Не фантазер, не мечтатель, не тонкая поэтическая натура, не физик-выдумщик уровня Фейнмана и Вуда, но и, хвала Создателю, не тупорылый даун. А посему шаг стал тверже, голос увереннее, а настроение поползло вверх. Я иду, слышите? Просто потому, что так хочу. Потому что моцион полезен. И чихал я на всех!
Красиво было снаружи - глаз не отвести. Солнечный диск только-только убрался за вал кратера Гассен-ди, украсив скалистый гребень сказочным сиянием короны. Освещенная верхушка купола сияла, словно летающая тарелка, иллюминированная к какому-нибудь инопланетному празднику, и нарядной елочной игрушкой завис над нею голубоватый диск Земли. Основание купола скрывалось в глубокой бархатной тьме. Когда глаза немного пообвыкли, Максим стал различать причудливые полутени.
Разглядел он и круглое отверстие в куполе, отчего настроение не улучшилось. Только сейчас в голову пришла зябкая мысль: а если найденыш из самых лучших побуждений проест дыру в скафандре точно так же, как проел в куполе? Хотя нет, не точно так же… Куда быстрее. Он умеет. Он похож на ребенка, у которого режутся зубки. Ребенок все тянет в рот, ему все надо попробовать на ощупь и на зуб, и он ни в чем не виноват. Разница только в том, что у этого ребенка особые способности…
Так-то оно так, но умирать от декомпрессии Максиму хотелось не больше, чем любому другому. Еще узнает ли его найденыш - в скафандре-то? А вспомнив о виртуозной мимикрии серпентийца, можно заранее кричать караул. На кого он сейчас похож? На фрагмент обшивки купола? На валун? Вон их сколько вокруг, серых лунных булыжников, пролежавших здесь три-четыре миллиарда лет и намеренных пролежать еще столько же…
С сильно бьющимся сердцем Максим доковылял до ближайшего валуна, осторожно потрогал. Валун был как валун, смирный и неодушевленный. Он не собирался нападать на человека. Ему вообще было некуда торопиться.
Эх, насколько легче было бы на Земле, особенно в лесистой местности! Выломал палку, этакий пробный дрын, и знай себе тычь им во все подозрительное! Авось успеешь отскочить. Максим даже хотел повертеть головой: не валяется ли поблизости какой-нибудь подходящий длинномерный металлолом? - но в скафандре голова отдельно от корпуса не вертелась, да и не могло тут валяться никакого металлолома. На Луне он сразу идет в переработку, потому как ценен…
Медленно - а куда торопиться? - Максим обошел вокруг купола. Мыслей о том, где искать серпентийца, от этого не прибавилось. Камни были как камни, тени как тени, купол как купол. В отдалении маячили прочие постройки базы - такие же купола с ровными лысинами посадочных площадок между ними. За периметром базы крохотными букашками ползали лунные комбайны, подъедая богатый гелием-3 реголит. Бессмысленно и дико громоздился иззубренный вал кратера.
Где он, чтоб его?!
- Волков, ответьте. - По грубому голосу Максим узнал Хеншера. - Докладывайте о каждом шаге. Как поняли?
Ну да, докладывать ему, как же… О каждом шаге и о каждом чихе. Разбежался. Подчиненных своих муштруй, им полезно.
Но вслух Максим сказал другое:
- Что докладывать-то? Вы же небось меня видите. Или нет?
- Отставить препирательства. Можете не сомневаться, мы фиксируем все ваши действия. Хитрить не советую. Очень не советую, Волков, вы поняли?
- Понял.
- Вот и хорошо. Итак, докладывайте о каждом вашем шаге. Это приказ.
Максим даже не огрызнулся. Во-первых, устал с отвычки к тяжести, а во-вторых, Хеншер того не стоил. Во ему, а не доклад о каждом шаге! Пусть наблюдает за поисковой операцией на экране, небось не слепой. Вон они, камеры внешнего обзора…
И тут Максим икнул от удивления. Там, где он сейчас находился, его могла видеть только одна камера, и эта камера была направлена в противоположную от него сторону!
А потом в наушниках послышался голос - его, Максима Волкова, голос, в должной мере искаженный полосой пропускания канала радиосвязи:
- Иду в восточном направлении. Проверяю валун… нет, не то. Обхожу валун… так… тут ничего интересного. Возвращаюсь к куполу. Меня хорошо видно?
- Видим вас, Волков, - ответил Хеншер. - Что намерены предпринять? Докладывайте.
- Хочу проверить внешние антенны и вообще все выступы на куполе. Не исключено, что один из них - то, что мы ищем.
- Отставить. Это мы проверим и сами. Продолжайте поиск вокруг купола. Двигайтесь по расширяющейся спирали. Как поняли?
- Понял. Выполняю.
- Давно бы так. Волков!
- Слушаю.
- Маршал доволен вами.
- О чем разговор Общее дело делаем.
Максим уронил челюсть. Происходило что-то из ряда вон. Его никак не могли наблюдать на экране внешнего обзора - но наблюдали! Он не проронил ни слова - но отвечал Хеншеру. Да еще чуть ли не с подобострастием!
Позднее он никак не мог решить, ум ли был тому причиной, примитивный ли здравый смысл или, может быть, просто растерянность, но факт остался фактом: Максим промолчал. Прижавшись к основанию купола, он замер и даже дышать стал через раз.
И - увидел.
Вокруг купола по расширяющейся спирали, как и было сказано, брела фигура в скафандре. Мало того, она докладывала о том, что видит и что делает, его, Максима, голосом! Ай да серпентиец, ай да змееныш… Ничего не скажешь, чистая работа. Не во внешней мимикрии дело - что для него мимикрия! Но когда он успел проникнуться человеческим духом настолько, чтобы водить за нос людей? И каких людей! Уж чем-чем, а излишней доверчивостью никто из них не страдает…
На один миг захотелось разоблачить самозванца. Но только на один миг. Максим не издал ни звука.
И сейчас же услышал в наушниках свой собственный голос:
- Максим?
Пауза.
- Человек по имени Максим Волков, ты можешь говорить. Другие тебя не услышат, я об этом позаботился. Тебя услышу только я.
И тогда Максим решился.
- Вот что, - заговорил он почему-то шепотом. - Если только ты мне хоть чуть-чуть доверяешь… Слушай меня внимательно и делай как скажу…
Потом он, распространяя запах немытого тела, стоял истуканом перед целым выводком важных шишек, одна шишковатее другой, очень стеснялся и молчал. Да и что он мог сказать такого важного, чтобы его услышали? Шишки же лишены слуха, это всем известно. Вон Карина попыталась вступиться за серпентийца - а толку? Тягостная сцена кончилась тем, чем и должна была кончиться, - отъемом найденыша и удалением экипажа “Вычегды” прочь. Подальше от брезгливых носов.
По пути в санблок он разозлился, потому что получил втык от обеих жен. Заслуженный или нет - сам не понял, но разозлился на весь свет. Стоял под душем, скреб тело и ругался черными словами. А что тут поделаешь? Сила солому ломит, и утрись. Возьми отпуск, слетай на Землю, напейся в первом же кабаке и набей кому-нибудь морду Утешься, трам-тарарам, исполнением примитивных желаний и вновь смотри на мир позитивно. Медицина и начальство очень рекомендуют.
Помыться как следует, однако, не удалось. Сначала дурным голосом завопил сигнал тревоги. Затем в душевую ворвались космопехи, а с этими громилами не шибко поспоришь. Слов они не тратили. В долю секунды Максим был выхвачен из-под струй и не успел ничего понять, как вновь предстал перед начальством. В менее грязном виде, зато мокрым и совершенно голым. Впрочем, ему тут же сунули в руки трико.
А еще через тридцать секунд он понял, что начальство облажалось, и не успел даже обрадоваться, как осознал свою задачу: в темпе облачиться в скафандр, восстановить дружеский контакт с серпентийцем и как минимум убедить его прекратить разрушение купола. Генеральный секретарь выразил надежду, что ему, Максиму, это легко удастся. А грузный военный чин с совершенно кабаньей мордой и такими большими звездами, что их лучи выступали за кромку погона, угрюмо заявил, что в противном случае чужака придется уничтожить.
Да ну? Так найденыш и позволил убить себя! Максим достаточно нагляделся на его забавы, чтобы усвоить: шансы Кабаньей Морды уничтожить серпентийца пренебрежимо малы. Кто кого уничтожит, если дело дойдет до драки, - большой вопрос. Будь Максим игроком, он поставил бы на найденыша. Три… нет, даже пять к одному. Ведь люди - такие нежные и неприспособленные существа. Жить в вакууме им почему-то совсем не нравится. Плюс сто по Цельсию или минус сто - та же история. Не говоря уже о том, что в качестве пищи им годится только органика, да не любая, а очень даже специфическая! Избалованные существа.
Почему они вообще выжили на планете Земля - достойно удивления. Почему серпентийцы, в свою очередь, не заполонили собой всю Галактику - тоже непонятно…
Поразмышлять на эти темы Максиму не дали, да и что за размышления в спешке и суете! Иное дело в инерционной фазе коммерческого рейса! “Вычегда” летит сама по себе, повинуясь заданному импульсу скорости и притяжению небесных тел, а экипаж убивает время в промежутках между регламентными работами. Вот тут-то можно и пофилософствовать в свое удовольствие - конечно, если не помешают жены.
Максима грубо впихивали в скафандр, попутно инструктируя в несколько голосов. Он понял немногое, но главное: начальство напугано. Оно, начальство, любит, когда подчиненные докладывают, что у них все под контролем. Короче: чужака надо найти, убедить прекратить погром и желательно вернуть. Каким образом? Используя личный доверительный контакт, как же еще. А если серпентиец на контакт не пойдет? Надо сделать, чтобы пошел, задача ясна?
Удивительно, но Максиму не пришло в голову ни заявить о том, что он пилот, а не дипломат и не зверолов, и умыть руки, ни попытаться выторговать у обделавшегося начальства особые премиальные. Но даже если бы это пришло ему в голову, он быстро сообразил бы, что все равно не имеет выбора. Барбара не одобрила бы. А Карина, пожалуй, швырнула бы мужу в лицо особые премиальные.
Кабанья Морда хотел было навязать ему двух-трех космопехов в сопровождающие, в ответ на что Максим заявил, что посторонние могут помешать личному доверительному контакту; короче, либо он идет один, либо ни за что не ручается. И одна из высоких шишек, в коей Максим без всякой оторопи опознал Генерального секретаря Унии Наций, поддержала его.
Из сектора Б датчик давления слал на центральный компьютер сигнал: сектор еще не разгерметизирован. Начальство удалилось в аппаратную, а Максим был впущен в сектор. Пробираясь по коридору в неуклюжем скафандре при нормальном внешнем давлении, он чувствовал себя идиотом. Впрочем, так или иначе придется открыть дверь в сектор А… стало быть, очень скоро воздух уйдет и из сектора Б… Никакой разгильдяй тут случайно не остался?
Никакой. Сигнал тревоги орал что надо, а глухих или слишком глупых тут не держат. Все смылись. О людях пока что можно не думать.
Но где серпентиец? Неужели найденыш так и сидит в секторе А, в кабинете гендиректора? Странно. Но пока не проверишь, не узнаешь. В кабинетах начальства по понятным причинам не бывает видеокамер наблюдения.
Зато в коридоре Максим заметил сразу три камеры. Они медленно поворачивались, отслеживая его путь. Контроль над подчиненными - вот то, без чего начальству жизнь не в радость.
Ну-ну. Чертовски увлекательное дело - отслеживать, как отвыкший от силы тяжести человек неловко переступает ногами! Смотрите, смотрите. Самого-то главного вы не увидите, не надейтесь…
А каким оно будет - главное?
Максим не знал. Он полагался на удачу. Главным образом на то, что серпентиец не поведет себя как разъяренный пес. Хотя при его способностях поглощать все подряд уместнее было бы сравнение с акулой…
С дверным пультом он провозился куда дольше, чем рассчитывал. Пульт был рассчитан даже не на дурака - на анацефала. Для начала он предупредил Максима о том, что за броневой заслонкой и герметичной дверью - вакуум. Максим согласился с мнением пульта и потребовал прохода, на что вякнул сигнал тревоги - к счастью, короткий - и высветилась надпись: “Вы уверены?” Потом был затребован особый код, который Максим получил по радиосвязи, и все повторилось заново. А когда броневая заслонка все же откатилась, пришлось точно так же уговаривать открыться герметичную дверь.
Дунуло так, что Максим едва устоял на ногах. Загремели переборки. Весь воздух из сектора Б унесся в проеденную в куполе дыру столь стремительно, словно давно мечтал оснастить Луну хоть каким-нибудь подобием атмосферы. Взвились и устремились на волю не унесенные первой декомпрессией бумаги из перевернутой корзины, взвихрилась пыль, опрокинулось последнее неопрокинутое кресло. Скафандр сейчас же раздулся, превратив любое сгибание конечности в тяжелое физическое упражнение.
Серпентийца в кабинете не наблюдалось.
Максим ощупал уцелевшую мебель. Он не помнил, какое количество кресел, столов и шкафов составляло меблировку кабинета гендиректора, и последовательно проверил все. Конечно, в толстых перчатках скафандра тактильные ощущения отсутствовали напрочь, но душу грела уверенность: найденыш, несомненно, потянулся бы к старому знакомцу, чем и обнаружил бы себя. Увы - ни кресла, ни шкафы не проявили никакого желания прильнуть к ласковой ладони.
Без толку постояв под дырой в потолке и удивившись, насколько она круглая, как по циркулю, Максим отрапортовал. Найденыш вышел наружу, и искать его следовало вне купола. Где - вопрос. Луна, конечно, меньше Земли, но не настолько же, чтобы сделать поиск легким занятием! Хорошо еще, если чужак не убежал далеко. А он может!
Бормоча ругательства, Максим ретировался, задраивая за собой двери и заслонки. В ожидании выравнивания давления решил для себя: наружу-то он выйдет и поищет всерьез. Но если поиски в ближайших окрестностях не принесут успеха - гори все огнем! Пусть вояки сами ищут иголку в стоге сена и черную кошку в темной комнате. Кошки-то там, может, уже и нет. Свойства серпентийца темны и туманны. Уж если он маневрировал в космосе, так, может, способен преодолеть лунное притяжение и улететь себе восвояси по своим серпентийским делам?
- Нет его там, - объявил Максим высокому начальству и добавил так, будто это было его личным решением, спорить с которым не рекомендуется: - Пойду гляну снаружи.
И был прав: как надо поступить, если вынужден участвовать в чем-то, что очень тебе не нравится? “Расслабиться и получить удовольствие”? Вот уж вряд ли! Паллиатив и примиренчество. Гораздо лучше возглавить этот процесс или хотя бы вообразить, что возглавил!
С воображением у Максима Волкова было все в порядке - нормальное, среднее. Не фантазер, не мечтатель, не тонкая поэтическая натура, не физик-выдумщик уровня Фейнмана и Вуда, но и, хвала Создателю, не тупорылый даун. А посему шаг стал тверже, голос увереннее, а настроение поползло вверх. Я иду, слышите? Просто потому, что так хочу. Потому что моцион полезен. И чихал я на всех!
Красиво было снаружи - глаз не отвести. Солнечный диск только-только убрался за вал кратера Гассен-ди, украсив скалистый гребень сказочным сиянием короны. Освещенная верхушка купола сияла, словно летающая тарелка, иллюминированная к какому-нибудь инопланетному празднику, и нарядной елочной игрушкой завис над нею голубоватый диск Земли. Основание купола скрывалось в глубокой бархатной тьме. Когда глаза немного пообвыкли, Максим стал различать причудливые полутени.
Разглядел он и круглое отверстие в куполе, отчего настроение не улучшилось. Только сейчас в голову пришла зябкая мысль: а если найденыш из самых лучших побуждений проест дыру в скафандре точно так же, как проел в куполе? Хотя нет, не точно так же… Куда быстрее. Он умеет. Он похож на ребенка, у которого режутся зубки. Ребенок все тянет в рот, ему все надо попробовать на ощупь и на зуб, и он ни в чем не виноват. Разница только в том, что у этого ребенка особые способности…
Так-то оно так, но умирать от декомпрессии Максиму хотелось не больше, чем любому другому. Еще узнает ли его найденыш - в скафандре-то? А вспомнив о виртуозной мимикрии серпентийца, можно заранее кричать караул. На кого он сейчас похож? На фрагмент обшивки купола? На валун? Вон их сколько вокруг, серых лунных булыжников, пролежавших здесь три-четыре миллиарда лет и намеренных пролежать еще столько же…
С сильно бьющимся сердцем Максим доковылял до ближайшего валуна, осторожно потрогал. Валун был как валун, смирный и неодушевленный. Он не собирался нападать на человека. Ему вообще было некуда торопиться.
Эх, насколько легче было бы на Земле, особенно в лесистой местности! Выломал палку, этакий пробный дрын, и знай себе тычь им во все подозрительное! Авось успеешь отскочить. Максим даже хотел повертеть головой: не валяется ли поблизости какой-нибудь подходящий длинномерный металлолом? - но в скафандре голова отдельно от корпуса не вертелась, да и не могло тут валяться никакого металлолома. На Луне он сразу идет в переработку, потому как ценен…
Медленно - а куда торопиться? - Максим обошел вокруг купола. Мыслей о том, где искать серпентийца, от этого не прибавилось. Камни были как камни, тени как тени, купол как купол. В отдалении маячили прочие постройки базы - такие же купола с ровными лысинами посадочных площадок между ними. За периметром базы крохотными букашками ползали лунные комбайны, подъедая богатый гелием-3 реголит. Бессмысленно и дико громоздился иззубренный вал кратера.
Где он, чтоб его?!
- Волков, ответьте. - По грубому голосу Максим узнал Хеншера. - Докладывайте о каждом шаге. Как поняли?
Ну да, докладывать ему, как же… О каждом шаге и о каждом чихе. Разбежался. Подчиненных своих муштруй, им полезно.
Но вслух Максим сказал другое:
- Что докладывать-то? Вы же небось меня видите. Или нет?
- Отставить препирательства. Можете не сомневаться, мы фиксируем все ваши действия. Хитрить не советую. Очень не советую, Волков, вы поняли?
- Понял.
- Вот и хорошо. Итак, докладывайте о каждом вашем шаге. Это приказ.
Максим даже не огрызнулся. Во-первых, устал с отвычки к тяжести, а во-вторых, Хеншер того не стоил. Во ему, а не доклад о каждом шаге! Пусть наблюдает за поисковой операцией на экране, небось не слепой. Вон они, камеры внешнего обзора…
И тут Максим икнул от удивления. Там, где он сейчас находился, его могла видеть только одна камера, и эта камера была направлена в противоположную от него сторону!
А потом в наушниках послышался голос - его, Максима Волкова, голос, в должной мере искаженный полосой пропускания канала радиосвязи:
- Иду в восточном направлении. Проверяю валун… нет, не то. Обхожу валун… так… тут ничего интересного. Возвращаюсь к куполу. Меня хорошо видно?
- Видим вас, Волков, - ответил Хеншер. - Что намерены предпринять? Докладывайте.
- Хочу проверить внешние антенны и вообще все выступы на куполе. Не исключено, что один из них - то, что мы ищем.
- Отставить. Это мы проверим и сами. Продолжайте поиск вокруг купола. Двигайтесь по расширяющейся спирали. Как поняли?
- Понял. Выполняю.
- Давно бы так. Волков!
- Слушаю.
- Маршал доволен вами.
- О чем разговор Общее дело делаем.
Максим уронил челюсть. Происходило что-то из ряда вон. Его никак не могли наблюдать на экране внешнего обзора - но наблюдали! Он не проронил ни слова - но отвечал Хеншеру. Да еще чуть ли не с подобострастием!
Позднее он никак не мог решить, ум ли был тому причиной, примитивный ли здравый смысл или, может быть, просто растерянность, но факт остался фактом: Максим промолчал. Прижавшись к основанию купола, он замер и даже дышать стал через раз.
И - увидел.
Вокруг купола по расширяющейся спирали, как и было сказано, брела фигура в скафандре. Мало того, она докладывала о том, что видит и что делает, его, Максима, голосом! Ай да серпентиец, ай да змееныш… Ничего не скажешь, чистая работа. Не во внешней мимикрии дело - что для него мимикрия! Но когда он успел проникнуться человеческим духом настолько, чтобы водить за нос людей? И каких людей! Уж чем-чем, а излишней доверчивостью никто из них не страдает…
На один миг захотелось разоблачить самозванца. Но только на один миг. Максим не издал ни звука.
И сейчас же услышал в наушниках свой собственный голос:
- Максим?
Пауза.
- Человек по имени Максим Волков, ты можешь говорить. Другие тебя не услышат, я об этом позаботился. Тебя услышу только я.
И тогда Максим решился.
- Вот что, - заговорил он почему-то шепотом. - Если только ты мне хоть чуть-чуть доверяешь… Слушай меня внимательно и делай как скажу…
9
Стоит женщине захотеть, и она отравит существование кому угодно и где угодно. Хоть в раю. Вы думаете, коварный змей уговорил Еву сжевать заповедное яблоко? Наивная отговорка, граждане судьи, лапша на уши да еще поклеп на ни в чем не повинное пресмыкающееся! Змей - существо флегматичное, очень ему надо подбивать глупых голых теток на борьбу с авитаминозом посредством изгрызания фруктов! Любому мужчине, обреченному на женское окружение, картина предельно ясна: змея достали, сделав его жизнь невыносимой, и вынудили дать дурной совет. Дурной, собственно, для Евы и Адама, которых изгнали из рая, но никак не для змея, который там остался. А как бы вы поступили на его месте?
Да что там рай! Нечего и говорить о нем. Для Максима наступил ад кромешный, и наступил он в ту минуту, когда Максим оказался наедине с обеими женами. Один против двух.
Сначала, правда, его держали отдельно и мучили дознанием: как оказалось, что он не нашел серпентий-ца, несмотря на продолжительные поиски? Куда тот мог подеваться? Какую степень опасности он может представлять? Мучили долго, вытягивали нервы, а в конце заставили корпеть над подробнейшим отчетом о пребывании чужака на борту “Вычегды”. Тютюник бурчал, Хеншер орал, гендиректор остервенел и вымещал злобу на подчиненных, а Гутьеррес смотрел на Максима с тщательно скрываемым интересом, помалкивал и первым отбыл на Землю.
Потом отпустили и Максима. Сказать точнее - выгнали взашей. Вот тут-то и началось.
В рейсовом челноке “Луна-Стационар” было еще терпимо. Жены понимали, что мужа сейчас не тронь - разбудишь вулкан. А вот на Стационаре - “верхней площадке” космического лифта, где пришлось двое суток ждать очереди на спуск, - навалились всерьез. Гигантская станция, подвешенная на геостационарной орбите, кружилась вслед вращению Земли, как кордовая авиамоделька, по сплетенным из углеродных нанотру-бок тросам бегали грузовые и пассажирские капсулы, а в крохотном боксе орбитальной гостиницы Максим подвергался словесной экзекуции. Когда уставала Барбара, за дело принималась Карина, и наоборот. Лесопилка работала безостановочно.
Максим пытался отмалчиваться. Иногда, выйдя из себя, орал, что не все на этом свете от него зависит, что сила солому ломит, и вообще надо еще посмотреть, кто в полной мере остался в дураках. Он ли? А может, кто другой, чином повыше? И с чего это дорогие женушки решили, что забавный чужак непременно погиб? Ах, не решили? Почему это “если он обиделся, то это ничем не лучше”? Очень даже лучше! Во-первых, он жив-здоров и просто слоняется где-то. Во-вторых, ну ее к шуту, эту чужаковатую забавность! Кто знает, какие у него в ассортименте забавы. Может, такие, от которых лучше держаться на расстоянии пары десятков астрономических единиц? С него станется! Чего хорошего можно ждать от живого организма, чьи биологические реакции протекают не на химическом и вряд ли даже на ядерном, а скорее на субъядерном уровне! Кто-то чихнет случайно, а от кого-то не то что молекул - протонов не останется…
Аргументы на жен не действовали. Ор помогал ненадолго. Максим терял силы.
Ну как было объяснить женам, что все устроено, может, не самым лучшим образом, но, несомненно, лучшим из возможных? Максим объяснил бы, будь он убежден в отсутствии прослушки. Но как раз в этом никакой уверенности не было. Объясниться позже - другое дело, И пусть сказано “хочешь ознакомить с тайной всех - доверь ее женщине”, но и среди женщин попадаются такие экземпляры в русских селеньях… За Карину и Барбару - особенно за Барбару - Максим мог поручиться головой. Эти не выдадут. Но время объясниться с ними еще не пришло…
А к тому моменту, когда оно придет, мрачно думал Максим, многое может измениться. Карина, проникшаяся к чужаку почти материнскими чувствами, сгоряча уже успела заявить, что не желает жить с мужем-слизняком, мужем-приспособленцем, мужем-тряпкой. Ничего себе приспособленец! Много ли благ поимел он со своего “приспособленчества”? Перед кем теперь фактически закрыта дорога в космос - перед Хенше-ром, что ли?!
Барбара вела себя более выдержанно. Один раз она даже поинтересовалась для разнообразия дальнейшими перспективами социальной ячейки. А какие могут быть перспективы для того, кого уволили по форме 12/1?!
- Это волчий паспорт, - безжалостно констатировала жена.
- Он самый. Волчий паспорт для Волкова - логично! - попытался сострить Максим, но не был поддержан. - Фирма разорвала контракт. Должны выплатить компенсацию: годичный оклад.
- А выплатят? - усомнилась Барбара.
- Пусть попробуют зажать. Профсоюз пилотов их живьем съест.
- Ну допустим. А дальше? Максим вздохнул.
- Поживем пока на Земле, - сказал он примирительно. - Потом найду что-нибудь. Если не удастся устроиться пилотом - завербуюсь хотя бы на Луну, на реголитовый комбайн. Возьмут ведь, а?
- Я выходила замуж за пилота, - напомнила Барбара.
Тем данный фрагмент беседы и кончился, и это был самый светлый ее фрагмент. Рациональное, вещественное всегда близко и понятно. А поди-ка спроси у женщин, на что им сдался серпентиец? Наговорят с три короба, а по существу не ответят. Ласковый? Ну, заведите котенка, что ли. Чудной и непредсказуемый? Ну, напоите котенка валерьянкой, и дело с концом. Где там. Дай женщине что-либо чувственное - она обязательно скажет, что мало. А уж если отнять - подвинься и не прыгай. Терпи и узнай о себе много нового.
Барбара не была разумнее Карины, совсем нет. Она была опытнее и только поэтому раньше младшей жены осведомилась о ближайших финансовых перспективах семьи. Максим не сомневался: пройдет немного времени, и Карина в свою очередь потребует отчета, получит его и снабдит уничтожающими комментариями. Причем произойдет это немедленно по окончании разноса за утрату найденыша, без малейшего перерыва. Максим достаточно изучил своих жен, чтобы знать: чувственное и материальное сосуществует в женщинах в дивной, но дикой для любого мужчины гармонии.
Да, женщины - создания гармоничные, нет сомнений. А вот гармония в социальной ячейке уже начала трещать по всем швам. На что прикажете жить? Выплатит ли Роскосмос компенсацию, это еще большой вопрос. Сбережений практически нет - съели дети. Дети - это прекрасно, кто спорит, но от затрат неотделимы. Тут тоже своя извращенная гармония. Короче, будущее - в мрачных грозовых тучах.
Да что там рай! Нечего и говорить о нем. Для Максима наступил ад кромешный, и наступил он в ту минуту, когда Максим оказался наедине с обеими женами. Один против двух.
Сначала, правда, его держали отдельно и мучили дознанием: как оказалось, что он не нашел серпентий-ца, несмотря на продолжительные поиски? Куда тот мог подеваться? Какую степень опасности он может представлять? Мучили долго, вытягивали нервы, а в конце заставили корпеть над подробнейшим отчетом о пребывании чужака на борту “Вычегды”. Тютюник бурчал, Хеншер орал, гендиректор остервенел и вымещал злобу на подчиненных, а Гутьеррес смотрел на Максима с тщательно скрываемым интересом, помалкивал и первым отбыл на Землю.
Потом отпустили и Максима. Сказать точнее - выгнали взашей. Вот тут-то и началось.
В рейсовом челноке “Луна-Стационар” было еще терпимо. Жены понимали, что мужа сейчас не тронь - разбудишь вулкан. А вот на Стационаре - “верхней площадке” космического лифта, где пришлось двое суток ждать очереди на спуск, - навалились всерьез. Гигантская станция, подвешенная на геостационарной орбите, кружилась вслед вращению Земли, как кордовая авиамоделька, по сплетенным из углеродных нанотру-бок тросам бегали грузовые и пассажирские капсулы, а в крохотном боксе орбитальной гостиницы Максим подвергался словесной экзекуции. Когда уставала Барбара, за дело принималась Карина, и наоборот. Лесопилка работала безостановочно.
Максим пытался отмалчиваться. Иногда, выйдя из себя, орал, что не все на этом свете от него зависит, что сила солому ломит, и вообще надо еще посмотреть, кто в полной мере остался в дураках. Он ли? А может, кто другой, чином повыше? И с чего это дорогие женушки решили, что забавный чужак непременно погиб? Ах, не решили? Почему это “если он обиделся, то это ничем не лучше”? Очень даже лучше! Во-первых, он жив-здоров и просто слоняется где-то. Во-вторых, ну ее к шуту, эту чужаковатую забавность! Кто знает, какие у него в ассортименте забавы. Может, такие, от которых лучше держаться на расстоянии пары десятков астрономических единиц? С него станется! Чего хорошего можно ждать от живого организма, чьи биологические реакции протекают не на химическом и вряд ли даже на ядерном, а скорее на субъядерном уровне! Кто-то чихнет случайно, а от кого-то не то что молекул - протонов не останется…
Аргументы на жен не действовали. Ор помогал ненадолго. Максим терял силы.
Ну как было объяснить женам, что все устроено, может, не самым лучшим образом, но, несомненно, лучшим из возможных? Максим объяснил бы, будь он убежден в отсутствии прослушки. Но как раз в этом никакой уверенности не было. Объясниться позже - другое дело, И пусть сказано “хочешь ознакомить с тайной всех - доверь ее женщине”, но и среди женщин попадаются такие экземпляры в русских селеньях… За Карину и Барбару - особенно за Барбару - Максим мог поручиться головой. Эти не выдадут. Но время объясниться с ними еще не пришло…
А к тому моменту, когда оно придет, мрачно думал Максим, многое может измениться. Карина, проникшаяся к чужаку почти материнскими чувствами, сгоряча уже успела заявить, что не желает жить с мужем-слизняком, мужем-приспособленцем, мужем-тряпкой. Ничего себе приспособленец! Много ли благ поимел он со своего “приспособленчества”? Перед кем теперь фактически закрыта дорога в космос - перед Хенше-ром, что ли?!
Барбара вела себя более выдержанно. Один раз она даже поинтересовалась для разнообразия дальнейшими перспективами социальной ячейки. А какие могут быть перспективы для того, кого уволили по форме 12/1?!
- Это волчий паспорт, - безжалостно констатировала жена.
- Он самый. Волчий паспорт для Волкова - логично! - попытался сострить Максим, но не был поддержан. - Фирма разорвала контракт. Должны выплатить компенсацию: годичный оклад.
- А выплатят? - усомнилась Барбара.
- Пусть попробуют зажать. Профсоюз пилотов их живьем съест.
- Ну допустим. А дальше? Максим вздохнул.
- Поживем пока на Земле, - сказал он примирительно. - Потом найду что-нибудь. Если не удастся устроиться пилотом - завербуюсь хотя бы на Луну, на реголитовый комбайн. Возьмут ведь, а?
- Я выходила замуж за пилота, - напомнила Барбара.
Тем данный фрагмент беседы и кончился, и это был самый светлый ее фрагмент. Рациональное, вещественное всегда близко и понятно. А поди-ка спроси у женщин, на что им сдался серпентиец? Наговорят с три короба, а по существу не ответят. Ласковый? Ну, заведите котенка, что ли. Чудной и непредсказуемый? Ну, напоите котенка валерьянкой, и дело с концом. Где там. Дай женщине что-либо чувственное - она обязательно скажет, что мало. А уж если отнять - подвинься и не прыгай. Терпи и узнай о себе много нового.
Барбара не была разумнее Карины, совсем нет. Она была опытнее и только поэтому раньше младшей жены осведомилась о ближайших финансовых перспективах семьи. Максим не сомневался: пройдет немного времени, и Карина в свою очередь потребует отчета, получит его и снабдит уничтожающими комментариями. Причем произойдет это немедленно по окончании разноса за утрату найденыша, без малейшего перерыва. Максим достаточно изучил своих жен, чтобы знать: чувственное и материальное сосуществует в женщинах в дивной, но дикой для любого мужчины гармонии.
Да, женщины - создания гармоничные, нет сомнений. А вот гармония в социальной ячейке уже начала трещать по всем швам. На что прикажете жить? Выплатит ли Роскосмос компенсацию, это еще большой вопрос. Сбережений практически нет - съели дети. Дети - это прекрасно, кто спорит, но от затрат неотделимы. Тут тоже своя извращенная гармония. Короче, будущее - в мрачных грозовых тучах.