Страница:
- О книгах. - Ната смущенно потупилась. - Неужели все происходило так, как там описано? Сигурд, Брунгильда…
- Не знаю, ежкин корень. - Стас пожал плечами. Вчера с первых страниц он понял, что “Звездная пехота” - стопроцентный вымысел, ведь люди никогда не воевали ни с какими жуками. Но это понимание не помещало воспринять книгу как описание реальности. - Не знаю, - повторил Стас. - Давай лучше работать, а о развлечениях затем поговорим.
- Ладно, - кивнула Ната, и они зашагали к следующей точке, отмеченной в памяти сканера.
Вопреки байкам, работа черного археолога большей частью скучна, монотонна и лишена особых радостей, состоит не из перестрелок, погонь и ошеломляющих открытий, а из банального копания в мусоре.
К обеду Стас и Ната были грязны по уши, а рюкзак стал значительно тяжелее.
- Ну что, пойдем? - спросила девушка, когда таймер в вычислительном центре Стаса негромко пискнул.
- Пойдем, - ответил он. - А то что-то в животе урчит…
Безраздельно царивший с утра туман осел, ветер разогнал облака, и “Гермес” сверкал под солнцем, как глыба хрусталя, зато марево маскирующего поля сделалось почти невидимым.
У подножия трапа прямо на земле сидел Антон, восторженно пялился куда-то в пространство.
- Ты что? - поинтересовался Стас, принюхиваясь. - Лара с Толиком пришли?
Самое удивительное - спиртным не пахло.
- Нет еще, - ответил механик. - А у меня поехала точка сборки, а в энергетическом теле начались флюктуации…
И он поднес руки к лицу, взглянул на них с невероятным удивлением, точно видел первый раз.
- Ну и ну! - Стас отшатнулся.
- Он и раньше сумасшедшим был, - заметила Ната, - а после этого Кастанеды и вовсе свихнулся…
Антон подскочил, будто его ужалили в филейную часть, вытаращил глаза и опрометью бросился вверх по трапу. Ната выразительно покрутила пальцем у виска, Стас только покачал головой.
Ноги после целого дня работы передвигались с некоторым трудом, а набитый добычей рюкзак впивался в спину десятками бугров, неизвестным науке образом выросших за время обратного пути.
- Когда же придем? - спросил Антон, вытирая с дица пот.
- Вон за теми развалинами должен быть “Гермес”, - ответил Стас. - Если я не путаю…
Сегодня они работали на самом дальнем от корабля участке, около руин старой крепости, откуда были видны острый мыс при слиянии двух рек и остатки громадной желтой церкви на нем.
Стас не ошибся, из-за развалин показались “Гермес”, открытый люк и машущие руками у подножия трапа Ната и Толик. Ветер донес полные эмоций крики.
- Чего это они орут? - спросил Антон, поправляя рюкзак.
- Вот уж не знаю, - ответил Стас и добавил вычитанную в одной из книг фразу: - Милые бранятся - только тешатся.
Толик и Ната ссорились и раньше, но все обходилось парой ударов, банальным “Пошел ты!” и “Пошла ты, подруга!”, после чего следовало быстрое, слезливое до тошноты примирение. Сейчас разлад шел совсем по другому сценарию.
- Ты, куколка, хоть понимаешь, с кем связалась? - рявкнул Толик. - Такие клевые парни, как я, на дороге не валяются!
- Твое место - в свинарнике, рядом с псами! - гордо ответила Ната.
Щеки ее алели, глаза сверкали, и выглядела девушка на редкость решительно. Исчезло ее всегдашнее подобострастие по отношению к приятелю, появилась уверенность в себе.
- Разве ты ведешь себя как мужчина? - спросила Ната. - Ты трус и женовидный ублюдок!
- Заправь ленту в свою печатную машинку, а об остальном позабочусь я сам! - Толик шагнул вперед, но не подумал успокоить подругу пощечиной, как обычно, а попытался обнять ее за плечи.
Ната отшатнулась.
- Ты слышишь то же, что и я? - поинтересовался Стас, ощущая, что его челюсть готова отвиснуть до пояса.
- Ага, - ошалело кивнул Антон. - Они как-то странно разговаривают. Я и не думал, что этот хлыщ такие слова знает.
Толик тем временем заметил, что у ссоры появились зрители.
- Это наша разборка, парни, - сказал он вальяжно. - Две собаки дерутся - третья не мешай. Мы сами с куколкой все решим. Вам понятно?
- Еще бы не понятно, - ответил Стас. - Только не убейте друг друга, а то еще возись потом с похоронами…
Они обогнули ссорящуюся парочку и двинулись к грузовому люку. Там избавились от рюкзаков, а когда вернулись к трапу, ссора продолжалась, хотя и на некотором удалении от “Гермеса”.
Доносились гневные выкрики.
- Чего это они? - спросил Стас, поднявшись в рубку
- Настоящий мужчина, - Лара отложила потрепанный цветастый томик со знойной красоткой и томно улыбнулась, - обязательно заметит горячее сердце и ранимую душу настоящей женщины…
Раздался грохот - споткнувшийся на последней ступеньке Антон звучно хряснулся коленками об пол.
- Ну, чума, - пробормотал механик. - Клянусь духом…
Выпавшая из кармана комбинезона фляжка негромко, как-то сиротливо брякнула.
Вибролопата визжала, как записная истеричка, бессильно елозила по блестящей темной поверхности, оставляя неглубокие царапины.
- Что за материал такой? - спросил Толик, когда Стас отключил питание и визг стих.
- Вот уж не знаю, вроде обычный камень. Давай попробуем раскопать сбоку и поднять ее.
Они пошли в разные стороны, расчищая поверхность рядом с открытым участком, и Стас довольно быстро наткнулся на край. Вонзил под него вибролопату, включил ее, налег хорошенько…
Вырвавшаяся из потных ладоней ручка хлестнула по лицу с такой силой, что перед глазами потемнело. Стас ощутил, что падает, потом обнаружил себя лежащим на груде камней.
В глазах склонившегося над ним Толика виднелся страх.
- Всэ… ноэмално… - проговорил Стас, морщась от боли в челюсти. - Ежкин коэнь…
- У тебя губы разбиты и кровь из носа течет, - сообщил Толик.
- Поыду к Ларе, - шатаясь, Стас ухитрился подняться. - А ты обследуй пока другие точки.
Путь до корабля занял в два раза больше времени, чем обычно, голова кружилась, возникало странное ощущение, что ноги то удлиняются, то укорачиваются, как телескопические хлысты.
Увидев “Гермес” и сидящую на нижней ступеньке трапа Лару, Стас облегченно вздохнул.
- Что с тобой? - Она вскочила, затрепетали книжные страницы.
- Лопата взбунтовалась. - Стас попробовал улыбнуться, но боль заставила отказаться от этой идеи.
- Пойдем наверх. - Лара обняла командира за пояс, осторожно повела по трапу.
Когда окунулись в душное нутро корабля, усадила в ближайшее кресло, а сама метнулась к аптечке. Стас на мгновение прикрыл глаза, поплыл куда-то, а когда пришел в себя, ощутил резкий неприятный запах и холодное прикосновение к предплечью.
- У тебя легкое сотрясение, - сказала Лара, - сейчас введу кое-что, станет легче, но до вечера придется полежать.
- А что с тобой? - Только тут Стас обратил внимание, что глаза у Лары красные, а нос чуть припухший. - Ты что, плакала?
Инъектор сухо щелкнул, кожу предплечья кольнуло.
- Ничего, - ответила Лара, отводя взгляд. - Книга попалась такая… героиню жалко… ее там все бросают…
- Как можно плакать из-за букв на бумаге? - спросил Стас и осекся, вспоминая, как сам переживал за идущих к Ородруину хоббитов.
На Земле “Гермес” простоял три недели, тринадцать дней прошло с того момента, как пришлось перейти на режим энергомолчания. За это время Стас одолел около полутора десятков книг, в основном того жанра, что именовался в древности “фантастикой”…
Поначалу было тяжело, почти на каждой странице приходилось обращаться к словарю вычислительного центра, чтобы узнать значения многочисленных архаичных слов. Но потом Стас втянулся и начал получать от чтения удовольствие не меньшее, чем от вдыхания спор адского гриба.
Не отставали от командира и другие. Лара глотала сентиментальные романы, Толик - тексты про сыщиков с крепкими кулаками, Ната - всякую ерунду вроде саг и легенд.
Антон тоже что-то читал, но книги непонятно почему прятал. Куда более странным выглядело то, что он перестал пить, а по вечерам уходил куда-то в сторону от корабля. Ната и Толик немного времени проводили вместе, после давешнего скандала мало разговаривали, а бывший продавец больше не заводил бесед о том, как бы побыстрее разбогатеть.
Лара поглядывала на него со все большим и большим интересом.
А сам Стас несколько раз ловил себя на мечтаниях о другом мире, более чистом, светлом, где люди сражаются не за деньги, а за идеи, под дружбой понимаю! не деловой союз, а что-то другое, любовью не называют секс, где нет жестких законов Метрополии и ты волен сам выбирать дорогу…
- Можно плакать, - сказала Лара, - как видишь.
- Такое впечатление, что я попал в дом для умалишенных, - пробормотал Стас, глянул на пульт и едва не застонал.
На центральной консоли, напоминая раскинувшею крылья огромную бабочку, лежала книга. На темной обложке золотились крупные буквы: “Федор Достоевский. Записки сумасшедшего”.
Проснулся Стас будто от толчка, несколько мгновений полежал, вслушиваясь в вой ветра за стенками и вглядываясь в заполняющий нутро “Гермеса” мрак, потом обратил внимание на то, что люк открыт, судя по тому, как отчетливо доносится звук.
Тревога кольнула сердце, заставила спешно выбраться из кресла. С гас влез в комбинезон, нащупал в кармане фонарик.
Снаружи оказалось не так темно, как в корабле, сквозь неторопливо ползущие облака там и сям просвечивали звезды, над самым горизонтом виднелся белесый лунный диск.
Антон стоял на коленях, взобравшись на ближайшую к “Гермесу” кучу обломков, и что-то бормотал. Когда он вскинул руку, Стас ощутил, как его охватывает морозцем: в ладони механик сжимал вибронож, достаточно большой и мощный, чтобы разрезать ствол дерева.
Вот только деревьев рядом не было.
Антон поднял руку еще выше, лезвие блеснуло. Стас рванул с места, под ногой громыхнул камушек, механик повернул голову, нож стремительно пошел вниз. Стас перехватил его в последний момент, сжал предплечье Антона, и они покатились по земле.
- Что ты делаешь, ежкин корень? - прохрипел Стас, вырвав нож из руки механика и усевшись на поверженного верхом.
- Пусти, - ответил Антон глухо, из левой руки у него выпала тонкая книжечка. - Я должен это сделать. Высшее служение человека есть смерть, а смерть добровольная и мучительная возносит погибшего к вершинам блаженства…
- Что за бред? - Стас встал, морщась от появившейся в голове боли, нагнулся и поднял книгу.
- Отдай! - Антон попытался прыгнуть прямо с земли, лысина его блеснула, но Стас отступил в сторону, и механик промахнулся.
- Вот уж нет! - Стас почувствовал, как от гнева начинает гореть лицо. - Книга освобождения? Истинное учение бессмертия? А ну марш в корабль! Быстро! А не то устрою тебе кровопускание, но не смертельное, а болезненное!
Даже в темноте было видно, как Антон побледнел. Он торопливо поднялся и принялся отступать к “Гермесу”, не отрывая глаз от взбешенного командира.
- Книг он начитался! - рычал Стас, торопливо поднимаясь по трапу. - Да поимей меня горный тролль… тьфу!., если я позволю кому-нибудь из вас или себе еще раз перевернуть страницу! Подъем, мать вашу!
На последней ступеньке трапа Антон споткнулся и упал внутрь. Грохот удара смешался с воплем боли. В темноте зашуршало, раздался недовольный голос Наты:
- В чем дело? Спать не даете!
- Мы улетаем! Немедленно! - Стас обошел Антона и шагнул к пульту, нажатием сенсора включил свет. - И пока я буду высматривать окно между патрулями, вы должны вышвырнуть из трюма все книги!
- Что? - Лара поднялась на кровати, изумленно заморгала.
- Это приказ! - прорычал Стас. - Понятно?!
- Чего орать-то? - Толик вылез из-под одеяла, какой-то весь белый, дряблый и обвисший.
Стас сплюнул и отвернулся к пульту, вывел на экран данные сканеров пространства.
Кружащие вокруг Земли патрульные корабли не могут контролировать всю поверхность планеты, они оставляют двигающиеся “слепые пятна”, где сопровождающий старт энергетический выброс останется незамеченным.
За спиной слышались недовольные голоса, шаги, затем переместились ниже, в трюм, но Стас не обращал на них внимания. Он работал, выискивая момент, когда наступит ближайшее “окно”.
- Через тридцать три минуты, - пробормотал, закончив вычисления. - Должны успеть…
Полоса света из люка падала на развалины, виднелись суетящиеся люди, вытаскивающие из трюма охапки книг. Стас понаблюдал за ними несколько мгновений и принялся обшаривать рубку, заглядывая всюду: в личные шкафчики, под кресла, в уголки, где можно устроить тайник. Наверняка все отложили что-то для себя, нечто понравившееся, зацепившее душу…
Один томик шлепнулся на стол, второй, третий… Джеймс Хедли Чейз, Эрл Стэнли Гарднер - это заначка Толика, Гомер, “Песнь о Роланде” - Наты, куча книжек в мягких обложках с томными красавицами в объятиях суровых мужчин спрятана Ларой…
Расставаться с тем, что отложил сам, оказалось труднее всего: Толкиен, Фрэнк Херберт, Роджер Желязны. Стас ощутил, что отрывает кусок от самого себя, но решительно шлепнул эти книги в общую стопку. А затем ухватил и поволок все к люку.
- Что ты делаешь? - отчаянно выкрикнула Лара, когда он швырнул найденное в рубке наземь.
- Спасаю кое-кого от заразы, - ответил Стас. - Вы закончили?
- Да, - мрачно буркнул Антон.
- Тогда все на корабль. - Стас первым поднялся по трапу. В рубке подошел к оружейному хранилищу, набрал код доступа. Понаблюдал, как отъезжает в сторону бронированная крышка, и полез внутрь.
Ната отшатнулась, обнаружив командира с плазменным ружьем в руках.
- Ты сошел с ума! - губы Толика тряслись, глаза бегали.
- Нет, - Стас покачал головой. - Пока еще нет. Занимайте места, через десять минут стартуем…
- Зачем? Куда? - захлопала ресницами Лара.
- Домой. Мы нашли достаточно, чтобы окупить полет и пожить в свое удовольствие некоторое время. - Стас подошел к люку, прицелился. - А оставаться здесь смертельно опасно…
Сердце дрогнуло, но он уверенно нажал спусковой сенсор. Ослепительно-белый луч ударил в темнеющую неопрятным бугром груду книг, они вспыхнули жарко и весело, будто ждали этого момента.
- Не-е-ет! - гневный вопль вырвался сразу из четырех глоток.
- Да! - Стас повернулся, не опуская ружья. - Всем оставаться на местах!
- Зачем? Ну зачем? - спрашивала Лара, пока он шел к пилотскому креслу, закрывал люк и готовил корабль к взлету.
- Эти книги… - Стас нажимал сенсоры, вглядывался в появляющиеся на экране диаграммы. - Они опаснее сотни солярных бомб! Они делают нас слабыми, порождают странные мысли, сомнения в том, что незыблемо в традициях Метрополии… Лучше обойтись без них!
Он выглянул в иллюминатор, посмотрел на пылающую груду бумаги, где в алом пламени корчились и рассеивались черным пеплом страницы, нажатием сенсора активировал защитный экран.
Изображение за иллюминатором размылось и исчезло.
- Старт, дамы и господа, - проговорил Стас, и “Гермес” прыгнул вверх, как огромный кузнечик.
Костер из смертельно опасного антиквариата остался внизу.
Олег Овчинников
- Не знаю, ежкин корень. - Стас пожал плечами. Вчера с первых страниц он понял, что “Звездная пехота” - стопроцентный вымысел, ведь люди никогда не воевали ни с какими жуками. Но это понимание не помещало воспринять книгу как описание реальности. - Не знаю, - повторил Стас. - Давай лучше работать, а о развлечениях затем поговорим.
- Ладно, - кивнула Ната, и они зашагали к следующей точке, отмеченной в памяти сканера.
Вопреки байкам, работа черного археолога большей частью скучна, монотонна и лишена особых радостей, состоит не из перестрелок, погонь и ошеломляющих открытий, а из банального копания в мусоре.
К обеду Стас и Ната были грязны по уши, а рюкзак стал значительно тяжелее.
- Ну что, пойдем? - спросила девушка, когда таймер в вычислительном центре Стаса негромко пискнул.
- Пойдем, - ответил он. - А то что-то в животе урчит…
Безраздельно царивший с утра туман осел, ветер разогнал облака, и “Гермес” сверкал под солнцем, как глыба хрусталя, зато марево маскирующего поля сделалось почти невидимым.
У подножия трапа прямо на земле сидел Антон, восторженно пялился куда-то в пространство.
- Ты что? - поинтересовался Стас, принюхиваясь. - Лара с Толиком пришли?
Самое удивительное - спиртным не пахло.
- Нет еще, - ответил механик. - А у меня поехала точка сборки, а в энергетическом теле начались флюктуации…
И он поднес руки к лицу, взглянул на них с невероятным удивлением, точно видел первый раз.
- Ну и ну! - Стас отшатнулся.
- Он и раньше сумасшедшим был, - заметила Ната, - а после этого Кастанеды и вовсе свихнулся…
Антон подскочил, будто его ужалили в филейную часть, вытаращил глаза и опрометью бросился вверх по трапу. Ната выразительно покрутила пальцем у виска, Стас только покачал головой.
Ноги после целого дня работы передвигались с некоторым трудом, а набитый добычей рюкзак впивался в спину десятками бугров, неизвестным науке образом выросших за время обратного пути.
- Когда же придем? - спросил Антон, вытирая с дица пот.
- Вон за теми развалинами должен быть “Гермес”, - ответил Стас. - Если я не путаю…
Сегодня они работали на самом дальнем от корабля участке, около руин старой крепости, откуда были видны острый мыс при слиянии двух рек и остатки громадной желтой церкви на нем.
Стас не ошибся, из-за развалин показались “Гермес”, открытый люк и машущие руками у подножия трапа Ната и Толик. Ветер донес полные эмоций крики.
- Чего это они орут? - спросил Антон, поправляя рюкзак.
- Вот уж не знаю, - ответил Стас и добавил вычитанную в одной из книг фразу: - Милые бранятся - только тешатся.
Толик и Ната ссорились и раньше, но все обходилось парой ударов, банальным “Пошел ты!” и “Пошла ты, подруга!”, после чего следовало быстрое, слезливое до тошноты примирение. Сейчас разлад шел совсем по другому сценарию.
- Ты, куколка, хоть понимаешь, с кем связалась? - рявкнул Толик. - Такие клевые парни, как я, на дороге не валяются!
- Твое место - в свинарнике, рядом с псами! - гордо ответила Ната.
Щеки ее алели, глаза сверкали, и выглядела девушка на редкость решительно. Исчезло ее всегдашнее подобострастие по отношению к приятелю, появилась уверенность в себе.
- Разве ты ведешь себя как мужчина? - спросила Ната. - Ты трус и женовидный ублюдок!
- Заправь ленту в свою печатную машинку, а об остальном позабочусь я сам! - Толик шагнул вперед, но не подумал успокоить подругу пощечиной, как обычно, а попытался обнять ее за плечи.
Ната отшатнулась.
- Ты слышишь то же, что и я? - поинтересовался Стас, ощущая, что его челюсть готова отвиснуть до пояса.
- Ага, - ошалело кивнул Антон. - Они как-то странно разговаривают. Я и не думал, что этот хлыщ такие слова знает.
Толик тем временем заметил, что у ссоры появились зрители.
- Это наша разборка, парни, - сказал он вальяжно. - Две собаки дерутся - третья не мешай. Мы сами с куколкой все решим. Вам понятно?
- Еще бы не понятно, - ответил Стас. - Только не убейте друг друга, а то еще возись потом с похоронами…
Они обогнули ссорящуюся парочку и двинулись к грузовому люку. Там избавились от рюкзаков, а когда вернулись к трапу, ссора продолжалась, хотя и на некотором удалении от “Гермеса”.
Доносились гневные выкрики.
- Чего это они? - спросил Стас, поднявшись в рубку
- Настоящий мужчина, - Лара отложила потрепанный цветастый томик со знойной красоткой и томно улыбнулась, - обязательно заметит горячее сердце и ранимую душу настоящей женщины…
Раздался грохот - споткнувшийся на последней ступеньке Антон звучно хряснулся коленками об пол.
- Ну, чума, - пробормотал механик. - Клянусь духом…
Выпавшая из кармана комбинезона фляжка негромко, как-то сиротливо брякнула.
Вибролопата визжала, как записная истеричка, бессильно елозила по блестящей темной поверхности, оставляя неглубокие царапины.
- Что за материал такой? - спросил Толик, когда Стас отключил питание и визг стих.
- Вот уж не знаю, вроде обычный камень. Давай попробуем раскопать сбоку и поднять ее.
Они пошли в разные стороны, расчищая поверхность рядом с открытым участком, и Стас довольно быстро наткнулся на край. Вонзил под него вибролопату, включил ее, налег хорошенько…
Вырвавшаяся из потных ладоней ручка хлестнула по лицу с такой силой, что перед глазами потемнело. Стас ощутил, что падает, потом обнаружил себя лежащим на груде камней.
В глазах склонившегося над ним Толика виднелся страх.
- Всэ… ноэмално… - проговорил Стас, морщась от боли в челюсти. - Ежкин коэнь…
- У тебя губы разбиты и кровь из носа течет, - сообщил Толик.
- Поыду к Ларе, - шатаясь, Стас ухитрился подняться. - А ты обследуй пока другие точки.
Путь до корабля занял в два раза больше времени, чем обычно, голова кружилась, возникало странное ощущение, что ноги то удлиняются, то укорачиваются, как телескопические хлысты.
Увидев “Гермес” и сидящую на нижней ступеньке трапа Лару, Стас облегченно вздохнул.
- Что с тобой? - Она вскочила, затрепетали книжные страницы.
- Лопата взбунтовалась. - Стас попробовал улыбнуться, но боль заставила отказаться от этой идеи.
- Пойдем наверх. - Лара обняла командира за пояс, осторожно повела по трапу.
Когда окунулись в душное нутро корабля, усадила в ближайшее кресло, а сама метнулась к аптечке. Стас на мгновение прикрыл глаза, поплыл куда-то, а когда пришел в себя, ощутил резкий неприятный запах и холодное прикосновение к предплечью.
- У тебя легкое сотрясение, - сказала Лара, - сейчас введу кое-что, станет легче, но до вечера придется полежать.
- А что с тобой? - Только тут Стас обратил внимание, что глаза у Лары красные, а нос чуть припухший. - Ты что, плакала?
Инъектор сухо щелкнул, кожу предплечья кольнуло.
- Ничего, - ответила Лара, отводя взгляд. - Книга попалась такая… героиню жалко… ее там все бросают…
- Как можно плакать из-за букв на бумаге? - спросил Стас и осекся, вспоминая, как сам переживал за идущих к Ородруину хоббитов.
На Земле “Гермес” простоял три недели, тринадцать дней прошло с того момента, как пришлось перейти на режим энергомолчания. За это время Стас одолел около полутора десятков книг, в основном того жанра, что именовался в древности “фантастикой”…
Поначалу было тяжело, почти на каждой странице приходилось обращаться к словарю вычислительного центра, чтобы узнать значения многочисленных архаичных слов. Но потом Стас втянулся и начал получать от чтения удовольствие не меньшее, чем от вдыхания спор адского гриба.
Не отставали от командира и другие. Лара глотала сентиментальные романы, Толик - тексты про сыщиков с крепкими кулаками, Ната - всякую ерунду вроде саг и легенд.
Антон тоже что-то читал, но книги непонятно почему прятал. Куда более странным выглядело то, что он перестал пить, а по вечерам уходил куда-то в сторону от корабля. Ната и Толик немного времени проводили вместе, после давешнего скандала мало разговаривали, а бывший продавец больше не заводил бесед о том, как бы побыстрее разбогатеть.
Лара поглядывала на него со все большим и большим интересом.
А сам Стас несколько раз ловил себя на мечтаниях о другом мире, более чистом, светлом, где люди сражаются не за деньги, а за идеи, под дружбой понимаю! не деловой союз, а что-то другое, любовью не называют секс, где нет жестких законов Метрополии и ты волен сам выбирать дорогу…
- Можно плакать, - сказала Лара, - как видишь.
- Такое впечатление, что я попал в дом для умалишенных, - пробормотал Стас, глянул на пульт и едва не застонал.
На центральной консоли, напоминая раскинувшею крылья огромную бабочку, лежала книга. На темной обложке золотились крупные буквы: “Федор Достоевский. Записки сумасшедшего”.
Проснулся Стас будто от толчка, несколько мгновений полежал, вслушиваясь в вой ветра за стенками и вглядываясь в заполняющий нутро “Гермеса” мрак, потом обратил внимание на то, что люк открыт, судя по тому, как отчетливо доносится звук.
Тревога кольнула сердце, заставила спешно выбраться из кресла. С гас влез в комбинезон, нащупал в кармане фонарик.
Снаружи оказалось не так темно, как в корабле, сквозь неторопливо ползущие облака там и сям просвечивали звезды, над самым горизонтом виднелся белесый лунный диск.
Антон стоял на коленях, взобравшись на ближайшую к “Гермесу” кучу обломков, и что-то бормотал. Когда он вскинул руку, Стас ощутил, как его охватывает морозцем: в ладони механик сжимал вибронож, достаточно большой и мощный, чтобы разрезать ствол дерева.
Вот только деревьев рядом не было.
Антон поднял руку еще выше, лезвие блеснуло. Стас рванул с места, под ногой громыхнул камушек, механик повернул голову, нож стремительно пошел вниз. Стас перехватил его в последний момент, сжал предплечье Антона, и они покатились по земле.
- Что ты делаешь, ежкин корень? - прохрипел Стас, вырвав нож из руки механика и усевшись на поверженного верхом.
- Пусти, - ответил Антон глухо, из левой руки у него выпала тонкая книжечка. - Я должен это сделать. Высшее служение человека есть смерть, а смерть добровольная и мучительная возносит погибшего к вершинам блаженства…
- Что за бред? - Стас встал, морщась от появившейся в голове боли, нагнулся и поднял книгу.
- Отдай! - Антон попытался прыгнуть прямо с земли, лысина его блеснула, но Стас отступил в сторону, и механик промахнулся.
- Вот уж нет! - Стас почувствовал, как от гнева начинает гореть лицо. - Книга освобождения? Истинное учение бессмертия? А ну марш в корабль! Быстро! А не то устрою тебе кровопускание, но не смертельное, а болезненное!
Даже в темноте было видно, как Антон побледнел. Он торопливо поднялся и принялся отступать к “Гермесу”, не отрывая глаз от взбешенного командира.
- Книг он начитался! - рычал Стас, торопливо поднимаясь по трапу. - Да поимей меня горный тролль… тьфу!., если я позволю кому-нибудь из вас или себе еще раз перевернуть страницу! Подъем, мать вашу!
На последней ступеньке трапа Антон споткнулся и упал внутрь. Грохот удара смешался с воплем боли. В темноте зашуршало, раздался недовольный голос Наты:
- В чем дело? Спать не даете!
- Мы улетаем! Немедленно! - Стас обошел Антона и шагнул к пульту, нажатием сенсора включил свет. - И пока я буду высматривать окно между патрулями, вы должны вышвырнуть из трюма все книги!
- Что? - Лара поднялась на кровати, изумленно заморгала.
- Это приказ! - прорычал Стас. - Понятно?!
- Чего орать-то? - Толик вылез из-под одеяла, какой-то весь белый, дряблый и обвисший.
Стас сплюнул и отвернулся к пульту, вывел на экран данные сканеров пространства.
Кружащие вокруг Земли патрульные корабли не могут контролировать всю поверхность планеты, они оставляют двигающиеся “слепые пятна”, где сопровождающий старт энергетический выброс останется незамеченным.
За спиной слышались недовольные голоса, шаги, затем переместились ниже, в трюм, но Стас не обращал на них внимания. Он работал, выискивая момент, когда наступит ближайшее “окно”.
- Через тридцать три минуты, - пробормотал, закончив вычисления. - Должны успеть…
Полоса света из люка падала на развалины, виднелись суетящиеся люди, вытаскивающие из трюма охапки книг. Стас понаблюдал за ними несколько мгновений и принялся обшаривать рубку, заглядывая всюду: в личные шкафчики, под кресла, в уголки, где можно устроить тайник. Наверняка все отложили что-то для себя, нечто понравившееся, зацепившее душу…
Один томик шлепнулся на стол, второй, третий… Джеймс Хедли Чейз, Эрл Стэнли Гарднер - это заначка Толика, Гомер, “Песнь о Роланде” - Наты, куча книжек в мягких обложках с томными красавицами в объятиях суровых мужчин спрятана Ларой…
Расставаться с тем, что отложил сам, оказалось труднее всего: Толкиен, Фрэнк Херберт, Роджер Желязны. Стас ощутил, что отрывает кусок от самого себя, но решительно шлепнул эти книги в общую стопку. А затем ухватил и поволок все к люку.
- Что ты делаешь? - отчаянно выкрикнула Лара, когда он швырнул найденное в рубке наземь.
- Спасаю кое-кого от заразы, - ответил Стас. - Вы закончили?
- Да, - мрачно буркнул Антон.
- Тогда все на корабль. - Стас первым поднялся по трапу. В рубке подошел к оружейному хранилищу, набрал код доступа. Понаблюдал, как отъезжает в сторону бронированная крышка, и полез внутрь.
Ната отшатнулась, обнаружив командира с плазменным ружьем в руках.
- Ты сошел с ума! - губы Толика тряслись, глаза бегали.
- Нет, - Стас покачал головой. - Пока еще нет. Занимайте места, через десять минут стартуем…
- Зачем? Куда? - захлопала ресницами Лара.
- Домой. Мы нашли достаточно, чтобы окупить полет и пожить в свое удовольствие некоторое время. - Стас подошел к люку, прицелился. - А оставаться здесь смертельно опасно…
Сердце дрогнуло, но он уверенно нажал спусковой сенсор. Ослепительно-белый луч ударил в темнеющую неопрятным бугром груду книг, они вспыхнули жарко и весело, будто ждали этого момента.
- Не-е-ет! - гневный вопль вырвался сразу из четырех глоток.
- Да! - Стас повернулся, не опуская ружья. - Всем оставаться на местах!
- Зачем? Ну зачем? - спрашивала Лара, пока он шел к пилотскому креслу, закрывал люк и готовил корабль к взлету.
- Эти книги… - Стас нажимал сенсоры, вглядывался в появляющиеся на экране диаграммы. - Они опаснее сотни солярных бомб! Они делают нас слабыми, порождают странные мысли, сомнения в том, что незыблемо в традициях Метрополии… Лучше обойтись без них!
Он выглянул в иллюминатор, посмотрел на пылающую груду бумаги, где в алом пламени корчились и рассеивались черным пеплом страницы, нажатием сенсора активировал защитный экран.
Изображение за иллюминатором размылось и исчезло.
- Старт, дамы и господа, - проговорил Стас, и “Гермес” прыгнул вверх, как огромный кузнечик.
Костер из смертельно опасного антиквариата остался внизу.
Олег Овчинников
КРЕАТИВЩИКИ
Олег распахнул дверцу холодильника и покачал головой. На нижней полке валялись две бутылки “Ессентуков”, вторая и семнадцатая скважины, обе пустые. На средней стояла шестилитровая канистра “Святого источника”, тоже без содержимого. Пластиковая поллитровка “Севен-Апа” торчала в отделении для кетчупов со свинченной крышкой, горлышком вниз. И только на дне стеклянной бутылочки “Пепси”, кажется, чго-то еще плескалось. Олег вынул ее и посмотрел на просвет. Нет, показалось.
Он захлопнул дверцу и снял с подставки электрический чайник. В чайнике, судя по весу, тоже было пусто, но Олег все равно поднес к губам тупой носик и поймал языком несколько теплых капель с привкусом накипи. Подумал: “Удивительно! И кто только его выпивает? Живу вроде один…”
Он снял крышку и понес чайник к раковине, чтобы набрать воды, но на полпути остановился. Ему в голову пришла другая мысль, более креативная. Олег поставил чайник на подставку, накрыл крышкой и, с ногами забравшись на табурет, склонился над столом, заваленным карандашами, ручками и тетрадными листами, за редким исключением чистыми.
Чайник, подумал Олег. Такой знак вешают на заднее стекло водители-новички. Только как бы его пристроить к делу? Может, так?
Он взял ручку и, сорвав зубами колпачок, вывел вверху листа:
Обгоняя “чайника”, ты рискуешь остаться с носиком.
Потом двумя руками поднял листок на уровень глаз, несколько раз перечел написанное и пришел к выводу: нормально. Не бог весть что, но с этим, по крайней мере, уже можно работать. Вот только сначала бы какой-нибудь водички…
Он слез с табурета и подошел к холодильнику. Дешевый линолеум лип к пяткам. Пусто, вздохнул Олег, обшарив взглядом полки. И тут пусто. Он вернул на место бутылочку “Пепси”, в которой, как ему сперва показалось, что-то еще оставалось на донышке. Олег захлопнул дверцу, взял с подставки чайник и, поймав языком лишь несколько песчинок сухого остатка, возмущенно подумал: “Ну а тут-то почему пусто? Ведь только что наливал!”
Он отнес чайник к раковине и пустил воду, но понял, что все равно не дождется, пока она закипит. Тогда он отставил чайник и припал губами к теплой, отдающей хлоркой струе. Попил, отдышался, еще попил. Выгреб из мойки несколько грязных стаканов, сунул голову под струю… и немедленно высунул обратно. Ему показалось, что на тумбочке у окна тренькнул телефон. Олег выключил воду и несколько секунд напряженно вслушивался, однако треньканье не повторилось. Или все-таки показалось? “А вдруг, - пришла мысль, от которой Олега пробил озноб, - у них неполадки на линии? А ты сидишь тут, ждешь звонка…”
Он подошел к тумбочке, чтобы проверить, есть ли гудок и хорошо ли лежит трубка. Гудок был, и трубка лежала - лучше некуда, но беспокойство не спешило уходить. Был звонок или ему послышалось? Если был, то почему всего один? Не в их правилах звонить и бросать трубку. В их правилах звонить до упора. Двадцать гудков, затем пятиминутная пауза и еще двадцать гудков. И так шесть раз.
Но и эта мысль не принесла успокоения. Облизав губы, Олег направился к холодильнику. Открыл дверцу и тут же в сердцах захлопнул, ведь проверял уже! Немного успокоившись, усмехнулся Может, записку себе оставить? “Проверено, воды нет!” Он потянулся к пачке отрывных листков, висящей на дверце холодильника как раз для таких целей. На верхнем листочке почерком Олега было написано: “Проверено, воды нет!” Он усмехнулся еще раз и перевесил записку на более видное место.
И все-таки, почему они не звонят? Он им вон уже сколько… накреативил.
Должно быть, от волнения захотелось в туалет. Точно от волнения, с чего бы еще? Ведь с утра во рту ни маковой росинки… Хотя Олег предпочел бы маковую соломку. Или башню из четырех кубиков с острым, как игла, шпилем. Или двойную сплошную длиной в обеденный стол. Или…
Стоп! Сплошная линия дорожной разметки в сочетании с расхожим выражением “сплошные неприятности” давали повод для дешевого каламбура. А ведь ничего другого от него и не требуется. Дешевый каламбур плюс капелька парадокса в подтверждение банальной истины.
Через мгновение Олег уже сидел за столом в рабочей позе: ноги на табурете, колпачок от ручки в зубах.
Пересекая сплошную линию, ты рискуешь… -быстро написал он и задумался, подбирая слово. Обрести? Огрести? Нарваться? И вообще это “рискуешь” он уже использовал как минимум дважды. В слогане про красный и белый свет, которым гордился, и в том, где говорилось про нетрезвый ум и твердую память, за который ему было стыдно. Хотя чего тут стыдиться? Как написал, так и получил. Сто пятьдесят рублей на жизнь и “крыску-лариску”, чтобы не сдохнуть. Но сейчас, чувствовал Олег, если постараться, из этих сплошных линий и неприятностей можно выжать “крокодильчика” или даже “Чебурашку”. Если постараться. Если избавиться от слова-паразита “рискуешь”. Может, просто написать:
Водитель, помни! За сплошной линией тебя ждут сплошные неприятности!
Звучит неплохо, но насколько соответствует действительности? Олег никогда не имел собственной машины, но в правилах дорожного движения разбирался неплохо. По долгу службы, можно сказать. Он знал, что за сплошной линией водителя ожидает в худшем случае штраф в пятьдесят рублей, то есть очень слабые неприятности. Другое дело - двойная сплошная, за пересечение которой отбирают права. Правда, добавление еще одного эпитета делает и без того не самую изящную фразу откровенно громоздкой. За двойной сплошной линией, мысленно прикинул Олег, тебя ждут… кто? двойные сплошные неприятности? Перебор!
Он поморщился и облизал губы. Сухость во рту мешала собраться с мыслями.
Олег взялся за ручку холодильника, но увидел висящую рядом записку и не стал открывать. Снял с подставки чайник, потряс возле уха и шмякнул об стол. Какого черта! Он точно помнил, как набирал воду, причем дважды!
- Какого черта! - повторил он, обращаясь к пустой комнате. - Я так не могу! Как тут работать? Где курьер? Почему молчит телефон? Где вода из чайника? Какой, к черту, креатив? Хотите креатива, дайте аванс! Я не прошу многого. Хотя бы “вертолетик”, маленький голубенький “вертолетик”. Вот тогда я вам покажу! Вот тогда вы у меня посмотрите! - С этими словами он подошел к телефону и проверил гудок. Гудок был на месте.
“Так, что-то я такое хотел?… - задумался Олег. - Ах да, в туалет!”
Дверь в комнату он оставил открытой, чтобы в случае чего не прозевать звонок. Подумал: почему бы им не поставить мне радиотелефон? Насколько проще было бы с портативной трубкой, насколько свободнее… Впрочем, Олег прекрасно понимал почему. Его свобода не входила в их планы. Напротив, метровой длины телефонный шнур должен напоминать Олегу о том, что он на коротком поводке, за который в любой момент могут потянуть.
Олег потянул цепочку, вызвав к жизни шумный скоротечный водопад, и облизнулся, глядя на хлынувший из бачка пенящийся поток.
И вообще, подумал он, заселяясь в кондоминиум, будь готов к тому, что все здесь будет: а) кондовым и б) по минимуму. Если обои, то самые дешевые. Если телефон, то древний, дисковый. Единственная комната совмещена с кухней, а ванная - с туалетом. Даже не ванная - душевая кабинка метр на метр с намертво вмурованной в стену сеточкой душа. Хотите помыть голову - нет проблем. Хотите помыть ноги - извольте встать на голову.
Олег сбросил на пол диванную подушку и встал на голову. Простоял так минуту, другую. Креатив не шел.
“Мне нужна “Чебурашка”, - подумал Олег. Маленькое красное сердечко с оттиском в виде трех соприкасающихся окружностей, в которых, если напрячь фантазию, можно распознать голову и два огромных уха. После приема “Чебурашки” возникало такое ощущение, будто красное сердечко не растворилось в желудке и не всосалось в кровь, а поселилось в груди по соседству с твоим собственным сердцем. Его чуть слышное биение на целые сутки делало твою жизнь вдвое ярче. В последний раз Олег получил “Чебурашку” за фразу о лошадиных силах, которым нужна хотя бы одна голова. Это было… честно говоря, он уже не помнил, когда это было.
Олег подошел к холодильнику, прочел записку и ударился лбом о дверцу. Неожиданно стало легче. “Лобовое столкновение, - подумал он, - лобовое стекло. Интересно, можно это как-нибудь использовать?” Он отступил от холодильника на пять шагов и, зажмурившись, ударился еще раз, с разбегу. На белой дверце, как на капоте автомобиля, сбившего пешехода, осталась вмятина. Или она была здесь всегда? “Бронированный лоб. Тонированный лоб, - подумал он. - Да нет, все чушь!”
На улице что-то громыхнуло. Минуту спустя по жестяному карнизу застучали мелкие капли, а оконное стекло стало полосатым от водяных дорожек. Олег сложил локти на подоконник. Несколько мгновений он наблюдал, как аппетитные капли наперегонки расчерчивают стекло, потом быстро нагнулся и лизнул его. Это было ошибкой. С внутренней стороны стекло оставалось сухим и очень пыльным.
Где же курьер, подумал он, с высоты последнего, двадцатого этажа глядя на пустующую площадку перед подъездом. Где этот друг-волшебник из песни? Вот уже и день непогожий, а его все нет. Или в песне был не “друг-волшебник”, а “вдруг волшебник”? Все равно. Хотя этот никогда не бывает вдруг, только после звонка. И не прилетает в голубом вертолете, а приносит его с собой. “Вертолетики”, “крокодильчиков”, “чебурашек” - в маленьком портфельчике, пристегнутом к запястью короткой серебристой цепочкой. Сам портфельчик из блестящей коричневой кожи, не исключено - крокодильей. И бесплатного кино он никогда не показывает. В лучшем случае - мультики.
Может, все-таки что-то с телефоном? Олег поднес трубку к уху, послушал гудок и уже хотел положить на место, но передумал. Ждать в одиночестве было невыносимо. Глядя в окно, он набрал номер Василия, коллеги по работе на “Creative Unlimited” и, что гораздо важнее, единственного товарища по той, прошлой жизни, с которым Олег еще не потерял контакт.
На том конце ответили моментально. В этом не было ничего удивительного.
- Добрый день, - сказала трубка голосом Василия, веселым, но как будто отстраненным. - С вами говорит автоответчик. Если вы хотите сообщить мне приятную новость, пожалуйста, дождитесь гудка. Если неприятную, говорите прямо сейчас.
- Эй, - позвал Олег. - Тебя правда нет или прикалываешься?
- А, это ты, - сказал Василий. - А я думал - работодатели. Ничего, кстати, получилось? Остроумно?
- Ничего. Значит, тебе тоже еще не звонили? А я уже… - Олег помотал головой, не в силах описать словами свое состояние.
Он захлопнул дверцу и снял с подставки электрический чайник. В чайнике, судя по весу, тоже было пусто, но Олег все равно поднес к губам тупой носик и поймал языком несколько теплых капель с привкусом накипи. Подумал: “Удивительно! И кто только его выпивает? Живу вроде один…”
Он снял крышку и понес чайник к раковине, чтобы набрать воды, но на полпути остановился. Ему в голову пришла другая мысль, более креативная. Олег поставил чайник на подставку, накрыл крышкой и, с ногами забравшись на табурет, склонился над столом, заваленным карандашами, ручками и тетрадными листами, за редким исключением чистыми.
Чайник, подумал Олег. Такой знак вешают на заднее стекло водители-новички. Только как бы его пристроить к делу? Может, так?
Он взял ручку и, сорвав зубами колпачок, вывел вверху листа:
Обгоняя “чайника”, ты рискуешь остаться с носиком.
Потом двумя руками поднял листок на уровень глаз, несколько раз перечел написанное и пришел к выводу: нормально. Не бог весть что, но с этим, по крайней мере, уже можно работать. Вот только сначала бы какой-нибудь водички…
Он слез с табурета и подошел к холодильнику. Дешевый линолеум лип к пяткам. Пусто, вздохнул Олег, обшарив взглядом полки. И тут пусто. Он вернул на место бутылочку “Пепси”, в которой, как ему сперва показалось, что-то еще оставалось на донышке. Олег захлопнул дверцу, взял с подставки чайник и, поймав языком лишь несколько песчинок сухого остатка, возмущенно подумал: “Ну а тут-то почему пусто? Ведь только что наливал!”
Он отнес чайник к раковине и пустил воду, но понял, что все равно не дождется, пока она закипит. Тогда он отставил чайник и припал губами к теплой, отдающей хлоркой струе. Попил, отдышался, еще попил. Выгреб из мойки несколько грязных стаканов, сунул голову под струю… и немедленно высунул обратно. Ему показалось, что на тумбочке у окна тренькнул телефон. Олег выключил воду и несколько секунд напряженно вслушивался, однако треньканье не повторилось. Или все-таки показалось? “А вдруг, - пришла мысль, от которой Олега пробил озноб, - у них неполадки на линии? А ты сидишь тут, ждешь звонка…”
Он подошел к тумбочке, чтобы проверить, есть ли гудок и хорошо ли лежит трубка. Гудок был, и трубка лежала - лучше некуда, но беспокойство не спешило уходить. Был звонок или ему послышалось? Если был, то почему всего один? Не в их правилах звонить и бросать трубку. В их правилах звонить до упора. Двадцать гудков, затем пятиминутная пауза и еще двадцать гудков. И так шесть раз.
Но и эта мысль не принесла успокоения. Облизав губы, Олег направился к холодильнику. Открыл дверцу и тут же в сердцах захлопнул, ведь проверял уже! Немного успокоившись, усмехнулся Может, записку себе оставить? “Проверено, воды нет!” Он потянулся к пачке отрывных листков, висящей на дверце холодильника как раз для таких целей. На верхнем листочке почерком Олега было написано: “Проверено, воды нет!” Он усмехнулся еще раз и перевесил записку на более видное место.
И все-таки, почему они не звонят? Он им вон уже сколько… накреативил.
Должно быть, от волнения захотелось в туалет. Точно от волнения, с чего бы еще? Ведь с утра во рту ни маковой росинки… Хотя Олег предпочел бы маковую соломку. Или башню из четырех кубиков с острым, как игла, шпилем. Или двойную сплошную длиной в обеденный стол. Или…
Стоп! Сплошная линия дорожной разметки в сочетании с расхожим выражением “сплошные неприятности” давали повод для дешевого каламбура. А ведь ничего другого от него и не требуется. Дешевый каламбур плюс капелька парадокса в подтверждение банальной истины.
Через мгновение Олег уже сидел за столом в рабочей позе: ноги на табурете, колпачок от ручки в зубах.
Пересекая сплошную линию, ты рискуешь… -быстро написал он и задумался, подбирая слово. Обрести? Огрести? Нарваться? И вообще это “рискуешь” он уже использовал как минимум дважды. В слогане про красный и белый свет, которым гордился, и в том, где говорилось про нетрезвый ум и твердую память, за который ему было стыдно. Хотя чего тут стыдиться? Как написал, так и получил. Сто пятьдесят рублей на жизнь и “крыску-лариску”, чтобы не сдохнуть. Но сейчас, чувствовал Олег, если постараться, из этих сплошных линий и неприятностей можно выжать “крокодильчика” или даже “Чебурашку”. Если постараться. Если избавиться от слова-паразита “рискуешь”. Может, просто написать:
Водитель, помни! За сплошной линией тебя ждут сплошные неприятности!
Звучит неплохо, но насколько соответствует действительности? Олег никогда не имел собственной машины, но в правилах дорожного движения разбирался неплохо. По долгу службы, можно сказать. Он знал, что за сплошной линией водителя ожидает в худшем случае штраф в пятьдесят рублей, то есть очень слабые неприятности. Другое дело - двойная сплошная, за пересечение которой отбирают права. Правда, добавление еще одного эпитета делает и без того не самую изящную фразу откровенно громоздкой. За двойной сплошной линией, мысленно прикинул Олег, тебя ждут… кто? двойные сплошные неприятности? Перебор!
Он поморщился и облизал губы. Сухость во рту мешала собраться с мыслями.
Олег взялся за ручку холодильника, но увидел висящую рядом записку и не стал открывать. Снял с подставки чайник, потряс возле уха и шмякнул об стол. Какого черта! Он точно помнил, как набирал воду, причем дважды!
- Какого черта! - повторил он, обращаясь к пустой комнате. - Я так не могу! Как тут работать? Где курьер? Почему молчит телефон? Где вода из чайника? Какой, к черту, креатив? Хотите креатива, дайте аванс! Я не прошу многого. Хотя бы “вертолетик”, маленький голубенький “вертолетик”. Вот тогда я вам покажу! Вот тогда вы у меня посмотрите! - С этими словами он подошел к телефону и проверил гудок. Гудок был на месте.
“Так, что-то я такое хотел?… - задумался Олег. - Ах да, в туалет!”
Дверь в комнату он оставил открытой, чтобы в случае чего не прозевать звонок. Подумал: почему бы им не поставить мне радиотелефон? Насколько проще было бы с портативной трубкой, насколько свободнее… Впрочем, Олег прекрасно понимал почему. Его свобода не входила в их планы. Напротив, метровой длины телефонный шнур должен напоминать Олегу о том, что он на коротком поводке, за который в любой момент могут потянуть.
Олег потянул цепочку, вызвав к жизни шумный скоротечный водопад, и облизнулся, глядя на хлынувший из бачка пенящийся поток.
И вообще, подумал он, заселяясь в кондоминиум, будь готов к тому, что все здесь будет: а) кондовым и б) по минимуму. Если обои, то самые дешевые. Если телефон, то древний, дисковый. Единственная комната совмещена с кухней, а ванная - с туалетом. Даже не ванная - душевая кабинка метр на метр с намертво вмурованной в стену сеточкой душа. Хотите помыть голову - нет проблем. Хотите помыть ноги - извольте встать на голову.
Олег сбросил на пол диванную подушку и встал на голову. Простоял так минуту, другую. Креатив не шел.
“Мне нужна “Чебурашка”, - подумал Олег. Маленькое красное сердечко с оттиском в виде трех соприкасающихся окружностей, в которых, если напрячь фантазию, можно распознать голову и два огромных уха. После приема “Чебурашки” возникало такое ощущение, будто красное сердечко не растворилось в желудке и не всосалось в кровь, а поселилось в груди по соседству с твоим собственным сердцем. Его чуть слышное биение на целые сутки делало твою жизнь вдвое ярче. В последний раз Олег получил “Чебурашку” за фразу о лошадиных силах, которым нужна хотя бы одна голова. Это было… честно говоря, он уже не помнил, когда это было.
Олег подошел к холодильнику, прочел записку и ударился лбом о дверцу. Неожиданно стало легче. “Лобовое столкновение, - подумал он, - лобовое стекло. Интересно, можно это как-нибудь использовать?” Он отступил от холодильника на пять шагов и, зажмурившись, ударился еще раз, с разбегу. На белой дверце, как на капоте автомобиля, сбившего пешехода, осталась вмятина. Или она была здесь всегда? “Бронированный лоб. Тонированный лоб, - подумал он. - Да нет, все чушь!”
На улице что-то громыхнуло. Минуту спустя по жестяному карнизу застучали мелкие капли, а оконное стекло стало полосатым от водяных дорожек. Олег сложил локти на подоконник. Несколько мгновений он наблюдал, как аппетитные капли наперегонки расчерчивают стекло, потом быстро нагнулся и лизнул его. Это было ошибкой. С внутренней стороны стекло оставалось сухим и очень пыльным.
Где же курьер, подумал он, с высоты последнего, двадцатого этажа глядя на пустующую площадку перед подъездом. Где этот друг-волшебник из песни? Вот уже и день непогожий, а его все нет. Или в песне был не “друг-волшебник”, а “вдруг волшебник”? Все равно. Хотя этот никогда не бывает вдруг, только после звонка. И не прилетает в голубом вертолете, а приносит его с собой. “Вертолетики”, “крокодильчиков”, “чебурашек” - в маленьком портфельчике, пристегнутом к запястью короткой серебристой цепочкой. Сам портфельчик из блестящей коричневой кожи, не исключено - крокодильей. И бесплатного кино он никогда не показывает. В лучшем случае - мультики.
Может, все-таки что-то с телефоном? Олег поднес трубку к уху, послушал гудок и уже хотел положить на место, но передумал. Ждать в одиночестве было невыносимо. Глядя в окно, он набрал номер Василия, коллеги по работе на “Creative Unlimited” и, что гораздо важнее, единственного товарища по той, прошлой жизни, с которым Олег еще не потерял контакт.
На том конце ответили моментально. В этом не было ничего удивительного.
- Добрый день, - сказала трубка голосом Василия, веселым, но как будто отстраненным. - С вами говорит автоответчик. Если вы хотите сообщить мне приятную новость, пожалуйста, дождитесь гудка. Если неприятную, говорите прямо сейчас.
- Эй, - позвал Олег. - Тебя правда нет или прикалываешься?
- А, это ты, - сказал Василий. - А я думал - работодатели. Ничего, кстати, получилось? Остроумно?
- Ничего. Значит, тебе тоже еще не звонили? А я уже… - Олег помотал головой, не в силах описать словами свое состояние.