Страница:
Толик вышел из кухни, зачем-то (после высаженного окна) стараясь ступать бесшумно.
9
10
11
12
13
14
Андрей Егоров
9
На шум вторжения твари отреагировали. Прекратили на мгновение работу - на вид суетливую и бессистемную, но на деле продуманную и быструю. Замерли, обменялись скрипящим шипением.
Потом один паук - тот, у которого брюшко болталось крохотным сморщенным мешочком, - куда-то исчез из поля Мухиного зрения. Над ней продолжал хлопотать другой - свое огромное и шарообразное брюхо он едва ли смог бы втиснуть в человеческое тело.
Танька хотела крикнуть, предупредить неведомого спасителя (она очень хотела надеяться, что спасителя) - но не могла. Паутина уже закрывала ей губы…
Потом один паук - тот, у которого брюшко болталось крохотным сморщенным мешочком, - куда-то исчез из поля Мухиного зрения. Над ней продолжал хлопотать другой - свое огромное и шарообразное брюхо он едва ли смог бы втиснуть в человеческое тело.
Танька хотела крикнуть, предупредить неведомого спасителя (она очень хотела надеяться, что спасителя) - но не могла. Паутина уже закрывала ей губы…
10
Толик Комаров обладал неплохой реакцией.
И - после трех людских шкурок, найденных в безжизненных комнатах, был готов ко многому. А еще ему повезло.
От двери Толик сразу бросился к серебристо-серому бесформенному кокону - наружу торчали лишь волосы и верхняя часть лица Мухи.
Тварь - та, с огромным брюхом, - таилась у входа, за открывшейся дверью. И выстрелила жгутом паутины. Он заметил - боковым зрением. Отреагировал взмахом руки с зажатым ножом. Паутина ударилась о лезвие. Раздался скрежет - словно сталь столкнулась с чем-то не менее твердым Жгут бессильно упал на пол.
Мухе - она могла наблюдать схватку, только вывернув назад голову и закатив глаза, - хотелось крикнуть: скорей! скорей! убей его!!!
Она уже поняла, что пауку требуется какое-то время для нового выстрела. Однако носовым мычанием передать это знание не могла.
Толик осторожно, полукругом, пытался обойти тварь, вытянув руку с ножом и не приближаясь. Он старался держаться подальше от паучьих жвал - не уступающих размерами клыкам крупного хищника
Паук поворачивался вслед за противником, не давая зайти со стороны беззащитного брюха. Жвала угрожающе шевелились, с них капала темная тягучая жидкость…
В схватке наступила короткая пауза - напряженная, готовая взорваться смертоносной атакой.
Где же второй? - думала Муха, одолеваемая тоскливым предчувствием: битва с монстрами закончится совсем не так, как бывает в романах и сказках. Сейчас паук снова метнет свой аркан, а второй где-то рядом, против двоих Толику в жизни не выстоять…
Господи, Господи, Господи, сделай так, чтобы он победил, - твердила про себя ни во что не верившая Муха, - я ему отдамся, я выйду за него замуж, я рожу ему троих… нет! пятерых детей, я…
Ничего больше она пообещать не успела.
Дальше все смешалось. Слитное, непрерывно воспринимаемое движение исчезло. Остались короткие, слабо связанные кусочки, фрагменты.
Нож рассекает воздух, переворачивается в полете, блеснув в солнечном луче.
Навстречу - так же быстро - паутина.
Брюхо паука лопается. Зловонная жижа заливает пол.
Паутина впивается в лишившуюся оружия руку.
Второй паук появляется в поле зрения Мухи откуда-то сверху.
Толик выдергивает еще один нож.
Раненый паук быстро-быстро скребет лапами, оставаясь на месте и разбрасывая едкие капли. Одна попадает Мухе на лоб - и жжет, как кислота.
Второй приближается - поверху, как-то удерживаясь на гладкой стене. Толик его не видит. Паук все ближе.
Нож рубит, рубит, рубит по паутине - впустую.
Муха испускает носом страшный, оглушительный, ни на что не похожий вопль. Толик дергается, оборачивается - и видит второго противника. Отскакивает - вовремя. Второй, похоже, метать паутину не может - но в движениях быстрее собрата.
Потом - что-то быстрое, вовсе уж неуловимое, рушится стеллаж, опрокидывается кресло. Первый, раненый паук пронзительно скрежещет, второй тянется жвалами к Толику, а у того почему-то нет ножа…
Потом она, наверно, от страха зажмурилась, или по какой-то еще причине кусочек схватки выпал из восприятия.
Потом она увидела зажигалку - в левой руке лежащего Толика, поднесенную к паутине, впившейся в правую. Колесико проворачивается - раз, другой, вспышки искр, - газ не загорается. И - наконец! - пламя касается паутины, та разваливается неожиданно легко, мгновенно, словно и не сопротивлялась так упорно стали…
Толик уворачивается от готовых вцепиться жвал, подхватывает нож… Взмах, еще, еще, еще…
И все кончилось.
И - после трех людских шкурок, найденных в безжизненных комнатах, был готов ко многому. А еще ему повезло.
От двери Толик сразу бросился к серебристо-серому бесформенному кокону - наружу торчали лишь волосы и верхняя часть лица Мухи.
Тварь - та, с огромным брюхом, - таилась у входа, за открывшейся дверью. И выстрелила жгутом паутины. Он заметил - боковым зрением. Отреагировал взмахом руки с зажатым ножом. Паутина ударилась о лезвие. Раздался скрежет - словно сталь столкнулась с чем-то не менее твердым Жгут бессильно упал на пол.
Мухе - она могла наблюдать схватку, только вывернув назад голову и закатив глаза, - хотелось крикнуть: скорей! скорей! убей его!!!
Она уже поняла, что пауку требуется какое-то время для нового выстрела. Однако носовым мычанием передать это знание не могла.
Толик осторожно, полукругом, пытался обойти тварь, вытянув руку с ножом и не приближаясь. Он старался держаться подальше от паучьих жвал - не уступающих размерами клыкам крупного хищника
Паук поворачивался вслед за противником, не давая зайти со стороны беззащитного брюха. Жвала угрожающе шевелились, с них капала темная тягучая жидкость…
В схватке наступила короткая пауза - напряженная, готовая взорваться смертоносной атакой.
Где же второй? - думала Муха, одолеваемая тоскливым предчувствием: битва с монстрами закончится совсем не так, как бывает в романах и сказках. Сейчас паук снова метнет свой аркан, а второй где-то рядом, против двоих Толику в жизни не выстоять…
Господи, Господи, Господи, сделай так, чтобы он победил, - твердила про себя ни во что не верившая Муха, - я ему отдамся, я выйду за него замуж, я рожу ему троих… нет! пятерых детей, я…
Ничего больше она пообещать не успела.
Дальше все смешалось. Слитное, непрерывно воспринимаемое движение исчезло. Остались короткие, слабо связанные кусочки, фрагменты.
Нож рассекает воздух, переворачивается в полете, блеснув в солнечном луче.
Навстречу - так же быстро - паутина.
Брюхо паука лопается. Зловонная жижа заливает пол.
Паутина впивается в лишившуюся оружия руку.
Второй паук появляется в поле зрения Мухи откуда-то сверху.
Толик выдергивает еще один нож.
Раненый паук быстро-быстро скребет лапами, оставаясь на месте и разбрасывая едкие капли. Одна попадает Мухе на лоб - и жжет, как кислота.
Второй приближается - поверху, как-то удерживаясь на гладкой стене. Толик его не видит. Паук все ближе.
Нож рубит, рубит, рубит по паутине - впустую.
Муха испускает носом страшный, оглушительный, ни на что не похожий вопль. Толик дергается, оборачивается - и видит второго противника. Отскакивает - вовремя. Второй, похоже, метать паутину не может - но в движениях быстрее собрата.
Потом - что-то быстрое, вовсе уж неуловимое, рушится стеллаж, опрокидывается кресло. Первый, раненый паук пронзительно скрежещет, второй тянется жвалами к Толику, а у того почему-то нет ножа…
Потом она, наверно, от страха зажмурилась, или по какой-то еще причине кусочек схватки выпал из восприятия.
Потом она увидела зажигалку - в левой руке лежащего Толика, поднесенную к паутине, впившейся в правую. Колесико проворачивается - раз, другой, вспышки искр, - газ не загорается. И - наконец! - пламя касается паутины, та разваливается неожиданно легко, мгновенно, словно и не сопротивлялась так упорно стали…
Толик уворачивается от готовых вцепиться жвал, подхватывает нож… Взмах, еще, еще, еще…
И все кончилось.
11
Толик куда-то исчез, и Мухе стало страшно - страшнее, чем во время схватки. Казалось, она навсегда останется тут, спеленутая тугим коконом, в компании двух изрубленных монстров…
Потом он появился - со страшным грузом. С тремя почти невесомыми - выеденными, выгрызенными - когда-то людьми под мышкой. Аккуратно опустил их на пол. Волосы Толика слиплись от пота. Лицо покрывали крупные капли. Сказал (голос прерывался тяжелым, одышливым дыханием):
- Извини, сейчас все распутаю… Не стоило оставлять… кого-либо за спиной… Но все чисто… Их было двое… И там еще остались… четыре… шкурки…
Муха промычала что-то утвердительное: дескать, все понимаю, просто страшно остаться одной, именно теперь - страшно.
Он поставил кресло на ножки - осторожно водрузил на него Муху в полулежачем положении - кокон почти не сгибался. Повертел в руках зажигалку, отложил в сторону. Долго искал конец паутины, нашел, подцепил ножом… Говорил успокаивающе:
- Все уже кончилось, маленькая…
И что-то он еще говорил - Муха не слышала. Муха рыдала.
Потом он появился - со страшным грузом. С тремя почти невесомыми - выеденными, выгрызенными - когда-то людьми под мышкой. Аккуратно опустил их на пол. Волосы Толика слиплись от пота. Лицо покрывали крупные капли. Сказал (голос прерывался тяжелым, одышливым дыханием):
- Извини, сейчас все распутаю… Не стоило оставлять… кого-либо за спиной… Но все чисто… Их было двое… И там еще остались… четыре… шкурки…
Муха промычала что-то утвердительное: дескать, все понимаю, просто страшно остаться одной, именно теперь - страшно.
Он поставил кресло на ножки - осторожно водрузил на него Муху в полулежачем положении - кокон почти не сгибался. Повертел в руках зажигалку, отложил в сторону. Долго искал конец паутины, нашел, подцепил ножом… Говорил успокаивающе:
- Все уже кончилось, маленькая…
И что-то он еще говорил - Муха не слышала. Муха рыдала.
12
Распутать кокон быстро не получилось. Паутина здесь оказалась другая - значительно тоньше, чем ловчая, и не впивающаяся в кожу множеством невидимых крючков. Но было ее столько…
Принесенная Толиком откуда-то деревяшка мелькала вокруг головы Татьяны, серебристый ком рос на импровизированном веретене. Потом Толик пережег нить, взял новую палку - а из плена освободились лишь рот и подбородок Мухи.
К тому же, едва Мухина смогла говорить, - начала задавать вопросы. Много вопросов. Истерика у нее закончилась на удивление быстро.
Толик отвечал, не отрываясь от работы.
- Что… кто это был? - спросила Муха.
- Пауки. Ты же видела - самые обычные пауки. Только громадные. Чернобыльские. Мутация, радиация… Вскрытие покажет.
- Не-е-ет… Никакие они не обычные. Ты бы видел, как они меня сюда заманили… А как людьми притворялись… Может, инопланетяне? Галактические монстры?
- Едва ли… Обходились без всяких скафандров, нормально переносили нашу атмосферу, гравитацию… И… хм… в общем, нашу белковую пищу…
- Тогда откуда? А если… если где-то таких много?
- Не знаю. Есть теория - затертая фантастами до дыр - о множественности параллельных миров. По одной из версий, образуются они при реализации - или нереализации - каких-то судьбоносных вероятностей… В одном мире Земля столкнулась с гигантским метеоритом, прикончившим динозавров, - а в другом, допустим, разминулась. И млекопитающие обречены прозябать на задворках эволюции, никогда не породив хомо сапиенса… Если напрячь фантазию, можно представить мир, где никогда не появились позвоночные. И вот результат - разумные паукообразные. Арахниды. Да я тебе рассказывал про это, вспомни…
Муха вспомнила - ну да, заливал что-то такое, любил Толик научные теории, лежащие на грани не то фантастики, не то шарлатанства. Даже картинки набрасывал: как могли бы выглядеть, например, разумные птицы… Называемых им тогда терминов она уже не помнила - в общем, всякие разумные рыбоиды и ползоиды… Тьфу. Танька тогда слушала невнимательно - кто знал, что придется столкнуться с разумными… как их там… арахнидами. Но теория Толика - в качестве объяснения произошедшему - имела один изъян.
- Подожди, подожди… Какой такой еще мир? Ведь мы в нашем? Откуда здесь эта гнусь? Дыра где-то? Так заткнуть же надо, пока не наползли!
- Нет, это ты подожди, маленькая, - сказал Толик, обозревая результаты трудов. Кокон сполз еще ниже, приоткрыв шею и плечи Мухиной. Теперь вращать палку вокруг Таниной головы стало гораздо труднее. - Попробую новую методу, - продолжал Толик. - Не знаю, надолго ли меня хватит. Но разговаривать будет затруднительно.
Он встал, поднял палку над головой и стал обходить вокруг кресла и Мухи. Круг за кругом, все убыстряя движение. Потом перешел на бег. Вскоре у Мухи от этого мелькания закружилась голова. Она закрыла глаза.
Хватило Толика надолго. Грудь Мухи освободилась, дышать стало легче, кокон сейчас заканчивался на локтях прижатых к телу рук.
Толик остановился. Пошатнулся, оперся о стену. Комната раскачивалась, как корабельная каюта в десятибалльный шторм, - и при этом норовила закружиться. Толик попытался сфокусировать взгляд на постере, висевшем на стене перед самым его носом, - там две участницы суперпопулярной группы наглядно демонстрировали преимущества однополой любви. Но Толику казалось, что дуэт превратился в квартет, потом в октет, потом в целый хор лесбиюшек.
Он сделал несколько пьяных, заплетающихся шагов и тяжело опустился на пол у кресла. Закрыл глаза. Сказал устало и медленно:
- Извини, технологический перерыв. Потом продолжим… Когда ж они столько накрутить успели? Стахановцы…
Принесенная Толиком откуда-то деревяшка мелькала вокруг головы Татьяны, серебристый ком рос на импровизированном веретене. Потом Толик пережег нить, взял новую палку - а из плена освободились лишь рот и подбородок Мухи.
К тому же, едва Мухина смогла говорить, - начала задавать вопросы. Много вопросов. Истерика у нее закончилась на удивление быстро.
Толик отвечал, не отрываясь от работы.
- Что… кто это был? - спросила Муха.
- Пауки. Ты же видела - самые обычные пауки. Только громадные. Чернобыльские. Мутация, радиация… Вскрытие покажет.
- Не-е-ет… Никакие они не обычные. Ты бы видел, как они меня сюда заманили… А как людьми притворялись… Может, инопланетяне? Галактические монстры?
- Едва ли… Обходились без всяких скафандров, нормально переносили нашу атмосферу, гравитацию… И… хм… в общем, нашу белковую пищу…
- Тогда откуда? А если… если где-то таких много?
- Не знаю. Есть теория - затертая фантастами до дыр - о множественности параллельных миров. По одной из версий, образуются они при реализации - или нереализации - каких-то судьбоносных вероятностей… В одном мире Земля столкнулась с гигантским метеоритом, прикончившим динозавров, - а в другом, допустим, разминулась. И млекопитающие обречены прозябать на задворках эволюции, никогда не породив хомо сапиенса… Если напрячь фантазию, можно представить мир, где никогда не появились позвоночные. И вот результат - разумные паукообразные. Арахниды. Да я тебе рассказывал про это, вспомни…
Муха вспомнила - ну да, заливал что-то такое, любил Толик научные теории, лежащие на грани не то фантастики, не то шарлатанства. Даже картинки набрасывал: как могли бы выглядеть, например, разумные птицы… Называемых им тогда терминов она уже не помнила - в общем, всякие разумные рыбоиды и ползоиды… Тьфу. Танька тогда слушала невнимательно - кто знал, что придется столкнуться с разумными… как их там… арахнидами. Но теория Толика - в качестве объяснения произошедшему - имела один изъян.
- Подожди, подожди… Какой такой еще мир? Ведь мы в нашем? Откуда здесь эта гнусь? Дыра где-то? Так заткнуть же надо, пока не наползли!
- Нет, это ты подожди, маленькая, - сказал Толик, обозревая результаты трудов. Кокон сполз еще ниже, приоткрыв шею и плечи Мухиной. Теперь вращать палку вокруг Таниной головы стало гораздо труднее. - Попробую новую методу, - продолжал Толик. - Не знаю, надолго ли меня хватит. Но разговаривать будет затруднительно.
Он встал, поднял палку над головой и стал обходить вокруг кресла и Мухи. Круг за кругом, все убыстряя движение. Потом перешел на бег. Вскоре у Мухи от этого мелькания закружилась голова. Она закрыла глаза.
Хватило Толика надолго. Грудь Мухи освободилась, дышать стало легче, кокон сейчас заканчивался на локтях прижатых к телу рук.
Толик остановился. Пошатнулся, оперся о стену. Комната раскачивалась, как корабельная каюта в десятибалльный шторм, - и при этом норовила закружиться. Толик попытался сфокусировать взгляд на постере, висевшем на стене перед самым его носом, - там две участницы суперпопулярной группы наглядно демонстрировали преимущества однополой любви. Но Толику казалось, что дуэт превратился в квартет, потом в октет, потом в целый хор лесбиюшек.
Он сделал несколько пьяных, заплетающихся шагов и тяжело опустился на пол у кресла. Закрыл глаза. Сказал устало и медленно:
- Извини, технологический перерыв. Потом продолжим… Когда ж они столько накрутить успели? Стахановцы…
13
Муха вновь попыталась засыпать его вопросами, но быстро отстала - Толик отвечал неохотно, невпопад, односложно. Умаялся.
От нечего делать она стала глазеть во все стороны - и почти сразу громко вскрикнула…
- Что такое? - встрепенулся Толик.
- Эт-то она… Т-та тетка… Точно, платье ее, волосы… Теткой опустошенную оболочку можно было назвать с натяжкой, но Толик понял, о чем речь.
- Знакомая?
- Вчера… На улице подошла. Мы с девчонками шли, болтали - подходит, меня за рукав, в сторону, и: девочка, продай кулон, у меня, дескать, к гарнитуру идеально подходит. Я ее послала - так она еще полчаса клянчила… Большие доллары сулила.
- А ты?
- А я ей: подарок, мол, никак нельзя продавать, счастья не будет… Ну, отстала… Неужели… с этимвнутри ходила?
Толик последний вопрос проигнорировал. Спросил новым, тревожным и отчего-то неприятным голосом:
- А где сейчас кулон? Сняла, дома оставила?
- Да нет… Эти гады сорвали… Вон туда куда-то утащили. - Муха показала взглядом на занавеску, отделявшую небольшой альков.
- Вот оно что, - протянул Толик. - Подожди, я быстро…
Он долго рылся за занавеской - и вышел оттуда уже почти нормальной походкой. Разжал кулак, высыпал на стол кучу янтарных украшений. Гарнитуром тут и не пахло - Муха узнала свой кулон, еще пару похожих, брошь (абсолютно с кулонами не гармонирующую), одинокую запонку, что-то еще непонятное - вроде бы янтарную шахматную фигурку, предельно стилизованную…
- Вот оно что, - повторил Толик тем же неприятным голосом. - А я поначалу надеялся - случайность…
- Что - случайность? Что?! - Муха почти кричала.
Толик не ответил, долго глядел на нее… Потом порылся в кучке янтарных вещей, взял брошь и Танькин кулон, поднес к ее глазам.
- Посмотри. Посмотри внимательно.
- Ну и что? Тоже с мухой… Как и мой, ты же сам все шутил: “Муха с мухой, Муха под мухой…”
- Это не мухи. Ты присмотрись. - Толик развернул кресло, поднес янтарь к ее лицу снова - так, что солнце насквозь просвечивало окаменевшие кусочки смолы.
Муха зажмурилась - свет слепил глаза, - но присмотрелась. Впервые присмотрелась к своему кулону в таком ярком, пронизывающем освещении… Потом к броши. Действительно, не мухи. Крыльев нет. Лапок - восемь. У обитателя броши - шаровидное, непропорционально большое брюшко… В общем, уменьшенные копии изрубленных Толиком монстров.
Мухе стало мерзко. Таскала на себе это… Спрашивать ничего не хотелось. Она попросила:
- Распутай меня… - Голос звучал жалобно.
Толик, казалось, не слышал. Говорил негромко, задумчиво, как будто сам себе:
- Вот так оно и бывает… Именно так. Стоит кому-то открыть способ путешествовать сквозь миры и времена, а потом обнаружить, что в соседнем мире разумом наделены совершеннейшие, с твоей точки зрения, чудовища, а твои собратья уничтожены или деградировали, стали безмозглыми тварями, - тогда такое и начинается… Ищут толчок, первопричину - и переделывают все по своему разумению… Корректируют орбиту астероида, и в этом измерении никогда не возникает мир разумных ящеров Рх’наа, - странный, но по-своему красивый, - но империя земноводных отчего-то тоже не появляется, и на авансцену эволюции выходят захудалые и ничем не примечательные предки Хомо… А арахниды сапиенсы тем временем ведут расследование. Раскапывают, чьими стараниями в этом мире в смолу деревьев, росших некогда в небольшом ареале вымерших ныне паучков, было искусственно добавлено наркотическое вещество… Наркотик, сделавший смолу приманкой, мимо которой паучки не могли пройти - и вымерли. Погибли. Прилипли и окаменели. А они, и только они, могли стать предками разумных арахнидов - благодаря уникальному устройству передних лапок…
Откуда он это знает? ОТКУДА ОН ВСЕ ЭТО ЗНАЕТ?! - билось в голове у Мухи. Но спросила она о другом:
- Как ты здесь оказался?
Он словно очнулся. Посмотрел на Муху - странно. Ответил не сразу:
- Где оказался? А-а-а… Да как и ты… По монеткам.
- Ничего не понимаю… Если это приманка, если они охотились за кулоном - то почему такая странная ловушка? Ведь по следу мог пройти кто угодно, дети могли денежки растащить…
Толик молча покачал головой - не могли. Но не стал рассказывать, что ловушку насторожили на одну-единственную дичь, что все прочие граждане, заинтересовавшиеся монетками, получали мощный психосуггестивный удар: проходи мимо, не задерживайся! Незачем объяснять… Теперь уже незачем.
Муха продолжала давить вопросами:
- Да и зачем им вылезать из этих… из шкурок? Проще остаться в человеческом виде да и шарахнуть по затылку… Или… ну, не знаю… пистолет наставить - отдала бы я кулон, жизнь дороже. Зачем - так вот? Пауками?
- Зачем… - Толик поскреб темя хорошо знакомым Мухе жестом. - Зачем… Знаешь, просто физически и морально невозможно таскать на себе шкуру чудовища, не снимая - бесконечно долгие часы… дни… месяцы… годы… годы… годы…
Его губы шевелились отчего-то не в такт словам, а пальцы уже не чесали голову машинальным жестом - но выполняли там какие-то непонятные манипуляции.
Рот Мухи широко распахнулся.
Лицо, волосы, кожа стеклис головы Толика, как шелковое платье с обнаженного женского тела. На Таньку смотрели два огромных глаза, похожих на граненые драгоценные камни, - ив каждой грани отражалась крохотная Муха. Чуть ниже распрямлялся, разворачивался длинный, с руку, игольчато-острый хоботок…
Танька снова попыталась заорать изо всех сил - как уже дважды сегодня пыталась и не смогла под взглядом чужихнемигающих глаз.
На этот раз получилось.
От нечего делать она стала глазеть во все стороны - и почти сразу громко вскрикнула…
- Что такое? - встрепенулся Толик.
- Эт-то она… Т-та тетка… Точно, платье ее, волосы… Теткой опустошенную оболочку можно было назвать с натяжкой, но Толик понял, о чем речь.
- Знакомая?
- Вчера… На улице подошла. Мы с девчонками шли, болтали - подходит, меня за рукав, в сторону, и: девочка, продай кулон, у меня, дескать, к гарнитуру идеально подходит. Я ее послала - так она еще полчаса клянчила… Большие доллары сулила.
- А ты?
- А я ей: подарок, мол, никак нельзя продавать, счастья не будет… Ну, отстала… Неужели… с этимвнутри ходила?
Толик последний вопрос проигнорировал. Спросил новым, тревожным и отчего-то неприятным голосом:
- А где сейчас кулон? Сняла, дома оставила?
- Да нет… Эти гады сорвали… Вон туда куда-то утащили. - Муха показала взглядом на занавеску, отделявшую небольшой альков.
- Вот оно что, - протянул Толик. - Подожди, я быстро…
Он долго рылся за занавеской - и вышел оттуда уже почти нормальной походкой. Разжал кулак, высыпал на стол кучу янтарных украшений. Гарнитуром тут и не пахло - Муха узнала свой кулон, еще пару похожих, брошь (абсолютно с кулонами не гармонирующую), одинокую запонку, что-то еще непонятное - вроде бы янтарную шахматную фигурку, предельно стилизованную…
- Вот оно что, - повторил Толик тем же неприятным голосом. - А я поначалу надеялся - случайность…
- Что - случайность? Что?! - Муха почти кричала.
Толик не ответил, долго глядел на нее… Потом порылся в кучке янтарных вещей, взял брошь и Танькин кулон, поднес к ее глазам.
- Посмотри. Посмотри внимательно.
- Ну и что? Тоже с мухой… Как и мой, ты же сам все шутил: “Муха с мухой, Муха под мухой…”
- Это не мухи. Ты присмотрись. - Толик развернул кресло, поднес янтарь к ее лицу снова - так, что солнце насквозь просвечивало окаменевшие кусочки смолы.
Муха зажмурилась - свет слепил глаза, - но присмотрелась. Впервые присмотрелась к своему кулону в таком ярком, пронизывающем освещении… Потом к броши. Действительно, не мухи. Крыльев нет. Лапок - восемь. У обитателя броши - шаровидное, непропорционально большое брюшко… В общем, уменьшенные копии изрубленных Толиком монстров.
Мухе стало мерзко. Таскала на себе это… Спрашивать ничего не хотелось. Она попросила:
- Распутай меня… - Голос звучал жалобно.
Толик, казалось, не слышал. Говорил негромко, задумчиво, как будто сам себе:
- Вот так оно и бывает… Именно так. Стоит кому-то открыть способ путешествовать сквозь миры и времена, а потом обнаружить, что в соседнем мире разумом наделены совершеннейшие, с твоей точки зрения, чудовища, а твои собратья уничтожены или деградировали, стали безмозглыми тварями, - тогда такое и начинается… Ищут толчок, первопричину - и переделывают все по своему разумению… Корректируют орбиту астероида, и в этом измерении никогда не возникает мир разумных ящеров Рх’наа, - странный, но по-своему красивый, - но империя земноводных отчего-то тоже не появляется, и на авансцену эволюции выходят захудалые и ничем не примечательные предки Хомо… А арахниды сапиенсы тем временем ведут расследование. Раскапывают, чьими стараниями в этом мире в смолу деревьев, росших некогда в небольшом ареале вымерших ныне паучков, было искусственно добавлено наркотическое вещество… Наркотик, сделавший смолу приманкой, мимо которой паучки не могли пройти - и вымерли. Погибли. Прилипли и окаменели. А они, и только они, могли стать предками разумных арахнидов - благодаря уникальному устройству передних лапок…
Откуда он это знает? ОТКУДА ОН ВСЕ ЭТО ЗНАЕТ?! - билось в голове у Мухи. Но спросила она о другом:
- Как ты здесь оказался?
Он словно очнулся. Посмотрел на Муху - странно. Ответил не сразу:
- Где оказался? А-а-а… Да как и ты… По монеткам.
- Ничего не понимаю… Если это приманка, если они охотились за кулоном - то почему такая странная ловушка? Ведь по следу мог пройти кто угодно, дети могли денежки растащить…
Толик молча покачал головой - не могли. Но не стал рассказывать, что ловушку насторожили на одну-единственную дичь, что все прочие граждане, заинтересовавшиеся монетками, получали мощный психосуггестивный удар: проходи мимо, не задерживайся! Незачем объяснять… Теперь уже незачем.
Муха продолжала давить вопросами:
- Да и зачем им вылезать из этих… из шкурок? Проще остаться в человеческом виде да и шарахнуть по затылку… Или… ну, не знаю… пистолет наставить - отдала бы я кулон, жизнь дороже. Зачем - так вот? Пауками?
- Зачем… - Толик поскреб темя хорошо знакомым Мухе жестом. - Зачем… Знаешь, просто физически и морально невозможно таскать на себе шкуру чудовища, не снимая - бесконечно долгие часы… дни… месяцы… годы… годы… годы…
Его губы шевелились отчего-то не в такт словам, а пальцы уже не чесали голову машинальным жестом - но выполняли там какие-то непонятные манипуляции.
Рот Мухи широко распахнулся.
Лицо, волосы, кожа стеклис головы Толика, как шелковое платье с обнаженного женского тела. На Таньку смотрели два огромных глаза, похожих на граненые драгоценные камни, - ив каждой грани отражалась крохотная Муха. Чуть ниже распрямлялся, разворачивался длинный, с руку, игольчато-острый хоботок…
Танька снова попыталась заорать изо всех сил - как уже дважды сегодня пыталась и не смогла под взглядом чужихнемигающих глаз.
На этот раз получилось.
14
Два больших прозрачных крыла высохли и затвердели.
Толик Комаров - не шкурка, выгрызаемая варвара-ми-арахнидами, но великолепный живой костюм-симбионт - лежал на полу, аккуратно сложенный.
Существо, напоминавшее гигантского комара, совершило небольшой пробный полет - пересекло комнату по диагонали, на уровне человеческого роста.
Неподвижно зависло в воздухе у стены - как раз возле пресловутого постера. Крылья трепетали, став невидимыми. Шум от них раздавался тихий, но сверляще-неприятный. Хоботок, выполнивший свою функцию, был снова убран. Огромные фасеточные шары глаз давали сектор обзора почти в триста шестьдесят градусов - но смотрело существо именно на постер. В каждой грани-фасетке отражалась маленькая парочка любвеобильных певичек… Потом звук стал тише - анофелид медленно опустился, крылья сложились за спиной.
Грустная ирония ситуации состояла в том, что существо, много лет жившее под личиной Мухиного дружка Толика, было самкой. И вся цивилизация анофелидов состояла из самок, размножающихся партеногенезом. Но для успешной кладки яиц требовалась кровь. Кровь позвоночных уродцев, прозябающих на редких островах бескрайних болот Зззззууууссса. Существо, именовавшее себя Толиком, долго оттягивало этот момент, хотя переполненный яйцевод грозил уже разорваться…
Ладно. Здешняя… хм… красная белковая субстанция оказалась вполне подходящей. Ночью предстоит полет к ближайшему болотцу…
Танька, мертво смотрящая в потолок широко распахнутыми глазами, так никогда и не узнает, что ее обещание - подарить Толику не то троих, не то пятерых детей - будет перевыполнено в десятки тысяч раз. Правда, дети окажутся мертворожденными - ни к чему преждевременно плодить нездоровые сенсации.
А потом… Потом снова постылая жизнь в постылой шкуре монстра. Жизнь, которая - как ни странно и страшно это звучит - все больше нравится какому-то утолку сознания… Снова навалится рутина привычных (как ни дико - привычных!) дел: сессия, а затем экзамены экстерном за третий курс, учеба на четвертом - и одновременно - изучение предметов курса пятого…
Будущему академику-биологу А.Н.Комарову найдется чем заняться в своей будущей научной деятельности. Надо наконец выяснить, какие сволочи и каким образом создали в этом мире мутанта-росянку. Растение с замашками хищного животного - и с наркотическим запахом, привлекавшим за несколько километров одно-единственное, ныне вымершее насекомое. Росянки живут тут до сих пор - приспособились, перестроились, жрут случайно подлетающих и подползающих букашек… Но прекрасный мир Зззззууууссса здесь не возник и не возникнет - мир гигантских живых плотин, перекрывших все великие реки и породивших бескрайние - от горизонта до горизонта - болота.
Заодно, в качестве побочной темы, академику Комарову предстоит поработать со смолой некоторых хвойных деревьев, на его родине не растущих. Поскольку насчет создателей растений-убийц, росянок, есть очень нехорошие подозрения.
Толик Комаров - не шкурка, выгрызаемая варвара-ми-арахнидами, но великолепный живой костюм-симбионт - лежал на полу, аккуратно сложенный.
Существо, напоминавшее гигантского комара, совершило небольшой пробный полет - пересекло комнату по диагонали, на уровне человеческого роста.
Неподвижно зависло в воздухе у стены - как раз возле пресловутого постера. Крылья трепетали, став невидимыми. Шум от них раздавался тихий, но сверляще-неприятный. Хоботок, выполнивший свою функцию, был снова убран. Огромные фасеточные шары глаз давали сектор обзора почти в триста шестьдесят градусов - но смотрело существо именно на постер. В каждой грани-фасетке отражалась маленькая парочка любвеобильных певичек… Потом звук стал тише - анофелид медленно опустился, крылья сложились за спиной.
Грустная ирония ситуации состояла в том, что существо, много лет жившее под личиной Мухиного дружка Толика, было самкой. И вся цивилизация анофелидов состояла из самок, размножающихся партеногенезом. Но для успешной кладки яиц требовалась кровь. Кровь позвоночных уродцев, прозябающих на редких островах бескрайних болот Зззззууууссса. Существо, именовавшее себя Толиком, долго оттягивало этот момент, хотя переполненный яйцевод грозил уже разорваться…
Ладно. Здешняя… хм… красная белковая субстанция оказалась вполне подходящей. Ночью предстоит полет к ближайшему болотцу…
Танька, мертво смотрящая в потолок широко распахнутыми глазами, так никогда и не узнает, что ее обещание - подарить Толику не то троих, не то пятерых детей - будет перевыполнено в десятки тысяч раз. Правда, дети окажутся мертворожденными - ни к чему преждевременно плодить нездоровые сенсации.
А потом… Потом снова постылая жизнь в постылой шкуре монстра. Жизнь, которая - как ни странно и страшно это звучит - все больше нравится какому-то утолку сознания… Снова навалится рутина привычных (как ни дико - привычных!) дел: сессия, а затем экзамены экстерном за третий курс, учеба на четвертом - и одновременно - изучение предметов курса пятого…
Будущему академику-биологу А.Н.Комарову найдется чем заняться в своей будущей научной деятельности. Надо наконец выяснить, какие сволочи и каким образом создали в этом мире мутанта-росянку. Растение с замашками хищного животного - и с наркотическим запахом, привлекавшим за несколько километров одно-единственное, ныне вымершее насекомое. Росянки живут тут до сих пор - приспособились, перестроились, жрут случайно подлетающих и подползающих букашек… Но прекрасный мир Зззззууууссса здесь не возник и не возникнет - мир гигантских живых плотин, перекрывших все великие реки и породивших бескрайние - от горизонта до горизонта - болота.
Заодно, в качестве побочной темы, академику Комарову предстоит поработать со смолой некоторых хвойных деревьев, на его родине не растущих. Поскольку насчет создателей растений-убийц, росянок, есть очень нехорошие подозрения.
Андрей Егоров
ТРОИЦА
Принять лиловую таблетку - и провалиться в иную реальность, где краски смазаны, а голоса звучат напевно и волнующе. На тощем теле лохмотья, бывшие когда-то военным мундиром, в прорехи проглядывает нечистое тело. В членах легкость, но нет никакого желания двигаться быстро, лучше вот так - плыть в киселе воздуха, стелиться над землей медлительной птицей, чье тело невесомо и полет лишен цели.
Он бредет по пустынной улице, мимо черных домов. Выбитые окна, осколки на тротуаре. Холодной ветер носит обрывки газет, целлофановые пакеты, сухие листья. Перешагнул поваленный столб, разорванные провода силовой линии - электричества в городе нет почти шесть месяцев.
У магазина прямо на мостовой сидят люди. Все с пустыми лицами. Глаза прикрыты, зрачки поблескивают. Некоторые сжимают стаканчики с питательной смесью - она поддерживает в них жизнь.
Он тоже собирается присесть. Но вдруг слышит необычное: в отдалении звучит музыка. Мелодия напоминает ему нечто давно забытое. Он начинает было ускорять шаги, но тут же его охватывает чувство абсолютной апатии. Он едва волочит ноги. К чему спешить, если все неважно? Даже собственная жизнь, принесенная в жертву любви. Все же он добрел до угла здания, задрал подбородок, уставился в размываемое радужным дождем небо. Мелодия льется из окон второго этажа.
Кто-то выставил на подоконник старый дисковый магнитофон.
В голове колыхнулись воспоминания и почти сразу исчезли, словно их никогда и не было. А существовала одна только иная реальность, расцвеченная дивными красками, насыщенная сладостными ощущениями. Он садится на бордюр, стараясь воскресить в памяти хоть что-то… Не получается. Прошлое сгинуло навсегда.
Через некоторое время мелодия смолкает. Появляются тени в темных балахонах. Между ними, суетливо оглядываясь, бежит, подгоняемый электрошокером, человек.
- Эй, - кричит он, - вы слышали? Скажите мне только одно: слышали?…
- Этот парень - контрабандист, - поведал полковник Жигалин. - Он поставляет наркотики на планеты Солнечной системы. При этом его совершенно не интересует, кому он сбывает свой товар. Ему плевать, где будет продаваться синтетическая дурь. Возможно, в школах или на детских площадках. Его не интересует, кто будет принимать наркоту. Только не надо думать, будто он хочет нагреть руки. Вовсе нет. Он считает себя посланником Бога в Солнечной системе. Он гордится тем, что делает. И неоднократно упоминал, согласно нашим данным, что совершает богоугодное дело. Мессия, твою налево. Мы имеем дело с фанатиком. Подсевшие на бутанадиол за пару недель превращаются в жалкое отребье…
Четверка оперативников федеральной службы внимала командиру спецотряда, сохраняя молчание. В паузах между чеканными словами тишина становилась такой глубокой, что было слышно, как жужжит и бьется в стекло муха. Каким-то образом насекомое оказалось на космической станции на орбите Меркурия. Полковнику она действовала на нервы. Прежде чем продолжить инструктаж личного состава, Георгий Жигалин взял папку с отчетами и одним ударом прихлопнул источник раздражения. На стекле остался след. Полковник швырнул папку на стол.
- Его неоднократно пытались взять, - продолжил он, - но всякий раз мерзавцу удавалось ускользнуть. Сейчас задание по поимке преступника поручено нашей группе. Есть мнение, что у парня корабль с форсированным фотонным ускорителем. У нашего командования есть и еще кое-какие идеи… совсем уже фантастические. Кое-кто уверен, что он и от нас ускользнет. Но лично я не верю, что его нельзя взять. Наша задача - сделать так, чтобы на этот раз капкан захлопнулся. Теперь предметно. По нашим данным, завтра в районе двенадцати часов по земному времени наш парень будет в районе Луны. Выйдет на орбиту и на некоторое время зависнет там. Будет ожидать стыковки с коллегами, твою налево, с Венеры. Судя по всему, он их поставщик. Катер наркоторговцев перехвачен. Вместо них к кораблю пристыкуемся мы. Действовать надо быстро и аккуратно. Он нужен живым. Нас интересует не только он, но и его сеть. Возьмем всех разом. - Жигалин сжал кулак и поднес к лицу.
- Можно вопрос? - Со своего места поднялся высокий брюнет с костистым носом и широкими плечами. В оперативный отряд он был принят всего пару недель назад, но успел заслужить прозвище Калач, в смысле “тертый”, после того как во время проведения операции по обезвреживанию банды налетчиков в рукопашной уложил трех вооруженных до зубов бандитов. Правда, немного перестарался. Одному сломал шею. Другому - кисти обеих рук.
- Валяй, - разрешил Жигалин. Самоуверенностью и явной склонностью к насилию парень его здорово раздражал, но он предпочитал своего истинного отношения пока не демонстрировать. Может, новичок еще покажет себя с лучшей стороны. Такое бывает, хоть и нечасто. Взять хотя бы его самого. Сколько дел наворотил, пока понял, что следует уделить внимание самоконтролю, если хочешь добиться в жизни успеха.
- Странно как-то, - сказал Калач. - Пытались взять - не смогли. Хотели арестовать - не арестовали. Что-то я не припомню, чтобы федералы так лажали, - перешел новичок на молодежный сленг - сразу видно, недавно из академии. - Может, посвятите нас в детали? Что с ним не так?
Жигалин замялся. Стоит ли предоставлять подчиненным всю информацию, полученную от командования?…
- Ладно, - решил он. - Имеете право знать. Есть еще кое-что. По слухам, наш контрабандист - не человек.
- А кто? - задал дурацкий вопрос капитан Анатоль Лукаш, бывший космодесантник, самый старший в отряде. Лукаш принимал участие в освоении Плутона, имел несколько правительственных наград. В том числе Золотого орла за проявленный на Плутоне героизм.
- Есть мнение, это последний из гобов.
На сей раз тишина в конференц-зале повисла мертвая. И несчастная муха, приходящаяся гобам в некотором смысле родственницей, будучи раздавленной в лепешку, не могла ее нарушить…
В ближайшие несколько месяцев настроение Георгия Жигалина отличалось завидной стабильностью - он был раздраженным и злым двадцать четыре часа в сутки. Эмоциональный настрой полковника напрямую зависел от того, насколько хорошо ему удавалось выполнить очередное задание командования. Если что-то шло не так, он становился невыносим. Подчиненные старались не попадаться ему на глаза. Знали: чревато. Хотя в отряд присылали самых опытных бойцов - выпускники академии попадали сюда крайне редко, только в случае отличной учебы и блистательно проведенной практики. Калач, к примеру, окончил академию с высшим баллом по всем дисциплинам и имел лучшие характеристики от педагогов. И все равно Жигалин был уверен, что надолго парень в его группе не задержится.
Оперативная группа под командованием полковника Жигалина подчинялась непосредственно руководству Славянского союза. Отряд создавался как специальная правительственная группа быстрого реагирования. Жигалин знал, что от его работы порой зависит слишком многое, и не мог позволить себе провал операции. При малейшей оплошности гнал провинившегося из отряда. Текучка кадров в подразделении составляла одну боевую единицу в год.
Единственная, кто задержалась в его группе надолго, - капитан Елена Слуцкая. Вовсе не потому, что отличалась безупречной службой или умением не попадаться полковнику на глаза в периоды его дурного настроения. А лишь по причине того, что к платиновым блондинкам с четвертым размером груди Георгий Жигалин стал питать слабость, едва достигнув возраста половой зрелости.
Несмотря на стойкую уверенность, что в жизни бывает все, кроме чудес, если бы полковник Жигалин услышал, что ему предстоит стать одним из последних защитников человечества, он бы, разумеется, не поверил.
Он бредет по пустынной улице, мимо черных домов. Выбитые окна, осколки на тротуаре. Холодной ветер носит обрывки газет, целлофановые пакеты, сухие листья. Перешагнул поваленный столб, разорванные провода силовой линии - электричества в городе нет почти шесть месяцев.
У магазина прямо на мостовой сидят люди. Все с пустыми лицами. Глаза прикрыты, зрачки поблескивают. Некоторые сжимают стаканчики с питательной смесью - она поддерживает в них жизнь.
Он тоже собирается присесть. Но вдруг слышит необычное: в отдалении звучит музыка. Мелодия напоминает ему нечто давно забытое. Он начинает было ускорять шаги, но тут же его охватывает чувство абсолютной апатии. Он едва волочит ноги. К чему спешить, если все неважно? Даже собственная жизнь, принесенная в жертву любви. Все же он добрел до угла здания, задрал подбородок, уставился в размываемое радужным дождем небо. Мелодия льется из окон второго этажа.
Кто-то выставил на подоконник старый дисковый магнитофон.
В голове колыхнулись воспоминания и почти сразу исчезли, словно их никогда и не было. А существовала одна только иная реальность, расцвеченная дивными красками, насыщенная сладостными ощущениями. Он садится на бордюр, стараясь воскресить в памяти хоть что-то… Не получается. Прошлое сгинуло навсегда.
Через некоторое время мелодия смолкает. Появляются тени в темных балахонах. Между ними, суетливо оглядываясь, бежит, подгоняемый электрошокером, человек.
- Эй, - кричит он, - вы слышали? Скажите мне только одно: слышали?…
***
- Этот парень - контрабандист, - поведал полковник Жигалин. - Он поставляет наркотики на планеты Солнечной системы. При этом его совершенно не интересует, кому он сбывает свой товар. Ему плевать, где будет продаваться синтетическая дурь. Возможно, в школах или на детских площадках. Его не интересует, кто будет принимать наркоту. Только не надо думать, будто он хочет нагреть руки. Вовсе нет. Он считает себя посланником Бога в Солнечной системе. Он гордится тем, что делает. И неоднократно упоминал, согласно нашим данным, что совершает богоугодное дело. Мессия, твою налево. Мы имеем дело с фанатиком. Подсевшие на бутанадиол за пару недель превращаются в жалкое отребье…
Четверка оперативников федеральной службы внимала командиру спецотряда, сохраняя молчание. В паузах между чеканными словами тишина становилась такой глубокой, что было слышно, как жужжит и бьется в стекло муха. Каким-то образом насекомое оказалось на космической станции на орбите Меркурия. Полковнику она действовала на нервы. Прежде чем продолжить инструктаж личного состава, Георгий Жигалин взял папку с отчетами и одним ударом прихлопнул источник раздражения. На стекле остался след. Полковник швырнул папку на стол.
- Его неоднократно пытались взять, - продолжил он, - но всякий раз мерзавцу удавалось ускользнуть. Сейчас задание по поимке преступника поручено нашей группе. Есть мнение, что у парня корабль с форсированным фотонным ускорителем. У нашего командования есть и еще кое-какие идеи… совсем уже фантастические. Кое-кто уверен, что он и от нас ускользнет. Но лично я не верю, что его нельзя взять. Наша задача - сделать так, чтобы на этот раз капкан захлопнулся. Теперь предметно. По нашим данным, завтра в районе двенадцати часов по земному времени наш парень будет в районе Луны. Выйдет на орбиту и на некоторое время зависнет там. Будет ожидать стыковки с коллегами, твою налево, с Венеры. Судя по всему, он их поставщик. Катер наркоторговцев перехвачен. Вместо них к кораблю пристыкуемся мы. Действовать надо быстро и аккуратно. Он нужен живым. Нас интересует не только он, но и его сеть. Возьмем всех разом. - Жигалин сжал кулак и поднес к лицу.
- Можно вопрос? - Со своего места поднялся высокий брюнет с костистым носом и широкими плечами. В оперативный отряд он был принят всего пару недель назад, но успел заслужить прозвище Калач, в смысле “тертый”, после того как во время проведения операции по обезвреживанию банды налетчиков в рукопашной уложил трех вооруженных до зубов бандитов. Правда, немного перестарался. Одному сломал шею. Другому - кисти обеих рук.
- Валяй, - разрешил Жигалин. Самоуверенностью и явной склонностью к насилию парень его здорово раздражал, но он предпочитал своего истинного отношения пока не демонстрировать. Может, новичок еще покажет себя с лучшей стороны. Такое бывает, хоть и нечасто. Взять хотя бы его самого. Сколько дел наворотил, пока понял, что следует уделить внимание самоконтролю, если хочешь добиться в жизни успеха.
- Странно как-то, - сказал Калач. - Пытались взять - не смогли. Хотели арестовать - не арестовали. Что-то я не припомню, чтобы федералы так лажали, - перешел новичок на молодежный сленг - сразу видно, недавно из академии. - Может, посвятите нас в детали? Что с ним не так?
Жигалин замялся. Стоит ли предоставлять подчиненным всю информацию, полученную от командования?…
- Ладно, - решил он. - Имеете право знать. Есть еще кое-что. По слухам, наш контрабандист - не человек.
- А кто? - задал дурацкий вопрос капитан Анатоль Лукаш, бывший космодесантник, самый старший в отряде. Лукаш принимал участие в освоении Плутона, имел несколько правительственных наград. В том числе Золотого орла за проявленный на Плутоне героизм.
- Есть мнение, это последний из гобов.
На сей раз тишина в конференц-зале повисла мертвая. И несчастная муха, приходящаяся гобам в некотором смысле родственницей, будучи раздавленной в лепешку, не могла ее нарушить…
В ближайшие несколько месяцев настроение Георгия Жигалина отличалось завидной стабильностью - он был раздраженным и злым двадцать четыре часа в сутки. Эмоциональный настрой полковника напрямую зависел от того, насколько хорошо ему удавалось выполнить очередное задание командования. Если что-то шло не так, он становился невыносим. Подчиненные старались не попадаться ему на глаза. Знали: чревато. Хотя в отряд присылали самых опытных бойцов - выпускники академии попадали сюда крайне редко, только в случае отличной учебы и блистательно проведенной практики. Калач, к примеру, окончил академию с высшим баллом по всем дисциплинам и имел лучшие характеристики от педагогов. И все равно Жигалин был уверен, что надолго парень в его группе не задержится.
Оперативная группа под командованием полковника Жигалина подчинялась непосредственно руководству Славянского союза. Отряд создавался как специальная правительственная группа быстрого реагирования. Жигалин знал, что от его работы порой зависит слишком многое, и не мог позволить себе провал операции. При малейшей оплошности гнал провинившегося из отряда. Текучка кадров в подразделении составляла одну боевую единицу в год.
Единственная, кто задержалась в его группе надолго, - капитан Елена Слуцкая. Вовсе не потому, что отличалась безупречной службой или умением не попадаться полковнику на глаза в периоды его дурного настроения. А лишь по причине того, что к платиновым блондинкам с четвертым размером груди Георгий Жигалин стал питать слабость, едва достигнув возраста половой зрелости.
Несмотря на стойкую уверенность, что в жизни бывает все, кроме чудес, если бы полковник Жигалин услышал, что ему предстоит стать одним из последних защитников человечества, он бы, разумеется, не поверил.