Мельников Геннадий. В страну Восточную придя...

   И начались его походы по острову. Он поднимался на невысокую горку Мацуго, удобную для наблюдательного пункта, контролирующего подходы с юго-востока, осмотрел обрывистые мысы Кокутан, Котомари, Хитаси и Суносяки, провел топографическую съемку и описание острова и решил, что горы Мацумура на северо-западе и Сирэй на севере - лучшее место для установки артиллерийских орудий.
   Потом он перебрался через узкий пролив на соседний к югу большой остров Парамушир и принялся за него, С парой носильщиков карабкался он по кручам западного горного массива , срывался с заснеженных вершин Аракава и Цикура, на плоту спускался по порожистой и извилистой реке Тодороки и едва не помер с голоду на юго-восточном мысе Курабу, но им удалось неделю продержаться на добываемой камбале, пока их не сняли, как и было условлено, пароходом. Вернувшись на Сумусю, он с десяток дней отписывался, показал все материалы лейтенанту Гундзи, выслушал от него ряд важных советов и замечаний; потом в течении месяца уже на пароходе галсами обошел три северных курильских пролива, измеряя течения и глубины, беря пробы грунтов, определяя высоты мысов и сопок, приискивая, где удобнее разместить рыбачьи поселки, маяки и поставить орудия.
   В конце апреля Гундзи отпустил его в Майдзуру.
   ЖУН МЭЙ. ПЕКИН.
   Старый и дряхлый Ли Хунчжан плаксивым голосом жаловался на неуступчивость японцев, клял бурное море, боль в щеке от раны, и было смешно смотреть на него, широкозадого, едва державшегося на коленях перед императрицею, с красной повязкой на лице, отчего его голос походил на визгливое похрюкиваете черного поросенка.
   - Хао, - прервала его императрица, - почему повязка?
   - Нуцай Ли Хунчжан был ранен сумасшедшим японцем в Симоносеки. Какой-то фанатик выстрелил из револьвера и ранил в щеку, - оправдывался Ли Хунчжан, чувствуя недовольство императрицы тяжелыми для Поднебесной условиями мирного договора.
   - Хао. Повтори еще раз все эти унизительные для меня пункты, которые ты подписал.
   - Корею пришлось признать полностью независимой.
   - Это означает, что японцы в ближайшие же годы захватят ее, - крикнула императрица. В последнее время вместо обычного шарика опиума она выкуривала два, иногда и три и между кальянами становилась очень раздражительной.
   Ли Хунчжан повесил голову.
   - Дальше!
   - Формоза и острова Пэнхуледао перешли к Японии.
   Императрица горестно всплеснула руками, но промолчала, ожидая более страшного.
   - Япония наложила на нас контрибуцию в двести тридцать миллионов ланов..., и их надо выплатить в течении семи лет...
   Стоя сзади трона, Жун Мэй ощутила, как императрица наливается злобой, вся трясется от душившего ее гнева.
   - Дальше |
   - Пришлось согласиться на оккупацию ими Ляодуна.
   - Оккупация Ляодуна - это как нож в сердце Поднебесной! Отсюда они быстро могут проникнуть и к столице, и в Маньчжурию, и, переправившись через пролив, напасть на Шаньдун. Имея укрепленный мною Лю-шунь-коу*, они разместят там свой военный флот и будут держать под угрозой весь Чжилийский залив...
   * Порт-Артур
   Великие князья Гун, Цин и Дуань со злорадством и осуждением смотрели на Ли Хунчжана, уверенные, что они-то не позволили бы японцам навязать такие кабальные условия.
   Императрица тряслась от гнева, лицо ее побагровело, невнятная ругань срывалась с губ, сжатыми в тугие кулачки руками она колотила по подлокотникам. Потом глаза ее закатились, на губах появилась серая пена и она мешком осела на троне.
   Испуганные сановники уткнулись лбами в пол и так и застыли, не смея поднять глаз на императрицу.
   Из-за ширмы за троном вперед шагнул главный евнух Ли Ляньин, властно махнул им убираться прочь и поднес к лицу императрицы остро пахнущий платок.
   Подобно коричневым тараканам сановники стремительно расползались, императрица же слабо пошевелилась и застонала. Ли Ляньин дерзко, в нарушение всех правил дворцового церемониала, поднял ее на руки и вынес в соседнюю комнату, где вокруг нее сразу захлопотали служанки, евнухи и фрейлины.
   - Когда кончается масло - гаснет лампа, когда кончаются жизненные силы - умирает человек, - довольно громко произнес какой-то евнух, но тут же сник под грозным взглядом Ли Ляниина.
   Жун Мэй вспомнила, что лисья моча считается хорошим лекарством от жара и лихорадки и от потери жизненных сил, выскользнула в соседнюю комнату и, пользуясь тем, что все столпились вокруг императрицы, за ширмою украдкою помочилась в расписанную золотыми драконами чашку. Туда же она пустила и немного слюны, чтобы приворожить императрицу, сделать ее послушной себе.
   С чашкой в руке она решительно отстранила хлопотавших вокруг Цыси фрейлин и служанок, бережно подняла ей голову и со словами, - рисовый отвар, рисовый отвар, - принялась поить. Императрица сделала несколько глотков, заметила склоняющегося над ней старого дворцового лекаря Фан Шоусина и, успокаиваясь, опять закрыла глаза. Но тут же открыла их, гневно махнула на доктора, от которого, по ее мнению, толку было мало, и произнесла, - Я чувствую приближение смерти, потому что у меня нет ни одного преданного человека, который бы дал мне то единственное лекарство, что может спасти меня.
   Каждый понял, что императрице захотелось свежего человечьего мяса, и отпрянул, боясь, что взгляд Цыси остановится на нем.
   Верный Ли Ляньин низко поклонился и сказал, - Государыня получит такое лекарство.
   Этим же вечером на фарфоровом блюде, расписанном царственными фениксами с сияющими коронами на головах ей было подано жареное на кунжутном масле лекарство, а Ли Ляньин слег и целый месяц не показывался в покоях императрицы.
   По просьбе главы Цзунли-ямыня Жун Лу в одиннадцатый день третьей луны двадцать первого года правления Гуансюя * было созвано совещание Верховного императорского совета.
   * 6 апреля 1896 года
   - Хуаншан - Ваше величество, - прямо к императрице-регентше, совершенно не уделив внимания Гуансюю, обратился Жун Лу. - Вчера, уже вечером, по его настоятельной просьбе мною был принят русский посланник граф Кассини. Посланник сообщал мне, что правительства России, Германии и Франции подали совместную ноту правительству Японии, в которой настаивают на выводе японских войск из Ляодуна, угрожая в противном случае вытеснить их оттуда военной силой. Для этого, по словам русского посланника, русская Тихоокеанская эскадра вступила в связь с германской эскадрой в китайских водах, а в Приамурском военном округе объявлена мобилизация.
   Императрица бурно обрадовалась.
   - Амитафо! - Боже мой! Мне приснился вещий сон, что мою опочивальню озарил красный свет и передо мною в пурпурном одеянии предстал сам Чжуго Лян, великий полководец эпохи Трех царств. Он опустился на колени, трижды совершил челобитие и сказал,
   - Справедливого выручит добрые дух,
   Поистине чудо явит,
   Частного мужа злым колдунам
   Погубить не хватит сил.*
   * "Развеянные чары", стр. 385 пер. И. Смирнова
   Потом он сел на серого журавля верхом и тот умчал его в небо. Это божественное знамение!
   Старый трусливый и мудрый Гун осторожно прервал восторги императрицы, Нуцай Гун обеспокоен мотивами вмешательства России. Еще император Цзяцин * завещал нам опасаться великого северного соседа.
   * Годы правления 1796 - 1830
   - Всли верить всему написанному, то лучше и книг не читать, -махнула на него рукой императрица. - Не ваша государственная мудрость и воинская доблесть спасли Поднебесную от такого позора, а великие боги.
   - Наш боги не властны в землях варваров, - позволил себе не согласиться с императрицей и поддержать Гуна Ли Хунчжан. После трудных переговоров в Симоносеки он едва ходил и его, как мешок с рисом, на потеху всем притащили в тронный зал двое здоровенных евнухов.
   Охваченная великой радостью неожиданного возвращения Ляодуна, императрица не обратила внимания на строптивость смещенного на днях с поста Первого канцлера Китайской империи за крайне тяжелые условия Симоносекского мирного договора Ли Хунчжана.
   - Глазам приятно видеть победные знамена, ушам - слышать добрые вести, - воскликнула она.
   - Нуцай Гун просит выслушать его, - подал голос великий князь Гун.
   Императрица высокомерно оглядела стоявших на коленях сановников и нехотя кивнула.
   - Нуцай Гун считает, что здесь не все так просто, и что мотивы благотворительности трех держав могут быть следушющими... Россия строит сибирскую железнодорожную магистраль и уже соорудила ее от Волги до Байкала и от Японского моря из Владивостока до Хабаровска на Амуре. Сейчас ей предстоит либо огибать Маньчжурию, этот путь долог и тяжел, либо направиться прямиком через землю наших предков, а этот путь значительно ближе. Кроме того, Россия может опасаться уже фактически состоявшегося захвата Японией Южной, а затем и всей Маньчжурии и, как следствие, значительного усиления грозной хищницы. Германия, стиснутая франко-русским договором 1891 года, заигрывает с Россией, старается занять роль ее главенствующей союзницы и имеет тайную цель переориентировать внимание правительства России от европейских дел к азиатским. И не только внимание, но и заставить ее настолько глубоко увязнуть в азиатских делах, чтобы у России не было материальных средств стеснять Германию на западе. Франция же боится оставить Россию с Германией. Ведь в этом случае белый царь может охладеть к ней и тогда, при ее напряженных отношениях с Англией, она опять останется беззащитной перед Германием. Ведь на сей раз Германия не удовольствуется французскими провинциями Эльзасом и Лотарингией, как двадцать пять лет назад, а отберет кусок пожирнее, - блеснул знанием истории, географии и текущей международной политики старый Гун.
   Императрица заинтересовалась и велела принести карту.
   Великий князь Гун, ползая у карты с палочкой в руке, повторил свои соображения, преданно и униженно глядя на императрицу.
   - Значит, от России следует ожидать каких-то территориальных притязание и скорее всего в Маньчжурии?
   - Больших, очень больших, ваше величество.
   - Вспомним о деньгах! - вскричал ненасытный вор великий князь Цин, потомок императора Цяньлуна, тайно презиравший императрицу Цыси, но очень ее боявшиеся. - Где нам изыскать двести тридцать миллионов ланов серебра для уплаты контрибуции Японии? Казна пуста, предсказатели обещают голодный неурожайный год и великие беды от разливов рек. Значит и налогов достаточно собрать не удастся.
   Но даже старческое брюзжание дряхлых мудрецов, едва ползавших перед троном в своих толстых, несмотря на весеннее тепло, расшитых золотом халатах, не могло заглушить ликования императрицы.
   - Хао, хао, - бормотала она и даже захихикала счастливо, - русские помогут нам освободить Ляодун, а за деньгами придется посылать к западным варварам - в Лондон, Берлин и Париж. Они достаточно награбили в Поднебесной и должны дать в долг, чтобы мы расплатились с Японией.
   Этим вечером императрица выкурила две трубки грез.
   В конце первой луны двадцать второго года правления Гуансюя* на Большом императорском совете возник вопрос о привилегиях для Страны северных варваров за ультиматум Японии, освобождение от японцев Ляодунского полуострова и содействие в получении и обеспечении займа для покрытия контрибуции. Тогда в России видели чуть ли не спасителя, и некоторые предлагали даже просить белого царя разместить на территории Поднебесной войска для защиты империи от японцев. Хотя великий князь Цин и осмеливался утверждать, что Россия, со временем, так и сделает, но без всякого приглашения, чем вызвал великий гнев императрицы Цыси.
   * Февраль 1896 года.
   Мудрые Гун и Ли Хунчжан, считавшиеся в Совете великими знатоками международной политики, с одного взгляда разгадывавшие все козни рыжеволосых варваров и умевшие им противостоять /Жун Мэй успела слетать в Цзин-чжоу-тин и поиграть с сыном, поучить его великому искусству охоты на полевых мышей, делающих себе запасы на рисовом поле, пока они, тряся длинными белыми бородами, запутанно и туманно выражали свои скудные мысли идиотов/, предложили пойти навстречу желаниям России, договориться с ней о концессии на строительство железной дороги в Маньчжурии, но не государственной, дабы не возбудить зависти и настойчивых домогательств других европейских держав, а частной, акционерной, и чтобы Китай сам принимал участие в управлений компанией. И еще, помятуя, что после ультиматума Японии русские военные корабли будут опасаться зимовать в японских портах, и что Россия уже просила для зимовки своего флота порт Цзяочжоу на текущую зиму, эти мудрецы предложили уступить им порт где-нибудь в Шаньдуне, но выторговать за это защиту побережья Желтого моря от японцев. От Шанхая и южнее, считали они, о защите побережья Китая позаботятся англичане и французы.
   - Коль заранее не продумал,
   Как минуешь все препоны, Снять жемчужину не сможешь
   С шеи черного дракона,* - шамкал беззубым ртом Гун, а Ли Хунчжан ему вторил, - Как известно, еще древние учили, что благоразумнее, сидя на горе, наблюдать за схваткой свирепых тигров в долине, чем самому вступать в бой с ними.* "Развеянные чары*, стр. 105, пер. и Смирнова.
   Императрица Цыси внимательно всех выслушала и справедливо решила, что, коли уж Ли Хунчжан такой предусмотрительный дипломат, то ему и ехать в Россию для заключения соответствующих соглашений. При этом проявлять до конца неуступчивость, нещадно торговаться, чтобы не дать провести себя. А поводом для визита в Страну северных варваров послужит приглашение на коронационные торжества, которые через три луны должны состояться в древней их столице - Москве.
   Лисье ее снадобье принесло большую пользу. Императрица стала нуждаться в Жун Мэй. Все чаще и чаще задерживала до отхода ко сну, требуя то перебирать с ней ее драгоценности и украшения, то доставать из бездонных сундуков бесчисленные платья из тончайшего, расшитого золотыми фениксами шелка, любовалась ими, иногда даже погружала в щелк лицо и застывала на минуты, предаваясь воспоминаниям. Но, скрытная, она не рассказывала связанных с ними историй и приключений, хотя по ее блестевшим глазам Жун Мэй чувствовала, сколь богата жизнь императрицы любовными похождениями.
   Сладкоежка, она отдавала предпочтение сластям простолюдинов, вспоминая, видимо, себя юной девчонкой на улицах Пекина, и приглашала полакомиться с ней лепешками-мантоу с овощной начинкою, сладкими пирожками с финиковой начинкою и запивала сладким вином из Юньнани. Выпив несколько бокалов, она принималась хитрыми вопросами испытывать сообразительность Жун Мэй, знание ею людей, подноготную их поступков, учила быть хитрой, льстивой, утверждая, что это нравится всем людям без исключения. Она заставляла Жун Мэй подслушивать и подсматривать за фрейлинами, евнухами, слугами и даже прибывающими в Запретный город с докладами министрами; учила, как определять в их глазах и по выражению лица скрытые их мысли и желания. Она настойчиво внушала, что в душе каждого человека рядом с синим драконом восседает белый тигр - добро соседствует со злом, и что если умело воздействовать на человека, то можно склонить его к тому или другому поступку, ведь люди падки на вино, женщин, богатство и не могут воздержаться от зависти и гнева. Она проверяла, как знает Жун Мэй язык чужеземных варваров. Велит принести книгу на французском языке и слушает, как она читает. Сперва Жун Мэй немного спотыкалась и затруднялась с подбором слов для точного перевода, но вскоре скованность прошла и она стала давать смысл простыми, обиходными словами. Особенно интересовали императрицу похождения женщин легкомысленных, склонных к любовным связям с мужчинами, из породы ветротекучих. Такие книги возбуждали ее, да и Жун Мэй чувствовала, что лицо ее горит...
   Между ними установилась некая духовная близость. И вот однажды, с наступлением темноты, после третьего удара гонга, извещавшего время отхода ко сну, когда глаза Жун Мэй устали от тусклого света ночного светильника, императрица велела отложить книгу и обратилась к ней с такими словами.
   - Скоро Ли Хунчжан отправится в столицу северных варваров Москву на коронацию белого царя. Ему поручено заключить соглашение о прокладке железной дороги от Байкала до Владивостока через Маньчжурию, землю наших предков. Он получил инструкции об условиях, которыми обязан связать соглашение. Первое - дорога не должна принадлежать государству, а только частным лицам, чтобы легче было при необходимости выкупить ее и не возбуждать лишний раз алчности у правителей других государств. Второе - Ли Хунчжан должен связать Россию обязательством защищать нас от Японии. Как издревле говорят, яд уничтожают противоядием, а иностранцев соперниками-иностранцами. Вот и пусть старый Ли натравливает их друг на друга. И третье - пусть Россия хорошо нам заплатит. Ты поедешь с ним и будешь моим доверенным лицом. Смотри зорко и слушай внимательно. Все, что говорит и делает Ли Хунчжан, не должно ускользнуть от твоих глаз и ушей. Тебя научат искусству дипломатии. Старайся воздействовать на старого Ли в нужном направлении, чтобы он не увлекался собственными выгодами, а защищал интересы Срединного государства. Если в колокол не ударить - он не загудит, если в барабан не стукнуть - он не загремит.
   И долго, пока не потускнел в небе яшмовый заяц и не окрасился восток алой зарей, императрица втолковывала Жун Мэй, чего именно ей следовало добиваться и как можно воздействовать на старого Ли Хунчжана.
   В чиновничьем халате с нашитыми на груди и спине изображениями цапли и белым мраморным шариком на шапочке, что означало ее принадлежность к шестому классу гражданского табели о рангах, в голубом паланкине, несомом четырьмя носильщиками, прибыла Жун Мэй в Цзун-ли-гэ-го-шиву-ямынь, Министерство иностранных дел Поднебесной. Писцы в приемной повскакивали со своих войлочных ковриков, побросав кисти на дощечки с тушечницами, не закончив даже очередных иероглифов, и низко, с подобострастием склонились в поклоне. Они были предварительно извещены о прибытии личного представителя императрицы-регентши Цыси для ознакомления с материалами Цзунли-ямыня по предстоящей поездке делегации Небесной империи в Россию для заключения там важного договора. Поклоны писцов были низки, но она заметила некоторую фальшивую наигранность в чрезмерном их подобострастии, неискренность демонстрируемого ими уважения к персоне личного представителя императрицы, и подумала, а не прокралось ли и сюда поветрие непочтительности, охватившее, по громким пересудам в Летнем дворце, не только простолюдинов, но и чиновничество. Старший писец с изображением сороки на халате, принадлежность низшего, девятого класса, невелика птица, льстиво забормотал, что представителя императрицы велено проводить к ханьлинь-академику Бо Даоли, мудрейшему и наиболее почитаемому из знатоков северных варваров. Вот уже тридцать пять лет, со дня основания Цзунли-ямыня, он является главным советником по русским делам, а до этого был советником в Ли-фань-юань Министерстве колоний, и в нем тоже занимался северными варварами. Но тлевшая в глубине его глаз искорка насмешки заставила Жун Мэй усомниться в его искренности. Конечно, сам факт назначения представителя императрицы в делегацию Ли Хунчжана уже обсуждался в Цзунли-ямыне и, видимо, был призан нежелательным, но неизбежным, и это мнение стало известно даже одетым в синее и измазанным тушью младшим писцам.
   Длинными темными коридорами, через просторный двор старший писец проводил Жун Мэй в покосившийся флигель и представил древнему, покрытому позеленевшим даже и не пухом, а мхом человечку, низко склонившемуся у просторного окна с лупой в руке над старинным фолиантом в обшитой красной сычуанской парчою обложке.
   - Поделитесь своею мудростью и глубокими знаниями, почтенный Бо Даоли, о земле северных варваров и научите представителя императрицы искусству дипломатии, - сказал писец и поспешил исчезнуть.
   Бо Даоли ткнулся носом в лупу, а лупой в книгу, затем с явным трудом поднял и вперил в нее свой безумно-отрешенный взгляд.
   - С какой целью тебе понадобились мои познания? -спросил мудрец.
   Жун Мэй вкратце объяснила, что в составе делегации едет на коронацию царя северных варваров. С большой неохотой отложил Бо Даоли лупу, с трудом отодвинул книгу, взял лист бумаги, кисть и тушечницу и забормотал, покрывая сверху вниз и справа налево бумагу картинками иероглифов.
   - Древние книги говорят, что далеко на севере, при восточном море обитают варварские племена рыбокожих, названных так по их обычаям носить одежду из рыбьей кожи, и собачьих, которые передвигаются только на собаках. В шестистах ли к северо-востоку от деревушки, родины ныне царствующей маньчжурской династии Гиоро, обитает племя Хурха, а за ними, еще в шестистах ли - племя Хэ-чин, и еще в шестистах ли - племя Фияки. Кочуют они по дремучим лесам, ходят в шкурах, живут охотой и рыбной ловлей. Хлеба не пашут. У них множество бурых соболей, черных лисиц, белок, бобров, медведей и другого зверья. Все эти племена носят общее название Во-цзы-да-цзы лесные инородцы, или Юй-ни-да-цзы - рыбокожие инородцы. От низовьев Эмур-хэ на южную сторону, близ Корейского моря, обитают племена Хэчже, или Собачьи, а на север от низовьев Амура, близко к Русскому морю, обитают племена Кияка, или Оленные...
   - Вот, вот, - прервала его Жун Мэй - русские-то меня и интересуют, именно к ним мы поедем.
   Заплесневелый мудрец споткнулся, но, видимо, уже привыкший к подобной бесцеремонности и желая поскорее отделаться от посетителя, взял другой лист бумаги, обмакнул кисточку в тушь и вдохновенно принялся за каллиграфию, монотонно и уныло бормоча.
   - В книге Си-юй-вынь-цзянь-лу - Записки о Западном крае - упоминается государство с таким названием, но говорится, что оно довольно молодое и начало его относится к временам Юаньской и Минской династий. В те времена Россия была еще слаба и начала возвышаться лишь при нынешней маньчжурской династии. Из книги Сы-ку-цюань-шу-ти-яо известно, что все государства на запад от Лукового хребта, о которых упоминается в описаниях путешествия, совершенного Лю Юем во времена Юаньской династии*, находятся в пределах нынешнего Тинь-чжан-пу, что на новой границе в Туркестане. Россия данническое нам государство, хотя в своде законов переименованы лишь девять государств, предоставлящих дань Поднебесной империи. Вот они: Чао-сянь Корея, Лю-цю - острова, Юн-нань - Кохинхина, Хэлань - Голландия, Мянь-дань Ява и европейские государства, Италия и Англия, например, хотя для приезда от них посланников с данью определенных сроков и нет. Владения же России огибают Большую, Малую и Южную Европы и простирается на востоке до Эмур-хэ. А еще в книгах об иностранцах сказано , что от Афганистана на запад располагаются не более одного или двух аймаков, за которыми начинается уже и Западное море, и что так как Россия подвластна Поднебесной, то и Ледовитый океан принадлежит нам же!
   * . Юаньская династия - 1263 - 1387
   Жун Мэй едва подавила зевоту, видя, что глубокие знания мудреца имеют ископаемое происхождение; уж сама-то она знала географию значительно лучше. Эту науку, да и новейшую историю преподавали в миссионерской школе неплохо.
   - Милый дедушка, - ласково пропела она, - с тех пор минуло едва ли не тысячелетие и, похоже, скоро мы будем платить дань России. Неужели вы ничего не знаете об этом?
   Старый мудрец, похоже, проснулся, с удивлением воззрился на нее, а потом обрадованно заговорил, - Меня не обманул твой мужской наряд и я думал, что ты по необходимости выполняешь наказ императрицы. Но если ты действительно хочешь знать о наших взаимоотношениях с Россией, то слушай.
   - Ты знаешь, что племена кочевых таежных охотников маньчжоу, объединившие вокруг себя многочисленные народности чжурчжэньской империи Цзинь, занимавшей обширную площадь и включавшую территории нынешних Маньчжурии и даже бассейнов среднего и нижнего течений Сунгари, Уссури и Эмур-хэ, под общим названием маньчжуры завоевали Небесную империю, низложили китайскую династию Мин и установили династию Цин. Маньчжурский император Фу-Линь под девизом Шуньчжи был возведен на Драконовый трон в 1644 году по христианскому летоисчислению. Еще в то время, когда первые маньчжурские ханы Нурхаци и Абахай завоевывали Поднебесную, сражаясь с трехсотлетней династией Мин, они узнали, что китайцы в Монголии имели контакты с русскими людьми, а от посланцев Тушет-хана Абахай получил русское огнестрельное оружие пищали. После завоевания Пекина в Либу - Приказе церемоний удалось узнать, что двадцать пять лет назад,в годы правления императора Чжу Ицзюня* здесь побывало русское посольство из двенадцати человек, глава которого казак Ивашко Петлин дани своего Чаган-хана - белого царя - императору Поднебесной не привез и потому императором принят не был, но грамоту о разрешении торговли в Поднебесной им выдали. Тогда при маньчжурском дворе об этом посольстве забыли, потому что все внимание императора Шуньчжи** было обращено на юг, где продолжали сопротивляться разбитые минские генералы.
   *. Чжу Ицзюнь - годы правления 1374 - 1627
   **. Шуньчжи - годы правления 1644 - 1661
   В восьмом году своего правления Шуньчжи получил известие, что на севере империи, на реке Эмур-хэ, на землях князя Лавкая появились русские казаки, сражались с даурами и победили. И еще ему доложили, что русские многих даурских князей побили и ясак берут. Обеспокоенный этим известием, Шуньчжи решил преподать урок этим неведомым воинственным русским и послал шесть сотен храбрых маньчжурских знаменных воинов с двумя пушками и тридцатью пищалями и полторы тысячи дауров и дючеров, живших по Сунгари, на Эмур-хэ воевать их. Но руководитель похода нингутский губернатор Хайсэ легкомысленно понадеялся на великую свою силу и на боевой опыт командира отряда знаменных войск Сифу, отчего и потерпел поражение - многие были убиты, а пушки, пищали и обоз захвачены русскими. Хайсэ это стоило головы - он был казнен по распоряжению императора. В десятом году правления императора Шуньчжи в начале лета* в столицу Поднебесной прибыло второе русское посольство, Ярыжкина.