Мельников-Печерский Павел. На горах (Книга 2, часть 3)

   И всегда-то одну заветную думушку я думывала, как вырастешь, заневестишься и как выйдешь за человека доброго, хорошего, из честного роду- племени... Думала я, горемычная, что на старости лет повожусь с твоими деточками, поучу их уму-разуму, наставлю в божьих заповедях... По грехам моим не так сталося-случилося, не по моим гаданьям дело содеялось!.. Умчали белую лебедушку во чужие люди незнаемые, что незнаемые, завистливые, что завистливые, гордые, высокоумные!..
   Счастливая ты была девушка, счастливая и таланная; ни тяжелой работой не была окружена, ни бранным словечком огрублена!.. Думала ль, гадала ль я, что придет такое горе великое?.. Думала ль я, что придется жить без тебя в тоске да в беде, в печалях да в горестях?.. Бьется сердце по тебе, убивается, и некому успокоить меня, утешити!.. Ни заем, ни запью горя великого! Ты, душа ль моя Дунюшка, - была ты, белая голубушка, белей снегу белого, была ты, румяная красавица, румяней солнца красного, была ты, свет зорюшка ясная, милей месяца серебряного!.. Поднялись метели со снегами, расходились сизы тучи вьюгой грозною - унесли от нас ненаглядный цвет... Ах ты, крошечка-малиновка, золотая моя рыбонька!.. Воротись скорей под батюшкин кров, убеги от людей недобрых, приезжай в свою светлую горенку, во родительский дом белокаменный..."
   И ни на один миг не вспомянулась горько плакавшей Дарье Сергевне холодность к ней Дуни.
   Первый спас на дворе - к Макарью пора. Собрался Марко Данилыч без дочери и поселился на Гребновской пристани в своем караване. Нехорошо попахивало, да Марку Данилычу это нипочем - с малых лет привык с рыбой возиться. Дня через два либо через три после сего приезда пришел на Гребновскую огромный рыбный караван. Был он "Зиновья Доронина с зятьями".
   - Грому на вас нет! - стоя на своей палубе, вскричал Марко Данилыч, когда тот караван длинным строем ставился вдоль по Оке. - Завладали молокососы рыбной частью! - ворчал он в досаде. - Что ни помню себя, никогда больше такого каравана на Гребновской не бывало... Не дай вам бог торгов, не дай барышей!.. Новости затеяли заводить!.. Дуй вас горой!.. Умничать задумали, ровно мы, старые поседелые рыбники, дураками до вас жили набитыми.
   А сам дивуется. Стали баржи на месте без руготни, без суетни, даже без лишних криков, никого не задели, никого не зацепили, никому выхода на плес не загородили. Много баржей пришло, а постановкой каравана только двое распоряжались, Меркулов с Веденеевым. На крайних баржах подавали они сигналы свистками. Смеялся на такое новшество Марко Данилыч, но в смехе его зависть и злоба слышались. Хохотали по всей Гребновской и хозяева, и приказчики, и рабочие. Не мало и таких было, что досадовали и злились на тихую постановку каравана - никого он не затронул, и не было ни брани, ни драки, ни свалки, а у гребновских молодцов кулаки давно уже почесывались.
   Стал караван, и рабочие от первого до последнего на местах остались, никто не сбежал, никто ничего не украл, никто не запьянствовал, все было тихо и мирно. Много дивились тому.
   Оба зятя Зиновья Алексеича с женами приехали на ярманку, с тестем и с тещею. Пристали они в той же гостинице Бубнова, где жили и прошлого года. Сам Зиновий Алексеич рыбным делом не занимался, не взглянул даже на караван, носивший имя его, а Меркулов с Веденеевым каждый день с утра до сумерек по очереди там бывали.
   Едва успел установиться караван, на нем, как водится, явились покупатели. Не настоящие то были покупатели, а ищейки. Сами ничего они не покупают, но покупщики рыбного товара подсылают их разузнать цены да посмотреть, какова рыба. Рыбники, особенно приказчики, охотно принимают ищеек, хоть и знают, что ни один из них фунта не купит, но всего товара ни за что им не покажут, прямых цен не скажут, а заломят непомерные. Явились ищейки и на баржи "Зиновья Доронина с зятьями". Там им все показали, а Меркулов каждому сорту товара сказал настоящую цену. Подсыльные подивились - низки уж очень были объявленные цены. Зато другая новинка их смутила - в кредит только третья доля товара отпускалась, за остальное наличные деньги клади на стол.
   Вечером в Рыбном трактире собрались и рыбники и покупатели. Был тут Орошин, был Марко Данилыч, лысый Сусалин и копне подобный богатырь пискливый Иван Ермолаич Седов. И других рыбников, большого и малого полета, было тут довольно. Сидели они вкруговую за столом, уставленным чайниками, и мирно, благодушно опрастывали дюжины чашек с отваром китайской травки. Только и речи было у всех, что про зятьев Доронина. Ругали их ругательски, особливо Орошин, а покупатели подшучивали над рыбниками. Однако ж и они говорили, что без отдачи рыбы в кредит дело идти не может.
   - А все-таки Меркулов-от настоящие цены открыл, и спасибо ему за то, - с усмешкой глядя в упор на Орошина, сказал маленький тщедушный старичок Лебякин, один из самых первых покупателей. - Теперича, примерно сказать, уж нельзя будет хоть вашей милости, Онисим Самойлыч, оченно-то высоко заламывать, потому что прямые цены уж известны.
   - Мы знаем свою цену, - надменно взглянув на Лебякина, прошипел Орошин. Хочешь дешево у них купить, припасай больше наличных. Мы возьмем свое, у нас все по старине будет - кредит, как бывало, а цены, какие меж собой постановим... Так али нет, Марко Данилыч?
   - Вестимо, - пробурчал молчаливый на этот раз Смолокуров.
   - А ежель и мы со своей стороны в сговор войдем? - вскричал Колодкин Алексей Никифорыч, широкоплечий, объемистый телом купчина, с богатырской головой, обросшей рыжими курчавыми волосами. - Ежели, значит, и мы меж собой цены свои установим и свыше их копейки не накинем? Куда рыбу-то тогда сбудете? Не в Оку ж ее пошвырять.
   - Найдем место, - сурово взглянув на Колодкина, сквозь зубы промолвил Орошин. - Не одни вы покупатели.
   - Оптовые все здесь наперечет, - сказал Лебякин. - Вы станете сговариваться, а мы - на вас глядя. Тогда, хочешь не хочешь, вся рыба-то у вас на руках и останется.
   - Нешто по фунтикам станете продавать, ну тогда, пожалуй, расторгуетесь, со смехом подхватил слова Лебякина Колодкин. - Тогда можно будет вас с барышами поздравить.
   - Разве только и свету в окошке, что вы? - насмешливо пропищал, подбоченясь, Седов. - Не фунтиками, а тысячами пудов станем продавать и все распродадим беспременно.
   - Кому распродать-то, Иван Ермолаич? - поворотив к Седову громадную голову, медленно проговорил Колодкин.- Разве по мелочным лавочкам думаете рассовать, так у мелочников ни денег, ни места на то не хватит.
   - Сыщутся люди и помимо мелочников, - пропищал Седов. - Будьте спокойны, мы тоже знаем, что знаем: не вчера торговать-то зачали.
   - Да кто сыщется-то? - приставал Колодкин к Седову, - Нешто зазимуете здесь да морожену рыбу мужикам в развоз продавать (Зимой торговые крестьяне, покупая в Саратове соленую и вяленую рыбу, развозят ее на продажу по базарам среднего и верхнего Поволжья. Это называется "торговать в развоз".) будете?
   - А хоша бы и в развоз, - пискнул Седов. - А вы все-таки ни с чем останетесь. Нешто клад выроете да наличными уплатите.
   - И без клада, поможет бог, обойдемся, - молвил Колодкин.
   - Вот это так. Что дело то дело... Это как есть совершенно верно, захохотал Седов. - Ежели бог наличными поможет вам, ежели, значит, деньги на вас с неба свалятся, тогда можно вам и без клада обойтись.
   - Не извольте беспокоиться, Иван Ермолаич, обернемся, это уж наше дело, задорно проговорил Колодкии и поднялся с места. - Счастливо оставаться! примолвил он.
   И, поклонясь честной компании, вон пошел.
   За ним и Лебякин ушел, а потом и все остальные. Остались одни рыбники. Молча поглядывали они друг на друга.
   - Что, братцы, делать-то? - после долгого молчанья, вытирая вспотевшее от чая лицо бумажным платком, заговорил Степан Федорыч Сусалин.
   - По-моему, надо об эвтом деле посудить, - молвил Марко Данилыч.
   - Беспременно надо, - подхватили и Седов, и Сусалин, и другие рыбники.
   - Только, чур, наперед уговор, - начал молчавший Орошин. - Ежель на чем порешим, кажду малость делать сообща, по совету, значит, со всеми. Друг от дружки дел не таить, друг дружке ножки не подставлять. Без того всем можно разориться, а ежели будем вести дела вкупе, тогда и барыши возьмем хорошие и досыта насмеемся над Лебякиным, над Колодкиным и над зятьями Доронина.
   - Сам-от только не сфинти, Онисим Самойлыч, мы-то заодно будем, насмешливо промолвил Марко Данилыч.
   - Чего мне финтить-то? - гордо взглянув на недруга, вскликнул заносчиво Орошин.
   - Не знаю, что напредки будет, а доселева еще ни одной ярманки не бывало, чтоб ты кого-нибудь не подкузьмил, - сказал ему Марко Данилыч и захохотал на всю комнату. - На всех шлюсь, на всех, сколько здесь нас ни есть, - продолжал он. - Нечего узоры-то разводить, любезный друг!.. Достаточно все тебя знаем. Всем известно, что ловок ты на обманы-то.
   Заметно было, что Смолокурову пришла смертная охота разозлить Орошина, чтоб ушел он из беседы. Орошин не замечал того.
   - Что ж? - хихикнул он, окинув нахальным взглядом собеседников. - На войне обманом города берут, на торгу неумелого что липку обдерут. Для того не плошай да не глазей, рядись да оглядись, дело верши да не спеши... Так-то, почтеннейший Марко Данилыч.
   - Да полно вам тут! - во всю мочь запищал Седов. - Чем бы дело судить, они на брань лезут. У бога впереди дней много, успеете набраниться, а теперь надо решать, как помогать делу. У доронинских зятьев видели, каков караван! Страсть!.. Как им цен не сбить? Как раз собьют, тогда мы и сиди у праздника.
   Кой-кто пристал к Сусалину, и общими силами убедили Орошина со Смолокуровым на брань не лезть, а держать "рассуждение".
   Молчат приятели, другие не заводят речей.
   - Что ж не зачинаете? - пропищал Седов. - Молчанкой делу не пособить. Говори хоть ты, Марко Данилыч.
   - Пущай Онисим Самойлыч начинает. Его дело большое, наше маленькое, сказал с усмешкой Смолокуров.
   - Маленькое! Хорошо маленькое! - прошипел Орошин. - А кто верховодит на Гребновской?.. Кто третьего года у всех цены сбил?
   - А кто нынешней весной в Астрахани всю икру и рыбу хотел скупить?.. А?.. Ну-ка, скажи? Да, видно, бодливой-то корове бог рог не дает. Не то быть бы всем нам у праздника, всем бы карманы-то наизнанку ты по выворотил... Не выкинь Меркулов с Веденеевым своей штуки, всем бы нам пришлось по твоей милости зубы на полку класть.
   - Да перестаньте вы, Христа ради! - вступился опять Сусалин. - Эдак нам никогда толку не дождаться. Успеете, говорю, набраниться. Теперь дело не в споре, а в сговоре. Говори, что ли, впрямь, Онисим Самойлыч.
   И стали все просить Орошина, сказал бы свое слово о том, что надо делать. Один Марко Данилыч сидел молча. Отвернувшись от Орошина, барабанил он по столу пухлыми красными пальцами.
   Поломался Онисим Самойлыч, потом зачал говорить:
   - Если, примерно будь сказано, теперича нам сложиться наличными, сколько у кого есть, и скупить у доронинских зятьев весь ихний товар, тогда бы, ставь покупатели цены, какие хотят, пуда никому из них негде будет купить. Поневоле к нам придут и заплатят, сколько мы ни запросим. А купивши у Меркулова с Веденеевым весь караван по объявленной ими цене, какие барыши мы получим!..
   - Что ж это такое будет? - перебил Орошина Марко Данилыч. - Складчина, компания на акциях, как ноне стали называть?
   - А хоша б и так, - тряхнув окладистой бобровой с искрой бородой и нахмуря брови, молвил Онисим Самойлыч, спесиво поглядев на Смолокурова.
   - Складчиной торг барышей не дает, - отвернувшись от него, сказал Марко Данилыч.
   Почти все согласились со Смолокуровым. То было у всех на уме, что, ежели складочные деньги попадут к Орошину, охулки на руку он не положит, - возись после с ним, выручай свои кровные денежки. И за то "слава богу" скажешь, ежель свои-то из его лап вытянешь, а насчет барышей лучше и не думай... Марку Данилычу поручить складчину - тоже нельзя, да и никому нельзя. Кто себе враг?.. Никто во грех не поставит зажилить чужую копейку.
   Зубами даже скрипнул Онисим Самойлыч, видя, что лакомой складчине в руки его не попасть. Замолчал.
   - А ведь Онисим-то Самойлыч сказал правду, - помолчав несколько, молвил Сусалин. - Ежели бы, значит, весь товар был в наших руках, барышей столько бы при шлось, что и вздумать нельзя. Ежели друг дружку не подсиживать, рубль на рубль получить можно. Потому все цены будут в наших руках... Что захотим, то и возьмем.
   "Рубль на рубль! - подумал каждый из рыбников. - Да ведь это золотое дно, сто лет живи, такого случая в другой раз не выпадет. Только вот беда складчину кому поручить?.. Кому ни поручи - всяк надует..."
   Долго молчали, потом опять запищал дородный Седов.
   - Хоша я давеча над покупателями маленько и подтрунил, а ведь надо правду сказать, они наличными-то, пожалуй, раздобудутся. Нонче вон эти банки завелись, что под заклад товаров деньгами за малые проценты ссужают.
   - Да ведь товар-от надо купить, без того банк денег не даст, - промолвил рыбник - мелкая сошка, человек небогатый.
   - Нешто доронински зятья на каку-нибудь неделю либо дён на десяток не поверят. Векселя возьмут, - сказал Седов.
   - Как не поверить?.. Поверят, - заговорили рыбники. - Тогда, значит, у нас по усам текло, а в рот не попало, - продолжала та же мелкая сошка. - Бьем на барыши, а пожалуй, получим голыши (Голыш - твердый камешек, скатанный и оглаженный водою.). Беспременно надо у них перебить. А начинать, так начинать тотчас завтра же.
   - Что правда, то правда, - вступился Белянкин Евстрат Михайлыч. Родом и жительством был костромич, рыбник не крупный, такая же мелкая сошка. - Дело тут самое спешное, - сказал он, - товарищества на вере составить некогда, складочны деньги в одни руки отдать нельзя, потому что в смерти и в животе каждого бог волен. Примером сказать, поручили бы вы мне свои капиталы. Не к тому говорю, чтобы в самом деле такое доверие вы мне сделали, - человек я махонький, и мне этого ни в коем разе нельзя ожидать. Единственно для ради примера говорю. Ну-с, вот вы мне свои капиталы и препоручили, чтоб я завтрашний день раным- ранехонько сделал покупку. Хорошо. А я, прошедши отсюда, из Рыбного трактира, возьми да и помри. Потому в смерти и животе бог волен. Ну, вот я и помер, а деньги- то ваши у меня налицо, а у вас документов никаких на меня нет. Нешто, вы думаете, наследники-то мои отдадут вам деньги?..
   Как же! держи карман... Ни в каком разе! Припрячут, и вся недолга. И всяк то же сделает, до кого ни доведись... Сами не хуже меня знаете. После там судись да возись, а денежки - пиши пропало... Потому, какие у вас доказательства?.. Какие документы можете вы в суде предъявить?
   - Векселя можно взять, - заметил Сусалин.
   - Ладно-с, оченно даже хорошо-с. Можно и векселя взять, - сказал Белянкин. - Да дело то, Степан Федорыч, завтра ранним утром надо покончить. Когда ж векселя-то писать? Ночью ни один маклер не засвидетельствует... А после давешнего разговора с Лебякиным да с Колодкиным они завтра же пойдут умасливать доронинских зятьев, чтоб поверили им на неделю там, что ли... Верно знаю о том, сам своими ушами вечор слышал, как они сговаривались.
   Все замолчали, а Марко Данилыч ровно ото сна проснулся и, лениво позевывая, промолвил:
   - Надо ковать железо, поколь горячо.
   Орошин словечка не выронил, другие рыбники, и тузы, и мелкая сошка тоже помалчивают себе.
   А Белянкин свое:
   - К примеру, я вам про себя говорил. А ежели б у меня всего капитала не тридцать тысяч, а три миллиона было, а векселей-то с меня не взяли, тогда бы наследникам моим и прятать ваших денег не было надобности. "Тятенькины", да и дело с концом. Вот оно что!
   Все молчали. Злобно смотрел Орошин на Белянкина,
   - Что ж делать-то? - спросил, наконец, оглядывая собеседников, Сусалин.
   Никто ни полслова. Немного подумавши, молвил Сусалин:
   - А по-моему, вот бы как. Складчины не надо, ну ее совсем!.. Пущай всяк при своем остается. Смекнемте-ка, много ль денег потребуется на закуп всего каравана и сколь у кого наличных. Можем ли собрать столько, чтобы все закупить? Кто знает, чего стоит весь товар по заявленным ценам?
   - Тысяч триста, пожалуй и больше, - молвил Белянкин.
   - Хорошо, - сказал Сусалин и постучал ложечкой о чайную чашку. Стремглав вбежал половой, широко размахивая салфеткой.
   - Вот что, любезный, - сказал ему Сусалин, - попроси ты у буфетчика чистый листок бумажки да перышко с черниленкой. На минутку, мол.
   - Сейчас-с, - отрывисто промолвил проворный половой и полетел вон из комнаты.
   Подали бумагу, перо, чернила. Сусалин сказал:
   - Пущай каждый подпишет, сколько кто может внести доронинским зятьям наличными деньгами. Когда подпишетесь, тогда и смекнем, как надо делом орудовать. А по-моему бы так: пущай завтра пораньше едет кто-нибудь к Меркулову да к Веденееву и каждый свою часть покупает. Складчины тогда не будет, всяк останется при своем, а товар весь целиком из наших рук все-таки не уйдет, и тогда какие цены захотим, такие и поставим... Ладно ль придумано?..
   - Ладно, ладно, - заголосили все опричь Орошина, Марка Данилыча и Белянкина. У них у троих было что-то свое на уме.
   - С молодших начинай, - пропищал Седов. - Большаки добавят, чего у мелкоты не хватит.
   Белянкин протянул руку за бумагой, промолвив:
   - Слабей меня здесь нет никого.
   И подписал. Лист пошел вкруговую. Когда все, кроме первейших тузов, подписали его, лист подали Орошину.
   Надменно передвинул он его к Смолокурову.
   - Марко Данилыч завсегда говорит, будто я много его богаче, - с усмешкой сказал Онисим Самойлыч. Хоша это и несправедливо, да уж пущай сегодня будет по его. Уступаю... Пущай наперед меня пишет.
   Усмехнулся Марко Данилыч, переглянувшись с Белянкиным. Не говоря ни слова, взял он перо, сосчитал, на сколько подписано, и затем, подписавшись на триста тысяч, подвинул лист к Орошину.
   Вздел очки Онисим Самойлыч и весь посоловел, взглянув на бумагу.
   - Мне-то что ж осталось? - злобно вскликнул он, глядя зверем на Марка Данилыча.
   Никто ни слова, а Онисим Самойлыч больше да больше злобится, крепче и крепче колотит кулаком по столу. Две чайные чашки на пол слетело.
   - Подписывайтесь, - с легкой усмешкой сказал ему Белянкин. - После сделаем разверстку.
   - Убирайся ты к черту с разверсткой!.. - зарычал Орошин, бросая на стол подписной лист. - Ни с кем не хочу иметь дела. Завтра чем свет один управлюсь... Меня на это хватит. Дурак я был, что в Астрахани всего у них не скупил, да тогда они, подлецы, еще цен не объявляли... А теперь доронинской рыбы вам и понюхать не дам.
   И, плюнув, скорыми шагами пошел вон из комнаты. Рыбники, кроме Марка Данилыча да Белянкина, головы повесили... "Рубль на рубль в две-три недели - и вдруг ни гроша!" - думали они. Злобились на Орошина, злобились и на Марка Данилыча.
   Взял Смолокуров подписной лист и громко сказал честной компании :
   - Себе я возьму этот лист. Каждый из вас от меня получит за наличные деньги товару, на сколько кто подписался. Только, чур, уговор - чтоб завтра же деньги были у меня в кармане. Пущай Орошин хоть сейчас едет к Меркулову с Веденеевым - ни с чем поворотит оглобли... Я уж купил караван... Извольте рассматривать.
   - Только, господа, деньги беспременно завтра сполна, - сказал Марко Данилыч, когда рыбники рассмотрели документ. - Кто опоздает, пеняй на себя фунта тот не получит. Согласны?
   - Согласны, согласны! - закричали рыбники, и каждый от усердия старался всех перекричать.
   Поднялись благодарности Марку Данилычу. Заказали ужин, какой только можно было состряпать в Рыбном трактире. Холодненького выпили. Пили за здоровье Марка Данилыча, за здоровье Авдотьи Марковны, на руках качали благодетеля, "многолетие" пели ему. Долго на весь Рыбный трактир раздавались радостно пьяные голоса:
   Еще дай боже, еще дай боже,
   Еще дай боже, еще дай боже,
   Здравствовати!
   Господину, господарю?..
   Господину, господарю
   Нашему!..
   Свет ли Марку, свет ли Марку,
   Свет ли Марку, свет ли Марку
   Даниловичу!
   Еще дай боже, еще дай боже,
   Еще дай боже, еще дай боже,
   Многая, многая,
   Многая лета!
   Многая лета!
   Благодушно улыбался Марко Данилыч, глядя на воздаваемый ему почет. А больше всего тем был он счастлив, тем доволен, что подставил подножку Онисиму Самойлычу. "Лопнет с досады пес смердящий! - в радостном восторге думал Марко Данилыч. - Передернет его, как услышит он, что я весь караван скупил".
   А обработал Марко Данилыч это дельцо тайком и совсем невзначай. Не он товара искал, сам товар привалил к нему.
   Узнав, что Марко Данилыч живет на караване, Меркулов улучил минутку, чтоб, по прежнему знакомству, повидаться с ним, узнать про Авдотью Марковну и справить ей поклоны от жены, от тещи и свояченицы.
   Не очень приветливо встретил его Смолокуров, но, как обычаев рушить нельзя, тотчас велел Василью Фадееву чайку собрать, мадерцы подать, водочки и разных соленых и сладких закусок.
   - Ну что? Каково поживает тестюшка? - спросил гостя Марко Данилыч.
   - Помаленьку, - отвечал Меркулов. - Здесь теперь, у Макарья. С нами вместе приехал.
   - Вот как! А я и не знал... Где он на квартире-то пристал?
   - Да там же все, в той же гостинице, что и в прошлом году.
   - Надо будет навестить старого приятеля, беспременно надо. Да вот все дела да дела, - говорил Марко Данилыч. - А Татьяна Андреевна тоже приехала?
   - Здесь, - отвечал Меркулов.
   -А вы с супругой?
   - Как же, и Дмитрий Петрович с Натальей Зиновьевной. Всей семьей приехали.
   - Вот как! Весело, значит, всем-то, нескучно в чужом городу.
   - Конечно, - заметил Меркулов. - А вы Авдотьи-то Марковны, видно, не привезли?
   - Нет, не привез, - сухо ответил Марко Данилыч.
   - Что ж так?
   - Да не случилось.
   - Как она, в своем здоровье?
   - Ничего, слава богу, здорова.
   - Жена много ей кланяется, и Татьяна Андреевна, и Наталья Зиновьевна. Надеялись с ней повидаться, молвил Меркулов. - Что ж это она?.. Так и не приедет вовсе на ярманку?
   - Так и не приедет, - сказал Марко Данилыч. В гостях теперь гостит.
   - У сродников?
   - У господ Луповицких в Рязанской губернии, - с важностью приподняв голову, с расстановкой проговорил Марко Данилыч. - Люди с большим достатком, знатные, генеральские дети - наши хорошие знакомые... Ихняя сестрица Алымова соседка будет нам. С нашим городом по соседству купила именье, Дунюшку очень она полюбила и выпросила ее у меня погостить, поколь я буду на ярманке.
   - Алымова? Марья Ивановна? - спросил удивленный Меркулов.
   - Так точно, - подтвердил Марко Данилыч.
   - Не та ли, что прошлого года в той же гостинице жила, где и вы, и батюшка тесть останавливались?..
   - Она самая, - отвечал Марко Данилыч. - А что?
   - Нет... так, ничего, - с недоуменьем молвил Меркулов.
   - Знакомы, что ли, с ней? - спросил Марко Данилыч.
   - Нет, в прошлом году на одном пароходе с ней ехал, - ответил Никита Федорыч.
   - Хорошая барышня ,- заметил Марко Данилыч, разумная такая и ласковая. А ежель взять ее насчет доброты, так лучше и не надо. И хоша знатная, а ни спеси, ни гордости в ней ни капельки.
   Перестал расспрашивать Меркулов, а сам про себя думает: "С какой стати связалась Авдотья Марковна фармазонкой? Вот наши-то удивятся, как узнают".
   - Ну что, как пошли дела? - немножко погодя спросил Марко Данилыч. Караванище-то какой вы пригнали на Гребновскую!.. Сколько ни торгую, такого у Макарья не видывал. Теперь вы у нас из рыбников самые первые...
   - Да ведь тут не я один, - сказал Меркулов. - Дело общее: тут и мой капитал, и женин, и Дмитрия Петровича, и его жены, и батюшки Зиновья Алексеича доля есть.
   - Значит, и он в рыбники записался, - с добродушной усмешкой молвил Марко Данилыч. - А бывало, как вздумаешь уговаривать его рыбой заняться, так "ни за что на свете" - говорит.
   - Он и теперь в эти дела не входит, - сказал Меркулов. - Капиталом только участвует.
   - Так, - протянул Марко Данилыч. - Продали сколько ни на есть рыбки-то?
   - Где ж еще? - отозвался Меркулов. - Рано. Кажется, ни с одного каравана не было еще продаж.
   - Опричь мелочей, точно что не бывало, - подтвердил Смолокуров. - Как же вы насчет цен располагаете? Заодно со всеми будете устанавливать аль особняком поведете дело?
   - У нас все наперед рассчитано, - сказал Меркулов. - Сегодня отдадим печатать объявление о ценах и об наших условиях, наклеим на столбах, разошлем по рыбным покупателям, в газете напечатаем.
   Повернулся на стуле Марко Данилич. "Всю торговлю вверх дном перевернут, проклятые. Эки штуки откалывают!" - подумал он.
   - Не сходней ли будет вам, Никита Федорыч, келейно с кем-нибудь сделаться? - умильным голоском заговорил Марко Данилыч. - А то эти объявления да газеты!.. Перво дело - расходы, а другое, что вас же могут на смех поднять.
   - Расходы пустячные, - сказал Никита Федорыч, а станут смеяться, так мы за обиду того не поставим. Смейся на здоровье, коль другого смеха нет.
   - Так вы не будете цен таить? - спросил Марко Данилыч, зорко глядя в глаза Меркулову.
   - И не подумаем, - тот отвечал.
   - И условий таить не станете?
   - Да как же таить-то их, Марко Данилыч, ежели на фонарных столбах объявления об них приколотим?.. смеясь, отвечал Никита Федорыч. - Вот наши условия, читайте... В кредит на двенадцать месяцев третья доля, а две трети получаем наличными здесь, на ярманке, при самой продаже.
   - Тяжеленьки условия, Никита Федорыч, очень даже тяжеленьки, - покачивая головой, говорил Марко Данилыч. - Этак, чего доброго, пожалуй, и покупателей вам не найти... Верьте моему слову - люди мы бывалые, рыбное дело давно нам за обычай. Еще вы с Дмитрием-то Петровичем на свет не родились, а я уж давно всю Гребновскую вдоль и поперек знал... Исстари на ней по всем статьям повелось, что без кредита сделать дела нельзя. Смотрите, не пришлось бы вам товар-от у себя на руках оставить.