Мельников-Печерский Павел. На горах (Книга 2, часть 3)

   - Ну и оставим, - равнодушно сказал Никита Федорыч.
   - Анбары наймем, зима придет - рыбу гужом повезем на продажу.
   - Останетесь в накладе, Никита Федорыч, - с притворным участьем, покачивая головой, сказал Марко Данилыч. - За анбары тоже ведь платить надо, гужевая перевозка дорога теперь, поневоле цены-то надо будет повысить. А кто станет покупать дороже базарной цены? Да еще за наличные... Не расчет, право не расчет. Дело видимое: хоть по всей России развезите - фунта никто не купит у вас.
   - Купят, да как еще раскупят-то!.. С руками оторвут, - спокойно улыбаясь, сказал Меркулов.
   - Как же это так? - с недоуменьем спросил Марко Данилыч. - Разве тайна какая?
   - Нашу тайну через три либо четыре дня на фонарных столбах можно будет всякому читать... А вам, пожалуй, сию ж минуту открою ее. Вот она, - сказал Меркулов, подавая Марку Данилычу приготовленное к печати объявление о ценах. Извольте читать.
   Глазам не верит Марко Данилыч - по каждой статье цены поставлены чуть ли не в половину дешевле тех, что в тот день гребновские тузы хотели установить за чаем в рыбном трактире.
   - Никак вы с ума сошли, Никита Федорыч! - вскочив со стула, вскричал Марко Данилыч. - По миру нас хотите пустить?.. Ограбить?.. И себя разорите и нас всех!.. Хорошее ли дело с ближними так поступать?
   - С какими ж это ближними, Марко Данилыч? спокойно спросил Меркулов.
   - С нами, значит, со всеми с нами, с гребновскими рыбниками!..- кричал Смолокуров.
   - Не одни рыбники, Марко Данилыч, наши ближние, - отвечал Никита Федорыч, оглядывая смолокуровскую каюту.
   - Да вам-то какая тут польза? - горячился Марко Данилыч. - Ведь вы и десяти копеек на рубль не получите.
   - Не получим, Марко Данилыч, - отвечал Меркулов. - Мы только на пять рассчитали. По этому расчету и цены назначили. Пять процентов, право, довольно. Мы ыкдь за скорой наживой не гонимся. За границей купцы-то много побогаче нас, а довольствуются и меньше чем пятью процентами.
   - Да ну ее ко псам, вашу заграницу-то! - вскричал во всю мочь Марко Данилыч. - Надо вести дела по- русски, а не по-басурмански!.. А то всех разорять... грабить!..
   И вдруг стих Марко Данилыч... Вдруг прояснилось мрачное лицо его. Блеснула мысль: "А не скупить ли весь караван целиком? Тогда по ихней дурости какие можно взять барыши!"
   - На сколько у вас в караване-то, Никита Федорыч?..- кротко и ласково спросил он Меркулова.
   - Тысяч на триста по нашей расценке, - ответил тот.
   - Покупатели предвидятся?
   - Пока еще нет, - сказал Меркулов.- Приходили вчера, им и цены и условия сказали и товар показали весь без остатка. Да ведь это не настоящие покупатели, - ищейки.
   - А если б кто из рыбников предложил вам купить весь караван дочиста. Продали бы? - подумавши несколько, спросил Марко Данилыч.
   - Отчего ж не продать? - ответил Меркулов.
   - И уступочка будет?
   - Ни копейки.
   - Хоть бы процентик один, - прикинувшись казанским сиротой, молвил Марко Данилыч. - Важная вещь копейка в рубле! Пустое дело, плюнуть не на что.
   - Сейчас вы сами говорили, Марко Данилыч, что наши пять процентов чуть не смертный грех, а теперь хотите, чтобы мы взяли четыре, - с ясной усмешкой ответил Никита Федорыч.
   - Да вы все шутите!.. Балагур эдакий!.. Ей-богу, балагур...- с веселым смехом заговорил Марко Данилыч.
   - Скиньте процентик-от... Право, надобно скинуть. Меркулов и слышать не хотел об уступке. Тогда Марко Данилыч на иные штуки поднялся, говорит ему:
   - Так хоша условийца-то посмягчиге. Третью бы долю наличными после спуска флагов вам получить, а две трети на предбудущей ярманке.
   - Ни от единой буквы условий не отступим. Ни от единой буквы, - сказал Меркулов.
   - Так вот что, Никита Федорыч, - молвил Марко Данилыч, подойдя к Меркулову и дружески положивши ему на плечо увесистую руку. - С батюшкой с тестем вашим, как сами знаете, старинные приятели мы.
   - Нельзя, нельзя, ни по какой причине нельзя менять условий, Марко Данилыч, - решительным голосом сказал Меркулов.
   - Послушайте меня, старика, почтеннейший Никита Федорыч, - продолжал Марко Данилыч, положив и другую руку на плечо Меркулова. - Хоша для того облегчите условия насчет наличных, что я завсегда любил и уважал вашу супругу Лизавету Зиновьевну. Ей-ей, любил не меньше, чем свою Дунюшку. И теперь люблю, ей-богу. Мне не верите, богу поверьте... Сделайте такое ваше одолжение - сейчас же бы заключили мы с вами условие: третью долю наличными тут же вы бы с меня получили, другую, по вашему условию, оставили бы до предбудущей ярманки, а третью потерпите месяцев шесть - на ростовской бы с вами полный расчет учинил...
   - Нельзя, Марко Данилыч, никак нельзя, - сказал Меркулов. - Мы положили ни одной йоты не опускать из условий.
   - Я бы особую запись дал... Неустойку назначьте... Какую хотите, такую и назначьте.
   - Нельзя, Марко Данилыч.
   - Хоть на месяц...
   - Нельзя.
   - На три недели?
   - Нельзя.
   - На две?
   - Нельзя.
   - Ден на десять?
   - Нельзя, нельзя и нельзя. Марко Данилыч. Лучше и не говорите... Лучше совсем оставим это, - сказал, вставая, Меркулов. - Прощайте... Засиделся я у вас, - давно уж пора кой-куда съездить.
   - Послушайте, - крепко ухватившись за руку Никиты Федорыча, задыхающимся почти голосом вскричал Смолокуров. - Хоть на три дня!.. Всего только на три деньки!.. В три-то дня ведь пятой доли товара не свезти с вашего каравана... Значит, не выйду из ваших рук... На три дня, Никита Федорыч, только на три денечка!.. Будьте милостивы, при случае сам заслужу.
   Подумал Меркулов и согласился, но с тем, что ежели Смолокуров через три дня не уплатит до последней копейки всего, что следует, то условие уничтожается, и Марко Данилыч заплатит неустойку в двадцать тысяч.
   Решились и поехали к маклеру писать условие.
   Возвращаясь от маклера на баржу, Марко Данилыч увидал на Гребновской Белянкина. Садился тот в лодку на свою тихвинку ехать.
   - Евстрат Михайлыч! Куда, друг, спешишь? - крикнул ему Смолокуров.
   - До своей тихвинки, - снимая картуз и почтительно кланяясь рыбному тузу, ответил Белянкин.
   - Что за спех приспел? - весело спросил у мелкой рыбной сошки тузистый рыбник Марко Данилыч.
   - Самый важный спех, - шутливо отвечал Белянкин. - На всем свете больше того спеху нет - есть, сударь, хочу, обедать пора.
   - Охота есть одному!.. Скучно. Айда ко мне на баржу - пообедаем вместе, чем бог послал. У меня щи знатные из свежей капусты, щец похлебаем, стерлядку в разваре съедим, барашка пожуем, винца малу толику выпьем.
   - Да мне, право, как-то совестно, Марко Данилыч, - говорил Беляикин, смущенный необычной приветливостью спесивого и надменного Марка Данилыча. Прежде Смолокуров и шапки перед ним не ломал, а теперь ни с того ни с сего обедать зовет.
   Схватив Белянкина за руку, Марко Данилыч без дальнейших разговоров увез его в своей косной на баржу.
   За обедом рассказал Смолокуров про сделку с зятьями Доронина... Белянкин даже рот разинул от удивленья.
   - Говори ты мне, Евстрат Михайлыч прямо, начистоту, безо всякой, значит, утайки, - наливая ему рюмку диковинной вишневки, сказал Смолокуров. - Сколько у тебя наличных?
   - Какие у меня деньги, Марко Данилыч! - смиренно отвечал Белянкин. - Ведь я человек маленький. Есть, конечно, невелика сумма - кой-чего для дома в ярманке надо искупить... А товар еще бог знает когда продам.
   - Да сколько, спрашиваю я, наличных-то теперь при тебе? - сказал Марко Данилыч.
   - Тысчонки две наберется, - смиренно промолвил Белянкин.
   - Хочешь третью нажить, а может, и четвертую? пристально глядя на Белянкина, спросил Смолокуров.
   - Как не хотеть. Марко Данилыч, - с веселой улыбкой ответил Евстрат Михайлыч.
   - Так вот что: парень ты речистый, разговоры водить мастер. Такого мне теперь и надо, - сказал Марко Данилыч. - Сегодня вечерком приходи в Рыбный трактир, там будут все наши. А дело будет тебе вот какое...
   И подробно рассказал, что надо Белянкину делать и что говорить.
   Затея Марка Данилыча удалась вполне.
   На другой день после сиденья рыбников в Рыбном трактире, чуть не на рассвете, Орошин подъехал в лодке к каравану зятьев Доронина. Ему сказали, что они еще не бывали. Спросил, где живут, и погнал извозчика на Нижний Базар. Ровно молоденький, взбежал он на лестницу Бубновской гостиницы, спрашивает Меркулова, а ежели его дома нет, так Веденеева.
   - Еще почивают, - ему отвечали.
   Досадно, а нечего делать. Пришлось обождать. Ему, никого выше себя не признававшему, пришлось теперь дожидаться слетышков, молокососов!.. Зато никто из рыбников раньше его с зятьями Доронина не увидится, никто лакомого кусочка не перебьет. А все-таки жутко надменному гордецу дожидаться... Да еще, пожалуй, кланяться придется им, упрашивать. Что делать? Выпадет случай - и свинье в ножки поклонишься.
   Ходит по гостинице Онисим Самойлыч, а сам так и лютует. Чаю спросил, чтоб без дела взад и вперед не бродить. Полусонный половой подал чайный прибор и, принимая Орошина за какую-нибудь дрянь, уселся по другую сторону столика, где Онисим Самойлыч принялся было чаи распивать. Положив руки на стол, склонил половой на них сонную голову и тотчас захрапел. Взорвало Орошина, толкнул он полового, крикнул на всю гостиницу:
   - Нет, что ли, тебе другого-то места?
   - А ты, брат, не больно толкайся, - нахально отвечал половой.
   Вскочил Орошин, схватил его за шиворот и прочь отпихнул.
   - Мотри ты, проходимец! - закричал ярославец. Тронь- ка еще, попробуй. Половины зубов не досчитаешься.
   Онисим Самойлыч вышел из себя, поднял палку. Быть бы непременно побоищу, если б вошедший приказчик Доронина не сказал, что господа проснулись.
   Бросил Орошин деньги за чай, молча погрозил палкой половому и пошел вслед за приказчиком.
   Встретил его Веденеев. Онисим Самойлыч не видал его с того вечера, как у них в Рыбном трактире вышла маленькая схватка из-за письма о тюлене.
   - Онисим Самойлыч!..- приветливо встретил его Дмитрий Петрович. - Какими судьбами?.. Да еще в такую рань?.. Садитесь, пожалуйста... Чаю скорее! прибавил он, обращаясь к приведшему Орошина приказчику.
   Угрюмо и мрачно молчал Онисим Самойлыч. Маленькие, хитрые глазки его так и прыгали. Помолчав, напрямки повел он речь к Веденееву.
   - Наслышан я, Дмитрий Петрович, что вы на свой товар цены в объявку пустили. Нахожу для себя их подходящими. И о том наслышан, что желаете вы две трети уплаты теперь же наличными получить. Я бы у вас весь караван купил. Да чтоб не тянуть останной уплаты до будущей ярманки, сейчас же бы отдал все деньги сполна... Вот извольте - тут на триста тысяч билет. Только бы мне желательно, чтобы вы сейчас же поехали со мной в маклерскую, потому что мне неотложная надобность завтра дён на десяток в Москву отлучиться.
   - Не можем вам продать, Онисим Самойлыч, - пожав плечами, сказал Веденеев.
   - Отчего ж это? - повысив голос, промолвил озадаченный Орошин.
   - Все продано, - отвечал Дмитрий Петрович.
   - Как?.. Кому?.. Да когда ж это успели? - вскочив со стула, заговорил Онисим Самойлыч, и голос его задрожал от волненья.
   - Вчера подписано условие, и деньги получены.
   - Да кому? Кому? я спрашиваю. Целый караван!.. Нет такого человека в ярманке, чтобы мог все купить... Кто, говорю, купил, кто?
   - Кому ни продано, Онисим Самойлыч, Сидору ли, Карпу ли, не все ли равно? - отвечал, улыбаясь, Дмитрий Петрович.
   - Тайности, что ли, какие тут у вас?.. Сказывайте - ведь все одно, не сегодня так завтра узнается, - задыхающимся от злобы голосом вскричал Орошин.
   - Никаких тайностей у нас нет, да и быть их не может. Мы со свояком ведем дела в открытую, начистоту. Скрывать нам нечего, - молвил Дмитрий Петрович. А если уж вам очень хочется узнать, кому достался наш караван, так я, пожалуй, скажу - Марку Данилычу Смолокурову.
   - Черт!.. Дьявол!.. Издохнуть бы ему! - неистово вскрикнул Онисим Самойлыч, хватив изо всей мочи кулаком по столу. Схватил картуз и, надев его в комнате, кивнул головой Веденееву и вон побежал.
   - Чайку-то, Онисим Самойлыч? - сказал ему вслед Дмитрий Петрович, увидя приказчика, вошедшего с чайным прибором.
   - Ну его к черту! - крикнул взбешенный Орошин и скрылся.
   Только что проснулся Марко Данилыч, опрометью вскочил с постели и, богу не молясь, чаю не напившись, неумывкой поспешил ко вчерашним собеседникам. К первому Белянкину подъехал в косной. Тот еще не просыпался, но племянник его, увидав такого важного гостя, стремглав бросился в казенку дядю будить. Минуты через две, протирая глаза и пошатываясь спросонья, Евстрат Михайлыч стоял перед козырным тузом Гребновской пристани.
   - Здорово, дружище, - протягивая ему руку, молвил Марко Данилыч. - Спасибо за вчерашнее. Ловко сварганил, надо тебе чести приписать. Заслушался даже я, как ты пошел валять. Зато и мной вполне останешься доволен. Пойдем в казенку, потолкуем.
   Белянкин повел гостя в грязную, неприглядную казенку. Все там было невзрачно и неряшливо: у одной стены стояла неприбранная постель, на ней, весь в пуху, дубленый тулуп; у другой стены хромой на трех ножках стол и на нем давно не чищенный и совсем почти позеленевший самовар, немытые чашки, растрепанные счетные книги, засиженные мухами счеты, засохшие корки калача и решетного хлеба, порожние полуштофы и косушки; тут же и приготовленное в портомойню грязное белье. Обмахнув полой совсем почти развалившийся деревянный некрашеный стул, Белянкин просил присесть Марка Данилыча.
   Присел тот. Предложил было ему Белянкин чайку напиться, но Марко Данилыч наотрез отказался, хоть и говаривал: "От чаю, от сахару отказов у меня нет".
   - На дне тысячи подписал? - спросил он.
   - Точно так, Марко Данилыч, - отвечал Белянкин.
   - Давай.
   Замялась мелкая сошка. Сам ни слова, только вздыхает да суется из угла в угол.
   - Чего стал? Не ждать мне тебя! - нахмурив брови и повышая голос, сказал Марко Данилыч.
   - Да я, ей-богу... Марко Данилыч... не знаю... Сами изволите знать... в смерти и в животе бог волен, робко заговорил Белянкин, увидав, что Смолокуров даже побагровел от досады.
   - Что еще тут? - крикнул тот. - Деньги!.. Не задерживай!.. Много вас, надо ко всем поспеть.
   - Да помилуйте, Марко Данилыч, тут ведь весь мой наличный капитал...дрожа от робости, чуть слышно проговорил Белянкин.
   - Украду, что ль, я твои две тысчонки? - вскинулся на него Марко Данилыч. - Зажилю?.. Сегодня вечером получай товаром, а теперь - не смей задерживать!
   - В смерти и животе бог волен...- шептал Белянкин.
   - Да говори толком, чего тебе надо?..- зарычал Марко Данилыч. Белянкин в угол со страха прижался.
   - Векселек... потому в смерти и животе...- забормотал он, а сам ровно в лихорадке трясется.
   - Дураком родился, дураком и помрешь, - грозно вскрикнул Марко Данилыч и плюнул чуть не в самого Белянкина. - Что ж, с каждым из вас к маклеру мне ездить?.. Вашего брата цела орава - одним днем со всеми не управишься... Ведь вот какие в вас душонки-то сидят... Им делаешь добро, рубль на рубль представляешь, а они: "Векселек!.." Честно, по-твоему, благородно?.. Давай бумаги да чернил, расписку напишу, а ты по ней хоть сейчас товаром получай. Яви приказчику на караване и бери с богом свою долю.
   Покорно исполнил Белянкин приказанье Марко Данилыча. Смолокуров стал писать, выговаривая вслух каждое слово:
   - Предъявителю сего... Перо-то анафемское какое! вовсе не пишет... приказа... По Костроме, что ли, в гильдии-то?
   - По Парфентьеву посаду, подати там маленько полегче, - перебирая пальцами, отвечал Белянкин.
   - Парфентьева посада... купцу... По которой гильдии пишешься?
   - По третьей, Марко Данилыч, мы ведь люди маленькие, чуть концы с концами сводим, - плаксиво проговорил Белянкин.
   - Третьей гильдии... Евстрату Михайлову, сыну... Белянкину... отпустить под собственноручную... его расписку без промедления!.. Видишь, какие тебе милости: "без промедления"... Из купленного мною от господ Меркулова и Веденеева... рыбного... каравана, следующее... Сказывай, что требуется.
   Белянкин стал говорить, а Марко Данилыч писал. Наконец, приказ был подписан, и Евстрат Михайлыч обменялся двумя тысячами на тот приказ со Смолокуровым.
   - Прощай, Евстрат Михайлыч, - сказал Марко Данилыч, выходя спешными шагами из казенки. - Разживайся с моей легкой руки! А это, брат, не похвально, что мне не доверяешь.
   Целый почти день разъезжал Марко Данилыч взад и вперед по Гребновской, а все-таки подписных денег не собрал. И Седов и Сусалин только половину отдали, а их подписки были самые крупные.
   Посчитал собранные деньги Марко Данилыч, тридцати тысяч нет. Что делать, как извернуться? В банке заложить товар, да когда-то еще из банка-то приедут его смотреть, а деньги нужны через двое суток. Поехал по должникам шестьдесят тысяч должны были они ему выплатить, но до срока платежа еще месяц оставался. Христом богом просит, молит их, кланяется, унижается, чуть не плачет и всеми святыми заклинает поплатиться раньше срока. Пошел даже на скидки было - пять, потом десять копеек с рубля скидывал, только ради господа уплатите хоть часть...
   И рады бы должники на такую сделку идти, да ни у кого нет в сборе наличных. Пустились должники рыскать по ярманке денег искать, нашли самую малость. Ярманка была безденежная, только что начиналась, платежей никто еще не получал, свободных денег ни у кого не было. Измучился Марко Данилыч, измучились и должники его, а все-таки недоставало на расплату с зятьями Доронина.
   На другой день рано поутру подплыл Марко Данилыч к доронинскому каравану и крикнул громким голосом: - Есть ли из хозяев кто?
   - Есть, - отвечал с палубы рабочий.
   - Который?
   - Дмитрий Петрович.
   "Этот помягче будет, скорей Меркулова даст отсрочку, - подумал Марко Данилыч. - Он же, поди, не забыл, как мы в прошлом году кантовали с ним на ярманке, и ужинали, бывало, вместе, и по реке катались, разок согрешили - в театр съездили... Обласкан был он у меня... Даст, чай, вздохнуть, согласится на маленькую отсрочку!.. Ох, вынеси, господи!" - сказал он сам про себя, взлезая на палубу.
   А на барже снял шапку и три раза набожно перекрестился.
   В просторной каюте, по убранству во всем походившей на торговую контору, Веденеев встретил радушно Марко Данилыча.
   - Сколько лет, сколько зим! Как поживаете? Авдотья Марковна как в своем здоровье?
   И засыпал Марка Данилыча вопросами, усадил его в мягкое кресло, чаю подать приказал, любезен был с гостем, как нельзя больше.
   Отлегло от души у Марка Данилыча. "С этим, бог даст, сладим", - подумал он.
   - Так вы нашим покупателем стали, Марко Данилыч, - подавая стакан лянсина, с веселой улыбкой сказал Веденеев. - Да еще покупатель-от какой?.. Главный... единственный даже!..
   - Привел господь и с вами, Дмитрий Петрович, делишки завести, - потирая руки, отвечал Марко Данилыч. - Напредки просим не оставить. А я ото всей души и во всякое время желаю вашим покупателем быть... Условийца только стеснительны. Так я думаю, что, сколько ни стоит Макарьевская ярманка, таких условий на ней никогда не бывало...
   - Чем же тяжелы-то? - спросил Веденеев.
   - Как же? Помилуйте! Слыхано ль по всей нашей коммерции, чтобы две трети платежа наличными сейчас на стол выкладывать? - сказал Смолокуров.
   - А слыхано ли, Марко Данилыч, чтобы рыбу где-нибудь так дешево покупали? - молвил Веденеев.
   - Это расчет особливый, Дмитрий Петрович. В цене хозяин волен, а в торговых порядках ему воли нет, - заметил Марко Данилыч.
   - Дело добровольное: хотите берите, не хотите - просить не станем, - с улыбкой молвил Веденеев.
   - Конечно, в этом спору быть не может, - сильно нахмурясь, отозвался Марко Данилыч. - Только послушайте вы меня, Дмитрий Петрович. Жизнь моя, вы сами знаете, не коротенькая. Чего, живучи на свете, не навидался я, вот уж именно, как пословица молвится: "И в людях живал, и топор на ногу обувал, и топорищем подпоясывался". Так я, по моей старости и опытности, скажу вам, Дмитрий Петрович: старые обычаи проставлять не годится - наши отцы, деды, прадеды не глупее нас с вами были, а заведенных порядков держались крепко. С умом, значит, делали. И по писанию выходит то же. Сказано: "Горе народу, иже отеческая предания преставляет". Где, сударь Дмитрий Петрович, новизна, там и кривизна. Поверьте мне - недаром дожил я до седых волос. - Да нельзя же ведь, Марко Данилыч, и старым-то одним жить, - сказал Веденеев. - Времена и лета переходчивы. Что встарь бывало хорошо, то в нови зачастую никуда не годится.
   - А все-таки не след ломать старое, - молвил Марко Данилыч. - Крой новый кафтан, да к старому почаще прикидывай, а то, пожалуй, не впору сошьешь.
   Ничего на то не ответил Веденеев. Смолокуров меж тем вынул узелок из кармана, развязал его и подал пачки ассигнаций.
   - Должок припас, - сказал он. - Извольте сосчитать и расписочку, как водится.
   - Какой вы поспешный! - улыбнувшись, молвил Веденеев. - Срок-от ведь завтра еще...
   - Не опоздано, значит, - сказал Марко Данилыч, смакуя лянсин. - Чаек-от новый, видно, купили? - спросил он.
   - Где ж еще нового теперь достать? - развязывая пачки, сказал Дмитрий Петрович. - У кяхтинских дела еще не начинались. Это прошлогодний чай, а недурен; нынешний, говорят, будет поплоше, а все-таки дороже.
   Не слыхал, - промолвил Марко Данилыч и снова принялся за стакан. Веденеев продолжал деньги считать.
   - Семьдесят пять тысяч? - сказал Дмитрий Петрович, вопросительно посмотрев на Смолокурова.
   - Семьдесят пять, - подтвердил тот.
   - Двадцать пять завтра додадите?
   Постараюсь, - сказал Марко Данилыч, - Признаться, и наличности таких денег теперь при себе не имею, да не знаю, буду ли и завтра иметь, - дружески улыбаясь, прибавил он. - Теперича не то что двадцати пяти тысяч - ста рублей во всей ярманке не сыщете на самый короткий срок. Такое безденежье, что просто хоть волком вой...
   - Да, - сказал Веденеев. - Денег на ярманке в самом деле недостаточно.
   - Так я уж вам векселя принес, - кладя на стол три векселя, сказал Смолокуров. - Водопьянова на десять тысяч. Столбова на пять, Сумбатова на пять. Останные пять тысяч до спуска флагов, пожалуйста, обождите.
   Взглянул Веденеев на векселя и сказал Смолокурову:
   - Мы с Никитой Федорычем решили вести дела безо всякого кредита, на чистые. Сами не будем векселей давать и от других не станем брать. Спора нет, эти векселя надежные - и Столбов и Сумбатов люди крепкие, об Василье Васильиче Водопьянове и говорить нечего, да ведь уплата-то по их векселям после спуска флагов.
   - Да как же вы с меня-то на сто тысяч векселей получили?.. -прищурив правый глаз, спросил с усмешкой Марко Данилыч.
   - Ошиблись. В другой раз не будет этого, - сказал Веденеев. - Если б знали мы, что на другой же день, как с вами мы покончили, явится другой покупатель и все триста тысяч наличными на стол выложит, не так бы распорядились, не согласились бы отдать вам третью долю товара на векселя...
   Побагровел Марко Данилыч. Спрашивает Веденеева:
   - Кто ж это был у вас?.. Триста тысяч разом на стол!.. Шутка сказать!.. При таком безденежье!.. Кует, что ли, он деньги-то?!
   - Орошин, Онисим Самойлыч, - отвечал Веденеев.
   - Так и есть, - проворчал под нос Смолокуров и, в досаде вскочив со стула, прошелся раза три взад и вперед по каюте.
   Потом остановился и, закинув руки за спину, сказал Веденееву:
   - Так как же у нас будет, Дмитрий Петрович?
   - Завтра ровно в полдни будем ждать вас с полной уплатой, - с равнодушным спокойствием отвечал Веденеев.
   - Надо обождать, Дмитрий Петрович, - перебирая пальцами, сказал Смолокуров.
   - Нельзя. На то условие. А в нем что? Извольте-ка посмотреть.
   И, вынув условие, прочел:
   - "По уплате всей суммы сполна, я, Смолокуров, немедленно вступаю во владение купленным у нас, Меркулова и Веденеева, товаром, если же паче чаяния вся сумма сполна мною, Смолокуровым, к назначенному сроку уплачена не будет, условие сие уничтожается, причем мы, Меркулов и Веденеев, повинны уплатить мне, Смолокурову, деньги с меня ими полученные немедленно за вычетом двадцати тысяч неустойки".
   Холодный пот выступил на широком, совсем побагровевшем лице Марка Данилыча. Так и растерзал бы он в ту минуту на клочки Орошина.
   -Кстати, - сказал Веденеев. - Приходили к нам на караван кой-кто из рыбников с вашими приказами насчет рыбы. Им не отпустили.
   Отчего ж так?.. - весь вспыхнувши, вскликнул Марко Данилыч. - Нешто я ста тысяч рублев вам не выдал?.. На что ж это похоже, сударь мой?..
   - А в условии-то, Марко Данилыч, что написано? - хладнокровно отвечал Веденеев раскипятившемуся Смолокурову. - Извольте-ка читать: "По уплате же всей суммы сполна, согласно сему условию, я, Смолокуров, вступаю во владение товаром". Значит, как отдадите вторые сто тысяч сполна, тогда и будете хозяином купленною вами товара, а до тех пор хозяева мы.
   - Да вам бы почтеннейший Дмитрий Петрович, ей-огу, не грешно было по-дружески со мной обойтись, - мягко и вкрадчиво заговорил Смолокуров. - Хоть попомнили бы, как мы с вами в прошлом году дружелюбно жили здесь, у Макарья. Опять же ввек не забуду я вашей милости, как вы меня от больших убытков избавили, - помните, показали и Рыбном трактире письмо из Петербурга. Завсегда помню ваше благодеяние и во всякое время желаю заслужить...
   - В деле я не один, Марко Данилыч. Со мной Никита Федорыч, - сказал Веденеев.
   Передернуло Смолокурова. Вспомнил, как хотел он в прошлом году Меркулова на тюлене разорить... Однако не смутился.
   - Вот вам расписка в семидесяти пяти тысячах рублей, а двадцать пять тысяч ожидаем завтра в полдень, сказал Дмитрий Петрович, написавши расписку и подавая ее Смолокурову.
   - А ежель не исправлюсь? - спросил Марко Данилыч.
   - Тогда будет нарушено условие. За вычетом неустойки, тогда вы сто пятьдесят пять тысяч и векселя обратно получите, а мы весь караван продадим Онисиму Самойлычу. Он и вчера вечером и сегодня чем свет присылал разведать, совсем ли мы покончили с вами, - сказал Дмитрий Петрович.