Мельников Руслан. Темный Набег

   Так зачем же от кровушки той далеко уходить?
   – А в чем дело? – Томас встревоженно смотрел на Всеволода. – Что-то стряслось?
   – Пять моих воинов убиты, – ответил Всеволод. И, подумав, уточнил: – Убиты и испиты.
   – Иезус Мария! – выдохнул кастелян. Однорукий рыцарь аж переменился в лице, и сам сделался бледным – будто упырем испитым. – Замковый нахтцерер! Значит, все-таки правда? То, о чем говорят?
   Всеволод тряхнул головой. Вряд ли то, о чем говорят в замке, правда. Правда – страшнее. Милая, беззащитная юница Эржебетт, так долго сдерживавшая свою жажду, и, в конце концов, не совладавшая с собой, – вот она, правда. Впрочем, Томасу об этом знать пока не обязательно. Об этом Всеволод хотел сейчас поговорить с другим.
   Только-только въехавшие в Серебряные Врата тевтоны расседлывали коней. Однако магистра среди вернувшихся из вылазки орденских рыцарей Всеволод не видел.
   – Где мастер Бернгард? – спросил он кастеляна.
   Кастелян молча указал – где.
   Тевтонский старец-воевода был на своем излюбленном месте – на открытой надвратной боевой площадке внешних стен. Бернгард, судя по всему, уже проверял готовность крепости к ночному штурму.
   Всеволод направился к Серебряным Вратам.
   …– Пропала? – магистр, внимательно выслушав, глянул на него из-под сведенных бровей. – Значит, говоришь, твоя Эржебетт пропала?
   Они стояли наверху, у искрошенных защитных зубцов. На камне отчетливо выделялись глубокие царапины. Будто секирой рубили, а не когтями чиркнули.
   Сильный – ощутимо сильнее, чем обычно – ветер трепал седые волосы Бернгарда и колыхал складки отяжелевшего от грязи орденского плаща. Как живой шевелился на левом плече магистра черный крест.
   – Пропала сама и оставила после себя пять обескровленных трупов?
   Всеволод не ответил.
   Бернгард вздохнул:
   – А ведь я предупреждал тебя, русич. С самого начала предупреждал…
   Всеволод сжал зубы, опустил глаза. Предупреждал… А он тому разумному предупреждению не внял. Но теперь-то это уже не имеет значения. Никакого. Случившегося не исправить. Мертвых не вернуть.
   Но вот найти Эржебетт, если она все еще скрывается в замке, – можно…
   – Нужно обыскать крепость, – глухо проговорил Всеволод. – Всю. В первую голову – донжон и детинец.
   Магистр нахмурился:
   – Боюсь, на это у нас уже нет времени. Обыскивать замок придется долго. А солнце – садится. А после заката начнется новый штурм. А у меня еще не все готово к обороне. В крепости полно работы, и я не могу выделить тебе людей на поиски Эржебетт.
   – Я возьму свою дружину! – вскинул голову Всеволод.
   – Твоей дружине тоже найдется занятие. У меня сейчас каждая пара рук на счету.
   – Но…
   – Не спорь, русич. Лучше взгляни на небо.
   Пасмурное небо хмуро и недобро взирало на замок. На стены и башни, сложенные из черного камня. На ворота, отделанные белым металлом.
   Далеко… пока еще далеко – в закатной стороне, за безжизненным плато с котловиной Мертвого озера темнели, едва не цепляясь за горные пики, тяжелые грозовые тучи – синеватые и раздутые, как непогребенные покойники. Как всплывшие утопленники.
   Да, далеко… Но уже сейчас в их иссине-свинцовом чреве можно разглядеть беззвучные пока вспышки молний.
   А ветер дул с запада. Сильный ветер. И плотные тучи ползли к Серебряным Вратам, подобно атакующим упыриным полчищам. Только надвигались полчища эти не снизу – сверху.
   Плывущие по небесной реке зловещие, набухшие влагой и грозой «утопленники» своими массивными спутанными телами заслоняли солнце. Лишь по верхнему краю туч еще розовел слабый кровавый ободок – прощальный отблеск закатывающегося светила.
   – Грядущая ночь будет особенно тяжелой, – спокойно, слишком спокойно продолжал Берн-гард. – Сегодня солнце скроется раньше, чем обычно. А значит, и штурм тоже начнется раньше. Много раньше. И будет гроза. И дождь зальет ров и погасит огни.
   Всеволод, хмурясь, слушал мрачное пророчество тевтонского старца-воеводы. А ведь он прав. А ведь наверняка все так и будет.
   – Если мы не приготовимся к этой битве как следует, если разбредемся по замку в поисках Эржебетт, Серебряные Врата падут.
   – А если Эржебетт выйдет во время боя? Если ударит в спину?
   – Она не всесильна. А замок обороняют не пять человек стражи. Если Эржебетт высунется, ее убьют вместе с прочими тварями. Но если мы сейчас бросим все и затеемся искать одну темную тварь, как нам потом отразить натиск сотен… тысяч тварей?
   Всеволод шумно вздохнул.
   И шумно выдохнул.
   – Я понимаю твои чувства, русич, – Бернгард заглянул ему в глаза. Тепла и сочувствия в его взгляде не было. Но холодного понимания – да, этого, действительно, хватало. – Мне тоже не нравится, что легенда о замковом нахтцерере вдруг подтвердилась. Так… м-м-м… неожиданно подтвердилась. Мне совсем не по нутру, что в Серебряных Вратах люди гибнут не только ночью, но и днем. Однако сейчас защитить крепость от внешнего врага для нас все же важнее, чем искать червоточину внутри. А Эржебетт мы найдем позже – это я тебе обещаю.
   – Сейчас, – упрямо сказал Всеволод. – Я должен найти ее сейчас.
   Найти и поквитаться!
   Найти и успокоиться!
   Бернгард неодобрительно качнул головой.
   – Ладно… Вижу, от тебя здесь все равно проку будет немного: сам покоя не найдешь и других перед битвой понапрасну перебаламутишь. Знаешь что… Возьми-ка с собой брата Томаса – у него ключи от всех дверей. Возьми Бранко. Он тоже знает замок как свои пять пальцев. Возьми еще несколько воинов. Только немного – человек шесть-семь. Осмотри с ними, что успеешь, раз уж это для тебя так важно. Но возвращайся на стены сразу, как только услышишь звук сигнального рога. Твои мечи в эту ночь лишними не будут.

Глава 38

   Помимо Бранко и Томаса Всеволод взял с собой четырех десятников из своей дружины. Кроме того, к их небольшой поисковой группе пожелали присоединиться Сагаадай, Золтан и Раду, которым тоже очень не хотелось перед грядущей битвой оставлять в тылу неведомого и непонятного врага.
   Десять человек при полных боевых доспехах, с серебрёными клинками наголо и с трескучими факелами в руках, начали поиски. С самого сердца Серебряных Врат начали – с донжона и сложного оборонительного комплекса, пристроенного к главной башне замкового детинца.
   Вновь мелькали перед глазами крутые лестницы и тесные коридоры. Наблюдательные и боевые площадки. Широкие проемы, узкие бойницы. Низкие двери, глухие стены…
   Они наскоро, но тщательно осматривали каждое помещение, каждую нишу, каждую каморку. Все проверяли – и открытое, и запертое. Однорукий кастелян ловко управлялся с тяжелой напоясной связкой ключей. Больших и малых. Простых и хитрых.
   Томас отпирал замки и запирал заново. Массивные двери со скрипом распахивались и с грохотом захлопывались.
   Впустую…
   Пока все было впустую.
   Донжон и примыкающие к нему вплотную пристройки они обошли, точнее, оббежали довольно быстро. Здесь обшарили все – сверху донизу. Однако Эржебетт в главной башне Серебряных Врат не нашли.
   Поиски не прекращались. Однако, по мере того, как небольшая группка людей продвигалась по безлюдным строениям замкового детинца, тьма вокруг Закатной Сторожи густела. Будто по всему небосклону разливалась упыриная кровь. А с запада, со стороны Мертвого озера и неоткрывшегося еще Проклятого прохода, надвигалась стена вовсе уж сплошного мрака. Тучи – теперь не темно-синие даже, а чернильно-черные – жадно пожирали остатки чистого предночного неба. Молнии в закатной стороне сверкали ярче, чаще. Ближе. Явственно слышались громовые раскаты.
   На Серебряные Врата надвигалась гроза.
   Стихия сегодня была на стороне темного обиталища. И это следовало признать. С этим следовало смириться.
   И бросить безуспешные поиски.
   И вернуться на внешние стены, где защитники крепости лихорадочно готовились к обороне.
   …Они стояли внизу – возле донжона и замковой часовни. В узком прямом проходе, ведущем к воротам внутренней цитадели… За воротами – застроенный замковый двор. Дальше – внешние стены.
   – Куда теперь, воевода? – спросил Всеволода Федор, хмуро поглядывая вверх, на предгрозовое небо. – Сдается мне, мы не успеем обойти даже половину детинца.
   Куда теперь?!
   В самом деле – куда?
   Снаружи; из-за ворот внутреннего замка доносились крики воинов, лязг стали, встревоженное ржание лошадей, запертых в конюшнях.
   Возвращаться надо бы. Идти назад, к дружине. Раз уж все равно не успеть. Раз все не проверить.
   – Штурм скоро, – подливал масла в огонь нервничающий Томас.
   Всеволод глянул влево, вправо… Глухие стены. Две глухие стены. Вверху – на закрытых дощатых галереях – частые бойницы, из которых так удобно обстреливать ворвавшегося в детинец ворога. Внизу – редкие двери нижних этажей. Запертые. Только одна дверь, из которой тевтоны выносили на боевые площадки греческий огонь, сарацинский порошок и серебряную воду, – чуть приоткрыта. Видимо, еще не все вынесли…
   Всеволод направился туда. Бросил на ходу:
   – За мной! Идти – осторожно! Смотреть – в оба!
   И снова они шли, осматривая каждую нишу, каждый закуток, каждую лестницу.
   И – спускались вниз. В знакомые уже подземелья крепости.
   Всеволод – впереди. Рядом – Федор с факелом.
   – Здесь! – цедил сквозь зубы Всеволод. – Она где-то здесь!
   Должна быть здесь! Ибо подземные лабиринты – самое подходящее место для прячущейся от чужих глаз темной твари.
   Для Эржебетт.
   – Я знаю, я чувствую… – шептал Всеволод. – Здесь мы ее непременно найдем… Нагоним, загоним…
   Двери открывались и закрывались. За дверями не было никого. И за поворотами. И в боковых ответвлениях небольших путаных ходов.
   Томас уже не просил – требовал вернуться. Всеволод не слушал. Он вел свой невеликий отряд дальше. И – ниже.
   Еще.
   Еще.
   И – еще…
   Они все же осмотрели подземелье. От начала, до конца. Целиком. Но – не нашли. Не нагнали. Не загнали.
   Вот – последний коридор. Алхимическая лаборатория.
   Могла ли там спрятаться Эржебетт? Вряд ли. И все же…
   – Открывай, Томас! – приказал Всеволод.
   Однорукий тевтон что-то недовольно пробурчал о тупом упрямстве русичей. Но – открыл. Не преминув напомнить:
   – С огнем тут осторожней только.
   Всеволод вошел в лабораторию один. Без огня. Прикрыл дверь, чтобы снаружи не мешали факельные отблески. Сморгнул, приспосабливаясь к темноте, переходя на ночное зрение.
   Осмотрелся… Все – как прежде. Как в тот, в первый и единственный раз, когда он сюда заглядывал. Низкий широкий и длинный стол, оббитый листовой медью. Пара лавок. Зияющее в потолке отверстие дымохода. Тигль, светильник, свечи в подсвечниках с защитными колпачками. Только жаркие угли и слабые огоньки сейчас не мерцают. Сейчас здесь пламя погашено. Сейчас здесь – полный мрак, к которому не привычно нетренированное человеческое око. Только – тренированный, только специально подготовленный глаз способен хоть что-то различить в такой тьме. Или глаз темной твари, которой не нужна никакая подготовка.
   Везде – горшки, склянки, реторты, ступки. На полках, на полу, на столе… У самой двери лаборатории – большая плетеная корзина с полудюжиной железных шаров, уже снабженных фитилями, но еще не покрытых серебром и, видимо, по этой лишь причине, не отнесенных пока на стены. В углу – знакомый ручной сифон с мехами и трубками, предназначенный для бальзамирования павших орденских братьев. Трупов, правда, – нет. Пока – нет…
   И орденских алхимиков – тоже нет.
   А главное – нет Эржебетт.
   Здесь ее тоже нет!
   Он проверил все углы, заглянул в дымоход.
   Нет. Нет. Нет…
   Про-кля-тье!
   Выходя из лаборатории, Всеволод в сердцах хлопнул дверью. Не удовлетворившись, развернулся, с силой пнул ногой по несчастным доскам.
   Все! Впереди – тупик, заканчивающийся запертой дверью склепа. Единственной дверью, от которой нет ключа на связке замкового кастеляна. Этот ключ хранится у Бернгарда.
   – Пора уходить! – в который раз уже сказал Томас. – Здесь мы не услышим сигнального рога.
   Пора. Не услышим…
   – Пошли, воевода, – мягко сказал Федор. – Мы ее сейчас все равно не найдем.
   Не найдем… У-у-у! Безумно, страшно хотелось выть. И Всеволод не стал себя сдерживать. А зачем?
   – Эржебетт! – потрясая кулаками, взревел он. – Эр-же-бетт!
   Нет, кричал не он даже – кричало что-то в нем… Злость, ненависть, давящее чувство вины за испитых дружинников, неутоленная ярость и жажда отмщения, оскорбленная подлым предательством искренняя любовь и просто задетое самолюбие обманутого человека. Поверившего другому… Нечеловеку.
   Много чего кричало, собравшись воедино, скопившись в тугую пульсирующую боль в сердце и обретя наконец выход. Вместе с проклятым именем, с криком вместе – обретя.
   Кричал Всеволод, не надеясь ни на что. И на ответ Эржебетт – меньше всего. Просто потому кричал, что не мог сейчас не кричать.
   – Эр-же-бетт!!!
   – Э… – э…-э!!! – разлеталось, раскатывалось по подземелью гулкое эхо.
   Трепетало чуткое пламя факела в руке Федора.
   – Эт… эт… эт!
   И…
   Почудилось?
   Нет. Вот еще! И снова!
   – Тихо! – побледнев, приказал Всеволод. – Всем молчать!
   А все и так молчали. Прислушивались.
   Слышали потому что. Все до единого тоже слышали…
   – Е-о-о!
   «Всеволод»?! Или что-то иное?
   …Слабый-слабый, приглушенный, едва-едва слышный, но все же слышный…
   Iтветный крик?
   – О-о-о!
   Точно! Никаких сомнений!
   Это невероятно! Но она откликнулась! Немая девчонка. Неведомая темная тварь. Тварь отзывалась на его зов. Мало того – проклятая тварь тоже призывала его. Или просто глумилась над ним?
   – О-о-о!
   А звук-то доносится из…
   Всеволод выругался сквозь стиснутые зубы.
   Из склепа он доносится, этот звук! Из-за последней запертой двери, от которой у тевтонского кастеляна не было ключа.
   Но как Эржебетт-то туда попала?
   Не важно. Это сейчас не важно совершенно. Сейчас важно попасть туда самим.
   – В склеп! – негромко, но твердо промолвил Всеволод. – Нам нужно в склеп.
   – Но мы не сможем, – растерянно пробормотал Томас. – Да и нельзя ведь.
   – Сможем, брат Томас! Можно! Нужно потому что. То… та, что там таится, угрожает живым, поэтому нам придется побеспокоить мертвых.
   Всеволод осмотрел низенькую тяжелую дверь склепа, расположенную в глубокой нише, куда уводили четыре каменные ступени. Да уж, дверка! Такую впору ставить в крепостной стене. Массивные доски мореного дуба, укрепленные железными полосами. Две толстые и чуть-чуть, самую малость, тронутые ржавчиной скобы. Меж скобами – железный засов. Засов на добрую половину уходит в каменную кладку, укрепленную мощным металлическим косяком. И в засове, и в угловатом косяке высверлены отверстия. Для замка.
   А сам замок – поверх. Большой, тяжеленный. Намертво схватывающий стальной хитро изогнутой дужкой в два пальца толщиной и крайнюю скобу на двери, и засов, и косяк. Причем замок не висит даже, а лежит в специально выдолбленной в кладке нише.
   Покуда не разомкнешь того неподъемного замочка – не сдвинешь засова. А снять замок без ключа… Как? Мечом не подковырнешь, секирой не срубишь, булавой не собьешь. Только с ключом к нему и подлезешь.
   И прочную дверь силой тоже нипочем не высадить.
   Да, похоже, мертвых орденских братьев в крепости оберегают пуще живых. Основательно так оберегают…
   И ведь что особенно странно… По всему выходит, что склеп запирали снаружи. Замок-то вот он, с этой стороны. Но слышанный всеми голос доносился изнутри. А как такое может быть? Как Эржебетт пробралась в склеп?
   Может, скрытые вентиляционные ходы-воздуходуи? Но если они такого же размера, как дымоход в алхимической лаборатории, – ребенок в них разве что и сможет пролезть. Впрочем, сама Эржебетт – почти ребенок. Та щуплая юница, какую он знал прежде. А сейчас? Какова она сейчас?
   Им нужно как-то зайти в склеп, чтобы узнать…
   – Мастера Бернгарда бы найти, – посоветовал Томас. – У него ключ…
   – Не надо, – покачал головой Всеволод. – Нет времени.
   Да и желания особого уговаривать тевтонского магистра – нет.
   – Обойдемся без Бернгарда и без ключа.
   Он шагнул мимо недоумевающего кастеляна, вернулся в алхимическую лабораторию. Оттуда вышел, неся в руках железный шар с громовым сарацинским зельем и с самым длинным фитилем. Тот самый шар, из корзины у двери.
   Во время ночных штурмов Всеволоду уже доводилось видеть, как сила, заключенная в этих невзрачных сосудах, разрывала в клочья десятки упырей. Может, и с запертой дверью та сила тоже совладает? И не беда, что шар тевтонские алхимики посеребрить еще не успели. Для задуманного им серебра не нужно.
   – Русич, – нахмурился однорукий рыцарь, – ты что, хочешь…
   – Хочу, – оборвал Всеволод.
   И втиснул шар в каменную нишу – за железный косяк. Аккурат меж стеной и замком. Поглубже втиснул. Чтоб только край фитиля торчал.
   Пообещал:
   – Будем живы – после все починю, брат Томас.
   Приказал:
   – Факел мне. А вы все ступайте. Туда вон хотя бы…
   Всеволод кивнул на открытую дверь алхимической лаборатории.
   Они отошли. Возмущенного Томаса, правда, пришлось оттаскивать от двери склепа силой. Бранко тоже – на всякий случай – пихали назад без особых церемоний.
   А Всеволод уже подносил огонь к фитилю…
   Поднес.
   Занялось!
   А вот теперь уже никто не упирался. Теперь даже Томас сам вбежал в лабораторию. В числе первых вбежал. Последним оказался Всеволод. Отбросив по пути факел (туда, где греческий огонь и сарацинский порошок, – с горящим факелом нельзя), он ужом скользнул в приоткрытую дверь. И – захлопнул дверь за собой.
   Секунда кромешной тьмы и звенящей тишины. Секунда или две.
   А после…
   Громыхнуло.
   Грохнуло.
   Да как!
   Вздрогнули пол, стены, потолок. Упали с полок и разбились с полдесятка алхимических горшков и склянок. Закрытая дверь дернулась, будто снаружи пронесся и ударил с разбега кто-то живой, стремительный, сильный.

Глава 39

   Всеволод вышел первым.
   Острый смрад, дым и гарь. Факел – не погасший, но словно бы отодвинутый, отпнутый кем-то, лежит у посеченной осколками стены.
   А дверь…
   Искореженный косяк. Разбитая кладка. Каменная крошка на ступенях входной ниши. Сорванный замок. Вылетевший из скоб засов. Одна скоба – крайняя, за которую цеплялась дужка замка, – уже и не скоба вовсе. Торчит двумя отдельными рваными штырями. Вторая – тоже сильно выгнулась, однако не лопнула. В двери – зияет дыра с добрый кулачище. Да нет, – с два кулака, пожалуй. Сама дверь – приоткрыта.
   И что-то шуршит, не прекращаясь, над головой.
   Как будто ползет кто… По сводчатому потолку ползет…
   Всеволод вырвал из ножен и вскинул мечи вверх, поднял лицо.
   Глаза едва не запорошило.
   Нет. Никого. Просто сыпалось с потолка. Из образовавшихся в своде трещин. Струйки чего-то сухого… Песок? Раствор? Земля? Мелкое крошево колотого камня?
   Долго сыпалось. Много.
   – Не обвалилось бы, – глухо пробормотал за спиной Золтан.
   Обошлось. Не обвалилось.
   Всеволод толкнул дверь склепа. Подумал мимоходом, что, в общем-то, не так уж сильно и пострадала эта крепкая дверца. Не вышибло бы засов – можно было бы еще запирать. За одну скобу, да за погнутый железный косяк. Правда, замок теперь не подвесишь.
   Кто-то сзади поднял факел. Ага, Бранко. Волох уже стоит рядом. Светит.
   К огню подтягиваются остальные.
   – Ну что, посмотрим… – то ли себе, то ли своим спутникам сказал Всеволод.
   Молча перекрестился однорукий Томас.
   Всеволод вошел в склеп. Снять бы шлем. Положено. Место такое. Да только обе руки заняты. И мечи обнаженные в руках. И где-то в темноте таится Эржебетт.
   Стоп! А это еще что? Очень-очень странно.
   С той стороны двери тоже, оказывается, имелся засов. Он не слетел при взрыве, но и толку от него теперь будет мало: внутренний засов болтался в скобах смятой железной пластиной. Внутренний… Нелепица какая-то получается! Кому могло бы потребоваться запираться здесь с мертвецами? Бернгард, правда, ходит сюда прощаться с павшими и не любит, чтобы ему мешали. Но запираться… К чему?
   Ладно, это потом. Сначала – Эржебетт.
   Всеволод осматривал склеп. Эржебетт в пределах видимости не было. Пока – не было.
   Возле двери заготовлено несколько факелов в подставке. Один взял Федор. Запалил от факела Бранко. Стало светлее. Хорошо… Не все здесь владеют ночным зрением. Но все должны вовремя узреть опасность.
   Всеволод с мечами наголо шел первым – осторожно шел, не забывая поглядывать по сторонам, под ноги и наверх. Слева кошачьей походкой двигался Бранко с факелом. Справа тихонько ступал Федор. Тоже – с огнем. Позади позвякивали металлом прочие.
   Молчание… Прерывистое дыхание… Треск пламени…
   Обитель погибших тевтонских братьев являла собой продолжение подземного хода. Только расширенного и обустроенного на особый лад. После тесной алхимической каморки склеп казался просторной бесконечно вытянутой подземной залой.
   Хотя нет, не зала. Скорее, это была прямая, как копейное ратовище, длинная и широкая галерея с довольно высоким для подземелий сводчатым потолком. По обе стороны – двумя ровными рядами – высились саркофаги, больше похожие на аккуратно расставленные массивные толстостенные каменные гробы. И на зубцы крепостной стены чем-то похожие тоже.
   Невесть когда (явно, еще до Набега) рубленные из камня гробницы располагались на одинаковом – в два-три шага – расстоянии друг от друга, словно и после смерти орденским братьям надлежало сохранять некий боевой порядок. Вопреки ожиданиям, ниши массивных саркофагов, в которых покоились тела, прикрывали не каменные плиты, а простенькие дощатые крышки. Вероятно – временные. Но вот насколько временные? Вполне возможно, что временные уже навсегда.
   Судя по всему, до трудоемкого вытесывания надлежащих каменных надгробий у защитников замка руки уже не доходили. Впрочем, нехитрую функцию укрывать мертвых от еще живых дерево выполняло не хуже камня. Все крышки были крепко сбиты, тщательно подогнаны и плотно уложены в пазы саркофагов. Добротные доски не гнили в сухом воздухе склепа, да и вообще… Запаха тления в сей скорбной юдоли не ощущалось вовсе. Орденские бальзамировщики свое дело знали.
   Как-то неправильно все это было. Не понимал этого Всеволод, не мог понять. Мертвецов надлежит предавать земле, ХО-РО-НИТЬ надлежит мертвецов, а не хранить, как солонину, в каменных ящиках с деревянными крышками.
   Толстые доски, закрывавшие покойников в массивных тесанных из камня гробах, украшали кресты и скупые надписи. Стершиеся латинянские буквицы, разбирать которые Всеволод даже не пытался. Что там? Имена павших? Эпитафии? Строки псалмов и молитв?
   Какая разница…
   Всеволод шел дальше.
   Саркофаги. Крышки. И под каждым деревянным надгробием – сраженный нечистью человек.
   Или не только человек. Под крышкой ведь могла прятаться и…
   Эржебетт…
   Тварь, которую они искали.
   Нужно смотреть в оба. А как? Как смотреть-то? Вскрывать каждую гробницу на своем пути?
   Интересно, сколько их здесь? Он считал. Пока не сбился. Где-то на четвертом десятке.
   Много. Слишком. Но…
   Ага, не все, оказывается, закрыты. Вот, к примеру, – пустующий саркофаг. Вот еще один… И вот – без крышки. И там, вон, тоже – каменный гроб дожидается своего мертвеца.
   Правда, незанятые и незапертые деревом саркофаги встречались редко. Маловато, правда, было таких. Места для новых покойников в склепе почти не оставалось. Но от того, что в ровных рядах нет-нет, да и зиял зловещий провал, от того, что крытые гробницы порой все же чередовались с открытыми… От всего этого становилось особенно жутко. «Будто специально для нас оставлены», – неотвязно крутилась в голове неприятная мыслишка. И – мурашки по спине.
   Всеволод внимательно осматривал каждую темнеющую нишу И двигался дальше…
   Нет, ничего живого в этой зале смерти они пока не обнаружили.
   Дальше…
   Тихо и молча. Потому что говорить в полный голос здесь не хотелось. Нельзя было здесь – в полный голос. Да и вообще говорить…
   Еще дальше…
   И уж, тем более, нельзя здесь кричать.
   Нельзя – и все!
   И все же…
   – Эр-же-бетт! – крикнул Всеволод.
   От его нежданно грянувшего голоса идущие сзади вздрогнули. Сам Всеволод не видел этого, потому что не смотрел в тот момент назад. Но – почувствовал. Явственно, спиной почувствовал.
   Склеп немедленно вернул, швырнул обратно дерзко брошенное в могильную тишину слово, многократно усилив его эхом.
   – Бет-бет-бет… – прокатилось под сводами, отразилось от стен.
   Что-то тихонько зашептал на латыни побледневший Томас. Здоровая рука тевтона судорожно творила крестное знамение.
   – Бет-бет-бет… – затихали отзвуки эха.
   И…
   – Э! Э! Э! – отчетливо донеслось вдруг из темноты. Спереди. С противоположного конца склепа, до которого они еще не дошли. – Э-э-э!
   А вот это – уже не эхо! И это – не обман напряженного до предела слуха.
   Тварь там! Тварь ждет! Тварь выбрала место, чтобы встретиться с ними… Тварь зовет, подзывает… Что ж… Всеволод направился на зов. Быстро, почти бегом. Но – осторожно. С мечами, выставленными перед собой.