Страница:
Они дошли до набережной и встали под тенью пальм, глядя в бескрайнюю морскую даль.
– Видишь вон ту яхту под голубым парусом? Смотри, как хорошо идет: поймала береговой ветер и несется бог знает куда.
– Уже половина первого. Пойдем скорей в отель за вещами, – поторопила его Бернадетт.
Впрочем, о чем это она? Куда спешить? Бернадетт резко остановилась и села на каменную скамью. Разве ты забыла, чему тебя учили в монастыре – грешникам нет спасения.
– Тебе что, плохо? – испуганно спросил Клэй.
– Нет, ничего. Просто я не хочу идти.
– Раз не хочешь идти, давай поймаем такси. Заберем вещички – и прощай, моя бухта, я буду скучать по тебе. Ничего не поделаешь, все хорошее рано или поздно кончается. Но когда– нибудь мы сможем вернуться – как хочется в это верить.
Завидев такси в нескольких метрах от них, Клэй кинулся к нему, и пока пассажиры расплачивались, стал уговаривать водителя подвезти их в отель. Водитель, говоривший по-английски, ответил, что тут всего-то пять минут ходьбы, но Клэй сказал, что они захватят вещи и поедут в Кала д'Ор.
– Вы знаете, как туда доехать? – спросил он.
– Еще бы мне не знать, – ответил шофер, – моя семья из тех мест. Я вырос в деревне, что по соседству, когда там еще не понастроили всех этих шикарных отелей. А сейчас туда ездят одни богачи. Вам там понравится.
Майк Картер посмотрел на часы – уже шесть. Он решил немного опоздать, чтобы она не думала, будто ему не терпится ее увидеть. Интересно, она всех мужчин заставляет чувствовать себя недоумками или одного только меня? Клэй небось поэтому и сбежал. И на черта ей сдался этот круиз? Ну да, хочет покрасоваться и найти какого-нибудь мужика. Эдакого красавчика-европейца, сердцееда с ученой степенью и толстым карманом. Начнет с ним беседовать об искусстве, а он и глазом не успеет моргнуть, как превратится в отбивную. Я через это прошел, теперь пусть другие ловятся. А вдруг она влюбится? Кого, например, она способна полюбить? Наверное, какого-нибудь итальянского плейбоя…
Зазвонил телефон. Это был Лондон.
– Ну что, Картер? – голос в трубке прозвучал резко, как команда. – Приказ выполнен?
– Дело в том…
– К черту подробности. Время идет, и если этот парень объявится живым, нас ждут крупные неприятности.
– Я напал на след…
– Твой след меня не интересует. Сообщи, когда с ним будет покончено. У тебя осталось три недели. На нас давит Вашингтон.
И трубку бросили на рычаг. Картера прошиб холодный пот. Надо взять себя в руки. Хватит, с него довольно, этот Клэй довел его до ручки. Он ненавидел ее мужа, ненавидел за то, что она была с ним много лет. Теперь этот подонок, видно, переметнулся к красным. Что ж, наверное, они правы: пора с ним кончать.
37
38
39
40
– Видишь вон ту яхту под голубым парусом? Смотри, как хорошо идет: поймала береговой ветер и несется бог знает куда.
– Уже половина первого. Пойдем скорей в отель за вещами, – поторопила его Бернадетт.
Впрочем, о чем это она? Куда спешить? Бернадетт резко остановилась и села на каменную скамью. Разве ты забыла, чему тебя учили в монастыре – грешникам нет спасения.
– Тебе что, плохо? – испуганно спросил Клэй.
– Нет, ничего. Просто я не хочу идти.
– Раз не хочешь идти, давай поймаем такси. Заберем вещички – и прощай, моя бухта, я буду скучать по тебе. Ничего не поделаешь, все хорошее рано или поздно кончается. Но когда– нибудь мы сможем вернуться – как хочется в это верить.
Завидев такси в нескольких метрах от них, Клэй кинулся к нему, и пока пассажиры расплачивались, стал уговаривать водителя подвезти их в отель. Водитель, говоривший по-английски, ответил, что тут всего-то пять минут ходьбы, но Клэй сказал, что они захватят вещи и поедут в Кала д'Ор.
– Вы знаете, как туда доехать? – спросил он.
– Еще бы мне не знать, – ответил шофер, – моя семья из тех мест. Я вырос в деревне, что по соседству, когда там еще не понастроили всех этих шикарных отелей. А сейчас туда ездят одни богачи. Вам там понравится.
Майк Картер посмотрел на часы – уже шесть. Он решил немного опоздать, чтобы она не думала, будто ему не терпится ее увидеть. Интересно, она всех мужчин заставляет чувствовать себя недоумками или одного только меня? Клэй небось поэтому и сбежал. И на черта ей сдался этот круиз? Ну да, хочет покрасоваться и найти какого-нибудь мужика. Эдакого красавчика-европейца, сердцееда с ученой степенью и толстым карманом. Начнет с ним беседовать об искусстве, а он и глазом не успеет моргнуть, как превратится в отбивную. Я через это прошел, теперь пусть другие ловятся. А вдруг она влюбится? Кого, например, она способна полюбить? Наверное, какого-нибудь итальянского плейбоя…
Зазвонил телефон. Это был Лондон.
– Ну что, Картер? – голос в трубке прозвучал резко, как команда. – Приказ выполнен?
– Дело в том…
– К черту подробности. Время идет, и если этот парень объявится живым, нас ждут крупные неприятности.
– Я напал на след…
– Твой след меня не интересует. Сообщи, когда с ним будет покончено. У тебя осталось три недели. На нас давит Вашингтон.
И трубку бросили на рычаг. Картера прошиб холодный пот. Надо взять себя в руки. Хватит, с него довольно, этот Клэй довел его до ручки. Он ненавидел ее мужа, ненавидел за то, что она была с ним много лет. Теперь этот подонок, видно, переметнулся к красным. Что ж, наверное, они правы: пора с ним кончать.
37
Терпение, пожалуй, было моей единственной добродетелью. Наверное, потому, что я всегда был смешным и неуклюжим. Всю жизнь мне приходилось следить за собой, чтобы не пролить стакан или не опрокинуть стул. Прежде чем что-то сделать, я должен был хорошенько подумать, как бы не напортачить. Каждое слово, каждое движение требовало от меня крайней осторожности. Потому-то, наверное, мне и нравился Восток. Терпению китайцев можно только поучиться. Взгляните, как благодаря их упорству из паршивого острова Гонконг превратился в процветающую державу. Даже в преступном мире у них другие законы. Они могут годами ждать, пока соперник попадется в расставленные сети, и никогда не мстят сразу, а выжидают. Если хочешь найти убийцу, отомстившего своему обидчику, ищи концы в прошлом.
Терпение для сыщика – это все. В нашей работе и в помине не сыщешь того шика, с каким голливудские детективы пачками ловят бандитов. Все это чушь собачья. Наша работа нудная и кропотливая, требующая внимания к мельчайшим деталям. Копаешься, измучишься весь, пока наткнешься на след, а бывает, что и не наткнешься. Если бы люди знали, сколько преступлений так и остаются нераскрытыми, они бы умерли от страха. Минь Хо терпением не отличался, но зато верил в судьбу. Он совсем сник, когда я сказал ему, что нашел Бернадетт и Клэя. Он стал неузнаваем после того, как я сообщил ему, что они на Мальорке. Куда только подевалась вся спесь, ходил за мной как пришибленный. Я от души повеселился, когда мы пошли в испанское консульство за визой для него. Я изображал богатого английского туриста из Гонконга, а он – моего слугу. Покуда я беседовал с испанским дипломатом, вручив ему специально заготовленную визитную карточку, Минь Хо стоял в сторонке, держа в одной руке мою шляпу, а в другой – чемодан.
– Как долго вы намерены пробыть в Пальме? – вежливо поинтересовался чиновник.
– Еще не решил. Надо подумать, ведь я там еще не бывал, – ответил я с важным видом.
– Это место чрезвычайно популярно у туристов, – горделиво заметил он, – в разгар сезона на каждого местного жителя приходится семь приезжих.
Я изобразил на своем лице восхищение.
– Вы повсюду путешествуете со своим слугой?
– Да, он прекрасно готовит, и мне без него не обойтись – я на специальной диете. Что поделаешь, диабет.
По пути из консульства Минь Хо впервые за эти дни улыбнулся.
– Тебе бы актером быть, а не сыщиком.
– Внешность подкачала, – ответил я с напускной скромностью. Спектакль получился высший сорт.
Тем же вечером мы решили развлечься и отправились в цирк. Я не пожалел – зрелище было что надо: и гимнасты на трапециях, и клоуны, и главное – тигры. Я вообще неравнодушен к дрессировщикам. Хоть сам я и не трус, но не могу смотреть без дрожи, как хладнокровно они входят в клетку ко львам или тиграм. В общем, вечер удался. Мы пили кофе с коньком, а потом пошли ужинать в шикарный ресторан. Еще до этого мы уже как следует поддали, а за ужином Минь Хо один выпил целую бутылку вина. Он говорил без умолку, таким я его еще не видел. В первый раз за все это время Минь Хо разоткровенничался.
– Когда мы с этим закончим, я съезжу в Париж, а потом уж обратно домой.
– Ты хорошо знаешь Париж?
– Да. Я учился там в университете.
– И что изучал?
– Литературу.
– Шутишь!
– И вовсе не шучу. Я писал стихи, – сказал он, и я вдруг увидел, как изменилось его лицо и во взгляде исчезла злая настороженность.
– Ты покажешь мне что-нибудь?
– Ты же не читаешь по-французски.
– А ты переведи.
– Знаешь, все это слишком личное.
Я тоже здорово набрался и подумал, не спятил ли я. Передо мной сидел совсем другой человек, говоривший странные вещи.
– Ты ведь знаешь ту женщину, что ездит с американцем? – спросил я.
– Знаю. Мы вместе учились в Париже.
– Значит, для вас это давнишняя история?
– Очень, – со вздохом ответил он.
– Ты ненавидишь ее?
Он посмотрел на меня как на сумасшедшего.
– С чего ты взял?
– Но ты же охотишься за ней.
– Не за ней, а за ним, – ответил он не слишком уверенно.
– А он что тебе сделал?
После этого Минь Хо замолчал, прижав к себе свою сумку, потом выпил еще, и мне пришлось тащить его на себе до такси. Мне так и не удалось его расколоть. Я чувствовал, что все дело в ней, но он так и не признался в этом. Правда, тогда мне было все равно. Я исполнял волю мистера Пателя и, несмотря ни на что, должен был подчиняться Минь Хо. Пусть молчит, думал я, а мое дело – довести погоню до конца.
Через несколько дней мы ступили на борт суперсовременного судна, где нас встречали, как членов королевской семьи. Минь Хо, как обычно, прижимал к себе сумку, а мои чемоданы тащили два носильщика. Время близилось к вечеру. Утром мы должны были прибыть в Барселону, а еще через день – в Пальму. Стоя на боковой палубе среди множества туристов, мы смотрели на берег.
Я размышлял, что меня ждет впереди. Цель была совсем близко. Минь Хо не раз повторял, что раскроет дальнейший план, как только преступники окажутся у нас в руках. Но мои перспективы были туманны. Патель мертв, и мне снова придется искать работу. Лицо Минь Хо приняло свое обычное выражение, он был собран и зол. Похоже, думал я, наш медовый месяц окончен. Краем глаза я взглянул на него, и по моей спине побежали мурашки. Таким я его еще не видел. Это было лицо беспощадного убийцы. Я всегда знал, что самые опасные из преступников – те, которыми движет личная ненависть. Именно она была теперь написана на его лице. Какую же роль он приберег для меня?
И в тот момент, когда раздался гудок и пароход стал медленно отваливать от берега, меня словно молния пронзила мысль: он убьет американца, заберет с собой женщину, а меня… Я же единственный свидетель. Вот почему он не желал говорить о своих планах. Я никогда не спешу с выводами и прежде, чем сделать решительный шаг, всегда прокручиваю всевозможные варианты. Но уж если я на что-то решился, меня не остановить. Недаром ко мне прилипло прозвище – Бульдог Блумфилд. Теперь я воспринимал Минь Хо по-другому. Чувство опасности, как зубная боль, то пронзало меня, то отступало на задний план. Это сейчас я все вижу, как на ладони, а тогда во мне лишь зародились подозрения, которые то усиливались, то ослабевали.
– Почему американец убил Пателя? – спросиля я Минь Хо.
– Не твоего ума дело, – отрезал он привычно жестким тоном.
Город исчез из виду, пароход набирал скорость, и как-то сразу наступила ночь. Я поспешил в кафе на верхнюю палубу. Минь Хо пошел за мной. Я заказал самую большую порцию мороженого – это был первый признак того, что на душе у меня скребли кошки. Минь Хо почти ничего не ел и не пил, а я снова надрался.
– Учти, Блумфилд, – сказал он, – это твой последний загул. Пока не поймаем их, ни капли спиртного, понял? – сквозь зубы прошипел он.
Я решил как следует выспаться и проспал чуть ли не всю дорогу до Барселоны, поглядел на нее одним глазком и снова залег до самой Пальмы.
Меня разбудил Минь Хо.
– Вставай, Блумфилд, прибыли.
– Посплю еще минут десять, пока они разгрузятся.
– На, выпей кофе и вставай. – И он протянул мне бумажный стаканчик с кофе, как протягивают кость собаке, чтобы она попрыгала, прежде чем ее получить.
– Жду тебя у трапа. Ничего не забудь. Надеюсь, тебе не надо напоминать, что они – на этом острове?
– На этом острове и без них людей навалом.
– Люди меня не интересуют.
– Минь Хо, открой мне тайну – ты когда-нибудь отдыхаешь?
– Отдохну, когда мышь попадет в мышеловку.
И он вышел. Я неторопливо встал и посмотрел в окно, как идет швартовка. Наконец скрежет кранов и шум моторов стихли. Пора на берег. Охота началась.
Приходится снова исповедоваться. В старости можешь себе позволить говорить то, в чем постеснялся бы признаться молодым. Говорю сейчас, как на духу – я был одержим охотничьим азартом. О тех, за кем я гнался, я даже не думал. Знал, что они враги, вот и все. А о том, что это тоже люди, вынужденные по каким-то причинам скрываться, я не задумался ни на минуту. Не подумал, что они не только жертвы моей охотничьей страсти, но люди, подобные мне.
Испания мне понравилась сразу. Это была любовь с первого взгляда. Все здесь дышало радостью, люди приветливо улыбались, никто никуда не спешил и никому не грубил, а наоборот, старался помочь. В общем, я сразу понял, что поле для предстоящей битвы было весьма удобным. Но исхода сражения я предвидеть не мог, как не мог тогда предположить, что проведу в Испании остаток своих дней.
Терпение для сыщика – это все. В нашей работе и в помине не сыщешь того шика, с каким голливудские детективы пачками ловят бандитов. Все это чушь собачья. Наша работа нудная и кропотливая, требующая внимания к мельчайшим деталям. Копаешься, измучишься весь, пока наткнешься на след, а бывает, что и не наткнешься. Если бы люди знали, сколько преступлений так и остаются нераскрытыми, они бы умерли от страха. Минь Хо терпением не отличался, но зато верил в судьбу. Он совсем сник, когда я сказал ему, что нашел Бернадетт и Клэя. Он стал неузнаваем после того, как я сообщил ему, что они на Мальорке. Куда только подевалась вся спесь, ходил за мной как пришибленный. Я от души повеселился, когда мы пошли в испанское консульство за визой для него. Я изображал богатого английского туриста из Гонконга, а он – моего слугу. Покуда я беседовал с испанским дипломатом, вручив ему специально заготовленную визитную карточку, Минь Хо стоял в сторонке, держа в одной руке мою шляпу, а в другой – чемодан.
– Как долго вы намерены пробыть в Пальме? – вежливо поинтересовался чиновник.
– Еще не решил. Надо подумать, ведь я там еще не бывал, – ответил я с важным видом.
– Это место чрезвычайно популярно у туристов, – горделиво заметил он, – в разгар сезона на каждого местного жителя приходится семь приезжих.
Я изобразил на своем лице восхищение.
– Вы повсюду путешествуете со своим слугой?
– Да, он прекрасно готовит, и мне без него не обойтись – я на специальной диете. Что поделаешь, диабет.
По пути из консульства Минь Хо впервые за эти дни улыбнулся.
– Тебе бы актером быть, а не сыщиком.
– Внешность подкачала, – ответил я с напускной скромностью. Спектакль получился высший сорт.
Тем же вечером мы решили развлечься и отправились в цирк. Я не пожалел – зрелище было что надо: и гимнасты на трапециях, и клоуны, и главное – тигры. Я вообще неравнодушен к дрессировщикам. Хоть сам я и не трус, но не могу смотреть без дрожи, как хладнокровно они входят в клетку ко львам или тиграм. В общем, вечер удался. Мы пили кофе с коньком, а потом пошли ужинать в шикарный ресторан. Еще до этого мы уже как следует поддали, а за ужином Минь Хо один выпил целую бутылку вина. Он говорил без умолку, таким я его еще не видел. В первый раз за все это время Минь Хо разоткровенничался.
– Когда мы с этим закончим, я съезжу в Париж, а потом уж обратно домой.
– Ты хорошо знаешь Париж?
– Да. Я учился там в университете.
– И что изучал?
– Литературу.
– Шутишь!
– И вовсе не шучу. Я писал стихи, – сказал он, и я вдруг увидел, как изменилось его лицо и во взгляде исчезла злая настороженность.
– Ты покажешь мне что-нибудь?
– Ты же не читаешь по-французски.
– А ты переведи.
– Знаешь, все это слишком личное.
Я тоже здорово набрался и подумал, не спятил ли я. Передо мной сидел совсем другой человек, говоривший странные вещи.
– Ты ведь знаешь ту женщину, что ездит с американцем? – спросил я.
– Знаю. Мы вместе учились в Париже.
– Значит, для вас это давнишняя история?
– Очень, – со вздохом ответил он.
– Ты ненавидишь ее?
Он посмотрел на меня как на сумасшедшего.
– С чего ты взял?
– Но ты же охотишься за ней.
– Не за ней, а за ним, – ответил он не слишком уверенно.
– А он что тебе сделал?
После этого Минь Хо замолчал, прижав к себе свою сумку, потом выпил еще, и мне пришлось тащить его на себе до такси. Мне так и не удалось его расколоть. Я чувствовал, что все дело в ней, но он так и не признался в этом. Правда, тогда мне было все равно. Я исполнял волю мистера Пателя и, несмотря ни на что, должен был подчиняться Минь Хо. Пусть молчит, думал я, а мое дело – довести погоню до конца.
Через несколько дней мы ступили на борт суперсовременного судна, где нас встречали, как членов королевской семьи. Минь Хо, как обычно, прижимал к себе сумку, а мои чемоданы тащили два носильщика. Время близилось к вечеру. Утром мы должны были прибыть в Барселону, а еще через день – в Пальму. Стоя на боковой палубе среди множества туристов, мы смотрели на берег.
Я размышлял, что меня ждет впереди. Цель была совсем близко. Минь Хо не раз повторял, что раскроет дальнейший план, как только преступники окажутся у нас в руках. Но мои перспективы были туманны. Патель мертв, и мне снова придется искать работу. Лицо Минь Хо приняло свое обычное выражение, он был собран и зол. Похоже, думал я, наш медовый месяц окончен. Краем глаза я взглянул на него, и по моей спине побежали мурашки. Таким я его еще не видел. Это было лицо беспощадного убийцы. Я всегда знал, что самые опасные из преступников – те, которыми движет личная ненависть. Именно она была теперь написана на его лице. Какую же роль он приберег для меня?
И в тот момент, когда раздался гудок и пароход стал медленно отваливать от берега, меня словно молния пронзила мысль: он убьет американца, заберет с собой женщину, а меня… Я же единственный свидетель. Вот почему он не желал говорить о своих планах. Я никогда не спешу с выводами и прежде, чем сделать решительный шаг, всегда прокручиваю всевозможные варианты. Но уж если я на что-то решился, меня не остановить. Недаром ко мне прилипло прозвище – Бульдог Блумфилд. Теперь я воспринимал Минь Хо по-другому. Чувство опасности, как зубная боль, то пронзало меня, то отступало на задний план. Это сейчас я все вижу, как на ладони, а тогда во мне лишь зародились подозрения, которые то усиливались, то ослабевали.
– Почему американец убил Пателя? – спросиля я Минь Хо.
– Не твоего ума дело, – отрезал он привычно жестким тоном.
Город исчез из виду, пароход набирал скорость, и как-то сразу наступила ночь. Я поспешил в кафе на верхнюю палубу. Минь Хо пошел за мной. Я заказал самую большую порцию мороженого – это был первый признак того, что на душе у меня скребли кошки. Минь Хо почти ничего не ел и не пил, а я снова надрался.
– Учти, Блумфилд, – сказал он, – это твой последний загул. Пока не поймаем их, ни капли спиртного, понял? – сквозь зубы прошипел он.
Я решил как следует выспаться и проспал чуть ли не всю дорогу до Барселоны, поглядел на нее одним глазком и снова залег до самой Пальмы.
Меня разбудил Минь Хо.
– Вставай, Блумфилд, прибыли.
– Посплю еще минут десять, пока они разгрузятся.
– На, выпей кофе и вставай. – И он протянул мне бумажный стаканчик с кофе, как протягивают кость собаке, чтобы она попрыгала, прежде чем ее получить.
– Жду тебя у трапа. Ничего не забудь. Надеюсь, тебе не надо напоминать, что они – на этом острове?
– На этом острове и без них людей навалом.
– Люди меня не интересуют.
– Минь Хо, открой мне тайну – ты когда-нибудь отдыхаешь?
– Отдохну, когда мышь попадет в мышеловку.
И он вышел. Я неторопливо встал и посмотрел в окно, как идет швартовка. Наконец скрежет кранов и шум моторов стихли. Пора на берег. Охота началась.
Приходится снова исповедоваться. В старости можешь себе позволить говорить то, в чем постеснялся бы признаться молодым. Говорю сейчас, как на духу – я был одержим охотничьим азартом. О тех, за кем я гнался, я даже не думал. Знал, что они враги, вот и все. А о том, что это тоже люди, вынужденные по каким-то причинам скрываться, я не задумался ни на минуту. Не подумал, что они не только жертвы моей охотничьей страсти, но люди, подобные мне.
Испания мне понравилась сразу. Это была любовь с первого взгляда. Все здесь дышало радостью, люди приветливо улыбались, никто никуда не спешил и никому не грубил, а наоборот, старался помочь. В общем, я сразу понял, что поле для предстоящей битвы было весьма удобным. Но исхода сражения я предвидеть не мог, как не мог тогда предположить, что проведу в Испании остаток своих дней.
38
Кала д'Ор оказался тихим, но фешенебельным курортом. Клэю показали маленькую гавань, где стояли яхты, сдававшиеся в прокат. Он обратил внимание, что здесь было немало иностранных машин лучших моделей, отличные магазины самой модной одежды, куда заглядывали весьма богатые покупатели. Клэй и сам хотел прошвырнуться по магазинам, погулять по улочкам, вдоль которых выстроились аккуратные белые домики, но решил отложить прогулку, так как Бернадетт все еще спала в отеле, а ему хотелось разделить это удовольствие с ней. По пути в отель «Тукан» он купил местную газету на английском языке и заказал чашечку кофе, усевшись за столик кафе на главной улице. Оно называлось «У Фернандо» – по имени хозяина, скульптора-самоучки, чьи произведения были расставлены тут же между деревьями. На другой стороне улицы, прямо напротив кафе, находилась небольшая гостиница-пансион. Пока Клэй пил кофе, Фернандо успел рассказать ему о хозяевах пансиона. Он – итальянский граф, она – английская еврейка, которые познакомились в тридцатых годах в Болгарии. Он был дипломатическим представителем Италии, она – Великобритании. Когда началась вторая мировая война, женщина уехала в Англию, а в сорок пятом году получила от него письмо из лагеря для военнопленных. Граф, заметил Фернандо, был убежденным фашистом. Она поехала за ним, и с тех пор они живут в Испании. Граф даже пробовал выступать на корриде, со смехом вспоминал хозяин кафе, но сейчас он знаменит другим – с раннего утра, уже едва держась на ногах, он громко, так что слышно по всей округе, произносит политические речи. Она же, несмотря ни на что, продолжает его любить. Клэй терпеливо выслушал эту душещипательную историю, заплатил за кофе и, дружески распростившись с Фернандо, пошел в отель. Отсюда до него было всего две минуты ходьбы.
Бернадетт спала, несмотря на яркий солнечный свет, заливавший комнату. Она вообще в последнее время просыпалась очень поздно. Клэй вышел на веранду. Кала д'Ор как курорт был построен сравнительно недавно. Он причудливо раскинулся по скалам, окаймляющим уютные маленькие бухты. Когда-то эти места были почти безлюдны и служили надежным убежищем для контрабандистов, которым легко было спрятать здесь и свои суденышки, и привезенный из Танжера груз – сигареты и виски. До побережья Северной Африки отсюда можно было на лодке доплыть за ночь. За сутки удачливый торговец запрещенным товаром мог заработать двадцать пять песет, но теперь здесь расцвел другой бизнес – кафе, рестораны и магазины. Кала д'Ор живет за счет туристов. Иностранцы начали строить здесь собственные виллы. Обо всем этом Клэю поведали аборигены в первый же день. Он стоял на веранде и смотрел вниз на бассейн, где уже начиналась утренняя суета. Ему было все равно, как они проведут сегодняшний день, – пусть решает Бернадетт, а он с удовольствием примет любое ее предложение, лишь бы сохранить в душе это ощущение свободы, когда можно ни о чем не думать и ничего не планировать заранее. Потом, когда она проснулась, они спустились по дороге, ведущей от их отеля к бухточке, и решили понаслаждаться солнцем. Бернадетт натерлась кремом от загара и растянулась на песке. Клэй сел рядом и стал рассматривать довольно многочисленную разноплеменную публику. Больше всего было немцев. Он улыбнулся при мысли, что здесь вполне может оказаться кто-нибудь из его неведомых родственников. Но решил сейчас не думать об этом. Кончится лето, и тогда он продолжит поиски. Его внимание привлекла небольшая яхта, маневрировавшая неподалеку от берега, и ему страстно захотелось ухватиться за румпель. Бернадетт перевернулась спиной к солнцу и протянула ему пузырек с кремом. Он стал растирать ее нежную кожу, ловя на себе завистливые взгляды розово-белых скандинавов.
– Вытри, пожалуйста, пузырек и положи в сумку, – попросила она.
– Будет сделано, мадам, – шутливо ответил он и подумал, что из него получился отличный паж.
– А как насчет кока-колы?
– Как прикажете. – И он побежал за кока-колой, повторяя вслух, какой же он исполнительный, какой чуткий. Немцы пытались заговорить с ним, но он только и мог ответить: «нихт ферштейн».
Черт побери, думал он, ведь если бы его не усыновили, он был бы сейчас вот таким же, как эти немцы, – попивал бы себе пиво, выслушивая упреки милой женушки, и возился бы с непослушными чадами. Боже, благослови Америку! Он вспомнил капитана Нью, часто повторявшего эти слова.
А может, он вовсе и не немец, а родной сын своей родной матери. Она могла сказать, что он приемыш, со зла или спьяну. Да и чего это он зациклился на этом? Сегодня чудесный солнечный день, и американцу-южанину, да еще получившему высшее военное образование, не к лицу распускать нюни. Разноязычная речь, морской воздух и запах подгоревших гамбургеров вернули ему спокойное расположение духа.
Жаль, что все так получилось. О чем он раньше думал? Почему позволил себе поддаться всей этой чертовщине, которая разъединила их с Мардж? Он вспомнил, как Мардж обожала солнце, как любила болтать без умолку. Ему это нравилось. Здесь бы она просто балдела от счастья. Если бы у них все не пошло наперекосяк, он бы не стремился убежать на край света. Может быть, его бы не сбили и никто бы за ним не охотился.
Он подумал, что надо будет позвонить Мардж хотя бы из-за дочери. Но ведь если честно, то он думал не о дочери, а о Мардж. Странно. Но почему странно? Они прожили вместе четырнадцать лет. Обязательно позвоню, решил Клэй. Ей даже во сне не приснится, что бывший женоненавистник нежно натирает лосьоном спину даме. Иногда не вредно вот так лениво и бездумно провести время, чтобы разобраться в себе. Пора наконец решиться и что-то предпринять: поговорить с кем надо, восстановить дружеские связи, все тщательно продумать и прислушаться к голосу рассудка. Ему снова захотелось пить, но он побоялся оставить Бернадетт одну. Без него у нее начинался мандраж. Страх, затаившийся в ней, вырывался наружу, она делалась агрессивной и неуправляемой. Он хотел отпить немного из ее стакана, но она залпом выпила все и повернулась лицом к солнцу. Сзади кто-то восхищенно присвистнул. Скандинавы собрались уходить. Одна женщина одарила его улыбкой, другая, светловолосая, как Мардж, приветливо помахала на прощанье. Он подумал, что им тоже пора уходить – быть может, Бернадетт захочет пройтись по городу.
Бернадетт спала, несмотря на яркий солнечный свет, заливавший комнату. Она вообще в последнее время просыпалась очень поздно. Клэй вышел на веранду. Кала д'Ор как курорт был построен сравнительно недавно. Он причудливо раскинулся по скалам, окаймляющим уютные маленькие бухты. Когда-то эти места были почти безлюдны и служили надежным убежищем для контрабандистов, которым легко было спрятать здесь и свои суденышки, и привезенный из Танжера груз – сигареты и виски. До побережья Северной Африки отсюда можно было на лодке доплыть за ночь. За сутки удачливый торговец запрещенным товаром мог заработать двадцать пять песет, но теперь здесь расцвел другой бизнес – кафе, рестораны и магазины. Кала д'Ор живет за счет туристов. Иностранцы начали строить здесь собственные виллы. Обо всем этом Клэю поведали аборигены в первый же день. Он стоял на веранде и смотрел вниз на бассейн, где уже начиналась утренняя суета. Ему было все равно, как они проведут сегодняшний день, – пусть решает Бернадетт, а он с удовольствием примет любое ее предложение, лишь бы сохранить в душе это ощущение свободы, когда можно ни о чем не думать и ничего не планировать заранее. Потом, когда она проснулась, они спустились по дороге, ведущей от их отеля к бухточке, и решили понаслаждаться солнцем. Бернадетт натерлась кремом от загара и растянулась на песке. Клэй сел рядом и стал рассматривать довольно многочисленную разноплеменную публику. Больше всего было немцев. Он улыбнулся при мысли, что здесь вполне может оказаться кто-нибудь из его неведомых родственников. Но решил сейчас не думать об этом. Кончится лето, и тогда он продолжит поиски. Его внимание привлекла небольшая яхта, маневрировавшая неподалеку от берега, и ему страстно захотелось ухватиться за румпель. Бернадетт перевернулась спиной к солнцу и протянула ему пузырек с кремом. Он стал растирать ее нежную кожу, ловя на себе завистливые взгляды розово-белых скандинавов.
– Вытри, пожалуйста, пузырек и положи в сумку, – попросила она.
– Будет сделано, мадам, – шутливо ответил он и подумал, что из него получился отличный паж.
– А как насчет кока-колы?
– Как прикажете. – И он побежал за кока-колой, повторяя вслух, какой же он исполнительный, какой чуткий. Немцы пытались заговорить с ним, но он только и мог ответить: «нихт ферштейн».
Черт побери, думал он, ведь если бы его не усыновили, он был бы сейчас вот таким же, как эти немцы, – попивал бы себе пиво, выслушивая упреки милой женушки, и возился бы с непослушными чадами. Боже, благослови Америку! Он вспомнил капитана Нью, часто повторявшего эти слова.
А может, он вовсе и не немец, а родной сын своей родной матери. Она могла сказать, что он приемыш, со зла или спьяну. Да и чего это он зациклился на этом? Сегодня чудесный солнечный день, и американцу-южанину, да еще получившему высшее военное образование, не к лицу распускать нюни. Разноязычная речь, морской воздух и запах подгоревших гамбургеров вернули ему спокойное расположение духа.
Жаль, что все так получилось. О чем он раньше думал? Почему позволил себе поддаться всей этой чертовщине, которая разъединила их с Мардж? Он вспомнил, как Мардж обожала солнце, как любила болтать без умолку. Ему это нравилось. Здесь бы она просто балдела от счастья. Если бы у них все не пошло наперекосяк, он бы не стремился убежать на край света. Может быть, его бы не сбили и никто бы за ним не охотился.
Он подумал, что надо будет позвонить Мардж хотя бы из-за дочери. Но ведь если честно, то он думал не о дочери, а о Мардж. Странно. Но почему странно? Они прожили вместе четырнадцать лет. Обязательно позвоню, решил Клэй. Ей даже во сне не приснится, что бывший женоненавистник нежно натирает лосьоном спину даме. Иногда не вредно вот так лениво и бездумно провести время, чтобы разобраться в себе. Пора наконец решиться и что-то предпринять: поговорить с кем надо, восстановить дружеские связи, все тщательно продумать и прислушаться к голосу рассудка. Ему снова захотелось пить, но он побоялся оставить Бернадетт одну. Без него у нее начинался мандраж. Страх, затаившийся в ней, вырывался наружу, она делалась агрессивной и неуправляемой. Он хотел отпить немного из ее стакана, но она залпом выпила все и повернулась лицом к солнцу. Сзади кто-то восхищенно присвистнул. Скандинавы собрались уходить. Одна женщина одарила его улыбкой, другая, светловолосая, как Мардж, приветливо помахала на прощанье. Он подумал, что им тоже пора уходить – быть может, Бернадетт захочет пройтись по городу.
39
Майк еще долго не уезжал из аэропорта после того, как проводил Мардж, настояв на том, что сам отвезет ее в Орли. Самолет улетел, а Майк, сидя в баре, потягивал перно и вспоминал вчерашний день. О чем они говорили? Во всяком случае, не о Клэе. Мардж была поглощена предстоящим путешествием на океанском лайнере – это был первый в ее жизни круиз. Она предвкушала массу впечатлений, хотя и заметила, непонятно почему, что хочет побыть наедине с собой. Все выглядело вполне пристойно, но, видя ее фальшивую улыбку, Майк понимал, что проиграл. Она была, как всегда, привлекательна, и обед, в общем, прошел на высоте, но он все время ощущал ту дистанцию, которой раньше между ними не было. Поздно ночью он проводил ее до отеля, надеясь, что она все же пригласит его к себе. Но Мардж ловко увильнула, отговорившись тем, что утром ей надо встать очень рано. Казалось, они уже забыли, когда последний раз были вместе, однако он был уверен: если эту ночь он проведет с ней, все снова встанет на свои места. Однако ему было суждено остаться около подъезда. Скорее всего Мардж пришла к выводу, что он ей больше не нужен.
Ехать домой? Там его ждали тревога и одиночество. Поэтому он для разнообразия решил провести ночь в «Гранд-отеле». Теперь ему было стыдно об этом вспоминать, но что случилось, то случилось. В гостинице его попросили заплатить вперед, поскольку у него не было багажа. Майк стал объяснять, что уже не раз останавливался здесь и это легко проверить по регистрационной книге, но глубокой ночью возиться с книгами никому не хотелось. Он заплатил, взял ключ и сказал, что провожать его наверх не надо. Он чуть не плакал, так гнусно было на душе.
Возле лифта в конце мраморного коридора стояла восточного типа девушка и следила за цифрами этажей на табло. Наконец двери лифта открылись, и они вошли в кабину.
– Какой вам этаж? – с подчеркнутой вежливостью спросил он.
– Любой…
Он нажал кнопку третьего этажа и встал в углу.
– Вы один? – спросила она.
– Да.
Как только двери закрылись и лифт двинулся, она сделала шаг в его сторону.
– Скучаете?
– Немного.
Лифт остановился, Майк вышел, и она – вслед за ним. «Вряд ли я произвел на нее впечатление своей неотразимой внешностью», – горько усмехнувшись, подумал он. Найдя свой номер, он открыл дверь, вошел в комнату и включил свет. Девушка вошла следом и села на кровать.
– Я думал, вы тоже живете в этом отеле.
Вместо ответа она посмотрела на него долгим взглядом и улыбнулась. Гостья была невысокого роста, смуглой, с немного раскосыми глазами и пухлыми, чувственными губами. Как бы к этому отнеслась Мардж? Да никак.
– Вы американец? – спросила она.
Акцент показался ему знакомым. Наверное, испанка, подумал он.
– Вы угадали.
– У нас, на Филиппинах, много американцев.
– Вы приехали посмотреть Париж?
– Нет, я здесь учусь. Вы любите секс?
– Что вы сказали?
– Знаете, в Париже все так дорого. Я могу доставить вам удовольствие, если вы мне поможете деньгами.
– Сколько вам надо?
Майк не ожидал от себя такого, но было уже поздно.
– Четыреста франков или сто долларов. Не беспокойтесь, вы не пожалеете.
Она снова улыбнулась – фальшиво и мерзко, взглянув при этом на свои часики.
– У меня с собой нет таких денег.
– А сколько у вас есть?
– Ну, долларов пятьдесят… А вообще-то я очень устал.
– Я вас разбужу, будьте уверены. Я могу и за пятьдесят…
Он уж и не помнил, когда в последний раз имел дело с проституткой. Эта же явно не была профессионалкой. Она натянуто улыбалась и будто боялась чего-то, глядя то на дверь, то на часы. Ему хотелось, чтобы она передумала и ушла.
– Ты будешь все делать сама.
– Только деньги вперед.
Он отсчитал пятьдесят франков.
– Всегда лучше сначала покончить с делами, тогда чувствуешь себя более раскованной, – заметила шлюха и начала раздеваться. «Толстая белая коротышка», – с отвращением подумал Майк. Уложив его на постель, она начала снимать с него сначала ботинки, потом – носки и брюки.
– Я сейчас, только схожу в ванну.
Пока она мылась, он позвонил телефонистке и попросил разбудить его в семь утра. Он все еще надеялся, что девица уйдет, но она вернулась.
– Как тебя зовут?
– Лола. Лола Мартинес.
Она его совсем не возбуждала и работала наподобие механика, пытающегося завести заглохший двигатель. Но как она ни облизывала его, как ни сосала его член, Майк лежал, словно бревно. Его раздражала ее нескончаемая болтовня – о том, как тяжело в Париже иностранцам, как она скучает по тропикам и родным. Голос у нее был визгливо-скрипучий.
– Ты слишком агрессивна, – сказал он.
– Вам вернуть деньги?
– Не надо, – покорно ответил он, мечтая только о том, чтобы она поскорей убралась. Но она вспрыгнула на постель, крепко обняла его и положила на себя. Обхватив его своими коротенькими ножками, она изо все сил старалась, чтобы его мягкий член вошел в нее. Когда ей это наконец удалось, она принялась помогать ему телодвижениями. Майк пытался представить себе, что это какая-то другая женщина, но ему не удавалось даже это, ее прокуренный рот и потное тело вызывали только единственное желание: поскорей избавиться от этого кошмара.
Наконец все кончилось, и она издала фальшивый стон, а затем со словами: «Ты великолепен!» – мигом оделась и выбежала вон. Сначала Майк никак не мог заснуть, но потом с трудом пришел в себя – уже от телефонного звонка. Приняв холодный душ, он выскочил на улицу, сел в машину и поехал за Мардж.
И вот ее нет. Сейчас, должно быть, она уже в Марселе. Бросив взгляд на взлетно-посадочную полосу, он расплатился и вышел из бара. Всю дорогу от аэропорта до города он проклинал себя за глупость и доверчивость. Его подло обманули, и виноват в этом был Клэй. Он нажал на газ, взгляд его был устремлен на дорогу, но уйти от проклятых мыслей не удавалось. У него в запасе всего две недели, а у чертова Клэя – полная свобода да еще Мардж, которая до сих пор не может его забыть.
Откуда вся эта напасть? Этот Клэй, шлепнувшийся с неба, не разбившись о землю? Эта Мардж, вторгшаяся в его жизнь и нарушившая ее спокойное течение? Нет, думать обо всем этом уже не было сил. Надо сосредоточиться перед въездом в город – до него оставалось всего десять километров, вот-вот начнутся пробки. Ее пароход отходит в одиннадцать. Ну и пусть, подумал он, ей же хуже, она еще вспомнит его.
Ехать домой? Там его ждали тревога и одиночество. Поэтому он для разнообразия решил провести ночь в «Гранд-отеле». Теперь ему было стыдно об этом вспоминать, но что случилось, то случилось. В гостинице его попросили заплатить вперед, поскольку у него не было багажа. Майк стал объяснять, что уже не раз останавливался здесь и это легко проверить по регистрационной книге, но глубокой ночью возиться с книгами никому не хотелось. Он заплатил, взял ключ и сказал, что провожать его наверх не надо. Он чуть не плакал, так гнусно было на душе.
Возле лифта в конце мраморного коридора стояла восточного типа девушка и следила за цифрами этажей на табло. Наконец двери лифта открылись, и они вошли в кабину.
– Какой вам этаж? – с подчеркнутой вежливостью спросил он.
– Любой…
Он нажал кнопку третьего этажа и встал в углу.
– Вы один? – спросила она.
– Да.
Как только двери закрылись и лифт двинулся, она сделала шаг в его сторону.
– Скучаете?
– Немного.
Лифт остановился, Майк вышел, и она – вслед за ним. «Вряд ли я произвел на нее впечатление своей неотразимой внешностью», – горько усмехнувшись, подумал он. Найдя свой номер, он открыл дверь, вошел в комнату и включил свет. Девушка вошла следом и села на кровать.
– Я думал, вы тоже живете в этом отеле.
Вместо ответа она посмотрела на него долгим взглядом и улыбнулась. Гостья была невысокого роста, смуглой, с немного раскосыми глазами и пухлыми, чувственными губами. Как бы к этому отнеслась Мардж? Да никак.
– Вы американец? – спросила она.
Акцент показался ему знакомым. Наверное, испанка, подумал он.
– Вы угадали.
– У нас, на Филиппинах, много американцев.
– Вы приехали посмотреть Париж?
– Нет, я здесь учусь. Вы любите секс?
– Что вы сказали?
– Знаете, в Париже все так дорого. Я могу доставить вам удовольствие, если вы мне поможете деньгами.
– Сколько вам надо?
Майк не ожидал от себя такого, но было уже поздно.
– Четыреста франков или сто долларов. Не беспокойтесь, вы не пожалеете.
Она снова улыбнулась – фальшиво и мерзко, взглянув при этом на свои часики.
– У меня с собой нет таких денег.
– А сколько у вас есть?
– Ну, долларов пятьдесят… А вообще-то я очень устал.
– Я вас разбужу, будьте уверены. Я могу и за пятьдесят…
Он уж и не помнил, когда в последний раз имел дело с проституткой. Эта же явно не была профессионалкой. Она натянуто улыбалась и будто боялась чего-то, глядя то на дверь, то на часы. Ему хотелось, чтобы она передумала и ушла.
– Ты будешь все делать сама.
– Только деньги вперед.
Он отсчитал пятьдесят франков.
– Всегда лучше сначала покончить с делами, тогда чувствуешь себя более раскованной, – заметила шлюха и начала раздеваться. «Толстая белая коротышка», – с отвращением подумал Майк. Уложив его на постель, она начала снимать с него сначала ботинки, потом – носки и брюки.
– Я сейчас, только схожу в ванну.
Пока она мылась, он позвонил телефонистке и попросил разбудить его в семь утра. Он все еще надеялся, что девица уйдет, но она вернулась.
– Как тебя зовут?
– Лола. Лола Мартинес.
Она его совсем не возбуждала и работала наподобие механика, пытающегося завести заглохший двигатель. Но как она ни облизывала его, как ни сосала его член, Майк лежал, словно бревно. Его раздражала ее нескончаемая болтовня – о том, как тяжело в Париже иностранцам, как она скучает по тропикам и родным. Голос у нее был визгливо-скрипучий.
– Ты слишком агрессивна, – сказал он.
– Вам вернуть деньги?
– Не надо, – покорно ответил он, мечтая только о том, чтобы она поскорей убралась. Но она вспрыгнула на постель, крепко обняла его и положила на себя. Обхватив его своими коротенькими ножками, она изо все сил старалась, чтобы его мягкий член вошел в нее. Когда ей это наконец удалось, она принялась помогать ему телодвижениями. Майк пытался представить себе, что это какая-то другая женщина, но ему не удавалось даже это, ее прокуренный рот и потное тело вызывали только единственное желание: поскорей избавиться от этого кошмара.
Наконец все кончилось, и она издала фальшивый стон, а затем со словами: «Ты великолепен!» – мигом оделась и выбежала вон. Сначала Майк никак не мог заснуть, но потом с трудом пришел в себя – уже от телефонного звонка. Приняв холодный душ, он выскочил на улицу, сел в машину и поехал за Мардж.
И вот ее нет. Сейчас, должно быть, она уже в Марселе. Бросив взгляд на взлетно-посадочную полосу, он расплатился и вышел из бара. Всю дорогу от аэропорта до города он проклинал себя за глупость и доверчивость. Его подло обманули, и виноват в этом был Клэй. Он нажал на газ, взгляд его был устремлен на дорогу, но уйти от проклятых мыслей не удавалось. У него в запасе всего две недели, а у чертова Клэя – полная свобода да еще Мардж, которая до сих пор не может его забыть.
Откуда вся эта напасть? Этот Клэй, шлепнувшийся с неба, не разбившись о землю? Эта Мардж, вторгшаяся в его жизнь и нарушившая ее спокойное течение? Нет, думать обо всем этом уже не было сил. Надо сосредоточиться перед въездом в город – до него оставалось всего десять километров, вот-вот начнутся пробки. Ее пароход отходит в одиннадцать. Ну и пусть, подумал он, ей же хуже, она еще вспомнит его.
40
Огромный лайнер водоизмещением в двадцать тысяч тонн, по словам его капитана-грека, больше походил не на пароход, а на фешенебельный плавучий отель международного класса: два плавательных бассейна, пять палуб для отдыха и развлечений, сауна, спортзал и множество разных салонов и гостиных. В общем, проспекты не могли отразить всего великолепия этого гигантского сооружения, бороздившего воды Средиземного моря. Мардж была приятно удивлена и решила обо всем написать Майку как только окажется на суше.
И команда, и пассажиры были собраны со всего света. В ресторане Мардж заметила несколько знаменитостей, но роскошные блюда в основном французской кухни и вышколенные официанты-итальянцы затмили собой все остальное. Пароход направлялся в Мальорку через Сицилию и Сардинию, а обратно – через Марсель и Монако. Она предвкушала свидание с Пальмой, оставившей в ее сердце неизгладимые воспоминания. Обещали стоянку на целый день, и ей вполне хватит времени, чтобы воскресить в памяти самые, пожалуй, счастливые дни ее жизни. Пассажиры намеревались собраться после ланча и познакомиться поближе, но Мардж не была расположена к светскому общению, она чувствовала себя разбитой после встречи с Майком. Она даже толком не могла понять, что произошло, но он стал ее раздражать. Мардж не желала больше иметь его в качестве любовника. Отныне он становился ее другом, не более того. Сравнивая Майка с Клэем, она все-таки отдавала предпочтение последнему, хотя он и обвинял ее во фригидности. Сейчас она поняла, что это далеко не так, просто у Клэя не хватало терпения. Майка она попросту соблазнила, чтобы он помог ей пережить тяжелые минуты, но Клэй – это совсем другое.
И команда, и пассажиры были собраны со всего света. В ресторане Мардж заметила несколько знаменитостей, но роскошные блюда в основном французской кухни и вышколенные официанты-итальянцы затмили собой все остальное. Пароход направлялся в Мальорку через Сицилию и Сардинию, а обратно – через Марсель и Монако. Она предвкушала свидание с Пальмой, оставившей в ее сердце неизгладимые воспоминания. Обещали стоянку на целый день, и ей вполне хватит времени, чтобы воскресить в памяти самые, пожалуй, счастливые дни ее жизни. Пассажиры намеревались собраться после ланча и познакомиться поближе, но Мардж не была расположена к светскому общению, она чувствовала себя разбитой после встречи с Майком. Она даже толком не могла понять, что произошло, но он стал ее раздражать. Мардж не желала больше иметь его в качестве любовника. Отныне он становился ее другом, не более того. Сравнивая Майка с Клэем, она все-таки отдавала предпочтение последнему, хотя он и обвинял ее во фригидности. Сейчас она поняла, что это далеко не так, просто у Клэя не хватало терпения. Майка она попросту соблазнила, чтобы он помог ей пережить тяжелые минуты, но Клэй – это совсем другое.