Мендельсон. Роберт. Восточная мадонна

   Подали кофе. Чуть позже Мардж отправилась в свои роскошные апартаменты, выдержанные в ее любимых голубых и бежевых тонах. На столике стоял огромный букет цветов – подарок от «Интерконтиненталя». Она легла на широкую кровать и погрузилась в сладкий сон.
   Первые несколько дней Мардж в основном спала с перерывами на завтрак, обед и ужин, немного загорала, иногда брала в руки книгу и рассеянно пробегала несколько страниц. За столом с ней сидела неразговорчивая японка, жена торговца сушеной рыбой из Хоккайдо. Мардж решила, что ей очень повезло, но она ошиблась, поскольку, немного освоившись, японка начала тараторить, не переставая.
   – Чудесная еда, не правда ли? – вкрадчивым голосом спрашивала она.
   – Эта жирная пища не для меня, я на диете, – отвечала Мардж как можно вежливей, – вам повезло, вы худенькая.
   Соседка была явно польщена и продолжала:
   – Я впервые путешествую по морю. Мой муж сказал, что мне надо отдохнуть – наш сын только что сдал вступительные экзамены в университет. Вы не представляете, чего мне это стоило, я занималась с ним с утра до вечера целый год. До сих пор не могу прийти в себя. Говорят, что морской воздух необычайно полезен. На меня он действует как снотворное, я сплю почти все время. Кажется, я наелась на весь день – пять блюд для меня слишком.
   – Сегодня вечером будет большой прием. Вы пойдете?
   – Пока не знаю.
   – А если пойдете, будете танцевать?
   – Буду.
   – С незнакомыми мужчинами?
   – Конечно, не с дамами же!
   Японка тихо засмеялась, застенчиво прикрыв рот рукой.
   – Как вы думаете, нужно надевать вечернее платье?
   – По-моему, мы здесь отдыхаем и можно не придавать значения туалетам. Но если вас это беспокоит, спросите у капитана.
   Лицо Мардж раскраснелось от выпитого бордо и кот-де-рон, ноги стали ватными, и, пообещав японке, что позже выпьет с ней чашку чаю, она пошла к себе. Лежа в полудреме, Мардж видела перед собой измученное лицо Майка в аэропорту, но мыслями снова была с Клэем.
   Потом ей приснился сон. Над их садом низко-низко летела эскадра реактивных бомбардировщиков. На хвосте последнего из них сидел Клэй и держал за нитку разноцветного бумажного змея, метавшегося из стороны в сторону. Лицо Клэя было уставшим и закопченным. Его самолет остановился и завис над домом. Мардж поливала цветы, а рядом на лужайке была ее дочь и еще какая-то миниатюрная женщина, похожая на японку – ее соседку по столу, но более смуглая. В одной руке эта женщина-кукла держала крошечный автомат, а другой – посылала Клэю воздушные поцелуи, на каждый из которых он отвечал радостным смехом.
   Мардж закричала, чтобы он скорей летел, не то самолет может рухнуть на землю. Поскольку моторы молчали и было очень тихо, Клэй наверняка слышал крики Мардж, но почему-то не реагировал. Остальные самолеты развернулись и с противным жужжанием, наподобие огромных комаров, начали окружать Клэя. Послышались выстрелы, и тут вдруг восточная женщина в длинном вечернем платье из куклы выросла до нормальных размеров, лицо ее до неузнаваемости изменилось, и она легла на траву, положив рядом автомат, и медленно начала раздеваться. Откуда-то издалека послышалась музыка, и женщина стала танцевать – совершенно обнаженная. В руках она держала толстую веревку, к которой был привязан самолет, и девица натягивала ее, чтобы он не улетел.
   – Не кричи, – сказала она Мардж, – иначе я отпущу веревку и он улетит навсегда.
   Клэй заплакал, его слезы падали на лицо Мардж, и он умолял: «Не надо, я не хочу танцевать! Не надо!»
   Их дочь играла в пинг-понг с каким-то мужчиной в летной форме. Лица его не было видно. В промежутках между ударами он выхватывал пистолет и стрелял в Клэя, но пули пролетали мимо. Одна чуть не попала ему в голову, и тогда Мардж рванулась к летчику. Она бежала что есть сил, но никак не могла добежать. Летчик сильным ударом послал шарик через сетку, и откуда-то издалека послышался голос: «Четырнадцать – ноль!» Мардж увидела, что это был Майк. Он с улыбкой взглянул на нее и выстрелил в Клэя. «Что ты делаешь?» – в ужасе воскликнула Мардж. «Его необходимо сбить. У меня приказ начальства», – ответил он. Ее ноги приросли к земле, она не могла пошевельнуться. А восточная женщина все росла и росла, пока не сровнялась с вершиной дерева. Тогда она дотянулась до Клэя, и они поцеловались.
   – Скажи отцу, что ему грозит опасность, – крикнула Мардж.
   Дочь что-то ответила ей по-французски, но Мардж ничего не поняла. Ее трясло. Она попробовала схватиться за веревку, но та ускользнула. На лужайке собрались все соседи. Показывая пальцами на голую женщину гигантских размеров, они от души веселились. Потом все обернулись к Мардж и снова начали смеяться. Ей было ужасно стыдно, и вдруг перед ней возникло большое зеркало, в котором она увидела себя абсолютно голой. Ей захотелось лечь в траву, спрятаться, но ноги вросли в землю, и она не могла пошевелиться. Тем временем лицо восточной женщины закрыло собою все небо, она издала душераздирающий вопль и выпустила из рук веревку. Самолет Клэя пришел в движение и стрелой взвился в небо.
   – Видишь, что ты наделала, – грозным голосом сказала женщина и начала быстро уменьшаться. Достигнув нормальных размеров, она облачилась в грязную военную форму, подняла с земли автомат и скрылась в лесу. Мардж услышала выстрелы и увидела в небе дымок от взрывов. И тут она открыла глаза. В каюте было темно. Она попыталась представить себе лицо Клэя, но не смогла и снова погрузилась в сон.

41

   Пожалуй, хуже этого дня в моей жизни еще не было: земля будто уходит из-под ног, все плывет перед глазами, и чувствуешь себя совершенно беспомощным. Наверное, так чувствует себя человек, летящий в пропасть.
   С утра все шло, как обычно. Мы поселились в Пальме в отеле «Мелиа» на Пасео Маритимо в двухкомнатном люксе с видом на залив. Ключи от номера были у Минь Хо, и он в любой момент мог войти в мою комнату. С первых же минут нашего пребывания в Пальме его всевидящее око неотступно следило за мной, а его угрюмый вид действовал мне на нервы.
   Минь Хо с самого начала прибрал к рукам все деньги, и я жил, можно сказать, на подаяние. В ресторан мне ходить не разрешалось, и ели мы в самых дешевых забегаловках. Мне даже приходилось самому стирать себе белье, чтобы сэкономить на прачечной. Брюки, которые я купил в Генуе, стали мне малы, так как я опять поправился, и, чтобы скрыть живот, я вынужден был носить рубашку навыпуск. Жара стояла просто немыслимая. Почти все время мы проводили на улице, наблюдая за прохожими, объездили все окрестности, но тщетно – полковника и его спутницы, казалось, и след простыл. Тогда я пошел в «Америкэн экспресс» и пообещал одному служащему тысячу песет, если он даст мне знать, когда у них появится полковник. Я сказал ему, что у меня для полковника приятный сюрприз, поэтому мне хотелось бы застать его, так сказать, врасплох. Судя по всему, денег у Клэя было навалом, потому что в «Америкэн экспресс» он пока не заходил.
   В то утро, о котором идет речь, я проснулся с мыслью, что терпение, которое всегда меня выручало, иссякло, я дошел до ручки. Жалость к самому себе сменилась неудержимым гневом. Лежа в постели, я посмотрел на часы – было шесть, и, набрав номер диспетчера, я попросил его срочно соединить меня с Гонконгом и дал номер своего банка. Минь Хо уже ушел в очередное загадочное путешествие по городу, и некоторое время я мог побыть в одиночестве, но ровно в девять мне, по установленному им порядку, надлежало с ним завтракать. Вскоре меня соединили с Гонконгом, и к телефону подошел управляющий банком. Я сообщил ему, что нахожусь на Мальорке и что мне необходимы деньги, которые он может перевести в «Америкэн экспресс» в Пальме. Записав мой адрес, он сказал, чтобы я не беспокоился.
   – Кстати, – добавил он дружески, – я с сожалением узнал о смерти мистера Пателя, он был нашим постоянным клиентом. И вы знаете, каков был его последний взнос? Никогда не угадаете! Он положил деньги на ваш счет.
   – Видимо, это мое жалованье?
   – Отнюдь. Он сказал, что это нечто вроде премиальных – сто тысяч гонконгских долларов. Он внес их наличными за день до того, как его убили.
   – Вы не знаете, убийцу не нашли?
   – Пока нет, но полиции о нем уже все известно, вчера в газете был помещен рисунок, сделанный художником на основании имеющихся примет.
   – Представляю себе. Это офицер вьетнамской армии, такой плотный, небольшого роста, верно?
   – Вовсе нет. Он действительно вьетнамец, но совсем другой. Худенький такой, в очках. Подозревают, что он вьетконговец. Его видели с мистером Пателем в «Бэронз», ну вы знаете этот ресторан. Они вместе ушли оттуда. Любопытная подробность: мистер Патель подозревал, что его хотят убить, и нанял двух телохранителей из школы воинских искусств Сучанга. Об этом тоже было в газетах.
   – И что же они?
   – Мистер Патель попросил их уйти во время обеда.
   – Полиция занимается этим?
   – А как же. Газеты ссылаются именно на полицейские источники.
   Кровь застучала у меня в висках, а в душу закралось страшное подозрение. Попрощавшись с управляющим, я попросил телефонистку немедленно соединить меня с полицейским участком, с тем самым приятелем, с которым я недавно говорил.
   – Рад слышать твой голос, Бульдог. Что поделываешь в Испании?
   – Долго рассказывать, потом как-нибудь. Ты мне лучше скажи насчет моего босса, мистера Пателя, вы ищете убийцу?
   – Еще как ищем, уже многое известно.
   – Расскажи.
   – Тот еще тип. Знаем, что два месяца назад он улетел из Гонконга в Цюрих под собственным именем. Мы сделали запрос в авиакомпанию, самолетом которой он летел, но ответа пока не получили.
   – Слушай, я, кажется, смогу вам помочь. Как его зовут?
   Казалось, прошла вечность, прежде чем я услышал в ответ:
   – Его зовут Минь Хо. Учти, он не дилетант, а настоящий убийца. В море выловили труп с точно такой же раной. Это был вьетнамец по имени что-то вроде Нгуен Ван, сейчас не могу вспомнить. Сначала в убийстве Пателя подозревали именно его, а потом мы напали на след другого. Кто-то звонил в полицию и справлялся насчет убитого. Может, и сам Минь Хо. В аэропорту Кай Так сообщили, что они прилетели в Гонконг одним и тем же рейсом. Ну что, Бульдог, ты и вправду можешь нам помочь?
   Мне польстило, что он назвал меня моим старым прозвищем.
   – Могу. Только не трепись никому, понял?
   – Иначе я не был бы полицейским и твоим другом, старина.
   – Ладно, дружище, жди весточки.
   – Все-таки непонятно, как твой босс попался. Он же не вчера родился. Уж как мы хотели поймать его на крючок, и то не получилось. Теперь уже можно сказать: копали под него изо всех сил, но ничего не нашли. Ты не поверишь, но даже американцы им интересуются. Звонил какой-то полковник ВВС Картер, из Парижа, по-моему. Еще один тип явился из Сайгона через несколько дней после убийства и все вынюхивал, заходил даже в его бывшую контору. Янки вели там какое-то расследование, но нам, естественно, ничего не сказали. После его смерти они вроде прикрыли это дело. Будь осторожен, Бульдог, будь очень осторожен!
   – Не волнуйся, мой старый друг при мне.
   – Дай Бог, чтобы он тебе не понадобился. И держи меня в курсе.
   Мы распрощались. Я весь взмок и был не в силах пошевельнуться. Гнев переполнял все мое существо. И тут появился Минь Хо. Как всегда, неожиданно. Он вошел в комнату с видом хозяина, будто все вокруг – и я в том числе – было его собственностью. В глазах застыла угроза.
   – Я пытался дозвониться снизу, но телефонистка сказала, что ты беседуешь с Гонконгом. Любопытно, с кем именно. И как ты посмел звонить без моего разрешения. Я не собираюсь оплачивать твои переговоры.
   – В этом нет необходимости, – как можно спокойнее постарался ответить я. – Я звонил в свой банк, и сегодня мне пришлют деньги на мои личные нужды.
   – Ну ладно, пойдем завтракать.
   Вряд ли он мне поверил. Передо мной стоял убийца мистера Пателя. Я мог пристрелить его на месте. Но почему-то не сделал этого. Изо всех сил я пытался приглушить гнев: ситуация изменилась на сто восемьдесят градусов, надо было все тщательно обдумать.
   – С тобой что-то происходит, – заметил он.
   – Просто мне надоело, что вы обращаетесь со мной, как с мальчишкой.
   – Здесь очень дорого, а нам надо экономить, пойдем перекусим где-нибудь, – миролюбиво предложил он.
   Мы уселись в небольшом кафе в двух шагах от нашего отеля и заказали по чашке кофе с булочкой. Пока я механически жевал и пил, я все размышлял, когда же, по его мнению, настанет мой час. Не раньше, думал я, чем он найдет эту девицу. Скорее всего он постарается убить меня где-нибудь в укромном месте подальше от отеля. Молодец я, что, как всегда, взял с собой свой старый полицейский револьвер. В гонконгском аэропорту меня хорошо знали и не проверяли. Мой старый друг проехал со мной через всю Европу. Я завернул его в целлофан и спрятал в бачок над унитазом. Если Минь Хо и нашел его, то мне об этом он, естественно, не сообщил.
   – Что нового в Гонконге? – спросил он.
   – Понятия не имею. Мой управляющий в банке не делится со мной новостями светской жизни.
   – Пошли на площадь, у меня предчувствие, что сегодня мы их встретим.
   Он и раньше не раз говорил о своих предчувствиях. Я молчал и напряженно думал. Итак, у него какой-то свой замысел насчет этих двоих. Мне же надо разработать свою стратегию. Думай, Бульдог, думай. Я смотрел на прохожих и наконец меня осенило. Мне надо успеть найти их первым – найти и предупредить. Особенно женщину. Иначе мы все пропали – он убьет сначала их, потом меня. Отныне, сами того не подозревая, полковник и его спутница становились моими союзниками против Минь Хо.
   Как все переменчиво в этой жизни. В тот день мои бывшие жертвы стали мне ближе родственников. Если бы в тот момент я не был охвачен гневом и не понимал, что нужно во что бы то ни стало собрать всю волю в кулак, я бы уже тогда начал мучиться чувством вины перед ними. Но муки совести начали терзать меня много лет спустя.
   Всю дорогу, пока мы шли до площади, Минь Хо хранил молчание, но взгляд его, казалось, проникал под оболочку моего мозга. Мне было жутко, и я молил Бога, чтобы мы не встретили их.
   Проходя мимо «Америкэн экспресс», я зашел внутрь, однако мой знакомый сказал, что мистер Уэйн-Тернер еще не появлялся. Минь Хо не отступал от меня ни на шаг. Я ответил, что сейчас пришел по другому поводу – в конце дня на мое имя должны поступить деньги из Гонконга, и я бы хотел, чтобы мне позвонили в отель.
   Немного погодя мы уже сидели в кафе на площади, и я заказал чашку чая. Минь Хо расслабился и снова повторил, что сегодня они обязательно появятся, но я сделал вид, что не слышу.
   – Мне нужно немного денег, – твердо сказал я.
   – Зачем?
   – Купить себе пару штанов, если не возражаете. Я не прошу об одолжении, потому что верну сразу же, как только получу перевод.
   – Чуть позже сходим вместе, – ответил он с улыбкой. Думаю, на этот раз – поверил. А я придумывал варианты, как оторваться от него, чтобы позвонить своему другу-полицейскому. Гнев уступил место здравому смыслу. Как-то раз Минь Хо порекомендовал мне воспринимать все хладнокровно. Что ж, последую его совету. Теперь он что-то говорил насчет ночного шоу, что, мол, можно совместить приятное с полезным, но я не слушал, а думал о своем.

42

   – Неплохо, – сказал Клэй, наслаждаясь коньяком. Это была уже третья порция «Фундадора». Они сидели в баре Фернандо, разглядывая главную улицу города. Итальянский граф на противоположной стороне только что закончил долгую трескучую речь, главная мысль которой сводилась к тому, что в мире нет должной дисциплины. А вот фашисты знают, как навести порядок. Граф произнес эти слова и умолк, потому что жене наконец удалось затащить его внутрь здания. Он едва держался на ногах и спотыкался на каждом шагу.
   – Горбатого могила исправит, – произнес англичанин за соседним столиком. – Мало их поколотили в сорок пятом.
   – Полагаю, вы правы, – откликнулся Клэй.
   – Конечно же, прав, – вступила в разговор Бернадетт. – Фашисты ничему не способны научиться.
   – Откуда вы? – спросил англичанин.
   – Из Нового Света.
   – И что же вас сюда занесло? У вас же есть и Калифорния, и Флорида, да и Гавайи под боком, черт побери. – Я канадец. Жил одно время в Швейцарии. К тому же нам пришла мысль взглянуть на Испанию, прежде чем возвращаться в Ванкувер.
   – У вас есть работа? – продолжал англичанин допрашивать Клэя.
   – Больше нет, – ответила Бернадетт внезапно осипшим голосом, и Клэй в смущении отвернулся. Англичанин пристально посмотрел на молодую женщину. Загар необычайно красил ее, в своем белом хлопковом платье она была просто восхитительна. Не в силах оторвать от нее глаз, официант все время вился вокруг них, расплескивая пиво на сидевших поблизости. Он постоянно подливал в бокал Клэя, пока Бернадетт не остановила не в меру услужливого парня.
   Сделав небольшой глоток чаю со льдом, она взглянула на Клэя. Ничего не скажешь, привлекательный мужчина, подумалось ей, но в последнее время стал много пить – раньше за ним такого не водилось. Тяжелый дух перегара вызывал у нее отвращение, напоминая о борделе на сайгонской улочке: белые тела, блевотина, пожар…
   Но ведь здесь все – другое. Когда же наконец она перестанет себя мучить? Прохожие обращали внимание на хорошенькую женщину, тыкали в ее сторону пальцами, а некоторые – даже фотографировали. Бернадетт казалось, что ее посадили в клетку. Она думала, что так откровенно на нее не глазели даже в Париже. Европейцы считают нас существами низшей расы, сказал ей когда-то давным-давно Минь Хо, но тогда она лишь посмеялась над его словами. Вот почему мы должны сражаться за независимость, настаивал он. Должно быть, ему удалось меня убедить, подумала Бернадетт, если я не раздумывая последовала за ним во Вьетнам. Но не только из-за Минь Хо она оставила Париж, были и другие причины.
   – Почему все таращатся на меня? – прошептала она Клэю.
   – Потому что завидуют.
   Женщины вокруг были одеты сногсшибательно. Может, и ей стоит пройтись по магазинам? Бернадетт слегка знобило, наверное, она слишком долго пробыла на солнце. Сейчас, пожалуй, самое время вернуться в отель. Клэй согласился. В последнее время он соглашался со всем, даже в тех случаях, когда ей хотелось, чтобы он проявил строптивость. Господи, Бернадетт, до чего же ты несносная, все тебе не так, сказала она сама себе. На улице играла музыка, и казалось, Клэй находится в хорошем расположении духа. Официанты и некоторые местные жители уже называли его по имени. Он все болтал с англичанином. К этому невозможно было приревновать, но она все равно ревновала. Нет, не ревновала, а просто боялась, что, получше приглядевшись, Клэй поймет, что ей невозможно угодить, поскольку она сама не знает, чего хочет. Потому что она напугана, потому что никому не приносит добра. Она грешна, отец ее – грешник, а мать – шлюха. Господь же заставляет детей платить за грехи родителей.
   Клэй был предельно внимателен – следил, чтобы ее бокал был полон, а на плетеном стуле лежала подушка. Научится ли она когда-нибудь с благодарностью принимать знаки его внимания?
   Женщины глазели на нее еще больше, чем мужчины. Наверное, думали, что она – его любовница. Клэй и Бернадетт определенно не производили впечатления супружеской пары, так чему же удивляться? Она действительно была его любовницей.
   Бернадетт не любила думать о себе, как о любовнице или обманщице. Как о той, которая крадет время, принадлежащее семье. Такие, как она, продажны, жены ненавидят таких, и Бернадетт отчетливо читала это в женских взорах. Да нет же, хотелось прокричать ей, у него сейчас нет никого, кроме меня. Мы вместе не из-за денег – нас объединяют страх, воспоминания о мучительном детстве и опасное путешествие в никуда.
   Любила ли она его? Бернадетт часто задавала себе этот вопрос. Нет, не любила, когда он выглядел счастливым, беззаботным и независимым. Очень скоро, пропустив еще несколько порций коньяку, он станет пьяным, слюнявым и болтливым. Она взяла его стакан и вылила содержимое в горшочек с геранью. Он не заметил, поскольку был полностью погружен в беседу с англичанином о парусных судах.
   Англичанин сказал, что у него есть яхта, которая стоит сейчас в порту. Не хочет ли Клэй прогуляться по морю? А как посмотрит на эту идею леди? Возможно, ей понравится. Ясное дело, понравится, заверил Клэй. Она и сама – опытный яхтсмен, добавил он с гордостью. Почему мужчины всегда хвастают? – мысленно спросила себя Бернадетт.
   – Давайте как-нибудь совершим такую вылазку, – предложил Клэй, взглянув на нее.
   – С удовольствием, – отозвалась она.
   – Вот и отлично, – сказал Клэй таким тоном, будто она была его собственностью.
   Подошел официант, и Бернадетт заказала два кофе.
   Вот такой и должна быть жизнь, подумалось Клэю. Никаких тебе завтра, сегодня, начальства с его приказами. И никому до тебя нет абсолютно никакого дела. Интересно, а что обо всем этом подумала бы Мардж? Он выпил кофе и расплатился. Бернадетт встала, он поднялся вслед за ней. Ах, с каким удовольствием он бы еще побыл здесь, но ей не нравилось засиживаться допоздна.
 
   Глубокой ночью зазвонил телефон.
   – Поздновато работаете, – говоривший не представился.
   – Да, – ответил Майк Картер.
   – Планы меняются, – сказал голос. – Нескучное дельце. Вам повезло: ваша задача сужается. Надо только найти его. Как только с уверенностью определите, где он, звоните нам в Лондон. Работу завершит другой человек, профессионал. Не скрою, мы с облегчением вздохнули, поскольку умываем руки. В общем, Картер, для вас это честь. Ваш послужной список не запятнан. Свалите эту гору с плеч. Позвоните, когда узнаете, где он обретается.
   – Весьма признателен…
   – И запомните, полковник, у вас на все – неделя сроку. До свидания.
   Майк опять оказался брошен на произвол судьбы. В помещении было душно и жарко, он встал, чтобы открыть окно. Дело не продвинулось ни на дюйм. Все источники информации исчерпаны. Все, что у него есть, – «атташе-кейс» с двумя автоматическими пистолетами. Люди в Сайгоне, Цюрихе и Гонконге ждут от него инструкций, но он не знает, что им приказать. Майк откинулся в кресле, скрестив ноги. Так, значит, его в конце концов пожалели. Нет, жалость тут ни при чем – от него просто отказались. Им нужна быстрота, хладнокровие, хватка, которыми он не обладает. Теперь у Клэя было еще меньше шансов на спасение. Нет таких коней, чтобы вынесли его из беды.
   Майку придется разыскать его. И тут его посетила идея: а ведь Клэю надо на что-то жить. Краденого золота не хватило бы на столь длительное время. Клэй наверняка был в Европе. Из Гонконга дошли слухи, что он направился в Швейцарию. Должно быть, у него там деньги. Это могло быть зацепкой. А что если он в Монако? Майк знал, кто мог помочь в этом деле. Он отдал секретарю распоряжение: никого не принимать. А он пока поспит в своем кабинете. В любом случае, отсюда лучше смотреть на луну, подумал Майк.
 
   В эту воскресную ночь оркестр допоздна играл латиноамериканские мелодии. Белое и черное – такова была тема вечеринки, бурлившей на корабельной палубе. Люди, пившие экзотические напитки из бокалов, украшенных тропическими цветами, излучали довольство. Отбросившая стеснительность японка танцевала на площадке, нервно улыбаясь партнеру. Мардж сидела за столом рядом с танцплощадкой. Пристукивая ногой в такт музыке, она чувствовала себя счастливой и отдохнувшей. Ее одолевало любопытство, хотелось увидеть мужа. Возможно, мысли о нем навевали ей настенные панно, изображавшие джунгли. Но дело не в джунглях – мечты о Клэе не оставляли ее. В этом было что-то мистическое. Подошел капитан и пригласил ее на танец, но Мардж отказалась.
   Когда японка вернулась, ее лицо горело.
   – Мой муж не умеет танцевать, – посетовала она.
   – А у вас отлично получается, – ответила Мардж.
   – В школе, где я училась, давали уроки танцев. Как давно это было!
   – Это как езда на велосипеде. Танцевать никогда не разучишься.
   Напитки были бесплатными. Затем последовали костюмированное представление и в полночь – поздний ужин. Неплохой аппетит для столь миниатюрной леди, иронично подумала Мардж о японке. Она встала, чтобы немного пройтись по палубе. Прочертив длинную серебряную дорожку от кормы до самого горизонта, в небе сияла луна, спрятавшись по темным уголкам, ворковали парочки.
   Мардж пришлось поддержать беседу с пожилой англичанкой – титулованной леди, которая пристроилась рядом.
   – До чего же я люблю эти ночи, дорогая, – мечтательно проворковала старая дама.
   – Да, они прекрасны.
   – Вам когда-нибудь приходилось путешествовать по Средиземному морю?
   – Только однажды, очень давно.