Меньшов Виктор. Перстень Люцифера

   Сделав всем ручкой, он вышел на заплетающихся ногах, неуверенной походкой. Женька покачала головой и вышла следом. Она спешила в подвал.
   Глава двадцать первая
   Волшебные Истории Всадника /продолжение/
   Войдя в подвал, она озабоченно посмотрела на часы, и покачала головой. Направилась было к Всаднику, но тот остановил ее движением руки, давая понять, что видит происходящее вокруг, но подходить к нему не надо.
   Мышатник на мгновение очнувшись, тоже что-то заметил. Он открыл уже рот, но Всадник свободной рукой прихватил его за полу и притянул к себе, потом наступил на край длинного серого плаща Мышатника, и приставил к его животу кинжал.
   Теперь Всаднику стало совсем тяжко: шпагой он щекотал горло Какашкину, а кинжалом удерживал на месте Мышатника. При этом он должен был не прерываясь рассказывать свои бесконечные Волшебные Истории:
   - Собрался уже суровый Старейшина ремесленников отчитать нерадивого мастера, наплодившего таких уродов, да еще и поощряющего своими игрушками стяжательство, но заметил, что мастер горбат.
   Смутился Старшина, и пожалел уродца. Слукавил он перед собой. Подумал он при этом так: вот сидит человек, который не может делать какой-либо другой работы по причине своего увечья, с трудом научился бедняга лепить этих уродцев. Господь не дал ему таланта, и не дал возможности работать так, чтобы прокормить семью, а просить милостыню это человек, наверное, стесняется.
   Поразмыслив так, Старейшина купил у Горбуна самую уродливую кошку-копилку, заплатив за нее большую золотую монету.
   Весь базар ахнул. Bсe знали, что Старейшина может пожурить мастера, может похвалить его, но что Старейшина покупает очень-очень редко, и только изделия Великих Мастеров.
   Базар зашумел, закипел, зашептался, задумался, заволновался...
   А поскольку Старейшина никому не пояснил свой поступок, то правильно поняли почему он купил это страшилище, только совсем немногие. Все остальные пришли к выводу, что они сами чего-то не поняли в мастерстве Горбуна, просмотрели то, что смог увидеть только такой Великий Maстер, как Старшина ремесленников.
   Что поделать -замечательные мастера и искусные ремесленники, они были все-таки людьми мастеровыми, неискушенными во всех тонкостях всех ремесел. Прекрасно зная свое дело, все тонкости в нем, они доверяли мнению других, когда речь шла об изделиях другого цеxa.
   Решив, что они не сумели разглядеть нечто, действительно достойное внимания, стали наперебой покупать изделия Горбуна. По базару пополз, а потом и просто полетел слух, что появился в Городе чудо Мастер за изделиями которого приходил на базар сам Старейшина. И не просто купил, а отдал за глиняную безделицу целую большую золотую монету!
   Слух переполнил базар и выплеснулся из него, как вода из кипящей кастрюли, на улицы Города. Валом повалил народ посмотреть на этого чудо-Мастера и его изделия.
   И заморские купцы, и просто досужие и праздные гости бросились на базар, скупать эти чудесные изделия, чтобы потом развести их по всему миру, славя Горбуна.
   За то, за что с утра никто не давал и медной монеты, платили серебром, а к обеду - только золотом!
   В мгновение ока раскупили товар Горбуна. А народ все подходил и подходил. И все спрашивали только одно: будет ли еще товар?
   Шумела толпа вокруг Горбуна. А он молча сложил мешок, так же молча и не считая, ссыпал золотые и серебряные монеты в большой кошель у пояса так небрежно, словно это было не серебро и золото, а простая мелкая медь.
   Перекинул он мешок через плечо, и пошел прямо на толпу, низко наклонив голову, укрыв лицо капюшоном. Толпа разом притихла и расступилась, пропуская его, не зная сама, почему она это делает. Горбун побрел, загребая ногами базарную пыль, через Городские ворота...
   Когда самые любопытные выскочили следом за ним, чтобы посмотреть, куда же он пойдет, того и след простыл. Только здоровенная крыса, горбатая, с розовым голым хвостом, косясь на людей красным, налитым кровавой злобой глазом, перебежала дорогу прямо по ногам любопытных, изрядно их напугав, и скрылась в какой-то щели, так и не обратив на людей никакого внимания.
   Любопытные потолкались около ворот, посудачили между собой и разошлись. Но в Городе до самого позднего вечера, до самого-самого позднего вечера, только и говорили в каждом доме, что о Горбуне и о его кошках-копилках.
   Рано утром, как всегда, люди заспешили в цеха и на базар.
   И самые ранние покупатели и торговцы увидели сидевшего на коврике, в углу, расставив перед собой прямо на земле кошек, Горбуна.
   Сыпались золотые в базарную пыль к ногам Горбуна. Не наступил еще полдень, а весь товар у него был раскуплен.
   И опять стояла напротив него толпа и спрашивали люди, когда будет еще товар.
   Опять не отвечал Горбун, молча, как и накануне, собрался, и ушел через те же ворота, загребая пыль ногами, унося на плече пустой мешок, и тугой кошель у пояса. Помчались вслед за ним мальчишки, но только опять большущую горбатую крысу увидали они.
   Тогда многие удивились и вспомнили, что в Городе уже много десятилетий не было ни одной крысы. Но тут же о ней и позабыли, заспорив о том, куда же мог подеваться Горбун.
   Так и не придя к единому мнению, они разошлись, поскольку дел у каждого имелось превеликое множество.
   Но в Городе стали происходить престранные дела: по ночам тех, кто купил у Горбуна кошек-копилок, начинало будить мяуканье. Они просыпались, зажигали свечку, обходили весь дом, в поисках кошки, но никого не находили. Полусонные горожане возвращались в постели, но стоило им задуть свечу в изголовье, как тут же снова возникало протяжное мяуканье.
   Наконец один горожанин, ошалев от ночных воплей, обходил в сотый раз свой дом в поисках невидимой кошки, и наткнулся на стоявшее на подоконнике глиняное изваяние горбатого уродца. Он взял кошку в руки, повертел ее, и заметил сзади щель для монет. И вспомнил, что это - копилка. Не очень понимая спросонок зачем он это делает, бросил туда несколько монет. Потом он побрел спать, и - о чудо! - мяуканье прекратилось. Довольный и радостный избавлением от мучений, он рассказал утром об этом своим соседям. Те рассказали своим соседям, и так далее...
   Так горожане стали спать, не опасаясь, что их разбудит кошачье мяуканье.
   Но теперь им приходилось помнить не только о своих делах, но и о том, что надо отложить несколько мелких монет, чтобы было что бросить вечером в утробу глиняным кошкам-копилкам. Горожане быстро привыкли к этому. Многим даже нравилось, как весело звенят монеты в утробах уродцев. Многим даже стало казаться, что на брезгливо-унылых мордочках стали появляться улыбки. Вернее, подобия улыбок. А другим понравилось уже не то, что прекратилось мяуканье, а то, как наполняются утробы уродцев.
   А кто-то подумал о том, что так можно скопить много-много денег и разбогатеть. И этот кто-то стал ограничивать себя во всем, чтобы сэкономить монету-другую для глиняного уродца.
   И глядя на него, стал копить деньги другой, а потом - третий, четвертый...
   Скоро весь Город погряз в жадном накопительстве. Кошки-копилки раскупали нарасхват, но зато отказывали себе в другом, даже самом необходимом, думая о том, что вот накопится огромная сумма денег и вот тогда...
   А пока все ходил грязные, оборванные и голодные. Мастерские закрывались одна за другой, никто ничего не покупал. Все копили. Скоро у каждого горожанина стояло дома по несколько битком набитых кошек-копилок.
   Но разбивать их жалели. Хотели накопить еще и еще. И покупали все новые и новые копилки, а сами попрошайничали на улицах.
   Но никто никому ничего не подавал и не давал. Все стали воровать и грабить, обирать друг друга. Копилки стояли набитые деньгами, а сами люди жили в беспросветной нужде, грязные, дрожащие от холода, голодные. Все стали подозрительны, жадны и лживы по отношению к другим.
   Весь Город был подчинен одной страсти: копить, копить, копить...
   Когда же, совсем оголодав, один горожанин попробовал разбить копилку, то она зашипела на него ужасным шипением. Испугался горожанин, и отдернул руку. А поздно вечером он шел, прижимаясь к стенам, оберегая на груди кошку-копилку. Он искал Горбуна. На улицах было темно и страшно. Вдоль пустынных тротуаров свистел ветер. Горожанин шел туда, куда его гнал, подталкивая в спину, мусорный ветер.
   И привел он его к воротам Города. Он остановился, огляделся по сторонам, и в стене, возле самых городских Ворот, он разглядел крохотную дверцу. И очень удивился, что бывая здесь почти ежедневно, он не замечал этой странной дверцы на протяжении многих лет, прожитых им в Городе. Почему-то, он сам не знал почему, он точно знал, что ему нужна именно эта крохотная дверца.
   Он сел на корточки и с трудом приоткрыл дверку, поддев пальцем.
   - Эй! Есть там кто за дверями?! Выйди! У меня к тебе дело!
   Прокричал горожанин в темноту.
   К его удивлению из-за двери, из темноты, раздался голос:
   - Если пришел, проходи. Я не люблю разговаривать на улице.
   Горожанин огляделся, и с удивлением заметил, что дверца стала совершенно нормального размера, и он спокойно может пройти в нее, даже не пригибаясь. Но уже заходя в дверь, он поднял голову и с ужасом понял, что это не дверь увеличилась, а его кто-то уменьшил.
   Но что оставалось делать? Он вошел в двери, и спустился по ступенькам. Пройдя по узкому, длинному коридору, он оказался в огромном зале, где по стенам горели воткнутые в специальные держатели, факелы, освещая мрачную роскошь зала. На стенах висело дорогое оружие, осыпанное драгоценными камнями. Тяжелыми волнами спускалась со стен парча, отсвечивая черным золотом. В центре зала стоял большой стол, возле которого горел огонь в чаше, покоившейся на треножнике. Вокруг не было ни одного стула, скамейки, или хотя бы табуретки. Крышка стола сделана была из цельного куска черного полированного мрамора.
   - Что скажешь, горожанин? Какое у тебя ко мне дело? - Раздался за его спиной тихий голос.
   Это заговорил Горбун, вышедший из тени. Капюшон плаща скрывал в тени его лицо, только высверкивали из-под капюшона красноватыми бликами глаза. Горбун подошел к горожанину неслышными шагами. Заглянул ему прямо в лицо, как иголками уколол, и выдернул, ни слова не говоря, у него из-под локтя кошку-копилку.
   Горбун захихикал, поставил ее на стол, ласково погладил по горбатой спине. При этом горожанин готов был поклясться, что услышал как кошка выгнула спину и замурлыкала.
   Горбун спросил, не оборачиваясь:
   - Что надо? Только быстро! Мне некогда.
   Горожанин стал путано и длинно объяснять, но Горбун, не дав ему даже закончить, резко перебил:
   - Половина моя.
   - Чего половина? - не сразу понял горожанин, но тут же сообразил, и возмутился. - За что - половина? За то, чтобы разбить какую-то копилку?! Где такое видано?! Это же мои деньги! Я их накопил!
   - Твои деньги - ты и доставай, - резко ответил Горбун, отодвинув копилку на край стола.
   Горожанин схватил ее трясущимися от жадности руками, и засунул поскорее за пазуху. Оттуда немедленно раздалось сердитое, злобное шипение, и не на шутку перепуганный горожанин, вздохнув, вынул копилку обратно, и обреченно поставил ее на стол.
   - Согласен! Разбивай, - вздохнул он еще раз.
   - Еще бы ты не согласился! - зло усмехнулся Горбун. - Куда бы ты от меня делся?!
   Он пододвинул по столу копилку к себе поближе, пробежал по ее спине пальцами, словно успокаивая, и - взмахнув рукой, с неизвестно откуда взявшимся в ней молотком, опустил его прямо на горб кошке...
   Раздалось, как показалось горожанину, резкое мяуканье, потом его тут же заглушил звон, посыпались на стол и на пол черепки и монеты.
   Горбун молча позволил горожанину ползать по полу и собирать эти монеты, потом он все также, жестом, предложил ему ссыпать все найденное на стол и сам, пересчитав, разделил монеты пополам.
   Одну половину он небрежно подвинул горожанину, а вторую ссыпал в известный всему Городу кошель у пояса. Брезгливо дождавшись, когда горожанин соберет и распихает свою долю по карманам, Горбун молчаливым жестом отправил его домой.
   Тот, согнув спину, вышел на улицу. Оглянулся. Дверца за его спиной стала опять совсем крохотной. В нее могла протиснуться, ну разве что, большая крыса.
   С этой ночи у маленькой дверцы в стене каждую ночь выстраивались молчаливые очереди, в которых стояли люди, прятавшие что-то на груди под одеждами. Никто из горожан не мог самостоятельно разбить свою копилку. Кошки шипели, скалились, а иногда, говорят, даже жестоко кусались. Вот и шли горожане к Горбуну, который один только имел власть над своими уродцами.
   А он забирал у них ровно половину с таким трудом накопленного, только за то, что разбивал копилку. И ладно бы еще так. Но люди, заболевшие стяжательством, потратив немного денег, утолив голод тут же шли и покупали новую копилку, и складывали опять туда гроши, чтобы опять отнести Горбуну половину.
   Скоро Горбун не вылезал из своей норы даже для того, чтобы продать новые копилки, взамен разбитых. Копить стало нечего. Теперь он разбивал самые последние копилки в Городе, чтобы вытрясти оттуда последние гроши...
   Настала, наконец, ночь когда никто не пришел к нему.
   Тогда он, брюзжа и ругаясь, выполз в Город.
   То, что он увидел, было ужасно. Люди Города, обнищав до предела, оголодав, бросались один на другого, чтобы отнять последнее. И перебили они друг друга в жестоких схватках. Не было больше в Городе живых. Повсюду лежали трупы. Черный дым стелился по земле. Догорали прекрасные дома, чернели дырами выбитые яркие витражи. Пнями торчали вырубленные прекрасные сады, которые радовали всех.
   Смерть и запустение воцарились в Городе.
   Вышел Горбун на середину некогда веселого и шумного базара, и встал он посередине базарной площади, еще недавно такой шумной, веселой, красочной и яркой. Откинул он капюшон, закинул высоко голову и засвистел, прижав двумя длинными и острыми передними зубами нижнюю губу. Свистел он долгим, протяжным свистом.
   А в городские ворота робко, по одной и парами, заскользили тенью неуверенные мыши и крысы.
   Вскоре их стало больше. Потом - еще больше. И они все прибывали и прибывали. И скоро вливались в Город сплошным потоком, заполняя улицы и переулки, дворы и подвалы, дома и площади. Казалось, что никто и ничто не остановят эту реку, серым потоком затопившую Город...
   Глава двадцать вторая
   Битва
   Рассказ Всадника прервал дикий вопль. Вопил, поджимая хвост, Летучий Кот, вокруг которого бегал Самовольный Домовой, не зная, как заткнуть ему пасть. Одной рукой он удерживал Кота за шкирку, а второй пытался захлопнуть вопящую пасть.
   Кот, понимая, что ему угрожает, наоборот, старался не закрывать свою глотку, продолжая орать, разевая ее все шире... В темноте Домовой наступил ему на хвост, он заорал, Домовой схватив его за шкирку попытался заткнуть ему пасть, и вот что получилось.
   Этот душераздирающий вой всполошил весь подвал, сведя на нет все усилия продержать в полудреме серое воинство.
   Какой тут начался переполох!
   Из коридора, не разобрав что к чему, бросая добычу, неслись Летучие Мыши, воронята, и все, кто относил добычу. Не понимая, что произошло, они сходу и слету вступали в бой, бросаясь на мышей, крыс, Хромулек и Темнулек.
   Те, в свою очередь, очнувшись от чар рассказов, понимали, что на них нападают, и бросались на врагов.
   По всему подвалу кипела беспорядочная, жестокая битва. Все били того, кто попадался под руку. Чаще всего под руку, а точнее, под ноги, попадался Гадкий Мальчик. Его не пинал только ленивый, а он летал от одного к другому, а поскольку разбираться и оглядываться, кто на тебя нападает, было всем некогда, ему доставалось и от чужих, и от своих. А в темноте ему, бедолаге, даже увернутся было некуда. Какое-то мгновение сражение стало напоминать футбольный матч.
   Гадкий Мальчик с трудом сумел извернуться, изловчился, подпрыгнул, и вцепился зубами в чьи-то штаны. Как выяснилась позже, не только в штаны. Чтобы его не начали снова пинать, он намертво сцепил зубы. Как оказалось, штаны принадлежали Мышатнику. И то, что прикусил Гадкий Мальчик, тоже принадлежало ему, вместе со штанами. И судя по воплю, который издал Мышатник, он одинаково дорожил и тем, и другим.
   Бедняга Мышатник! От укуса он дернулся, а Всадник, решив, что он решился напасть, сделал взмах кинжалом, Мышатник в это время подпрыгнул от ужаса и боли от укуса, кинжал соскользнул и разрезал только ремень на штанах Мышатника. Тот попытался отпрянуть, но запутался в упавших штанах, лишившихся поддержки ремня, и рухнул на пол.
   Когда же он попытался подняться и потянулся для того, чтобы надеть штаны, Гадкий Мальчик, на которого эти штаны упали, укусил Мышатника за палец.
   И вот тут-то Мышатник и потерял остатки разума. Он, конечно, был большой подлец, но еще в большей степени он был трусом, а кусающиеся штаны повергли в ужас его трусливое воображение. Он посчитал это проявлением какого-то колдовства, которому ему, Мышатнику, нечего было противопоставить.
   Он тихо и покорно лег на пол. Голову ему удалось засунуть в штаны, тыльная часть его высвечивала во всей своей безобразной наготе, а сам он в покорном ожидании и ужасе, смиренно отдался на волю провидения. Он вздрагивал, всхлипывал, и обмирая слушал звуки боя. Он умел безжалостно отправлять на смерть других, но когда дело касалось его самого...
   Битва, несмотря на это, принимала для Женьки и ее друзей не лучший ход. Хорошо еще, что во время рассказа Всадником Волшебных Историй удалось значительно сократить ряды серых, но все равно их оставалось значительно больше, чем Женькиных друзей, к тому же не очень привыкших к потасовкам. И как ни пытались они возместить беззаветной храбростью отсутствие воинского искусства, их повсеместно теснили опытные в сражениях крысы, к тому же разделяя их и заставляя сражаться поодиночке и вдали друг от друга.
   Огромное количество тварей собралось вокруг Всадника, который не мог вступить в битву, поскольку не спускал глаз с Какашкина, не смея причинить ему вред до тех пор, пока он не повернет на пальце Перстень. Сам Какашкин находился в полуобморочном состоянии.
   Всадник отбрасывал ногой самых наглых тварей, но те решились:
   - Считаем до трех, и бросаемся все разом! - командовал ими кто-то из-за спин. - Даже если мы не сможем ничего ему сделать, Какашкин успеет повернуть Перстень дважды. Приготовились! Считаю! И - pppaз!
   Женька и ее друзья услышав это, попытались отчаянно прорваться на помощь Всаднику, им удалось потеснить врага, но большего сделать они не смогли.
   В воздухе зависли крупные Хромульки и Темнульки, не давая взлетать Летучим Мышам, либо загнав их в угол...
   - Двааа!
   Крысы и мыши в нетерпении застучали хвостами по полу.
   И еще раз грудью бросились Женька и ее друзья вперед, в отчаянную атаку! Весь пол подвала был усеян телами мышей, крыс, Хромулек, Темнулек. И еще горы добавились к ним.
   Но и эта яростная атака не принесла успеха. Под вопли отчаяния, вырвавшиеся из глоток героев, раздалась торжествующая команда:
   - Tppppи!
   Бросились на Всадника твари сбивая и топча друг друга. Отвел на мгновение кончик шпаги Всадник.
   Повернул Какашкин Перстень. Повернул он его дрожащей рукой раз, а второй не успел. Выпрыгнув из самой круговерти боя, который разгорелся с новой силой и отчаянием, в невероятнейшем прыжке бросился на него Гадкий Мальчик, и вцепился зубами в пальцы на руке Какашкина.
   Той руке, которая поворачивала Перстень.
   Какашкин завопил от испуга, затряс в воздухе рукой, но стряхнуть Гадкого Мальчика не смог, тот вцепился мертвой хваткой.
   Рванулись Женька и друзья ее с новой силой, замешкалось, смутившись, серое войско.
   А тут еще распахнулись подвальные двери, и в них ворвались все те, кто оставался сторожить пленных. Впереди всех семенила бабушка Горемыкина, вздымая над головой скалку.
   За ней следом ворвались самые сильные Летучие Мыши, сразу потеснив Хромулек и Темнулек, дав возможность вступить в бой Летучим Мышам.
   Но самое невероятное совершила эфемерная Клопулина. Она сделала то, что не удалось ни ее друзьям, ни Всаднику, на протяжении всего тяжелого сражения. Прозрачной, почти невидимой тенью, проскользнула она над отчаянно дерущимися противниками, подлетела к Какашкину, и шепнула ему ласково на ухо:
   - Устал, милый, давай подержу...
   И безо всяких усилий, он отдал ей Перстень.
   Но тут взвыл, приподнявшийся с пола Мышатник, и схватил проплывавшую в воздухе Клопулину за ноги. Она задергалась, но быстро поняв, что ее воздушных сил недостаточно для того, чтобы бороться на равных с Мышатником, бросила Перстень в сторону Женьки. Сил у нее оказалось совсем мало, и Перстень упал в самую гущу дерущихся.
   В то же мгновение все бросились туда - в середину зала. Все свечи были погашены и затоптаны, подвал погрузился в полный мрак. Дрались со всей яростью. Все понимали, что наступает развязка, и дрались с утроенной и удесятеренной силой и яростью.
   В бой вступил Всадник. Клубок дерущихся прокатился по полу, перевернул последний, остававшийся еще на ножках, стол с горевшими свечами. Наступила тьма. Подвал освещали только вспышки молний - это шпага Всадника металась, выкашивая целые ряды врагов.
   Это и решило исход битвы, войско Мышатника, быстро сообразив, что с таким противником сражаться бесполезно - долго не навоюешься, начали просить о пощаде, загнанные в угол, дрожащие и испуганные.
   - Свет! Зажгите свет! - кричал кто-то в темноте.
   Свечи зажгли и все увидели жуткую картину безжалостной битвы: подвал был завален телами погибших. Оставшиеся в живых с трудом приводили себя в порядок, и выглядели несколько безумно после такой жестокой битвы.
   Женька велела всем, кто мог, разбирать тела, чтобы отыскать тех, кому требовалась помощь. И отыскать заваленный Перстень, чтобы вручить его законному представителю владельца - Всаднику.
   Слишком большая цена была заплачена за этот Перстень, чтобы не отыскать его немедленно...
   Не было бурной радости на лицах победителей: одна безмерная усталость. Усталость и печаль о потерянных друзьях. Быстро и молча разбирали они тела, отправляя наверх тех, кому еще можно было хоть как-то помочь. Там вокруг них: своих и чужих, суетилась бабушка Задрипина. Это было куда как привычнее для нее - жалеть и помогать кому-то...
   Скоро был обыскан и осмотрен каждый уголок, но Перстня НЕ БЫЛО!!!
   Bсe еще раз обыскивали зал, а посередине стоял одинокий Какашкин, широко расставив руки и ноги, и разинув рот. После боя кто-то спросил неосторожно, как будут наказывать этого негодяя? И на него сразу же напала жесточайшая медвежья болезнь.
   Всадник посмотрел в его сторону, поморщился, и сказал:
   - Пшел вон, мерзавец. Не порти нам воздух. У него Перстня нет, остановил Всадник рванувшихся Домового и Снулика. - К тому же он больше не опасен. Не может человек, в руках которого был Перстень, взять его второй раз. Отпустите его - он жалок, мелок и подл.
   Кто-то хватился, что нигде не нашли Мышатника. Ни среди погибших, ни среди пленных.
   - Вот кто унес Перстень, - сказал Всадник. - После того, как человек повернул Перстень однажды, его может взять в руки только тот, кто повелевал этим человеком. Сам он ничего не сможет сделать, но будет опять искать человека, который пойдет к нему в слуги.
   - Зачем же кто-то добровольно пойдет в рабство к Мышатнику? усомнился Домовой.
   - Затем же, зачем и Какашкин. Власть, - ответил Всадник. - Не забывайте, что Перстень дает невероятную власть. Практически неограниченную. Даже за обладание власти намного меньшей, люди часто шли на преступления значительно большие.
   - Чем мы теперь можем помочь? - тихо спросила Женька.
   - Право слово, не знаю. - Пожал плечом Всадник. - Надо бы, конечно, найти Мышатника. Хотя, с одной стороны вас это не касается, но с другой стороны - попадет Перстень в плохие руки, сумеет Мышатник найти себе раба среди людей, всем кто живет на земле плохо будет. И не только людям, между прочим. Вам самим решать, что делать. Честь вам и слава за отвагу вашу, но теперь вы знаете всю опасность не понаслышке, а во всей ее жестокой истине. Это - война. А на войне, увы, убивают...
   - Мы сами это знаем, Всадник, - остановила его Женька. - Мы сами сделали выбор. Скажи нам лучше, что в наших силах, и где искать Мышатника?
   Всадник улыбнулся странной улыбкой. Он улыбался только уголками губ, глаза его никогда при этом не смеялись и не улыбались.
   - Сложные вопросы, - ответил он устало. - Нет у меня готовых ответов. Что в ваших силах? Этого никто не знает, даже вы сами. Откуда же мне знать это? А вот где искать Мышатника - надо подумать. Среди людей - вряд ли, среди бытовой нечисти? После сегодняшнего - бесполезно. Зная, на что он замахнулся, кто будет его покрывать? Боюсь, что искать его придется в мире Духов. В мире Теней и Призраков. Само по себе это уже серьезнее, чем серые твари. Он уйдет в мир магии и потусторонней жизни. В мир Волшебства и Магии, а не полукустарного колдовства, извините. Скорее всего, он именно там, больше ему просто некуда деться. А это мир, где затылком ощущаешь дыхание Смерти, а в лицо тебе - мрак и ледяное безмолвие Вечного Космоса. Это мир, где Смерть и Бессмертие сплелись в нерасторжимые объятия, и нет в мире силы, чтобы разнять их.
   - Что же будет делать в том мире Мышатник? Маг и колдун низшего разряда?
   - Ты ошибаешься. Он маг и волшебник среднего разряда. И он когда-то вышел из того мира, куда он скорее всего и отправился. В мире серых - он был повелителем. Он хочет быть им везде.
   - Кто же осмелится пойти теперь к нему в рабство?