Римо чувствовал, как неодушевленная масса в его объятиях стала теплой, потом задрожала. Потом из легких Римо в последнем ужасном усилии вырвался воздух, выдавливая яд из его тела, окровавленные руки все еще конвульсивно цеплялись за неровную поверхность валуна, в последний раз Римо приник к камню.
   Валун с громким треском взорвался. Фонтаном взлетели высоко в воздух осколки и песок.
   Когда пыль осела, Римо поднялся на ноги.
   Как человек.
   Чиун ничего не сказал. Только один раз понимающе, одобрительно кивнул, и этого было достаточно.
   Римо кинулся бежать через прогалину, смех Перривезера вдруг оборвался, и Римо услышал, как протестующе заскрежетал металл, когда резко включилось сцепление и джип двинулся было прочь.
   Римо бежал, чувствуя совершенную согласованность действий всего тела, четко выполнявшего указания разума.
   Джип несся впереди, в некотором отдалении, легко передвигаясь по пыльной дороге.
   И вдруг остановился.
   Перривезер сильнее втиснул педаль газа. Колеса бешено крутились и вертелись, но машина не двигалась.
   Когда Перривезер оглянулся и увидел, как Римо рукой удерживает машину на месте, рот у него раскрылся от изумления. Он пытался что-то сказать.
   — Муха откусила тебе язык? — поинтересовался Римо, а потом задняя часть джипа поднялась в воздух, машина перевернулась и, рухнув на обочину, покатилась вниз по склону холма, кувыркаясь и окутываясь пламенем.
   Ударившись о выступающую обнаженную скалу, горящая машина остановилась.
   — Вот так-то, дорогой, — холодно сказал Римо.
   Он почувствовал, как Чиун встал рядом с ним.
   — Он мертв? — спросил Чиун.
   — Он уже должен быть в своем мушином раю, — ответил Римо.
   С мгновение они молча смотрели на пламя, но тут вдруг Римо почувствовал, как напряглось и застыло тело Чиуна. Римо и сам не удержался от стона, когда увидел, что привлекло внимание Чиуна.
   Маленький рой мух поднялся в воздух с останков догоравшего джипа. В резком солнечном свете их сверкающие крылья были кроваво-красного цвета.
   — Ох, нет, — вырвалось у Римо. — Сколько же их! И они вырвались на свободу! — он посмотрел на Чиуна. — Что мы можем сделать?
   — Мы можем стоять тут, — ответил Чиун. — Они сами нас найдут.
   — А потом что? Отдать себя на съедение мухам?
   — Как же мало ты разбираешься в ходе вещей, — заметил Чиун.
   Краснокрылые мушки взлетели на большую высоту, унесенные потоками горячего воздуха, поднимавшегося от горящего джипа. Потом они, похоже, заметили Римо и Чиуна, потому что полетели к ним.
   — Что нам теперь следует делать, папочка? — снова спросил Римо.
   — Стоять здесь и привлекать их к себе. Но не позволять укусить.
   Мушки, которых было, наверное, несколько дюжин, лениво кружились вокруг двух людей. Время от времени одна из них снижалась, собираясь присесть, но резкие движения тел Римо и Чиуна вспугивали их и заставляли вновь подниматься в воздух.
   — Все это великолепно, пока мы не устали от этих упражнений, — заметил Римо.
   — Недолго осталось, — успокоил его Чиун. — Обрати внимание на круги, которые они описывают.
   Римо посмотрел вверх. Плавное кружение становилось все более беспорядочным. Изменилось и жужжание мух, оно стало неровным и очень громким.
   Мухи одна за другой вдруг начали с бешеным гулом резко пикировать, на мгновение им удалось выровнять свои полет, но потом они снова дружно пошли вниз. Мушиные тельца подали на землю у ног двух мужчин, скорчившись в последнем усилии, они оцепенело застывали.
   — Они сдохли, — в изумлении произнес Римо.
   Чиун сорвал большой лист и сложил из него коробочку-оригами. Внутрь он поместил несколько дохлых мушек.
   — Для Смита, — пояснил кореец.
   — Почему же они сдохли? — спросил Римо.
   — Все дело в воздухе, — объяснил Чиун. — Их сделали невосприимчивыми к ядам, но при этом мушки потеряли способность долго жить в том воздухе, которым мы дышим. Именно поэтому погибла муха в нашей лаборатории. То же самое убило муху, укусившую бедного толстого белого приятеля Смита, — он спрятал коробочку из листа в складках своего кимоно.
   — Значит, мы вообще были тут не нужны, — произнес Римо. — Эти чудовища сами благополучно сдохли бы.
   — Мы были нужны, — возразил Чиун. Он кивнул на тлеющие останки джипа, где скрывалось тело Перривезера. — Было и другое чудовище.


Глава двадцать вторая


   Неделей позже Смит появился в их номере в отеле на побережье Нью-Джерси.
   — Чиун был прав, — сказал Смит без всяких предисловий. Он снял очки и потер глаза. — Эти мухи не могут существовать в обычном воздухе. Они жили в лаборатории Перривезера только потому, что там был очищенный воздух. Они представляли собой мутацию, нечувствительную к воздействию ядов. А обыкновенный воздух их погубил.
   — Обыкновенность вообще очень многое губит, — согласился Чиун. — Великих учителей могут погубить обыкновенные или даже еще хуже, чем обыкновенные, ученики.
   Это утверждение прозвучало для Смита своего рода частным выпадом в бесконечном споре двух мужчин, поэтому он лишь прокашлялся, а потом вынул из кармана пиджака записку и вручил ее Римо.
   — Это тебе было оставлено в лаборатории МОЗСХО, — пояснил Смит.
   Римо кинул взгляд на записку. Она начиналась: «Дорогой Римо».
   — Она сообщает тебе, что отправляется на Амазонку, где попытается найти новые применения разработкам доктора Ревитса в области феромона.
   — Эй, Смит, я, конечно, весьма благодарен вам за то, что вы прочитали это. Представляете, от скольких хлопот вы избавите меня, если всегда будете просматривать мою частную почту.
   Он кинул записку в мусорную корзинку.
   — Вам не позволено иметь частной переписки, — возразил Смит. — Как бы там ни было, Даре Вортингтон сообщили, что доктор Римо и доктор Чиун погибли во время аварии джипа в Увенде.
   — Я никогда не погибал, — заявил Чиун.
   — Это просто вежливый вымысел, — пояснил Смит.
   — Ах, так. Понимаю. Вежливый вымысел, вроде обещаний некоторых людей, — заявил Чиун, пристально глядя на Римо.
   — Смитти, теперь вам бы лучше уйти, — сказал Римо. — Нам с Чиуном надо кое-что сделать.
   — Я не могу помочь? — спросил Смит.
   — Как бы мне хотелось, чтоб могли, — вздохнул Римо.
   Оставшись один в своем кабинете, Смит откинулся на спинку кресла. Голубое одеяльце Берри Швайда висело на стуле рядом с письменным столом. Смит поднялся, взял перепачканный клочок ткани и направился с ним к мусорной корзине.
   Если Римо смог так поступить с запиской Дары Вортингтон, значит, и Смит сможет это проделать. В организации не оставалось места для чувств. Смит уничтожил сына своей секретарши с такой легкостью, как проделал бы это с надоедливой осой. Или краснокрылой мушкой. Берри Швайд мертв, он был бесполезным и убогим дурачком. Единственное, что он сумел сделать, так это обеспечить надежную защиту компьютеров КЮРЕ, и тех, что находились в помещении под кабинетом Смита, и тех, которые хранили дублирующую информацию на Сент-Мартине. Ну, а помимо этого он был всего лишь несносным, инфантильным и назойливым существом.
   Смит швырнул было одеялко в мусорную корзинку, но оно точно приклеилось к ладони. Смит почувствовал, как цепляются за его пальцы потрепанные шелковистые лохмушки, будто это сам Берри Швайд уцепился за его руку.
   Он тронул одеялко другой рукой. Для Берри оно было единственным утешением в жизни. Смит ощутил, как болезненно сжалось сердце.
   Он снова стиснул одеяльце, один раз за себя, другой — за Берри, а потом позволил ему упасть в корзинку. Надел шляпу, взял чемоданчик с портативным компьютером и вышел из кабинета.
   — До свидания, миссис Микулка, — как обычно попрощался Смит.
   — До свидания, доктор Смит.
   Он уже был на полпути к выходу, когда вдруг обернулся. Миссис Микулка с бешеной скоростью печатала на машинке, именно великолепные способности к машинописи и помогли ей в свое время стать образцовой секретаршей. Ее бифокальные очки каким-то образом удерживались на самом кончике носа. Забавно, подумал Смит. Он никогда раньше не замечал, что она носит очки. Впрочем, он вообще очень многого не замечал.
   Женщина подняла глаза и встрепенулась, увидев, что Смит все еще не ушел. Явно смущенная, она сняла очки.
   — Что-нибудь еще, господин доктор?
   Он сделал шаг к ней, все еще с изумлением разглядывая внешность женщины, в течение двадцати лет бывшей его секретаршей.
   — У вас есть еще дети, миссис Микулка? — спросил он.
   — Кроме Кенана? — уточнила она.
   — Да. Разумеется. Кроме Кенана.
   — Да. У меня есть дочь, она замужем, живет в Айдахо, и еще два сына. Один инженер, а другой собирается стать священником.
   У нее, кажется, даже слегка выпятилась грудь от гордости, а глаза прямо-таки сияли.
   — Я очень рад, миссис Микулка, — отозвался Смит. — Похоже, у вас хорошая семья.
   Она улыбнулась Смит, прощаясь, чуть тронул поля своей шляпы и вышел.
* * *
   — Я жду, — провозгласил Чиун, находившийся по другую сторону двери в ванную.
   — Может, слегка попридержишь коней? Эта штука тугая и жесткая, как жесть.
   — Это прекрасное кимоно, — возразил Чиун.
   — Ага, разумеется.
   — И ты выйдешь в нем к обеду в столовую, — заявил Чиун.
   — Я же обещал, — откликнулся из ванной Римо. — А я всегда выполняю свои обещания.
   Чиун хихикнул.
   — Римо, долгие годы ждал я этой минуты. Я хочу, чтоб ты знал ты, точно солнечный луч, озарил сумерки моей жизни.
   — И ради этого мне стоило всего лишь поступиться циркуляцией крови в руках и ногах.
   Дверь ванной распахнулась, и оттуда осторожно вышел Римо.
   Чиун, не веря собственным глазам, попятился от него.
   Его тонкое шелковое кимоно, вручную расписанное пурпурными птицами и цветущей магнолией, было Римо только до колен. Рукава едва прикрывали локти. Тонкая ткань так натянулась на широких плечах, что, казалось, она вот-вот лопнет. Ворот, выглядевший таким опрятным и изящным вокруг тоненькой шеи Чиуна, на груди у Римо распахивался чуть ли не до самого пупа. Римо был бос. Его белые колени ярко сияли рядом с приглушенными красками ткани.
   — Ты выглядишь как идиот, — заявил Чиун.
   — Я предупреждал, что так и будет.
   — Ты похож на то нахальное существо, которое распевает песенку про хороший кораблик «Лоллипоп»
   — И это мне говоришь ты! — взревел Римо.
   — Я никуда не пойду с тобой, пока ты выглядишь, как помешанный.
   Римо заколебался. Подворачивался удобный предлог.
   — О нет, — решительно сказал он наконец. — Уговор есть уговор. Я обещал, что буду это носить, и в этом я пойду на обед. Так и будет, вопрос закрыт.
   — Только не со мной, — отказался Чиун.
   — Нет, именно с тобой. И если кто-то будет смеяться, ему тут же придет конец, — Римо направился к выходу из номера. — Пошли, — сказал он.
   Чиун встал рядом с ним.
   — Ладно, — неохотно уступил он. — Если так настаиваешь.
   Но уже на пороге Чиун остановился, как вкопанный.
   — Стой-ка! — заорал он. — Что это за вонь?
   — Какая вонь? — спросил Римо. — Я ничего не чувствую.
   — Несет, как из грязной забегаловки. Подожди. Да ведь это зловоние исходит от тебя!
   Римо наклонил голову и принюхался к собственной груди.
   — Ах это. Я всегда его использую. Это же мой ополаскиватель после душа.
   — Никогда не думал, что подобные вещи делают из чеснока, — заметил Чиун.
   — Это же не чесночный запах. Он просто свежий. Что-то вроде лесного аромата. Я все время им пользуюсь.
   — Ты можешь пользоваться им постоянно, когда твое тело плотно прикрыто одеждой. Она приглушает смрад. Но сейчас когда твоя кожа открыта, — он зажал себе нос. — Этого я уже ни за что не смогу вынести.
   Глаза его вдруг вытаращились, превратившись в два коричневых шарика.
   — Скорее! Эта вонь оскверняет мое прекрасное кимоно. Быстро! Сними его, пока ткань навечно не пропиталась этим зловонием.
   — Ты действительно хочешь, чтобы я переоделся, а, Чиун? — переспросил Римо.
   — Пожалуйста, Римо. Сейчас же. Поторопись. Пока я не задохнулся.
   Римо снова направился в ванную комнату. Мгновением позже он вышел оттуда в своей обычной черной футболке, хлопчатобумажных штанах и мягких кожаных мокасинах.
   — Ты развесил мое кимоно изнанкой наружу? — спросил Чиун.
   — Да. Можем мы теперь, наконец, пойти поесть?
   — Да, если конечно мой аппетит не погублен на веки вечные, — согласился Чиун.
   — Ну, я-то поем с удовольствием, — улыбнулся Римо.