Один за другим все имена в списке получили порядковый номер, и один за другим каждый номер появился на карте. Между нанесенными на карту номерами выстраивалась толстая зеленая линия, словно в какой-нибудь детской игре.
Наконец все цифры заняли свое место, образовав зигзагообразную линию, идущую из Алабамы в Массачусетс. Линия была извилистой, но четкой. Это означало, что убийца — если он был один — ехал по шоссе.
Еще одна клавиша — и на карте появились все главные дороги США.
Зигзагообразная линия совпала с крупнейшими магистралями штатов, где были совершены убийства. Это было доказательством того, что у убийцы существовал четкий план и его путь, прошедший от Алабамы на север, в Новую Англию через район Великих озер, лежал теперь на юг. Следующая жертва, по оценкам Смита, будет обнаружена в Массачусетсе, Род-Айленде или Коннектикуте. А потом?
Не мог же убийца-путешественник двигаться на восток — там он уперся бы в Атлантический океан. Поэтому ему оставалось ехать на юг, в город Нью-Йорк, либо на запад, в северную часть одноименного штата. Но любой путь (от этой мысли у Смита возникло болезненное чувство тошноты) в конце концов неизбежно приведет его в местечко Рай, штат Нью-Йорк.
К доктору Харолду В. Смиту.
Ему оставалось ехать на юг, в город Нью-Йорк, либо на запад, в северную часть одноименного штата. Но любой путь (от этой мысли у Смита возникло болезненное чувство тошноты) в конце концов неизбежно приведет его в местечко Рай, штат Нью-Йорк. К доктору Харолду В. Смиту.
Глава седьмая
Наконец все цифры заняли свое место, образовав зигзагообразную линию, идущую из Алабамы в Массачусетс. Линия была извилистой, но четкой. Это означало, что убийца — если он был один — ехал по шоссе.
Еще одна клавиша — и на карте появились все главные дороги США.
Зигзагообразная линия совпала с крупнейшими магистралями штатов, где были совершены убийства. Это было доказательством того, что у убийцы существовал четкий план и его путь, прошедший от Алабамы на север, в Новую Англию через район Великих озер, лежал теперь на юг. Следующая жертва, по оценкам Смита, будет обнаружена в Массачусетсе, Род-Айленде или Коннектикуте. А потом?
Не мог же убийца-путешественник двигаться на восток — там он уперся бы в Атлантический океан. Поэтому ему оставалось ехать на юг, в город Нью-Йорк, либо на запад, в северную часть одноименного штата. Но любой путь (от этой мысли у Смита возникло болезненное чувство тошноты) в конце концов неизбежно приведет его в местечко Рай, штат Нью-Йорк.
К доктору Харолду В. Смиту.
Ему оставалось ехать на юг, в город Нью-Йорк, либо на запад, в северную часть одноименного штата. Но любой путь (от этой мысли у Смита возникло болезненное чувство тошноты) в конце концов неизбежно приведет его в местечко Рай, штат Нью-Йорк. К доктору Харолду В. Смиту.
Глава седьмая
Случайное соседство за столом на званом ужине сделало Ферриса ДОрра величайшим специалистом в своем деле.
Он занимался металлами. Некоторые из тех, кто мог сказать то же про себя, спекулировали золотом, платиной, изредка серебром. Феррис ДОрр занимался титаном. Он его не продавал, не покупал, не спекулировал им, он с ним работал. В свои неполных тридцать лет он был ведущим специалистом в той области, где ценность определялась не дефицитом, а возможностью практического применения.
Ставя свой серебристо-серый “БМВ” на стоянку компании “Титаник титаниум текнолоджиз”, расположенной в Фоллз-Черч, штат Вирджиния, Феррис ДОрр в который уж раз вспоминал тот удивительный день, с которого все и началось.
Тогда ДОрр был старшеклассником и особыми успехами не блистал, зато встречался с Дориндой Домичи, дочкой дантиста, который считал Ферриса вполне приемлемым, но не более того. А все потому, что Феррис был лишен честолюбия. То есть абсолютно. Он не собирался поступать в колледж, не представлял себе, в какой области станет делать карьеру, и имел лишь сомнительный шанс выиграть в государственную лотерею.
А еще он надеялся жениться на Доринде хотя бы потому, что у ее старика были деньги, а деньги Феррис любил.
Но вот одним темным вечером все его надежды рухнули. Случилось это на переднем сиденье его неуемно пожиравшего бензин “крайслера”. В тот вечер Феррис решил, что их отношениям с Дориндой пора “подняться на новый уровень близости”. Именно так он и выразился.
— О’кей, — согласилась Доринда, не вполне понимая, о чем идет речь, но зачарованная звучанием слов.
— Отлично, — сказал Феррис и принялся стягивать с нее свитер.
— Что ты делаешь? — спросила Доринда.
— Мы же поднимаемся, помнишь?
— Тогда зачем ты пытаешься уложить меня на сиденье?
— Как это расстегивается? — спросил Феррис, пытаясь снять с нее лифчик.
— Попробуй спереди.
— Именно туда я и пытаюсь добраться — до твоего переда.
— Я хочу сказать, лифчик расстегивается спереди.
— Да? Что же ты сразу не сказала?
Ощущение было отнюдь не столь восхитительно, как о том мечтал Феррис ДОрр. Сиденье было слишком узким, и когда его нога застряла в рулевом колесе, они решили перейти назад.
— Так-то лучше, — пробормотал Феррис. Он вспотел. Похоже, придется положить гораздо больше сил, чем он рассчитывал.
— Мне неприятно, — сказала Доринда, хмуря брови.
— Потерпи. Мы же только начали.
Не успел он произнести этих слов, как все было кончено.
— И это все? — разочарованно спросила Доринда.
— Разве это было не великолепно? — с мечтательным взглядом произнес Феррис.
— Нет, противно. Пошли в кино. И забудем, что это вообще случилось.
— Доринда, я люблю тебя, — обнимая девушку, сообщил Феррис ДОрр. И в порыве страсти он выдал ей свой величайший секрет; — Я хочу жениться на тебе.
— Ладно, — сказала Доринда. — Только сначала я должна спросить отца.
— Моя мама тоже, наверно, будет против. У нее мечта женить меня на еврейской девушке из хорошей семьи.
— Как это? — удивилась Доринда, застегивая джинсы.
— У меня мать — еврейка. Но я-то не еврей.
— Как чудесно, — произнесла Доринда.
— Я говорю тебе об этом только потому, что теперь между нами не должно быть секретов. После того, что сегодня произошло. Обещаешь, что это будет наш маленький секрет?
— Обещаю, — ответила Доринда.
И на следующее же утро за завтраком спросила отца:
— Папа, а что такое “еврей”?
— Это такая религия. Отец Мелоун часто упоминает их в проповедях.
— Да? — удивилась Доринда, которая зимой каталась на лыжах, летом — на яхте, а остальное время года — на лошадях и кроме этого мало чем интересовалась. — А я думала, они только в Библии. Как фарисеи.
— А почему тебя это интересует? — спросила мать.
— Потому что Феррис сказал, что он не еврей.
— Конечно, нет. Он же ходит в церковь, как и мы!
— А зато мать у него — еврейка.
Миссис Домичи пролила кофе, мистер Домичи тяжело закашлялся.
— Когда он тебе это сказал? — как бы невзначай спросил он.
— После, — ответила Доринда, намазывая маслом сдобную булочку.
— После чего?
— После того, как мы поднялись на новый уровень близости.
Когда в следующий раз Феррис ДОрр пришел в дом Домичи к ужину, он почувствовал некоторую холодность в отношении семьи к нему. Сначала он решил, что что-то не то сказал, но когда его перестали приглашать на еженедельные лодочные прогулки, устраиваемые всей семьей, он понял, что серьезно влип.
Однажды вечером, когда Доринда тщетно пыталась пресечь его попытки расстегнуть ее лифчик, он напрямую спросил ее, что произошло.
— Отец сказал, что ты еврей, — честно призналась она.
Феррис так и замер на месте.
— Так ты ему все рассказала?!
— Конечно.
— Но ведь это же секрет! Наш маленький секрет!
— Секреты для того и существуют, чтобы их выдавать.
— Но я не еврей! У меня мать еврейка, а отец — католик. И я был воспитан в католической вере. Даже после смерти отца я остался католиком, несмотря на все причитания и уговоры матери.
— Отец говорит, что еврей есть еврей.
— А что еще он говорит? — подавленно спросил Феррис, оставляя белоснежный лифчик Доринды в покое.
— Чтобы я и не думала выходить за тебя замуж.
— Черт! — вырвалось у Ферриса, когда он понял, что лакомый кусочек ускользает у него из рук.
Однако, несмотря на это, семья Доринды пригласила его на обед в честь Дня благодарения. Это был типично итальянский обед с обилием вина, чесночного хлеба, домашних равиоли и языка в соусе из моллюсков. И только в конце, словно спохватившись, подали малюсенькую индейку. Трудно съесть много индейки со всем этим изобилием мучных изделий. Можно себе представить, какой скандал закатила Доринда, чтобы добиться этого приглашения, подумал Феррис ДОрр.
Его догадка подтвердилась: вместо того, чтобы усадить его за семейный стол рядом с Дориндой, ее родителями и еще семерыми детьми Домичи, его сослали за приставной столик с шумной компанией двоюродной родни.
Но Феррис не унывал. Он пришел сюда в основном ради того, чтобы поесть, поэтому, не смущаясь, завязал разговор с коротко постриженным кузеном Доринды всего несколькими годами старше него.
— Феррис ДОрр, — представился он, оценивающе оглядывая парня.
— Джонни Теста. Рад познакомиться.
Парень был вежлив, как бойскаут. Феррису даже показалось, что он излишне сладковат. Наверно, поп или семинарист.
— Вы местный? — поинтересовался Феррис.
— Вообще-то да. Но сейчас я в отпуске. Видите ли, я служу на флоте.
— Надо же? Подводные лодки, авианосцы и всякое такое?
— Вообще-то я всплываю только тогда, когда дядя Дом собирает на своем шлюпе всю семью. Я работаю в научно-исследовательской лаборатории ВМФ в Вашингтоне, Я металлург.
— Работаете с металлами? — переспросил Феррис, поняв только половину слова. — Сварщиком?
Парень добродушно расхохотался.
— Не совсем. Наша группа занимается титаном и возможностями его применения в технике. Это такой металл, — добавил он, заметив непонимающий взгляд Ферриса.
— А чем замечателен этот ваш титан? — спросил ДОрр, отправляя в рот что-то сильно напоминающее резину. При ближайшем рассмотрении это оказался кальмар.
— Это ценнейший стратегический металл. Его используют для изготовления важнейших частей самолетов, подводных лодок, спутников, разного рода имплантатов и другого высокотехнологичного оборудования. С одной стороны, он очень хорош: не подвержен коррозии, устойчив к перегрузкам и даже интенсивному обстрелу. Но все дело в том, что его нельзя обрабатывать, как, например, сталь или железо, из него можно лишь штамповать детали при обычной температуре. Процесс очень дорогостоящий, к тому же большой процент потерь. Вот, например, сколько нужно закупить титана, чтобы изготовить какую-нибудь деталь самолета? Обычно соотношение полтора к одному, то есть в процессе производства теряется целая треть.
— И ты действительно этим занимаешься? — спросил Феррис.
— С титаном связаны и другие проблемы. У него слишком высокая температура плавления, что создает трудности для сварки — приходится помещать его в инертный газ, и он практически не поддается ковке. Когда он достигает температуры плавления, то начинает взаимодействовать с азотом и становится хрупким.
— Это и есть его плохие свойства? — уточнил Феррис ДОрр, который, кажется, начал что-то понимать.
— Точно. Именно так.
— И чем же вы занимаетесь?
— Пытаемся разработать способ, который позволил бы сваривать титан как обычный металл. Если мы научимся его сваривать, то сможем строить самолеты из титана. А сейчас его можно использовать лишь для производства важнейших частей.
— Никто не видит свинины? — громко поинтересовался Феррис, глядя в сторону мистера Домичи. — Господи, с каким бы удовольствием я съел бы сейчас сочную отбивную! Это мое любимое блюдо.
Главный стол выразительно проигнорировал его слова, и ему пришлось довольствоваться очередным блюдом из макарон, которое он не сразу опознал.
— Специалист, которому удастся этого добиться, станет миллиардером, — продолжал Джонни Теста.
— Миллиардером? Может, ты им и станешь? — высказал предположение Феррис, втайне надеясь, что этого не произойдет.
— Если мне это и удастся, все денежки достанутся ВМФ, а мне — лишь почести.
— Не очень-то справедливо.
— Да мне этого и не удастся, — покачал головой Джонни. — Я всего-то снимаю на пленку эксперименты по сварке. Мы изучаем, как капли припоя отлетают от титановых форм. Настоящий прорыв будет только тогда, когда удастся решить проблему горячей ковки, но до реальных открытий в этой области еще пилить и пилить.
— А сколько на это потребуется лет?
— Пять. А может, и десять.
— А сколько лет требуется на то, чтобы стать металлургом?
— Вообще-то четыре, но можно уложиться и в меньший срок.
— А можно быть металлургом, не вступая в ВМФ?
— Конечно. Уверен, что подобный переворот в науке произведет какая-нибудь частная фирма. Вот уж кто поживится!
— А где всему этому учат? — спросил Феррис ДОрр, который именно в этот момент принял решение относительно дальнейшей карьеры.
— Я учился в Массачусетском технологическом институте.
— Это, кажется, в Бостоне?
— Если точнее, недалеко от Бостона.
— А нельзя еще поточнее? — поинтересовался Феррис, бешено строча что-то на салфетке. — И назови слово “металлургия” по буквам, хорошо?
На следующий же день Феррис окончательно порвал с Дориндой и принялся с ожесточением грызть гранит науки. Ему оставалось учиться в школе еще два года, и он рассчитывал извлечь из них максимальную пользу. В свободное время он читал все, что мог, по металлургии, чтобы к моменту поступления в институт у него был бы какой-то задел. Шутка ли, иначе какой-нибудь идиот прикарманит все его миллионы!
Но на это никто не претендовал. Феррис поступил в Массачусетский технологический институт и закончил его за три года, причем в последний год, работая исключительно в одиночку, он открыл способ закалки бронзы, аналогичный тому, который, по мнению специалистов, существовал в Древнем Египте, но был безвозвратно утерян. По окончании института Феррис получил очень хорошее место в компании “Титаник титаниум текнолоджиз”, одной из крупнейших в военно-промышленном комплексе.
А было это пять лет назад, размышлял Феррис, вылезая из машины. За эти годы он дослужился до вице-президента отделения компании. Все это время он неуклонно шел к намеченной цели. У него была собственная лаборатория, и в ней он разработал способ облегчить формовку титана, решил проблему соединения титана с современной пластмассой, провел серию экспериментов по сварке с помощью кварцевой лампы. Но проблема ковки титана так и не была решена.
Этим утром Феррис ДОрр уже готов был объявить все эти открытия никчемными.
— Доброе утро, мистер ДОрр, — приветствовал его охранник на дверях.
— Доброе утро, э-э, Гольдстейн, — ответил Феррис, всматриваясь в табличку на груди охранника, и тут же твердо решил немедленно его уволить. Он не любил евреев — евреи напоминали ему мать.
Он вставил пластиковую карточку в прорезь, и дверь зажужжала, пропустив его и тут же закрывшись за ним. Оказавшись в лаборатории, Феррис приступил к работе. Он испытывал легкое возбуждение: это должно произойти сегодня. Или завтра, на худой конец. Он не знал, когда точно это произойдет, но чувствовал, что близок к цели. Очень близок.
На столе лежали три округлые серовато-голубоватые заготовки титана, на каждой красовалась эмблема компании в виде трех “Т”. Они вполне смахивали на обычный свинец, если не считать закругленных краев и отличной полировки. Если увидишь такую чушку на улице, то не обратишь на нее ни малейшего внимания.
Но Феррис знал, что заготовки представляют собой последнее слово в области титанового производства. Чтобы получить подобные слитки, необходимо выделить титан из исходного сырья. Но даже в них титан все еще остается исходным продуктом. Чтобы изготовить конечный продукт, их необходимо тщательно обточить, разрезать или сформовать, так что в результате большая часть ценного сырья пропадет даром. Титан с трудом поддается ковке и фактически не поддается плавке. Температура плавления титана очень высока. И отливки получаются ломкими.
Проблема казалась неразрешимой, но Феррис ДОрр все же нашел решение, причем столь же блестящее, сколь и очевидное. Другими словами, гениальное.
Если плавка титана для придания ему необходимой формы создает больше проблем, чем решает, значит, штука в том, чтобы расплавить металл, не нагревая его.
Феррис ДОрр высказал эту мысль президенту компании “Титаник титаниум текнолоджиз” Огдену Миллеру.
— Вы с ума сошли! — сказал босс.
Тогда Феррис напомнил ему, как еще студентом открыл способ закалки бронзы, и Миллер дал ему лабораторию и неограниченное финансирование.
В результате появился титановый распылитель. Феррис ДОрр подвез опытный образец к столу, где на трех подносах лежали три титановых бруска.
Титановый распылитель напоминал диапроектор на колесиках. На нем не было никаких датчиков. Прибор представлял собой простой черный ящик с тупым носом, установленный на мобильной подставке. Феррис направил нос прибора на брусок, лежащий на подносе с буквой “А”. Еще один брусок лежал на подносе с буквой “В”; третий поднос был обозначен буквами “АВ”.
Феррис включил распылитель. Он загудел, хотя не было никаких других признаков того, что он работает. Ученый принялся крутить микрометрические винты, пока не совпади цифры.
— Частота вибрации установлена! — радостно пропел он. — На старт, внимание — марш! — И он нажал на единственную имевшуюся кнопку.
Брусок на подносе “А” растаял, словно прошлогодний снег.
— Это “А”, — пробормотал Феррис.
Он снова настроил прибор и нажал пуск.
Брусок на подносе “В” покачнулся и тут же оплавился.
— А это “В”, — снова пропел Феррис. — А сейчас будет самое трудное!
Он начал вертеть винты. Каждый раз, когда он считал, что задал нужную частоту, он нажимал на кнопку. Но ничего не происходило. Расплавленный титан на подносах “А” и “В” блестел, как лужи на солнце, а брусок между ними оставался таким же, каким был.
— Черт! — воскликнул Феррис. — А ведь я так близок к цели!
— Скорее, к увольнению! — произнес голос у него за спиной.
Феррис так и подпрыгнул.
— О, мистер Миллер, я не слышал, как вы вошли.
— Феррис, что это за история с секретаршей? Она вчера вышла отсюда вся в слезах!
— Мы повздорили, — рассеянно ответил Феррис, снимая с прибора боковую панель и принимаясь рыться внутри.
— А она утверждает, что ты пытался залезть к ней под юбку.
— Если честно, то мне это удалось.
— И судя по тому, что мне доложили, прямо в этой лаборатории!
— Ей понравилось. По крайней мере, она так сказала.
— И, развлекшись с ней, ты ее уволил? Это так? Прекрати возиться с этой штуковиной и смотри на меня, когда я с тобой разговариваю!
— А нельзя ли это попозже обсудить? Мне кажется, я у цели.
— Ты, можно считать, уже здесь не работаешь, вот что я тебе скажу!
— С каких это пор переспать с секретаршей считается преступлением? Почти все в этой компании спят с кем-нибудь из сотрудников. Я, по крайней мере, не сплю с представителями своего пола.
— С этим мы еще можем мириться, — поспешно признал мистер Миллер. — Но мы не можем мириться с возбуждением против нас дела по факту дискриминации. Она заявляет, что ты уволил ее в связи с религиозными убеждениями.
— Она еврейка и сама в этом призналась. Если бы я знал об этом, то ни за что не переспал бы с ней. И прежде всего не стал бы брать ее на работу.
— Тебе следовало бы выдвинуть более уважительные причины. У нас огромные государственные заказы, а из-за твоей глупости они могут сорваться!
— Я-то в чем виноват? — мрачно спросил Феррис. — Фамилия у нее Харт. Разве у евреев бывают такие фамилии? Нужно выдавать им значки, чтобы их можно было отличить от остальных людей.
— Кое-кто уже пытался это сделать. Кажется, его звали Гитлер. Феррис, что с тобой?
— Не могли бы вы немного отойти? Кажется, я снова добился синхронности излучения.
— У тебя отсутствует гармония с самим собой, Феррис, и в этом твоя проблема.
— Отсутствует гармония, синхронность, — произнес Феррис, ставя панель на место. — Может, в этом и кроется разгадка. Синхронность нужна для “А” и “В”, а для “АВ” нужна противофаза. Это может получиться!
— Что может получиться?
— Смотрите, — предложил Феррис ДОрр, заменяя подносы “А” и “В” аналогичными и помещая на них новые бруски. — На подносе “А” титан группы “альфа”. — Он нажал кнопку, и брусок перешел в жидкое состояние.
— Ну и что? — сказал Миллер. — Мы и так знаем, что ты умеешь плавить титан при помощи лазера. Какое это имеет значение? Теперь металл стал слишком ломким, чтобы его можно было применять. Он вступил во взаимодействие с воздухом.
— Это не лазер.
— Да?
— Это распылитель. Здесь не используется нагрев.
— Не используется нагрев? — переспросил Миллер, вынимая сигару изо рта.
— Вы чувствуете теплоту?
— Теперь, после того как ты сказал, я понял, что нет.
— Поставьте руку перед выпускным отверстием.
— Нет уж, спасибо.
— Тогда нажмите вот эту кнопку, я сам подставлю руку. — И, расплывшись в улыбке, Феррис помахал рукой перед аппаратом.
— Микроволны?
Феррис покачал головой.
— Тогда моя рука сварилась бы не хуже гамбургера. Это звук.
— Значит, без нагревания? — еще раз уточнил Огден Миллер.
— Смотрите.
Феррис подошел к подносу “А” и опустил в металл указательный палец, а когда палец вынул, то с него капал жидкий титан.
— Господи! — пробормотал президент компании. — Я позову доктора.
Он направился к выходу, но Феррис преградил ему путь.
— Потрогайте сами, — предложил он, протягивая Миллеру палец.
Миллер осторожно пощупал металл. Он был густой холодный и, судя по тому, как Феррис снял его тонкий слой с ногтей, подверженный ковке. Да, вполне ковкий.
— Не ломкий? — недоверчиво спросил Миллер.
— Абсолютно, — с улыбкой ответил ДОрр.
— Ты понимаешь, что это значит? Больше не будет сверхпластичной формовки, и мы сможем разливать его в формы, как сталь!
— Берите выше, — поправил его Феррис ДОрр. — Мы сокращаем процесс обработки руды. С помощью распылителя можно сразу получать титан из породы. Мы можем плавить и переплавлять его, как леденец.
— И все с помощью этой штуки?
— И это еще не все.
Феррис взял с полки квадратный кирпич и протянул шефу.
— Что это?
— Вчера это были два прямоугольника. Чистый титан.
— Но я не вижу следов сварки!
— Сварка — это вчерашний день.
— Выходит, отныне не будет сварки? Голос Огдена Миллера звучал недоверчиво, как у ребенка.
Феррис кивнул.
— Можете распрощаться с ней навсегда, как только я решу проблему титана группы “альфа — бета”.
— И тебе это удастся?
Оба подошли к распылителю.
— Кое-что из того, что вы сказали, дает мне основания считать, что удастся. — И Феррис ДОрр принялся настраивать микрометрические винты. — Как вы, должно быть, знаете, молекулы альфа-титана представляют из себя шестигранники. Когда титан нагревают до восьмисот восьмидесяти пяти градусов по Цельсию и выше, структура молекул меняется и металл превращается в бета-титан.
— Я не разбираюсь во всех этих технических деталях, мне ни к чему. Я президент.
— Но, надеюсь, вам известно, что альфа— и бета-титан наилучшим образом подходит для производственных целей?
— Я слышал подобное мнение, это так.
— Этот прибор с помощью сфокусированного ультразвука вызывает вибрацию металла, так что его молекулярная структура, проще говоря, разрушается. Металл переходит в жидкое состояние без какого-либо нагрева и потери массы.
— Так просто?
— Так просто. Но альфа— и бета-титан не реагирует на распылитель. Я потратил целых две недели, пытаясь подобрать подходящую частоту волн, но все безуспешно. Примерно так же вскрывают сейф. Как только найдена верная комбинация, механизм срабатывает. Нужно только продолжать искать точную последовательность цифр.
— Что ж, продолжай искать.
— Если альфа-титан распадается под действием синхронизированных частот, то, возможно, альфа— и бета-титан реагирует на лишенную синхронности вибрацию?
— Ты у нас вундеркинд, ты и скажи.
— Нет, я лучше вам покажу.
И Феррис ДОрр приступил к работе.
Огден Миллер, президент компании “Титаник титаниум текнолоджиз”, взял стул и закурил новую сигару. Его лицо сияло, словно лампочка, глаза затуманились. Он уже видел, как его компания занимает первое место во всех оборонных и аэрокосмических программах и входит с ними в двадцать первый век. Это было здорово! Это революция в металлургии! Ему представлялась огромная, на разворот, реклама в следующем номере журнала “Авиация сегодня”: величайшее открытие за всю историю металлургии! И сделано оно компанией “Титаник титаниум”. А это значит — принадлежит ему, Огдену Миллеру. Если только получится с альфа— и бета-титаном, все так и будет.
Под бдительным оком начальника Феррис проработал весь обеденный перерыв. Он работал до пяти часов, а потом и позже, настраивая и перенастраивая прибор и нажимая кнопку, но все безрезультатно.
И ровно в 21.48 титановый брусок на подносе “АВ” расплавился.
Мужчины с красными от напряжения глазами ожесточенно заморгали.
— Он расплавился? — прошептал Миллер.
— Мои глаза подсказывают мне, что да.
— Я не верю твоим глазам. Равно как и моим.
— Ну что, сами запустите в него палец или лучше я?
— На этот раз я сам хочу удостоиться этой чести.
Огден Миллер подошел к подносу “АВ” и осторожно прикоснулся к холодному голубоватому металлу. Титан сверкал. Он казался холодным на ощупь, словно желе. Когда Миллер вынул палец, он сиял серебристо-серым цветом и с него, капля за каплей, стал стекать в поднос расплавленный титан. Огден Миллер оглянулся на Ферриса ДОрра.
— Ты уверен, что это альфа— и бета-титан?
— Мы сделали это! — выкрикнул Феррис. — И сможем теперь разливать титан по формам, как сталь!
— Мы можем ковать, сваривать его! Черт, да мы просто можем его пить!
— Боюсь, это уж слишком, мистер Миллер.
— Хорошо, Феррис, выпьем шампанского. А почему бы и нет? Давай, запиши свои расчеты на бумаге, и мы это хорошенько отметим!
— А как же с тем делом?
— С каким делом?
Он занимался металлами. Некоторые из тех, кто мог сказать то же про себя, спекулировали золотом, платиной, изредка серебром. Феррис ДОрр занимался титаном. Он его не продавал, не покупал, не спекулировал им, он с ним работал. В свои неполных тридцать лет он был ведущим специалистом в той области, где ценность определялась не дефицитом, а возможностью практического применения.
Ставя свой серебристо-серый “БМВ” на стоянку компании “Титаник титаниум текнолоджиз”, расположенной в Фоллз-Черч, штат Вирджиния, Феррис ДОрр в который уж раз вспоминал тот удивительный день, с которого все и началось.
Тогда ДОрр был старшеклассником и особыми успехами не блистал, зато встречался с Дориндой Домичи, дочкой дантиста, который считал Ферриса вполне приемлемым, но не более того. А все потому, что Феррис был лишен честолюбия. То есть абсолютно. Он не собирался поступать в колледж, не представлял себе, в какой области станет делать карьеру, и имел лишь сомнительный шанс выиграть в государственную лотерею.
А еще он надеялся жениться на Доринде хотя бы потому, что у ее старика были деньги, а деньги Феррис любил.
Но вот одним темным вечером все его надежды рухнули. Случилось это на переднем сиденье его неуемно пожиравшего бензин “крайслера”. В тот вечер Феррис решил, что их отношениям с Дориндой пора “подняться на новый уровень близости”. Именно так он и выразился.
— О’кей, — согласилась Доринда, не вполне понимая, о чем идет речь, но зачарованная звучанием слов.
— Отлично, — сказал Феррис и принялся стягивать с нее свитер.
— Что ты делаешь? — спросила Доринда.
— Мы же поднимаемся, помнишь?
— Тогда зачем ты пытаешься уложить меня на сиденье?
— Как это расстегивается? — спросил Феррис, пытаясь снять с нее лифчик.
— Попробуй спереди.
— Именно туда я и пытаюсь добраться — до твоего переда.
— Я хочу сказать, лифчик расстегивается спереди.
— Да? Что же ты сразу не сказала?
Ощущение было отнюдь не столь восхитительно, как о том мечтал Феррис ДОрр. Сиденье было слишком узким, и когда его нога застряла в рулевом колесе, они решили перейти назад.
— Так-то лучше, — пробормотал Феррис. Он вспотел. Похоже, придется положить гораздо больше сил, чем он рассчитывал.
— Мне неприятно, — сказала Доринда, хмуря брови.
— Потерпи. Мы же только начали.
Не успел он произнести этих слов, как все было кончено.
— И это все? — разочарованно спросила Доринда.
— Разве это было не великолепно? — с мечтательным взглядом произнес Феррис.
— Нет, противно. Пошли в кино. И забудем, что это вообще случилось.
— Доринда, я люблю тебя, — обнимая девушку, сообщил Феррис ДОрр. И в порыве страсти он выдал ей свой величайший секрет; — Я хочу жениться на тебе.
— Ладно, — сказала Доринда. — Только сначала я должна спросить отца.
— Моя мама тоже, наверно, будет против. У нее мечта женить меня на еврейской девушке из хорошей семьи.
— Как это? — удивилась Доринда, застегивая джинсы.
— У меня мать — еврейка. Но я-то не еврей.
— Как чудесно, — произнесла Доринда.
— Я говорю тебе об этом только потому, что теперь между нами не должно быть секретов. После того, что сегодня произошло. Обещаешь, что это будет наш маленький секрет?
— Обещаю, — ответила Доринда.
И на следующее же утро за завтраком спросила отца:
— Папа, а что такое “еврей”?
— Это такая религия. Отец Мелоун часто упоминает их в проповедях.
— Да? — удивилась Доринда, которая зимой каталась на лыжах, летом — на яхте, а остальное время года — на лошадях и кроме этого мало чем интересовалась. — А я думала, они только в Библии. Как фарисеи.
— А почему тебя это интересует? — спросила мать.
— Потому что Феррис сказал, что он не еврей.
— Конечно, нет. Он же ходит в церковь, как и мы!
— А зато мать у него — еврейка.
Миссис Домичи пролила кофе, мистер Домичи тяжело закашлялся.
— Когда он тебе это сказал? — как бы невзначай спросил он.
— После, — ответила Доринда, намазывая маслом сдобную булочку.
— После чего?
— После того, как мы поднялись на новый уровень близости.
Когда в следующий раз Феррис ДОрр пришел в дом Домичи к ужину, он почувствовал некоторую холодность в отношении семьи к нему. Сначала он решил, что что-то не то сказал, но когда его перестали приглашать на еженедельные лодочные прогулки, устраиваемые всей семьей, он понял, что серьезно влип.
Однажды вечером, когда Доринда тщетно пыталась пресечь его попытки расстегнуть ее лифчик, он напрямую спросил ее, что произошло.
— Отец сказал, что ты еврей, — честно призналась она.
Феррис так и замер на месте.
— Так ты ему все рассказала?!
— Конечно.
— Но ведь это же секрет! Наш маленький секрет!
— Секреты для того и существуют, чтобы их выдавать.
— Но я не еврей! У меня мать еврейка, а отец — католик. И я был воспитан в католической вере. Даже после смерти отца я остался католиком, несмотря на все причитания и уговоры матери.
— Отец говорит, что еврей есть еврей.
— А что еще он говорит? — подавленно спросил Феррис, оставляя белоснежный лифчик Доринды в покое.
— Чтобы я и не думала выходить за тебя замуж.
— Черт! — вырвалось у Ферриса, когда он понял, что лакомый кусочек ускользает у него из рук.
Однако, несмотря на это, семья Доринды пригласила его на обед в честь Дня благодарения. Это был типично итальянский обед с обилием вина, чесночного хлеба, домашних равиоли и языка в соусе из моллюсков. И только в конце, словно спохватившись, подали малюсенькую индейку. Трудно съесть много индейки со всем этим изобилием мучных изделий. Можно себе представить, какой скандал закатила Доринда, чтобы добиться этого приглашения, подумал Феррис ДОрр.
Его догадка подтвердилась: вместо того, чтобы усадить его за семейный стол рядом с Дориндой, ее родителями и еще семерыми детьми Домичи, его сослали за приставной столик с шумной компанией двоюродной родни.
Но Феррис не унывал. Он пришел сюда в основном ради того, чтобы поесть, поэтому, не смущаясь, завязал разговор с коротко постриженным кузеном Доринды всего несколькими годами старше него.
— Феррис ДОрр, — представился он, оценивающе оглядывая парня.
— Джонни Теста. Рад познакомиться.
Парень был вежлив, как бойскаут. Феррису даже показалось, что он излишне сладковат. Наверно, поп или семинарист.
— Вы местный? — поинтересовался Феррис.
— Вообще-то да. Но сейчас я в отпуске. Видите ли, я служу на флоте.
— Надо же? Подводные лодки, авианосцы и всякое такое?
— Вообще-то я всплываю только тогда, когда дядя Дом собирает на своем шлюпе всю семью. Я работаю в научно-исследовательской лаборатории ВМФ в Вашингтоне, Я металлург.
— Работаете с металлами? — переспросил Феррис, поняв только половину слова. — Сварщиком?
Парень добродушно расхохотался.
— Не совсем. Наша группа занимается титаном и возможностями его применения в технике. Это такой металл, — добавил он, заметив непонимающий взгляд Ферриса.
— А чем замечателен этот ваш титан? — спросил ДОрр, отправляя в рот что-то сильно напоминающее резину. При ближайшем рассмотрении это оказался кальмар.
— Это ценнейший стратегический металл. Его используют для изготовления важнейших частей самолетов, подводных лодок, спутников, разного рода имплантатов и другого высокотехнологичного оборудования. С одной стороны, он очень хорош: не подвержен коррозии, устойчив к перегрузкам и даже интенсивному обстрелу. Но все дело в том, что его нельзя обрабатывать, как, например, сталь или железо, из него можно лишь штамповать детали при обычной температуре. Процесс очень дорогостоящий, к тому же большой процент потерь. Вот, например, сколько нужно закупить титана, чтобы изготовить какую-нибудь деталь самолета? Обычно соотношение полтора к одному, то есть в процессе производства теряется целая треть.
— И ты действительно этим занимаешься? — спросил Феррис.
— С титаном связаны и другие проблемы. У него слишком высокая температура плавления, что создает трудности для сварки — приходится помещать его в инертный газ, и он практически не поддается ковке. Когда он достигает температуры плавления, то начинает взаимодействовать с азотом и становится хрупким.
— Это и есть его плохие свойства? — уточнил Феррис ДОрр, который, кажется, начал что-то понимать.
— Точно. Именно так.
— И чем же вы занимаетесь?
— Пытаемся разработать способ, который позволил бы сваривать титан как обычный металл. Если мы научимся его сваривать, то сможем строить самолеты из титана. А сейчас его можно использовать лишь для производства важнейших частей.
— Никто не видит свинины? — громко поинтересовался Феррис, глядя в сторону мистера Домичи. — Господи, с каким бы удовольствием я съел бы сейчас сочную отбивную! Это мое любимое блюдо.
Главный стол выразительно проигнорировал его слова, и ему пришлось довольствоваться очередным блюдом из макарон, которое он не сразу опознал.
— Специалист, которому удастся этого добиться, станет миллиардером, — продолжал Джонни Теста.
— Миллиардером? Может, ты им и станешь? — высказал предположение Феррис, втайне надеясь, что этого не произойдет.
— Если мне это и удастся, все денежки достанутся ВМФ, а мне — лишь почести.
— Не очень-то справедливо.
— Да мне этого и не удастся, — покачал головой Джонни. — Я всего-то снимаю на пленку эксперименты по сварке. Мы изучаем, как капли припоя отлетают от титановых форм. Настоящий прорыв будет только тогда, когда удастся решить проблему горячей ковки, но до реальных открытий в этой области еще пилить и пилить.
— А сколько на это потребуется лет?
— Пять. А может, и десять.
— А сколько лет требуется на то, чтобы стать металлургом?
— Вообще-то четыре, но можно уложиться и в меньший срок.
— А можно быть металлургом, не вступая в ВМФ?
— Конечно. Уверен, что подобный переворот в науке произведет какая-нибудь частная фирма. Вот уж кто поживится!
— А где всему этому учат? — спросил Феррис ДОрр, который именно в этот момент принял решение относительно дальнейшей карьеры.
— Я учился в Массачусетском технологическом институте.
— Это, кажется, в Бостоне?
— Если точнее, недалеко от Бостона.
— А нельзя еще поточнее? — поинтересовался Феррис, бешено строча что-то на салфетке. — И назови слово “металлургия” по буквам, хорошо?
На следующий же день Феррис окончательно порвал с Дориндой и принялся с ожесточением грызть гранит науки. Ему оставалось учиться в школе еще два года, и он рассчитывал извлечь из них максимальную пользу. В свободное время он читал все, что мог, по металлургии, чтобы к моменту поступления в институт у него был бы какой-то задел. Шутка ли, иначе какой-нибудь идиот прикарманит все его миллионы!
Но на это никто не претендовал. Феррис поступил в Массачусетский технологический институт и закончил его за три года, причем в последний год, работая исключительно в одиночку, он открыл способ закалки бронзы, аналогичный тому, который, по мнению специалистов, существовал в Древнем Египте, но был безвозвратно утерян. По окончании института Феррис получил очень хорошее место в компании “Титаник титаниум текнолоджиз”, одной из крупнейших в военно-промышленном комплексе.
А было это пять лет назад, размышлял Феррис, вылезая из машины. За эти годы он дослужился до вице-президента отделения компании. Все это время он неуклонно шел к намеченной цели. У него была собственная лаборатория, и в ней он разработал способ облегчить формовку титана, решил проблему соединения титана с современной пластмассой, провел серию экспериментов по сварке с помощью кварцевой лампы. Но проблема ковки титана так и не была решена.
Этим утром Феррис ДОрр уже готов был объявить все эти открытия никчемными.
— Доброе утро, мистер ДОрр, — приветствовал его охранник на дверях.
— Доброе утро, э-э, Гольдстейн, — ответил Феррис, всматриваясь в табличку на груди охранника, и тут же твердо решил немедленно его уволить. Он не любил евреев — евреи напоминали ему мать.
Он вставил пластиковую карточку в прорезь, и дверь зажужжала, пропустив его и тут же закрывшись за ним. Оказавшись в лаборатории, Феррис приступил к работе. Он испытывал легкое возбуждение: это должно произойти сегодня. Или завтра, на худой конец. Он не знал, когда точно это произойдет, но чувствовал, что близок к цели. Очень близок.
На столе лежали три округлые серовато-голубоватые заготовки титана, на каждой красовалась эмблема компании в виде трех “Т”. Они вполне смахивали на обычный свинец, если не считать закругленных краев и отличной полировки. Если увидишь такую чушку на улице, то не обратишь на нее ни малейшего внимания.
Но Феррис знал, что заготовки представляют собой последнее слово в области титанового производства. Чтобы получить подобные слитки, необходимо выделить титан из исходного сырья. Но даже в них титан все еще остается исходным продуктом. Чтобы изготовить конечный продукт, их необходимо тщательно обточить, разрезать или сформовать, так что в результате большая часть ценного сырья пропадет даром. Титан с трудом поддается ковке и фактически не поддается плавке. Температура плавления титана очень высока. И отливки получаются ломкими.
Проблема казалась неразрешимой, но Феррис ДОрр все же нашел решение, причем столь же блестящее, сколь и очевидное. Другими словами, гениальное.
Если плавка титана для придания ему необходимой формы создает больше проблем, чем решает, значит, штука в том, чтобы расплавить металл, не нагревая его.
Феррис ДОрр высказал эту мысль президенту компании “Титаник титаниум текнолоджиз” Огдену Миллеру.
— Вы с ума сошли! — сказал босс.
Тогда Феррис напомнил ему, как еще студентом открыл способ закалки бронзы, и Миллер дал ему лабораторию и неограниченное финансирование.
В результате появился титановый распылитель. Феррис ДОрр подвез опытный образец к столу, где на трех подносах лежали три титановых бруска.
Титановый распылитель напоминал диапроектор на колесиках. На нем не было никаких датчиков. Прибор представлял собой простой черный ящик с тупым носом, установленный на мобильной подставке. Феррис направил нос прибора на брусок, лежащий на подносе с буквой “А”. Еще один брусок лежал на подносе с буквой “В”; третий поднос был обозначен буквами “АВ”.
Феррис включил распылитель. Он загудел, хотя не было никаких других признаков того, что он работает. Ученый принялся крутить микрометрические винты, пока не совпади цифры.
— Частота вибрации установлена! — радостно пропел он. — На старт, внимание — марш! — И он нажал на единственную имевшуюся кнопку.
Брусок на подносе “А” растаял, словно прошлогодний снег.
— Это “А”, — пробормотал Феррис.
Он снова настроил прибор и нажал пуск.
Брусок на подносе “В” покачнулся и тут же оплавился.
— А это “В”, — снова пропел Феррис. — А сейчас будет самое трудное!
Он начал вертеть винты. Каждый раз, когда он считал, что задал нужную частоту, он нажимал на кнопку. Но ничего не происходило. Расплавленный титан на подносах “А” и “В” блестел, как лужи на солнце, а брусок между ними оставался таким же, каким был.
— Черт! — воскликнул Феррис. — А ведь я так близок к цели!
— Скорее, к увольнению! — произнес голос у него за спиной.
Феррис так и подпрыгнул.
— О, мистер Миллер, я не слышал, как вы вошли.
— Феррис, что это за история с секретаршей? Она вчера вышла отсюда вся в слезах!
— Мы повздорили, — рассеянно ответил Феррис, снимая с прибора боковую панель и принимаясь рыться внутри.
— А она утверждает, что ты пытался залезть к ней под юбку.
— Если честно, то мне это удалось.
— И судя по тому, что мне доложили, прямо в этой лаборатории!
— Ей понравилось. По крайней мере, она так сказала.
— И, развлекшись с ней, ты ее уволил? Это так? Прекрати возиться с этой штуковиной и смотри на меня, когда я с тобой разговариваю!
— А нельзя ли это попозже обсудить? Мне кажется, я у цели.
— Ты, можно считать, уже здесь не работаешь, вот что я тебе скажу!
— С каких это пор переспать с секретаршей считается преступлением? Почти все в этой компании спят с кем-нибудь из сотрудников. Я, по крайней мере, не сплю с представителями своего пола.
— С этим мы еще можем мириться, — поспешно признал мистер Миллер. — Но мы не можем мириться с возбуждением против нас дела по факту дискриминации. Она заявляет, что ты уволил ее в связи с религиозными убеждениями.
— Она еврейка и сама в этом призналась. Если бы я знал об этом, то ни за что не переспал бы с ней. И прежде всего не стал бы брать ее на работу.
— Тебе следовало бы выдвинуть более уважительные причины. У нас огромные государственные заказы, а из-за твоей глупости они могут сорваться!
— Я-то в чем виноват? — мрачно спросил Феррис. — Фамилия у нее Харт. Разве у евреев бывают такие фамилии? Нужно выдавать им значки, чтобы их можно было отличить от остальных людей.
— Кое-кто уже пытался это сделать. Кажется, его звали Гитлер. Феррис, что с тобой?
— Не могли бы вы немного отойти? Кажется, я снова добился синхронности излучения.
— У тебя отсутствует гармония с самим собой, Феррис, и в этом твоя проблема.
— Отсутствует гармония, синхронность, — произнес Феррис, ставя панель на место. — Может, в этом и кроется разгадка. Синхронность нужна для “А” и “В”, а для “АВ” нужна противофаза. Это может получиться!
— Что может получиться?
— Смотрите, — предложил Феррис ДОрр, заменяя подносы “А” и “В” аналогичными и помещая на них новые бруски. — На подносе “А” титан группы “альфа”. — Он нажал кнопку, и брусок перешел в жидкое состояние.
— Ну и что? — сказал Миллер. — Мы и так знаем, что ты умеешь плавить титан при помощи лазера. Какое это имеет значение? Теперь металл стал слишком ломким, чтобы его можно было применять. Он вступил во взаимодействие с воздухом.
— Это не лазер.
— Да?
— Это распылитель. Здесь не используется нагрев.
— Не используется нагрев? — переспросил Миллер, вынимая сигару изо рта.
— Вы чувствуете теплоту?
— Теперь, после того как ты сказал, я понял, что нет.
— Поставьте руку перед выпускным отверстием.
— Нет уж, спасибо.
— Тогда нажмите вот эту кнопку, я сам подставлю руку. — И, расплывшись в улыбке, Феррис помахал рукой перед аппаратом.
— Микроволны?
Феррис покачал головой.
— Тогда моя рука сварилась бы не хуже гамбургера. Это звук.
— Значит, без нагревания? — еще раз уточнил Огден Миллер.
— Смотрите.
Феррис подошел к подносу “А” и опустил в металл указательный палец, а когда палец вынул, то с него капал жидкий титан.
— Господи! — пробормотал президент компании. — Я позову доктора.
Он направился к выходу, но Феррис преградил ему путь.
— Потрогайте сами, — предложил он, протягивая Миллеру палец.
Миллер осторожно пощупал металл. Он был густой холодный и, судя по тому, как Феррис снял его тонкий слой с ногтей, подверженный ковке. Да, вполне ковкий.
— Не ломкий? — недоверчиво спросил Миллер.
— Абсолютно, — с улыбкой ответил ДОрр.
— Ты понимаешь, что это значит? Больше не будет сверхпластичной формовки, и мы сможем разливать его в формы, как сталь!
— Берите выше, — поправил его Феррис ДОрр. — Мы сокращаем процесс обработки руды. С помощью распылителя можно сразу получать титан из породы. Мы можем плавить и переплавлять его, как леденец.
— И все с помощью этой штуки?
— И это еще не все.
Феррис взял с полки квадратный кирпич и протянул шефу.
— Что это?
— Вчера это были два прямоугольника. Чистый титан.
— Но я не вижу следов сварки!
— Сварка — это вчерашний день.
— Выходит, отныне не будет сварки? Голос Огдена Миллера звучал недоверчиво, как у ребенка.
Феррис кивнул.
— Можете распрощаться с ней навсегда, как только я решу проблему титана группы “альфа — бета”.
— И тебе это удастся?
Оба подошли к распылителю.
— Кое-что из того, что вы сказали, дает мне основания считать, что удастся. — И Феррис ДОрр принялся настраивать микрометрические винты. — Как вы, должно быть, знаете, молекулы альфа-титана представляют из себя шестигранники. Когда титан нагревают до восьмисот восьмидесяти пяти градусов по Цельсию и выше, структура молекул меняется и металл превращается в бета-титан.
— Я не разбираюсь во всех этих технических деталях, мне ни к чему. Я президент.
— Но, надеюсь, вам известно, что альфа— и бета-титан наилучшим образом подходит для производственных целей?
— Я слышал подобное мнение, это так.
— Этот прибор с помощью сфокусированного ультразвука вызывает вибрацию металла, так что его молекулярная структура, проще говоря, разрушается. Металл переходит в жидкое состояние без какого-либо нагрева и потери массы.
— Так просто?
— Так просто. Но альфа— и бета-титан не реагирует на распылитель. Я потратил целых две недели, пытаясь подобрать подходящую частоту волн, но все безуспешно. Примерно так же вскрывают сейф. Как только найдена верная комбинация, механизм срабатывает. Нужно только продолжать искать точную последовательность цифр.
— Что ж, продолжай искать.
— Если альфа-титан распадается под действием синхронизированных частот, то, возможно, альфа— и бета-титан реагирует на лишенную синхронности вибрацию?
— Ты у нас вундеркинд, ты и скажи.
— Нет, я лучше вам покажу.
И Феррис ДОрр приступил к работе.
Огден Миллер, президент компании “Титаник титаниум текнолоджиз”, взял стул и закурил новую сигару. Его лицо сияло, словно лампочка, глаза затуманились. Он уже видел, как его компания занимает первое место во всех оборонных и аэрокосмических программах и входит с ними в двадцать первый век. Это было здорово! Это революция в металлургии! Ему представлялась огромная, на разворот, реклама в следующем номере журнала “Авиация сегодня”: величайшее открытие за всю историю металлургии! И сделано оно компанией “Титаник титаниум”. А это значит — принадлежит ему, Огдену Миллеру. Если только получится с альфа— и бета-титаном, все так и будет.
Под бдительным оком начальника Феррис проработал весь обеденный перерыв. Он работал до пяти часов, а потом и позже, настраивая и перенастраивая прибор и нажимая кнопку, но все безрезультатно.
И ровно в 21.48 титановый брусок на подносе “АВ” расплавился.
Мужчины с красными от напряжения глазами ожесточенно заморгали.
— Он расплавился? — прошептал Миллер.
— Мои глаза подсказывают мне, что да.
— Я не верю твоим глазам. Равно как и моим.
— Ну что, сами запустите в него палец или лучше я?
— На этот раз я сам хочу удостоиться этой чести.
Огден Миллер подошел к подносу “АВ” и осторожно прикоснулся к холодному голубоватому металлу. Титан сверкал. Он казался холодным на ощупь, словно желе. Когда Миллер вынул палец, он сиял серебристо-серым цветом и с него, капля за каплей, стал стекать в поднос расплавленный титан. Огден Миллер оглянулся на Ферриса ДОрра.
— Ты уверен, что это альфа— и бета-титан?
— Мы сделали это! — выкрикнул Феррис. — И сможем теперь разливать титан по формам, как сталь!
— Мы можем ковать, сваривать его! Черт, да мы просто можем его пить!
— Боюсь, это уж слишком, мистер Миллер.
— Хорошо, Феррис, выпьем шампанского. А почему бы и нет? Давай, запиши свои расчеты на бумаге, и мы это хорошенько отметим!
— А как же с тем делом?
— С каким делом?