Мерфи Уоррен. Вторжение по сценарию

   — Я не выдвигаю никаких требований.
   — Вы что, сошли с ума? — презрительно фыркнул Чиун. — Неужели вы надеетесь удерживать целый американский город вечно?
   — Если и не вечно, то, по крайней мере, в течение длительного времени.
   — Не понимаю. Какова же ваша цель?
   — Это касается као. Лица.
   — Мы с вами понимаем, что такое «сохранить лицо», но только не американцы.
   — Некоторые все же слышали об этом. Вот увидите, со временем вы меня поймете. Все поймут.
   На лице Чиуна проступило явное раздражение.
   — Что мешает мне прекратить ваше существование сию же минуту? — ровным голосом поинтересовался он.
   Джиро Исудзу потянулся за своим мечом. К его удивлению, Мастер Синанджу не тронулся с места, когда к его груди было приставлено сверкающее острие.
   Чиун смотрел на Немуро Нишитцу.
   — Вы дорожите этим бакаяро? — тихо проговорил он.
   — Он моя правая рука, — ответил Нишитцу. — Прошу вас, не убивайте его.
   Джиро Исудзу не мог поверить своим ушам. Ведь преимущество было на его стороне!
   То, что глава Корпорации Нишитцу сказал в следующее мгновение, подсказало Джиро, что, несмотря на видимую сторону дела, это было не так.
   — Джиро-кан, — шепнул Нишитцу, — убери свой меч. Это посланник, к которому нужно относиться с уважением.
   — Но он вам угрожал! — запротестовал Исудзу.
   — И у него есть все средства, чтобы осуществить свою угрозу. Однако он не станет этого делать, зная, что когда прольется твоя кровь, ничто не помешает моим солдатам убить каждого мужчину, каждую женщину, каждого ребенка в этом городе. А теперь, убери меч.
   — Обычай требует, чтобы меч обагрила кровь, раз он вынут из ножен, упрямо проговорил Исудзу.
   — Если ты хочешь совершить харакири, — холодно заметил Нишитцу, — то это тво5 личное дело. И в том, и в другом случае, ты покойник. Но окажи мне честь, и не тяни за собой мою жизнь, и вместе с ней, все, чего мы добились вдвоем.
   Самолюбие Джиро Исудзу было явно уязвлено, но, тем не менее, он спрятал меч. Подбородок его, помимо воли, дрогнул.
   — Знайте, японцы, — властно сказал Чиун, — что если бы под угрозой не оказались невинные люди, я вынул и бросил бы к ногам ваши презренные сердца.
   — Можете передать мои слова вашим хозяевам-американцам, — со значением ответил Нишитцу. — Я прослежу, чтобы вас пропустили через пустыню.
   — Со мной еще двое, мужчина и женщина. Этот мужчина родом из племени, которое обитает неподалеку. Именно туда я и направляюсь.
   — Из племени? — переспросил Немуро Нишитцу, ища взглядом своего помощника.
   — Индейцы, — объяснил Джиро. — О них можно не беспокоиться. Наши танки окружили их владения. Это мирное племя. Никто из них не пытался пробиться в город, да и впредь не будет. Индейцы не любят белых, своих поработителей.
   — Тогда отправляйтесь, — кивнул Нишитцу в сторону Чиуна.
   — Еще один пункт, — быстро проговорил Чиун. — Я требую, чтобы вы позволили выкупить детей. Они невинны, и, какие бы цели не преследовало творящееся здесь насилие, дети тут не при чем.
   — Они помогают усмирить взрослых. Так я потеряю меньше своих людей и смогу пощадить больше американцев. — Тогда самых младших, — предложил Чиун. — Тех, которым еще не исполнилось восьми. Уж они-то вам не нужны.
   — Именно младшие особенно дороги отцам и матерям, — медленно проговорил Немуро Нишитцу. — Однако я согласен освободить учеников, скажем, одной школы в обмен на услугу с вашей стороны.
   На лице Чиуна отразилось любопытство.
   — Какую?
   — Я разыскиваю Бартоломью Бронзини. Если вы доставите его живым и невредимым, я отдаю вам любую школу по вашему выбору.
   Чиун нахмурился.
   — Бронзини — ваш союзник?
   — Он всего лишь пешка.
   — Я подумаю над этим предложением, — ответил Чиун, и, не поклонившись, вышел из кабинета мэра.
   Джиро Исудзу проводил его полным ненависти взглядом. Затем он обернулся к Нишитцу.
   — Не понимаю, почему вы не выдвинули никаких требований?
   — Вскоре увидишь, Джиро-кан. Телестудия готова?
   — Да.
   — Тогда начинай вещание.
   — Это приведет их армию в ярость.
   — Даже лучше. Это унизит их. Они бессильны, и вскоре об этом узнает весь мир. А теперь, иди!

* * *

   Всю дорогу по пути к резервации Мастер Синанджу молчал, глядя в какую то воображаемую точку далеко на горизонте.
   Ни Билл Роум, ни Шерил Роуз не пытались заговаривать с ним после того, как Шерил высказала мысль, которая, по ее мнению, могла утешить старого корейца.
   — Знаете, может быть, Римо и не погиб. Я читала о человеке, который выжил после неудачного прыжка с парашютом. Такое иногда случается.
   — Нет, он мертв, — печально проговорил Чиун. — Я не ощущаю его присутствия. Раньше, в случае крайней необходимости, я мог связаться с ним мысленно. Но не теперь. Римо больше нет в живых.
   Машину вел Билл Роум. Они ехали на «Ниндзе» Шерил, который Чиун поставил на колеса легким, почти незаметным движением рук. Все были настолько поражены случившимся за день, что никак не отреагировали на этот очередной подвиг Мастера Синанджу.
   В резервацию вела однополосная дорога, заканчивающаяся незапертыми воротами. Рядом с ними стоял столб с деревянной табличкой, надпись на которой почти стерлась под ударами гонимого ветром песка. Первую строчку прочитать было почти невозможно, виднелась только буква "С" в начале какого-то слова, а нижняя гласила «РЕЗЕРВАЦИЯ».
   — Я не могу разобрать названия вашего племени, — сказал Чиун, когда они проезжали через ворота.
   — Вы все равно его не знаете, — устало отозвался Билл Роум, всматриваясь вперед, где уже показались несколько глинобитных хижин.
   — Я и не говорил, что это племя мне знакомо, — категорично заявил Чиун.
   — Я просто спросил, как оно называется.
   — Кое кто называет нас «Люди Санни Джо». Отсюда я и получил свое прозвище. Я ведь что-то вроде ангела-хранителя племени, а Санни Джо — мой наследственный титул. Его носил еще мой отец.
   — Ваше племя — великие воины?
   — Черт, вовсе нет, — усмехнулся Роум. — Мы были фермерами, даже в те времена, когда здесь еще не ступала нога белого.
   Чиун озадаченно сморщил лоб.
   Увидев, что в дверях показались люди, Билл Роум облегченно вздохнул.
   Подъехав к одной из хижин, он затормозил и выбрался наружу.
   — Эй, Донно, у вас все в порядке?
   — Конечно, Санни Джо, — ответил немолодой толстяк в джинсах и выцветшей ковбойке. В руке он сжимал бутылку «Джим Бим». — Что творится?
   — В городе случилась беда. Скажи всем — никто не должен выходить из резервации, пока я не скажу. И еще. Я хочу, чтобы через десять минут все собрались в Большом Доме. Ну, поторопись же, Донно.
   — Заметано, Санни Джо, — ответил толстяк. Сунув бутылку в карман, он поспешил куда-то по пыльной улице.
   Билл Роум поставил машину около Большого Дома — здания, напоминавшего школу из старых ковбойских фильмов, вплоть до складных стульев, которыми было заставлена единственная внутренняя комната. Он прошелся по рядам, распихивая стулья с тщательно сдерживаемой яростью.
   — Надеюсь, вы не против усесться на полу? — спросил он, закончив. Здесь чисто.
   — В моей деревне тоже предпочитают обходиться без сидений, — ответил Чиун, и, подобрав полы кимоно, уселся. Шерил последовала его примеру, и вскоре в дверях стали появляться остальные жители резервации. Загорелые, судя по лицам, явно привыкшие к невзгодам, они были, в основном, старше Санни Джо Роума. Детей не было совсем, а женщин — всего несколько.
   Шерил наклонилась к Чиуну.
   — Посмотрите! Кто бы мог подумать, но в глазах у них есть что-то азиатское!
   — Вы что, никогда не заглядывали в библиотеку? — сказал Билл Роум. Все мы, несчастные краснокожие, когда-то пришли через Алеутские острова из Азии.
   — Никогда об этом не слышал, — заявил Чиун.
   — Конечно не слышали, вождь. Ведь вы-то остались там. Но, тем не менее, это факт, если, конечно, верить антропологам.
   Наконец, последние члены племени расселись на полу в гробовой тишине.
   — Это все, — объявил толстяк по имени Донно, закрывая за собой дверь.
   — Ты забыл вождя, — возразил Роум.
   — Только не я, Санни Джо. Он умотал в Лас-Вегас с деньгами, который получил за аренду земли от этого Бронзини. Сказал, что либо удвоит капитал, либо напьется.
   — Скорее всего, и то, и другое, — пробормотал Билл.
   — Что же это за предводитель, который оставляет своих людей в час, когда они больше всего в нем нуждаются? — ворчливо поинтересовался Чиун.
   — Самый сообразительный, — сухо ответил Билл Роум. Встав, он поднял над головой раскрытые ладони и начал, — Это мои друзья. Я привел их сюда, потому что они ищут убежища. Мужчину зовут Чиун, а девушку — Шерил. Они пришли, потому что в городе случилась беда.
   — Какая беда, Санни Джо? — спросил старик с испещренным морщинами лицом.
   — Из-за океана пришла армия. Они захватили город.
   Индейцы, повернувшись друг к другу, зашумели, обсуждая новость. Как только все успокоились, старуха с собранными в косицу седыми волосами спросила:
   — Нам угрожает опасность, Санни Джо?
   — Сейчас — нет. Но когда правительство пришлет сюда войска, мы можем оказаться в самом центре большого сражения.
   — Что же нам делать? Ведь мы не воины!
   — Я — Санни Джо своего племени, — прогрохотал Билл. — Не бойтесь, я защищу вас. Когда настали тяжелые времена, мой отец, предыдущий Санни Джо, сумел прокормить племя. В прошлом веке, его отец так же оберегал свой народ.
   До того, как пришли белые, ваши предки жили в мире со времен первого Санни Джо, Ко Джонг О. Так оно и будет, пока моя нога еще стоит на земле наших отцов. Чиун слушал его речь со все возрастающим интересом. Внезапно он обернулся и настойчиво спросил:
   — Как, ты говоришь, звали этого человека?
   — Ко Джонг О, — ответил Роум. — Он был первым Санни Джо.
   — А ваше племя? — не унимался Чиун. — Я должен знать, как оно называется.
   — Мы — Сан Он Джо. Но в чем дело?
   — Я ношу титул Мастера Синанджу. Место, откуда я прибыл, тоже называется Синанджу. Вам ни о чем не говорит это название?
   — Нет, — сказал Санни Джо Роум. — А должно?
   — У моего народа есть легенда, — медленно проговорил Чиун, — о сыновьях моего предка, одного из Мастеров Синанджу. У его жены было двое детей.
   Одного звали Коджинг...
   Чиун выдержал паузу, а затем твердо добавил:
   — ...А второго — Коджонг. — От Ко Джонг О пошло все племя Детей Санни Джо, — так же медленно отозвался Роум. — Это простое совпадение.
   — Согласно традиции, Мастер Синанджу должен передать свое мастерство сыну, — начал Чиун, повысив голос, так чтобы его могли слышать все собравшиеся, — ведь мы — великие воины. Но за поколение мог существовать только один Мастер Синанджу, и мать Коджинга и Коджонга знала об этом. Она также понимала, что услышав о рождении двойни, отец мальчиков отправит одного из них на смерть, чтобы избежать опасного соперничества, которое может возникнуть между ними позже. Но мать не могла заставить себя совершить такое, поэтому скрыла Коджонга от отца, а когда для Коджинга настало время приступить к тренировкам, стала каждый день менять детей, чтобы оба овладели боевым искусством Синанджу.
   Светло-карие глаза Чиуна обвели сидевших перед ним на полу людей.
   Взгляды, устремленные на него в ответ, были точно такие же, как в родной деревне, далеко на побережье Западно-Корейского Залива. Мужчины и старики с незнакомыми лицами, но в каждом из них сквозило что-то родное Чиуну.
   Мастер Синанджу продолжил свой рассказ, голос его стал глубже и проникновенней:
   — Отец, которого звали Нонджа, так никогда и не узнал об обмане, ведь он произвел близнецов на свет, будучи уже немолод, и зрение у него было не слишком хорошее. Таким образом, об этой хитрости никто и не подозревал. И однажды, Мастера Нонджи не стало. Он отправился в Вечность, не ведая, что оставляет после себя не одного наследника, а двух. В тот день Коджинг и Коджонг впервые появились в деревне вместе, и открыли жителям правду. Никто не знал, что же делать, и так впервые в истории появились два Мастера Синанджу.
   Чиун глубоко, во всю грудь, вздохнул.
   — Выход из сложившейся ситуации предложил Коджонг, — снова заговорил он, — объявив, что покидает деревню, чтобы искать себе пристанище в чужих землях. Коджонг поклялся, что никому не раскроет секретов Силы Солнца, но будет передавать их из поколения в поколение, на случай, если Синанджу снова понадобится его искусство.
   Закончив, Чиун взглянул на Санни Джо Роума.
   — У нас тоже есть легенда, — медленно проговорил тот, — о Ко Джонг О, который пришел сюда из-за западного моря, с восточных земель. Он был первым Санни Джо, так как в нем жил дух Сон Он Джо. Он научил индейцев жить в мире, возделывать землю, а не охотиться на буйволов из-за мяса. Этот человек открыл перед индейцами иной путь, и в благодарность наши предки назвали свое племя Сон Он Джо. В каждом поколении, место опекуна племени должен был занимать его старший сын. Только этим людям, Санни Джо, разрешалось воевать, и то лишь для защиты соплеменников, ведь наши люди верили, что если воспользуются магией, чтобы убивать себе подобных, то навлекут на себя гнев Великого Духа, Сан Он Джо — Того, Кто Вдыхает Лучи Солнца.
   Чиун кивнул.
   — Твои слова справедливы. Коджонг понимал, что если он станет практиковать Искусство Синанджу, искусство убийцы-ассасина, то невольно станет соперником настоящего Мастера, и тогда его разыщут и убьют, ибо ничто не должно мешать работе Мастера, даже действия его ближайших родственников. — Так вы думаете, мы одной крови? — тихо спросил Роум.
   — А ты в этом сомневаешься?
   Прежде чем ответить, Билл Роум задумался.
   — Когда я был молод, — сказал он наконец, — то верил всему. С тех пор произошло слишком много вещей, и я уже не знаю, во что верю, а во что нет. В мире ходит множество легенд, полных великих воинов, покорителей земель и просветителей. И я не вижу, почему нужно обращать особое внимание на то, что в наших легендах совпала пара подробностей. Особенно сейчас.
   — Что же сокрушило твою веру, веру человека, который для своего народа является тем же, что я — для своего? — вопросил Чиун.
   Прежде, чем Роум успел ответить, раздавшийся за окнами шум заставил индейцев повскакать со своих мест.
   — Похоже на танк, — еле слышно выдохнула Шерил.
   Расталкивая соплеменников, Билл Роум бросился к дверям. Через мгновение к нему присоединился Мастер Синанджу. Вместе они увидели, как по дороге к деревне приближается, вздымая тучи песка, запыленный танк. Двигатель машины рычал и захлебывался, словно мотор газонокосилки в руках неумелого садовника.
   — Думаете, нас перехитрили, вождь? — спросил Роум у Чиуна.
   — Мы имеем дело с японцами, — ответил тот, — а для них не совершить подлости было бы просто удивительно.
   Танк резко затормозил, и водитель заглушил двигатель.
   Когда откинулась крышка люка, Билл Роум обернулся к Большому Дому и прокричал:
   — Все назад! Я займусь этим!
   Обращаясь к Чиуну он добавил:
   — Если мне не удастся, то я рассчитываю, что вы поможете моему племени.
   Договорились?
   — Так ты все-таки веришь? — с любопытством взглянул на него Чиун.
   — Нет, но верите вы. Именно на это я и рассчитываю.
   — Хорошо, — кивнул Чиун, скупо улыбнувшись.
   Из раскрытого люка высунулась голова в шлеме, и хриплый голос прокричал:
   — Санни Джо, это ты? Парень, я так рад, что наконец вижу друга!
   Это был Бартоломью Бронзини.

Глава 18

   Утром двадцать четвертого декабря в эфир вышла радиостанция Свободная Юма.
   По этим звучным названием скрывался юрист Лестер Коул, у которого в сарае стоял портативный радиопередатчик. Он отправил всем станциям, принимающим в этом диапазоне, сообщение. Первым на него откликнулся зубной техник из города Поуэй в Калифорнии, работавший под позывными Ку-Эс-Эль.
   — На нас напали, — напряженно сообщил Лестер Коул. — Передайте это в Вашингтон. Мы отрезаны от внешнего мира. Это японцы, они устроили здесь заварушку похлеще, чем в Пирл-Харборе.
   Зубной техник поблагодарил Коула за интересную байку и закончил коротким: «Конец связи».
   Юристу Коулу — а именно под этим именем его знали собратья по эфиру больше повезло со вторым собеседником. На этот раз удалось связаться с радистом из Ассошиэйтед Пресс во Флэгстаффе, который выслушал его историю, не перебивая.
   В завершение, Коул сообщил:
   — Можете проверить, у нас нет ни радио, ни телевидения, ни телефонной связи.
   — Я сообщу о результатах чуть позже. Конец связи.
   Радист Ассошиэйтед Пресс подтвердил, что с Юмой полностью потеряно всякое сообщение. Он несколько раз выходил на связь со столицей штата, но никто в Финиксе не мог объяснить, в чем дело. Радиолюбитель не стал повторять сумасшедшей истории Коула об оккупантах. Вместо этого он попытался вызвать самого адвоката.
   Ответа не было.

* * *

   Кларенс Джисс вовсе не считал, что предает родину. В Юме вступил в действие комендантский час, и он не отваживался высунуть нос из дому, потому что всех, кого ловили на улице, расстреливали. Джисс жил один. Он считал, что Америка сделала для него не слишком много. Пособия по инвалидности не хватало даже, чтобы нормально набить холодильник. Джисс оформил инвалидность в 1970-м, после неудачного опыта с приемом ЛСД, из-за которого он не смог оставаться на постоянной работе. Как он объяснял человеку из службы социального обеспечения, «моя нога регулярно выкидывает коленца, так что работать я не могу».
   Поэтому, когда в Юме появились японцы, и отрезали город от всего остального мира, Кларенс Джисс решил затаиться и выждать. Кто знает, может быть, жить станет получше. По крайней мере, хуже, чем триста шестьдесят пять долларов в месяц, придумать довольно сложно.
   Эта мысль моментально испарилась у него из головы, как только на улице показался бронетранспортер, с которого японский голос, усиленный динамиком, надрываясь, кричал:
   — Человек передает сообщения по радио. Он должен выйти и сдаться, иначе мы поджигать по одному дому на каждой улице.
   Кларенс Джисс не хотел потерять собственное обиталище. Кроме того, он знал, что единственный владелец портативного передатчика по соседству когда-то выиграл у него дело по обвинению в вандализме. Еще у Джисса было такое чувство, что, прежде чем поджечь дома, японцы вовсе не собирались выпускать обитателей наружу.
   Но больше всего, его беспокоило отсутствие пива.
   Стянув с себя потную майку, Кларенс Джисс примотал ее бечевкой к швабре и помахал этим импровизированным белым флагом из окна. Через некоторое время к его дому подъехал бронетранспортер и оттуда выбрались два японца, немедленно застучавшие в дверь прикладами автоматов. — Я знаю, у кого передатчик, — не открывая, сообщил Кларенс.
   — Назовите имя.
   — Конечно, но взамен хотелось бы получить одну вещь.
   — Что вы хотите?
   — Пива.
   — Вы назвать имя, и мы привезем пьива, — раздалось в ответ.
   — Этого человека зовут Лестер Коул, адвокат. Он живет в пяти или шести кварталах отсюда, по этой стороне улицы.
   Забравшись обратно в машину, солдаты поспешно отъехали. Кларенсу было хорошо слышно, как они ломятся в дверь адвоката. После короткой паузы раздался выстрел. Другой. Потом еще два. Затем наступила тишина.
   Когда солдаты вернулись к его дому, Кларенса Джисса всего трясло. Он слегка приоткрыл дверь, и один из японцев просунул в образовавшуюся щель банку пива.
   — Вот, — сказал он. — Пьива.
   — Премного благодарен, — хрипло проговорил Кларенс. — Надеюсь, когда-нибудь нам удастся помочь друг другу еще раз.
   Когда солдаты ушли, Джисс вернулся в гостиную и открыл банку. Сделав глоток, он не мог сдержать навернувшихся на глаза слез — пиво было теплым.

* * *

   Когда радист из Ассошиэйтед Пресс наконец оставил попытки связаться с Лестером Коулом, он надолго задумался, и, в конце концов, пришел к выводу, что это сообщение не было уткой. Тогда он позвонил редактору местного отделения агентства.
   — Знаю, что это звучит неправдоподобно, — сказал радист, закончив рассказ, — но голос у парня был действительно испуганный. И с тех пор я никак не могу до него добраться.
   — Ты говоришь, он из Юмы?
   — Ага. Если верить моему атласу, то это где-то около мексиканской границы.
   — По телетайпу пришло что-то о странной передаче, которая транслируется оттуда, — задумчиво проговорил редактор. — Тянет на материал для второй полосы. Погоди-ка, копия должна быть где-то здесь. Вот, слушай. Вчера канал К.И.М.А. вместе с двумя другими телестанциями Юмы прекратил вещание. Теперь передачи возобновились, но показывают что-то вроде военной хроники расстрелы, казни. Похоже на боевик, только немного странный. Они транслируют это целый день. Сначала люди думали, что это какой-то фильм, но сюжета там нет, одни только зверства.
   — И что ты об этом думаешь?
   — По-моему, стоит отправить материал начальству. Созвонимся позже.

* * *

   История о странной телепередаче попала на кабельные каналы к полудню.
   Оттуда записанный в Финиксе на пленку материал попал на общегосударственные каналы, и вскоре вся страна с ужасом смотрела, как иностранные войска занимают американский город. То, что об этом городе практически никто, кроме жителей Аризоны не слышал и понятия не имел, где это место находится, роли не играло. Большинство американцев не смогли бы найти на карте Род-Айленд, даже если бы этот штат обвели красным карандашом.
   Люди смотрели, как их сограждан преследуют на улицах и закалывают штыками насмерть. Кадры, на которых чету Зиффель расстреливают, пока они наряжают Рождественскую елку, обошли все пятьдесят пять штатов. Захват авиабазы Льюк и базы морских пехотинцев был показан во всем своем ужасающем размахе.
   Среди зрителей находился и президент Соединенных Штатов. Его лицо было бледным, словно кусок мела, хотя все остальные в зале заседаний покраснели от напряжения. Члены Высшего Военного Совета сгрудились позади президентского кресла.
   — Случилось самое страшное, господин президент, — гневно проговорил адмирал Блэкберд. — Теперь об этом узнает весь мир.
   — Что же им нужно? — пробормотал президент, наполовину вслух, наполовину, рассуждая с самим собой. — Чего они пытаются этим добиться?
   — Если эти кадры увидят в других странах, — продолжал адмирал, — то сочтут, что наши позиции легко уязвимы. А раз так, то какое-нибудь враждебное государство может решить, что сейчас самое подходящее время, чтобы нанести удар. Исходя из известных нам фактов, это вполне может быть диверсионной акцией.
   — Я не согласен, — заявил министр обороны. — Все разведывательные данные, включая полученные со спутников слежения, подтверждают, что ситуация в мире в целом спокойная. Русские не проявляют особенной активности, китайцам хватает собственных проблем. А наши предполагаемые союзники, японские силы самообороны, и не думали объявлять мобилизацию.
   — Я говорил с послом Японии, — сообщил президент, поворачиваясь от телеэкрана к членам Совета. — Он заверил меня, что правительство его страны не имеет к случившемуся никакого отношения.
   — Мы не можем полностью полагаться на такие заверения, — брызжа слюной, вскричал адмирал Блэкберд. — Вспомните Пирл Харбор.
   — Сейчас мне приходит на ум скорее Аламо. Целый американский город оказался в заложниках. Людей убивают направо и налево. Но зачем? Зачем транслировать это по телевидению?
   Адмирал Блэкберд подтянулся.
   — Господин президент, мы можем обсуждать вопрос «Почему?» хоть до второго пришествия, но эти передачи нужно немедленно пресечь на корню. Ведь это, фактически, реклама, из которой ясно, что американские войска бессильны. С точки зрения престижа потери будут просто неисчислимы.
   — Неужели я ослышался, — оборвал его президент, — или вы в самом деле говорите о престиже, когда мы являемся беспомощными свидетелями кровавой резни?
   — Вы должны осознавать геополитическое значение политики устрашения, не сдавался адмирал. — Если мы потеряем престиж в глазах соперников на мировой политической арене, то это будет равнозначно самоубийству. Они набросятся на нас, как свора бульдогов. Проблема должна быть решена.
   — Каким образом? Мы уже исчерпали все силовые варианты. Проведение полномасштабной военной операции невозможно без огромных жертв среди гражданского населения.
   — Возможно, вам будет трудно это понять, но, прошу вас, попытайтесь, проговорил адмирал. — Во Вьетнаме нам часто приходилось сталкиваться с такими дилеммами. Иногда приходилось прибегать к экстренным мерам, чтобы какой-либо населенный пункт не попал в руки врага. Конечно, с точки зрения человеческого фактора это было крайне печально, но порой мы были вынуждены уничтожать деревни для их же спасения.
   Президент Соединенных Штатов невольно отступил на шаг назад.
   — Вы предлагаете, чтобы я отдал приказ нанести по американскому город бомбардировочный удар? — ледяным тоном спросил он.
   — Я не вижу другого выхода. Лучше раз и навсегда показать миру, что мы не станем увиливать от принятия силовых мер, когда речь идет о защите государственных границ. Послушайтесь моего совета, и я обещаю, что история с Юмой никогда больше не повторится.
   Президент раскрыл было рот, но слов, готовых уже сорваться с его губ, так никто и не услышал, поскольку у него за спиной повторявшиеся одна за другой сцены насилия и казней сменило изображение благообразного старика-японца. Из динамика телевизора зазвучал дрожащий голос: