Страница:
– Почему ты побеспокоил меня? Почему ты поднял меня из Схеола? – спросил Самуил.
– Я в большом затруднении, – сказал испуганный Саул, глотая слюну, с трудом осмеливаясь приподнять лицо. – Филистимляне готовятся напасть на меня, и их много. А Господь отвернулся от меня. Он мне больше не отвечает, не является мне больше. Я позвал тебя, чтобы ты сказал мне, что я должен делать.
– Почему ты меня спрашиваешь теперь, когда Господь отвернулся от тебя и стал твоим противником? Он сделал то, что уже сообщил тебе моим голосом. Он вырвал царство из твоих рук и отдал его Давиду. А завтра ты и твои сыновья будете со мной, потому что Господь бросит твою армию и твой народ в руки филистимлян!
Саул, приподнявшись, рухнул. Прорицательница вскрикнула и устремилась к нему. Он распростерся на спине, рот двигался, но он не мог вымолвить и слова. Она склонилась над царем и попыталась посадить его на землю.
– Я сделала то, о чем ты меня просил. Я рисковала своей жизнью, – сказала она ему. – Теперь послушай, тебе надо поесть, прежде чем отправиться в дорогу.
В растерянности он качнул головой, издав непонятные звуки, как будто потерял дар речи. Она вышла и позвала на помощь адъютантов. Все трое настояли, чтобы Саул съел мясной паштет и два хлебца из кислого теста.
Потом они пустились в дорогу, чтобы присоединиться к войскам в Эн-Хароде.
Это происходило в тот час, когда Давид пробуждался на руинах Секелага.
Глава 34
Глава 35
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 1
Глава 2
– Я в большом затруднении, – сказал испуганный Саул, глотая слюну, с трудом осмеливаясь приподнять лицо. – Филистимляне готовятся напасть на меня, и их много. А Господь отвернулся от меня. Он мне больше не отвечает, не является мне больше. Я позвал тебя, чтобы ты сказал мне, что я должен делать.
– Почему ты меня спрашиваешь теперь, когда Господь отвернулся от тебя и стал твоим противником? Он сделал то, что уже сообщил тебе моим голосом. Он вырвал царство из твоих рук и отдал его Давиду. А завтра ты и твои сыновья будете со мной, потому что Господь бросит твою армию и твой народ в руки филистимлян!
Саул, приподнявшись, рухнул. Прорицательница вскрикнула и устремилась к нему. Он распростерся на спине, рот двигался, но он не мог вымолвить и слова. Она склонилась над царем и попыталась посадить его на землю.
– Я сделала то, о чем ты меня просил. Я рисковала своей жизнью, – сказала она ему. – Теперь послушай, тебе надо поесть, прежде чем отправиться в дорогу.
В растерянности он качнул головой, издав непонятные звуки, как будто потерял дар речи. Она вышла и позвала на помощь адъютантов. Все трое настояли, чтобы Саул съел мясной паштет и два хлебца из кислого теста.
Потом они пустились в дорогу, чтобы присоединиться к войскам в Эн-Хароде.
Это происходило в тот час, когда Давид пробуждался на руинах Секелага.
Глава 34
ПАДЕНИЕ ДЕРЕВА
Это было настоящим поражением.
Прибыв на восточный берег озера Генезарет, филистимляне сначала бросили свои колесницы против отрядов Саула, которые ждали их у южного входа в долину Изреель. У Саула не было колесниц в начале сражения, но они и не нужны были: тяжелые повозки поворачивали с трудом; чтобы совершить поворот, им нужно было двадцать локтей. Их грохот заранее предупреждал о приближении, и противник мог отступить без больших потерь, давая им проход. Конники на этих летящих монстрах становились хорошими мишенями для пехотинцев и лучников. Филистимляне потеряли таким образом много людей.
Однако филистимляне пренебрегли риском и напали на жертвы, ведь главная цель их атаки состояла в том, чтобы расколоть на части армию противника. Действительно, колесницы филистимлян пробили в иудейском фронте брешь, в которую сначала устремились конники, затем лучники, а вслед за ними пехотинцы. Оставалось только преследовать солдат армии, скорее двух равных частей армии Саула. Иудеи либо погибали под наступающей массой, либо спасались бегством. Один из дезертиров и рассказал Давиду на следующий день о сражении.
Саул и Авенир предусмотрели план отступления в горы Гельбое. Но туда смогла уйти лишь половина их отрядов, та, в которой находились царь и три его сына. Другая половина, отделенная атакой колесниц, осталась в долине и была окружена, а после изрублена филистимлянами на куски. Вынужденные обороняться, Саул и его люди забирались в горы под дождем стрел. Лучники Саула пытались отвечать, но расстояние между ними и врагом было слишком мало: пока они, остановившись, готовили луки, позиция была потеряна. К концу ночи сражение перешло в рукопашную схватку. Ионафан, Аминадав, Мелхисуа погибли один за другим. Пораженный в живот Саул просил своего адъютанта убить его, избавив от мучительного и долгого умирания. Тот в ужасе отказался. Тогда Саул поставил свой меч клинком вверх и бросился на него, потрясенный адъютант последовал примеру своего царя. Два трупа скатились в заросли мирты, которые покрывали склоны горы, когда новое солнце вставало над миром.
Дезертиры, нашедшие приют в иудейских городах и деревнях на западном берегу Иордана и на севере гор, не захотели дать отпор филистимлянам.
– Это конец! Саул и его сыновья мертвы. Филистимляне уничтожили армию! – заявили они.
Испуганные жители в спешке собрали свои вещи и тоже сбежали. Это был конец. А филистимляне заняли территорию без сопротивления.
Измученные пятью годами преследования и жестоких войн, смысл которых состоял в завоевании собственных земель, филистимляне проявили страшную жестокость в отношении останков своего врага. Они сорвали с него доспехи, которые отправили в большой храм Астарте в Гезере. Затем обезглавили его и носили голову по своим и завоеванным городам. Они не обошлись великодушно и с обезглавленным телом, и с телами его сыновей, прибив их гвоздями к крепостной стене.
Несколько отважных людей из Ябеша ночью сняли гвозди. Ужасный труд, но царь есть царь, его нельзя оставить собакам и грифам. Они завернули останки в ткань и унесли с собой, обмыли их, умастили ароматными маслами и захоронили под большим тамариндовым деревом в городе.
Они постились семь дней и в своем горе молили Бога, который, казалось, покинул их. Дерево пало, а другого они не видели.
Прибыв на восточный берег озера Генезарет, филистимляне сначала бросили свои колесницы против отрядов Саула, которые ждали их у южного входа в долину Изреель. У Саула не было колесниц в начале сражения, но они и не нужны были: тяжелые повозки поворачивали с трудом; чтобы совершить поворот, им нужно было двадцать локтей. Их грохот заранее предупреждал о приближении, и противник мог отступить без больших потерь, давая им проход. Конники на этих летящих монстрах становились хорошими мишенями для пехотинцев и лучников. Филистимляне потеряли таким образом много людей.
Однако филистимляне пренебрегли риском и напали на жертвы, ведь главная цель их атаки состояла в том, чтобы расколоть на части армию противника. Действительно, колесницы филистимлян пробили в иудейском фронте брешь, в которую сначала устремились конники, затем лучники, а вслед за ними пехотинцы. Оставалось только преследовать солдат армии, скорее двух равных частей армии Саула. Иудеи либо погибали под наступающей массой, либо спасались бегством. Один из дезертиров и рассказал Давиду на следующий день о сражении.
Саул и Авенир предусмотрели план отступления в горы Гельбое. Но туда смогла уйти лишь половина их отрядов, та, в которой находились царь и три его сына. Другая половина, отделенная атакой колесниц, осталась в долине и была окружена, а после изрублена филистимлянами на куски. Вынужденные обороняться, Саул и его люди забирались в горы под дождем стрел. Лучники Саула пытались отвечать, но расстояние между ними и врагом было слишком мало: пока они, остановившись, готовили луки, позиция была потеряна. К концу ночи сражение перешло в рукопашную схватку. Ионафан, Аминадав, Мелхисуа погибли один за другим. Пораженный в живот Саул просил своего адъютанта убить его, избавив от мучительного и долгого умирания. Тот в ужасе отказался. Тогда Саул поставил свой меч клинком вверх и бросился на него, потрясенный адъютант последовал примеру своего царя. Два трупа скатились в заросли мирты, которые покрывали склоны горы, когда новое солнце вставало над миром.
Дезертиры, нашедшие приют в иудейских городах и деревнях на западном берегу Иордана и на севере гор, не захотели дать отпор филистимлянам.
– Это конец! Саул и его сыновья мертвы. Филистимляне уничтожили армию! – заявили они.
Испуганные жители в спешке собрали свои вещи и тоже сбежали. Это был конец. А филистимляне заняли территорию без сопротивления.
Измученные пятью годами преследования и жестоких войн, смысл которых состоял в завоевании собственных земель, филистимляне проявили страшную жестокость в отношении останков своего врага. Они сорвали с него доспехи, которые отправили в большой храм Астарте в Гезере. Затем обезглавили его и носили голову по своим и завоеванным городам. Они не обошлись великодушно и с обезглавленным телом, и с телами его сыновей, прибив их гвоздями к крепостной стене.
Несколько отважных людей из Ябеша ночью сняли гвозди. Ужасный труд, но царь есть царь, его нельзя оставить собакам и грифам. Они завернули останки в ткань и унесли с собой, обмыли их, умастили ароматными маслами и захоронили под большим тамариндовым деревом в городе.
Они постились семь дней и в своем горе молили Бога, который, казалось, покинул их. Дерево пало, а другого они не видели.
Глава 35
КОНЕЦ ЮНОСТИ
«И они обмыли и обсыпали их ароматическим травами, и они похоронили их в Ябеше, под большим тамариндовым древом».
Голос старейшины племени нафтали прервался. Он пришел в Секелаг с двумя старейшинами из племени менашше, чтобы рассказать Давиду об исходе сражения. Как только вокруг стих шум строительства, они втроем сели на большие камни перед тем, что было раньше домом Давида. Несомненно, они пришли узнать, собирается ли Давид отстаивать свои права на престол. Они втроем присутствовали на коронации Давида. Но в свое время Самуил также короновал Саула, и вот что из этого вышло. Может быть, Давид окажется не лучше… Надежнее ли будет просто выбрать царя в каждом племени?
Давид сгорбился, от горя у него кружилась голова, и он оперся на хоаб, который находился рядом с ним. Потом он поднял голову. Это был один из тех дней, когда спрашиваешь себя, как солнце может светить. Но оно упрямо светило в конце лета, смягчаемое морским бризом. Гранатовые деревья гнулись под тяжестью плодов.
– Что будет с нами? – спросил старейшина. Два его товарища вопросительно смотрели на Давида.
– Господь уже сказал это голосом Самуила. Он нас не покинул, – ответил Давид.
Они все трое качнули головами.
– Нет, Господь нас не покинул, – повторил один из старейшин из менашше. – Ты его глашатай отныне.
– Что ты будешь делать? – спросил старейшина из нафтали. – Потомство Саула не угасло ни с ним, ни с его тремя сыновьями, погибшими в Гелвуе. Остается Иевосфей.
– И Авенир, он еще жив, – добавил другой старейшина из менашше.
Дальнейшее развитие событий можно было предвидеть. Авенир попробует восстановить дом Саула с помощью Иевосфея в качестве наследника. После этого, управляя Иевосфеем по своему желанию, сможет потребовать власти, которую Давид ему, конечно, не уступит. У Давида уже был свой клан и свои генералы, ему не был нужен Авенир.
– Вы слышали Самуила, – ответил он им через минуту. – Древо Саула было поражено гневом Господа. Оно должно было упасть. Этой слабой ветви, которой является Иевосфей, недостаточно, чтобы его возродить.
Он говорил просто, ясно, убедительно. Их глаза оживились.
– Я вам говорю это, чтобы вы повторили это всем остальным: попытка противиться воле Господа не приведет ни к чему. Союзы, которые кто-то будет пытаться заключить с Авениром или Иевосфеем, приведут лишь к тому, что они навлекут мой гнев.
Они быстро закивали. Гнев Давида, конечно, грозен, как и гнев Господа. Потом они встали, призвали благословение Господа на Давида и сели на своих ослов.
После их отъезда управляющие строительством подошли к Давиду, чтобы спросить его, где лучше прокладывать ту или иную улицу и размещать тот или иной дом. Он отвечал им рассеянно. Секелаг больше не был его городом, это был лишь подарок, сделанный врагом, которого он когда-нибудь разгромит.
За ужином собрались священник Авиафар, Эзер, Амон, Исхосхет, Амонит и Иоав, а также несколько офицеров. Давид взял слово перед большой чашей чечевицы с птицей.
– Больше ничего не осталось от царства Саула, – начал он. – Авенир – интриган, который попытается завладеть царством, используя Иевосфея, но ничего хорошего из этого не выйдет, так как двенадцать племен знают, что древо Саула мертво. Тем более что филистимляне осведомлены о нашей разрозненности, им удобнее покорить по отдельности каждое из двенадцати племен, которые теперь не являются единой нацией. Мне нужно создать базу, начиная с которой мы сможем завоевать эту страну.
– Мы покинем Секелаг? – спросил Амон.
– Секелаг наш, нашим и останется. У нас есть и другие сильные города, такие как Орша и Адуллам: при случае они нам еще послужат. Но Секелаг – это не город царя иудеев.
– Куда ты хочешь пойти? – спросил Иоав.
– В Хеврон. Нам нужно место, где укоренится память нашего народа. Это там спит Абрахам, там покоятся наши предки. И мы найдем друзей в округе, в Вефеле, Рамофе, Иаттире, Ароире, Шифмофе, Естемоа, Рафале и иерахмеельских и кенейских городах. Они все – наши союзники.
– Это те, кому мы отправили часть нашей добычи, – заметил Эзер.
– Господь с тобой, – сказал Авиафар. – Самуил сказал это. Я повторяю это за ним.
На следующий день Давид позвал Авиафара.
– Я хочу, чтобы ты спросил ефод, – сказал он ему. – Я хочу знать, есть ли воля Бога на то, чтобы я пошел в Хеврон.
Они вместе отправились в храм, на котором каменщики возводили крышу из дубовой древесины. В то время, как они забивали гвозди, трудились в шуме криков и молотков, Авиафар снова развернул бронзовую статую.
Его глаза опять закрылись. Он снова вздрогнул. И опять его голос изменился. Странный голос, похожий на голос старой безумной женщины.
– Что ты хочешь знать, Давид, слуга единого Бога?
– Я хочу знать, должен ли я завоевывать города Иудеи.
– Ты должен это сделать.
– В какой город мне идти?
– В Хеврон. Там покоятся твои предки.
«Я так и говорил», – подумал Давид.
На следующий день он поехал в Хеврон с Эзером, Аммроном, Иоавом и своими двумя братьями, Абисхаем и Азахелем. Авиафар тоже был с ними. Давид пригласил старейшин города. Они его уже знали, все знали Давида, победителя Голиафа, героя, на которого хотели походить мальчики, умело пользуясь пращой против птиц, и за которого девушки мечтали выйти замуж.
– Саул мертв, и мы без царя, – сказал он им. – Самуил миропомазал меня перед старейшинами двенадцати племен.
Все устремили на него пристальные взгляды – старые женщины и молодые мужчины, бродяги и пекари, судьи и священники храма, кузнец и мясник, нищие и ростовщики, дети и зрелые люди, которые собрались вокруг него. Он догадывался, что они думали: цари вовлекали их в войну и заставляли платить налоги.
– У нас есть только один царь – Бог. Но если у нас не будет царя на земле, мы скоро все станем рабами филистимлян. Если у нас не будет царя, нас постигнет именно такая участь. Хотите ли вы быть слугами единого Бога или быть рабами филистимлян? – крикнул он. Он попал в точку.
– Если вы слуги единого Бога, то я ваш царь.
Старейшины встали.
– Давид, – сказал самый почтенный из них, – мы знаем тебя по твоим подвигам, но еще лучше знаем мы Самуила. Если он тебя выбрал, то ты наш царь.
И он повернулся к толпе, окружавшей его: «Этот человек – наш царь. Он – наш защитник. Славьте Господа, который выбрал его!»
Они стали громко восхвалять Бога. Давид знал, что эти крики были неуверенными и что многие из них не отличали своего Бога от кенейского. Он научит их, какой их Бог.
Он повторил ту же речь во всех других городах Иудеи: в Вифлееме, где он родился, Небе, Мамбре, Самире, Яттире, Кармеле и, конечно, других, не забыв ни одного города на территории Симеона. Каждый раз священник города производил жертвоприношение. За несколько месяцев он стал наконец законным царем Иудеи.
Да и могло ли случиться иначе, ведь он был из иудейского племени! Только вениамитяне, жители пограничной зоны, не забыли, что они дали Израилю своего первого царя Саула и подчинялись Давиду с презрением и неохотно. Однако в Хевроне на территории Иудеи помазание совершил священник в присутствии Авиафара, который плакал от волнения.
Церемония проходила в храме, и на ней были священники всех городов Иудеи, в том числе и Вениамина. Она началась при свете дня общим жертвоприношением на большом алтаре, построенном по этому случаю, и закончилась другим жертвоприношением, около могилы Абрахама. В последнем ритуале приняло участие все население. Священник, который, как когда-то это делал и Самуил в Раме, плеснул масла на лоб Давида, одетого в льняное платье, вышитое золотом, и пунцовый плащ и обутого в туфли из светлой кожи ягненка. Золотые солнечные лучи падали на поля, в золотой повязке на лбу Давид прошел через весь город, чтобы помолиться на могиле Абрахама, по бокам его шли священники и генералы.
– Радуйся, Израиль, Господь даровал тебе царя! Проси Господа, Израиль, чтобы твоя слава сияла в глазах твоего вечного отца, как сияет золото на лбу его избранного! – воскликнул священник после вечернего жертвоприношения. – Чтобы твои превратности, Господи, были только плевелом в твоих полях, которые вырвут руки людей.
Затем последовал пир и танцы при свете факелов и продлившиеся до самого утра.
Когда Давид проснулся на следующий день в большом доме, который он выбрал и расширил, он нашел на двери кучу цветочных гирлянд – их на заре повесили люди. Он отправил в Секелаг за Авигеей и Ахиноам, потом послал в Керриот пышный отряд из ста человек под командованием Эзера и Иоава, чтобы привезти Маану.
Наконец у него появилось время, чтобы оплакать Ионафана. Умирают преждевременно вместе с мертвыми. А мертвые умирают еще раз, когда их забывают. Правда, хороня близких и какую-то часть себя, вместе с ними себя не оплакивают. А он плакал над тем, кем когда-то был сам. Над молодым и нежным человеком, которым уже никогда не будет!
– Самуил, Самуил, ты украл у меня мою молодость! Он отправил Иоава с известием в Ябеш. Царь слал людям этого города благословение Господа за то, что они похоронили Саула и его сыновей. А теперь, когда Господь сделал его царем Иудеи, он никогда не забудет жалости.
Но этого недостаточно. Нельзя и другим дать забыть ее. Он переложил свою боль в стихи:
Авигея только что родила; это был мальчик, и Давид назвал его Даниэлем, но его мать звала его Калебом. Ахиноам тоже должна была скоро родить. Он, наконец, отпраздновал свою свадьбу с Мааной.
Возможно, тело женщины – одно из последних мирских удовольствий. Это гладкая и опасная приятность до того, как груди начинают отвисать под тяжестью молока! Это одновременно цветок и плод! Это лира тела! И это голос на заре, который доказывает мужчине, что он еще жив.
Голос старейшины племени нафтали прервался. Он пришел в Секелаг с двумя старейшинами из племени менашше, чтобы рассказать Давиду об исходе сражения. Как только вокруг стих шум строительства, они втроем сели на большие камни перед тем, что было раньше домом Давида. Несомненно, они пришли узнать, собирается ли Давид отстаивать свои права на престол. Они втроем присутствовали на коронации Давида. Но в свое время Самуил также короновал Саула, и вот что из этого вышло. Может быть, Давид окажется не лучше… Надежнее ли будет просто выбрать царя в каждом племени?
Давид сгорбился, от горя у него кружилась голова, и он оперся на хоаб, который находился рядом с ним. Потом он поднял голову. Это был один из тех дней, когда спрашиваешь себя, как солнце может светить. Но оно упрямо светило в конце лета, смягчаемое морским бризом. Гранатовые деревья гнулись под тяжестью плодов.
– Что будет с нами? – спросил старейшина. Два его товарища вопросительно смотрели на Давида.
– Господь уже сказал это голосом Самуила. Он нас не покинул, – ответил Давид.
Они все трое качнули головами.
– Нет, Господь нас не покинул, – повторил один из старейшин из менашше. – Ты его глашатай отныне.
– Что ты будешь делать? – спросил старейшина из нафтали. – Потомство Саула не угасло ни с ним, ни с его тремя сыновьями, погибшими в Гелвуе. Остается Иевосфей.
– И Авенир, он еще жив, – добавил другой старейшина из менашше.
Дальнейшее развитие событий можно было предвидеть. Авенир попробует восстановить дом Саула с помощью Иевосфея в качестве наследника. После этого, управляя Иевосфеем по своему желанию, сможет потребовать власти, которую Давид ему, конечно, не уступит. У Давида уже был свой клан и свои генералы, ему не был нужен Авенир.
– Вы слышали Самуила, – ответил он им через минуту. – Древо Саула было поражено гневом Господа. Оно должно было упасть. Этой слабой ветви, которой является Иевосфей, недостаточно, чтобы его возродить.
Он говорил просто, ясно, убедительно. Их глаза оживились.
– Я вам говорю это, чтобы вы повторили это всем остальным: попытка противиться воле Господа не приведет ни к чему. Союзы, которые кто-то будет пытаться заключить с Авениром или Иевосфеем, приведут лишь к тому, что они навлекут мой гнев.
Они быстро закивали. Гнев Давида, конечно, грозен, как и гнев Господа. Потом они встали, призвали благословение Господа на Давида и сели на своих ослов.
После их отъезда управляющие строительством подошли к Давиду, чтобы спросить его, где лучше прокладывать ту или иную улицу и размещать тот или иной дом. Он отвечал им рассеянно. Секелаг больше не был его городом, это был лишь подарок, сделанный врагом, которого он когда-нибудь разгромит.
За ужином собрались священник Авиафар, Эзер, Амон, Исхосхет, Амонит и Иоав, а также несколько офицеров. Давид взял слово перед большой чашей чечевицы с птицей.
– Больше ничего не осталось от царства Саула, – начал он. – Авенир – интриган, который попытается завладеть царством, используя Иевосфея, но ничего хорошего из этого не выйдет, так как двенадцать племен знают, что древо Саула мертво. Тем более что филистимляне осведомлены о нашей разрозненности, им удобнее покорить по отдельности каждое из двенадцати племен, которые теперь не являются единой нацией. Мне нужно создать базу, начиная с которой мы сможем завоевать эту страну.
– Мы покинем Секелаг? – спросил Амон.
– Секелаг наш, нашим и останется. У нас есть и другие сильные города, такие как Орша и Адуллам: при случае они нам еще послужат. Но Секелаг – это не город царя иудеев.
– Куда ты хочешь пойти? – спросил Иоав.
– В Хеврон. Нам нужно место, где укоренится память нашего народа. Это там спит Абрахам, там покоятся наши предки. И мы найдем друзей в округе, в Вефеле, Рамофе, Иаттире, Ароире, Шифмофе, Естемоа, Рафале и иерахмеельских и кенейских городах. Они все – наши союзники.
– Это те, кому мы отправили часть нашей добычи, – заметил Эзер.
– Господь с тобой, – сказал Авиафар. – Самуил сказал это. Я повторяю это за ним.
На следующий день Давид позвал Авиафара.
– Я хочу, чтобы ты спросил ефод, – сказал он ему. – Я хочу знать, есть ли воля Бога на то, чтобы я пошел в Хеврон.
Они вместе отправились в храм, на котором каменщики возводили крышу из дубовой древесины. В то время, как они забивали гвозди, трудились в шуме криков и молотков, Авиафар снова развернул бронзовую статую.
Его глаза опять закрылись. Он снова вздрогнул. И опять его голос изменился. Странный голос, похожий на голос старой безумной женщины.
– Что ты хочешь знать, Давид, слуга единого Бога?
– Я хочу знать, должен ли я завоевывать города Иудеи.
– Ты должен это сделать.
– В какой город мне идти?
– В Хеврон. Там покоятся твои предки.
«Я так и говорил», – подумал Давид.
На следующий день он поехал в Хеврон с Эзером, Аммроном, Иоавом и своими двумя братьями, Абисхаем и Азахелем. Авиафар тоже был с ними. Давид пригласил старейшин города. Они его уже знали, все знали Давида, победителя Голиафа, героя, на которого хотели походить мальчики, умело пользуясь пращой против птиц, и за которого девушки мечтали выйти замуж.
– Саул мертв, и мы без царя, – сказал он им. – Самуил миропомазал меня перед старейшинами двенадцати племен.
Все устремили на него пристальные взгляды – старые женщины и молодые мужчины, бродяги и пекари, судьи и священники храма, кузнец и мясник, нищие и ростовщики, дети и зрелые люди, которые собрались вокруг него. Он догадывался, что они думали: цари вовлекали их в войну и заставляли платить налоги.
– У нас есть только один царь – Бог. Но если у нас не будет царя на земле, мы скоро все станем рабами филистимлян. Если у нас не будет царя, нас постигнет именно такая участь. Хотите ли вы быть слугами единого Бога или быть рабами филистимлян? – крикнул он. Он попал в точку.
– Если вы слуги единого Бога, то я ваш царь.
Старейшины встали.
– Давид, – сказал самый почтенный из них, – мы знаем тебя по твоим подвигам, но еще лучше знаем мы Самуила. Если он тебя выбрал, то ты наш царь.
И он повернулся к толпе, окружавшей его: «Этот человек – наш царь. Он – наш защитник. Славьте Господа, который выбрал его!»
Они стали громко восхвалять Бога. Давид знал, что эти крики были неуверенными и что многие из них не отличали своего Бога от кенейского. Он научит их, какой их Бог.
Он повторил ту же речь во всех других городах Иудеи: в Вифлееме, где он родился, Небе, Мамбре, Самире, Яттире, Кармеле и, конечно, других, не забыв ни одного города на территории Симеона. Каждый раз священник города производил жертвоприношение. За несколько месяцев он стал наконец законным царем Иудеи.
Да и могло ли случиться иначе, ведь он был из иудейского племени! Только вениамитяне, жители пограничной зоны, не забыли, что они дали Израилю своего первого царя Саула и подчинялись Давиду с презрением и неохотно. Однако в Хевроне на территории Иудеи помазание совершил священник в присутствии Авиафара, который плакал от волнения.
Церемония проходила в храме, и на ней были священники всех городов Иудеи, в том числе и Вениамина. Она началась при свете дня общим жертвоприношением на большом алтаре, построенном по этому случаю, и закончилась другим жертвоприношением, около могилы Абрахама. В последнем ритуале приняло участие все население. Священник, который, как когда-то это делал и Самуил в Раме, плеснул масла на лоб Давида, одетого в льняное платье, вышитое золотом, и пунцовый плащ и обутого в туфли из светлой кожи ягненка. Золотые солнечные лучи падали на поля, в золотой повязке на лбу Давид прошел через весь город, чтобы помолиться на могиле Абрахама, по бокам его шли священники и генералы.
– Радуйся, Израиль, Господь даровал тебе царя! Проси Господа, Израиль, чтобы твоя слава сияла в глазах твоего вечного отца, как сияет золото на лбу его избранного! – воскликнул священник после вечернего жертвоприношения. – Чтобы твои превратности, Господи, были только плевелом в твоих полях, которые вырвут руки людей.
Затем последовал пир и танцы при свете факелов и продлившиеся до самого утра.
Когда Давид проснулся на следующий день в большом доме, который он выбрал и расширил, он нашел на двери кучу цветочных гирлянд – их на заре повесили люди. Он отправил в Секелаг за Авигеей и Ахиноам, потом послал в Керриот пышный отряд из ста человек под командованием Эзера и Иоава, чтобы привезти Маану.
Наконец у него появилось время, чтобы оплакать Ионафана. Умирают преждевременно вместе с мертвыми. А мертвые умирают еще раз, когда их забывают. Правда, хороня близких и какую-то часть себя, вместе с ними себя не оплакивают. А он плакал над тем, кем когда-то был сам. Над молодым и нежным человеком, которым уже никогда не будет!
– Самуил, Самуил, ты украл у меня мою молодость! Он отправил Иоава с известием в Ябеш. Царь слал людям этого города благословение Господа за то, что они похоронили Саула и его сыновей. А теперь, когда Господь сделал его царем Иудеи, он никогда не забудет жалости.
Но этого недостаточно. Нельзя и другим дать забыть ее. Он переложил свою боль в стихи:
Отдал текст Авиафару и попросил сделать копии для всех священников Иудеи, чтобы они тоже сделали копии и научили этому погребальному плачу детей Израиля.
Краса твоя, о Израиль, поражена на высотах твоих!
Как пали сильные!
Не рассказывайте в Гефе,
Не возвещайте на улицах Аскалона,
Чтобы не радовались дочери филистимлян,
Чтобы не радовались дочери необрезанных.
Горы Гелвуйские!
Да не сойдет ни роса, ни дождь на вас,
И да не будет на вас полей с плодами;
Ибо там повержен щит сильных,
Щит Саула, как бы ни был он помазан елеем.
Без крови раненых, без тука сильных
Лук Ионафана не возвращался назад,
И меч Саула не возвращался даром.
Саул и Ионафан,
Любезные и согласные в жизни своей,
Не разлучились и в смерти своей;
Быстрее орлов,
Сильнее львов они были.
Дочери израильские!
Плачьте о Сауле,
Который одевал вас в багряницу с украшениями
И доставлял на одежды ваши золотые уборы.
Как пали сильные на брани!
Сражен Ионафан на высотах твоих.
Скорблю о тебе, брат мой Ионафан:
Ты был очень дорог для меня;
Любовь твоя была для меня
Превыше любви женской.
Как пали сильные,
Погибло оружие бранное… [8]
Авигея только что родила; это был мальчик, и Давид назвал его Даниэлем, но его мать звала его Калебом. Ахиноам тоже должна была скоро родить. Он, наконец, отпраздновал свою свадьбу с Мааной.
Возможно, тело женщины – одно из последних мирских удовольствий. Это гладкая и опасная приятность до того, как груди начинают отвисать под тяжестью молока! Это одновременно цветок и плод! Это лира тела! И это голос на заре, который доказывает мужчине, что он еще жив.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 1
НАПРАСНАЯ ПОБЕДА
Через несколько дней после коронации Давида состоялась другая коронация на противоположном берегу Иордана в Маханаиме, на границе земель Галаад и Аммон. Благодаря стараниям Авенира, Иевосфея короновали как царя Галаада, асхеритов, Изрееля, Эфраима, Вениамина и в высшей степени неосмотрительно – царем всего Израиля.
Авенир и дом Саула не могли отрицать, что Давид уже стал царем иудеев. Таким образом, они бросали ему вызов.
– Не мирись с этим, – сказал Иоав. – Рано или поздно Авенир и Иевосфей придут к тебе оспаривать твою царскую власть над Иудеей и Симеоном.
Абисхал и Азахель, два других племянника Давида, тоже не были снисходительны по отношению к Авениру. Эзер, который не питал к нему нежных чувств, насмешливо называл его «царьком выживших».
– Как произошло, – говорил он, – что Авенир выжил в бойне в горах Гелвуе? А сам Иевосфей, где он находился в момент сражения? Почему он не возвратился в строй, лишенный отца и своих трех братьев, когда филистимляне прибили их гвоздями к стенам Беф-Авен? Сорокалетний Иевосфей бежал, как ребенок, даже не попытавшись отомстить за братьев.
Давид слушал, но ничего не говорил, и каждый в его окружении понимал его: ему внушало отвращение то, что он имел непосредственное отношение к уничтожению дома Саула.
– Ты отрицаешь то, что говорил нам вечером в Секелаге? Ты забыл, что твой собственный рот провозгласил, что древо Саула проклято? Значит, мы сражались ни за что? – восклицал удивленный Эзер. – Значит, мы напрасно пересекли пустыню? А воля Самуила теперь ничего не стоит? Достаточно лишь появиться человеку, в жилах которого часть крови Саула, чтобы твое мужество ослабло?
Эзер действительно был возмущен. Давид достаточно ясно выразил свое отношение к Ионафану, но это было простительно, поскольку все знали, кем Ионафан являлся для Давида. Но его стенания по Саулу, который пытался пронзить его копьем, который несколько лет гонялся за ним, который отнял у него супругу, были нетерпимы. А его бездействие в отношении Авенира становилось откровенной обидой для тех, кто его защищал.
Давид чувствовал опасность. Старейшины постоянно напоминали ему, что Иевосфей и Авенир еще живы и не покорены. Особенно его расстроило указание Эзера на волю Самуила. Если он не отреагирует на возрождение дома Саула, тогда в самом деле он отступит от воли Великого ясновидящего. Но положение Авенира и так было очень шатким. Кроме филистимлян, он должен был постоянно предвидеть угрозу армии с севера: так как его поддерживали только два племени, а против него могли выступать десять союзов. Пока Давид был жив, Авенир и его соломенный царь не угрожали Израильскому царству.
– Если будет нужно, мы сразимся с Авениром и Иевосфеем, – сказал он через два дня своим доверенным людям. – Но я не нанесу первый удар.
Ждать долго не пришлось: стычки учащались, так как оба царства соседствовали: вдоль линии, которая шла от Иабнеел до Боф-Огла и которая отделяла царство иудеев от территории вениамитян, постоянно происходили оскорбления, разбои и убийства. Солдаты двух лагерей общались через слуг. Эта противоречивая ситуация должна была как-то разрешиться, и, когда две армии закончили движение, эмиссары Авенира назначили встречу Иоаву, который командовал основной частью армии, выставленной Давидом у озера Гаваон на территории Вениамина.
Авенир предложил каждой стороне выставить двенадцать молодых солдат для схватки. Иоав согласился и отправил двенадцать человек. Эта схватка не была необходимой, но Иоав не строил иллюзий.
Она принесла только лишние страдания: сражающиеся сошлись парами, схватили друг друга за волосы и обоюдно пронзили друг друга мечами. Никто не победил. Однако бесполезность этих смертей разожгла гнев отрядов Иоава. Схватка подходила к концу, когда они ринулись на солдат Авенира с кинжалами. Те, захваченные врасплох, неумело пытались сдержать свои позиции, но скоро были вынуждены отступить.
Азахель, брат Иоава, преследовал самого Авенира, который был значительно сильнее.
– Я сейчас убью тебя! Я сейчас убью тебя! Беги! – крикнул Авенир, не желая убивать мальчишку. Но Азахель его не слушал; он бросился на Авенира, и тот, пронзив его мечом, продолжил свой бег. Оцепенение охватило солдат Иоава, которые следовали за Азахелем. Авенир и его отряды нашли укрытие на холме Амма, который возвышался над дорогой пастбищ Гаваона. Увлекаемые Иоавом и Абисхаем, отряды Давида стали подниматься на холм. Несомненно, это напомнило Авениру отступление Саула в горы. Он вышел вперед и крикнул Иоаву:
– Эта бойня будет продолжаться вечно?
– Если ты не попросишь пощады, – закричал с презрением Иоав, – мы до зари будем преследовать тебя! Мы убьем тебя, тебя и последнего из твоих людей!
Авенир убил его брата; Иоав не собирался забывать об этом. Но так как он запросил пощады, Иоав протрубил в рог. Сражение и преследование остановилось, Авенир и вениамитяне поспешно убрались с другого склона холма, переправились через Иордан и отправились в Миханаим. Иоав сосчитал погибших: кроме брата, он потерял девятнадцать человек, убив триста шестьдесят солдат Авенира.
Это не вернуло жизни Азахеля. Иоав приказал отряду отвезти останки брата и похоронить в Вифлееме. Там женщины обмыли тело и похоронили юношу в деревне его предков. Была ночь. Иоав вернулся на заре в Хеврон, полный боли и ярости.
Победа была за Давидом, но она ничего не определяла, ничего не давала. Лишь увеличивала пролитую кровь, которой с каждым сражением становилось больше.
Авенир и дом Саула не могли отрицать, что Давид уже стал царем иудеев. Таким образом, они бросали ему вызов.
– Не мирись с этим, – сказал Иоав. – Рано или поздно Авенир и Иевосфей придут к тебе оспаривать твою царскую власть над Иудеей и Симеоном.
Абисхал и Азахель, два других племянника Давида, тоже не были снисходительны по отношению к Авениру. Эзер, который не питал к нему нежных чувств, насмешливо называл его «царьком выживших».
– Как произошло, – говорил он, – что Авенир выжил в бойне в горах Гелвуе? А сам Иевосфей, где он находился в момент сражения? Почему он не возвратился в строй, лишенный отца и своих трех братьев, когда филистимляне прибили их гвоздями к стенам Беф-Авен? Сорокалетний Иевосфей бежал, как ребенок, даже не попытавшись отомстить за братьев.
Давид слушал, но ничего не говорил, и каждый в его окружении понимал его: ему внушало отвращение то, что он имел непосредственное отношение к уничтожению дома Саула.
– Ты отрицаешь то, что говорил нам вечером в Секелаге? Ты забыл, что твой собственный рот провозгласил, что древо Саула проклято? Значит, мы сражались ни за что? – восклицал удивленный Эзер. – Значит, мы напрасно пересекли пустыню? А воля Самуила теперь ничего не стоит? Достаточно лишь появиться человеку, в жилах которого часть крови Саула, чтобы твое мужество ослабло?
Эзер действительно был возмущен. Давид достаточно ясно выразил свое отношение к Ионафану, но это было простительно, поскольку все знали, кем Ионафан являлся для Давида. Но его стенания по Саулу, который пытался пронзить его копьем, который несколько лет гонялся за ним, который отнял у него супругу, были нетерпимы. А его бездействие в отношении Авенира становилось откровенной обидой для тех, кто его защищал.
Давид чувствовал опасность. Старейшины постоянно напоминали ему, что Иевосфей и Авенир еще живы и не покорены. Особенно его расстроило указание Эзера на волю Самуила. Если он не отреагирует на возрождение дома Саула, тогда в самом деле он отступит от воли Великого ясновидящего. Но положение Авенира и так было очень шатким. Кроме филистимлян, он должен был постоянно предвидеть угрозу армии с севера: так как его поддерживали только два племени, а против него могли выступать десять союзов. Пока Давид был жив, Авенир и его соломенный царь не угрожали Израильскому царству.
– Если будет нужно, мы сразимся с Авениром и Иевосфеем, – сказал он через два дня своим доверенным людям. – Но я не нанесу первый удар.
Ждать долго не пришлось: стычки учащались, так как оба царства соседствовали: вдоль линии, которая шла от Иабнеел до Боф-Огла и которая отделяла царство иудеев от территории вениамитян, постоянно происходили оскорбления, разбои и убийства. Солдаты двух лагерей общались через слуг. Эта противоречивая ситуация должна была как-то разрешиться, и, когда две армии закончили движение, эмиссары Авенира назначили встречу Иоаву, который командовал основной частью армии, выставленной Давидом у озера Гаваон на территории Вениамина.
Авенир предложил каждой стороне выставить двенадцать молодых солдат для схватки. Иоав согласился и отправил двенадцать человек. Эта схватка не была необходимой, но Иоав не строил иллюзий.
Она принесла только лишние страдания: сражающиеся сошлись парами, схватили друг друга за волосы и обоюдно пронзили друг друга мечами. Никто не победил. Однако бесполезность этих смертей разожгла гнев отрядов Иоава. Схватка подходила к концу, когда они ринулись на солдат Авенира с кинжалами. Те, захваченные врасплох, неумело пытались сдержать свои позиции, но скоро были вынуждены отступить.
Азахель, брат Иоава, преследовал самого Авенира, который был значительно сильнее.
– Я сейчас убью тебя! Я сейчас убью тебя! Беги! – крикнул Авенир, не желая убивать мальчишку. Но Азахель его не слушал; он бросился на Авенира, и тот, пронзив его мечом, продолжил свой бег. Оцепенение охватило солдат Иоава, которые следовали за Азахелем. Авенир и его отряды нашли укрытие на холме Амма, который возвышался над дорогой пастбищ Гаваона. Увлекаемые Иоавом и Абисхаем, отряды Давида стали подниматься на холм. Несомненно, это напомнило Авениру отступление Саула в горы. Он вышел вперед и крикнул Иоаву:
– Эта бойня будет продолжаться вечно?
– Если ты не попросишь пощады, – закричал с презрением Иоав, – мы до зари будем преследовать тебя! Мы убьем тебя, тебя и последнего из твоих людей!
Авенир убил его брата; Иоав не собирался забывать об этом. Но так как он запросил пощады, Иоав протрубил в рог. Сражение и преследование остановилось, Авенир и вениамитяне поспешно убрались с другого склона холма, переправились через Иордан и отправились в Миханаим. Иоав сосчитал погибших: кроме брата, он потерял девятнадцать человек, убив триста шестьдесят солдат Авенира.
Это не вернуло жизни Азахеля. Иоав приказал отряду отвезти останки брата и похоронить в Вифлееме. Там женщины обмыли тело и похоронили юношу в деревне его предков. Была ночь. Иоав вернулся на заре в Хеврон, полный боли и ярости.
Победа была за Давидом, но она ничего не определяла, ничего не давала. Лишь увеличивала пролитую кровь, которой с каждым сражением становилось больше.
Глава 2
ДВЕ ИСТОРИИ ИЗ-ЗА ЖЕНЩИНЫ
– Мы уступили попытке развязать войну, и мы потеряли девятнадцать молодых людей. – говорил разгневанно Давид своим доверенным лицам. – А ты, ты потерял своего брата, ну и чего ты добился? Солдаты Иевосфея, наши соплеменники, тоже потеряли братьев и сыновей в Гаваоне.
Они слушали его, повесив голову: Эзер, Амон, Иоав и Абисхай и все другие, которые участвовали в рукопашной битве с солдатами Авенира и Иевосфея. В действительности все осталось на мертвой точке и ничего не изменилось. Все еще двое людей носили короны Израиля.
– Я не хочу больше вести войну с нашими братьями. Господь решит, что надо предпринять, – закончил Давид. Его друзья промолчали.
Но когда они вышли, их словно прорвало, они стали возмущаться.
– Если бы он показал больше решительности в отношении дома Саула, он был бы бесспорным царем двенадцати племен! – воскликнул Иоав.
– Вот что я бы хотел знать, так это причину его терпимости к ним, – сказал Эзер. – Как он может говорить, что ему доставляет горе смерть человека, который, как все знают, многократно пытался его убить? Это несерьезно!
Загадка осталась неразрешенной.
Война началась с новой силой. Не проходило ни дня, чтобы не было спора из-за колодца, пастбища, прохода тех или иных товаров. Филистимляне выжидали, пока страна иудеев, все еще слишком большая, расколется надвое и ослабеет окончательно. Но Давид оставался спокойным и упорно отказывался нападать на северные территории.
В то же время ему пришлось еще раз выслушать упреки своих близких, когда Авенир потребовал себе Риспу, наложницу Саула, хотя у нее было от Саула двое сыновей – Армони и Мемфивосфей. Стремление Авенира были понятны: взяв Риспу, он становился не просто дальним родственником Саула, но и приемным отцом двух царевичей.
Иоав описал эту опасность с большой выразительностью и пылом. Давид слушал его спокойно, а может быть, со скукой. Иоава вдохновляла жажда мести за своего брата; страсть ослепляла его.
– Мудрость Господа беспредельна, – ответил Давид. – Он найдет способ расстроить планы Авенира, если таковые есть, как ты рассказываешь.
Впрочем, планы Авенира были уже расстроены. Возвратившись с соколиной охоты, Иевосфей пошел вечером во дворец Миханаума, который был рядом с просторным жилищем Авенира, и его придворные приняли его с натянутыми лицами.
– Почему у вас лица как у сов? – спросил Иевосфей, в то время как слуги забирали охотничьи трофеи.
– Со вчерашнего вечера Риспа в доме у Авенира, – сказал один из них.
Они смотрели на него – лица, потные от доносов. Иевосфей развернулся на каблуках, спустился по лестнице, которая вела к порталу, и перешел улицу к дому Авенира. Он влетел туда, как ветер, и бросился на стражников, оторопевших от его вторжения.
– Позовите мне Авенира, – приказал он.
Его провели в огромный зал, где Авенир обычно принимал офицеров, – там стояли скамьи, стол и лежали ковры и шкуры. Генерал появился в широкой шерстяной одежде, украшенной ярко-красной материей из Тира.
– Удачная охота? – спросил он. – Какой добрый ветер принес тебя ко мне?
– Как ты осмеливаешься спать с любовницей моего отца? – крикнул Иевосфей. – Немедленно отправь эту женщину назад.
Авенир окаменел.
– Она вдова. Ты не можешь взять ее, это было бы кровосмешение. В первую очередь она принадлежит мне, – ответил он холодно.
– Отправь ее назад! – повторил Иевосфей.
– Я не мальчик, которому отдают приказания. Я был предан дому Саула, его братьям, его друзьям. Я верно служил тебе. Я мог сдать тебя в руки Давида, я этого не сделал. Но если ты будешь говорить таким тоном из-за этой женщины, я клянусь, что сделаю все, что нужно, для того, чтобы корона Давида засияла над всем Израилем и Иудеей от Дана до Вирсавии!
Они слушали его, повесив голову: Эзер, Амон, Иоав и Абисхай и все другие, которые участвовали в рукопашной битве с солдатами Авенира и Иевосфея. В действительности все осталось на мертвой точке и ничего не изменилось. Все еще двое людей носили короны Израиля.
– Я не хочу больше вести войну с нашими братьями. Господь решит, что надо предпринять, – закончил Давид. Его друзья промолчали.
Но когда они вышли, их словно прорвало, они стали возмущаться.
– Если бы он показал больше решительности в отношении дома Саула, он был бы бесспорным царем двенадцати племен! – воскликнул Иоав.
– Вот что я бы хотел знать, так это причину его терпимости к ним, – сказал Эзер. – Как он может говорить, что ему доставляет горе смерть человека, который, как все знают, многократно пытался его убить? Это несерьезно!
Загадка осталась неразрешенной.
Война началась с новой силой. Не проходило ни дня, чтобы не было спора из-за колодца, пастбища, прохода тех или иных товаров. Филистимляне выжидали, пока страна иудеев, все еще слишком большая, расколется надвое и ослабеет окончательно. Но Давид оставался спокойным и упорно отказывался нападать на северные территории.
В то же время ему пришлось еще раз выслушать упреки своих близких, когда Авенир потребовал себе Риспу, наложницу Саула, хотя у нее было от Саула двое сыновей – Армони и Мемфивосфей. Стремление Авенира были понятны: взяв Риспу, он становился не просто дальним родственником Саула, но и приемным отцом двух царевичей.
Иоав описал эту опасность с большой выразительностью и пылом. Давид слушал его спокойно, а может быть, со скукой. Иоава вдохновляла жажда мести за своего брата; страсть ослепляла его.
– Мудрость Господа беспредельна, – ответил Давид. – Он найдет способ расстроить планы Авенира, если таковые есть, как ты рассказываешь.
Впрочем, планы Авенира были уже расстроены. Возвратившись с соколиной охоты, Иевосфей пошел вечером во дворец Миханаума, который был рядом с просторным жилищем Авенира, и его придворные приняли его с натянутыми лицами.
– Почему у вас лица как у сов? – спросил Иевосфей, в то время как слуги забирали охотничьи трофеи.
– Со вчерашнего вечера Риспа в доме у Авенира, – сказал один из них.
Они смотрели на него – лица, потные от доносов. Иевосфей развернулся на каблуках, спустился по лестнице, которая вела к порталу, и перешел улицу к дому Авенира. Он влетел туда, как ветер, и бросился на стражников, оторопевших от его вторжения.
– Позовите мне Авенира, – приказал он.
Его провели в огромный зал, где Авенир обычно принимал офицеров, – там стояли скамьи, стол и лежали ковры и шкуры. Генерал появился в широкой шерстяной одежде, украшенной ярко-красной материей из Тира.
– Удачная охота? – спросил он. – Какой добрый ветер принес тебя ко мне?
– Как ты осмеливаешься спать с любовницей моего отца? – крикнул Иевосфей. – Немедленно отправь эту женщину назад.
Авенир окаменел.
– Она вдова. Ты не можешь взять ее, это было бы кровосмешение. В первую очередь она принадлежит мне, – ответил он холодно.
– Отправь ее назад! – повторил Иевосфей.
– Я не мальчик, которому отдают приказания. Я был предан дому Саула, его братьям, его друзьям. Я верно служил тебе. Я мог сдать тебя в руки Давида, я этого не сделал. Но если ты будешь говорить таким тоном из-за этой женщины, я клянусь, что сделаю все, что нужно, для того, чтобы корона Давида засияла над всем Израилем и Иудеей от Дана до Вирсавии!