Страница:
Те же солдаты схватили Давида и его спутников и толкнули их к двери; там они протянули им кубки, а потом прогнали из города победителя Голиафа и его приятелей. Авиафар еще дрожал от страха.
Солнце садилось. Когда они отошли на достаточное расстояние от Гефа, Давид воскликнул:
– Мы счастливо отделались!
И ими овладел приступ безудержного хохота.
Глава 25
Глава 26
Глава 27
Солнце садилось. Когда они отошли на достаточное расстояние от Гефа, Давид воскликнул:
– Мы счастливо отделались!
И ими овладел приступ безудержного хохота.
Глава 25
СДЕЛКА ВОРОВ
Они повернули обратно: побережье было в руках филистимлян, и если они угодят им в лапы, то не выберутся так легко, как в прошлый раз.
– Если бы у нас был лев! – воскликнул Исбозет Аммоните, один из спутников Давида.
– Или если бы нас было больше… – добавил Давид.
Они прошли прибрежный район Адулама у подножия горы Хеброн, стараясь держаться от нее как можно дальше, чтобы избежать встречи с филистимлянами, и теперь шли по мелким камням к зеленому дубовому лесу, где могли найти убежище. Опять-таки с пустыми животами.
– Я бы съел змею! – воскликнул Авиафар.
– Сначала попробуй ее поймать, – сказал Давид. Но они остолбенели, когда пришли к пруду: там было полно куропаток. Их было около сотни. Дул встречный ветер, и птицы не могли ни услышать, ни почувствовать внезапное нападение людей. Те подпрыгнули, как кошки, рухнули, кто лицом в воду, кто в траву, но каждый держал свою куропатку: некоторые поймали даже по две. Теперь у них было десять куропаток на восьмерых, и это должно было помочь им немного наполнить вечером их животы.
Оставалось приготовить птиц, но без дыма, чтобы не привлекать внимания филистимлян, которые, конечно, были повсюду. Они уже долго блуждали по лесу, когда Авиафар заметил проем грота. Проскользнули туда.
Остывшие угли, остатки пищи и подстилки – все свидетельствовало о том, что довольно широкий грот служил уже чьим-то убежищем. Но голод приказывал, и они начали щипать дичь, потом резать, потрошить, в это время Давид и Авиафар пытались развести костер из веток, собранных снаружи. Им понадобился час, чтобы зажечь огонь с помощью пакли и искры кремня, а потом поддерживать его ветвями и сухими листьями.
Грот был задымлен, перья птиц летали повсюду, но им было все равно. Кто-то из солдат принес медную чашу, в которую собирали стекающий жир; туда обмакивали остатки двух священных хлебов. Это была царская еда. Вот было бы хорошо, если бы куропатки вернулись завтра, их бы так же поймали и съели.
Они спокойно обсасывали кости, сожалея об отсутствии вина, когда появились двое человек. Руками, испачканными в жире, Давид и товарищи похватали оружие. Вошедшие подняли руки.
– Во имя любви к небу! Добро пожаловать к нам!
– Почему к вам? – спросил Давид.
– Это наш грот, здесь мы живем, – сказал один из мужчин, достаточно крепкий, с рыжей гривой, но довольно оборванный. Другой, смуглый, с обветренной кожей, не казался приобщенным к культуре. Это не были ни солдаты, ни крестьяне, ни пастухи. У них были кинжалы на бедрах.
– Положите оружие и садитесь, – сказал Давид, – затем мы поговорим.
Мужчины исполнили приказание и положили на землю сумки, которые выглядели полными, и бурдюк с вином.
– Как получилось, что вы живете в гроте, если это место находится в часе ходьбы от Адуллама?
– Я мог бы задать тебе такой же вопрос, – сказал один из мужчин, усмехаясь. – Может быть, у вас то же ремесло, что и у нас?
– Какое?
– Мы – воры.
Тот, кто говорил с Давидом, обратил на него ясный и улыбающийся взор. Казалось, он совсем не стыдится своего ремесла. Авиафар и солдаты таращили глаза.
– Послушай, – продолжил мужчина, – если бы я был царем и разорял соседний город, говорили бы, что я хорошо исполняю свою работу. Единственная разница между мной и царем в том, что я не царь.
Давид расхохотался.
– Почему вы воры?
– Потому что наш царь не отдал нам нашу часть награбленного, – ответил рыжий. – Вы, следовательно, не воры, если задаете такой вопрос?
– Несомненно, в этом бурдюке украденное вино, – сказал Эзер.
– Ты правильно догадался, чужеземец, а я догадываюсь, что ты хочешь пить.
Он развязал кожаные веревки бурдюка. И восемь мужчин устремились искать в своих сумках чаши и кубки, из которых они обычно пили воду.
– Подождите! – закричал Давид. – Кто может поручиться, что ты и твой приятель не собираетесь напасть на нас втихомолку, предлагая нам вино?
Смуглый начал смеяться.
– Мы умные воры, чужестранец. Что мы можем украсть у вас? Достаточно посмотреть на ваш ужин, чтобы понять, что вы голы, словно галька.
Он пустил вино по кругу.
– Это вино Галилеи, – заметил Эзер.
– Точно. Мы его украли у каравана богатого торговца. А украли мы не только вино.
Разложив покрывало на земле, он выложил из сумки сыры, вяленую рыбу, хлеб с кунжутом, медовое печенье, сушеный инжир, финики, кувшин масла… Это было достаточно убедительным приглашением к мирному разговору.
– Как тебя зовут? – спросил Давид.
– Меня зовут Амон, а моего приятеля Эли. А тебя?
– Давид.
– Так это тебя, Давид, разыскивают люди царя Гивы? Давид качнул головой.
– Тогда это ты убил Голиафа, – добавил Амон, бросая взгляд на меч, лежавший за Давидом. – И почему же такой герой, как ты, ловит куропаток, чтобы прокормиться?
– Длинная история, – ответил Давид.
Амон пустил по кругу хлеб, потом круглый твердый сыр.
– Могу ли я воспользоваться своим ножом, чтобы нарезать хлеб? – насмешливо спросил он. Он медленно дожевал хлеб и сыр, потом широким жестом показал на оставшееся: – Берите. Есть еще. Вы должны присоединиться к нам, если не хотите ложиться спать с пустым животом.
– Ворующих царей видели, но никогда не видели коронованных воров, – ответил Давид. – Это вы должны присоединиться к нам.
– А как мы будем жить? – спросил Эли.
– Люди дадут нам провизию, потому что мы их будем защищать.
– От кого?
– От воров, – улыбнулся Давид.
Амон и Эли расхохотались.
– А когда я стану царем, я поставлю вас во главе отрядов.
– Ты хочешь стать царем? – иронично спросил Амон.
– Он и есть царь, – сказал Эзер.
– Ты смеешься над нами? – вскричал Амон.
– Великий судья иудеев назвал его царем вместо Саула, – пояснил Эзер.
– Так вот почему вы здесь, – задумчиво пробормотал Эли.
Утром маленький отряд Давида насчитывал уже десять человек. Двумя днями позднее два раскаявшихся вора привели шесть приятелей.
– Если бы у нас был лев! – воскликнул Исбозет Аммоните, один из спутников Давида.
– Или если бы нас было больше… – добавил Давид.
Они прошли прибрежный район Адулама у подножия горы Хеброн, стараясь держаться от нее как можно дальше, чтобы избежать встречи с филистимлянами, и теперь шли по мелким камням к зеленому дубовому лесу, где могли найти убежище. Опять-таки с пустыми животами.
– Я бы съел змею! – воскликнул Авиафар.
– Сначала попробуй ее поймать, – сказал Давид. Но они остолбенели, когда пришли к пруду: там было полно куропаток. Их было около сотни. Дул встречный ветер, и птицы не могли ни услышать, ни почувствовать внезапное нападение людей. Те подпрыгнули, как кошки, рухнули, кто лицом в воду, кто в траву, но каждый держал свою куропатку: некоторые поймали даже по две. Теперь у них было десять куропаток на восьмерых, и это должно было помочь им немного наполнить вечером их животы.
Оставалось приготовить птиц, но без дыма, чтобы не привлекать внимания филистимлян, которые, конечно, были повсюду. Они уже долго блуждали по лесу, когда Авиафар заметил проем грота. Проскользнули туда.
Остывшие угли, остатки пищи и подстилки – все свидетельствовало о том, что довольно широкий грот служил уже чьим-то убежищем. Но голод приказывал, и они начали щипать дичь, потом резать, потрошить, в это время Давид и Авиафар пытались развести костер из веток, собранных снаружи. Им понадобился час, чтобы зажечь огонь с помощью пакли и искры кремня, а потом поддерживать его ветвями и сухими листьями.
Грот был задымлен, перья птиц летали повсюду, но им было все равно. Кто-то из солдат принес медную чашу, в которую собирали стекающий жир; туда обмакивали остатки двух священных хлебов. Это была царская еда. Вот было бы хорошо, если бы куропатки вернулись завтра, их бы так же поймали и съели.
Они спокойно обсасывали кости, сожалея об отсутствии вина, когда появились двое человек. Руками, испачканными в жире, Давид и товарищи похватали оружие. Вошедшие подняли руки.
– Во имя любви к небу! Добро пожаловать к нам!
– Почему к вам? – спросил Давид.
– Это наш грот, здесь мы живем, – сказал один из мужчин, достаточно крепкий, с рыжей гривой, но довольно оборванный. Другой, смуглый, с обветренной кожей, не казался приобщенным к культуре. Это не были ни солдаты, ни крестьяне, ни пастухи. У них были кинжалы на бедрах.
– Положите оружие и садитесь, – сказал Давид, – затем мы поговорим.
Мужчины исполнили приказание и положили на землю сумки, которые выглядели полными, и бурдюк с вином.
– Как получилось, что вы живете в гроте, если это место находится в часе ходьбы от Адуллама?
– Я мог бы задать тебе такой же вопрос, – сказал один из мужчин, усмехаясь. – Может быть, у вас то же ремесло, что и у нас?
– Какое?
– Мы – воры.
Тот, кто говорил с Давидом, обратил на него ясный и улыбающийся взор. Казалось, он совсем не стыдится своего ремесла. Авиафар и солдаты таращили глаза.
– Послушай, – продолжил мужчина, – если бы я был царем и разорял соседний город, говорили бы, что я хорошо исполняю свою работу. Единственная разница между мной и царем в том, что я не царь.
Давид расхохотался.
– Почему вы воры?
– Потому что наш царь не отдал нам нашу часть награбленного, – ответил рыжий. – Вы, следовательно, не воры, если задаете такой вопрос?
– Несомненно, в этом бурдюке украденное вино, – сказал Эзер.
– Ты правильно догадался, чужеземец, а я догадываюсь, что ты хочешь пить.
Он развязал кожаные веревки бурдюка. И восемь мужчин устремились искать в своих сумках чаши и кубки, из которых они обычно пили воду.
– Подождите! – закричал Давид. – Кто может поручиться, что ты и твой приятель не собираетесь напасть на нас втихомолку, предлагая нам вино?
Смуглый начал смеяться.
– Мы умные воры, чужестранец. Что мы можем украсть у вас? Достаточно посмотреть на ваш ужин, чтобы понять, что вы голы, словно галька.
Он пустил вино по кругу.
– Это вино Галилеи, – заметил Эзер.
– Точно. Мы его украли у каравана богатого торговца. А украли мы не только вино.
Разложив покрывало на земле, он выложил из сумки сыры, вяленую рыбу, хлеб с кунжутом, медовое печенье, сушеный инжир, финики, кувшин масла… Это было достаточно убедительным приглашением к мирному разговору.
– Как тебя зовут? – спросил Давид.
– Меня зовут Амон, а моего приятеля Эли. А тебя?
– Давид.
– Так это тебя, Давид, разыскивают люди царя Гивы? Давид качнул головой.
– Тогда это ты убил Голиафа, – добавил Амон, бросая взгляд на меч, лежавший за Давидом. – И почему же такой герой, как ты, ловит куропаток, чтобы прокормиться?
– Длинная история, – ответил Давид.
Амон пустил по кругу хлеб, потом круглый твердый сыр.
– Могу ли я воспользоваться своим ножом, чтобы нарезать хлеб? – насмешливо спросил он. Он медленно дожевал хлеб и сыр, потом широким жестом показал на оставшееся: – Берите. Есть еще. Вы должны присоединиться к нам, если не хотите ложиться спать с пустым животом.
– Ворующих царей видели, но никогда не видели коронованных воров, – ответил Давид. – Это вы должны присоединиться к нам.
– А как мы будем жить? – спросил Эли.
– Люди дадут нам провизию, потому что мы их будем защищать.
– От кого?
– От воров, – улыбнулся Давид.
Амон и Эли расхохотались.
– А когда я стану царем, я поставлю вас во главе отрядов.
– Ты хочешь стать царем? – иронично спросил Амон.
– Он и есть царь, – сказал Эзер.
– Ты смеешься над нами? – вскричал Амон.
– Великий судья иудеев назвал его царем вместо Саула, – пояснил Эзер.
– Так вот почему вы здесь, – задумчиво пробормотал Эли.
Утром маленький отряд Давида насчитывал уже десять человек. Двумя днями позднее два раскаявшихся вора привели шесть приятелей.
Глава 26
ВНОВЬ НАЙДЕННЫЕ
Деревни их принимали, предлагая ночлег и пропитание в обмен на некоторые услуги в полях или в доме: прополка, сбор олив и миндаля. Никто их не знал или делал вид, что не знает, но со времени измены Дойка Идумеянина они никому не доверяли. Некоторые восхищались приветливостью Давида, и иногда он даже пел по вечерам, правда, редко, так как боялся быть узнанным слугами Саула. У него спрашивали имя, он отвечал, что его зовут Давид, и некоторые говорили: «Кажется, нашего будущего царя тоже зовут Давидом, и он красив». Некоторые спрашивали у солдат, не является ли молодой царь сыном Саула, но никто не догадался, что это он и что он не сын Саула. Девушки бросали на него взгляды, которые заставляли его мечтать. Его сердце осталось в Гиве, но часто он думал о предсказании Самуила и о проклятии, тяготевшем над родом Саула.
Враги были повсюду: люди Саула и филистимляне. Когда они появились на Соленом море на северном побережье в селении, которое называлось Бет Ха-араба, они узнали от рыбаков, что солдаты из Гивы приходили спрашивать, не видели ли они молодого человека по имени Давид. И поскольку Давид уже назвался, он смог лишь возразить, что в мире много людей с таким именем, как у него. Так как у него был иудейский акцент, он не казался чужеземцем и смог скрыться без лишних расспросов.
Следуя затем по долине Акор, они пересекли пустыню Иеруэль, потом пришли в Иудею и достигли Зифы. Давид отыскал там старого пастуха, с которым работал несколько дней, за что тот предоставил ему кров и пропитание. Остальные добывали свою обычную пищу. Давид думал о том, что Вифлеем в двух днях ходьбы. Может быть, повернуть туда со своим отрядом? Но вес меча возвращал его к действительности. Великий ясновидящий пророчил иное.
Вечерами Давид смотрел на луну. Прошел месяц, Давид спрашивал себя, а не поторопить ли слова Самуила? А остальные, Мелхола, Ионафан, что они? Забыли ли они его?
Он пас стада со стариком, когда увидел на дороге пыль, поднимающуюся от каравана лошадей, ослов и мулов.
– Что делают эти люди в наших краях? – проворчал старый пастух. Он положил руку на свой кинжал. Окрестности кишели грабителями, но они передвигались группами по пять-шесть человек, а этих было намного больше. Кроме того, грабители никогда не садились на ослов, только на лошадей.
Его рука сжала кинжал, и он нахмурил брови, когда маленький караван свернул с дороги, чтобы ехать по тропе, ведущей к ним. Давид встал, и волнение охватило его. Он бросился к первому всаднику.
– Ионафан! – крикнул он, ветер пронес это имя над тонкими стеблями полыни, васильков и мясистых лютиков, которые заполняли долину. Первый всадник остановился, быстро спрыгнул на землю и подбежал к Давиду. Они крепко обнялись.
– Я чувствовал себя брошенным! – выдохнул Давид.
– Как видишь, я здесь! – ответил Ионафан, смеясь.
Другой всадник тоже спешился: это был Жоаб, известный наездник. Весь караван остановился под нахмуренным взглядом старика. Раздавался лай собак.
– Все это твои люди, – сказал Жоаб. – Вот семя твоего народа.
Их было около двух сотен, с оружием и поклажей. Кровь прилила к лицу Давида. Он поднял руки к небу.
– Слава Господу! – вторили ему.
Авиафар и другие вернулись с охоты, шесть солдат из прибывшего отряда первыми бросились к Давиду, обрадовавшись встретить здесь своих друзей. Атмосфера радости заполонила все – вокруг слышались лишь восклицания и смех.
Давид собрал всех пеших. Трое из них подбежали к нему, подняли его, крича от радости, в то время как он смеялся. Это были его братья, трое лучников, – Елиав, Аминадав и Самма.
– Помнишь ли тот день, когда бранил меня за то, что я хотел выступить против Голиафа? – сказал Давид Елиаву, когда они наконец поставили его на землю.
– Мог ли я знать, что это Бог Яхве вооружил твою руку? – возразил Елиав.
Бог. Итак, они тоже приняли Бога Самуила. Он не стал говорить об этом, повернулся к остальным и поприветствовал их, называя каждого по имени: десять всадников и десять лучников. Отныне под его командованием сто двадцать восемь человек.
– Но что говорит Саул? – спросил Давид, повернувшись к Ионафану и Жоабу.
– Какой вес имеет то, что может сказать Саул? – ответил Жоаб. – Эти люди утверждают, что они солдаты настоящего царя.
Давид вздрогнул от неосторожно произнесенных слов. Молчавший до этого Ионафан положил руку на плечо Давида.
– И сюда придут другие, множество других, – сказал он. – Теперь я знаю, что это ты будешь царствовать в Израиле. Я буду твоим помощником.
– Да хранит тебя Господь! – прокричал Давид. – Пусть то, что ты сказал, сбудется!
И, чуть помедлив, на одном дыхании выпалил:
– Мелхола!
Выражение лица Ионафана ответило раньше слов:
– Она жива и здорова, но она несчастлива.
Он посмотрел на Давида печальными глазами.
– Мой отец рассердился на нее за твой побег. Он отдал ее в жены другому.
– Другому! – вскричал Давид.
– Палтиэль. Он хороший человек.
Слезы заблестели в глазах Давида.
– Ей надо было идти с тобой, – сказал Ионафан. – И я тоже должен был идти с тобой. Однако я тебя люблю, поэтому я здесь.
Давид долго молчал. Он подумал, что его помолвки с двумя дочерьми Саула, Меровой и Мелхолой, никому не принесли счастья. И, чтобы отвлечься, он повернулся к Эзеру, который присутствовал при этой сцене, напряженно вслушиваясь в разговор, и спросил его:
– Вы из Гивы приехали такими вооруженными? Вас могли заметить!
– Нет, – ответил Ионафан, – мы ехали не такой длинной дорогой. Мы прибыли из Шефелы близ Лакши, где мой отец и Авенир готовятся штурмовать филистимский город.
– А первое сражение?
– Именно оно вынудило филистимлян уйти на юг.
– Ну, тогда не должен ли я присоединиться к вам? – воскликнул Давид.
Ионафан медленно опустил голову.
– Нет, Давид. Предательская стрела не заставит себя ждать. Это сражение не твое. Я не знаю почему, но мне кажется, что солнце моего отца на закате. Моя жена родила недоношенного ребенка. Мне не нравится этот знак. Это знак того, что удача нас оставила. Нет, я снова повторяю: это не твоя битва. Ты туда отправишь других.
Эзер взял Давида за руки:
– Мы тебя не предадим, даже если мы не вернемся. Понимаешь? А те, кто к нам должен присоединиться, но не сделает этого, предадут тебя.
– Но не должен ли я защищать мой народ? – возразил Давид.
– Это еще не твой народ, – сказал Ионафан. – Для начала ты должен выжить, Давид.
Это было почти слово в слово речью Самуила. Давиду было запрещено рисковать своей жизнью. Любовь нашла те же слова, что и божественное провидение.
– Мне пора ехать к своему отцу и моим братьям, – сказал Ионафан. Он сел на лошадь, помахал рукой и уехал. Вскоре вдалеке виднелась лишь тень всадника в облаке пыли.
– Очень хорошо, – сказал Давид Жоабу, овладевая собой. – Сколько, по-твоему, человек должно к нам присоединиться?
– Я бы сказал, три сотни. Солдат, для которых ты являешься символом победы, довольно много. Я не удивлюсь и тому, если через несколько дней их будет тысяча.
– Тогда нам нужны укрепления, – сказал Давид. – Мы не должны просто так оставаться в пустыне, не защищенные от врагов.
Они решили, что самое близкое и наиболее приспособленное место – это небольшое поселение Орша, на холме на юг от Хеброна. Там находилось три колодца, а население было немногочисленным.
Сгорбленный, безучастный к шуму, поднятому молодыми людьми, старый пастух внимательно наблюдал за этой сценой, подложив руки под подбородок.
– Так это ты – царь Давид, – сказал он, когда Давид подошел проститься с ним. – Я сказал себе…
– Что ты сказал?
– Я сказал, что этот юноша слишком красив, чтобы над ним не было божественного знака.
Враги были повсюду: люди Саула и филистимляне. Когда они появились на Соленом море на северном побережье в селении, которое называлось Бет Ха-араба, они узнали от рыбаков, что солдаты из Гивы приходили спрашивать, не видели ли они молодого человека по имени Давид. И поскольку Давид уже назвался, он смог лишь возразить, что в мире много людей с таким именем, как у него. Так как у него был иудейский акцент, он не казался чужеземцем и смог скрыться без лишних расспросов.
Следуя затем по долине Акор, они пересекли пустыню Иеруэль, потом пришли в Иудею и достигли Зифы. Давид отыскал там старого пастуха, с которым работал несколько дней, за что тот предоставил ему кров и пропитание. Остальные добывали свою обычную пищу. Давид думал о том, что Вифлеем в двух днях ходьбы. Может быть, повернуть туда со своим отрядом? Но вес меча возвращал его к действительности. Великий ясновидящий пророчил иное.
Вечерами Давид смотрел на луну. Прошел месяц, Давид спрашивал себя, а не поторопить ли слова Самуила? А остальные, Мелхола, Ионафан, что они? Забыли ли они его?
Он пас стада со стариком, когда увидел на дороге пыль, поднимающуюся от каравана лошадей, ослов и мулов.
– Что делают эти люди в наших краях? – проворчал старый пастух. Он положил руку на свой кинжал. Окрестности кишели грабителями, но они передвигались группами по пять-шесть человек, а этих было намного больше. Кроме того, грабители никогда не садились на ослов, только на лошадей.
Его рука сжала кинжал, и он нахмурил брови, когда маленький караван свернул с дороги, чтобы ехать по тропе, ведущей к ним. Давид встал, и волнение охватило его. Он бросился к первому всаднику.
– Ионафан! – крикнул он, ветер пронес это имя над тонкими стеблями полыни, васильков и мясистых лютиков, которые заполняли долину. Первый всадник остановился, быстро спрыгнул на землю и подбежал к Давиду. Они крепко обнялись.
– Я чувствовал себя брошенным! – выдохнул Давид.
– Как видишь, я здесь! – ответил Ионафан, смеясь.
Другой всадник тоже спешился: это был Жоаб, известный наездник. Весь караван остановился под нахмуренным взглядом старика. Раздавался лай собак.
– Все это твои люди, – сказал Жоаб. – Вот семя твоего народа.
Их было около двух сотен, с оружием и поклажей. Кровь прилила к лицу Давида. Он поднял руки к небу.
– Слава Господу! – вторили ему.
Авиафар и другие вернулись с охоты, шесть солдат из прибывшего отряда первыми бросились к Давиду, обрадовавшись встретить здесь своих друзей. Атмосфера радости заполонила все – вокруг слышались лишь восклицания и смех.
Давид собрал всех пеших. Трое из них подбежали к нему, подняли его, крича от радости, в то время как он смеялся. Это были его братья, трое лучников, – Елиав, Аминадав и Самма.
– Помнишь ли тот день, когда бранил меня за то, что я хотел выступить против Голиафа? – сказал Давид Елиаву, когда они наконец поставили его на землю.
– Мог ли я знать, что это Бог Яхве вооружил твою руку? – возразил Елиав.
Бог. Итак, они тоже приняли Бога Самуила. Он не стал говорить об этом, повернулся к остальным и поприветствовал их, называя каждого по имени: десять всадников и десять лучников. Отныне под его командованием сто двадцать восемь человек.
– Но что говорит Саул? – спросил Давид, повернувшись к Ионафану и Жоабу.
– Какой вес имеет то, что может сказать Саул? – ответил Жоаб. – Эти люди утверждают, что они солдаты настоящего царя.
Давид вздрогнул от неосторожно произнесенных слов. Молчавший до этого Ионафан положил руку на плечо Давида.
– И сюда придут другие, множество других, – сказал он. – Теперь я знаю, что это ты будешь царствовать в Израиле. Я буду твоим помощником.
– Да хранит тебя Господь! – прокричал Давид. – Пусть то, что ты сказал, сбудется!
И, чуть помедлив, на одном дыхании выпалил:
– Мелхола!
Выражение лица Ионафана ответило раньше слов:
– Она жива и здорова, но она несчастлива.
Он посмотрел на Давида печальными глазами.
– Мой отец рассердился на нее за твой побег. Он отдал ее в жены другому.
– Другому! – вскричал Давид.
– Палтиэль. Он хороший человек.
Слезы заблестели в глазах Давида.
– Ей надо было идти с тобой, – сказал Ионафан. – И я тоже должен был идти с тобой. Однако я тебя люблю, поэтому я здесь.
Давид долго молчал. Он подумал, что его помолвки с двумя дочерьми Саула, Меровой и Мелхолой, никому не принесли счастья. И, чтобы отвлечься, он повернулся к Эзеру, который присутствовал при этой сцене, напряженно вслушиваясь в разговор, и спросил его:
– Вы из Гивы приехали такими вооруженными? Вас могли заметить!
– Нет, – ответил Ионафан, – мы ехали не такой длинной дорогой. Мы прибыли из Шефелы близ Лакши, где мой отец и Авенир готовятся штурмовать филистимский город.
– А первое сражение?
– Именно оно вынудило филистимлян уйти на юг.
– Ну, тогда не должен ли я присоединиться к вам? – воскликнул Давид.
Ионафан медленно опустил голову.
– Нет, Давид. Предательская стрела не заставит себя ждать. Это сражение не твое. Я не знаю почему, но мне кажется, что солнце моего отца на закате. Моя жена родила недоношенного ребенка. Мне не нравится этот знак. Это знак того, что удача нас оставила. Нет, я снова повторяю: это не твоя битва. Ты туда отправишь других.
Эзер взял Давида за руки:
– Мы тебя не предадим, даже если мы не вернемся. Понимаешь? А те, кто к нам должен присоединиться, но не сделает этого, предадут тебя.
– Но не должен ли я защищать мой народ? – возразил Давид.
– Это еще не твой народ, – сказал Ионафан. – Для начала ты должен выжить, Давид.
Это было почти слово в слово речью Самуила. Давиду было запрещено рисковать своей жизнью. Любовь нашла те же слова, что и божественное провидение.
– Мне пора ехать к своему отцу и моим братьям, – сказал Ионафан. Он сел на лошадь, помахал рукой и уехал. Вскоре вдалеке виднелась лишь тень всадника в облаке пыли.
– Очень хорошо, – сказал Давид Жоабу, овладевая собой. – Сколько, по-твоему, человек должно к нам присоединиться?
– Я бы сказал, три сотни. Солдат, для которых ты являешься символом победы, довольно много. Я не удивлюсь и тому, если через несколько дней их будет тысяча.
– Тогда нам нужны укрепления, – сказал Давид. – Мы не должны просто так оставаться в пустыне, не защищенные от врагов.
Они решили, что самое близкое и наиболее приспособленное место – это небольшое поселение Орша, на холме на юг от Хеброна. Там находилось три колодца, а население было немногочисленным.
Сгорбленный, безучастный к шуму, поднятому молодыми людьми, старый пастух внимательно наблюдал за этой сценой, подложив руки под подбородок.
– Так это ты – царь Давид, – сказал он, когда Давид подошел проститься с ним. – Я сказал себе…
– Что ты сказал?
– Я сказал, что этот юноша слишком красив, чтобы над ним не было божественного знака.
Глава 27
АВИГЕЯ
В действительности они приходили волнообразно. Пятьдесят в первый день, десять во второй, потом еще сто в третий. Они стекались. К концу четвертого дня Эзер насчитал их еще сто двадцать три.
Но они не останавливались. Казалось, в небе над Вифлеемом сверкала звезда, указывая будущее предназначение, к участию в котором стремились люди, чтобы окунуться в его славу. Человеку нужна слава. А солдату – как двум простым людям, впрочем, эти иудеи были все солдатами.
Через десять дней их были уже сотни. Не дезертиры, а энтузиасты. Необходимость сражаться без Давида лишала их страсти, а сражаться хорошо – это сражаться страстно. Они окружали его ежечасно, чтобы увидеть его, услышать, прикоснуться, если удастся.
– В какое сражение поведешь ты нас? – спрашивали они.
– Завтрашнее сражение будет самым большим и самым прекрасным, – отвечал он.
Некоторые женщины присоединялись к ним. Орша, где до настоящего времени было лишь несколько домов дуаров (бедуины Северной Африки), стремительно разрастался. К удивлению жителей селения, которые жили без предводителя, Давид заставил возводить укрепления с дозорной башней, а также построил новые жилища и даже баню. Орша молниеносно превратилась в цитадель.
Моавитяне не спорили, впрочем, они не были склонны к протестам: люди Давида познакомили их с торговлей, и теперь, когда приходили арабские караваны, купцы, едва остановившись, восклицали от изумления: Орша стала городом. Они спросили, как это произошло. «По воле царя Давида», – ответили им. Они решили, что Саул мертв, а Давид является его сыном. Поскольку, с их точки зрения, если бы это было не так, он не стал бы царем племени иудеев.
Кроме того, людям Орши, которые являлись пастухами, нравилось то, что вновь пришедшие могли защитить их от грабителей. Пастухи округи, моавитяне, аммонитяне или другие, тоже радовались этому: они платили за защиту скотом, зерном и вином.
Раньше не проходило и недели, чтобы грабители не появлялись из соседней Аравии разорять дуар. Обычно по пять-шесть человек на маленьких быстрых лошадях, они убивали несколько человек, насиловали женщин, чтобы показать, что они не шутят. Они были удивлены и одновременно разъярены, столкнувшись с настоящими солдатами, которые устремились на них с копьями и мечами, разрубая их на куски. Их самыми жестокими врагами стали Эли и Амон, в чине лейтенантов, а также другие рекруты-воры. Ни один разбойник не спасался, но Амон отдал приказ отпускать одного налетчика, чтобы он рассказывал о поражении. Через несколько недель в округе наконец воцарился мир. Армия Давида наводила порядок в большей части Иудеи, от этой службы армия получала пищу, одежду, содействие.
Не будучи царем Израиля, Давид был в любом случае царем пустыни Иудеи до берегов Соленого моря.
По мере того как новые солдаты Саула присоединялись к нему, положение становилось все ненадежнее. Запасы мяса и зерна были недостаточны. Более того, из-за предательства или распространения новостей новость об успехах Давида и его группы дошла до Гивы. Достаточно сильные, чтобы править в регионе, они не могли еще противостоять отрядам Саула.
– Нам нужны союзники, – сказал Давид на совете, который был сформирован спонтанно и состоял из его братьев, Эзера и нескольких солдат.
Союзники были уже необходимы, так как часовой заметил отряд солдат Саула. Они с разведкой проходили вокруг Орши. Пастух, которого они спросили, постарался передать их слова: «Итак, вот там прячется узурпатор и его шайка ренегатов. Как только мы закончим с филистимлянами, мы придем свести счеты».
Давид знал, что Орша не выдержит долгой осады, если Саул пошлет несколько тысяч человек.
– Начнем с житейских проблем, – сказал Эзер.
В Кармиле, на юге Хеврона, жил богатый скотовод по имени Навал, который, как и другие, извлекал выгоду от новой армии Давида. Имея три тысячи овец и тысячу коз, не говоря уже о землях и долинах, Навал был влиятельным человеком. Давид отправил к нему четырех эмиссаров, чтобы предложить торг.
Они вернулись через день вечером, раздосадованные и раздраженные. Навал прогнал их.
– Кто такой Давид? Кто этот сын Иессея? В наши дни все беглые рабы провозглашают себя царями! Вы продаете ветер, а просите мясо в обмен! – ухмылялся он. – Идите, скажите вашему хозяину, что все мне говорят, что он просто хвастун и что мой скот – не подарок. Я сам очень хорошо защищусь от всех воров!
Давид рассердился.
– Мы покажем ему, чего стоят армии хвастунов! – закричал он. Он решил выслать карательную экспедицию в короткий срок.
Но на следующий день дозорные донесли, что на дороге, ведущей к цитадели, показался караван. Караван! Давид быстро поднялся.
– Бараны, козы, быки! – кричали ему дозорные с высоты башни и земляных валов. Это явно была не военная экспедиция. Во главе этого странного каравана ехала женщина на ослице. Давид расхохотался.
Женщина двигалась по дороге и когда достигла ворот Орши, Давид пошел встречать чужеземку, удивленный еще больше. Она была красивой. Она осмотрела Давида с ног до головы, и показалось, что она его узнала. Рабыня заторопилась помочь ей сойти на землю, а Давид протянул ей руку. Потом она опустилась перед ним на колени, но он ее поднял.
– Я думаю, что это ты Давид, о котором говорят, что он царь. Я супруга Навала, меня зовут Авигея.
– Это я, – сказал он.
– Если ты не царь, то скоро им станешь, – сказала она звонким голосом под изумленными взглядами собравшихся людей.
– Царь должен быть красивым, а ты красив, как царь. Мой господин и хозяин Навал, – сказала она, откидывая капюшон, – привык находиться в кругу пастухов, вот поэтому у него такие манеры. Впрочем, у него и имя-то такое… (Навал – деревенщина по-древнееврейски). По-моему, он отказался платить тебе за твою царскую защиту? Я это исправила, – сказала она, показывая на скот, который рабы загоняли на тесную площадь Орши. – Здесь тридцать баранов и овец, столько же коз и шесть быков. Я еще привезла птицу, зерно, сыр и вино.
Давид не смог сдержать довольной улыбки. Один осел был нагружен птицей, связанной за лапки, на другом были привязаны бурдюки с вином. Авигея не бросалась словами.
– Добро пожаловать, Авигея, и пусть благословения Господа будут с тобой. Но скажи мне…
Она прервала его:
– Это не ворованное, Давид. Это часть свадебного выкупа, принадлежащая мне.
Эзер еле сдерживал себя, чтобы не взорваться от смеха, думая о двух сотнях краеобрезании, которые были отданы за Мелхолу и о той их части, которая принадлежала ей.
– Мне кажется, что это еще часть справедливости. Авигея объяснялась уверенно, даже немного выспренно, но в любом случае с жаром и искренностью.
– Милостью воздастся тебе за чувство, которое ты называешь справедливостью, – сказал Давид. – Я могу лишь беспокоиться о том, что твой супруг…
Она остановила его жестом руки.
– Он не обеднеет от нескольких голов скота, – сказала она. – Мой супруг очень богат.
Давид с отвращением думал о расправе, которая могла угрожать ей по возвращении. Авигея попросила стакан воды, он предложил ей сок плода тамариндового дерева и пригласил поужинать в Орше.
– Мне придется провести ночь здесь, – заметила она.
– Я устрою тебя в жилище, достойно тебя и твоей щедрости, – ответил он.
Он отдал ей свой дом: в эту ночь он спал у Эзера. Солдаты разместили скот, расставив его по маленьким стойлам. Авигея прошла в предназначенное ей жилище в сопровождении своих рабов.
В первый раз за последние недели в Орше пировали. Стол был простым, но обильным, однако вино текло не менее скупо, чем обычно. На празднике Авигея заняла место царицы. Сидя справа от Давида, она оказалась на троне. В ласковом сиянии лампад она улыбалась очаровательно и величественно.
Но Давид спрашивал себя, было ли великодушие незнакомки искренним, каким она хотела его представить? Очевидно, что супруга Навала привезла с собой уборы, которые не были, конечно, в числе даров, а принадлежали только ей. И, наконец, лукавая сноровка, с которой она расспрашивала Давида о его споре с Саулом, взгляды, которые она бросала на него из-под черных насурьмленных ресниц, не давали поверить в ее бескорыстность. Может быть, она хотела проявить себя? Глаза Давида открылись: Авигея приехала, чтобы завоевать расположение будущего царя. Но она была замужем, и более того, завтра она возвращается.
Продолжение истории ему принесли его люди. В час, когда она вернулась, она застала своего супруга, пировавшего со своими людьми, как если бы он короновался. Он был пьян и поэтому не в состоянии слушать о походе своей жены. Она возобновила свой рассказ на следующий день. Навал пришел в бешенство, а потом рухнул под апоплексическим ударом. Он не умер, но ему не стало лучше. Спустя десять дней второй удар довершил дело. Авигея стала вдовой. Великодушие сразило жадность.
Новости стремительно достигли Орши. Эзер, заметивший интерес Авигеи к Давиду и видя волнение Давида, попробовал поговорить с ним.
– У человека твоего положения должно быть много возлюбленных, – заметил он. – Авигея расположена отдаться тебе. Это самая хорошая партия в округе.
Давид согласился и приказал своему адъютанту просить руки Авигеи.
Другая свадьба состоялась с Ахиноам, дочерью богатого предпринимателя из города Иизреель[5], девственницей, достигшей половой зрелости шесть месяцев назад. Давид решил, что обе свадьбы пройдут в один день.
Все устроилось легко и быстро. Эзер поехал в Кармель с небольшим вооруженным отрядом. Авигея увидела их издалека, потому что она уже ждала их на пороге своего жилища.
– Давид послал нас просить тебя стать его женой, – просто сказал Эзер.
Она пала ниц.
– Я вымою ноги слугам моего господина.
Она была готова через час и в сопровождении пяти служанок, несших ее вещи, она села на ослицу и последовала по дороге в Оршу, сопровождаемая посланниками Давида.
На следующий день Эзер и его эскорт поехали за Ахиноам.
Еще через три дня священник Емафат из Кармеля поженил Давида, Авигею и Ахиноам. Немного опьянев, он многократно повторял за ужином, что обвенчал царя Израиля. Давид услышал его и подумал, что он больше не зять царя…
Праздник был пышный, такого в Орше еще никогда не видели. Авигея сидела справа от Давида, Ахиноам слева. Одна была роскошна, другая худощава. Они были как абрикос и финик. Он возложил на их головы венки из лавра и роз. До этого Давид попробовал только зеленого винограда с дерева Саула и чувствовал оскомину на зубах. Одна пора его жизни проходила, и другую он ждал с нетерпением.
А в конце пиршества Давид поднял к небу глаза и увидел полную луну, третью со дня пророчества Самуила. За Давидом наблюдал незнакомый гость. Это был худощавый и задумчивый молодой человек. Он подошел к Давиду и спросил его:
Но они не останавливались. Казалось, в небе над Вифлеемом сверкала звезда, указывая будущее предназначение, к участию в котором стремились люди, чтобы окунуться в его славу. Человеку нужна слава. А солдату – как двум простым людям, впрочем, эти иудеи были все солдатами.
Через десять дней их были уже сотни. Не дезертиры, а энтузиасты. Необходимость сражаться без Давида лишала их страсти, а сражаться хорошо – это сражаться страстно. Они окружали его ежечасно, чтобы увидеть его, услышать, прикоснуться, если удастся.
– В какое сражение поведешь ты нас? – спрашивали они.
– Завтрашнее сражение будет самым большим и самым прекрасным, – отвечал он.
Некоторые женщины присоединялись к ним. Орша, где до настоящего времени было лишь несколько домов дуаров (бедуины Северной Африки), стремительно разрастался. К удивлению жителей селения, которые жили без предводителя, Давид заставил возводить укрепления с дозорной башней, а также построил новые жилища и даже баню. Орша молниеносно превратилась в цитадель.
Моавитяне не спорили, впрочем, они не были склонны к протестам: люди Давида познакомили их с торговлей, и теперь, когда приходили арабские караваны, купцы, едва остановившись, восклицали от изумления: Орша стала городом. Они спросили, как это произошло. «По воле царя Давида», – ответили им. Они решили, что Саул мертв, а Давид является его сыном. Поскольку, с их точки зрения, если бы это было не так, он не стал бы царем племени иудеев.
Кроме того, людям Орши, которые являлись пастухами, нравилось то, что вновь пришедшие могли защитить их от грабителей. Пастухи округи, моавитяне, аммонитяне или другие, тоже радовались этому: они платили за защиту скотом, зерном и вином.
Раньше не проходило и недели, чтобы грабители не появлялись из соседней Аравии разорять дуар. Обычно по пять-шесть человек на маленьких быстрых лошадях, они убивали несколько человек, насиловали женщин, чтобы показать, что они не шутят. Они были удивлены и одновременно разъярены, столкнувшись с настоящими солдатами, которые устремились на них с копьями и мечами, разрубая их на куски. Их самыми жестокими врагами стали Эли и Амон, в чине лейтенантов, а также другие рекруты-воры. Ни один разбойник не спасался, но Амон отдал приказ отпускать одного налетчика, чтобы он рассказывал о поражении. Через несколько недель в округе наконец воцарился мир. Армия Давида наводила порядок в большей части Иудеи, от этой службы армия получала пищу, одежду, содействие.
Не будучи царем Израиля, Давид был в любом случае царем пустыни Иудеи до берегов Соленого моря.
По мере того как новые солдаты Саула присоединялись к нему, положение становилось все ненадежнее. Запасы мяса и зерна были недостаточны. Более того, из-за предательства или распространения новостей новость об успехах Давида и его группы дошла до Гивы. Достаточно сильные, чтобы править в регионе, они не могли еще противостоять отрядам Саула.
– Нам нужны союзники, – сказал Давид на совете, который был сформирован спонтанно и состоял из его братьев, Эзера и нескольких солдат.
Союзники были уже необходимы, так как часовой заметил отряд солдат Саула. Они с разведкой проходили вокруг Орши. Пастух, которого они спросили, постарался передать их слова: «Итак, вот там прячется узурпатор и его шайка ренегатов. Как только мы закончим с филистимлянами, мы придем свести счеты».
Давид знал, что Орша не выдержит долгой осады, если Саул пошлет несколько тысяч человек.
– Начнем с житейских проблем, – сказал Эзер.
В Кармиле, на юге Хеврона, жил богатый скотовод по имени Навал, который, как и другие, извлекал выгоду от новой армии Давида. Имея три тысячи овец и тысячу коз, не говоря уже о землях и долинах, Навал был влиятельным человеком. Давид отправил к нему четырех эмиссаров, чтобы предложить торг.
Они вернулись через день вечером, раздосадованные и раздраженные. Навал прогнал их.
– Кто такой Давид? Кто этот сын Иессея? В наши дни все беглые рабы провозглашают себя царями! Вы продаете ветер, а просите мясо в обмен! – ухмылялся он. – Идите, скажите вашему хозяину, что все мне говорят, что он просто хвастун и что мой скот – не подарок. Я сам очень хорошо защищусь от всех воров!
Давид рассердился.
– Мы покажем ему, чего стоят армии хвастунов! – закричал он. Он решил выслать карательную экспедицию в короткий срок.
Но на следующий день дозорные донесли, что на дороге, ведущей к цитадели, показался караван. Караван! Давид быстро поднялся.
– Бараны, козы, быки! – кричали ему дозорные с высоты башни и земляных валов. Это явно была не военная экспедиция. Во главе этого странного каравана ехала женщина на ослице. Давид расхохотался.
Женщина двигалась по дороге и когда достигла ворот Орши, Давид пошел встречать чужеземку, удивленный еще больше. Она была красивой. Она осмотрела Давида с ног до головы, и показалось, что она его узнала. Рабыня заторопилась помочь ей сойти на землю, а Давид протянул ей руку. Потом она опустилась перед ним на колени, но он ее поднял.
– Я думаю, что это ты Давид, о котором говорят, что он царь. Я супруга Навала, меня зовут Авигея.
– Это я, – сказал он.
– Если ты не царь, то скоро им станешь, – сказала она звонким голосом под изумленными взглядами собравшихся людей.
– Царь должен быть красивым, а ты красив, как царь. Мой господин и хозяин Навал, – сказала она, откидывая капюшон, – привык находиться в кругу пастухов, вот поэтому у него такие манеры. Впрочем, у него и имя-то такое… (Навал – деревенщина по-древнееврейски). По-моему, он отказался платить тебе за твою царскую защиту? Я это исправила, – сказала она, показывая на скот, который рабы загоняли на тесную площадь Орши. – Здесь тридцать баранов и овец, столько же коз и шесть быков. Я еще привезла птицу, зерно, сыр и вино.
Давид не смог сдержать довольной улыбки. Один осел был нагружен птицей, связанной за лапки, на другом были привязаны бурдюки с вином. Авигея не бросалась словами.
– Добро пожаловать, Авигея, и пусть благословения Господа будут с тобой. Но скажи мне…
Она прервала его:
– Это не ворованное, Давид. Это часть свадебного выкупа, принадлежащая мне.
Эзер еле сдерживал себя, чтобы не взорваться от смеха, думая о двух сотнях краеобрезании, которые были отданы за Мелхолу и о той их части, которая принадлежала ей.
– Мне кажется, что это еще часть справедливости. Авигея объяснялась уверенно, даже немного выспренно, но в любом случае с жаром и искренностью.
– Милостью воздастся тебе за чувство, которое ты называешь справедливостью, – сказал Давид. – Я могу лишь беспокоиться о том, что твой супруг…
Она остановила его жестом руки.
– Он не обеднеет от нескольких голов скота, – сказала она. – Мой супруг очень богат.
Давид с отвращением думал о расправе, которая могла угрожать ей по возвращении. Авигея попросила стакан воды, он предложил ей сок плода тамариндового дерева и пригласил поужинать в Орше.
– Мне придется провести ночь здесь, – заметила она.
– Я устрою тебя в жилище, достойно тебя и твоей щедрости, – ответил он.
Он отдал ей свой дом: в эту ночь он спал у Эзера. Солдаты разместили скот, расставив его по маленьким стойлам. Авигея прошла в предназначенное ей жилище в сопровождении своих рабов.
В первый раз за последние недели в Орше пировали. Стол был простым, но обильным, однако вино текло не менее скупо, чем обычно. На празднике Авигея заняла место царицы. Сидя справа от Давида, она оказалась на троне. В ласковом сиянии лампад она улыбалась очаровательно и величественно.
Но Давид спрашивал себя, было ли великодушие незнакомки искренним, каким она хотела его представить? Очевидно, что супруга Навала привезла с собой уборы, которые не были, конечно, в числе даров, а принадлежали только ей. И, наконец, лукавая сноровка, с которой она расспрашивала Давида о его споре с Саулом, взгляды, которые она бросала на него из-под черных насурьмленных ресниц, не давали поверить в ее бескорыстность. Может быть, она хотела проявить себя? Глаза Давида открылись: Авигея приехала, чтобы завоевать расположение будущего царя. Но она была замужем, и более того, завтра она возвращается.
Продолжение истории ему принесли его люди. В час, когда она вернулась, она застала своего супруга, пировавшего со своими людьми, как если бы он короновался. Он был пьян и поэтому не в состоянии слушать о походе своей жены. Она возобновила свой рассказ на следующий день. Навал пришел в бешенство, а потом рухнул под апоплексическим ударом. Он не умер, но ему не стало лучше. Спустя десять дней второй удар довершил дело. Авигея стала вдовой. Великодушие сразило жадность.
Новости стремительно достигли Орши. Эзер, заметивший интерес Авигеи к Давиду и видя волнение Давида, попробовал поговорить с ним.
– У человека твоего положения должно быть много возлюбленных, – заметил он. – Авигея расположена отдаться тебе. Это самая хорошая партия в округе.
Давид согласился и приказал своему адъютанту просить руки Авигеи.
Другая свадьба состоялась с Ахиноам, дочерью богатого предпринимателя из города Иизреель[5], девственницей, достигшей половой зрелости шесть месяцев назад. Давид решил, что обе свадьбы пройдут в один день.
Все устроилось легко и быстро. Эзер поехал в Кармель с небольшим вооруженным отрядом. Авигея увидела их издалека, потому что она уже ждала их на пороге своего жилища.
– Давид послал нас просить тебя стать его женой, – просто сказал Эзер.
Она пала ниц.
– Я вымою ноги слугам моего господина.
Она была готова через час и в сопровождении пяти служанок, несших ее вещи, она села на ослицу и последовала по дороге в Оршу, сопровождаемая посланниками Давида.
На следующий день Эзер и его эскорт поехали за Ахиноам.
Еще через три дня священник Емафат из Кармеля поженил Давида, Авигею и Ахиноам. Немного опьянев, он многократно повторял за ужином, что обвенчал царя Израиля. Давид услышал его и подумал, что он больше не зять царя…
Праздник был пышный, такого в Орше еще никогда не видели. Авигея сидела справа от Давида, Ахиноам слева. Одна была роскошна, другая худощава. Они были как абрикос и финик. Он возложил на их головы венки из лавра и роз. До этого Давид попробовал только зеленого винограда с дерева Саула и чувствовал оскомину на зубах. Одна пора его жизни проходила, и другую он ждал с нетерпением.
А в конце пиршества Давид поднял к небу глаза и увидел полную луну, третью со дня пророчества Самуила. За Давидом наблюдал незнакомый гость. Это был худощавый и задумчивый молодой человек. Он подошел к Давиду и спросил его: