Страница:
– Для меня не меньшее удовольствие увидеть английского кузена, – отвечала между тем красавица, и в ее тоне Морис не усмотрел не только иронии, но даже благодушной насмешки. – Конечно, кузенов у меня всегда хватало... я хочу сказать, на Мауи, до того, как меня оттуда увезли. – Лицо ее опечалилось. – Был среди них и Коа, мой нареченный. Мы собирались пожениться, но его убили прямо на моих глазах.
– Пожениться с кузеном! – воскликнула Маргарет, всплеснув руками. – Боже мой, Боже мой! В Англии это не принято!
– Что ты такое несешь, сестра! – оборвала ее леди Анна. – В Англии короли испокон веков заключали внутрисемейные браки. Да что там в Англии, по всей Европе! Кстати, Лилиа – королевской крови, как и ее мать.
– Королевская кровь? Это у дикарей-то? – с презрением отозвалась Маргарет.
– Довольно, мама! – Морис сделал вид, что страшно сконфужен. – По-твоему, Лилиа – дикарка?
– Да уж, дорогая сестра, советую тебе выбирать выражения. Не забывай, что Лилиа приходится тебе родней. Оскорбляя ее, ты оскорбляешь всех Монроев.
– Я могу идти, бабушка?
– Конечно, дитя мое.
Красавица склонилась к шезлонгу, и леди Анна запечатлела у нее на лбу нежный поцелуй. Этериджам девушка лишь сдержанно кивнула.
– Лилиа предстоит урок верховой езды, ей не терпится в совершенстве освоить это искусство, – пояснила леди Анна.
– Должно быть, это с легкостью ей удастся, – подхватила Маргарет, стараясь подольститься к сестре. – Просто удивительно, как хорош ее английский!
– Бедняга Уильям учил дочь всему, что знал сам. У них были ежедневные уроки, на которых...
Морис перестал слушать и погрузился в размышления. Он потихоньку переместился ближе к стеклянной стене, из-за завесы зелени наблюдая за Лилиа, спешившей к конюшне. Теперь он понимал, почему невозмутимый Слейт так разволновался после встречи с ней. Морис и сам не отказался бы добраться до красавицы до того, как ее отправят на тот свет.
Но это было невозможно. Он велел Слейту проделать все именно сегодня, в день их с матерью визита в Монрой-Холл. Таким образом с него, Мориса, снимались всякие подозрения. Постепенно мысль о наследстве вытеснила вожделение из его низменной души, и он уже с откровенным злорадством следил за тем, как Лилиа направила лошадь к лесу. Подумаешь, красотка! Мало ли их! Были бы деньги. Очень скоро она уже не будет стоять между ним и богатством, а судя по тому, как сильно привязалась к ней леди Анна, исчезнет и это препятствие. Тетка не переживет утраты и последует за своей любимицей в могилу. Радд, шельма, сделал разумное предположение.
Уже хорошо зная дорогу, Лилиа пустила кобылу в галоп под величественными старыми деревьями. Она еще не достигла высот верхового искусства, но приобрела опыт в управлении лошадью, поэтому могла позволить себе размышлять по пути.
В памяти возникло недавнее знакомство с Морисом Этериджем. Подумать только, этот неприятный человек – ее кузен!
Врожденная проницательность подсказывала девушке, что племянник леди Анны расчетлив и бездушен. Черты лица, манера держаться – все говорило о том, что это скупец и ничто, кроме денег, его не трогает. Леди Анна упоминала, что он мечтает прибрать к рукам ее состояние, но Лилиа не предполагала, что это так очевидно проявляется в нем.
Вспомнила девушка и то, как поразила Мориса встреча с ней. Без сомнения, она понравилась ему, но откликнулась только плоть, а не душа. Такое чувство не польстило девушке, а оттолкнуло ее. Морис Этеридж испытал лишь низменную похоть.
Сестра леди Анны и вовсе не заинтересовала Лилиа. Она не заметила в невыразимо скучной – Маргарет Этеридж ни ума, ни живости. Такое несходство родных сестер удивило девушку. Леди Анна была много старше и к тому же калека, но отличалась жизнелюбием, острым умом, железной волей и любознательностью. Маргарет была ее полной противоположностью.
Вынеся приговор Этериджам, Лилиа перестала думать о них и направила Грозу к водопаду.
Она уже несколько раз побывала там с того дня, когда бежала от незнакомца, так как не посещать озерко было выше ее сил. Поначалу девушка решалась лишь ненадолго оставить лошадь и посидеть у воды, да и то постоянно озиралась. Но так как ничего страшного больше не происходило, Лилиа мало-помалу забыла о своих страхах. Очевидно, незнакомец был просто бродягой, не попавшимся на глаза егерям, и давно уже покинул поместье. Наконец Лилиа отважилась войти в воду, а потом уже без опасения резвилась в озерке, как и в первый день. Поездки к водопаду не только приободряли и физически укрепляли ее, но и помогали набраться терпения.
В эти летние дни погода стояла превосходная, куда теплее, чем тогда, когда она впервые ступила на землю Англии. Водоемы прогрелись, и девушка подолгу купалась.
В этот день, как обычно, Лилиа привязала лошадь, разделась и поспешила к воде. Наплававшись вдоволь, она начала нырять.
Освежившись, Лилиа выбралась на все тот же валун и легла навзничь, наслаждаясь теплом. Обсохнув, она поднялась по травянистому склону к уступу и некоторое время постояла там, откинув голову, закрыв глаза и ощущая ласковый ветерок.
Близился самый волнующий момент – прыжок с уступа в озерко. И вдруг девушка услышала шорох. Кто-то приближался!
Лилиа быстро обернулась, но в следующую секунду ее обхватили за талию и стиснули, прижав руки так, что она не могла пошевелить ими. Испуганный крик сорвался с губ девушки, так как лицо, мелькнувшее перед ней, показалось невыразимо страшным: синеватая, безжизненная кожа, узкая щель рта и глаза, похожие на два куска гравия.
Человек, с виду тщедушный, проявлял недюжинную силу. Легко удерживая Лилиа правой рукой, левую он сунул ей между ногами и зашарил там. Девушка закричала, начала извиваться, но добилась лишь того, что он усилил хватку. С намеренной жестокостью ощупывая свою жертву, негодяй, видимо, был не прочь раздавить ее. В ягодицы упиралось твердое, терлось о них, и Лилиа уже не сомневалась в том, что ее собираются изнасиловать. Она перестала сопротивляться, и хватка ослабела. Воспользовавшись этим, Лилиа оттолкнула мерзавца и бросилась прочь, однако успела сделать лишь пару шагов. Как хищник, он настиг ее одним прыжком.
Девушка начала защищаться изо всех сил. Она пиналась, извивалась, царапалась, и наконец, до крови разодрала ногтями синеватую кожу на костлявом лице. Человек зарычал и ударил ее повыше виска. От удара у Лилиа потемнело в глазах, но, несмотря на полуобморочное состояние, она вспомнила случай на корабле, когда ей удалось справиться с Раддом. И она в точности повторила свой первый опыт.
Увы, в отличие от Радда незнакомец не выпустил ее, только закричал от боли и обеими руками схватил Лилиа за горло.
Девушка вцепилась в скрюченные пальцы насильника, но не смогла разжать ни одного. Ощущая течение воды вокруг лодыжек, она смутно осознала, что они стоят на уступе, с которого низвергался водопад. Дно здесь поросло мелкими водорослями, ноги то и дело оскальзывались. Между тем сознание ее меркло, дыхание пресекалось, чужие руки сдавливали горло все сильнее. Очевидно, незнакомец решил придушить, а потом без помех изнасиловать ее. Но не только это. Лилиа догадалась, что после этого он убьет ее. Почему? За что? Она не знала, но понимала одно: если потеряет сознание, то никогда уже не очнется.
Сделав над собой невероятное усилие, девушка попыталась расслышать, в какой стороне шумит, падая с уступа, маленький водопад. Но в ушах уже гудело так сильно, что ничего не получилось. Положившись на удачу, Лилиа оттолкнулась ногами и сделала рывок вправо. Так они оба и упали в озерко, спаянные смертельным объятием.
Воды они достигли плашмя и, невзирая на небольшую высоту, с силой ударились о поверхность. Удар пришелся в основном на Лилиа, но незнакомец почему-то ослабил хватку. Девушка лишь успела вдохнуть немного воздуха, перед тем как они ушли под воду.
В следующую секунду стало ясно, в чем дело. Едва погрузившись в воду, насильник тотчас разжал руки и начал молотить ими. Явно не умея плавать, он то хватался за Лилиа, то отталкивал ее, сгибался и судорожно разгибался.
Девушку тоже, охватила паника. Незнакомец топил ее, не позволяя вынырнуть, а между тем ей катастрофически не хватало воздуха! Тот глоток, который она сделала, уходя под воду, вырвался изо рта гроздью пузырьков. К тому же горло саднило, легкие горели, необходимо было вынырнуть любой ценой, а для этого избавиться от его рук. Незнакомец совершенно обезумел от страха. Когда им удалось на мгновение вынырнуть, он так бился, что не успел как следует вдохнуть. Лилиа, напротив, набрала полную грудь воздуха и почувствовала, как к ней возвращаются силы. Погрузившись снова, она уже не пыталась оторвать от себя цепкие руки, а нанесла незнакомцу удар в живот.
Вместо крика у него вырвалось громкое бульканье, пузырьки рванулись вверх, и он, наконец, оставил ее в покое. Не взглянув на насильника, Лилиа устремилась на поверхность, вынырнула и начала жадно глотать воздух. Немного передохнув, девушка уже собиралась поплыть к берегу, но вспомнила о незнакомце и огляделась.
Он всплыл медленно, как человек в бессознательном состоянии. Сначала над водой показались ягодицы в темных штанах, потом все тело повисло в неподвижности, лицом вниз. Несмотря на то что случилось, Лилиа не могла обречь на смерть живое существо. Схватив его за не слишком густые волосы, она потянула тело за собой на мелководье, а ощутив под ногами дно, потащила его на берег. Лишь у кромки воды она перевернула его.
Почти тут же он зашевелился и судорожно задергался. Девушка, тотчас отплыв на глубину, ждала, что он предпримет.
Когда незнакомец пришел в себя, его вырвало. Потом он, пошатываясь, поднялся. На лице его застыл страх. Не посмотрев на Лилиа, незнакомец неверным шагом направился к лесу.
Внезапно девушка осознала иронию случившегося. Она только что спасла жизнь тому, кто собирался изнасиловать и убить ее. Возможно, от пережитого потрясения Лилиа решила, что это ужасно смешно, и в самом деле разразилась смехом. Удаляющийся человек вздрогнул, оглянулся и, спотыкаясь, побежал.
Девушка не сразу решилась покинуть озерко. В воде, явно враждебной насильнику, она чувствовала себя в безопасности. Но как бы все обернулось, если бы он напал на нее вдали от воды? Лилиа пожалела, что проявила человечность. К тому же инстинкт подсказывал ей, что было бы лучше позволить незнакомцу утонуть.
– Я сделал все, что мог, Феррет, – оправдывался Слейт. – Я же сразу сказал, что в провинции от меня толку не будет.
Радд, согнувшись вдвое на продавленном стуле для посетителей, залился своим неприятным смехом.
– Кудахтать тут вовсе не над чем! – раздраженно бросил Морис.
Радд попытался ответить, но зашелся еще сильнее. Наконец, совладав с собой, он спросил Слейта: – Ты что, хотел утопить девчонку?
– Что я, совсем спятил? Я же отродясь в воду не лазил. Просто меня разозлила эта дикарка, и я хотел ее немножко придушить для начала, а она возьми и сорвись со мной в озеро. Прямо с обрыва! Я чуть не утонул, едва жив остался. И знаете, что мне чудно... – невыразительное лицо Слейта приобрело озадаченное выражение, – она ведь вытащила меня, девчонка-то. Я хотел убить ее, а она вытащила меня. Не пойму!
Радд упал головой на стол и заколотил по нему кулаками, умирая со смеху.
– Не вижу во всем этом ничего смешного! – прорычал Морис.
– Ой, умру! Ой, мне конец! – Отсмеявшись, Радд проговорил: – Просто ты кое-чего не знаешь, приятель, потому что на островах не бывал. А я видел, как плещутся дикари в прибое. Волны там такие, что вам и не снилось. Рыба и та небось не так привольно резвится в воде. Нет уж, если взялся ее убить, топить никак не годится.
– Почему, черт возьми, ты не прирезал ее? – сердито спросил Морис. – Или этот ножичек теперь у тебя только напоказ?
– Да мне и в голову не пришло, что он пригодится. Ведь это девчонка! Я думал справиться с ней голыми руками.
– А я знаю, почему все так вышло. – Морис ухватился за край стола и перегнулся к Слейту, сверля его взглядом. – Ты собирался для начала поставить ее на четвереньки. Ну говори, так или нет?
– А что такого, Феррет? Я же спросил, можно ли с ней побаловаться, и ты не возражал.
– Тупица! Недоумок! – рассвирепел Морис. – Ты мог делать что угодно, но с толком! После вашего теплого свидания ей полагалось умереть, а что вышло? Короче, я заплачу тебе столько, что ты купишь половину лондонских шлюх, раз у тебя так разыгрался аппетит, а об этой и думать забудь! Прикончи – и дело с концом. И без того она теперь будет настороже.
– Да нет, не думаю. – Лицо Слейта несколько прояснилось. – Девчонка вроде не слишком перепугалась вчера. Когда я уходил, она даже смеялась.
– Что?! Смеялась?! – Морис вытаращил глаза. – Вот тебе и раз! Головорез пытается отправить на тот свет слабую женщину, а она не только шутя с ним справляется, но и провожает его веселым смехом, как будто всласть позабавилась! Теперь я вижу, что нанял не того, кого надо.
– Да все будет в порядке, Феррет, – заверил его Слейт. – В следующий раз она получит что положено. Клянусь!
– Послушай, он дело говорит, – обратился Радд к Морису. – Время идет, нам некогда искать другого для этой работы. Дай ему возможность исправить ошибку. Только пусть не забудет, что надо подстеречь ее подальше от воды.
Морис откинулся в кресле и глубоко задумался. Слейт и в самом деле не подходил для этой работы, но замена... стоит ли связываться с кем-то другим? Время не так сильно волновало Мориса, как Радда, куда весомее были другие соображения. Он собирался избавиться от своих помощников сразу после смерти Лилиа. Ведь негоже оставлять в живых тех, кто много о нем знал и впоследствии мог вымогать деньги. Морис хотел навести полицию на Радда, а Слейта просто прикончить. Новая фигура в деле означала бы, что придется потом избавляться от троих, а это куда рискованнее.
– Ладно уж, Слейт, – наконец сказал он. – Я дам тебе еще один шанс. Но только в этот раз без дураков, иначе...
Тот извлек нож и начал поигрывать им. Великолепно наточенное лезвие, отражая солнце, бросало на стены яркие блики.
– С этим она не справится, хоть из кожи лезь, – заверил он. – Все будет сделано в лучшем виде, Феррет.
– Очень на это рассчитываю. Только не забудь, что сказал наш друг мистер Радд: не подпускай ее к воде. Устрой засаду в лесу. У тебя есть неделя на то, чтобы подыскать подходящее место по дороге к водопаду. Когда мы с матерью снова соберемся в Монрой-Холл, я дам тебе знать.
Глава 7
– Пожениться с кузеном! – воскликнула Маргарет, всплеснув руками. – Боже мой, Боже мой! В Англии это не принято!
– Что ты такое несешь, сестра! – оборвала ее леди Анна. – В Англии короли испокон веков заключали внутрисемейные браки. Да что там в Англии, по всей Европе! Кстати, Лилиа – королевской крови, как и ее мать.
– Королевская кровь? Это у дикарей-то? – с презрением отозвалась Маргарет.
– Довольно, мама! – Морис сделал вид, что страшно сконфужен. – По-твоему, Лилиа – дикарка?
– Да уж, дорогая сестра, советую тебе выбирать выражения. Не забывай, что Лилиа приходится тебе родней. Оскорбляя ее, ты оскорбляешь всех Монроев.
– Я могу идти, бабушка?
– Конечно, дитя мое.
Красавица склонилась к шезлонгу, и леди Анна запечатлела у нее на лбу нежный поцелуй. Этериджам девушка лишь сдержанно кивнула.
– Лилиа предстоит урок верховой езды, ей не терпится в совершенстве освоить это искусство, – пояснила леди Анна.
– Должно быть, это с легкостью ей удастся, – подхватила Маргарет, стараясь подольститься к сестре. – Просто удивительно, как хорош ее английский!
– Бедняга Уильям учил дочь всему, что знал сам. У них были ежедневные уроки, на которых...
Морис перестал слушать и погрузился в размышления. Он потихоньку переместился ближе к стеклянной стене, из-за завесы зелени наблюдая за Лилиа, спешившей к конюшне. Теперь он понимал, почему невозмутимый Слейт так разволновался после встречи с ней. Морис и сам не отказался бы добраться до красавицы до того, как ее отправят на тот свет.
Но это было невозможно. Он велел Слейту проделать все именно сегодня, в день их с матерью визита в Монрой-Холл. Таким образом с него, Мориса, снимались всякие подозрения. Постепенно мысль о наследстве вытеснила вожделение из его низменной души, и он уже с откровенным злорадством следил за тем, как Лилиа направила лошадь к лесу. Подумаешь, красотка! Мало ли их! Были бы деньги. Очень скоро она уже не будет стоять между ним и богатством, а судя по тому, как сильно привязалась к ней леди Анна, исчезнет и это препятствие. Тетка не переживет утраты и последует за своей любимицей в могилу. Радд, шельма, сделал разумное предположение.
Уже хорошо зная дорогу, Лилиа пустила кобылу в галоп под величественными старыми деревьями. Она еще не достигла высот верхового искусства, но приобрела опыт в управлении лошадью, поэтому могла позволить себе размышлять по пути.
В памяти возникло недавнее знакомство с Морисом Этериджем. Подумать только, этот неприятный человек – ее кузен!
Врожденная проницательность подсказывала девушке, что племянник леди Анны расчетлив и бездушен. Черты лица, манера держаться – все говорило о том, что это скупец и ничто, кроме денег, его не трогает. Леди Анна упоминала, что он мечтает прибрать к рукам ее состояние, но Лилиа не предполагала, что это так очевидно проявляется в нем.
Вспомнила девушка и то, как поразила Мориса встреча с ней. Без сомнения, она понравилась ему, но откликнулась только плоть, а не душа. Такое чувство не польстило девушке, а оттолкнуло ее. Морис Этеридж испытал лишь низменную похоть.
Сестра леди Анны и вовсе не заинтересовала Лилиа. Она не заметила в невыразимо скучной – Маргарет Этеридж ни ума, ни живости. Такое несходство родных сестер удивило девушку. Леди Анна была много старше и к тому же калека, но отличалась жизнелюбием, острым умом, железной волей и любознательностью. Маргарет была ее полной противоположностью.
Вынеся приговор Этериджам, Лилиа перестала думать о них и направила Грозу к водопаду.
Она уже несколько раз побывала там с того дня, когда бежала от незнакомца, так как не посещать озерко было выше ее сил. Поначалу девушка решалась лишь ненадолго оставить лошадь и посидеть у воды, да и то постоянно озиралась. Но так как ничего страшного больше не происходило, Лилиа мало-помалу забыла о своих страхах. Очевидно, незнакомец был просто бродягой, не попавшимся на глаза егерям, и давно уже покинул поместье. Наконец Лилиа отважилась войти в воду, а потом уже без опасения резвилась в озерке, как и в первый день. Поездки к водопаду не только приободряли и физически укрепляли ее, но и помогали набраться терпения.
В эти летние дни погода стояла превосходная, куда теплее, чем тогда, когда она впервые ступила на землю Англии. Водоемы прогрелись, и девушка подолгу купалась.
В этот день, как обычно, Лилиа привязала лошадь, разделась и поспешила к воде. Наплававшись вдоволь, она начала нырять.
Освежившись, Лилиа выбралась на все тот же валун и легла навзничь, наслаждаясь теплом. Обсохнув, она поднялась по травянистому склону к уступу и некоторое время постояла там, откинув голову, закрыв глаза и ощущая ласковый ветерок.
Близился самый волнующий момент – прыжок с уступа в озерко. И вдруг девушка услышала шорох. Кто-то приближался!
Лилиа быстро обернулась, но в следующую секунду ее обхватили за талию и стиснули, прижав руки так, что она не могла пошевелить ими. Испуганный крик сорвался с губ девушки, так как лицо, мелькнувшее перед ней, показалось невыразимо страшным: синеватая, безжизненная кожа, узкая щель рта и глаза, похожие на два куска гравия.
Человек, с виду тщедушный, проявлял недюжинную силу. Легко удерживая Лилиа правой рукой, левую он сунул ей между ногами и зашарил там. Девушка закричала, начала извиваться, но добилась лишь того, что он усилил хватку. С намеренной жестокостью ощупывая свою жертву, негодяй, видимо, был не прочь раздавить ее. В ягодицы упиралось твердое, терлось о них, и Лилиа уже не сомневалась в том, что ее собираются изнасиловать. Она перестала сопротивляться, и хватка ослабела. Воспользовавшись этим, Лилиа оттолкнула мерзавца и бросилась прочь, однако успела сделать лишь пару шагов. Как хищник, он настиг ее одним прыжком.
Девушка начала защищаться изо всех сил. Она пиналась, извивалась, царапалась, и наконец, до крови разодрала ногтями синеватую кожу на костлявом лице. Человек зарычал и ударил ее повыше виска. От удара у Лилиа потемнело в глазах, но, несмотря на полуобморочное состояние, она вспомнила случай на корабле, когда ей удалось справиться с Раддом. И она в точности повторила свой первый опыт.
Увы, в отличие от Радда незнакомец не выпустил ее, только закричал от боли и обеими руками схватил Лилиа за горло.
Девушка вцепилась в скрюченные пальцы насильника, но не смогла разжать ни одного. Ощущая течение воды вокруг лодыжек, она смутно осознала, что они стоят на уступе, с которого низвергался водопад. Дно здесь поросло мелкими водорослями, ноги то и дело оскальзывались. Между тем сознание ее меркло, дыхание пресекалось, чужие руки сдавливали горло все сильнее. Очевидно, незнакомец решил придушить, а потом без помех изнасиловать ее. Но не только это. Лилиа догадалась, что после этого он убьет ее. Почему? За что? Она не знала, но понимала одно: если потеряет сознание, то никогда уже не очнется.
Сделав над собой невероятное усилие, девушка попыталась расслышать, в какой стороне шумит, падая с уступа, маленький водопад. Но в ушах уже гудело так сильно, что ничего не получилось. Положившись на удачу, Лилиа оттолкнулась ногами и сделала рывок вправо. Так они оба и упали в озерко, спаянные смертельным объятием.
Воды они достигли плашмя и, невзирая на небольшую высоту, с силой ударились о поверхность. Удар пришелся в основном на Лилиа, но незнакомец почему-то ослабил хватку. Девушка лишь успела вдохнуть немного воздуха, перед тем как они ушли под воду.
В следующую секунду стало ясно, в чем дело. Едва погрузившись в воду, насильник тотчас разжал руки и начал молотить ими. Явно не умея плавать, он то хватался за Лилиа, то отталкивал ее, сгибался и судорожно разгибался.
Девушку тоже, охватила паника. Незнакомец топил ее, не позволяя вынырнуть, а между тем ей катастрофически не хватало воздуха! Тот глоток, который она сделала, уходя под воду, вырвался изо рта гроздью пузырьков. К тому же горло саднило, легкие горели, необходимо было вынырнуть любой ценой, а для этого избавиться от его рук. Незнакомец совершенно обезумел от страха. Когда им удалось на мгновение вынырнуть, он так бился, что не успел как следует вдохнуть. Лилиа, напротив, набрала полную грудь воздуха и почувствовала, как к ней возвращаются силы. Погрузившись снова, она уже не пыталась оторвать от себя цепкие руки, а нанесла незнакомцу удар в живот.
Вместо крика у него вырвалось громкое бульканье, пузырьки рванулись вверх, и он, наконец, оставил ее в покое. Не взглянув на насильника, Лилиа устремилась на поверхность, вынырнула и начала жадно глотать воздух. Немного передохнув, девушка уже собиралась поплыть к берегу, но вспомнила о незнакомце и огляделась.
Он всплыл медленно, как человек в бессознательном состоянии. Сначала над водой показались ягодицы в темных штанах, потом все тело повисло в неподвижности, лицом вниз. Несмотря на то что случилось, Лилиа не могла обречь на смерть живое существо. Схватив его за не слишком густые волосы, она потянула тело за собой на мелководье, а ощутив под ногами дно, потащила его на берег. Лишь у кромки воды она перевернула его.
Почти тут же он зашевелился и судорожно задергался. Девушка, тотчас отплыв на глубину, ждала, что он предпримет.
Когда незнакомец пришел в себя, его вырвало. Потом он, пошатываясь, поднялся. На лице его застыл страх. Не посмотрев на Лилиа, незнакомец неверным шагом направился к лесу.
Внезапно девушка осознала иронию случившегося. Она только что спасла жизнь тому, кто собирался изнасиловать и убить ее. Возможно, от пережитого потрясения Лилиа решила, что это ужасно смешно, и в самом деле разразилась смехом. Удаляющийся человек вздрогнул, оглянулся и, спотыкаясь, побежал.
Девушка не сразу решилась покинуть озерко. В воде, явно враждебной насильнику, она чувствовала себя в безопасности. Но как бы все обернулось, если бы он напал на нее вдали от воды? Лилиа пожалела, что проявила человечность. К тому же инстинкт подсказывал ей, что было бы лучше позволить незнакомцу утонуть.
– Я сделал все, что мог, Феррет, – оправдывался Слейт. – Я же сразу сказал, что в провинции от меня толку не будет.
Радд, согнувшись вдвое на продавленном стуле для посетителей, залился своим неприятным смехом.
– Кудахтать тут вовсе не над чем! – раздраженно бросил Морис.
Радд попытался ответить, но зашелся еще сильнее. Наконец, совладав с собой, он спросил Слейта: – Ты что, хотел утопить девчонку?
– Что я, совсем спятил? Я же отродясь в воду не лазил. Просто меня разозлила эта дикарка, и я хотел ее немножко придушить для начала, а она возьми и сорвись со мной в озеро. Прямо с обрыва! Я чуть не утонул, едва жив остался. И знаете, что мне чудно... – невыразительное лицо Слейта приобрело озадаченное выражение, – она ведь вытащила меня, девчонка-то. Я хотел убить ее, а она вытащила меня. Не пойму!
Радд упал головой на стол и заколотил по нему кулаками, умирая со смеху.
– Не вижу во всем этом ничего смешного! – прорычал Морис.
– Ой, умру! Ой, мне конец! – Отсмеявшись, Радд проговорил: – Просто ты кое-чего не знаешь, приятель, потому что на островах не бывал. А я видел, как плещутся дикари в прибое. Волны там такие, что вам и не снилось. Рыба и та небось не так привольно резвится в воде. Нет уж, если взялся ее убить, топить никак не годится.
– Почему, черт возьми, ты не прирезал ее? – сердито спросил Морис. – Или этот ножичек теперь у тебя только напоказ?
– Да мне и в голову не пришло, что он пригодится. Ведь это девчонка! Я думал справиться с ней голыми руками.
– А я знаю, почему все так вышло. – Морис ухватился за край стола и перегнулся к Слейту, сверля его взглядом. – Ты собирался для начала поставить ее на четвереньки. Ну говори, так или нет?
– А что такого, Феррет? Я же спросил, можно ли с ней побаловаться, и ты не возражал.
– Тупица! Недоумок! – рассвирепел Морис. – Ты мог делать что угодно, но с толком! После вашего теплого свидания ей полагалось умереть, а что вышло? Короче, я заплачу тебе столько, что ты купишь половину лондонских шлюх, раз у тебя так разыгрался аппетит, а об этой и думать забудь! Прикончи – и дело с концом. И без того она теперь будет настороже.
– Да нет, не думаю. – Лицо Слейта несколько прояснилось. – Девчонка вроде не слишком перепугалась вчера. Когда я уходил, она даже смеялась.
– Что?! Смеялась?! – Морис вытаращил глаза. – Вот тебе и раз! Головорез пытается отправить на тот свет слабую женщину, а она не только шутя с ним справляется, но и провожает его веселым смехом, как будто всласть позабавилась! Теперь я вижу, что нанял не того, кого надо.
– Да все будет в порядке, Феррет, – заверил его Слейт. – В следующий раз она получит что положено. Клянусь!
– Послушай, он дело говорит, – обратился Радд к Морису. – Время идет, нам некогда искать другого для этой работы. Дай ему возможность исправить ошибку. Только пусть не забудет, что надо подстеречь ее подальше от воды.
Морис откинулся в кресле и глубоко задумался. Слейт и в самом деле не подходил для этой работы, но замена... стоит ли связываться с кем-то другим? Время не так сильно волновало Мориса, как Радда, куда весомее были другие соображения. Он собирался избавиться от своих помощников сразу после смерти Лилиа. Ведь негоже оставлять в живых тех, кто много о нем знал и впоследствии мог вымогать деньги. Морис хотел навести полицию на Радда, а Слейта просто прикончить. Новая фигура в деле означала бы, что придется потом избавляться от троих, а это куда рискованнее.
– Ладно уж, Слейт, – наконец сказал он. – Я дам тебе еще один шанс. Но только в этот раз без дураков, иначе...
Тот извлек нож и начал поигрывать им. Великолепно наточенное лезвие, отражая солнце, бросало на стены яркие блики.
– С этим она не справится, хоть из кожи лезь, – заверил он. – Все будет сделано в лучшем виде, Феррет.
– Очень на это рассчитываю. Только не забудь, что сказал наш друг мистер Радд: не подпускай ее к воде. Устрой засаду в лесу. У тебя есть неделя на то, чтобы подыскать подходящее место по дороге к водопаду. Когда мы с матерью снова соберемся в Монрой-Холл, я дам тебе знать.
Глава 7
– Ей-богу, дружище Дэвид, если у тебя так разыгралось любопытство, что даже сон пропал, почему бы тебе не нанести визит в Монрой-Холл? – насмешливо осведомился.
Был чудесный предвечерний час, и друзья сидели на веранде за бутылкой шерри. Дик Берд приехал в Тревелайн-манор утром, как только прослышал, что дела заставили хозяина дома отправиться на целую неделю на континент.
– Условности не позволяют, – со вздохом ответил Дэвид и пригубил из своего стакана. – Леди может нанести утренний визит, а джентльмену не следует являться в приличный дом без приглашения.
– Если джентльмен всегда и во всем придерживается условностей, ему вряд ли представится возможность спустить прелестной даме панталончики.
– Вот уж этого я и в мыслях не держал! – нахмурился Дэвид. – У тебя весь мир состоит из непристойностей, право! Я просто хочу посмотреть на островитяночку.
– В мыслях не держал уложить ее в постель! Тогда ты совсем умом тронулся! – Обаятельная улыбка Дика прямо-таки источала иронию. – Сколько раз тебе повторять: островитянки все как одна прехорошенькие и к тому же отнюдь не строгого нрава в отличие от англичанок. Чтобы удостоиться их нежного внимания, не обязательно идти к венцу. И потом, если ты не поторопишься, леди Анна научит свою подопечную вести себя как подобает настоящей леди. Вот тогда девочка будет держать свои ножки крепко сжатыми, так что даже кузнечик между ними не проскочит, не говоря уж о...
– Дик, ты попросту невозможен! – Дэвид не выдержал и расхохотался. – Ты что, больше ни о чем не способен думать?
– Почти. Во всяком случае, когда я думаю о радостях жизни, мысли сами собой устремляются к ножкам милых дам... и всему прочему, конечно.
– Кстати, о леди Анне. Я слышал и от матери, будто она из кожи вон лезет, чтобы сделать из Лилиа настоящую леди...
– Твой лучший друг не обделен интуицией. Видишь теперь, к чему дело идет? Еще одну знойную женщину сбивают с пути истинного.
– Дай же мне договорить! Сделать из внучки настоящую леди и ввести в общество. Для этого дается грандиозный бал в Монрой-Холле. Я, конечно, мог бы подождать до бала, но скажу честно, – Дэвид задумчиво улыбнулся, – что собираюсь удовлетворить любопытство гораздо раньше.
– Вот и верно, дружище! К чему медлить? Нерешительный рыцарь никогда не заслужит знаков внимания прекрасной дамы, слабый духом не удостоится радостей плоти. – Дик уселся поудобнее, и усмешка сменилась у него на губах мечтательной улыбкой. – Когда наше судно входило в одну лагуну на Гавайях, мне показалось, что я попал в райские кущи. Было это в сумерках, когда раскаленный шар солнца почти совсем скрылся за горизонтом. К кораблю приплыла целая стайка смуглых красавиц, они махали нам руками и кричали слова приветствия на своем мелодичном языке. Все до одной нагие, как в день творения, и гибкие, как змейки... Ах, Дэвид, Дэвид! Они такие свободные, счастливые, не стесненные никакими условностями, обожают музыку и эти свои чудесные танцы. А как искусны в любви! Только не пойми меня превратно, дружище, они не раскрывают объятий первому встречному, как лондонские потаскушки, готовые задрать юбки для любого, если у него есть пара монет. Там, на островах, они отдаются по любви... или от страсти, что для них, должно быть, одно и то же. Но белые там бывают редко, а островитянки по натуре любопытны, каждой хочется познать, каковы объятия чужестранца. Можешь себе представить, какой успех имел у них твой покорный слуга, которому природа не отказала ни в красоте, ни в обаянии...
Дэвид засмеялся. Рассказ шел своим чередом, и он невольно проникался поэзией жизни на далеких и экзотических островах, кровь его разгоралась, ему хотелось оказаться там... но рассудок протестовал, нашептывая, что такое попросту невозможно, что так бывает только в сказках. К тому же Дэвид хорошо знал, что его друг склонен уснащать свои рассказы несуществующими подробностями и сильно приукрашивать их.
– У них даже пища горячит кровь, – продолжал Дик. – Я уже говорил это, но не боюсь повториться. В праздник, называемый луау, они свежуют свинью, заворачивают в пряные листья и травы и кладут на уголья в яму, а яму закрывают. Блюдо тушится несколько часов, а потом – пальчики оближешь! Есть у них и не слишком вкусное блюдо пои– по крайней мере меня оно не привело в восторг, – но все остальное стоит попробовать. Так вот, свинью эту достают и пируют всей деревней, поют и танцуют. Ах эти танцы! Совсем не то что наше чопорное шарканье ногами, нет, их тело говорит на каком-то языческом языке. Только представь себе множество полунагих тел, танцующих в отблесках огня... Тут Дик закатил глаза.
– Музыка, песни, танцы. Так у них все это есть?
– Ну что значит музыка? Из музыкальных инструментов у них только полые тыквы, трещотки, барабаны. Зато голоса превосходные, чаще всего бархатные, низкие, и слух великолепный. Насчет слов песен ничего не могу сказать, я там не так долго был, чтобы научиться языку, но танцы до того выразительны, движения так много говорят, что все и так ясно. Поверь, дружище, и у мертвеца зашевелится в паху от такого зрелища!
– По-моему, все это так и просится в одну из твоих неприличных песенок, – заметил Дэвид.
– Устами младенца глаголет истина! – Дик хлопнул себя по колену. – Почему это не пришло мне в голову? Должно быть, разнежился в провинции и отупел.
Склонив голову набок, он полуприкрыл глаза и начал шевелить губами. Дэвид не раз видел друга в творческих муках, поэтому сидел молча, с улыбкой предвкушения на губах.
– Вот оно, вот оно... – забормотал Дик и вдруг вскочил. Сдвинув на затылок воображаемую шляпу, он сделал изящный жест воображаемой тростью, раскланялся перед воображаемой публикой и запел на модный мотивчик:
– Боже мой, что за бессмыслица, что за ерунда! – Он издал стон и повалился на стул. – Ну вот, муза покинула меня!
Дэвид от души забавлялся. Дик бросил на него обиженный взгляд и разом прикончил свое шерри. После этого в беседе наступила заминка. Дэвид снова наполнил стаканы, и друзья устремили взоры вдаль, задумавшись каждый о своем. Дэвид признался себе, что рассказ и даже нелепая песенка друга произвели на него огромное впечатление. Он дал себе слово поскорее найти предлог, чтобы увидеть Лилиа Монрой.
С течением времени Лилиа смирилась с происходящим и даже увидела в нем приятные стороны. Ее уже не раздражали уроки хороших манер, а уроки английского доставляли ей наслаждение, и она гордилась своими успехами. Нет, она, конечно, не отказалась от мысли вернуться на Мауи, но, как человек здравомыслящий, пришла к выводу, что год пролетит куда быстрее, если проводить время с пользой и удовольствием.
Как ни странно, девушка теперь ежедневно бывала у озерка, хотя уже не ощущала прежней беспечности. Окрестности озерка напоминали о нападении, поэтому на них как бы лежал отпечаток смутной угрозы. Однако врожденная независимость и отвага заставляли девушку бросать вызов силе, пытавшейся разлучить ее с этим источником упоительной радости.
Как-то в чудесный солнечный день она, по обыкновению, целый час плавала и ныряла, потом приняла солнечную ванну на плоском валуне, сделала несколько прыжков с уступа и наконец оделась. Все шло как обычно, но постепенно Лилиа овладело неясное беспокойство.
Обычно она привязывала Грозу под огромным деревом, дававшим густую тень в любую жару. Трава у корней росла редкая, но сочная. При виде хозяйки лошадь подняла голову и тихо заржала. Девушка приласкала свою любимицу.
Она уже потянулась к поводьям, чтобы отвязать их, когда услышала звук крадущихся шагов. Сердце ее неистово забилось, в горле пересохло. Лилиа круто повернулась. Он был уже совсем рядом – тот самый человек с мертвенно-серым лицом! На сей раз он пришел не с пустыми руками, судя по тому, что одну из них прятал за спиной. Оказавшись как бы в ловушке между ним и лошадью, Лилиа не могла даже попытаться бежать.
– В тот раз тебе было смешно, – произнес он голосом безжизненным и при этом угрожающим. – Посмотрим, кто из нас будет смеяться сегодня.
Незнакомец сделал выпад правой рукой, и девушка увидела в ней нож с широким лезвием. Гибкая и физически развитая, она отпрянула в сторону, но кончик ножа зацепил рукав и с треском разорвал легкую ткань. По инерции нападающего бросило на кобылу, та отскочила и лягнула его.
– Проклятое отродье! – зарычал негодяй и снова замахнулся ножом, на этот раз на Грозу.
Лилиа подобрала повыше юбки, приготовившись бежать. Как превосходная бегунья, она знала, что без труда оставит насильника далеко позади. Первый шок миновал, к ней вернулась уверенность в себе. Поняв его намерение, девушка выпустила юбки и попыталась перехватить руку с ножом или хотя бы отбить ее в сторону. Отчасти это удалось ей, но лезвие все же зацепило животное по боку. Из длинного пореза потекла кровь.
Мысли о бегстве тотчас оставили Лилиа. Привязанная Гроза оказалась в опасности. Девушка забарабанила кулаками по спине незнакомца, но удары были слишком слабы, чтобы нанести ему заметный ущерб. Правда, они отвлекли его внимание от лошади, и он повернулся к девушке, по-волчьи скаля зубы. Костлявое, синевато-серое лицо его было ужасно, запавшие глаза, еще недавно тусклые, как куски гравия, горели холодным пламенем.
Левая рука его метнулась вперед и сомкнулась на запястье Лилиа. Незнакомец с размаху швырнул ее о громадный ствол. Удар был так силен, что у девушки потемнело в глазах и пресеклось дыхание. Она прильнула к шершавой коре, чтобы не сползти на землю, и тут услышала какой-то странный звук, словно в отдалении забивали сваи, но раздумывать над этим было некогда. Лилиа повернулась и увидела, что ужасный человек снова пошел в атаку. Он приближался медленно, с гнусной довольной улыбкой на тонких губах. Снова сверкнуло лезвие занесенного ножа. На этот раз Лилиа не успела уклониться, а только вжалась спиной в ствол. Сознание того, что она сейчас умрет, наполнило ее невыразимым ужасом, в горле родился беззвучный крик.
Время странным образом замедлилось, и воздетое над головой незнакомца лезвие начало путь вниз, к ее груди. Но оно не достигло цели. Раздался громкий треск, человек замер, глаза его расширились. Потом он запрокинулся, осел и, наконец, упал на бок, далеко отбросив руку с зажатым в ней ножом.
Потрясенная Лилиа не сразу осмыслила случившееся, а лишь молча смотрела на тело своего врага. Только что смерть была в нескольких дюймах, и вдруг...
– Мисс, все ли с вами в порядке? – послышался рядом голос, вне всякого сомнения, мужской.
Подняв голову, девушка увидела глаза удивительного голубого цвета. Никогда в жизни она не встречала таких! И они продолжали светлеть, пока не приняли оттенок неба, только что промытого дождем. На глаза падала прядь волос, светлых-пресветлых, что поразило Лилиа и того больше.
Был чудесный предвечерний час, и друзья сидели на веранде за бутылкой шерри. Дик Берд приехал в Тревелайн-манор утром, как только прослышал, что дела заставили хозяина дома отправиться на целую неделю на континент.
– Условности не позволяют, – со вздохом ответил Дэвид и пригубил из своего стакана. – Леди может нанести утренний визит, а джентльмену не следует являться в приличный дом без приглашения.
– Если джентльмен всегда и во всем придерживается условностей, ему вряд ли представится возможность спустить прелестной даме панталончики.
– Вот уж этого я и в мыслях не держал! – нахмурился Дэвид. – У тебя весь мир состоит из непристойностей, право! Я просто хочу посмотреть на островитяночку.
– В мыслях не держал уложить ее в постель! Тогда ты совсем умом тронулся! – Обаятельная улыбка Дика прямо-таки источала иронию. – Сколько раз тебе повторять: островитянки все как одна прехорошенькие и к тому же отнюдь не строгого нрава в отличие от англичанок. Чтобы удостоиться их нежного внимания, не обязательно идти к венцу. И потом, если ты не поторопишься, леди Анна научит свою подопечную вести себя как подобает настоящей леди. Вот тогда девочка будет держать свои ножки крепко сжатыми, так что даже кузнечик между ними не проскочит, не говоря уж о...
– Дик, ты попросту невозможен! – Дэвид не выдержал и расхохотался. – Ты что, больше ни о чем не способен думать?
– Почти. Во всяком случае, когда я думаю о радостях жизни, мысли сами собой устремляются к ножкам милых дам... и всему прочему, конечно.
– Кстати, о леди Анне. Я слышал и от матери, будто она из кожи вон лезет, чтобы сделать из Лилиа настоящую леди...
– Твой лучший друг не обделен интуицией. Видишь теперь, к чему дело идет? Еще одну знойную женщину сбивают с пути истинного.
– Дай же мне договорить! Сделать из внучки настоящую леди и ввести в общество. Для этого дается грандиозный бал в Монрой-Холле. Я, конечно, мог бы подождать до бала, но скажу честно, – Дэвид задумчиво улыбнулся, – что собираюсь удовлетворить любопытство гораздо раньше.
– Вот и верно, дружище! К чему медлить? Нерешительный рыцарь никогда не заслужит знаков внимания прекрасной дамы, слабый духом не удостоится радостей плоти. – Дик уселся поудобнее, и усмешка сменилась у него на губах мечтательной улыбкой. – Когда наше судно входило в одну лагуну на Гавайях, мне показалось, что я попал в райские кущи. Было это в сумерках, когда раскаленный шар солнца почти совсем скрылся за горизонтом. К кораблю приплыла целая стайка смуглых красавиц, они махали нам руками и кричали слова приветствия на своем мелодичном языке. Все до одной нагие, как в день творения, и гибкие, как змейки... Ах, Дэвид, Дэвид! Они такие свободные, счастливые, не стесненные никакими условностями, обожают музыку и эти свои чудесные танцы. А как искусны в любви! Только не пойми меня превратно, дружище, они не раскрывают объятий первому встречному, как лондонские потаскушки, готовые задрать юбки для любого, если у него есть пара монет. Там, на островах, они отдаются по любви... или от страсти, что для них, должно быть, одно и то же. Но белые там бывают редко, а островитянки по натуре любопытны, каждой хочется познать, каковы объятия чужестранца. Можешь себе представить, какой успех имел у них твой покорный слуга, которому природа не отказала ни в красоте, ни в обаянии...
Дэвид засмеялся. Рассказ шел своим чередом, и он невольно проникался поэзией жизни на далеких и экзотических островах, кровь его разгоралась, ему хотелось оказаться там... но рассудок протестовал, нашептывая, что такое попросту невозможно, что так бывает только в сказках. К тому же Дэвид хорошо знал, что его друг склонен уснащать свои рассказы несуществующими подробностями и сильно приукрашивать их.
– У них даже пища горячит кровь, – продолжал Дик. – Я уже говорил это, но не боюсь повториться. В праздник, называемый луау, они свежуют свинью, заворачивают в пряные листья и травы и кладут на уголья в яму, а яму закрывают. Блюдо тушится несколько часов, а потом – пальчики оближешь! Есть у них и не слишком вкусное блюдо пои– по крайней мере меня оно не привело в восторг, – но все остальное стоит попробовать. Так вот, свинью эту достают и пируют всей деревней, поют и танцуют. Ах эти танцы! Совсем не то что наше чопорное шарканье ногами, нет, их тело говорит на каком-то языческом языке. Только представь себе множество полунагих тел, танцующих в отблесках огня... Тут Дик закатил глаза.
– Музыка, песни, танцы. Так у них все это есть?
– Ну что значит музыка? Из музыкальных инструментов у них только полые тыквы, трещотки, барабаны. Зато голоса превосходные, чаще всего бархатные, низкие, и слух великолепный. Насчет слов песен ничего не могу сказать, я там не так долго был, чтобы научиться языку, но танцы до того выразительны, движения так много говорят, что все и так ясно. Поверь, дружище, и у мертвеца зашевелится в паху от такого зрелища!
– По-моему, все это так и просится в одну из твоих неприличных песенок, – заметил Дэвид.
– Устами младенца глаголет истина! – Дик хлопнул себя по колену. – Почему это не пришло мне в голову? Должно быть, разнежился в провинции и отупел.
Склонив голову набок, он полуприкрыл глаза и начал шевелить губами. Дэвид не раз видел друга в творческих муках, поэтому сидел молча, с улыбкой предвкушения на губах.
– Вот оно, вот оно... – забормотал Дик и вдруг вскочил. Сдвинув на затылок воображаемую шляпу, он сделал изящный жест воображаемой тростью, раскланялся перед воображаемой публикой и запел на модный мотивчик:
Дик умолк, и лицо его омрачилось.
За далеким горизонтом
Жизнь приятна и легка.
Смуглогрудая красотка
Повстречала моряка.
Черноокая сирена
Отдалась ему тотчас,
И скажу вам, джентльмены,
Жаль, что не было там вас!
– Боже мой, что за бессмыслица, что за ерунда! – Он издал стон и повалился на стул. – Ну вот, муза покинула меня!
Дэвид от души забавлялся. Дик бросил на него обиженный взгляд и разом прикончил свое шерри. После этого в беседе наступила заминка. Дэвид снова наполнил стаканы, и друзья устремили взоры вдаль, задумавшись каждый о своем. Дэвид признался себе, что рассказ и даже нелепая песенка друга произвели на него огромное впечатление. Он дал себе слово поскорее найти предлог, чтобы увидеть Лилиа Монрой.
С течением времени Лилиа смирилась с происходящим и даже увидела в нем приятные стороны. Ее уже не раздражали уроки хороших манер, а уроки английского доставляли ей наслаждение, и она гордилась своими успехами. Нет, она, конечно, не отказалась от мысли вернуться на Мауи, но, как человек здравомыслящий, пришла к выводу, что год пролетит куда быстрее, если проводить время с пользой и удовольствием.
Как ни странно, девушка теперь ежедневно бывала у озерка, хотя уже не ощущала прежней беспечности. Окрестности озерка напоминали о нападении, поэтому на них как бы лежал отпечаток смутной угрозы. Однако врожденная независимость и отвага заставляли девушку бросать вызов силе, пытавшейся разлучить ее с этим источником упоительной радости.
Как-то в чудесный солнечный день она, по обыкновению, целый час плавала и ныряла, потом приняла солнечную ванну на плоском валуне, сделала несколько прыжков с уступа и наконец оделась. Все шло как обычно, но постепенно Лилиа овладело неясное беспокойство.
Обычно она привязывала Грозу под огромным деревом, дававшим густую тень в любую жару. Трава у корней росла редкая, но сочная. При виде хозяйки лошадь подняла голову и тихо заржала. Девушка приласкала свою любимицу.
Она уже потянулась к поводьям, чтобы отвязать их, когда услышала звук крадущихся шагов. Сердце ее неистово забилось, в горле пересохло. Лилиа круто повернулась. Он был уже совсем рядом – тот самый человек с мертвенно-серым лицом! На сей раз он пришел не с пустыми руками, судя по тому, что одну из них прятал за спиной. Оказавшись как бы в ловушке между ним и лошадью, Лилиа не могла даже попытаться бежать.
– В тот раз тебе было смешно, – произнес он голосом безжизненным и при этом угрожающим. – Посмотрим, кто из нас будет смеяться сегодня.
Незнакомец сделал выпад правой рукой, и девушка увидела в ней нож с широким лезвием. Гибкая и физически развитая, она отпрянула в сторону, но кончик ножа зацепил рукав и с треском разорвал легкую ткань. По инерции нападающего бросило на кобылу, та отскочила и лягнула его.
– Проклятое отродье! – зарычал негодяй и снова замахнулся ножом, на этот раз на Грозу.
Лилиа подобрала повыше юбки, приготовившись бежать. Как превосходная бегунья, она знала, что без труда оставит насильника далеко позади. Первый шок миновал, к ней вернулась уверенность в себе. Поняв его намерение, девушка выпустила юбки и попыталась перехватить руку с ножом или хотя бы отбить ее в сторону. Отчасти это удалось ей, но лезвие все же зацепило животное по боку. Из длинного пореза потекла кровь.
Мысли о бегстве тотчас оставили Лилиа. Привязанная Гроза оказалась в опасности. Девушка забарабанила кулаками по спине незнакомца, но удары были слишком слабы, чтобы нанести ему заметный ущерб. Правда, они отвлекли его внимание от лошади, и он повернулся к девушке, по-волчьи скаля зубы. Костлявое, синевато-серое лицо его было ужасно, запавшие глаза, еще недавно тусклые, как куски гравия, горели холодным пламенем.
Левая рука его метнулась вперед и сомкнулась на запястье Лилиа. Незнакомец с размаху швырнул ее о громадный ствол. Удар был так силен, что у девушки потемнело в глазах и пресеклось дыхание. Она прильнула к шершавой коре, чтобы не сползти на землю, и тут услышала какой-то странный звук, словно в отдалении забивали сваи, но раздумывать над этим было некогда. Лилиа повернулась и увидела, что ужасный человек снова пошел в атаку. Он приближался медленно, с гнусной довольной улыбкой на тонких губах. Снова сверкнуло лезвие занесенного ножа. На этот раз Лилиа не успела уклониться, а только вжалась спиной в ствол. Сознание того, что она сейчас умрет, наполнило ее невыразимым ужасом, в горле родился беззвучный крик.
Время странным образом замедлилось, и воздетое над головой незнакомца лезвие начало путь вниз, к ее груди. Но оно не достигло цели. Раздался громкий треск, человек замер, глаза его расширились. Потом он запрокинулся, осел и, наконец, упал на бок, далеко отбросив руку с зажатым в ней ножом.
Потрясенная Лилиа не сразу осмыслила случившееся, а лишь молча смотрела на тело своего врага. Только что смерть была в нескольких дюймах, и вдруг...
– Мисс, все ли с вами в порядке? – послышался рядом голос, вне всякого сомнения, мужской.
Подняв голову, девушка увидела глаза удивительного голубого цвета. Никогда в жизни она не встречала таких! И они продолжали светлеть, пока не приняли оттенок неба, только что промытого дождем. На глаза падала прядь волос, светлых-пресветлых, что поразило Лилиа и того больше.