Патриция Мэтьюз
Танцовщица грез
Глава 1
Через раскрытое окно с верхнего этажа донеслись звуки фортепиано. Это заставило Анну Вернер оторваться от своего скучного, но ставшего уже привычным занятия.
Она положила перо на раскрытую страницу конторской книги и подняла глаза к потолку. Вместе с музыкой и даже порой перекрывая ее, до слуха Анны долетал голос Андрэ, повелительный и не допускавший возражений:
– Нет, нет! Мишель, это надо делать грациозно! Понимаете – грациозно! Боже мой, вы должны быть воздушной лесной феей, а не слоном в посудной лавке! Плавно поднимайте и опускайте руки. Вот так!
Анна улыбнулась и принялась растирать занемевшую спину. Она вспомнила свои уже далекие занятия с Андрэ. Сколько лет минуло с той поры?
Двадцать? Никак не меньше. Андрэ Леклер приехал в Малверн в 1717 году, чтобы обучать светским манерам и правилам приличия совсем еще юную и нескладную девочку. А сегодня на дворе 1737-й…
Но с тех пор Андрэ, казалось, мало изменился. Он по-прежнему энергичен и подтянут. Только чуть похудел и лицо немного вытянулось. Но это было малозаметно на фоне прошедших лет.
Темп музыки наверху изменился. Он стал медленнее и мягче, как бы приноравливаясь к соблазнительному дыханию весны за окнами, шевелившему кружевные занавески легким, нежным ветерком.
Невольно на Анну нахлынули грустные воспоминания. Полгода прошло, как не стало Майкла. И эта кровоточащая рана безвременной утраты никак не хотела заживать. Ее красивый и жизнелюбивый муж, которого Анна беззаветно любила, стал жертвой глупого несчастного случая.
Усталой рукой закрыв конторскую книгу, Анна поднялась из-за стола. Она почувствовала, что не в силах сосредоточиться на сухих цифрах, а потому продолжать работу было совершенно бессмысленно. Хотя оставалось еще много счетов, которые следовало проверить. Раньше этим занимался Майкл. Теперь же все свалилось на ее не очень сильные плечи.
Подойдя к открытому окну, Анна бросила взгляд на буйно цветущий сад, а затем долго смотрела вдаль, где раскинулись бесконечные поля, зеленые луга и живописные рощи. Она очень любила этот уголок, где прошли самые счастливые дни ее жизни. Любоваться им доставляло Анне ни с чем не сравнимое удовольствие. Тем более теперь, когда все это принадлежало ей одной. Да, Майкл умер. Но Малверн остался. И теперь она, Анна Вернер, должна заботиться об имении. Но только не сейчас, не сегодня… Пока еще память о прошлом слишком жива. Поэтому, подумала Анна, следовало бы на время просто запретить приход весны для тех, кто недавно перенес тяжелую утрату. Слишком много грустных мыслей и воспоминаний навевает это волшебное время года…
Легкий бриз ласкал лицо Анны, принося с собой запах цветов. А перед ее глазами стояла совсем еще юная девочка, какой она была в дни своего первого приезда в Малверн. Шестнадцатилетняя Анна Маккэмбридж, не по годам нервная и напуганная, успевшая на своем коротком веку пережить куда больше бед и страданий, чем многие зрелые женщины. Начиная с бегства из таверны того ужасного зверя – Амоса Стритча, которому ее продали в рабство.
Какой бы беспросветной и жалкой была жизнь Анны, не подружись она с Малкольмом Вернером! Не женись он на ней, несмотря на разницу в возрасте и социальном положении… В противном случае ей бы ни за что не стать хозяйкой Малверна! Этого замечательного поместья, которое Анна сразу же полюбила и владеть которым постоянно мечтала.
Ее мысли полетели еще дальше в прошлое. Она вспомнила, как еще совсем ребенком проезжала с матерью через Малверн на полуразбитой телеге, направляясь в Уильямсберг Анна до сих пор помнила, с каким трепетом и восторгом смотрела на большой белый двухэтажный дом, сиявший под жарким солнцем Виргинии. Кругом росли развесистые деревья, отбрасывавшие уютную тень на прилегающую к дому зеленую лужайку и небольшие службы. От главной дороги к дому вела живописная аллея, у ее начала высились огромные, украшенные затейливым орнаментом ворота с вывеской «Малверн».
Кто бы мог тогда подумать, что бедная, измученная девочка-подросток осуществит свою мечту и станет хозяйкой всего этого великолепия?
Анна помотала головой, отгоняя мысли о прошлом. Малкольм Вернер мертв. Его хватил сердечный удар вскоре после свадьбы. Единственного сына Малкольма, Майкла, Анна полюбила со всей страстью, на которую была способна. И это чувство полностью затмило глубокую благодарность, которую Анна прежде испытывала к его отцу. Она вышла замуж за Майкла и родила ему дочку.
Но довольно думать об этом! Майкл погиб. Остались она и Мишель, их дочь. Надо жить дальше, независимо от того, что произошло. Мишель и роскошное поместье Малверн – вот что осталось Анне после смерти мужа. Им она решила посвятить свою жизнь, силы и энергию.
Она снова занялась счетами, хотя не была уверена, что сможет в них разобраться. Но через минуту встала и, поднявшись по широкой лестнице на второй этаж, направилась к большой комнате, отведенной под балетный класс.
Милый Андрэ! Он был таким преданным другом Майкла. И Анна считала, что ей повезло, когда он вернулся в Малверн и стал заниматься с ее дочерью. Точно так же, как некогда занимался с ней самой. Андрэ обучал Мишель музыке, манерам, следил за ее правильной осанкой, давал уроки танцев. Для девушки, выросшей в достатке, даже в роскоши и никогда не знавшей настоящей нужды, занятия с ним были сплошным удовольствием. Да и давались очень легко.
Что же до давнишних занятий Анны с Андрэ, то он смотрел на свою ученицу как на дикое, своевольное и совершенно невежественное существо, которое никакого понятия не имело ни о светских манерах, ни вообще о правилах поведения. Анна про себя улыбалась, думая, что Мишель тоже досаждает наставнику своенравием и упрямством. Время от времени ее дочь основательно портила настроение своему воспитателю. Впрочем, в прошлом так же вела себя по отношению к Андрэ и она сама…
Музыка раздавалась совсем громко, вырываясь в коридор через открытую дверь классной комнаты. Анна уже слышала, как скрипят по полу натертые канифолью балетные туфельки ее дочери.
Подойдя к двери, Анна заглянула в длинную, казавшуюся бесконечной из-за увешанных зеркалами стен комнату, залитую солнцем. Андрэ сидел за новым роялем, недавно купленным взамен старого инструмента, и кивал головой в такт музыке. Мишель в белоснежном хитоне крутила фуэте, грациозно проплывая из одного угла комнаты в другой.
При взгляде на свое единственное чадо у Анны перехватило дыхание. Ей казалось, что дочь хорошеет день ото дня. Наверное, она не ошибалась. Ведь для девушки семнадцать лет – пора расцвета. Один за другим распускались все новые и новые лепестки ее красоты, как весной раскрывается бутон прекрасной розы. Мишель смотрела на мать унаследованными от Майкла темными глазами, блестевшими из-под копны волос, таких же огненно-рыжих, как и у самой Анны.
– Раз, два, три! Раз, два, три! – выкрикивал Андрэ. – Ритм, Мишель! Соблюдайте ритм!
Он взял последний аккорд и театральным жестом поднял руки над клавиатурой.
Анна подумала, что жесты, как и вообще поведение Андрэ, с годами становятся все манернее.
Разрумянившаяся, со струйками пота на лице Мишель подплывала в танце к Анне. Ее локоны упали на лоб, грациозная фигурка отражалась в зеркалах, сплошь закрывавших три из четырех стен комнаты. Это придумал Андрэ: он хотел, чтобы во время занятий Мишель имела возможность видеть себя со всех сторон.
Семнадцать лет! – вздохнула Анна. Сама она уже в восемнадцать успела дважды побывать замужем, овдоветь и родить ребенка. А Мишель все еще выглядит такой юной! В возрасте своей дочери Анна, несомненно, была взрослее, выше ее ростом и… упитаннее.
Краем глаза Анна критически посмотрела на свое собственное отражение в одном из зеркал. Неужели она так сильно изменилась за эти годы? Да, конечно, набрала в весе и раздалась, особенно в бедрах. Андрэ при случае старался кольнуть ее этим. Но талия оставалась по-прежнему стройной, кожа – гладкой, а волосы – такими же пышными и блестящими, как в молодости. Еще раз взглянув в зеркало, Анна с удовлетворением заключила, что для своих тридцати семи лет выглядит совсем неплохо. Многие ее сверстницы уже начали заметно увядать, седеть, а их лица – худеть и вытягиваться. Анне явно повезло.
Мишель наконец подплыла к матери и поцеловала ее в щеку. На Анну пахнуло смешанным запахом здорового девичьего тела и обожаемых дочерью духов из розовых лепестков.
– Мама, ты видела? Это новый танец. Тебе нравится?
Анна обняла дочь за плечи:
– Я успела увидеть только самый конец. По-моему, очень недурно. Ты стала неплохо танцевать, Мишель.
Андрэ прищелкнул языком:
– Дорогая Анна! Умоляю вас не говорить ей комплиментов! Мишель только учится. И в ее танце еще полно ошибок и срывов. Поберегите свою похвалу до той поры, когда она будет по-настоящему ее заслуживать!
Мишель надула губы:
– Не слушай его, мама! Если серьезно относиться к тому, что говорит Андрэ, то я никогда не дождусь ни одной похвалы. А ведь каждого важно вовремя поощрить и ободрить.
Мишель бросила на Андрэ надменный взгляд, еще раз поцеловала мать и театрально выплыла в танце из комнаты.
Анна весело рассмеялась, глядя ей вслед.
– Если уж говорить о моральном поощрении, – назидательно проворчал Андрэ, – то вы, милая Анна, позволяете ей шалости, которые подчас сродни хулиганству. Вы уже испортили свою дочь! Понимаете – испортили!
Повернувшись к Андрэ, Анна виновато развела руками и вздохнула:
– В какой-то степени вы правы, дорогой друг! Возможно, я ее действительно немного испортила. Но не без вашей помощи! – Анна подошла к Андрэ. – Скажите, она действительно очень хороша, или это только кажется ее сумасшедшей матери?
Андрэ с надменным и рассудительным видом поднял голову. Но в его глазах заплясали веселые чертики:
– Да, миледи, сумасшедшая материнская любовь действительно присутствует в ваших суждениях. И это нехорошо. Но вместе с тем вы правы. Из Мишель получится первоклассная балерина. Я и раньше не раз говорил вам об этом. Под моим руководством она сделала большие успехи. Но умоляю вас! Мишель не должна об этом знать. Как все дети, она тщеславна. Уже сейчас она прекрасно танцует. Кстати, вы могли бы танцевать не хуже, если бы начали заниматься балетом раньше и не бросили его.
Анна покачала головой:
– Нет, Андрэ! У меня никогда не было такой грациозной и легкой походки. Даже в юности я была толстухой и дылдой. А у Мишель прекрасная фигура, природная грация и изящество.
– Это и подсказало мне идею, которую я уже давно обдумываю, – сказал Андрэ, став вдруг очень серьезным. – Анна, я уже говорил вам, что здесь для Мишель очень мало шансов полностью раскрыть свой талант и тем более получить широкое признание.
Анна с удивлением посмотрела на него:
– Да, вы мне это говорили. Но ведь Мишель любит танцевать и получает от занятий огромное удовольствие. Разве этого недостаточно?
Андрэ отрицательно покачал головой:
– Нет, дорогая Анна, этого мало! Во всяком случае, Мишель очень скоро перестанут удовлетворять наши занятия. Она ваша дочь, поэтому не лишена амбиций. И тоже захочет достичь чего-то в жизни. Это что-то – карьера балерины. Профессиональной танцовщицы!
– Но здесь, в Виргинии, так мало возможностей! Вы сами только что об этом сказали.
Андрэ поднял руку:
– Да, в Виргинии профессиональный танцор считается человеком второго сорта. Но в Европе – во Франции или Англии – артист балета воспринимается как носитель прекрасного искусства, глубокой духовности, а потому пользуется всеобщим уважением. Известные балетные труппы в Париже и Лондоне сочли бы за честь иметь в своем составе такую танцовщицу, как Мишель. Да и вам, Анна, полезно было бы посмотреть мир, а не жить добровольной затворницей. Я вам не раз об этом говорил.
Первым немедленным побуждением Анны было ответить Андрэ решительным отказом. Но он опередил ее и, не давая вымолвить ни слова, продолжал:
– Я уже обсуждал это с Мишель. Она очень хочет поехать в Европу. У меня осталось немало друзей в Париже, которые могли бы ей помочь. Со многими я до сих пор переписываюсь. Среди них – мадам Дюбуа. Она богата и пользуется влиянием во французской столице. После смерти мужа мадам Дюбуа живет в одиночестве и, не в силах его сносить, много раз приглашала нас приехать. Кроме того, эта дама может быть полезна Мишель своими связями и знакомствами. Да и вам, повторяю, совершенно необходимо хотя бы на какое-то время уехать из Малверна. Просто сменить обстановку. Сами увидите, как вам сразу же станет гораздо легче. – Андрэ взглянул на Анну и мягко добавил: – Я знаю, как вам тяжело. Вы ведь очень любили Майкла. Но поверьте, подобное путешествие если не вылечит совсем душевную боль, то, во всяком случае, смягчит ее остроту.
Тронутая его участием, Анна почувствовала, как к горлу подступает комок, а на глаза навертываются слезы.
– Но не вы ли однажды сказали мне, что не можете вернуться во Францию из-за каких-то личных неприятностей? – спросила она.
Андрэ как-то натянуто улыбнулся, а его брови поползли вверх.
– Я не уверен, что когда-либо выразился именно так. Хотя доля истины в этом есть. Но прошло так много лет, что мои юношеские шалости, наверное, давно забыты. Обещайте мне подумать, Анна. Хотя я уверен, что импульсивно вы тут же ответите – «нет».
Спускаясь по широкой винтовой лестнице на первый этаж, Анна услышала настойчивый стук огромного молотка, висевшего у входной двери. Кто-то приехал. Но кто?
Она слышала, как Дженни открыла дверь, и, сойдя вниз, увидела, что горничная спешит к ней с конвертом в руках.
– Это письмо только что доставили, – сказала Дженни, приседая и вручая конверт Анне. – С посыльным из Уильямсберга.
Анна с удивлением взяла конверт, каким-то внутренним чутьем догадываясь, что в нем нечто для нее неприятное. Бумага была дорогой, а каллиграфический почерк – элегантным и красивым.
Как только Дженни ушла, Анна вскрыла конверт и обнаружила внутри один-единственный листок. Это был какой-то финансовый документ, похожий на счет или вексель. Анна быстро, но очень внимательно просмотрела его, стараясь унять растущее в душе недоброе предчувствие. Да, это был действительно вексель – с уведомлением о том, что платеж по нему уже давно просрочен.
Анна взглянула на указанную в бумаге сумму. Она была огромной. В конце имелась краткая приписка: «Прошу Вас приехать ко мне при первой же возможности». Подписано: «Искренне ваш, Кортни Уэйн». И адрес в Уильямсберге.
Конечно, это какая-то ошибка. Но ведь указаны ее имя и фамилия! Миссис Анна Вернер… Малверн… Что все это значит?
Обеспокоенная Анна положила конверт в карман и поспешила в маленькую комнатку на первом этаже, где раньше проходили занятия Мишель. Со временем она превратилась в контору по управлению делами плантации.
Анна до сих пор еще толком не изучила всех деловых бумаг и документов, оставшихся после Майкла. Аккуратно подшитые, они хранились в его отделанном мореным дубом кабинете. Анна была так потрясена неожиданной смертью мужа, что в первое время никакая сила не могла заставить ее войти в эту комнату. Да и сейчас она долго не решалась открыть эту дверь. Но все же необходимость заставила Анну войти в кабинет Майкла и порыться в его бумагах в поисках какого-нибудь документа, проливающего свет на зловещее и странное послание таинственного мистера Кортни Уэйна из Уильямсберга.
Проведя в кабинете Майкла больше половины дня и перерыв все его бумаги, Анна наконец нашла то, что искала. И тут ее охватил настоящий ужас. В руках она держала копию долговой расписки покойного супруга в получении астрономических размеров ссуды под залог Малверна. Документ был подписан Майклом совсем незадолго до смерти.
Анна почувствовала, как кровь отлила от ее лица. Почему он ничего не сказал об этом? Правда, она знала, что Майкл не ответил бы даже на ее прямой вопрос о ссуде. Потому что не считал нужным занимать жену скучными проблемами, связанными с управлением поместьем. Хотя на какое-то время после смерти первого мужа ей пришлось взять в свои руки бразды правления. Тогда Анне помогал Генри – бывший черный раб, оставшийся после получения вольной в имении в должности надсмотрщика.
Но когда Анна вышла замуж за Майкла и он взял все дела плантации на себя, Генри уже не было в живых. Майкл заявил, что справится со всеми делами сам, без надсмотрщика или управляющего. Анне же предложил заниматься домашним хозяйством и воспитывать дочь.
Ее интересовало, для чего Майклу понадобились такие огромные деньги. Может быть, причиной стал прошлогодний недород? В таком случае почему муж уверял озабоченную этим Анну, что все обстоит хорошо. Но если в полученном письме все правильно и нет никакой ошибки, то Анне и впрямь было о чем волноваться.
Ее мысли снова перенеслись в прошлое, когда еще были живы Майкл и его отец. А сама она еще и не помышляла о том, что когда-нибудь будет жить в Малверне. Позже Малкольм рассказывал ей о тех трудных днях. Майкл вырос сумасбродным и распущенным, погряз в азартных играх и наделал долгов. В конце концов отец и сын разругались, и Майкл ушел из родного дома. Назад он вернулся тогда, когда в Малверне уже появилась Анна.
Может быть, незадолго до смерти Майкл вернулся к своим прежним пристрастиям?
Анна заставила себя не думать об этом, посчитав подобные мысли святотатством. Кроме того, сейчас было уже поздно обвинять в чем-либо покойного супруга. Надо будет поскорее встретиться с этим Кортни Уэйном. До тех пор пока все не разъяснится, она никому и словом не обмолвится. Даже Мишель и Андрэ.
Покинув балетный класс, Мишель не спеша спустилась по лестнице в холл. Она вытирала лицо краешком хитона. Одежду все равно придется стирать: во время танцев с Мишель сходило семь потов. К тому же день обещал быть жарким.
Она знала, что сегодня Андрэ собирался поговорить с матерью о возможности их поездки во Францию, и очень волновалась. Согласится ли матушка? Нет, она просто должна сказать «да»! Ведь о Франции и о Париже Мишель мечтала с самого детства. Постоянные рассказы Андрэ заронили в юную душу желание увидеть собственными глазами эту страну, двор французских королей, балет, оперу, театры, испытать все восторги парижской жизни.
Сколько Мишель себя помнила, Андрэ всегда был ее наставником и другом. Она знала, что раньше, еще до ее рождения, точно такие же отношения связывали его с Анной, тогда совсем молодой женщиной. Когда же девочка чуть-чуть подросла и семья вернулась в Малверн, Андрэ остался в Бостоне, где продолжал содержать открытую ее родителями таверну Анна рассказывала, что очень скоро Андрэ начал тосковать и в конце концов тоже переехал в Малверн. Мишель тогда только исполнилось шесть лет.
Хотя Андрэ был предан как матери, так и дочери и чувствовал себя в Малверне вполне счастливым, Мишель знала, что в глубине души он не чаял вернуться в Париж. В прошлом он как-то намекнул об этом Анне. И хотя та проявила к его намеку некоторый интерес, суливший надежды на дальнейшее развитие событий в желательном для Андрэ направлении, все же она не хотела даже ненадолго расставаться с Майклом.
При воспоминании об отце на глаза Мишель навернулись слезы, а к горлу подступил горький комок. С досадой она попыталась сдержаться и взять себя в руки. Почему так произошло? Как случилось, что ее отец погиб? Почему смерть настигла именно его, а не кого-либо из множества непорядочных и просто мерзких людей, продолжавших ходить по земле? Подобная несправедливость вызывала в душе Мишель настоящую ярость и боль в сердце. Несмотря на то что Мишель очень любила Малверн, она все больше и больше чувствовала необходимость уехать. Очутиться подальше от этих мест, где каждый камень, каждый поворот дороги напоминали о горечи безвозвратной утраты. Она не могла этого больше выносить. И уже деловито размышляла над тем, как бы покинуть Малверн, хотя бы на время. Предложение Андрэ нашло в ее душе горячий отклик, так как это была реальная возможность осуществить ее замысел. Ведь мать вполне могла бы на это время нанять кого-нибудь, кто занимался бы поместьем. И вообще, не слишком ли Анна много внимания уделяет Малверну?
Кроме того, Анне тоже бы не повредила поездка за границу. Поэтому она должна согласиться.
Войдя к себе в комнату, Мишель принялась нетерпеливо стаскивать потную одежду. Вслед за нижней юбкой и нательной рубашкой в угол полетели балетные туфельки.
Мишель налила холодной воды в широкую китайскую миску, окунула в нее полотенце и принялась обтирать потное тело. Прохладная влага доставляла ей несказанное наслаждение. Растерев спину, ноги, бедра и живот, девушка провела мокрым полотенцем по своей высокой груди и темным соскам. От прикосновения плотной материи они сразу же ожили, налились и сделались твердыми, как кораллы. Мишель почувствовала, как неожиданно затрепетало все ее тело. Это было приятное и в то же время смутившее девушку ощущение. Мишель на секунду замерла и оглядела себя в висевшем у двери круглом зеркале.
Ее алые щеки пылали, с ярким румянцем и взъерошенными волосами она выглядела настоящим мальчишкой. В минуты, когда ее тело начинало предъявлять свои пока еще не совсем осознанные требования, Мишель старалась отвлечься и думать о другом. О том, что не давало мыслям принять слишком опасное направление. Чаще всего это были размышления о ее будущем балерины. Обычно такие мечты помогали. Но сегодня они почему-то не действовали. Напротив, тело Мишель все больше воспламенялось, а грудь совсем окаменела…
Мишель отвернулась от зеркала и принялась растираться сухим полотенцем, отчего ее тело еще больше раскраснелось. О, она отлично понимала, что означают эти затвердевшие соски, хотя старалась убедить себя в обратном. Невольно в ее памяти ожили воспоминания, которые Мишель попыталась тут же подавить.
Это произошло примерно месяц назад на вечере, устраиваемом местной церковной общиной. Было много музыки, танцев и самых изысканных угощений. Естественно, не обошлось и без вина, которое мужчины пили на открытом воздухе, ибо на религиозном торжестве позволять себе подобное в доме выглядело бы кощунством.
Мишель много танцевала с Бо Томпкинсом – высоким, красивым сыном местного адвоката. Этот юнец весь вечер не отходил от нее. Весело смеясь и не давая ей опомниться, он увлек ее в танце во двор через широко раскрытую дверь.
Прежде чем Мишель успела что-либо возразить, он потащил ее под сень большого развесистого дерева и прижал к себе. Она смотрела в его лицо, чувствовала легкий запах дорогого вина и особый мужской запах, который отнюдь не показался ей неприятным.
В следующее мгновение его губы впились в ее рот, а руки стиснули ее грудь. Тогда Мишель почувствовала именно то, что и сейчас, стоя у зеркала: какое-то еще неизведанное наслаждение и вместе с тем – стыд. Конечно, она касалась своей груди и раньше – так же растираясь полотенцем, ворочаясь ночью в постели или во время игр на открытом воздухе… Но никогда не испытывала такого жгучего, загадочного чувства, которое охватило ее под сенью дерева в объятиях Бо.
Кончилось это тем, что Мишель оттолкнула чересчур осмелевшего ухажера и наградила его увесистой пощечиной. Правда, она тут же пожалела о содеянном, но было уже поздно. По лицу Бо разлилась краска стыда и обиды…
Этот случай имел прямое отношение к мечтам Мишель о будущем. Она твердо знала, чего хочет добиться в жизни и чего ни за что не допустит. Девушка страстно мечтала о карьере балерины. Профессиональной балерины, выступающей перед большой аудиторией, способной высоко оценить ее искусство.
Но она ни за что на свете не желала выходить замуж за сына какого-нибудь соседа-плантатора, поселиться в его доме, вести хозяйство и воспитывать детей. Такое будущее Мишель никак не устраивало. Хотя подруги и убеждали ее, что так повелось с давних пор. С раннего детства все подружки Мишель постоянно говорили между собой сначала о мальчиках, а повзрослев, о мужчинах. Венцом мечтаний была свадьба. В грезах каждая видела избранника, с которым пойдет к алтарю. Девочки играли в дочки-матери, в воображаемую семейную жизнь, в куклы. Одним словом, каждая из подружек Мишель по-своему готовила себя к исполнению самой заветной мечты – замужеству и материнству.
Мишель не привлекало ни замужество, ни материнство. С того самого дня, когда Андрэ преподал ей первый урок танца, балет стал главным в жизни девочки. Может быть, после нежной любви к матери и отцу. В глубине души она понимала, что все эти подспудные ощущения и чувства, заставлявшие трепетать ее тело, могут только сбить ее с пути и помешать осуществлению самой заветной мечты. Попасть в руки какого-нибудь неотесанного парня, вроде Бо Томпкинса, навеки погубить свой талант и стать одной из миллионов домашних хозяек, готовящих обеды и вынашивающих потомство, подобно племенным кобылам…
Нет! Такая жизнь не для нее. И если понадобится совладать с зовом пола, что ж, она это сделает! У нее хватит на это сил!
Но теперь надо чуть поостыть. Мишель взяла щетку и принялась приглаживать волосы. Они поедут во Францию. Матушка должна согласиться! И там, в Париже, для нее начнется настоящая жизнь!
Она положила перо на раскрытую страницу конторской книги и подняла глаза к потолку. Вместе с музыкой и даже порой перекрывая ее, до слуха Анны долетал голос Андрэ, повелительный и не допускавший возражений:
– Нет, нет! Мишель, это надо делать грациозно! Понимаете – грациозно! Боже мой, вы должны быть воздушной лесной феей, а не слоном в посудной лавке! Плавно поднимайте и опускайте руки. Вот так!
Анна улыбнулась и принялась растирать занемевшую спину. Она вспомнила свои уже далекие занятия с Андрэ. Сколько лет минуло с той поры?
Двадцать? Никак не меньше. Андрэ Леклер приехал в Малверн в 1717 году, чтобы обучать светским манерам и правилам приличия совсем еще юную и нескладную девочку. А сегодня на дворе 1737-й…
Но с тех пор Андрэ, казалось, мало изменился. Он по-прежнему энергичен и подтянут. Только чуть похудел и лицо немного вытянулось. Но это было малозаметно на фоне прошедших лет.
Темп музыки наверху изменился. Он стал медленнее и мягче, как бы приноравливаясь к соблазнительному дыханию весны за окнами, шевелившему кружевные занавески легким, нежным ветерком.
Невольно на Анну нахлынули грустные воспоминания. Полгода прошло, как не стало Майкла. И эта кровоточащая рана безвременной утраты никак не хотела заживать. Ее красивый и жизнелюбивый муж, которого Анна беззаветно любила, стал жертвой глупого несчастного случая.
Усталой рукой закрыв конторскую книгу, Анна поднялась из-за стола. Она почувствовала, что не в силах сосредоточиться на сухих цифрах, а потому продолжать работу было совершенно бессмысленно. Хотя оставалось еще много счетов, которые следовало проверить. Раньше этим занимался Майкл. Теперь же все свалилось на ее не очень сильные плечи.
Подойдя к открытому окну, Анна бросила взгляд на буйно цветущий сад, а затем долго смотрела вдаль, где раскинулись бесконечные поля, зеленые луга и живописные рощи. Она очень любила этот уголок, где прошли самые счастливые дни ее жизни. Любоваться им доставляло Анне ни с чем не сравнимое удовольствие. Тем более теперь, когда все это принадлежало ей одной. Да, Майкл умер. Но Малверн остался. И теперь она, Анна Вернер, должна заботиться об имении. Но только не сейчас, не сегодня… Пока еще память о прошлом слишком жива. Поэтому, подумала Анна, следовало бы на время просто запретить приход весны для тех, кто недавно перенес тяжелую утрату. Слишком много грустных мыслей и воспоминаний навевает это волшебное время года…
Легкий бриз ласкал лицо Анны, принося с собой запах цветов. А перед ее глазами стояла совсем еще юная девочка, какой она была в дни своего первого приезда в Малверн. Шестнадцатилетняя Анна Маккэмбридж, не по годам нервная и напуганная, успевшая на своем коротком веку пережить куда больше бед и страданий, чем многие зрелые женщины. Начиная с бегства из таверны того ужасного зверя – Амоса Стритча, которому ее продали в рабство.
Какой бы беспросветной и жалкой была жизнь Анны, не подружись она с Малкольмом Вернером! Не женись он на ней, несмотря на разницу в возрасте и социальном положении… В противном случае ей бы ни за что не стать хозяйкой Малверна! Этого замечательного поместья, которое Анна сразу же полюбила и владеть которым постоянно мечтала.
Ее мысли полетели еще дальше в прошлое. Она вспомнила, как еще совсем ребенком проезжала с матерью через Малверн на полуразбитой телеге, направляясь в Уильямсберг Анна до сих пор помнила, с каким трепетом и восторгом смотрела на большой белый двухэтажный дом, сиявший под жарким солнцем Виргинии. Кругом росли развесистые деревья, отбрасывавшие уютную тень на прилегающую к дому зеленую лужайку и небольшие службы. От главной дороги к дому вела живописная аллея, у ее начала высились огромные, украшенные затейливым орнаментом ворота с вывеской «Малверн».
Кто бы мог тогда подумать, что бедная, измученная девочка-подросток осуществит свою мечту и станет хозяйкой всего этого великолепия?
Анна помотала головой, отгоняя мысли о прошлом. Малкольм Вернер мертв. Его хватил сердечный удар вскоре после свадьбы. Единственного сына Малкольма, Майкла, Анна полюбила со всей страстью, на которую была способна. И это чувство полностью затмило глубокую благодарность, которую Анна прежде испытывала к его отцу. Она вышла замуж за Майкла и родила ему дочку.
Но довольно думать об этом! Майкл погиб. Остались она и Мишель, их дочь. Надо жить дальше, независимо от того, что произошло. Мишель и роскошное поместье Малверн – вот что осталось Анне после смерти мужа. Им она решила посвятить свою жизнь, силы и энергию.
Она снова занялась счетами, хотя не была уверена, что сможет в них разобраться. Но через минуту встала и, поднявшись по широкой лестнице на второй этаж, направилась к большой комнате, отведенной под балетный класс.
Милый Андрэ! Он был таким преданным другом Майкла. И Анна считала, что ей повезло, когда он вернулся в Малверн и стал заниматься с ее дочерью. Точно так же, как некогда занимался с ней самой. Андрэ обучал Мишель музыке, манерам, следил за ее правильной осанкой, давал уроки танцев. Для девушки, выросшей в достатке, даже в роскоши и никогда не знавшей настоящей нужды, занятия с ним были сплошным удовольствием. Да и давались очень легко.
Что же до давнишних занятий Анны с Андрэ, то он смотрел на свою ученицу как на дикое, своевольное и совершенно невежественное существо, которое никакого понятия не имело ни о светских манерах, ни вообще о правилах поведения. Анна про себя улыбалась, думая, что Мишель тоже досаждает наставнику своенравием и упрямством. Время от времени ее дочь основательно портила настроение своему воспитателю. Впрочем, в прошлом так же вела себя по отношению к Андрэ и она сама…
Музыка раздавалась совсем громко, вырываясь в коридор через открытую дверь классной комнаты. Анна уже слышала, как скрипят по полу натертые канифолью балетные туфельки ее дочери.
Подойдя к двери, Анна заглянула в длинную, казавшуюся бесконечной из-за увешанных зеркалами стен комнату, залитую солнцем. Андрэ сидел за новым роялем, недавно купленным взамен старого инструмента, и кивал головой в такт музыке. Мишель в белоснежном хитоне крутила фуэте, грациозно проплывая из одного угла комнаты в другой.
При взгляде на свое единственное чадо у Анны перехватило дыхание. Ей казалось, что дочь хорошеет день ото дня. Наверное, она не ошибалась. Ведь для девушки семнадцать лет – пора расцвета. Один за другим распускались все новые и новые лепестки ее красоты, как весной раскрывается бутон прекрасной розы. Мишель смотрела на мать унаследованными от Майкла темными глазами, блестевшими из-под копны волос, таких же огненно-рыжих, как и у самой Анны.
– Раз, два, три! Раз, два, три! – выкрикивал Андрэ. – Ритм, Мишель! Соблюдайте ритм!
Он взял последний аккорд и театральным жестом поднял руки над клавиатурой.
Анна подумала, что жесты, как и вообще поведение Андрэ, с годами становятся все манернее.
Разрумянившаяся, со струйками пота на лице Мишель подплывала в танце к Анне. Ее локоны упали на лоб, грациозная фигурка отражалась в зеркалах, сплошь закрывавших три из четырех стен комнаты. Это придумал Андрэ: он хотел, чтобы во время занятий Мишель имела возможность видеть себя со всех сторон.
Семнадцать лет! – вздохнула Анна. Сама она уже в восемнадцать успела дважды побывать замужем, овдоветь и родить ребенка. А Мишель все еще выглядит такой юной! В возрасте своей дочери Анна, несомненно, была взрослее, выше ее ростом и… упитаннее.
Краем глаза Анна критически посмотрела на свое собственное отражение в одном из зеркал. Неужели она так сильно изменилась за эти годы? Да, конечно, набрала в весе и раздалась, особенно в бедрах. Андрэ при случае старался кольнуть ее этим. Но талия оставалась по-прежнему стройной, кожа – гладкой, а волосы – такими же пышными и блестящими, как в молодости. Еще раз взглянув в зеркало, Анна с удовлетворением заключила, что для своих тридцати семи лет выглядит совсем неплохо. Многие ее сверстницы уже начали заметно увядать, седеть, а их лица – худеть и вытягиваться. Анне явно повезло.
Мишель наконец подплыла к матери и поцеловала ее в щеку. На Анну пахнуло смешанным запахом здорового девичьего тела и обожаемых дочерью духов из розовых лепестков.
– Мама, ты видела? Это новый танец. Тебе нравится?
Анна обняла дочь за плечи:
– Я успела увидеть только самый конец. По-моему, очень недурно. Ты стала неплохо танцевать, Мишель.
Андрэ прищелкнул языком:
– Дорогая Анна! Умоляю вас не говорить ей комплиментов! Мишель только учится. И в ее танце еще полно ошибок и срывов. Поберегите свою похвалу до той поры, когда она будет по-настоящему ее заслуживать!
Мишель надула губы:
– Не слушай его, мама! Если серьезно относиться к тому, что говорит Андрэ, то я никогда не дождусь ни одной похвалы. А ведь каждого важно вовремя поощрить и ободрить.
Мишель бросила на Андрэ надменный взгляд, еще раз поцеловала мать и театрально выплыла в танце из комнаты.
Анна весело рассмеялась, глядя ей вслед.
– Если уж говорить о моральном поощрении, – назидательно проворчал Андрэ, – то вы, милая Анна, позволяете ей шалости, которые подчас сродни хулиганству. Вы уже испортили свою дочь! Понимаете – испортили!
Повернувшись к Андрэ, Анна виновато развела руками и вздохнула:
– В какой-то степени вы правы, дорогой друг! Возможно, я ее действительно немного испортила. Но не без вашей помощи! – Анна подошла к Андрэ. – Скажите, она действительно очень хороша, или это только кажется ее сумасшедшей матери?
Андрэ с надменным и рассудительным видом поднял голову. Но в его глазах заплясали веселые чертики:
– Да, миледи, сумасшедшая материнская любовь действительно присутствует в ваших суждениях. И это нехорошо. Но вместе с тем вы правы. Из Мишель получится первоклассная балерина. Я и раньше не раз говорил вам об этом. Под моим руководством она сделала большие успехи. Но умоляю вас! Мишель не должна об этом знать. Как все дети, она тщеславна. Уже сейчас она прекрасно танцует. Кстати, вы могли бы танцевать не хуже, если бы начали заниматься балетом раньше и не бросили его.
Анна покачала головой:
– Нет, Андрэ! У меня никогда не было такой грациозной и легкой походки. Даже в юности я была толстухой и дылдой. А у Мишель прекрасная фигура, природная грация и изящество.
– Это и подсказало мне идею, которую я уже давно обдумываю, – сказал Андрэ, став вдруг очень серьезным. – Анна, я уже говорил вам, что здесь для Мишель очень мало шансов полностью раскрыть свой талант и тем более получить широкое признание.
Анна с удивлением посмотрела на него:
– Да, вы мне это говорили. Но ведь Мишель любит танцевать и получает от занятий огромное удовольствие. Разве этого недостаточно?
Андрэ отрицательно покачал головой:
– Нет, дорогая Анна, этого мало! Во всяком случае, Мишель очень скоро перестанут удовлетворять наши занятия. Она ваша дочь, поэтому не лишена амбиций. И тоже захочет достичь чего-то в жизни. Это что-то – карьера балерины. Профессиональной танцовщицы!
– Но здесь, в Виргинии, так мало возможностей! Вы сами только что об этом сказали.
Андрэ поднял руку:
– Да, в Виргинии профессиональный танцор считается человеком второго сорта. Но в Европе – во Франции или Англии – артист балета воспринимается как носитель прекрасного искусства, глубокой духовности, а потому пользуется всеобщим уважением. Известные балетные труппы в Париже и Лондоне сочли бы за честь иметь в своем составе такую танцовщицу, как Мишель. Да и вам, Анна, полезно было бы посмотреть мир, а не жить добровольной затворницей. Я вам не раз об этом говорил.
Первым немедленным побуждением Анны было ответить Андрэ решительным отказом. Но он опередил ее и, не давая вымолвить ни слова, продолжал:
– Я уже обсуждал это с Мишель. Она очень хочет поехать в Европу. У меня осталось немало друзей в Париже, которые могли бы ей помочь. Со многими я до сих пор переписываюсь. Среди них – мадам Дюбуа. Она богата и пользуется влиянием во французской столице. После смерти мужа мадам Дюбуа живет в одиночестве и, не в силах его сносить, много раз приглашала нас приехать. Кроме того, эта дама может быть полезна Мишель своими связями и знакомствами. Да и вам, повторяю, совершенно необходимо хотя бы на какое-то время уехать из Малверна. Просто сменить обстановку. Сами увидите, как вам сразу же станет гораздо легче. – Андрэ взглянул на Анну и мягко добавил: – Я знаю, как вам тяжело. Вы ведь очень любили Майкла. Но поверьте, подобное путешествие если не вылечит совсем душевную боль, то, во всяком случае, смягчит ее остроту.
Тронутая его участием, Анна почувствовала, как к горлу подступает комок, а на глаза навертываются слезы.
– Но не вы ли однажды сказали мне, что не можете вернуться во Францию из-за каких-то личных неприятностей? – спросила она.
Андрэ как-то натянуто улыбнулся, а его брови поползли вверх.
– Я не уверен, что когда-либо выразился именно так. Хотя доля истины в этом есть. Но прошло так много лет, что мои юношеские шалости, наверное, давно забыты. Обещайте мне подумать, Анна. Хотя я уверен, что импульсивно вы тут же ответите – «нет».
Спускаясь по широкой винтовой лестнице на первый этаж, Анна услышала настойчивый стук огромного молотка, висевшего у входной двери. Кто-то приехал. Но кто?
Она слышала, как Дженни открыла дверь, и, сойдя вниз, увидела, что горничная спешит к ней с конвертом в руках.
– Это письмо только что доставили, – сказала Дженни, приседая и вручая конверт Анне. – С посыльным из Уильямсберга.
Анна с удивлением взяла конверт, каким-то внутренним чутьем догадываясь, что в нем нечто для нее неприятное. Бумага была дорогой, а каллиграфический почерк – элегантным и красивым.
Как только Дженни ушла, Анна вскрыла конверт и обнаружила внутри один-единственный листок. Это был какой-то финансовый документ, похожий на счет или вексель. Анна быстро, но очень внимательно просмотрела его, стараясь унять растущее в душе недоброе предчувствие. Да, это был действительно вексель – с уведомлением о том, что платеж по нему уже давно просрочен.
Анна взглянула на указанную в бумаге сумму. Она была огромной. В конце имелась краткая приписка: «Прошу Вас приехать ко мне при первой же возможности». Подписано: «Искренне ваш, Кортни Уэйн». И адрес в Уильямсберге.
Конечно, это какая-то ошибка. Но ведь указаны ее имя и фамилия! Миссис Анна Вернер… Малверн… Что все это значит?
Обеспокоенная Анна положила конверт в карман и поспешила в маленькую комнатку на первом этаже, где раньше проходили занятия Мишель. Со временем она превратилась в контору по управлению делами плантации.
Анна до сих пор еще толком не изучила всех деловых бумаг и документов, оставшихся после Майкла. Аккуратно подшитые, они хранились в его отделанном мореным дубом кабинете. Анна была так потрясена неожиданной смертью мужа, что в первое время никакая сила не могла заставить ее войти в эту комнату. Да и сейчас она долго не решалась открыть эту дверь. Но все же необходимость заставила Анну войти в кабинет Майкла и порыться в его бумагах в поисках какого-нибудь документа, проливающего свет на зловещее и странное послание таинственного мистера Кортни Уэйна из Уильямсберга.
Проведя в кабинете Майкла больше половины дня и перерыв все его бумаги, Анна наконец нашла то, что искала. И тут ее охватил настоящий ужас. В руках она держала копию долговой расписки покойного супруга в получении астрономических размеров ссуды под залог Малверна. Документ был подписан Майклом совсем незадолго до смерти.
Анна почувствовала, как кровь отлила от ее лица. Почему он ничего не сказал об этом? Правда, она знала, что Майкл не ответил бы даже на ее прямой вопрос о ссуде. Потому что не считал нужным занимать жену скучными проблемами, связанными с управлением поместьем. Хотя на какое-то время после смерти первого мужа ей пришлось взять в свои руки бразды правления. Тогда Анне помогал Генри – бывший черный раб, оставшийся после получения вольной в имении в должности надсмотрщика.
Но когда Анна вышла замуж за Майкла и он взял все дела плантации на себя, Генри уже не было в живых. Майкл заявил, что справится со всеми делами сам, без надсмотрщика или управляющего. Анне же предложил заниматься домашним хозяйством и воспитывать дочь.
Ее интересовало, для чего Майклу понадобились такие огромные деньги. Может быть, причиной стал прошлогодний недород? В таком случае почему муж уверял озабоченную этим Анну, что все обстоит хорошо. Но если в полученном письме все правильно и нет никакой ошибки, то Анне и впрямь было о чем волноваться.
Ее мысли снова перенеслись в прошлое, когда еще были живы Майкл и его отец. А сама она еще и не помышляла о том, что когда-нибудь будет жить в Малверне. Позже Малкольм рассказывал ей о тех трудных днях. Майкл вырос сумасбродным и распущенным, погряз в азартных играх и наделал долгов. В конце концов отец и сын разругались, и Майкл ушел из родного дома. Назад он вернулся тогда, когда в Малверне уже появилась Анна.
Может быть, незадолго до смерти Майкл вернулся к своим прежним пристрастиям?
Анна заставила себя не думать об этом, посчитав подобные мысли святотатством. Кроме того, сейчас было уже поздно обвинять в чем-либо покойного супруга. Надо будет поскорее встретиться с этим Кортни Уэйном. До тех пор пока все не разъяснится, она никому и словом не обмолвится. Даже Мишель и Андрэ.
Покинув балетный класс, Мишель не спеша спустилась по лестнице в холл. Она вытирала лицо краешком хитона. Одежду все равно придется стирать: во время танцев с Мишель сходило семь потов. К тому же день обещал быть жарким.
Она знала, что сегодня Андрэ собирался поговорить с матерью о возможности их поездки во Францию, и очень волновалась. Согласится ли матушка? Нет, она просто должна сказать «да»! Ведь о Франции и о Париже Мишель мечтала с самого детства. Постоянные рассказы Андрэ заронили в юную душу желание увидеть собственными глазами эту страну, двор французских королей, балет, оперу, театры, испытать все восторги парижской жизни.
Сколько Мишель себя помнила, Андрэ всегда был ее наставником и другом. Она знала, что раньше, еще до ее рождения, точно такие же отношения связывали его с Анной, тогда совсем молодой женщиной. Когда же девочка чуть-чуть подросла и семья вернулась в Малверн, Андрэ остался в Бостоне, где продолжал содержать открытую ее родителями таверну Анна рассказывала, что очень скоро Андрэ начал тосковать и в конце концов тоже переехал в Малверн. Мишель тогда только исполнилось шесть лет.
Хотя Андрэ был предан как матери, так и дочери и чувствовал себя в Малверне вполне счастливым, Мишель знала, что в глубине души он не чаял вернуться в Париж. В прошлом он как-то намекнул об этом Анне. И хотя та проявила к его намеку некоторый интерес, суливший надежды на дальнейшее развитие событий в желательном для Андрэ направлении, все же она не хотела даже ненадолго расставаться с Майклом.
При воспоминании об отце на глаза Мишель навернулись слезы, а к горлу подступил горький комок. С досадой она попыталась сдержаться и взять себя в руки. Почему так произошло? Как случилось, что ее отец погиб? Почему смерть настигла именно его, а не кого-либо из множества непорядочных и просто мерзких людей, продолжавших ходить по земле? Подобная несправедливость вызывала в душе Мишель настоящую ярость и боль в сердце. Несмотря на то что Мишель очень любила Малверн, она все больше и больше чувствовала необходимость уехать. Очутиться подальше от этих мест, где каждый камень, каждый поворот дороги напоминали о горечи безвозвратной утраты. Она не могла этого больше выносить. И уже деловито размышляла над тем, как бы покинуть Малверн, хотя бы на время. Предложение Андрэ нашло в ее душе горячий отклик, так как это была реальная возможность осуществить ее замысел. Ведь мать вполне могла бы на это время нанять кого-нибудь, кто занимался бы поместьем. И вообще, не слишком ли Анна много внимания уделяет Малверну?
Кроме того, Анне тоже бы не повредила поездка за границу. Поэтому она должна согласиться.
Войдя к себе в комнату, Мишель принялась нетерпеливо стаскивать потную одежду. Вслед за нижней юбкой и нательной рубашкой в угол полетели балетные туфельки.
Мишель налила холодной воды в широкую китайскую миску, окунула в нее полотенце и принялась обтирать потное тело. Прохладная влага доставляла ей несказанное наслаждение. Растерев спину, ноги, бедра и живот, девушка провела мокрым полотенцем по своей высокой груди и темным соскам. От прикосновения плотной материи они сразу же ожили, налились и сделались твердыми, как кораллы. Мишель почувствовала, как неожиданно затрепетало все ее тело. Это было приятное и в то же время смутившее девушку ощущение. Мишель на секунду замерла и оглядела себя в висевшем у двери круглом зеркале.
Ее алые щеки пылали, с ярким румянцем и взъерошенными волосами она выглядела настоящим мальчишкой. В минуты, когда ее тело начинало предъявлять свои пока еще не совсем осознанные требования, Мишель старалась отвлечься и думать о другом. О том, что не давало мыслям принять слишком опасное направление. Чаще всего это были размышления о ее будущем балерины. Обычно такие мечты помогали. Но сегодня они почему-то не действовали. Напротив, тело Мишель все больше воспламенялось, а грудь совсем окаменела…
Мишель отвернулась от зеркала и принялась растираться сухим полотенцем, отчего ее тело еще больше раскраснелось. О, она отлично понимала, что означают эти затвердевшие соски, хотя старалась убедить себя в обратном. Невольно в ее памяти ожили воспоминания, которые Мишель попыталась тут же подавить.
Это произошло примерно месяц назад на вечере, устраиваемом местной церковной общиной. Было много музыки, танцев и самых изысканных угощений. Естественно, не обошлось и без вина, которое мужчины пили на открытом воздухе, ибо на религиозном торжестве позволять себе подобное в доме выглядело бы кощунством.
Мишель много танцевала с Бо Томпкинсом – высоким, красивым сыном местного адвоката. Этот юнец весь вечер не отходил от нее. Весело смеясь и не давая ей опомниться, он увлек ее в танце во двор через широко раскрытую дверь.
Прежде чем Мишель успела что-либо возразить, он потащил ее под сень большого развесистого дерева и прижал к себе. Она смотрела в его лицо, чувствовала легкий запах дорогого вина и особый мужской запах, который отнюдь не показался ей неприятным.
В следующее мгновение его губы впились в ее рот, а руки стиснули ее грудь. Тогда Мишель почувствовала именно то, что и сейчас, стоя у зеркала: какое-то еще неизведанное наслаждение и вместе с тем – стыд. Конечно, она касалась своей груди и раньше – так же растираясь полотенцем, ворочаясь ночью в постели или во время игр на открытом воздухе… Но никогда не испытывала такого жгучего, загадочного чувства, которое охватило ее под сенью дерева в объятиях Бо.
Кончилось это тем, что Мишель оттолкнула чересчур осмелевшего ухажера и наградила его увесистой пощечиной. Правда, она тут же пожалела о содеянном, но было уже поздно. По лицу Бо разлилась краска стыда и обиды…
Этот случай имел прямое отношение к мечтам Мишель о будущем. Она твердо знала, чего хочет добиться в жизни и чего ни за что не допустит. Девушка страстно мечтала о карьере балерины. Профессиональной балерины, выступающей перед большой аудиторией, способной высоко оценить ее искусство.
Но она ни за что на свете не желала выходить замуж за сына какого-нибудь соседа-плантатора, поселиться в его доме, вести хозяйство и воспитывать детей. Такое будущее Мишель никак не устраивало. Хотя подруги и убеждали ее, что так повелось с давних пор. С раннего детства все подружки Мишель постоянно говорили между собой сначала о мальчиках, а повзрослев, о мужчинах. Венцом мечтаний была свадьба. В грезах каждая видела избранника, с которым пойдет к алтарю. Девочки играли в дочки-матери, в воображаемую семейную жизнь, в куклы. Одним словом, каждая из подружек Мишель по-своему готовила себя к исполнению самой заветной мечты – замужеству и материнству.
Мишель не привлекало ни замужество, ни материнство. С того самого дня, когда Андрэ преподал ей первый урок танца, балет стал главным в жизни девочки. Может быть, после нежной любви к матери и отцу. В глубине души она понимала, что все эти подспудные ощущения и чувства, заставлявшие трепетать ее тело, могут только сбить ее с пути и помешать осуществлению самой заветной мечты. Попасть в руки какого-нибудь неотесанного парня, вроде Бо Томпкинса, навеки погубить свой талант и стать одной из миллионов домашних хозяек, готовящих обеды и вынашивающих потомство, подобно племенным кобылам…
Нет! Такая жизнь не для нее. И если понадобится совладать с зовом пола, что ж, она это сделает! У нее хватит на это сил!
Но теперь надо чуть поостыть. Мишель взяла щетку и принялась приглаживать волосы. Они поедут во Францию. Матушка должна согласиться! И там, в Париже, для нее начнется настоящая жизнь!
Глава 2
На следующее утро, как только рассвело, Анна уже ехала по дороге в Уильямсберг. На то, чтобы добраться до городка, обычно уходило полдня.