Мэтьюз Патриция. Всем сердцем

   – Все хорошо. Все будет хорошо, Серена, – глухо пробормотал он.
   Кленденнинг заглушил ее протесты поцелуями, и Серена потонула в сладостной истоме и в вихре чувств. Внезапно она испытала короткую острую боль. Она вскрикнула, но боль быстро переросла в удовольствие. Казалось, словно сквозь пелену откуда-то изнутри она слышит голос отца: «Это грех, дитя мое, позволять себе тонуть в плотских радостях».
   Потом и эта мысль исчезла, и она полностью погрузилась в блаженство, в чистое и светлое удовольствие. В это мгновение все ее мысли, чувства и ощущения сконцентрировались на одном-единственном человеке, который доставлял ей такое наслаждение. И тут все прекратилось. Она чувствовала себя расслабленной и невесомой, словно плыла.
   – Прости, Серена, я не мог удержаться.
   Эти слова не дошли до ее сонного сознания. Он говорил что-то еще, но она уже спала.
   Серену разбудили солнечные лучи. Она открыла глаза с радостной улыбкой, высвободив руки из-под одеяла, потянулась и попала локтем в мирно спавшего Кленденнинга.
   Тут она все вспомнила и разрыдалась.
   Господи помилуй! Что же она наделала? Ее родители только вчера были погребены, а она... Кленденнинг... Горячий стыд охватил ее. Что он мог о ней подумать? Кем он ее теперь считает?
   Кленденнинг поднял голову, часто моргая и еще не совсем проснувшись.
   – Что случилось, Серена? – Он повернулся к ней. – Что случилось, почему ты плачешь?
   – Ты! Ты – вот что случилось! Ты предательски воспользовался моей слабостью!
   Он смотрел на нее, вытаращив глаза.
   – Что ты имеешь в виду – воспользовался? Серена понимала, что говорит ерунду, но уже не могла остановиться.
   – Я еще не оправилась от горя, была в шоке и замерзла. А ты воспользовался моим положением и... – Тут голос изменил ей, и она остановилась.
   Он сильно покраснел и отвел глаза.
   – Прости, Серена. Я пытался предупредить тебя прошлой ночью, но...
   – Прости! Папа бы тебя высек, Рори Кленденнинг.
   – Но я не насиловал тебя, Серена, – рассердился он, – и ты сама не возражала и не сделала никакой попытки меня остановить.
   – Я... я никогда не имела дела с мужчинами... Он не отводил взгляда.
   – Ну и что? Ты же понимала, что происходит?
   Теперь наступила ее очередь краснеть и отводить глаза. Он, конечно, был прав, и эта мысль только еще больше рассердила ее.
   – Серена... – голос его смягчился, – я очень сожалею, что все это произошло при таких печальных обстоятельствах, и все-таки я совсем не жалею, что это вообще случилось. Господи, это лучшее, что я пережил в жизни.
   Он протянул руку и мягко погладил ее по щеке. Она резко оттолкнула его:
   – Не смей прикасаться ко мне!
   Она вскочила. В ней боролись стыд и чувство собственной вины. И это злило ее настолько, что голос ее прерывался, когда она с гневом проговорила:
   – Если ты думаешь, что я позволю тебе еще раз подойти ко мне...
   – У меня и мысли такой не было. Я вообще стараюсь избегать женщин.
   – Особенно этой ночью, – резко ответила она. Кленденнинг поднялся.
   – Я не сделал ничего плохого. Знаешь, что я думаю? Я думаю, что тебе это понравилось так же, как и мне. И тебе было хорошо. Но ты просто стыдишься в этом признаться самой себе. Со временем все станет на свои места.
   – Да! Я хочу попасть в Вирджиния-Сити как можно скорее. И как только мы окажемся в этом городе, я хочу расстаться с тобой навсегда, Рори Кленденнинг!
   – Меня это вполне устроит, – угрюмо сказал он. – Как только мы приедем в город, мы расстанемся. Договорились.

Глава 2

   До Вирджиния-Сити они добрались через три с половиной дня. На протяжении всей дороги Серена и Рори хранили отстраненное молчание, нарушая его только в случае крайней необходимости. Когда они устраивались ночевать, Кленденнинг предусмотрительно размещал спальные места на значительном расстоянии. Он больше не делал никаких попыток сблизиться с девушкой. Серена же, обуреваемая противоречивыми чувствами, с удивлением поняла, что она как раз была бы не против, если бы он попытался. В первый же день девушка пожалела о своих резких словах и с радостью взяла бы их обратно. Она поняла, что была не права, очень не права. Если и была чья-то вина в том, что между ними произошло, то они были виноваты в равной степени.
   Однако Серена была слишком горда, чтобы признаться в этом. Почему Кленденнинг ничего не говорит? И почему он не просит у нее прощения? Она бы с радостью его простила. Но очевидно, он слишком туп, чтобы это понять! Глупый упрямец! Размышляя об этом, она снова начинала сердиться, но категорически не желала заводить разговор на эту тему. А мысли ее тем временем вновь и вновь возвращались к теплым объятиям Кленденнинга и радостям, которые она испытала. С раннего детства Серену учили, что общение с мужчинами до брака порочно и безнравственно. И все же та ночь была полна любви, тепла, в этом не было ничего плохого. А плохо было то, что случилось наутро. Теперь ее мучило чувство вины, а в голове вертелось множество вопросов, которые она хотела, но не решалась задать Кленденнингу.
   Наконец они достигли перевала. С другой стороны хребта, чуть ниже по горе, раскинулся Вирджиния-Сити. Деревянные постройки тесно лепились к склону Голд-Хилл. Вначале Серену вид города разочаровал. Он представлял собой нагромождение пыльных, неуклюжих деревянных строений, цеплявшихся за склоны бесплодных гор. Ниже центра города располагалась пестрая мешанина лачуг и палаток, тесно сгрудившихся на небольшом пространстве.
   Кленденнинг пристально взглянул на Серену, и она заметила мелькнувшую в его взгляде симпатию. Но тут же отвернулась, решительно подобрав поводья, и направила мула вперед.
   Въехав в город, они чуть не оглохли от шума. Крики торговцев, дребезжащие звуки фортепьяно, пьяный смех из многочисленных салунов и беспрестанный железный грохот рудника, располагавшегося чуть выше по горе, смешивались в дикую какофонию. В первый момент Серене стало страшно. Даже земля дрожала под ногами. Только потом она сообразила, что это эхо взрывов с рудника.
   Дома в городе в основном были построены недавно, видно, что наспех, в основном из некрашеного дерева. Однако чуть выше по горе блестели окна роскошного особняка. Они въехали в город по Си-стрит – очевидно, главной деловой артерии Вирджиния-Сити. Здесь царило настоящее столпотворение. Серена никогда еще не видела такого огромного количества людей, лошадей и мулов.
   Наконец Кленденнинг остановил мула перед платной конюшней. Он долго смотрел на девушку, прежде чем заговорить. Она с надеждой наблюдала за ним. Может, он надумал извиниться? Казалось, самое время. Она наклонилась к нему, почти готовая заговорить сама, когда он произнес:
   – Ну а теперь я хочу попрощаться с вами, Серена. Можете оставить мулов в конюшне, а хозяин наверняка подскажет, как найти вашего адвоката. Благодарю за то, что помогли сюда добраться.
   Серена неожиданно ощутила, как у нее болезненно сжалось сердце. Она чувствовала одновременно и страх, и гнев.
   – Тдк вы покидаете меня? – спросила она неуверенно.
   – Вы достаточно ясно выразили свое отношение ко мне, мисс Фостер. – Он бросил на нее быстрый взгляд. – Не смею дольше навязывать вам свое общество. Уверен, ваш адвокат поможет вам обустроиться здесь и разобраться с наследством. У меня нет никаких сомнений, что у вас все будет хорошо.
   Он развернулся, чтобы уйти.
   – Подождите! Он обернулся.
   – Что вы собираетесь делать? Ведь у вас совсем нет денег! Возьмите хотя бы мула, мне они больше не пригодятся.
   – Мне от вас ничего не нужно, Серена. Спасибо за предложение. Я как-нибудь обойдусь, не беспокойтесь за меня. – Он приподнял шляпу: – Прощайте, Серена Фостер. – И, повернувшись, зашагал прочь.
   Серена уже подняла руку, желая остановить его, затем упрямо поджала губы. Почему она должна извиняться перед ним? Если он такой самостоятельный, то и она сможет обойтись без него. И все же ей было жалко, что он ушел вот так. Словно потеряла близкого друга.
   Все еще сидя на муле, Серена огляделась. Ее поражала непрекращающаяся суматоха вокруг. Сначала это ее слегка пугало, но понемногу уже начинала нравиться оживленная суета этого города. Конечно, тут царили грубые, вульгарные нравы, однако чувствовалось, что жизнь здесь бьет ключом. И это нравилось девушке. Ей хотелось окунуться в эту деловую жизнь, такую новую для нее и потому такую привлекательную. Похоже, это было вполне подходящее место, чтобы начать новую жизнь. Значит, сама судьба дарит ей шанс для увлекательных приключений.
   Настроение у нее поднялось, и, спешившись, она отвела животных в конюшню. Навстречу ей вышел конюх, и она попросила позаботиться о животных, пока не вернется за ними.
   – И присмотрите за поклажей... – Она указала на тюк, навьюченный на одного из мулов. – Позаботьтесь о нем тоже, пожалуйста, я обязательно вернусь за ним.
   В этом тюке лежало немного одежды – все, что она забрала из фургона.
   – Да, мэм, рад стараться, – закивал похожий на медведя громадный старик конюх. В его бороде застряли табачные крошки.
   – Спасибо. – Она отвернулась и аккуратно пересчитала оставшиеся деньги. В отцовском кошельке оказалось около сорока долларов – вполне достаточно, чтобы найти себе жилье и еду на несколько дней. – Скажите, вы не знаете, где находится контора мистера Спенсера Харда?
   – Судьи? Так это каждый знает. Судья-то здесь уж сколько живет, еще с тех пор, когда Вирджиния была маленьким поселком. – Он вышел с ней на улицу и указал грязным пальцем перед собой: – Два квартала вниз, потом еще полквартала направо. Увидите двухэтажный дом с вывеской. Подниметесь по лестнице и прямиком попадете в его контору.
   Пройдя два квартала, Серена свернула за угол. Она подошла к двухэтажному деревянному дому и увидела вывеску над входом: «Спенсер Хард, адвокат». Держась за перила, она поднялась по ступенькам и попала в узкий коридор. За приоткрытой дверью, на которой было написано то же, что и снаружи, кто-то весело напевал «Милашку Бетси из Пайка». Серена осторожно постучала, открыла дверь пошире и заглянула внутрь. В комнате плавал сигарный дым.
   – Адвокат Хард?
   – Это я, – откликнулся глубокий жизнерадостный голос. – Входите, пожалуйста!
   Серена нерешительно вошла в комнату. Адвокат поднялся ей навстречу из-за старого письменного стола. Он был высокого роста и слегка сутулился. Пепельные волосы, темные и умные глаза, в глубине которых притаились смешинки...
   – Мои извинения, мэм, я не ожидал леди. – Он затушил сигару в пепельнице с песком. Выйдя из-за стола, выдвинул стул и жестом предложил ей сесть.
   Серена нервно присела на краешек. Спенсер Хард вернулся на свое место. Он наклонил голову и с любопытством спросил:
   – Чем могу служить, юная леди?
   – Я Серена Фостер. – Выражение его лица не изменилось.
   – У меня здесь письмо...
   Она достала из кошелька полученное Хайрамом Фостером извещение и протянула его адвокату.
   Хард взял письмо и мельком пробежал по строчкам. Его лицо прояснилось.
   – О, Хайрам Фостер! – Он поднял на нее глаза. – Значит, вы...
   Она кивнула:
   – Да, я дочь Хайрама.
   Хард обнажил в улыбке пожелтевшие зубы.
   – Хетти ничего не рассказывала мне о том, что у нее есть племянница.
   – Тетя Хетти уехала из Иллинойса еще до моего рождения. С тех пор мы о ней ничего не слышали. Это письмо было первым известием о ней, которое мы получили.
   Немного нахмурившись, адвокат смотрел поверх ее головы, словно стараясь не встретиться с ней взглядом.
   – Однако где же ваш отец?
   – Мой отец мертв, – с трудом сдерживая подступившие слезы, проговорила она. – Так же как и моя мать.
   – Примите мои соболезнования, юная леди. – Он приподнял широкие брови: – Так вы проделали весь путь в одиночестве?
   – Нет, я...
   Девушка вновь почувствовала, что вот-вот расплачется, но постаралась взять себя в руки. Наконец она сумела справиться с собой и рассказала ему все. Слушая Серену, Спенсер Хард вскочил и начал нервно прохаживаться по комнате, невнятно бормоча. Когда девушка замолчала, адвокат дружески взял ее за руку:
   – Великий Боже, детка! Сколько же тебе пришлось пережить! Дикий край и дикие нравы! – Он прошелся по комнате, сжимая кулаки. – Законы здесь не в чести. Но что мы точно можем сделать – так это привезти сюда тела твоих родителей и достойно их похоронить.
   – Не понимаю, к чему такая бессмысленная жестокость, – прерывисто сказала она.
   Он мрачно кивнул:
   – Да, преступление без мотива – обычная вещь в наших краях. Я сообщу шерифу, и он выяснит все, что сможет. Однако вряд ли он найдет преступников.
   Он пробормотал себе что-то под нос, полностью уйдя в свои мысли.
   Серена кашлянула, чтобы привлечь его внимание.
   – Мистер Хард, в письме вы назвали этот город Вирджиния-Сити. Однако хозяин конюшни, показавший мне дорогу, назвал город «Вирджиния»...
   – А, это... – Он повернулся к девушке, довольный тем, что она отвлеклась от грустных мыслей. – Это место первоначально носило звучное имя Вашо-Диггинс. Это был просто лагерь горняков – в ту пору здесь как раз нашли золото и серебро. Потом как-то вечером один горняк, которого звали Старина Вирджини Финней, разлил случайно бутылку виски «Вирджиния». Чтобы виски не пропало даром, он не придумал ничего лучше, чем заорать: «Я нарекаю эту пустошь Вирджинией!» – Хард улыбнулся. – Сам я родом из цветущей Виргинии, а здесь зелени не больше, чем в аду... Простите, мэм. Поэтому мы пытаемся переименовать город в Вирджиния-Сити, и если нам это удастся...
   Девушка поняла, что он пытается уйти от разговора о ее родителях, и постаралась вновь переключиться на интересующую ее тему:
   – Мистер Хард, а что с наследством...
   – Ах да, наследство. Это «Рай».– Он вздохнул, и по лицу его пробежала тень. Он вновь устроился за письменным столом. – С этим, конечно, не все просто. Вы знаете, что такое бордель, Серена?
   Серена нахмурила лоб:
   – Бордель?
   – Да, да, именно он.– Хард вновь тяжело вздохнул. – Я предвижу, что вас ожидают некоторые проблемы. Хотя, должен сказать, Хетти предупреждала меня... Бордель, мисс Серена Фостер, – это публичный дом. Наследство вашей тети Хетти, откровенно говоря, состоит попросту из публичного дома. – Он поспешно добавил: – Конечно, она оставила и деньги. Хетти была вполне обеспеченной дамой.
   Серена попыталась припомнить, что написано в Библии о публичных домах, и судорожно вздохнула, сообразив, о чем говорит адвокат.
   – Вы хотите сказать, что тетя Хетти содержала дом для... для блудниц?
   – Блудниц? – Спенсер Хард с недоумением посмотрел на нее. Потом улыбнулся: – Ну, полагаю, можно сказать и так. Да, Серена, Хетти Фостер владела домом для блудниц. Но несмотря на это, ваша тетя все равно оставалась настоящей леди. Если хотите, я расскажу вам немного о Хетти Фостер.
   Еще не вполне придя в себя, Серена кивнула. Она никак не могла поверить, что ее представления о тете так отличаются от реальности.
   – Да, пожалуйста, буду вам очень благодарна. Адвокат откинулся на спинку кресла и мечтательно прикрыл глаза.
   – Ее называли Дурнушкой Хетти, и не зря. И все-таки она была исключительно обаятельной. Это признавали даже те, кто не одобрял ее рода деятельности...
   Хетти Фостер была одной из немногих, кто удостоился привилегии называть Спенсера Харда просто Спенсером. Будучи в течение долгого времени единственным юристом в городе, он пользовался здесь уважением и фактически выполнял роль судьи. И даже когда Вашо-Диггинс сильно разросся, переживая новый расцвет, долгое время место судьи оставалось вакантным, так что Харду нередко случалось исполнять его обязанности, разрешая местные тяжбы.
   – Соломон пограничных селений, – как он однажды заметил Хетти. – Праведный суд с походного трона!
   – Не смейся, Спенс, здешние обитатели без тебя бы совсем одичали.
   – Они все равно остаются дикарями. Тут даже библейский Соломон не сумел бы ничего изменить.
   – Ладно, все равно ты делаешь все, что в твоих силах, и даже больше... И это, учитывая, что обычно тебе почти ничего не платят за работу.
   Он был ее адвокатом, но частенько случалось, что Хетти и сама защищала его от жгучей самоиронии. А затем Хетти влюбилась в него, и ничего хорошего из этого не вышло. Хард, конечно, тоже любил ее, но в Виргинии у него осталась жена – ревностная католичка, и никакой надежды на развод не было. А после внезапной смерти Хетти Хард ясно осознал: теперь всю жизнь он будет мучиться, что они так и не сделали последнего решительного шага, чтобы открыто признать свои отношения.
   Пару раз, когда он неуверенно заводил разговор о разводе и женитьбе, Хетти только фыркала:
   – Жениться на мне, Спенс? Ты уважаемый человек среди горняков. Что, как ты думаешь, случится с твоей репутацией, если ты женишься на мадам?
   – Хетти, но ведь ты-то сама приличная женщина. Ты же говорила, что никогда не...
   – Не ложусь на спину за плату? Совершенно верно. Никогда так не делаю. Однако у меня целый курятник девушек под крылышком, которые это делают, что в глазах окружающих уравнивает меня с ними.
   – Но ведь многие знают про нас с тобой. И насколько мне известно, ничего плохого об этом не думают.
   – Те, кто приходит в «Рай» и платит за то, чтобы провести время с одной из девушек, конечно же, ничего плохого о них не думают. Так обычно думают только их жены, но не они сами. К тому же у многих жены остались где-нибудь в Сан-Франциско. Однако что будет, если кому-нибудь взбредет в голову жениться на проститутке?
   – Я знаю нескольких парней, женившихся на проститутках. И они счастливы. Такие девушки становятся хорошими женами.
   – Ну не надо сладких слов, – фыркнула Хетти. – Большинство из этих девчонок – ленивые бездельницы с куриными мозгами. За исключением разве что Мадлен Дюбуа. Они и воды-то вскипятить не сумеют, не то что содержать дом и семью. Потому-то они и подались в публичные девки.
   И все же, по мнению Харда, у Хетти Фостер было золотое сердце. Она делала все, что было в ее силах, для него, Спенсера. Заботилась о девушках – ухаживала за ними, когда они болели, и вставала на их защиту, когда их обижали пьяные клиенты. И принимала их обратно, после того как они иногда убегали с мужчинами, а потом возвращались, несчастные, избитые и в лохмотьях.
   Хетти было уже больше сорока, когда она умерла, – маленькая женщина со вспыльчивым характером и острым языком. Всегда готовая к бою, всегда полная энергии, она двигалась резко и быстро, словно маленький вихрь. Умерла она тоже быстро, без всякой суеты и паники, можно сказать, даже красиво. Она аккуратно подсчитала дневную выручку после закрытия заведения и упала прямо на пороге. Пьяница Док Джонс, частый клиент «Рая», сказал, что она умерла от удара.
   Возможно, она предчувствовала свою смерть, а может, нет, кто знает? Но за неделю до этого она пришла к Спенсеру в контору.
   – Я пришла по делу, Спенс. Решила, что лучше прийти прямо сюда.
   – Что за дело, Хетти? Проблемы?
   – Нет, никаких проблем, Спенс. Просто я хочу составить завещание.
   – Завещание нужно каждому. Как адвокат, я советую это всем моим клиентам. Но с чего вдруг такая спешка?
   – А вдруг я завтра умру?
   – Глупости. Ты совсем молода и здорова как лошадь!
   – Ах вот что ты обо мне думаешь! После стольких лет я наконец-то узнала правду!
   – Хетти, я вовсе не имел в виду...
   – Столько лет мы знакомы, а ты все еще не понимаешь моих шуток. Ладно, Спенс, ты согласен составить завещание, или мне придется искать другого адвоката?
   – Конечно, сейчас напишем. Скажи, кто будет твоим бенефициарием?
   – Бенефициарий – это тот, кто получит все, чем я владею, верно? Я не слишком образованна, Спенс.
   – Все, что надо знать в жизни, ты прекрасно знаешь. И да... твой бенефициарий – это тот, кому ты оставляешь все в случае твоей, не дай Бог, смерти.
   – Ты вдруг взываешь к Господу? Ладно, я оставляю все, что у меня есть, моему брату Хайраму Фостеру. Не представляю, правда, как он отнесется к такому наследству. Двадцать лет назад, когда я его видела в последний раз, он был страшно религиозен. Он не имеет никакого представления, чем я занималась все эти годы. Хотелось бы мне видеть его лицо, когда он это узнает. К сожалению, они с женой – мои единственные родственники.
   – Почтенный святоша наследует публичный дом? – Хард откинулся на спинку кресла и громко расхохотался. Он достал из ящика тонкую сигару: – Покури, Хетти, а я пока напишу твое завещание.
   – Да, пожалуй.
   Хетти разделяла любовь адвоката к хорошим сигарам. Но курила только наедине с ним. Она считала, что содержательница борделя должна на людях выглядеть как леди. И, соответственно, служить для девушек примером – не пить, не курить, не ругаться и не носить платьев с глубоким вырезом.
   Хард обрезал кончики сигар и заметил:
   – Ты сказала, что не виделась с братом... сколько... двадцать лет? А что, если их с женой уже нет в живых? Кто тогда будет наследовать?
   – Мне никогда это не приходило в голову. Ну ладно, – она затянулась, – а как насчет тебя, Спенс?
   Он категорически покачал головой:
   – О нет, нет. Только не меня, Хетти. Это будет незаконно, если я напишу завещание, в котором я же являюсь и наследником.
   Хетти молча курила, обдумывая ситуацию, затем махнула рукой, решившись:
   – Если Хайрам и его жена будут мертвы, то какая разница? Я могла бы оставить все Мадлен. Я привязана к девочке, но у меня есть некоторые сомнения насчет ее. Если я сразу оставлю все Мадлен, она может зарваться и пуститься во все тяжкие. И тогда другие девочки останутся без работы и без куска хлеба. А если бразды правления примет кто-то другой, она будет прекрасной управляющей для «Рая». – Хетти глубоко вздохнула. – Тогда пусть все отходит Брэду Страйкеру...
   Хард резко поднял голову:
   – Брэд Страйкер?! Великий Боже, но почему именно он?
   Хетти тихо рассмеялась.
   – Из-за Элии Страйкера, отца Брэда, упокой Господь его душу. Ты ведь, Спенсер, наверное, не знаешь, что старый Элия ссудил мне денег, которых хватило, чтобы купить этот дом и начать дело. Конечно, я расплатилась с ним еще задолго до его смерти, и с порядочными процентами.
   – Хетти, если тебе нужны были деньги, почему ты не обратилась ко мне?
   – Обратиться к респектабельному адвокату, чтобы занять денег на открытие дома терпимости? – Она бросила на него изумленный взгляд. – Да никогда в жизни! – Она лукаво посмотрела на него. – Так что у тебя есть шанс, Спенс. Если Хайрам с женой умрут, то либо ты, либо Брэд Страйкер. Я пошлю письмо брату, посмотрим, получу ли ответ.
   Хард вздохнул.
   – Следовательно, второй бенефициарий – Брэд Страйкер...
   Они составили завещание и подписали его в присутствии свидетелей. Однако Хетти так и не успела написать брату. Спустя неделю Спенсер пришел на ее похороны, состоявшиеся на кладбище Фловери-Хилл, пришел вместе с доброй половиной жителей города, в основном мужчин.
   Обычно помещения для публичных домов снимаются, а девушки просто приходят туда ежедневно, как на работу. Но Хетти сделала иначе. Она была собственницей двух домов «Рая» и земли, на которой они располагались. Большая часть борделей находилась в городе на Ди-стрит. Но Хетти устроила свой за чертой города и на приличном расстоянии.
   Это был довольно необычный бордель. Роскошные апартаменты, обставлявшиеся в течение нескольких лет.
   Множество произведений искусства, привезенных с Востока, и даже кое-что из Европы. А девушки все как одна были безоговорочно преданы Хетти. Она их одевала, присматривала за ними, воспитывала и бранила. Они почти полностью зависели от нее. После ее смерти девушки чувствовали себя беспомощными и обездоленными, как дети. Хард не сомневался, что некоторые из них просто не выживут в этих краях, если их оставить без присмотра. Поэтому, а также чтобы сохранить дом для наследников Хетти, Хард не стал закрывать «Рай». Временной управляющей стала Мадлен Дюбуа.
   Откровенно говоря, «Рай» приносил немалый доход. Возможно, меньше, чем добыча золота на Голд-Хилл, но все равно довольно прилично. Он и будет приносить столько же, как объяснила как-то Спенсеру Хетти, если им правильно управлять и если в карманах здешних горняков не переведутся доллары.
   Мадлен Дюбуа, смуглая тридцатилетняя красавица, была довольно загадочной фигурой. О ней ходило много разных слухов. Одни говорили, что она креолка или мулатка, другие – что она бежала из Европы и в ее жилах течет королевская кровь. В отличие от Хетти Мадлен ложилась на спину ради денег, но не афишировала это. И Мадлен не подходила под категорию «безмозглых куриц». Она была образованна, а это достаточно редкий случай для здешних женщин. Хард не имел никакого представления, почему Мадлен выбрала это ремесло. Просто год назад она пришла работать в «Рай» и осталась там. Хотя адвокат проводил в заведении Хетти почти все свое свободное время, он так ни разу и не решился спросить Мадлен, что привело ее к этому занятию. В Мадлен было что-то начальственное. Она заставляла девушек ходить по струнке, и именно эта дисциплина и помогла им перенести шок, вызванный смертью Хетти. Однако Хард не знал, работает ли сейчас Мадлен сама с клиентами, да и не считал нужным совать нос в чужие дела.