Страница:
С коробкой под мышкой Морин вернулась в прохладную темную прихожую. Она провела здесь всего одну ночь, но уже прекрасно понимала любовь Рози к этому дому. У него была душа. Морин казалось, что дом ей рад…
Не в силах справиться с любопытством, она уселась на нижней ступеньке лестницы, ведущей на второй этаж, и вскрыла коробку. Под серебристой упаковочной бумагой, пахнувшей ванилью, обнаружилась шикарная темно-синяя джинсовая рубашка с настоящими – не поддельными! – серебряными монетками вместо пуговиц. Морин приложила обнову к себе, подошла к зеркалу. Сидит идеально, глазомер у Рози отличный, да и вкус прекрасный. Она уже собиралась бережно сложить рубашку обратно в коробку, как вдруг увидела, что там лежат еще и серьги, пояс, украшенный серебряными монетками, серебряная цепочка… На второй день «чужой» жизни у Морин появилось сразу несколько поводов для радости. Друзья, трогательные подарки… А Дика Манкузо она в этот список не включит, потому что даже мысли о нем способны разрушить всякую «нормальную» жизнь, хоть бы и чужую.
Улыбаясь и мурлыча под нос песенку, которую сегодня ночью раз пять передали по радио, она поднялась наверх. Решено, подарок она наденет вместе со своей единственной парой джинсов.
Звонок в дверь застал Морин в кухне, за чашкой кофе. Она вздрогнула и нахмурилась. Если это Дик Манкузо, то она его на порог не пустит. И все скажет в лицо. И… и… и пошлет за вещами в квартиру Мэг, вот! Если он действительно не собирается ее выдавать, то пусть творит добрые дела.
Распалив саму себя, она дошла до двери и решительно распахнула ее.
Высокий, очень смуглый и очень широкоплечий дьявол стоял в дверном проеме, загораживая дневной свет. На темном лице дьявола раскаленными углями горели мрачные глаза. Огромные кулаки сжимались и разжимались. Для полноты образа не хватало только хвоста, нервно бьющего из стороны в сторону, да рожек, пробивающихся сквозь спутанные курчавые волосы.
В том, что перед ней Чико Пирелли, Морин не сомневалась ровно так же, как и в том, что жить ей осталось пару минут. Она пискнула что-то невнятное и исключительно для приличия попыталась закрыть дверь. Дьявол зарычал и вошел в дом, оставив дверь распахнутой. Морин уронила чашку и рванула по лестнице на второй этаж.
Дик провел эту ночь без сна, размышляя и анализируя. Выводы одновременно радовали – и раздражали своей противоречивостью.
Мэгги Стар, то бишь Морин Рейли, не могла быть проституткой и аферисткой. Что-то в ее облике говорило о том, что подобное невозможно в принципе. И на холодную, расчетливую сучку она тоже не тянула. Больше того, там, на крыльце, возле проклятой колонны, у Дика было полное ощущение, что она… неопытна и невинна! Хотя, безусловно, она была дьявольски сексуальна и сильно возбуждена. Она была готова ему отдаться – но Дик чувствовал, что это не есть признак ее распущенности. Нет, это точно не про нее. Скорее, она ему полностью доверяла…
Могла ли она просто играть роль? Это как-то… не ее. Она же не умеет врать, совсем. Эти глаза ее карие! Лань…
Дик остановился посреди вестибюля отеля, в котором проживал Чико Пирелли, и пожилая пара, идущая сзади, немедленно врезалась в него. Пробормотав извинения, Дик вновь начал слоняться по вестибюлю.
Не может врать… Карие глаза… Не может врать… врать…
Почему он столько времени думает об этом? При каких обстоятельствах Дик Манкузо вообще способен думать на такую идиотскую тему?
При очень даже простых. Если он влюблен в кареглазую лань.
Портье, отлично знавший Дика, активно размахивал руками, привлекая его внимание, и Дик рассеянно кивнул, направляясь к стойке. В телефонной трубке взвыл возмущенный голос Натти Тимсон.
Дик вздохнул. Он слушал вполуха, разглядывая стройную блондинку, входящую в отель. Нет, она и в подметки не годилась Мэгги… то есть Морин. Морин двигалась плавно и грациозно, если не считать сцены в стрип-баре. Она словно плыла над полом. И разговаривала совсем иначе. Ее речь выдавала в ней хорошо образованную и прекрасно воспитанную женщину.
Менее всего она походила на стриптизершу. В смысле, вообще не походила. Она держала себя очень скромно, с достоинством, а вот смеялась по-девчоночьи, словно солнышко разбрызгивала. Девчонки из стриптиза быстро забывают и о скромности, и о достоинстве, и о детстве…
А иногда глаза Морин темнели, и взгляд становился потерянным, тоскливым, собачьим. Еще Дик видел, как в этих темных глазах зажигалось священное безумие страсти, и тогда ему хотелось утонуть в этой пылающей бездне…
Натти бурчит просто так, со всеми проблемами она отлично справится и сама, просто ей охота переложить часть невзгод на чужие плечи. Но Дику некогда. Сейчас он пойдет к Чико и постарается вытянуть из его побольше информации…
Чико Пирелли промчался мимо Дика, больше всего напоминая разъяренную баллистическую ракету. Нельзя его упустить! Дик не сомневался в этом ни секунды, особенно заметив, что Чико без охраны. О, несчастный мотоцикл!
Морин грохнулась, ударилась коленкой, взвыла и поползла, кажется, под кровать. Дьявол взревел над самым ее плечом, схватил за шиворот, поднял на воздух, и Морин вяло подивилась тому, что уже второй день совершенно не стесняется собственной наготы. Халат распахнулся полностью, но дьявол ничем не напоминал распаленного похотью насильника. Как ее и предупреждали, он собирался оторвать ей голову. Морин собралась с силами и завопила:
– Я не та, кого вы ищете! Поверьте! Ну неужели вы можете спутать женщину, с которой спали, с… другой женщиной?!
Тут лицо дьявола вдруг стало изумленным и немного обиженным, он замер, а потом выкинул номер: закатил глаза, выпустил Морин и рухнул со страшным грохотом на ковер. Морин тупо смотрела на него некоторое время, а потом подняла голову – и увидела очень бледного и сердитого Дика Манкузо, сжимавшего в руках чугунную сковородку, на которой Рози вчера обжаривала лук.
Кажется, Дик ее одевал. Совершенно точно – зашнуровывал на ее ногах кроссовки. О чем-то спрашивал. Морин впала в ступор. Обилие событий перевалило за границы разумного, и разум, естественно, отказал. Все замечательно, теперь она отправится к своему психоаналитику, а от него – в психиатрическую клинику. Там хорошо, тихо, нет мафии, нет лживых репортеров, голых баб и сестры-близняшки. Жаль только, на мотоцикле кататься нельзя.
Когда Дик Манкузо посадил ее перед собой, она решительно перевернулась к нему лицом, обхватила ногами за талию, а руками – за шею, спрятала лицо у него на груди и замерла.
Замер и Дик. К растерянности, панике, избытку адреналина и полному непониманию, что делать дальше, добавилось еще и физическое возбуждение, отчего ему стало казаться, что у него болит вообще все тело. Придушить ее, что ли? А вдруг он убил Чико?
Дик простонал витиеватое итальянское ругательство, подкрепил его энергичным гэльским и решительно газанул. Проблемы надо решать по очереди. Если он не кончит по дороге – то в первом же отеле Морин Рейли станет его женщиной.
Через двадцать минут мотоцикл вырвался из душных объятий города и понесся по автостраде, ведущей на юг штата. Еще через некоторое время, когда вдоль дороги потянулись сосны, он лихо свернул на второстепенную дорогу и вскоре скрылся из виду.
8
9
Не в силах справиться с любопытством, она уселась на нижней ступеньке лестницы, ведущей на второй этаж, и вскрыла коробку. Под серебристой упаковочной бумагой, пахнувшей ванилью, обнаружилась шикарная темно-синяя джинсовая рубашка с настоящими – не поддельными! – серебряными монетками вместо пуговиц. Морин приложила обнову к себе, подошла к зеркалу. Сидит идеально, глазомер у Рози отличный, да и вкус прекрасный. Она уже собиралась бережно сложить рубашку обратно в коробку, как вдруг увидела, что там лежат еще и серьги, пояс, украшенный серебряными монетками, серебряная цепочка… На второй день «чужой» жизни у Морин появилось сразу несколько поводов для радости. Друзья, трогательные подарки… А Дика Манкузо она в этот список не включит, потому что даже мысли о нем способны разрушить всякую «нормальную» жизнь, хоть бы и чужую.
Улыбаясь и мурлыча под нос песенку, которую сегодня ночью раз пять передали по радио, она поднялась наверх. Решено, подарок она наденет вместе со своей единственной парой джинсов.
Звонок в дверь застал Морин в кухне, за чашкой кофе. Она вздрогнула и нахмурилась. Если это Дик Манкузо, то она его на порог не пустит. И все скажет в лицо. И… и… и пошлет за вещами в квартиру Мэг, вот! Если он действительно не собирается ее выдавать, то пусть творит добрые дела.
Распалив саму себя, она дошла до двери и решительно распахнула ее.
Высокий, очень смуглый и очень широкоплечий дьявол стоял в дверном проеме, загораживая дневной свет. На темном лице дьявола раскаленными углями горели мрачные глаза. Огромные кулаки сжимались и разжимались. Для полноты образа не хватало только хвоста, нервно бьющего из стороны в сторону, да рожек, пробивающихся сквозь спутанные курчавые волосы.
В том, что перед ней Чико Пирелли, Морин не сомневалась ровно так же, как и в том, что жить ей осталось пару минут. Она пискнула что-то невнятное и исключительно для приличия попыталась закрыть дверь. Дьявол зарычал и вошел в дом, оставив дверь распахнутой. Морин уронила чашку и рванула по лестнице на второй этаж.
Дик провел эту ночь без сна, размышляя и анализируя. Выводы одновременно радовали – и раздражали своей противоречивостью.
Мэгги Стар, то бишь Морин Рейли, не могла быть проституткой и аферисткой. Что-то в ее облике говорило о том, что подобное невозможно в принципе. И на холодную, расчетливую сучку она тоже не тянула. Больше того, там, на крыльце, возле проклятой колонны, у Дика было полное ощущение, что она… неопытна и невинна! Хотя, безусловно, она была дьявольски сексуальна и сильно возбуждена. Она была готова ему отдаться – но Дик чувствовал, что это не есть признак ее распущенности. Нет, это точно не про нее. Скорее, она ему полностью доверяла…
Могла ли она просто играть роль? Это как-то… не ее. Она же не умеет врать, совсем. Эти глаза ее карие! Лань…
Дик остановился посреди вестибюля отеля, в котором проживал Чико Пирелли, и пожилая пара, идущая сзади, немедленно врезалась в него. Пробормотав извинения, Дик вновь начал слоняться по вестибюлю.
Не может врать… Карие глаза… Не может врать… врать…
Почему он столько времени думает об этом? При каких обстоятельствах Дик Манкузо вообще способен думать на такую идиотскую тему?
При очень даже простых. Если он влюблен в кареглазую лань.
Портье, отлично знавший Дика, активно размахивал руками, привлекая его внимание, и Дик рассеянно кивнул, направляясь к стойке. В телефонной трубке взвыл возмущенный голос Натти Тимсон.
Дик вздохнул. Он слушал вполуха, разглядывая стройную блондинку, входящую в отель. Нет, она и в подметки не годилась Мэгги… то есть Морин. Морин двигалась плавно и грациозно, если не считать сцены в стрип-баре. Она словно плыла над полом. И разговаривала совсем иначе. Ее речь выдавала в ней хорошо образованную и прекрасно воспитанную женщину.
Менее всего она походила на стриптизершу. В смысле, вообще не походила. Она держала себя очень скромно, с достоинством, а вот смеялась по-девчоночьи, словно солнышко разбрызгивала. Девчонки из стриптиза быстро забывают и о скромности, и о достоинстве, и о детстве…
А иногда глаза Морин темнели, и взгляд становился потерянным, тоскливым, собачьим. Еще Дик видел, как в этих темных глазах зажигалось священное безумие страсти, и тогда ему хотелось утонуть в этой пылающей бездне…
Натти бурчит просто так, со всеми проблемами она отлично справится и сама, просто ей охота переложить часть невзгод на чужие плечи. Но Дику некогда. Сейчас он пойдет к Чико и постарается вытянуть из его побольше информации…
Чико Пирелли промчался мимо Дика, больше всего напоминая разъяренную баллистическую ракету. Нельзя его упустить! Дик не сомневался в этом ни секунды, особенно заметив, что Чико без охраны. О, несчастный мотоцикл!
Морин грохнулась, ударилась коленкой, взвыла и поползла, кажется, под кровать. Дьявол взревел над самым ее плечом, схватил за шиворот, поднял на воздух, и Морин вяло подивилась тому, что уже второй день совершенно не стесняется собственной наготы. Халат распахнулся полностью, но дьявол ничем не напоминал распаленного похотью насильника. Как ее и предупреждали, он собирался оторвать ей голову. Морин собралась с силами и завопила:
– Я не та, кого вы ищете! Поверьте! Ну неужели вы можете спутать женщину, с которой спали, с… другой женщиной?!
Тут лицо дьявола вдруг стало изумленным и немного обиженным, он замер, а потом выкинул номер: закатил глаза, выпустил Морин и рухнул со страшным грохотом на ковер. Морин тупо смотрела на него некоторое время, а потом подняла голову – и увидела очень бледного и сердитого Дика Манкузо, сжимавшего в руках чугунную сковородку, на которой Рози вчера обжаривала лук.
Кажется, Дик ее одевал. Совершенно точно – зашнуровывал на ее ногах кроссовки. О чем-то спрашивал. Морин впала в ступор. Обилие событий перевалило за границы разумного, и разум, естественно, отказал. Все замечательно, теперь она отправится к своему психоаналитику, а от него – в психиатрическую клинику. Там хорошо, тихо, нет мафии, нет лживых репортеров, голых баб и сестры-близняшки. Жаль только, на мотоцикле кататься нельзя.
Когда Дик Манкузо посадил ее перед собой, она решительно перевернулась к нему лицом, обхватила ногами за талию, а руками – за шею, спрятала лицо у него на груди и замерла.
Замер и Дик. К растерянности, панике, избытку адреналина и полному непониманию, что делать дальше, добавилось еще и физическое возбуждение, отчего ему стало казаться, что у него болит вообще все тело. Придушить ее, что ли? А вдруг он убил Чико?
Дик простонал витиеватое итальянское ругательство, подкрепил его энергичным гэльским и решительно газанул. Проблемы надо решать по очереди. Если он не кончит по дороге – то в первом же отеле Морин Рейли станет его женщиной.
Через двадцать минут мотоцикл вырвался из душных объятий города и понесся по автостраде, ведущей на юг штата. Еще через некоторое время, когда вдоль дороги потянулись сосны, он лихо свернул на второстепенную дорогу и вскоре скрылся из виду.
8
Вечером Рози Каллаган вернулась с работы, ознакомилась с запиской Мэгги, из которой не поняла ни единого слова, и с некоторым изумлением обнаружила на втором этаже некоторый кавардак, а именно – сбившийся в комок ковер на полу спальни ее новой квартирантки, наброшенный на торшер халат и валявшуюся на самом пороге комнаты чугунную сковороду. Поразмыслив, Рози еще раз осмотрела комнату на предмет следов крови и наличия свежего трупа, а не обнаружив ни того, ни другого, окончательно успокоилась и спустилась вниз. Богатая на приключения жизнь барменши из небольшого бара приучила Рози Каллаган к философскому взгляду на жизнь, отчасти схожему с мнением полиции. «Нет трупа – нет проблемы», – сказал бы среднестатистический коп, и Рози Каллаган кивнула бы, добавив: «Было бы здоровье – а остальное купим».
Прихватив сковороду, она отправилась на кухню и поставила кипятиться воду для кофе. Еще через полчаса Рози выпила кофе и уже облачилась в свой розовый пеньюар, когда по дому раскатилась трель звонка. Глянув на старинные часы, Рози изумленно подняла брови, недоумевая, кто это может быть. Мэгги? Но если Рози все-таки правильно поняла то, что говорилось в записке, она появится только завтра. Впрочем, планы у нее могли поменяться, а ключ она могла забыть.
Будучи женщиной доверчивой, Рози смело прошлепала к двери, даже не подумав, что нужно сперва посмотреть в глазок, а потом уж открывать.
Не успела она откинуть щеколду, как дверь распахнулась, отшвырнув Рози к стенке. Она уже падала, когда сильные руки подхватили ее и поставили ровно, впрочем, через секунду уже сам спаситель валялся на полу, сраженный могучей оплеухой.
– Какого за ногу твоей бабушки бога душу хрена!.. Чико Пирелли?! Ты считаешь, именно так наносят визит даме?
– Видишь ли, душечка, мне очень нужно с тобой поговорить. А ты, между прочим, спрашивай сначала, кто там, а потом открывай. Да, кстати, и не расхаживай перед раскрытыми настежь окнами в одном белье. Это небезопасно. Ты выглядишь очень соблазнительно.
– Соблазнительно? Чико, ты уже большой мальчик, стыдно подсматривать за тетеньками. Даже статья есть против таких, как ты.
– Подсматривать? Вот уж никогда! Я честно и смело звонил в дверь и ждал, когда ты ответишь.
– А когда я открыла, влетел с размаху, как какой-нибудь налетчик!
– Я хотел преподать тебе урок, для твоей же безопасности. Голос свыше сказал мне: твой гражданский долг, Чико Пирелли, присматривать за этой женщиной, ведь она была наперсницей твоих детских игр и шалостей… Кстати, а почему это я должен оправдываться?
С этими словами Чико с притворным возмущением огляделся и с кряхтением поднялся на ноги. Рози хмыкнула.
– Никто тебе на этот вопрос не ответит, не зыркай по сторонам. А насчет голоса свыше – так я очень сомневаюсь, чтоб ты в жизни сделал хоть что-нибудь, заслуживающее одобрения небес.
– Боюсь, ты права, моя фея.
– Люблю мужчин, которые умеют признавать свои ошибки. Если скажешь честно, зачем пришел, пущу тебя на кухню и налью виски.
– С восторгом, чудесница, с восторгом. Буду краток: один человек влюбился в твою квартирантку, и я хочу знать, что ты собираешься предпринять по этому поводу.
Они дошли до кухни, и там Рози решила уточнить.
– Влюбился в кого? В лапочку Мэг? Ну разве этот один человек не умница?
– Не умница, не волнуйся. Умница – это я, а он даже еще не знает о том, что влюблен.
– А, ну ты-то у нас эксперт.
Рози решительно направилась к бару, и разноцветные бигуди заметались у нее на голове. Чико улыбнулся, но осторожно. Не хотелось бы, чтобы она выгнала его прямо сейчас. Ему здесь нравилось, и он еще не все выяснил.
– А почему бы мне не быть экспертом?
– Ладно. Но уж не Ромео – это точно.
– Ох! Ты ранила меня в самое сердце, жестокая и прекрасная дева.
– На случай, если ты не заметил: из возраста и состояния девы я вышла лет двадцать назад. Льсти мне про любые части тела, характер, прическу – но только не про возраст.
– А про какие конкретно части тела?
– Хочешь знать, негодник?
– Конечно!
– Перебьешься. Пей свою чашу яда. Выбирай.
И Рози широким жестом обвела ряд разноцветных бутылок на полке своего бара. Чико вздернул бровь.
– Знаешь, Рози, я как-то нервничаю от такого изобилия.
– Нервничаешь? Это хорошо. Я люблю, когда мужчины нервничают, в этом состоянии они становятся более внимательны к женщинам.
– О, я был очень внимателен. Когда ждал тебя под дверью и смотрел на тебя в окошечко – весь был один сплошной глаз!
– Ох, не на то ты смотришь, Пирелли.
– Не может быть, ведь я смотрю на тебя, Роза моя!
С этими словами Чико заключил Рози в объятия и поцеловал.
Через пару секунд Рози Каллаган отшатнулась от Чико Пирелли с пылающими щеками и схватилась за голову.
– О небо! Бигуди! Кошмар!
– А мне нравится. Веселенькие такие…
– Замолчи, соблазнитель!
– Ничего не могу с собой поделать. Редкое заболевание – возбуждаюсь при виде женщин в бигуди.
– О, сын ехидны и обмана! Ты нарочно это сделал, чтобы я размякла, как мороженое в полдень, и ты бы меня совратил.
– Вообще-то совращение намечалось на попозже, но начали мы неплохо.
Рози плотнее запахнулась в пеньюар и сказала уже нормальным голосом:
– Ладно, пей свой виски, говори, зачем пришел, и выметайся. Нет, видали! Совращение! Он думал, что я приглашу его в свою постель!
– А что, нет? Когда же я сделал промашку?
– Когда родился. Ты должен был сказать мне про бигуди, а потом уже целовать.
– Но ты в них очень симпатичная, а потом, если бы я сказал, ты бы выкинула меня из дома.
– Не исключено. Что ж, пожалуй, ты действительно разбираешься в женщинах.
– Значит, я могу остаться?
– Нет, ты, клоун! Но можешь попытаться в следующий раз. Так что там с этим человеком? И почему ты лезешь в его личную жизнь?
– К несчастью, это мой сотрудник, Рози.
– Командуй всем, что касается бизнеса, но не его сердцем и постелью. Ты не его духовник.
– Лучше бы я им был. Ты же прекрасно понимаешь, у МОИХ сотрудников нет личной жизни, все, абсолютно все, связанное со мной, находится под пристальным вниманием прессы – и моих политических противников.
Рози уселась напротив Чико и налила себе виски.
– Допустим. Ну и что плохого в том, что кто-то из твоих сотрудников влюбился в Мэгги? Ты-то с ней порвал! Насколько я понимаю!
– Список велик. Во-первых, он сделал это за моей спиной, кстати, еще не будучи уверенным, что я с ней порвал. Не гримасничай.
– Так ты скажи ему об этом! Кроме того, сердцу не прикажешь и сроков не поставишь. Увидел – влюбился, разве так не бывает?
– Только не с ним. Этот парень не узнает любовь, даже если она даст ему по голове… сковородкой.
– О! Мне уже интересно. Дело в том, что меня уже второй час разбирает любопытство, и связано это, ты будешь смеяться, тоже со сковородкой.
Чико чуть заметно поморщился, его рука непроизвольно потянулась к затылку. Рози с интересом смотрела на него.
– Видишь ли, иногда – особенно в сердечных вопросах – даже сковородка может стать решающим доводом.
– Чико, а если ты такой умный, чего ж ты до сих пор неженатый?
Голос Рози звучал ехидно, но в глазах была грусть. Чико усмехнулся, но веселья в его смехе тоже не было.
– А ты знаешь, сколько времени я потратил на то, чтобы стать умным? Дай поцелую?
– Отстань! Ты сказал, список длинный. Что следующее?
– Сама Мэгги. Мэгги Стар. Девушка, которую я лично, своими руками, собирался придушить без всякого сожаления и которую этот человек привез сюда и спрятал в твоем доме. А потом дал мне по башке сковородой и увез ее в неизвестном направлении.
– Мэгги – лапочка! И парень молоток!
– Согласен, но она лапочка, о которой никто ничего не знает. И Мэгги ли она вообще?
– У нас у всех есть секреты.
Лицо Чико вдруг стало суровым и жестким.
– Секреты в нашем кругу – это часовые бомбы. Роз, слушай меня. Я, Чико Пирелли, – один из самых опасных людей в этом городе. Тем не менее я вполне заслуживаю высоких постов, у меня есть силы и возможности пробиться к ним даже сквозь наши политические джунгли, упорно сопротивляющиеся этому. Я сам от всей души желаю себе победы, а еще я желаю счастья… моему другу Дику, и в то же время я не хочу, чтобы он влюбился безоглядно в женщину, которая одним махом может разрушить всю мою, а значит, и его жизнь. В конце концов, в мире есть много прекрасных женщин. Выбрать можно…
– Так это Дик Манкузо… Собственно, можно было и догадаться. – Рози тяжело вздохнула.
Чико посмотрел на нее испытующе.
– Я вижу, в душе ты со мной согласна. Говори, Роз Каллаган, знавшая меня и Дика сопливыми пацанами.
Рози мрачно покачала головой, словно не решаясь заговорить, но через мгновение медленно протянула:
– Мэгги плохая лгунья, и ее тайна горит у нее на лбу, словно алая буква. Что она скрывает? Я могу руку дать на отсечение, она никакая не стриптизерка. Она тебе что-нибудь рассказывала о своем прошлом?
– Она не хотела говорить. Я не настаивал. Упоминала, что была однажды помолвлена. Что не любила жениха. Это все. Почему он ее увез?
– Возможно, она рассказала обо всем Дику. Больше, чем тебе и мне, понимаешь? И он, прекрасно зная тебя, вдруг говорит: «О господи! Ты представь, Мэгги, а если об этом узнает Чико?! Тебя же просто убьют! Всего один пьяный водитель. Или пуля…»
– Ты не слишком драматизируешь, красивая?
– Прости, малыш, но я уж напрямик. Криминал всегда тяготел к театру. Здесь любят дешевые сценические эффекты. Впрочем, ты прав. Ты-то нормальный человек! Обойдемся без эффектов. Кстати, ты – ХОРОШИЙ нормальный человек.
Чико поднялся и поцеловал Рози руку долгим, проникновенным поцелуем.
– Поскакал я домой на своем белом коне, весь такой хороший! А то ты еще передумаешь и скажешь, что я гад.
– Скачи.
– Роз… А тебе Мэгги не называла имя своего жениха?
– Что-то такое… типа Болинзон? Либензон? Олафссон? Карлсон? Что-тоЗон или Что-тоСон… А, вспомнила! Кранц!
– Рози, я тебя обожаю. Это гениально. И я еще докажу тебе, что и мафиози любить умеют!
– Иди! Балабол…
Некоторое время она провела в забытьи, но постепенно сознание вернулось, и Морин вдруг сообразила, что она сидит практически на коленях у Дика. То есть даже и не на коленях, а… Румянец вернулся на бледные щеки, и она начала торопливо отползать, но Дик железной рукой вернул ее на место.
– Сиди. Мы сейчас подъедем к мотелю.
Но ехать пришлось еще с четверть часа, и к этому времени Морин окончательно потеряла голову. Ее руки вновь обвились вокруг шеи Дика, ноги лежали у него на бедрах, а все тело изнывало от желания. Она старалась не смотреть ему в лицо, но это было невозможно, и постепенно она растворилась в этих зеленых глазах, превратилась в желе, забыла свое имя…
Дик остановил мотоцикл у дверей маленького мотеля и наконец-то притянул ее к себе. Морин с облегчением встретила его губы и ответила на поцелуй так, как и хотела на самом деле ответить – со страстью и жаром изголодавшейся и влюбленной женщины. Сомнений не осталось. Они с Диком становились единым целым, и она понимала, что никогда в жизни еще не испытывала такого полного доверия, такого спокойствия, такого блаженства.
На краю сознания промелькнуло воспоминание о том, что ей довелось пережить сегодня вечером. Но теперь ей было не страшно. Почему-то сейчас она была уверена, что чужое прошлое ее больше не потревожит.
Ухнула сова, ей отозвалась другая. Дик еще пытался контролировать себя. Он сопротивлялся – глубоко в душе, – понимая, что должен это делать, но… Было слишком хорошо. Слишком.
Это происходило с ним впервые. Никогда еще Дик Манкузо не поступал наперекор собственному рассудку, а он сейчас вопил, орал в голос: «Отступись! Тебя ждут большие неприятности!»
Но аромат жасмина уже затуманивал голову, и прекраснейшая из женщин в его объятиях умирала от желания, а потому рассудок вместе с интуицией могли отправляться в преисподнюю. Сердце не признавало логики. Дик погибал и делал это с удовольствием.
Они самозабвенно целовались, когда над самыми их головами раздалось покашливание, после чего бодрый старушечий голос произнес с несколько наигранным восторгом:
– Мотель «Рай в шалаше» приветствует вас, дорогие… э-э… молодожены. Войдите под гостеприимный кров, и пусть шум большого города не потревожит ваши сны!
Дик и Морин отпрянули друг от друга, впрочем не размыкая объятий, и смущенно уставились на волшебное создание, стоявшее на крыльце с электрической лампой, стилизованной под керосиновую.
Хозяйка мотеля была бодрой, спортивной старушкой лет семидесяти с лишним. Именно такими старушками – подтянутыми, активными и любознательными – гордится Америка. Этих старушек можно встретить во всех уголках мира – обычно они заядлые туристки, к тому же наиболее настырные экскурсантки. Обычно именно они лучше любого румына осведомлены о биографии Влада Цепеша-Дракулы; знают, на какой именно улице жила возлюбленная Петрарки, а также сколько именно сокровищ инков, если считать в долларах, вывез на своих кораблях Кортес…
Миссис Дьюли – так звали персонально эту американскую гордость – свою активность обратила в бизнес и уже третий год содержала мотель «Рай в шалаше». К сожалению, все еще не был положительно решен вопрос с рекламой, потому что мистер Дьюли, в отличие от жены, был ленив и более склонен к садоводству, так что мотель не особенно процветал. Собственно, со дня открытия три года назад его посетила всего одна пара новобрачных – и тут же уехала, не успев зарегистрироваться, так как в мотеле, видите ли, не было выхода в Интернет, но миссис Дьюли не унывала. «Интернет молодожену не товарищ!» – думала она и продолжала свято верить, что удача ждет ее впереди.
Сегодня она совершенно случайно вышла на крыльцо – ей показалось, что что-то трещит. Вышла – и пожалуйста, вот они, голубчики! Если уж это не молодожены, то она и не знает, как они должны выглядеть.
Через пять минут Дик и Морин были вписаны в толстый гроссбух, снабжены громадным ключом с брелком в виде мигающего алого сердца и отправлены наверх. Скрипучая лестница пела под тяжестью трех пар ног, и Дик Манкузо неожиданно развеселился.
– У вас шикарная лестница, миссис Дьюли. Целый оркестр, честное слово. Если какой-нибудь грабитель вздумает незаметно проникнуть на второй этаж…
– То ему без труда это удастся, мой дорогой! Мистер Дьюли – прекрасный человек и труженик, мой муж, – но спит, как сурок. Глуховат. Весьма. Да, весьма. Что до меня, то все эти домашние заботы… А ведь я уже не так молода! Вот сколько мне, ну сколько?
– Я даю вам… шестьдесят пять!
– Ровно на десять лет вы промахнулись, мой дорогой! Мне семьдесят пять, можно сказать, уже семьдесят шесть. Конечно, мотель, прямо скажем, не ломится от постояльцев В ЭТО ВРЕМЯ ГОДА, но ведь содержать этот дом в порядке все равно приходится? Вот ваша комната. Отдыхайте, мои дорогие, и пусть вам приснятся самые лучшие сны! И еще раз напоминаю: здесь вы никого не разбудите, даже если вздумаете играть на трубе всю ночь. Мистер Дьюли, помимо глухоты, еще и храпит, так что я всегда пользуюсь затычками для ушей… как же их… Беруши! Отличное средство от бессонницы: стаканчик бренди на ночь, грелка в ноги, беруши в уши. Спокойной ночи!
Прихватив сковороду, она отправилась на кухню и поставила кипятиться воду для кофе. Еще через полчаса Рози выпила кофе и уже облачилась в свой розовый пеньюар, когда по дому раскатилась трель звонка. Глянув на старинные часы, Рози изумленно подняла брови, недоумевая, кто это может быть. Мэгги? Но если Рози все-таки правильно поняла то, что говорилось в записке, она появится только завтра. Впрочем, планы у нее могли поменяться, а ключ она могла забыть.
Будучи женщиной доверчивой, Рози смело прошлепала к двери, даже не подумав, что нужно сперва посмотреть в глазок, а потом уж открывать.
Не успела она откинуть щеколду, как дверь распахнулась, отшвырнув Рози к стенке. Она уже падала, когда сильные руки подхватили ее и поставили ровно, впрочем, через секунду уже сам спаситель валялся на полу, сраженный могучей оплеухой.
– Какого за ногу твоей бабушки бога душу хрена!.. Чико Пирелли?! Ты считаешь, именно так наносят визит даме?
– Видишь ли, душечка, мне очень нужно с тобой поговорить. А ты, между прочим, спрашивай сначала, кто там, а потом открывай. Да, кстати, и не расхаживай перед раскрытыми настежь окнами в одном белье. Это небезопасно. Ты выглядишь очень соблазнительно.
– Соблазнительно? Чико, ты уже большой мальчик, стыдно подсматривать за тетеньками. Даже статья есть против таких, как ты.
– Подсматривать? Вот уж никогда! Я честно и смело звонил в дверь и ждал, когда ты ответишь.
– А когда я открыла, влетел с размаху, как какой-нибудь налетчик!
– Я хотел преподать тебе урок, для твоей же безопасности. Голос свыше сказал мне: твой гражданский долг, Чико Пирелли, присматривать за этой женщиной, ведь она была наперсницей твоих детских игр и шалостей… Кстати, а почему это я должен оправдываться?
С этими словами Чико с притворным возмущением огляделся и с кряхтением поднялся на ноги. Рози хмыкнула.
– Никто тебе на этот вопрос не ответит, не зыркай по сторонам. А насчет голоса свыше – так я очень сомневаюсь, чтоб ты в жизни сделал хоть что-нибудь, заслуживающее одобрения небес.
– Боюсь, ты права, моя фея.
– Люблю мужчин, которые умеют признавать свои ошибки. Если скажешь честно, зачем пришел, пущу тебя на кухню и налью виски.
– С восторгом, чудесница, с восторгом. Буду краток: один человек влюбился в твою квартирантку, и я хочу знать, что ты собираешься предпринять по этому поводу.
Они дошли до кухни, и там Рози решила уточнить.
– Влюбился в кого? В лапочку Мэг? Ну разве этот один человек не умница?
– Не умница, не волнуйся. Умница – это я, а он даже еще не знает о том, что влюблен.
– А, ну ты-то у нас эксперт.
Рози решительно направилась к бару, и разноцветные бигуди заметались у нее на голове. Чико улыбнулся, но осторожно. Не хотелось бы, чтобы она выгнала его прямо сейчас. Ему здесь нравилось, и он еще не все выяснил.
– А почему бы мне не быть экспертом?
– Ладно. Но уж не Ромео – это точно.
– Ох! Ты ранила меня в самое сердце, жестокая и прекрасная дева.
– На случай, если ты не заметил: из возраста и состояния девы я вышла лет двадцать назад. Льсти мне про любые части тела, характер, прическу – но только не про возраст.
– А про какие конкретно части тела?
– Хочешь знать, негодник?
– Конечно!
– Перебьешься. Пей свою чашу яда. Выбирай.
И Рози широким жестом обвела ряд разноцветных бутылок на полке своего бара. Чико вздернул бровь.
– Знаешь, Рози, я как-то нервничаю от такого изобилия.
– Нервничаешь? Это хорошо. Я люблю, когда мужчины нервничают, в этом состоянии они становятся более внимательны к женщинам.
– О, я был очень внимателен. Когда ждал тебя под дверью и смотрел на тебя в окошечко – весь был один сплошной глаз!
– Ох, не на то ты смотришь, Пирелли.
– Не может быть, ведь я смотрю на тебя, Роза моя!
С этими словами Чико заключил Рози в объятия и поцеловал.
Через пару секунд Рози Каллаган отшатнулась от Чико Пирелли с пылающими щеками и схватилась за голову.
– О небо! Бигуди! Кошмар!
– А мне нравится. Веселенькие такие…
– Замолчи, соблазнитель!
– Ничего не могу с собой поделать. Редкое заболевание – возбуждаюсь при виде женщин в бигуди.
– О, сын ехидны и обмана! Ты нарочно это сделал, чтобы я размякла, как мороженое в полдень, и ты бы меня совратил.
– Вообще-то совращение намечалось на попозже, но начали мы неплохо.
Рози плотнее запахнулась в пеньюар и сказала уже нормальным голосом:
– Ладно, пей свой виски, говори, зачем пришел, и выметайся. Нет, видали! Совращение! Он думал, что я приглашу его в свою постель!
– А что, нет? Когда же я сделал промашку?
– Когда родился. Ты должен был сказать мне про бигуди, а потом уже целовать.
– Но ты в них очень симпатичная, а потом, если бы я сказал, ты бы выкинула меня из дома.
– Не исключено. Что ж, пожалуй, ты действительно разбираешься в женщинах.
– Значит, я могу остаться?
– Нет, ты, клоун! Но можешь попытаться в следующий раз. Так что там с этим человеком? И почему ты лезешь в его личную жизнь?
– К несчастью, это мой сотрудник, Рози.
– Командуй всем, что касается бизнеса, но не его сердцем и постелью. Ты не его духовник.
– Лучше бы я им был. Ты же прекрасно понимаешь, у МОИХ сотрудников нет личной жизни, все, абсолютно все, связанное со мной, находится под пристальным вниманием прессы – и моих политических противников.
Рози уселась напротив Чико и налила себе виски.
– Допустим. Ну и что плохого в том, что кто-то из твоих сотрудников влюбился в Мэгги? Ты-то с ней порвал! Насколько я понимаю!
– Список велик. Во-первых, он сделал это за моей спиной, кстати, еще не будучи уверенным, что я с ней порвал. Не гримасничай.
– Так ты скажи ему об этом! Кроме того, сердцу не прикажешь и сроков не поставишь. Увидел – влюбился, разве так не бывает?
– Только не с ним. Этот парень не узнает любовь, даже если она даст ему по голове… сковородкой.
– О! Мне уже интересно. Дело в том, что меня уже второй час разбирает любопытство, и связано это, ты будешь смеяться, тоже со сковородкой.
Чико чуть заметно поморщился, его рука непроизвольно потянулась к затылку. Рози с интересом смотрела на него.
– Видишь ли, иногда – особенно в сердечных вопросах – даже сковородка может стать решающим доводом.
– Чико, а если ты такой умный, чего ж ты до сих пор неженатый?
Голос Рози звучал ехидно, но в глазах была грусть. Чико усмехнулся, но веселья в его смехе тоже не было.
– А ты знаешь, сколько времени я потратил на то, чтобы стать умным? Дай поцелую?
– Отстань! Ты сказал, список длинный. Что следующее?
– Сама Мэгги. Мэгги Стар. Девушка, которую я лично, своими руками, собирался придушить без всякого сожаления и которую этот человек привез сюда и спрятал в твоем доме. А потом дал мне по башке сковородой и увез ее в неизвестном направлении.
– Мэгги – лапочка! И парень молоток!
– Согласен, но она лапочка, о которой никто ничего не знает. И Мэгги ли она вообще?
– У нас у всех есть секреты.
Лицо Чико вдруг стало суровым и жестким.
– Секреты в нашем кругу – это часовые бомбы. Роз, слушай меня. Я, Чико Пирелли, – один из самых опасных людей в этом городе. Тем не менее я вполне заслуживаю высоких постов, у меня есть силы и возможности пробиться к ним даже сквозь наши политические джунгли, упорно сопротивляющиеся этому. Я сам от всей души желаю себе победы, а еще я желаю счастья… моему другу Дику, и в то же время я не хочу, чтобы он влюбился безоглядно в женщину, которая одним махом может разрушить всю мою, а значит, и его жизнь. В конце концов, в мире есть много прекрасных женщин. Выбрать можно…
– Так это Дик Манкузо… Собственно, можно было и догадаться. – Рози тяжело вздохнула.
Чико посмотрел на нее испытующе.
– Я вижу, в душе ты со мной согласна. Говори, Роз Каллаган, знавшая меня и Дика сопливыми пацанами.
Рози мрачно покачала головой, словно не решаясь заговорить, но через мгновение медленно протянула:
– Мэгги плохая лгунья, и ее тайна горит у нее на лбу, словно алая буква. Что она скрывает? Я могу руку дать на отсечение, она никакая не стриптизерка. Она тебе что-нибудь рассказывала о своем прошлом?
– Она не хотела говорить. Я не настаивал. Упоминала, что была однажды помолвлена. Что не любила жениха. Это все. Почему он ее увез?
– Возможно, она рассказала обо всем Дику. Больше, чем тебе и мне, понимаешь? И он, прекрасно зная тебя, вдруг говорит: «О господи! Ты представь, Мэгги, а если об этом узнает Чико?! Тебя же просто убьют! Всего один пьяный водитель. Или пуля…»
– Ты не слишком драматизируешь, красивая?
– Прости, малыш, но я уж напрямик. Криминал всегда тяготел к театру. Здесь любят дешевые сценические эффекты. Впрочем, ты прав. Ты-то нормальный человек! Обойдемся без эффектов. Кстати, ты – ХОРОШИЙ нормальный человек.
Чико поднялся и поцеловал Рози руку долгим, проникновенным поцелуем.
– Поскакал я домой на своем белом коне, весь такой хороший! А то ты еще передумаешь и скажешь, что я гад.
– Скачи.
– Роз… А тебе Мэгги не называла имя своего жениха?
– Что-то такое… типа Болинзон? Либензон? Олафссон? Карлсон? Что-тоЗон или Что-тоСон… А, вспомнила! Кранц!
– Рози, я тебя обожаю. Это гениально. И я еще докажу тебе, что и мафиози любить умеют!
– Иди! Балабол…
Некоторое время она провела в забытьи, но постепенно сознание вернулось, и Морин вдруг сообразила, что она сидит практически на коленях у Дика. То есть даже и не на коленях, а… Румянец вернулся на бледные щеки, и она начала торопливо отползать, но Дик железной рукой вернул ее на место.
– Сиди. Мы сейчас подъедем к мотелю.
Но ехать пришлось еще с четверть часа, и к этому времени Морин окончательно потеряла голову. Ее руки вновь обвились вокруг шеи Дика, ноги лежали у него на бедрах, а все тело изнывало от желания. Она старалась не смотреть ему в лицо, но это было невозможно, и постепенно она растворилась в этих зеленых глазах, превратилась в желе, забыла свое имя…
Дик остановил мотоцикл у дверей маленького мотеля и наконец-то притянул ее к себе. Морин с облегчением встретила его губы и ответила на поцелуй так, как и хотела на самом деле ответить – со страстью и жаром изголодавшейся и влюбленной женщины. Сомнений не осталось. Они с Диком становились единым целым, и она понимала, что никогда в жизни еще не испытывала такого полного доверия, такого спокойствия, такого блаженства.
На краю сознания промелькнуло воспоминание о том, что ей довелось пережить сегодня вечером. Но теперь ей было не страшно. Почему-то сейчас она была уверена, что чужое прошлое ее больше не потревожит.
Ухнула сова, ей отозвалась другая. Дик еще пытался контролировать себя. Он сопротивлялся – глубоко в душе, – понимая, что должен это делать, но… Было слишком хорошо. Слишком.
Это происходило с ним впервые. Никогда еще Дик Манкузо не поступал наперекор собственному рассудку, а он сейчас вопил, орал в голос: «Отступись! Тебя ждут большие неприятности!»
Но аромат жасмина уже затуманивал голову, и прекраснейшая из женщин в его объятиях умирала от желания, а потому рассудок вместе с интуицией могли отправляться в преисподнюю. Сердце не признавало логики. Дик погибал и делал это с удовольствием.
Они самозабвенно целовались, когда над самыми их головами раздалось покашливание, после чего бодрый старушечий голос произнес с несколько наигранным восторгом:
– Мотель «Рай в шалаше» приветствует вас, дорогие… э-э… молодожены. Войдите под гостеприимный кров, и пусть шум большого города не потревожит ваши сны!
Дик и Морин отпрянули друг от друга, впрочем не размыкая объятий, и смущенно уставились на волшебное создание, стоявшее на крыльце с электрической лампой, стилизованной под керосиновую.
Хозяйка мотеля была бодрой, спортивной старушкой лет семидесяти с лишним. Именно такими старушками – подтянутыми, активными и любознательными – гордится Америка. Этих старушек можно встретить во всех уголках мира – обычно они заядлые туристки, к тому же наиболее настырные экскурсантки. Обычно именно они лучше любого румына осведомлены о биографии Влада Цепеша-Дракулы; знают, на какой именно улице жила возлюбленная Петрарки, а также сколько именно сокровищ инков, если считать в долларах, вывез на своих кораблях Кортес…
Миссис Дьюли – так звали персонально эту американскую гордость – свою активность обратила в бизнес и уже третий год содержала мотель «Рай в шалаше». К сожалению, все еще не был положительно решен вопрос с рекламой, потому что мистер Дьюли, в отличие от жены, был ленив и более склонен к садоводству, так что мотель не особенно процветал. Собственно, со дня открытия три года назад его посетила всего одна пара новобрачных – и тут же уехала, не успев зарегистрироваться, так как в мотеле, видите ли, не было выхода в Интернет, но миссис Дьюли не унывала. «Интернет молодожену не товарищ!» – думала она и продолжала свято верить, что удача ждет ее впереди.
Сегодня она совершенно случайно вышла на крыльцо – ей показалось, что что-то трещит. Вышла – и пожалуйста, вот они, голубчики! Если уж это не молодожены, то она и не знает, как они должны выглядеть.
Через пять минут Дик и Морин были вписаны в толстый гроссбух, снабжены громадным ключом с брелком в виде мигающего алого сердца и отправлены наверх. Скрипучая лестница пела под тяжестью трех пар ног, и Дик Манкузо неожиданно развеселился.
– У вас шикарная лестница, миссис Дьюли. Целый оркестр, честное слово. Если какой-нибудь грабитель вздумает незаметно проникнуть на второй этаж…
– То ему без труда это удастся, мой дорогой! Мистер Дьюли – прекрасный человек и труженик, мой муж, – но спит, как сурок. Глуховат. Весьма. Да, весьма. Что до меня, то все эти домашние заботы… А ведь я уже не так молода! Вот сколько мне, ну сколько?
– Я даю вам… шестьдесят пять!
– Ровно на десять лет вы промахнулись, мой дорогой! Мне семьдесят пять, можно сказать, уже семьдесят шесть. Конечно, мотель, прямо скажем, не ломится от постояльцев В ЭТО ВРЕМЯ ГОДА, но ведь содержать этот дом в порядке все равно приходится? Вот ваша комната. Отдыхайте, мои дорогие, и пусть вам приснятся самые лучшие сны! И еще раз напоминаю: здесь вы никого не разбудите, даже если вздумаете играть на трубе всю ночь. Мистер Дьюли, помимо глухоты, еще и храпит, так что я всегда пользуюсь затычками для ушей… как же их… Беруши! Отличное средство от бессонницы: стаканчик бренди на ночь, грелка в ноги, беруши в уши. Спокойной ночи!
9
Некоторое время после ухода доброй старушки в комнате царила тишина. Потом Дик решительно повернулся и выключил свет. Морин зябко обхватила себя за плечи, но Дик подошел к ней вплотную и мягко отвел ее руки в стороны.
– Ты боишься меня, девочка?
– Нет. Не тебя. Себя.
– Не бойся, Морин. И Мэгги тоже.
– Не называй меня так!
– Не хочешь вспоминать прошлое? Не будем. Нет никакой Мэгги Стар. И не было никогда.
– Ох, что ты! Есть. Только это не я.
– Конечно, не ты. Мэгги Стар – звезда стриптиза и любовница гангстера. Мэгги Стар ни за какие пряники не остановится в крошечном отеле посреди леса…
– Остановится, еще как! И вовсе она не звезда стриптиза, она просто хорошо танцует. Стриптиз – это ведь не всегда бордель?
– Не обижайся, сладкая. Просто я злюсь, когда вспоминаю… что и у тебя тоже есть свое прошлое.
– Нет у меня никакого прошлого, Дик. Только настоящее. И в нем ты.
И она сама поцеловала его, а потом еще и еще…
Он раздевал ее осторожно, едва касаясь точеных плеч и тонких рук. Вечернее солнце било сквозь мечущиеся на ветру листья, сквозь кружево занавесок, и облик женщины мерцал, подрагивал, растворялся в медовой дымке… Это было странное ощущение. Нежная, атласная кожа ее была прохладной, но обжигала пальцы… Он привлек ее к себе, узнавая, изучая и постигая. Не глазами – потому что не мог отвести взгляда от шоколадных очей. Кожей. Телом. Душой… Он целовал ее жарко и упоенно, пил ее дыхание, ловя губами глухой стон, и она отвечала ему с той же страстью…
А потом они совсем раздели друг друга и оказались на широченной кровати, которая тоже оказалась скрипучей, как и лестница, и когда ритмичный скрип стал невыносимым, Дик скатился на пол, прижимая к себе Морин, а потом с глухим рычанием отстранился от нее и взвыл:
– Да будь оно все проклято! Ведь он же отказался от нее!
Она замерла, не в силах ни продолжать, ни остановиться. А потом кивнула, облизала пересохшие губы и неожиданно улыбнулась.
– Я поняла. Дик, послушай… Ведь Чико…
– Не произноси его имени!
– Нет, буду! Иначе ничего у нас не выйдет. Ты только не рычи. Послушай. А если… если я тебе поклянусь, что у меня и Чико Пирелли ничего не было?
Дик грустно посмотрел на нее и усмехнулся жалобно и по-детски.
– Я поверю тебе, золотая. Поверю.
Она смотрела на него во все глаза, на первого в своей жизни обнаженного мужчину, такого прекрасного, такого… своего! И улыбалась, идиотка, прямо до ушей.
– Дик… Иди ко мне. И я докажу, что это чистая правда…
А потом был бешеный танец сердец, шум прибоя в ушах, грохот кипящей лавы в крови, удивительная легкость во всем теле и веселый ужас перед неизведанным… Короткий и счастливый стон, отразившийся от потолка, ставшего бездонным небом, – и тьма, полная шорохов, стонов и звуков, понятных только двоим.
– Ты боишься меня, девочка?
– Нет. Не тебя. Себя.
– Не бойся, Морин. И Мэгги тоже.
– Не называй меня так!
– Не хочешь вспоминать прошлое? Не будем. Нет никакой Мэгги Стар. И не было никогда.
– Ох, что ты! Есть. Только это не я.
– Конечно, не ты. Мэгги Стар – звезда стриптиза и любовница гангстера. Мэгги Стар ни за какие пряники не остановится в крошечном отеле посреди леса…
– Остановится, еще как! И вовсе она не звезда стриптиза, она просто хорошо танцует. Стриптиз – это ведь не всегда бордель?
– Не обижайся, сладкая. Просто я злюсь, когда вспоминаю… что и у тебя тоже есть свое прошлое.
– Нет у меня никакого прошлого, Дик. Только настоящее. И в нем ты.
И она сама поцеловала его, а потом еще и еще…
Он раздевал ее осторожно, едва касаясь точеных плеч и тонких рук. Вечернее солнце било сквозь мечущиеся на ветру листья, сквозь кружево занавесок, и облик женщины мерцал, подрагивал, растворялся в медовой дымке… Это было странное ощущение. Нежная, атласная кожа ее была прохладной, но обжигала пальцы… Он привлек ее к себе, узнавая, изучая и постигая. Не глазами – потому что не мог отвести взгляда от шоколадных очей. Кожей. Телом. Душой… Он целовал ее жарко и упоенно, пил ее дыхание, ловя губами глухой стон, и она отвечала ему с той же страстью…
А потом они совсем раздели друг друга и оказались на широченной кровати, которая тоже оказалась скрипучей, как и лестница, и когда ритмичный скрип стал невыносимым, Дик скатился на пол, прижимая к себе Морин, а потом с глухим рычанием отстранился от нее и взвыл:
– Да будь оно все проклято! Ведь он же отказался от нее!
Она замерла, не в силах ни продолжать, ни остановиться. А потом кивнула, облизала пересохшие губы и неожиданно улыбнулась.
– Я поняла. Дик, послушай… Ведь Чико…
– Не произноси его имени!
– Нет, буду! Иначе ничего у нас не выйдет. Ты только не рычи. Послушай. А если… если я тебе поклянусь, что у меня и Чико Пирелли ничего не было?
Дик грустно посмотрел на нее и усмехнулся жалобно и по-детски.
– Я поверю тебе, золотая. Поверю.
Она смотрела на него во все глаза, на первого в своей жизни обнаженного мужчину, такого прекрасного, такого… своего! И улыбалась, идиотка, прямо до ушей.
– Дик… Иди ко мне. И я докажу, что это чистая правда…
А потом был бешеный танец сердец, шум прибоя в ушах, грохот кипящей лавы в крови, удивительная легкость во всем теле и веселый ужас перед неизведанным… Короткий и счастливый стон, отразившийся от потолка, ставшего бездонным небом, – и тьма, полная шорохов, стонов и звуков, понятных только двоим.