Мэйджер Энн. Дикий мед

   — Знаю гораздо больше, чем вы думаете. — Хани начинала заводиться. — Все боятся мистера Камерона. Даже… — Она смолкла, слегка дрожа и, наверное, сознавая, что его сильное тело приблизилось.
   Она скользнула взглядом по его разъяренному лицу. — Даже молодцы, похожие на вас.
   — Попытки манипулировать мной обречены.
   Солнечный свет озарил ее спутанные волосы.
   Ее сжатые губы опять расплылись в обворожительной улыбке.
   Он сделал глубокий вдох.
   — Хани, вы пытаетесь прыгнуть выше головы.
   От ее вызывающей улыбки участился пульс. Он собрался сказать что-то дерзкое, но почувствовал, что не может.
   В ней определенно есть что-то особенное.
   Ее язык скользнул по пересохшим губам. Она отстранилась от него, мотнула головой.
   — Мы могли бы быть настоящими врагами. Непослушная прядь коснулась щеки, Он задержал дыхание, неотрывно глядя на ее губы.
   — Детка, если ты такая хорошенькая, то беги отсюда.
   — Я иногда делаю тупости. Но у меня здесь работа.
   Он надвинулся на нее.
   Она сделала неуверенный шаг прочь. Затем стремительно бросилась с крыльца.
   Но Джошуа оказался проворнее.
   Схватил ее за талию, всем телом прижал к стене, захватив ее руки и лишая возможности освободиться.
   Он дерзко поднял ее подбородок и впился глазами: вот эта ее кипучесть и подогревала. С силой прижал к себе. Ее груди распластались, бедра оказались в плену его ног. Его обуяло желание подчинить Хани. Всякое движение ее тела лишь разжигало удовольствие и делало его еще более дерзким.
   Но мягким голосом он произнес:
   — Хани… Хани, я не сделаю тебе больно.
   Она замерла.
   Всепоглощающая тишина, казалось, окутала их. Ее поникшее лицо выражало полную безнадежность. Он тоже был слишком переполнен подступившим чувством глубокого отчаяния. Инстинкт подсказывал каждому, что они готовы пропасть. И все же каждый надеялся спастись.
   Напряженно, затаив дыхание, она вглядывалась в него. Он убрал волосы с ее шеи. Затем его грубые сильные пальцы стали поглаживать ее кожу: бледную щеку, нежный изгиб шеи…
   — Я впервые встречаю такую, как ты.
   Словно загипнотизированная, Хани смотрела, как приближались его губы. Вот он коснулся ее рта и почувствовал, как она подалась к нему. Он глубже впился в ее губы, а ее руки стали медленно обвивать его шею, потом ноготки неохотно переместились на мускулистую спину, она прильнула к нему. Его язык скользнул между губ, и она не сопротивлялась. Ее нежный рот был влажным и аппетитным.
   Она воплощала все, что он мог вообразить, и даже больше, — очень живая и трогательно-наивная.
   От одного поцелуя кровь закипала в его жилах.
   Больше всего ему хотелось отнести ее в дом, раздеть и поласкать на том самом зеленом покрывале. Он живо представил, как ее затвердевшие соски противостоят его губам. Он знал, что она окажется сладкой, получше тех костлявых красоток, которые шли у него чередой уже несколько лет.
   Но, хотя каждая клеточка его существа желала обладать ею, он ослабил объятия и отпустил ее.
   Определенно он чувствует себя с ней по-другому.
   Добрый. Мягкий. Он глубоко вдохнул и медленно, прерывисто выдохнул. Что с ним происходит?
   Слишком ослабевшая, она села, прислонившись к стене, и засмеялась как-то нервно, немного истерично.
   — Это называется: животный инстинкт. Я.., я знаю, что вы, должно быть, обо мне думаете. Что и всякий мужчина.., но такой, как вы, особенно.
   — Мужчина, как я… — Он почувствовал подступающее недовольство и раздражение. Недовольство ею. Недовольство Нелл, которая, очевидно, тщательно прополоскала мозги новой домоправительнице. Впервые, кажется, он сожалел о своей негодной репутации. — Сомневаюсь, что вы все правильно поняли.
   — Со мной раньше такого не случалось.
   — И со мной, — заметил он холодно.
   На ее золотистой коже играли блики заходящего солнца. Он взглянул на ее пухлые губы и, невзирая на раздражение, почувствовал к ним непреодолимую тягу.
   Он захотел опять попробовать ее на вкус, и.., не только губы. Ему хотелось ее объятий. Однако она не из тех женщин, которые с легкостью предаются страсти. В ней было нечто такое душевное, неиспорченное, что даже он, искушенный в жизни и познавший многих женщин, не хотел ее обижать.
   — Мне бы не хотелось повторить то, что произошло.
   — И мне. — Он взъерошил пальцами черные волосы, упавшие до бровей. — Милая, если вы ранимы, то держитесь от меня подальше.
   — Потому что у вас дурные намерения?
   — Для вас опасно жить.., неподалеку от меня. Я обычно добиваюсь того, чего хочу. А я хочу вас, Хани Родригес. Однако вы не в моем вкусе, и мой интерес к вам, видимо, продержится недолго.
   Неподдельная боль, а потом испуг отразились на ее лице.
   — Сожалею, что задержала вас.
   — Я задержался с удовольствием, Хани, — он по-волчьи улыбнулся.
   Они вместе поднялись по деревянным ступенькам.
   И Джошуа опять сделал невообразимую вещь.
   Он никогда не доверял никому своих личных проблем. Но с ней все было иначе.
   — Мою дочь исключили из частной школы за дерзкое поведение.
   — Подростки обычно дерзят.
   — Да, я был так доволен, что она поступила в классическую школу. А когда она сообщила об исключении, мне хотелось свернуть ей шею.
   Хани улыбнулась ему, страх исчез.
   — Ну, это нормальная реакция. Но не нужно ее наказывать. Будьте снисходительны. Попытайтесь понять причину ее поступка. Возможно, она хотела привлечь к себе ваше внимание.
   Они дошли до машины. Джошуа открыл дверцу, и она села.
   — Боюсь, что по части снисходительности я мало преуспею. У меня было суровое детство. С дочерью я, конечно, провожу мало времени. Вы, наверное, ладите с детьми?
   — По-разному бывает.
   — Я вырос на улице. Ей же отдаю все, а вместо благодарности она бунтует.
   — Просто нормальный подросток. Не оставляйте ее без внимания, мистер Камерон. Это главное.
   — Ну, вниманием-то я ее не обделяю. И не отступаю от задуманного.
   Она завела машину.
   — Так вы последуете моему совету держаться от меня подальше? — Он взял ее руку, втайне догадываясь, что этого не следовало бы делать.
   Трудно было понять, что она думала в тот момент.
   — До свидания, мистер Камерон.
   — Джошуа, — прошептал он.
   — Джошуа, — повторила она нежно и немного с вызовом.
   И высказать нельзя, что он почувствовал при этом. Он наклонился и поцеловал ее в губы. Попытка оттолкнуть его была решительно пресечена.
   Его поцелуй был нежным, мягким, властным, и, когда он оторвал губы, непонятный испуг охватил обоих.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

   Джошуа медленно встал из-за стола и подошел к окну кабинета. Где-то внизу как завороженный замер город. Он наблюдал, как по улицам суетливо пробегали машины, как терялся в дымке тумана мост «Золотые Ворота». Посмотрев на разбросанные по бухте парусные лодки, он подумал, что неплохо было бы и ему отдохнуть на воде. Захотелось ощутить обжигающую прохладу ветра, вдохнуть аромат моря. Невозможно — он никогда не отрывался от дел в середине недели.
   Он — заложник в своей стеклянной клетке, он больше не принадлежит себе. Пальцы нырнули в волосы. Уже пролетела неделя после встречи с Хани Родригес.
   Ему не довелось ее увидеть. Она избегала его, будто чумного; вела себя так, как он советовал.
   Черт! Почему она не выходит у него из головы?
   Почему он до сих пор помнит запах ее духов? Помнит вкус поцелуя. Почему ее обворожительная, дерзкая улыбка продолжает его преследовать? Почему он не может работать с прежней отдачей, с прежней энергией? Следует наконец-то продумать все возможные убытки в связи с бразильским проектом. Операция по скупке акций Уатта тоже пока застопорилась. Только сегодня он узнал, что жена Хантера предприняла отчаянную попытку, чтобы приостановить распродажу пакета акций.
   Его собственная дочь Хитер добавляла ему проблем, не считаясь с его свободным временем. Она стала еще более несносной с тех пор, как Моника покинула их. Если она не брюзжала по каждому поводу, то все время пыталась ему противоречить.
   Джошуа не хотелось думать о дочери. Он опять подошел к письменному столу и попытался сосредоточиться на работе. Когда пробило семь, он, невзирая на то что оставались дела, захлопнул папку с бумагами и отправился домой.
   В кухонной раковине он обнаружил куски сандвича: не потрудилась за собой прибрать. Он наскоро поужинал, поднялся в свой кабинет, вновь раскрыл папку и углубился в документы. Он, кажется, начал вникать в суть дела, когда из-за двери послышался приглушенный голос Хитер, и он вынужден был прерваться.
   — Я знаю, отец, что не нужна тебе здесь.
   Он взглянул. Одета слишком мрачно — объемная черная рубаха и черные шорты. Он терпеть не мог, когда дети одеты в черное. Ее печальные голубые глаза блестели и казались огромными, на лице — какие-то красные пятна. Светлые волосы в беспорядке, вернее, собраны в нескладную косичку. Она была в той поре, когда фигура еще не сложилась: худая, угловатая, с длинными ногами. В ней только-только проглядывала будущая женщина. Она не знала, что с собой делать, а он не знал, что посоветовать.
   Ей нужна была мать, чтобы помочь в выборе одежды, чтобы научить красиво причесываться.
   Да мало ли для чего еще.
   — Я знаю, пап, ты не любишь, когда тебе мешают.
   Зачем повторять, когда и так ясно. Он нервно сжал карандаш.
   — Я сел поработать, Хитер, — он пытался держаться спокойно.
   У нее дрожала нижняя губа.
   — Я знаю, что всегда тебе помеха.
   А что ей на это ответить? Сказать, что это так, он не может, поэтому лучше промолчать.
   — Когда мама от нас уехала, я почувствовала себя очень плохо, одиноко.
   Он насупился. Он тоже чувствовал себя одиноко. И вряд ли смирился с тем, что произошло. Джошуа отложил карандаш и взъерошил волосы.
   — Почему мама оставила меня и родила другого ребенка? Почему не хочет, чтобы я к ней приезжала?
   Дьявол, она ушла к другому!
   Прозвучавшие вопросы всколыхнули чувство ненависти к Монике. Пальцами он растирал затылок.
   — Папа…
   — Ради всего святого, не расспрашивай меня о матери.
   — Ты когда-нибудь любил ее, папа?
   Он вовсе не собирался ворошить прошлое. Сермяжная правда состояла в том, что он женился на Монике из-за ребенка и связей. Конечно, он пытался сделать их брак сносным. Моника была избалована, ставила себя выше парнишки из бедного пригорода. Ей интересно было обольщать его, но она не сомневалась, что в любом случае женит его на себе. Она забеременела задолго до того, как они поняли, чем это обернется.
   Она никак не могла взять в толк, ради чего он так самоотверженно работает, когда у нее достаточно денег. Не сходясь во многом, они смотрели в разные стороны. В конце концов Моника ушла от него.
   — Я ухожу от тебя, потому что нашла человека, подобающего мне, — бросила Моника, захлопывая кейс и открывая дверь гаража. — Ты так и остался бедным накопителем, не поняв, что за деньги не купить принадлежность к аристократическому классу…
   Когда Хитер осторожно ступила на балкон, Джошуа вздрогнул и вернулся к действительности.
   Несколько расслабил руки. Моника ушла и не собирается возвращаться. У нее теперь новая семья.
   Он повернулся к Хитер. Ему хотелось одного — забыть Монику. И еще — спокойствия.
   Но дочь не унималась:
   — Почему мама ушла от нас, отец?
   — Какого черта? Не дави на меня!
   Ее юное несчастное личико нахмурилось.
   — Почему? — Она умоляла ответить ей.
   — Из-за меня. Она считала, что от меня по-прежнему воняет зловонной канавой, в которой я вырос.
   — Она не такая.
   — Если не нравятся мои ответы, не задавай вопросы.
   — Ты всегда причиняешь мне боль, — прошептала она, — всегда.
   Не дождавшись ни звука, она зарыдала и отскочила от него, как от чудовища.
   — Хитер…
   Не оборачиваясь, она устремилась к темнеющей винтовой лестнице. Шаги стихли где-то внизу.
   Как нельзя кстати он вспомнил о Хани Родригес. Уж она бы, наверное, нашла нужные слова для взаимопонимания.
   К черту Хани Родригес! Она избегает его. Подойдя к столу, он вновь уткнулся в документы. К чему лукавить, ему хотелось еще раз повидаться с Хани.
   Приглушенный смех донесся откуда-то со стороны сада, и Джошуа взглянул вниз. Парочка влюбленных нежно обнималась на Филберт-Степс в тени пальмы. При виде их он почувствовал себя еще более одиноким среди сотен тысяч жителей этого города. Когда он оторвал взгляд от парочки, то заметил свет в квартире, где жила Хани.
   Ему захотелось позвонить ей, услышать голос, поговорить — хотя бы еще разок.
   Он судорожно сжал телефонную трубку. Потом положил ее в гнездо аппарата и достал из ящика стола тонкую черную книжечку. Вместо Хани он позвонил Симоне и попросил ее приехать вечером следующего дня, в надежде, что это поможет ему забыть о женщине, которую он действительно хочет.
   Встреча с Симоной была последней безрадостной точкой в конце безотрадной, тяжелой недели.
   Вместо того чтобы уложить в постель, Джошуа отвез ее домой сразу после ужина. На следующее утро он отослал ей дорогостоящий подарок: в черный бархатный футлярчик, где было ожерелье, он вложил карточку со словами прощания и решительно защелкнул крышку.
   Симона позвонила тотчас, как получила драгоценность.
   Но не затем, чтобы поблагодарить.
   — Кто эта счастливая девчонка? — голос был приглушенный, озадаченный.
   — Моя дочь вернулась домой.
   — Ну, дочь здесь ни при чем. Ты стал другим.
   — В каком смысле?
   Она грубовато засмеялась.
   — Ты не так уверен в себе. Возможно, дружок, на этот раз ты встретил кого-то себе под стать. Мне бы хотелось ее повидать…
   В темном костюме со скромным галстуком Джошуа прошел в свой офис. Ему хотелось двигаться быстро, чтобы его не останавливали. Не стоило ворошить прошлое, тем более думать о женщине, которая совсем ему не подходила.
   Он нетерпеливо взглянул на часы. Должна была состояться встреча с Миднайтом, на которой они предполагали обсудить реальные шаги по приобретению акций Уатта. Но Миднайт запаздывал. Наконец он появился.
   — Ты опоздал.
   — Меня оштрафовали. Коп прочитал мне целую лекцию. Потом еще нужно было заехать в отель. — Миднайт расстегнул молнию на черной кожаной куртке и бросил ее на стул. Он сделал знак стоявшему в дверях юноше лет девятнадцати. — Входи, малыш. Пропусти мимо ушей то, что слышал: мистер Камерон, очевидно, позавтракал, поэтому живьем тебя не съест.
   — Спасибо, что одернул, Миднайт, — нахмурился Джошуа.
   Миднайт опять махнул парню.
   — Всегда к твоим услугам. Малыш, входи.
   Оробевший паренек позади Миднайта был темноволос, худощав. Старые потрепанные джинсы, видавшие виды башмаки. Он двигался несколько скованно, как многие его сверстники из бедных районов: голову нагнул, руки непривычно вынул из карманов. Глаза, казалось, были старше лица.
   — Познакомьтесь — Тито Паскаль, — сказал Миднайт.
   Тито неуклюже помялся, свесил голову и уставился на рваные шнурки. Под левым глазом у него был неприглядный желтый синяк. Губа поцарапана и припухла.
   — Зачем он мне нужен? — Однако Джошуа был все же заинтригован.
   — Он работает на нас, и работает ничуть не хуже, чем лучший сварщик. Он из тех, кто жил с нами по соседству.
   — Воспоминания о старых соседях вряд ли согреют мне душу.
   — Да? А что же согреет? — Миднайт сдержанно улыбнулся.
   — Миднайт, кончай водить меня за нос. Что здесь происходит?
   — Тито хотел бы взять отпуск на несколько дней.
   У него больна мать.
   Джошуа изучающе взглянул на черноглазого парня с припухшей губой.
   — Ты же знаешь мои правила, Миднайт. Я занимаюсь бизнесом, а не благотворительностью.
   — Речь идет о жизни и смерти. Клянусь вам, мистер Камерон, мне нужно всего два дня. Я люблю свою работу. Мне нужна работа. Я не могу ее лишиться. Моя мать…
   Джошуа подался вперед.
   — Негоже врать про мать, парень, если хочешь чего-то добиться. Ты подрался. У тебя проблемы.
   — Наверно, вы так долго живете в довольстве, что уже забыли, как это — быть бедным.
   Джошуа побледнел, напрягся, отвернулся, всячески противясь угнетающему чувству беспомощности. Он ощущал ненависть этого юноши.
   — Нет, — тихо ответил он, — я не забыл.
   — Мистер Камерон, — голос юноши был полон решимости и звучал с отчаянием, — мне необходимо всего два дня, чтобы подыскать для матери новое жилье. Мой отчим избил ее до полусмерти.
   Она ужасно выглядит. Отчим забрал все, что у нас было нажито, сказал, что вернется с ружьем. Мне нужно остановить его.
   Джошуа повернулся на стуле лицом к пришедшему.
   — О'кей, парень. Ты уберешься отсюда, если я предоставлю тебе два дня отпуска и дам денег, чтобы ты не наделал глупостей? — Джошуа вытащил из кармана чековую книжку, выписал чек и расписался. — Это взаймы, не благотворительность.
   Парень взял чек и вгляделся в сумму. В глазах зажглась надежда и какая-то неистовая готовность.
   — Я обязательно отдам.
   — С процентами. Но пусть сейчас эта сумма выручит тебя.
   Миднайт наблюдал, как, пятясь, парень вышел из комнаты. Затем с удовлетворенным видом повернулся к Камерону.
   Джошуа заговорил первым:
   — Найди его отчима и привези ко мне.
   — Непременно. — Миднайт разулыбался.
   — Чем это ты так доволен, Миднайт?
   — Тебе видней.
   — Он пришел к тебе за помощью, не так ли? К тебе ведь часто приходят с просьбой разрешить проблемы, потому что для них ты тоже работодатель. Почему ты сам не помог? Почему привел его ко мне?
   — Я хотел увидеть твою реакцию. Ты стал другим с некоторых пор…
   — Есть, однако, причина — одна женщина не выходит у меня из головы.
   — Прекрасно.
   — Ужасно!
   — Кто же она?
   — Рыжеволосая соседка. Новая домоправительница Нелл. Но все, с этим покончено. — Джошуа сделал резкий вдох. — Да у нас ничего и не было, она не в моем вкусе.
   — Позвони ей, Джошуа.
   — Ни за что!
   — Тогда дай мне ее телефон, я позвоню. Я не такой сноб, как ты, когда речь заходит о женщинах.
   — Изволь держаться от нее подальше!
   — Ну, по всему видно, у вас еще ничего не закончилось, босс, — сказал вкрадчиво Миднайт. — Тут и сомнений нет. Я ставлю пятьдесят против одного, что она растопит твое сердце быстрее, чем растает вот этот лед.
   — Иди ты к дьяволу!
   Как всегда, Миднайт остался при своем мнении. Ухмыльнувшись, он схватил куртку и накинул ее на плечи.
   — Позвони ей.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

   Хани с трудом верила в то, что Фун Лю действительно возьмет с нее за ремонт пятьсот долларов.
   — Фун Лю, пожалуйста, нельзя ли как-то удешевить ремонт?
   — Тогда вы останетесь без машины.
   Ее красноголовый попугай Эмералд тут же начал пританцовывать на жердочке, повторяя: «Останетесь без машины, останетесь без машины».
   Хани наклонилась к неугомонной птице и ноготком постучала по клетке.
   — Эй, потише там. — Она произнесла это голосом школьной учительницы.
   На минуту Эмералд умолк, важно передвигаясь по жердочке.
   Фун Лю вынырнул из-под машины.
   — Так мне начинать ремонт?
   Она внезапно остановилась, открыла сумочку и достала чековую книжку, чтобы еще раз прикинуть свои финансовые возможности. Из сумочки выпал журнал с фотографией Джошуа. Легкий трепет пробежал по телу, когда она внимательно взглянула на эти бесстрастные голубые глаза.
   Кончиками пальцев она провела по его губам.
   Затем прерывисто вздохнула, свернула журнал, сунула обратно в сумочку. Она так разволновалась, что забыла посмотреть в чековую книжку.
   — О'кей, Фун Лю, начинайте ремонт.
   Он довольно улыбнулся.
   Ей придется оплатить ремонт. Эта мысль ее угнетала, но не больше, чем воспоминания о Джошуа.
   Господи боже мой! Все оказалось хуже, чем она предполагала. Да, она, конечно, сглупила, но все, связанное с ним, влекло неудержимо: и его суровость, и его мягкость. Один сердитый поцелуй — и ей уже навсегда захотелось остаться в его объятиях.
   Он использует женщин, и она втайне желает стать одной из его жертв. Спасти своего отца она может, только рискуя собой.
   Ее тревожные раздумья прервал треск мотороллера Марио, которого она просила заехать за ней.
   Хани встала на бордюрный камень и помахала.
   Резко затормозив в дюйме от нее, мотороллер взвил клубы пыли и обрывки бумаги. Перепуганная птица забеспокоилась в клетке.
   Две проходившие мимо девушки в мини-юбках явно заинтересовались подъехавшим.
   Марио был очень симпатичным, унаследовав все лучшее от матери-итальянки. Кожа оливкового цвета, белоснежная улыбка, темные курчавые волосы. Он прекрасно сознавал, что производит неизгладимое впечатление на своих сверстниц.
   — Извини за опоздание. Я останавливался, чтобы кое-что тебе купить. — Он расстегнул молнию на кожаной куртке и вытащил надорванный бумажный пакетик. — Хочешь есть?
   Когда он протянул свежие поджаренные хлебцы, она поняла, что ужасно голодна.
   — Сегодня ходил на занятия?
   Вдруг надувшись, он потупился.
   — На все, кроме английского.
   — Марио! Ну что мне с тобой делать? Надо быть ответственней. — И тут она по-матерински отчитала его. И в который раз! Правда, Хани стремилась быть ненавязчивой. — Благодарю за лакомство и за то, что спешил. Теперь же тебе придется ехать медленно из-за Эмералда.
   Марио подал ей шлем.
   — И конечно, из-за тебя. Сегодня вечером мне опять придется припарковаться внизу и карабкаться вверх по лестнице?
   При мысли, что они могут встретиться с Джошуа, ее передернуло, однако она смело уселась позади Марио. В одну руку взяла сумочку и клетку с птицей, другой — обхватила талию Марио.
   — Нет. — Она закусила губу. — Припаркуйся наверху.
   Он согласно мотнул головой, ободряюще присвистнул.
   — Так ты наконец собралась побить Камерона в его логове? — Марио решительно нажал на газ, несколько раз крутанул ручку. — Храбрая леди!
   Большой мотороллер пролетел мимо покатого спортивного автомобиля Джошуа и начал вскарабкиваться на Юнион-стрит.
   — Идиоты! Хитер, не бери пример с этих ненормальных!
   Дочь вздохнула.
   — Да с ним хоть кто поедет. Пап, ты же видишь, какой он крутой. Ух!
   Вместо того чтобы поддержать разговор, Джошуа надулся и замолчал. Руками цепко ухватился за обтянутый кожей руль.
   — Пап…
   Джошуа не слышал дочь. До дома оставалось несколько кварталов. Он отвлекся, разглядывая нескладную девчонку в зеленых шортах на заднем сиденье мотороллера.
   Пряди шелковистых рыжих волос выбивались из-под черного шлема и рассыпались по облегающей зеленой тенниске. Эта дуреха держала клетку с птицей.
   Зажегся зеленый свет. Водитель мотороллера и девчонка рванули вверх по улице. С шумом повернули на Монтгомери-стрит. Джошуа тоже свернул и удивился, когда мотороллер припарковался на свободном месте как раз за его гаражом.
   Девушка слезла с сиденья первая и осторожно поставила на землю клетку с птицей. Когда она выпрямилась, то оказалось, что не такая уж она нескладная. Стройные ноги. Медленно сняла шлем.
   Ее рыжие волосы в лучах предзакатного солнца были огненными. Она заметила его за рулем машины и оцепенела.
   Хани Родригес!
   Почти мгновенно его раздраженность преобразилась в ненависть и к ней, и к ее мускулистому панку.
   Безалаберная, подумал с отвращением Джошуа, открывая автоматическую дверь гаража.
   Панк снял шлем, перегнулся через мотороллер.
   У него отменные волосы. Руки загорелые и сильные. На взгляд ему было двадцать два.
   — Ишь ты! — не удержалась Хитер. — Ты заметил?
   — Что?
   — Мальчишка-то недурственный.
   Джошуа ужаснулся, поняв, что Хитер не спускает глаз со стройного компаньона Хани.
   — Интересно, где они живут?
   Джошуа даже фыркнул от возмущения, заметив, с какой беспардонностью панк взглянул на Хитер, с какой наглостью коснулся талии Хани.
   Джошуа нажал на педаль газа, въехал в гараж и ткнул в кнопку автоматического закрывания дверей.
   Раздраженно повернулся к дочери.
   — Выброси этого парня из головы. У него уже есть девушка.
   — Отец, она слишком стара для него.
   — Душечка, не тебе судить.
   Из окна кухни Джошуа мог видеть бухту, но и окно Хани, за которым находилась спальня, тоже хорошо просматривалось.
   Загорелся свет, и, как это бывало прежде, Хани оперлась о подоконник и с минуту вглядывалась в его дом. Затем к ней присоединился панк. Она медленно повернулась, нежно погладила его по щеке.
   Какое-то время они возбужденно переговаривались. Мускулистой рукой парень резко опустил жалюзи, неотчетливо замелькали их тени. Джошуа был вне себя от бешенства.
   Она позволила этому молодому панку жить у себя?
   Поднимаясь в свой кабинет, Джошуа почувствовал приступ дурноты.
   На душе было гадко.
   Очень гадко.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

   На следующее утро Джошуа чувствовал себя отвратительно. Он судорожно схватил чашку с черным кофе, газету, подшивку с документами о сети отелей Уатта. Медленно поднялся по лестнице на верхний этаж, вышел на террасу.
   До приезда Хитер он по субботам обычно с утра ездил в офис. Сейчас же работал дома. Накануне вечером, прямо после ужина, приехала подруга Хитер. Ее отец, высадив девочку у входа в дом, тут же отъехал. Джошуа не успел даже ничего возразить. И поскольку он был не в состоянии вести машину, Хитер выиграла еще одно сражение.
   Сев за журнальный столик, Джошуа быстро взглянул на первую полосу газеты. Его внимание привлек заголовок вверху: Гибель Сэма Дугласа.